Текст книги "Как стать маньяком. История жертвы обвинения"

Глава 22

 
Татуировки – память тела —
Нанесены рукой умелой.
Они не только портят шкуру —
Видна в них часто вся натура
И человеческая боль…
 

На левой руке Сани красовались две татуировки – на наружной стороне запястья было выбито подобие солнца, всходящего то ли над волнами, то ли над крыльями чайки. Больше было похоже именно на крылья, хотя в изначальном замысле значились волны. А вокруг этого рисунка были слова: «Gott mit uns» – т. е. «Бог с нами» на немецком языке. По крайней мере, именно так перевели эту фразу Санины «коллеги» по камере на малолетке.

Трудно сейчас сказать – почему тогда молодой ещё Сашка решил увековечить на своём теле именно эту фразу, некогда украшавшую бляхи на ремнях немецких солдат? Скорее всего – обычное позёрство (смешанное с шоком от только что полученной судимости!) молодого пацана, которого в тот день гуманный советский суд приговорил к 4 годам лишения свободы в ВТК (воспитательно-трудовой колонии) усиленного режима.

А на внутренней стороне предплечья красовалась роза, проткнутая шпагой. Это тату появилось у него, когда он сидел под следствием вторично. Тогда его, молодого дурака, решили выставить ответчиком за свои грехи две его подружки, с одной из которых парня объединял безудержный секс. Санёк не был силён в тюремной символике, но сосед по камере – неплохой, в общем-то художник, промышлявший татуировками – рассказал, что наколка эта означает «смерть блядству!». Ну а поскольку Сашка был очень зол на этих двух… подружек, то счёл такой рисунок очень подходящим для того, чтобы всегда напоминать себе о возможных последствиях общения с … девушками лёгкого поведения.

Тогда он сам для себя решил, что если в дальнейшем ему случится заполучить ещё одну судимость, то и она будет отмечена татуировкой. Но ко времени своей третьей судимости у него уже не было желания заниматься подобной ерундой. Да и вообще… после оглашения приговора: «15 лет строгого режима!», ни во что хорошее уже не верилось. В частности, Саша тогда и не думал, что однажды он всё-таки выберется на свет Божий из этих заплёванных тюремных стен, пропитанных запахом мочи и «бычков». И уж совсем он не вспоминал об однажды данном самому себе обещанию – каждую судимость отмечать татуировкой. Единственное чувство, которое владело тогда им целиком – отчаяние.

Потом, когда прошёл первый шок и Саня стал обживаться в новом качестве, у него не было времени заниматься всякой ерундой – надо было расширять свой тамошний «бизнес», чтобы хоть как-то сводить концы с концами и не зависеть от чьей-то милостыни. Ну а ещё позже он просто вспомнил, что ему уже перевалило за тридцать и пора бы отойти от «тюремной романтики» и подумать о вещах более актуальных на сегодняшний день. А прошлое… теперь надо было думать о будущем, хоть и не особенно верилось, что оно у Сани есть.

Хотя однажды он чуть было не поддался искушению и не сделал ещё одну наколку. Остановило, наверное, то, что не слышал Саня о такой наколке «Смерть крысам![23]23
  Крысами в зоне, тюрьме (и не только там), называют тех, кто ворует у своих.


[Закрыть]».

Появилось такое желание у него после интересного случая…

Приходит ему как-то письмо от родителей, что выслали они ему посылку. Саня, естественно, поделился радостной новостью со своим тогдашним знакомым – «Захаром». (Личностью тот был довольно ограниченной и не слишком приятной, но в начале срока будущий канцелярский работник ещё не был избалован вниманием, а человеку свойственно стремиться к компании). Потом проходит где-то неделя, а посылки нет. «Ну и ладно! – подумал Саня – придёт на следующей неделе», и с уверенностью занял несколько пачек сигарет и немного чая. Но такая же ерунда была и на следующей неделе. Потом прошла и ещё одна. И тогда Саня пишет письмо домой с примерно такими словами: «Я ведь вас ни о чём не просил, вы сами пообещали. Зачем такие шутки?!». А в ответ получает письмо от отца: «Мол, ты, такой-сякой-нехороший, проигрался в карты, а рассчитываться я за тебя должен?!», к которому была приложена официальная справка с Харьковского почтампа, что такого-то числа на такое-то имя была выслана посылка такого-то веса. Саня сначала опешил, а потом с этой бумагой подошёл к одному своему земляку, имеющему некоторый вес в тамошней среде. Тот обещал помочь. И вот на следующее утро подбегает к Сане дневальный и зовёт в каптёрку завхоза. А там, как оказалось, сидел ещё и офицер – начальник оперативной части, который с улыбкой посмотрел на Саню и сказал:

– Ну что, «Маньяк» – тебя ведь так кличут зэки?

