Текст книги "Бульварное чтиво. Повести и рассказы"

Ближе к вечеру уличные звуки сменили тональность. На смену визжащим тормозами автомобилям пришли тихие обрывки бесед, сонные свистки регулировщика и плач ребенка, загоняемого домой крикливой мамашей. Шокуров отложил в сторону отчет о поездке и смотрел на оседающее за крыши домов солнце. Облака из перламутра окрасились в пурпур, глыбами свалились у горизонта.

Вениамин немного постоял у растворенного окна, задернул занавеску и достал из секретера табакерку. Ветерок еле-еле колыхал прозрачный тюль, сквозь который в комнату заползала белая ночь. Вениамин присел на диван, набил трубку и раскурил ее.

Эйфория не заставила себя ждать. Приятный сквозняк обласкал лицо и заполз под расстегнутый ворот рубахи. Казалось, что это не ветер, а женская рука гладит его. Вениамин открыл глаза. Над ним висело светящееся марево. Оно медленно поплыло в центр комнаты и приняло облик восточной красавицы. Облаченная в шаровары и бюстгальтер из шелковой паутины дева поклонилась. Длинные ресницы ее дрогнули и застенчиво опустились. Девушка подошла ближе. Звон невидимых колокольчиков стал громче и незаметно превратился в волшебный мотив. Гостья загадочно улыбнулась и стала исполнять танец живота. Желая лучше рассмотреть ее, Вениамин приподнялся на локтях, изумление усилилось. Девушка, грациозно двигаясь, раздвоилась. Теперь дуэт очаровательных созданий извивался в полумраке и обольщал его. Танцовщицы парили в воздухе, едва касаясь пола. Шокуров поднялся с дивана и хотел присоединиться, но девушки жестами показали, что не стоит спешить – всему свое время. Они избавлялись от невесомых одежд, поражали откровенными, доходящими до непристойности движениями. В предвкушении любовных игрищ Шокуров разомлел. Его ожидания нарушил резкий порыв ветра. Он расшвырял по комнате исписанные листы, в беспорядке лежащие на столе, и превратил сказочных женщин в дым.

Вениамин ловил молочные струи, но они просачивались сквозь пальцы. Тщетность усилий заставила Шокурова обреченно взмахнуть руками. К вящему удивлению он взмыл подобно птице и вылетел в проем окна. Под ним, в россыпях огней, спал город. Вениамин полетел к озеру. Огромная луна отражалась в амальгаме водоема. Восхищаясь ее приглушенным светом, покачивали метелками соцветий камыши. Белоснежные кувшинки с сомкнутыми лепестками дополняли красоту летней ночи. Шокуров парил над озером и искал пропавших соблазнительниц. Тихий всплеск привлек внимание Вениамина. Абсолютно не стесняясь своей наготы, девушки манили его к себе. Их мокрые тела переливались, словно выточенные из горного хрусталя. Груди выглядели до того соблазнительно, что Шокуров захотел припасть к ним губами. Смутное предчувствие беды подсказывало, что это лишнее. Начинало светать. Вениамин сделал прощальный круг и полетел обратно.

Располосованный лентами дорог город встречал утро. Фонари погасли, по улицам ползли похожие на огромных жуков поливальные машины. Вениамин без труда отыскал свой дом, влетел в распахнутое окно и рухнул на диван. На какое-то мгновение он провалился в небытие, но быстро пришел в себя. Глядя в потолок, воскресил в памяти яркие образы и ощущения, испытанные ночью. «В мире нет ничего, кроме Великой Пустоты. В ней человеческое воображение рисует все, в чем нуждается» – вспомнил он слова Будды. Хотелось валяться и фантазировать, рисовать в воображении сцены продолжения изумительной ночи, но дела принуждали к другому – банальному и утомительному.

Шокуров принял душ и решил закончить отчет. Собрав с пола разбросанные ветром листы, он сел за стол к печатной машинке.

