Текст книги "Бульварное чтиво. Повести и рассказы"

– Знаете, вчера перед сном я долго анализировал последние события, поставившие жирный крест на библейской версии происхождения человека. Читая мифы древней Греции, я наткнулся на историю про Минотавра и подумал: а почему бы нам под присмотром научных светил не скрестить человека с животным и не создать универсального бойца? Как вы на это смотрите, товарищ министр? – глава государства прохаживался по кабинету.

– Дельное предложение! Солдат должен быть сильным, шустрым, выносливым! – Министр обороны встал по стойке смирно.

– Собственно, я все уже сказал. Начинайте работать. Привлеките специалистов из Министерства здравоохранения, Академии наук. Пусть проводят эксперименты, скрещивают. Ваша задача – контроль. О результатах доложите лично.

– А если не выйдет? – Министр одернул новенький френч.

– А если не выйдет, то придется отправить вас на пенсию!

Смех главы государства вызвал у маршала озноб.

Солнце, исполняя ежедневный ритуал, обреченно опустилось в колхозный пруд. Ни всплеска, ни шипения от соприкосновения огненного диска с водой не было слышно, лишь пурпурная накипь плыла над полями, растворяясь в фиолетовых сумерках. Силантий Зырянов, скотник колхоза «Большевик», водил по газете пальцем. То и дело спотыкаясь, он вслух читал призыв профессора Павлова к учащейся молодежи:

– «Изучите азы науки, прежде чем попытаетесь взойти на ее вершины. Не беритесь за последующее, не усвоив предыдущего. Не пытайтесь прикрыть недостаток знаний хотя бы и самыми смелыми догадками и гипотезами…»

Несмазанные петли сладко пропели: «Аллилуйя!»

– Кого там несет?! – Клеопатра Зырянова, в девичестве Кумова, перестала лузгать семечки, взяла керосинку и вышла в сени.

Зыбкий свет лампы выхватил из тьмы странный силуэт. Перед Клеопатрой стоял полуконь-получеловек. Женщина охнула и попятилась. Ее муж понятия не имел о культуре Эллады, не слышал ни о Гомере, ни о Гесиоде. Даже в похмельных снах он не видел циклопов, грифонов и кентавров. Появление в доме мифического существа вызвало у Силантия сердечные колики. Он схватился за грудь и рухнул с лавки.

– Ну, чего струхнули? – сказало чудовище и подошло к развалившемуся на полу хозяину. – Вставай, поди не благородных кровей, чтобы в обмороки падать.

Звонкая пощечина привела Силантия в чувство. Он поднялся и спрятался за спину жены.

– Т-т-ты кто такой? – запинаясь поинтересовался скотник.

– Кто, кто… Конь в пальто! Универсальный солдат, красноармеец Владимир Меринов. Удрал из секретной части. Схорониться мне надо, товарищи. Одолели опытами профессора и вояки, изнурили тренировками.

– Выходит, дезертир?! – Силантий осмелел. – Я вот сообщу, куда следует, тогда посмотрим, кто перепугался!

– Только попробуй. Я дураком прикинусь. Скажу, ты меня в лесу поймал и силком к себе заволок. Так что, в одной упряжке на Колыму поскачем! – считая тему закрытой, «конь в пальто» обратился к хозяйке: – Ну что, голуба, накрывай на стол!

– Господи, у меня и овса-то нет! – запричитала Клеопатра.

– Я же русский по крови, а не английский лорд, чтобы овсом питаться. Давайте картошку с салом и водку, если есть!

Зырянов решил не обходить овраг, отделявший сельпо от дома, а преодолеть его самым бесхитростным способом. Спуск не представлял сложности – колхозник съехал на заднице по сырому глинистому склону. На дне он вытер о рубаху испачканные руки и свернул «козью ножку». Перекурив, начал восхождение.

С полной сумкой продуктов выбраться на поверхность оказалось затруднительно. Башмаки с лысой подошвой совершенно не подходили для подъема по откосу: скользили, не находя опоры. Зырянов быстро выбился из сил, сел на дно оврага и заплакал. Для слез имелись веские основания: мало того что постоялец объедал их, так он, как всякое животное, ходил по избе нагишом. Клеопатра не сводила с него восхищенных глаз.

– Не пристало замужней бабе пялиться на постороннего мужика. Тем более, он и мужик-то не совсем нормальный.