Саня только кивнул в ответ.

– Посылку твою съели без тебя. Но ты сам виноват – нечего заводить знакомство с кем попало.

В ответ на недоумённый Санин взгляд, опер продолжил:

– Ты ведь рассказал ему о том, что ждёшь посылку? А он перед выдачей подошёл к своему земляку – при этих словах опер показал на присутствовавшего здесь неизвестного Сане зэка, – имевшему определённый вес среди зэков и администрации, и попросил его посодействовать в получении посылки без очереди за определённую плату. Тот согласился… Короче – твоя посылка пошла на нужды «Захара». Но ты его не трогай – эта скотина час назад залезла на дерево под штабом колонии и стала верещать о том, что «Маньяк», т. е. ты, обещал его поиметь избить и зарезать в конце концов.

– Да я и не догадывался о такой подлянке – промямлил Саня.

– В общем, не трогай ты его! А посылку тебе возмести вот он, – и опер указал на незнакомого зэка. – На будущее – внимательнее относись к выбору знакомых. А то ведь лохов здесь любят и доят безбожно!

…А потом, спустя примерно полгода, приходит Сане снова посылка. Пошёл он её получать. А там очередь нереальная.

Тут надо сказать Саня вообще не любил очереди. Посмотрел Санёк, подумал и хотел уже возвращаться на барак. В конце концов никуда, коль пришла, посылка не денется (хоть и не слишком обнадёживающе это прозвучало после событий шестимесячной давности!) – выдадут. Но вдруг он увидел того самого зэка, который рассчитывался с ним за украденную посылку. Димон, так его звали, работал на электрокаре, перевозившей по зоне различные грузы. В том числе в его обязанности входило раз в неделю привести на пункт выдачи посылки с контрольного КПП. Не удивительно поэтому, что ему легко было договориться с мусорами о внеочередной выдаче для кого-то.

За последние шесть месяцев Саня более-менее сдружился с Димоном. Во всяком случае счёл возможным окликнуть его и спросить:

– Дима, не поможешь посылку получить? Эта уже на моё имя – жена прислала, – поспешил он успокоить водилу-карщика.

Но того аж передёрнуло от такой просьбы:

– Не, Санёк, я больше в таких делах не помогаю. А всё из-за таких вот мудаков! – с какой-то исступлённой злобой прорычал Димон.

– Это ты о чём, – не понял Саня.

– Да я после того случая с тобой ещё раз вляпался – ещё одному земляку помог. А он тоже мразью оказался и пришлось мне снова выплачивать ориентировочную стоимость посылки. Поэтому – извини, но от посылок я теперь стараюсь держаться подальше…

Теперь же Саня стеснялся своих татуировок. И не потому, что они выдавали в нём судимого человека – сегодня очень многие носили на своём теле те или иные отметки. Но они, в отличие от Саниных, отличались более художественным подходом и делались для украшения, а не в память о каких-то событиях дней минувших. Да и не тянуло его уже на такие дешёвые «выпендросы» – к 40 годам пора было и поумнеть уже!

К тому же, в данном случае странным было то, что Санины родители никак не отреагировали на татуировки ни в первый, ни во второй раз – создавалось такое впечатление, что их вполне устраивало такое положение вещей и они ничего не хотели делать для того, чтобы изменить ситуацию. Ход их рассуждений был примерно таким: «Сын вязнет в тюремном болоте? Что ж, он сам выбрал эту тропинку, и мы не будем прилагать усилий, чтобы его вытащить. А всё своё внимание отдадим дочке, которая будет достойной наследницей наших интересов». И на протянутые к ним руки они не обратили никакого внимания.

Жалко, что денег вечно не хватало – теперь ведь ничего не делается бесплатно, а то можно было бы поверх этой тюремной ерунды нанести какой-то вычурный рисунок. Хотя… пусть они остаются с ним, как напоминание о том, что не всегда он был таким уравновешенным и способным к здравому размышлению. И когда его в следующий раз потянет на приключения, пусть эти наколки заставят внимательнее относиться к тем, кто находится рядом; пусть напомнят о том, что не всему увиденному и услышанному верить, чтобы не жалеть впоследствии о случившемся.