Дело не клеилось. Мысли о ночных красавицах мешали сосредоточиться. Вениамин открыл коробочку, взял щепоть табака; не раздумывая, набил трубку и чиркнул спичкой.

За окнами, пугая пешеходов кряканьем клаксонов, мчались машины. Дуя в свисток, их движением руководил постовой.

С каждым глотком дыма Вениамин погружался в мир иллюзий. Опьяненный мозг балансировал на грани реальности и галлюцинаций. Потолок комнаты принял форму расписанного причудливыми арабесками купола. «Началось!» – Шокуров ждал продолжения ночи. Настойчивый стук в дверь развеял видения. Подниматься не хотелось, и Вениамин продолжал лежать. Скрипнули дверные петли, и по квартире пробежался сквозняк. «Вроде на ключ запирал. Как же так?» – мелькнула мысль. Из прихожей в комнату вошел мужик в полосатом халате и тюбетейке.

– Кто вы? – Шокуров еле ворочал пересохшим языком.

– Хозяин грез, – пошутил незнакомец.

Подвинув ноги Вениамина, он присел на краешек дивана.

– Не утруждайте себя, лежите. Я ненадолго.

– Чем обязан? – вяло поинтересовался Шокуров.

– Я, собственно, вот по какому вопросу: Вы ночью воспользовались услугами моих наложниц. Рассчитаться бы надо!

– О чем вы? – Шокуров скорчил гримасу непонимания.

– Не стоит делать удивленное лицо и корчить из себя праведника! Танцы смотрели? Смотрели! Вас ласкали? Ласкали! Ну чего вы выкаблучиваетесь?

Шокуров присел, голова тут же налилась свинцом.

– Какие ласки? Подумаешь, погладила по руке!

Мужчина снял тюбетейку и скомкал ее в кулаке.

– Я вам верю, верю. Но Зара уверяет, что было не только это! Ее слова подтверждает Фатима!

– Врут обе! Они сбежали, как только я хотел…

– Так все-таки хотели! Драгоценные мои, идите сюда! – позвал незнакомец.

В ту же секунду появились излишне раскрепощенные накануне красавицы и встали возле секретера.

– Скажи, Зара, что происходило здесь накануне?

– Мы танцевали для этого господина. Он нас ловил, хватал за все, за что можно ухватить. Завалил на диван и… – девушка осеклась и прикрыла руками пунцовое лицо.

– Статьей попахивает! Вам не кажется? – Не мигая, мужчина посмотрел на растерянного члена Географического Общества.

– Как не стыдно оговаривать уважаемого человека? – Шокуров ринулся в атаку. – Я жаловаться буду!

Зара скинула бретельки. На ее груди сияли два засоса.

– Это я сама поставила? – нахально спросила она. – Может, пройти медицинское освидетельствование и поставить вас перед фактом изнасилования?

Резкий поворот событий вызвал у Вениамина мандраж. «Вдруг, действительно, переборщил? – в душе Шокурова заворочалось сомнение. – Не дай бог общественность узнает, начнут сплетничать. Очень некрасиво получится!»

– Назовите сумму, я заплачу! – произнес он, желая покончить с нелепой историей раз и навсегда.

– Что вы, сударь! Какие деньги? Зачем они обитателям грез? Мы питаемся чужими эмоциями, – мужчина очистил трубку от пепла, набил ее заново и протянул Вениамину. – Курите!

Пока Шокуров давился дымом, гость осмотрелся. Недовольно покачав головой, он щелкнул пальцами. Комната вновь приобрела форму шатра. Вениамин сидел на ковре в красных шароварах и атласном архалыге. Его голову украшала расшитая золотом феска. Трубку заменил кальян. Изумившись перевоплощению, Шокуров взглянул на гостя. Тот совершенно не отреагировал на волшебство и жестом руки успокоил его.

– Теперь, уважаемый Вениамин-ага, ты у нас в гостях! Проси, чего душа желает. Восток щедр и сказочно богат на изысканные наслаждения!

Не понятно где зазвенели колокольчики, подкрепленные боем дарбука и плачем зурны. Полуобнаженная Зара поставила перед Шокуровым поднос с фруктами и начала извиваться змеей. Дотрагиваясь до Вениамина, она кокетливо стреляла глазами. Шокуров испытывал непреодолимое желание обладать ею и готов был отдать жизнь за ночь любви.

Густой патокой тьма стекала с небес. Мужик в халате исчез, оставив Вениамина наедине с наложницами. Танцы прекратились, одалиски зажгли благовония и прилегли рядом. Их ловкие пальцы умело раздевали нового повелителя. Млея от наслаждения, Шокуров перестал контролировать ситуацию.

Председатель Географического Общества нервно постукивал по столу огрызком карандаша.

– Черт побери, куда запропастился Шокуров?! – Он повернулся к секретарше. – Возьми служебное авто. Слетай к этому землепроходцу. Может, в запой ушел?! Если так, то забери отчет.

К полудню небо выплакалось. Посветлев, оно смотрелось в зеркало из собственных слез. Пропитанная влагой листва отяжелела и вяло реагировала на дыхание улицы. Бездомная собака с лишаем на боку торопливо лакала из лужи. Внезапно она подняла морду, прислушалась к приближающимся голосам. Как-то нелепо, боком, дворняга побежала прочь.

– В домоуправлении запасные ключи должны быть! – на ходу говорила участковому женщина в строгой блузке.

Милиционер постучал в дверь носком сапога и прислушался.

– Тихо, как в могиле. Открывай! – распорядился он и пропустил вперед дворника с запасными ключами.

Секретарша и приглашенные в качестве понятых соседки с нетерпением ждали развязки. Дворник отпер дверь. Отстранив его, участковый первым вошел в квартиру. Шокуров лежал на диване, возле него на полу валялась курительная трубка.

– Ай-ай-ай! Дрыхнет и плюет на весь коллектив! – съязвила секретарша, грубо тряхнула его за плечо и отдернула руку. – Он это, кажется, того…

Милиционер убедился в отсутствии пульса, повернулся к дворнику. Тот все понял без слов и убежал вызывать труповозку.

«Господи! Почему так холодно и жестко?» – Вениамин свесил с каталки ноги. Вокруг стояли передвижные лежанки со спящими людьми. «Где это я? Неужели опять лихорадка?» – он спустился на кафельный пол и на цыпочках подошел к соседу. Осторожно приподнял край простыни. Из-под нее выглянуло заостренное лицо мертвеца. Шокуров в ужасе отпрянул. Стуча зубами, выскочил в коридор. Как он оказался в морге, было непонятно. Все, что отложилось в памяти, так это оргия в богато украшенном шатре.

Вениамин закоулками добрался до дома. Его встретила опечатанная бумажной лентой дверь. За притолокой был запасной ключ. Оторвав проштампованную бумажку, Шокуров проник в квартиру,

сложил в папку недописанный отчет и задумался: «Боже мой, что же председателю сказать?» – хмуря лоб, он спустился во двор.

Фойе Географического Общества встретило скорбной тишиной и до боли знакомым портретом в траурной рамке. Под ним лежали свежие цветы. Шокурову стало тоскливо, будто собрались хоронить не его, а более близкого и дорогого ему человека. Уборщица не замечала усопшего, явившегося попрощаться с коллективом, и продолжала болтать с какой-то женщиной.

– Царствие ему небесное! – прошептала она.

– Да уж! Заснул и не проснулся. Легкая смерть! А председатель как отреагировал? Столько денег вбухали в командировку, а он даже не отчитался.

Уборщица оперлась на швабру, как на посох.

– А что председатель? Уволили его давеча! Плохо справлялся с обязанностями, приписками занимался. Посадят, наверное! Вместо него другого прислали. Строгий, взгляд холодный, рыбий! – Ее невольно передернуло. – На нерусского похож.