Вот ведь какая ерунда получается! – его обвинили в страшном преступлении, и это искалечило его жизнь, а он жалеет о какой-то наколке. Но фокус в том, что преступление на него повесили насильно, поэтому совесть Саню не мучила. А вот наколки он сделал сам, по собственной воле. Это его личный выбор, свидетельство которого он несёт теперь по жизни. И он… не был рад тому, что в своё время отметил свою руку этими «художествами». А то, что тогда он был молод – не оправдание. Люди в том возрасте полками командовали, свой бизнес разворачивали, а он… верил словам папеньки о том, что ни на что не годен и тупо плыл по течению.

Саня тогда был совершенно уверен в собственной никчемности. Ведь именно это ему внушал отец с малых лет. И папаша преуспел в своих начинаниях – открыто мальчишка никогда не признавал своей ущербности, но в подсознании отложились слова отца о том, что впереди такому тупому созданию не светит ничего хорошего… Знать бы тогда Сане, что очень многое зависит от внутренней установки, что успех наш определяет вера в него! Что бы ни случилось – необходимо верить в собственные силы и непременную победу в предстоящих сражениях!

Куда вынесет… вот и вынесло! К возрасту Христа на его лбу маячил не венец страдания, а позорное клеймо «маньяка». И лишь впоследствии, по прошествии многих лет, он сумел поставить себя так, чтобы своё тюремное «имя» называть спокойно, даже с гордостью.

Был один характерный эпизод – зэки гуляли по локальному сектору в ожидании проверки, маясь бездельем. Не был исключением и Саня. От нечего делать подошёл он к стенду, где для всеобщего обозрения вывесили местную газету. А в ней на последней странице рубрика «Знакомства». Он довольно иронически относился к подобным брачным объявлениям, но от скуки начал читать. Каково же было его удивление, когда он узнал, что одно из объявлений принадлежит его соседу по бараку – ночному дневальному, который был парнем нелюдимым, что называется – «себе на уме». Никто бы не сказал, что он способен на такой «подвиг». Тем не менее объявление было и в нём значилось: «Молодой, симпатичный мужчина, случайно (не убийца, не насильник, не маньяк) оказавшийся в МЛС, для создания семьи познакомится с женщиной…» Дальше Саша не читал – стало смешно. А тут как раз и парень этот идёт навстречу с умным видом. Ну и Саню понесло:

– Слышь, Толян! А давай с тобой поспорим на пачку хороших сигарет, скажем, и 100 грамм хорошего чая, что я дам объявление в ту же газету, но содержание будет с точностью до наоборот «урод, убийца, насильник, маньяк – причём «Маньяк» напишу с большой буквы! – познакомится…» – и ответов мне придёт больше, чем на твоё объявление.

Толян хотел в ответ что-то съязвить, но вовремя вспомнил, что переписка с женщинами, составление писем для тех, кто не владеет эпистолярным жанром, была одной из статей Саниного заработка, и тягаться с ним в этом было глупо. Поэтому он только проворчал что-то и пошёл в другую сторону.

Впоследствии веяния современности коснулись этих краёв. И Саня стал одним из тех, о ком администрация знала, но не подавала виду – счастливым обладателем мобильного телефона – Санины руки для ментов были важнее возможности отобрать у зэка телефон… общение с прекрасным полом стало ещё доступнее – он никогда ничего не врал и не обещал так называемым «заочкам». Выбирал себе тех, с кем можно было поговорить почти на любую тему, и не скрывал, что сроку у него 15 лет, что зовут его здесь «Маньяком», а обвинение было построено на изнасиловании и убийстве какой-то девчонки. Сразу оговаривал, что он женат – а он на тот момент действительно официально был женат – и не собирается ни на ком жениться. Но скрасить опостылевшее одиночество они могут, если покажутся интересными друг другу.

Саша не уподоблялся другим «женихам» и никогда не просил своих подружек выслать посылку или бандероль – и не потому, что он есть не хотел или был таким порядочным. Вовсе нет. Но круг его интересов не исчерпывался материальными проблемами. Для пропитания физического ему худо-бедно и баланды хватало. К тому же имел он и дополнительный доход. А вот поговорить по душам было не с кем даже в прозе, не говоря уж о стихах.