Шокуров перестал слушать бабий треп и поднялся по лестнице. У кабинета он причесался и с опаской толкнул дверь. Новенькая секретарша поливала цветы. Вениамин хотел обратиться к ней, но раздумал. «Будь что будет!» – он собрал силу воли в кулак и шагнул навстречу судьбе.

В кабинете за столом председателя сидел мужчина восточного типа. Он грыз карандаш и просматривал прессу. Шокуров поднес к губам кулак и кхекнул. Мужчина оторвался от чтения, окинул вошедшего взглядом.

У Вениамина создалось впечатление, что они уже встречались.

– Простите, мы с вами не знакомы? – спросил он, изучая лицо нового председателя.

– Ну что вы?! Я только заступил на должность. А вас, как я понимаю, готовят к встрече с вечностью?! – Он засмеялся.

Вениамин протянул руку и представился:

– Шокуров! Я определенно где-то вас встречал!

– Ах, оставьте домыслы!

Вместо ответа на рукопожатие мужчина позвонил в колокольчик и крикнул в пустоту:

– Зара, сделай кофе!

Ангелы из «Гильдии добра»

Вот уж пару недель, как, следуя настоятельному совету врача, Силантий Николаевич Коровин бросил курить и употреблять алкоголь, отчего возненавидел весь белый свет, особенно по утрам. Жизнь его, и без того не выдающаяся, совсем потеряла краски и вкус. То есть вкус-то остался, но только во рту, и какой-то затхлый, будто от просроченных, заплесневевших продуктов. Манера крутить цигарки из тонкой рисовой бумаги, набивая ее душистым табаком с перемолотыми в старинной кофемолке косточками бергамотовой груши, осталась, но ее нынешняя бесполезность еще больше раздражала Коровина, а то и вовсе ввергала в кручину и мизантропию.

Время от времени его посещали гастрономические сны, в которых он выпивал множество ликеров и наливок, приготовленных бывшей тещей, чье имя Коровин похоронил где-то в памяти. На эксгумацию имени уходили все силы, и от этого пробуждение было тяжелым. Утром он вставал совершенно разбитый и всерьез подумывал о суициде. Однажды он даже поехал в хозяйственный магазин, прикупить капроновую веревку и кусок земляничного мыла. В троллейбусе рядом с ним покачивалась особа лет тридцати пяти в суконном пальто. Как бы невзначай, она прижималась к Коровину и кокетливо строила глазки.

Запах приторных духов и давно забытых ощущений вызвал у него легкое головокружение. Виски заломило, пепельные бакенбарды распушились и стали похожи на заячьи лапки. Меланхолия отступила. Силантий Николаевич забыл о ненависти ко всему окружающему. Напротив, оно, это самое окружающее, показалось прекрасным и очень ароматным. От внимания к своей персоне Коровин машинально втянул отвисший живот и дрогнувшим голосом предложил встретиться. Губы барышни надулись апельсиновыми дольками, она стыдливо опустила ресницы и назвала адрес.

– Завтра, с утра! – задыхаясь, прохрипел Коровин.

– Хорошо!

Дамочка лукаво прищурила подведенный глаз и выскочила на ближайшей остановке. Поправив берет, она помахала рукой отъезжающему троллейбусу. Тот отсалютовал снопом искр.

Ночью Силантий Николаевич ворочался, то и дело посматривал на часы. Ни свет ни заря он поднялся, прополоскал рот эликсиром изумрудного цвета и надушился до головокружения. Коровин дотошно рассмотрел в зеркале свое отражение, поправил воротничок и пустился в авантюрное путешествие.

Листья ватагами срывались с веток, стегали по выбритому до синевы лицу. Некоторые из них прилипали омерзительной рыбьей чешуей. Коровин брезгливо сдирал их и швырял на тротуар. Миновав сквер, он оказался в малознакомом районе. Вглядываясь в подернутые ржавчиной номера промокших от дождя зданий, отыскал нужный адрес. В пропахшем нечистотами подъезде Коровин потоптался на вышарканном коврике у порога и постучал. Ему открыла карикатурная женщина в полинявшем халате, с махровым полотенцем на голове. Обильно заштукатуренное лицо с кружками огурцов под глазами перекосилось в приветливой улыбке.

– Ой, я в таком виде! – воскликнула она плохо узнаваемым, прокуренным голосом. – Ну что же вы стоите?

Женщина посторонилась, пропуская Коровина, выглянула в подъезд и захлопнула мышеловку.

«От волнения, наверное, осипла!» – Силантий Николаевич слегка опешил. Блесна, на которую он клюнул в общественном транспорте, в домашних условиях выглядела не так уж и соблазнительно! Сунув хозяйке букетик революционных гвоздик, он скинул башмаки. Взопревшие в синтетических носках ноги оставляли на линолеуме влажные, похожие на толстые вопросительные знаки, следы. Коровин прошел в гостиную. Разобранная тахта успела остыть, скомканное одеяло напоминало могильный холм, а подушка – покосившееся надгробие. Дверь в соседнюю комнату была прикрыта, будто за ней скрывалась тайна.

На душе Коровина стало зябко, будто он готовился совершить преступление, заранее предвидя свою казнь. Обреченно вздохнув, он опустился в кресло. С кухни доносилось тихое кудахтанье. Так напевают себе под нос, когда все ладится, и нет причин для беспокойства. «Курочка готовится к любовным забавам!» – подумал Коровин. Он решил не тянуть резину: «Надо быстрее отстреляться и свалить!» Стараясь не шуметь, он отстегнул подтяжки и скинул брюки. Скомканная рубаха полетела в угол.

Агрессивно-возбужденное состояние гостя заставило хозяйку вскочить с табуретки и отпрянуть к стене. Любитель «клубнички» налетел на нее петушком, трясущимися руками повернул спиной к себе. Она не сопротивлялась. Полотенце с ее головы слетело, по плечам рассыпались седеющие пряди. «В троллейбусе каштановая вроде была, или мне показалось?» – впрочем, это уже не имело значения. Дело близилось к финалу, когда тихие шаги за спиной заставили Коровина повернуть голову. Как в детской игре «Море волнуется раз…», он замер в нелепой позе. От удивления задергалось левое веко, во рту пересохло.

– Вы?!

Гражданка из троллейбуса не обратила на него должного внимания и с досадой воскликнула:

– Мама, как тебе не стыдно? Своих мужиков, что ли, мало?

В такой конфуз Коровин еще не попадал! Дыхание его сбилось, в ушах протяжно запищали комары. Он покраснел и с отвращением оттолкнул от себя ту, которую только что очень любил.

– Вот тебе крест, дочка, не виновата я! Вызывай милицию, смотри, что он со мной сделал! – Удачно обесчещенная женщина одернула халат. – Я на работу собиралась… Ни сном ни духом, а тут влетает твой хахаль, все у него дымится… Маньяк какой-то!

От этих слов Коровина будто шальная муха укусила. Вена на его лбу вздулась, намекая на изрядно подскочившее давление.

– Тонкости обхождения, уважительности, деликатности, наконец, не хватает современным людям! Вот, что я вам скажу, матушка! – сердито произнес он, глядя сквозь нее. Прикрыв ладонями срам, он бочком направился в комнату, где оставил пальто и брюки. – А дочка ваша – шлюха! Это она меня сюда заманила. Господи, как вы мне все надоели, суки проклятые! Да думаете ли вы о чем-нибудь другом, кроме этого самого?! Чтоб вам всем пусто было! Который теперь час? Батюшки, уже полдесятого! Я ж на службу опаздываю! Если затеете суд, знайте – я в долгу не останусь! У меня хорошие связи! Вы еще попляшете! То-то…

Пламенная речь Силантия Николаевича произвела на женщин гипнотическое действие. Они застыли истуканами с острова Пасхи и не знали, как реагировать. С лица любвеобильной мамаши отваливались огуречные кружочки, еще больше уродуя ее внешность. Коровин воспользовался замешательством, спешно оделся и погрозил тонким, как охотничья колбаска, пальцем. Уже на выходе из скандального дома до его ушей донеслось:

– Чтоб тебя бесы попутали, окаянный!