Если бы он начал читать стихи своему собеседнику в зоне, то его бы, в лучшем случае, сочли бы дурачком. А вот «заочки» с благодарностью получали его письма, и этого Сане было достаточно, в каждом из которых обязательно были стихи и какой-нибудь рисунок – хотя бы простенький орнамент по краю страницы. И это значило для него намного больше, чем кусок сала или колбасы.

К тому же, Саня был им благодарен за то, что они воспринимают его с радостью, несмотря на татуировки или беззубый рот. Они-то его не видели (если быть до конца честным) никогда, конечно, и вряд ли когда-то увидят, но это был уже другой вопрос. А сейчас они общались с ним таким, какой он есть на сегодняшний день, и были довольны этим общением.

Они были своеобразной отдушиной друг другу…

Глава 23

 
Бывают шутки разные —
И чистые, и грязные,
Смешные и не очень,
И днём, и среди ночи…
 

Не секрет, что развлечений в подобных местах было недостаточно. Такой подход в пенитенциарной[24]24
  От латин. рoenitens – раскаивающийся, покаянный.


[Закрыть] системе планировался изначально, чтобы заключённые как можно полнее прочувствовали свою изоляцию от мира. И вполне естественно, что находящиеся за решёткой всячески сопротивлялись этому.

Лучше всего справлялись с этой задачей малолетки, которые под руководством паханов[25]25
  В каждой камере малолеток администрация СИЗО поселяла по паре взрослых мужиков. Которые, как подразумевалось, должны были следить за порядком. На деле же именно они часто выступали инициаторами всяческой ерунды, умело влияя на юные мозги.


[Закрыть] придумали целую систему так называемой «прописки» – когда на вновь прибывшего юнца обрушивался целый шквал прикольных, и не очень, вопросов и загадок. Целью этого мероприятия являлось развлечение заскучавшего народа.

Считалось, что каждый из приколов пропитан неотразимым юмором. Хотя на деле от таких развлечений за версту разило примитивной жестокостью. Но судите сами…

Одной из самых безобидных «игр» было «вырезание аппендицита». Вполне естественно, что новичку задавалось множество вопросов для выяснения личности. А среди них, как бы невзначай, его спрашивали: «Тебе аппендицит вырезали?» И если ответ был отрицательный, то ему тут же в первую очередь внушали, что от воспаления аппендикса тут уже умерло множество народу. Поскольку местный лекарь – обязательно редкая сволочь.

Затем, если новенький «клевал» на подобную ерунду, ему тут же рассказывали о его необыкновенном везении – якобы один из паханов до посадки был хирургом и с легкостью справится с подобной операцией. Тут же находились и те, кто уже якобы перенес подобную операцию и прекрасно себя чувствовал. А заодно рассказывалось и о тех, кто отказался от помощи и скончался в ужасных муках.

Наслушавшись подобных страшилок и обнадёживающих прогнозов, новичок соглашался на «операцию». И вот тут-то и начинался главный прикол – «пациента» укладывали на лавку или на нары, предварительно сдернув матрацы. Мол, вдруг кровь пойдет – чтобы не забрызгать казенное имущество. Потом ему в обязательном порядке завязывали глаза. «Чтобы не было страшно при виде ножа, ведь наркоза здесь взять негде». Естественно, нож предварительно показывали и даже затачивали на виду у «больного».

После чего несколько человек удерживали руки и ноги «оперируемого». И вот наступал момент, когда новичок чувствовал прикосновение ножа к своему обнажённому животу, затем резкое движение лезвия. Затем на тело в месте «надреза» проливалось что-то теплое, а кто-то из присутствующих подавал реплику: «Смотрите, у него кровь пошла!». В общем, нагнетали атмосферу, как могли.

В итоге те, кто послабее, просто теряли сознание, другие с истерическими криками вскакивали и срывали повязку с глаз… и вся камера начинала дружно смеяться – ведь операции никто и не думал проводить. Просто новичку (у которого, напомню, завязаны глаза) кто-нибудь быстро проводил по телу тонким концом карандаша или ручки, имитируя надрез. А другой в то же время выливал на место «надреза» немного подогретой воды…

Более изощрённое издевательство имело не такое страшное название: «Перетягивание канатиков». А заключалось оно в следующем – вновь прибывшему разъясняли правила игры, в ходе которой ему давали так называемый канатик[26]26
  Тонкая верёвка, сплетённая вручную из подручных материалов.