Происшествие настолько вывело Коровина из себя, что на работе он заперся в кабинете, облокотился на стол и вздремнул. Время от времени он дергал головой и шевелил губами цвета говяжьей вырезки. Коровину снился Римский Папа, перебежавший к магометанам. Голову Святейшего украшала чалма с павлиньим пером и золотой брошью; бархатный халат отливал янтарем. Понтифик сидел на ковре, по-турецки скрестив ноги, и курил кальян. Рядом под нудную мелодию трясла животом полуголая наложница с густо подведенными каджалом глазами.

Коровин присмотрелся и вздрогнул. О боже, он и был той пышногрудой, в шелковых шароварах женщиной. Это его руки-змеи плавно двигались вдоль гибкого тела, подчеркивая достоинства фигуры. Вероотступник возгорелся страстью, отложил в сторону мундштук и протянул к Коровину ухоженные руки с перстнями на пальцах. «Богатый дядька, однако!» – польщенный вниманием, Силантий Николаевич изо всех сил завилял бедрами. Его пластичность привела ренегата в трепет.

– Ублажи меня, я тебе индульгенцию выпишу! – начал умолять он, запамятовав, что это уже не в его компетенции.

Коровин опустил длинные ресницы, подумывая о более близком знакомстве: «Может, сделает главной женой?!» Неожиданно с Папой произошел эпилептический припадок. Пустив пену, он затылком отбил четкую барабанную дробь.

Коровин отшатнулся и чуть не упал со стула. Разлепив веки, он машинально схватил телефонную трубку и важным голосом стал отвечать несуществующему оппоненту:

– Лука Фомич, все будет сделано в срок. Не переживайте.

Не прерывая монолог, он соображал: «Кого там черти принесли?» Дверные петли угрожающе скрипнули, и на пороге появилась толстенная старушенция. Она пыхтела паровозом, пытаясь выглядеть воинственно. Удушливое амбре заполнило кабинет. Так не пахло даже от ассенизаторов, выполнявших самые грязные работы. Коровин сморщился. Он силился понять: старушка разлагается при жизни, или явилась с того света? Пока он втягивал носом воздух, из-за спины бабки вынырнула вторая – сухая, как мумия, с колючими глазами. Старуха придирчиво осмотрела кабинет и уперлась взглядом в грудь Силантия Николаевича.

Жгучая боль пронзила сердце, будто в него вогнали занозу, даже не занозу, а осиновый кол! Сдавленно охнув, начальник ЖЭУ опустился на стул. Коровину хотелось послать старух ко всем чертям, но интуиция подсказала, что не стоит торопиться.

– Здравствуйте, бабушки! – кисло поздоровался Коровин.

Ведьма, что выглядывала из-за подруги, оскалилась. Ее одиноко торчащий зуб выглядел устрашающе.

– Как вам не стыдно?! Совсем совесть потеряли! Какие мы бабушки? Нам до пенсии еще пахать и пахать!

Коровин пригляделся. Действительно, кочерыжки оказались не совсем древними. Так, немного временем подпорченные, но еще вроде ничего себе – из разряда девочек одряхлевших, нафталином припудренных. Он смутился, лихорадочно застучал по столу пальцами.

– Простите, голубушки! За составлением мудреных графиков зрение посадил. Потому и воспринимаю все в искаженном виде.