[Закрыть] с петлёй на одном конце и объясняли, что петлю он должен одеть себе на мошонку. При этом напротив, обычно, стоял ещё один малолетка, изображая из себя такого же новичка, прибывшего, скажем, всего на день раньше. Он также, на глазах у испытуемого, одевал себе на мошонку петлю. Затем им объяснялись «права»: «Каждому из вас в руки будет дан второй конец канатика, который петлёй удерживает мошонку противника – его и предстоит тянуть. Выигрывает тот, кто дольше вытерпит».

После этого обоим (вначале противнику, чтобы новичок видел) завязывали глаза и давали в руки канатик оппонента. На деле же, после того, как у испытуемого глаза были завязаны, его противник снимал петлю со своего «хозяйства». А веревочку новичка обводили вокруг опорного столбика второго яруса нар и давали ему же в руки с криком: «Тяните!».

Чаще всего новенький поначалу стеснялся тянуть своего противника за яички. Но кто-нибудь из толпы тогда брался за канатик и довольно сильно тянул. Естественно, создавалось полное впечатление, что тянет оппонент. В голове новичка, обожжённой лёгкой болью, мелькала мысль: «Раз ты меня не жалеешь, то и я стесняться не буду!» и он начинал тянуть… собственные гениталии.

Испытав боль, он с матами уже начинал тянуть сильнее, но и «противник» делал то же самое. Зрители начинали смеяться и давать советы. В то время как у новичка пот выступал на лбу, а мошонка наливалась синевой…

Заканчивалась обычно такая «игра» после того, как испытуемый сдавался. Хотя в редких случаях находились идиоты, продолжавшие упорно тянуть канатик, считая, что таким образом они доставляют боль своему оппоненту…

Но это малолетки. А взрослые, да ещё на строгом режиме, уже устали от жизни и ментовских наворотов. Поэтому на жизнь смотрели без особых претензий и попросту хотели отдохнуть, расслабиться. А какое тут расслабление? – большая часть с удовольствием предавалась просмотру телепередач. Правильнее будет сказать – просмотру телевизора, поскольку они не столько смотрели, сколько клацали пультом с канала на канал.

Саня, к примеру, не следовал общим привычкам и не пропадал всё свободное время у экрана телевизора. Да и некогда ему было за повседневной суетой. Но один день в неделю, вечером в пятницу, он в обязательном порядке с удовольствием проводил пару часов за просмотром передачи, которую, пожалуй, единственную зэки смотрели с удовольствием от начала до конца – «Украина имеет таланты».

По времени начиналась она сразу после вечерней проверки, которая проводилась «по карточкам» – т. е. дежурный инспектор, или офицер, становился с карточками[27]27
  На такой карточке имеется фото каждого осужденного, его Ф.И.О., статьи, по которым осуждён и назначенный ему срок.


[Закрыть] на пороге барака и зачитывал фамилии. В ответ тот, чья фамилия была названа, называл свои имя-отчество и мимо работника колонии проходил в помещение. В некоторых случаях, когда этот работник хотел повыпендриваться, показать своё никому не нужное «я», он требовал называть полностью всё, что было указано на карточке. Тогда проверка затягивалась.

Понятно, что Санина карточка каждый раз оказывалась в разном месте «колоды» и заходил он на барак или в числе первых, или в числе последних. В этом случае места в комнате ПВР[28]28
  Политико-воспитательной работы.


[Закрыть] уже были заняты. Иногда даже стать было негде. Поэтому Саня стал каждую пятницу платить одному продвинутому человечку на своём бараке, который пользовался определёнными привилегиями и не выходил на вечернюю проверку.

А тот за эту плату занимал Сане одно из лучших мест перед телевизором, и можно было не спешить. Хотя, самые лучшие места, конечно, доставались козлам и блатным. Первые из них занимали ближний к телевизору ряд по левую сторону, а вторые по правую. Эти две категории отличались прежде всего тем, что чуть ли не ежеминутно в полный голос подавали реплики о происходящем на экране. Совершенно не обращая внимания на то, что своими «глубокомысленными комментариями мешают остальным.

Но, несмотря ни на что, Саня получал огромное удовольствие от этой программы. Иногда только становилось грустно – когда он понимал, что мог бы сейчас не сидеть перед экраном телевизора в зоне, а принимать участие в одном из таких конкурсов. Только, видать, заслужил он такую участь – использовать свои способности при написании контрольных или курсовых для администрации, или объясняясь в любви чужой заочке.

Так вот и тянулся срок…