Бабки уселись на стулья, заерзали и стали шептаться. Согласовав план действий, упитанная старуха, то есть обрюзгшая девушка, выудила из кармана пальто сложенный тетрадный лист.

– Чтобы не забыть чего, я на бумажку все записала, – грозным голосом она начала перекладывать свои проблемы на плечи Коровина: – Кран течет на кухне – раз! Смывной бачок не работает – два. Приходили ваши оболтусы, поковырялись, да так и оставили, как есть…

Коровин понимал, что жалобам не будет конца и хотел уже сослаться на занятость, но тут звонким кипятком брызнул телефон. Силантий Николаевич приложил трубку к уху.

– Начальник ЖЭУ-13 слушает!

Телефонная трубка заговорщицким голосом сообщила:

– Коровин, к тебе ходоки нагрянут. Будут жалобы предъявлять да на нервы капать. Не вздумай ерепениться, это комиссия замаскированная. Проверяют, кто и как с населением работает.

– С кем имею честь…

– Папа Римский!

Силантия Николаевича словно подменили.

– Утомились поди, родненькие? – Не дожидаясь ответа, он крикнул в никуда: – Сделай нам чаю с баранками!

Коровин глядел на старух и силился сообразить: из какого ведомства те пожаловали? В голову лезли разные варианты: от выше стоящего начальства до комитета госбезопасности. Набрав в легкие воздуху, он проворковал:

– Простите, не знаю, как звать-величать. Вы бы хоть представились, красавицы!

На красавиц старушки не тянули, это он так – леща пустил. Если быть предельно честным, то в гроб краше кладут! Но чего не сделаешь, чтобы показать себя в лучшем виде. Постные рожи жалобщиц засияли, запах в кабинете усилился. Коровин обмахивался газеткой, но голова уже пошла кругом.

– Неужто не признали?

Коровин напряг зрение, но не узрел ничего нового. Одна походила на обрюзгшую бабу Ягу, другая – на череп с таблички «Не влезай – убьет!» Коровинские извилины переплелись и трещали. Костлявая старуха прояснила обстановку.

– Соседские мы. Живем в доме, к вашему участку прикрепленному! Каждый день мимо ходим.

«Туман пускают, окаянные! Пытаются бдительность усыпить. Хрен вам, не на того напали!» – Коровин вышел из-за стола.

– Снимайте пальтишки, сейчас чаевничать будем да проблемы насущные решать! – плеснул он елеем.

Таким добрым и отзывчивым его сроду никто не видел.

Секретарша толкнула дверь бедром и вкатилась в кабинет. Поставила угощение на стол, улыбнулась, приглашая отведать, что бог послал. На огромном подносе исходили паром три чашки, рядом с ними, на блюде, лежали бублики и шоколадные конфеты. Бабки не заставили себя упрашивать. Чмокая беззубыми ртами, они принялись уплетать подношение. С притворным умилением Коровин глядел на них и искал в столе блокнот.

– Вы пейте, пейте и говорите, что нужно сделать. Я запишу и приму срочные меры.

Он терпеливо выслушал претензии, при старухах дал нагоняй подчиненным и распорядился немедленно устранить проблемы.

– Святой вы человек, Силантий Николаевич! Мы думали, что о вас ничего доброго при жизни не скажешь. – Бабки распихали по карманам конфеты и исчезли так же внезапно, как и появились.

Коровин подошел к окну и выдохнул. «Пронесло! Хорошо, что сразу не попер их! Осторожнее надо быть с посетителями. Мало ли что», – он хотел врезать граммов сто коньяку, но ему помешал скрип дверных петель.

– Можно?

Силантий Николаевич недовольно скривил лицо.

Фильдеперсовая гражданка в кожаном плаще и шляпе с широкими волнообразными полями вошла и стала рыться в ридикюле.

– Оставьте меня в покое! Не видите – я занят! – взорвался Коровин, вымотанный проверочной комиссией.

В этот самый миг над его головой сгустились тучи.