Вытирая о передник руки, Клеопатра ехидно ответила мужу:

– Он хоть и необычный с виду, зато на нем верхом ездить можно. Да и по остальным параметрам он тебя превосходит. Одно слово – жеребец!

Взвинченный воспоминаниями скотник выкарабкался из оврага. Придерживая штаны, он что есть мочи бросился к дому, но было поздно – чудо-красноармеец воспользовался его долгим отсутствием и подбил Клеопатру на грех.

– Да будет тебе, – успокаивала она Силантия, – Лиля Брик с двумя мужиками крутилась и ничего аморального в этом не находила! Представь, что Володя не Меринов, а Маяковский! Ты же не против того, чтобы спать с любовницей поэта?! – Клеопатра игриво толкнула приунывшего мужа в бок.

Силантий покаялся, что отпускал жену в избу-читальню. До него дошло, какую угрозу в себе таит просвещение. С тех пор в доме Зыряновых балом правила любовь. Семейные отношения настолько запутались, что стало непонятно, кто является хозяином, кто – квартирантом. Меринов без утайки сожительствовал с Клеопатрой. Силантий вынужденно перебрался в сени. Обнаглевший до неприличия красноармеец распоряжался хозяйством на свое усмотрение, чем приумножал в законном супруге ненависть. В гости Зыряновы ходить перестали, да и к себе никого не пускали, ссылаясь на нужду и хвори. По ночам Меринов выходил на променад. Опасаясь, как бы он не ускакал налево, Клеопатра гуляла с ним. Иногда компанию им составлял пьяный Силантий.

Клеопатра скинула башмаки. Ее поразила нездоровая тишина в доме. Допрос мужа, куда делся Меринов, не прояснил ситуацию.

– Гон у него сейчас, вот и убежал кобыл обхаживать! Приелась ты ему, разнообразия захотел. А может, цыгане увели! Когда я пришел, его уже не было. Даже записки не оставил, паразит! – Силантий ловко изобразил негодование.

Убитая горем женщина притихла на сундуке. Вспоминая яркие эпизоды из жизни с красноармейцем Мериновым, она роняла из глаз крупные слезинки. Утром на улице запиликала гармошка. Послышались веселые песнопения. Клеопатра выбежала из дома и увидела подвыпивших жителей соседнего села.

– С праздником, хозяюшка! Сабантуй у нас! – пояснили татары, наливая в кружку самогон. – Выпей с нами и мужа своего позови. Хороший он у тебя человек, не жадный!

Клеопатра одним махом опустошила стакан и закусила куском ярко-красного мяса.

– Что за мясо? Ни на свинину, ни на говядину не похоже. – Она облизнула жирные пальцы.

– Коняшка это! Нам ее уже освежеванную Силантий продал!

– Володенька! – охнула баба и схватилась за живот.

– Что скажете, товарищ министр? Когда универсальный боец покажет свои недюжинные способности? – осведомился глава государства и бросил взгляд на побледневшего маршала.

– Единственный экземпляр воспользовался феноменальными способностями, перемахнул через ограду и скрылся в неизвестном направлении. Работники внутренних органов ведут его поиски.

Выдержав паузу и не слыша разноса, он продолжил:

– Меня озарила славная идея. Зачем нам кентавр? Думаю, что эффективность кавалерии не соответствует современным требованиям боевого искусства. Попробуем скрестить человека с кротом! Представляете, как запаникует враг, когда перед его носом из-под земли появятся наши гвардейцы?!

– Представляю, у меня хорошее воображение. Еще я представляю, как за провал секретной операции, имеющей отношение к обороноспособности страны, вы сядете лет на десять-пятнадцать.

Минул год с того дня, как татары сожрали любовника Клеопатры. Силантий копошился на огороде, его рехнувшаяся супруга сидела на завалинке. Она подурнела и выглядела инфантильной старухой с запутавшимся в редких волосах костяным гребешком. Гофрированное лицо с перекошенным ртом походило на резиновую маску. Равнодушно наблюдая за мужем, Клеопатра достала из выреза платья лепешку груди с растекшимся как сургучная печать соском. Запихала ее в рот голосящего младенца и стала его укачивать.

– Но от тайги до британских морей Красная армия всех сильней, – колыбельная прерывалась зевотой, Клеопатра засыпала.

Земля на грядке пришла в движение и вскрылась подобно нарыву. Из норы на Зырянова смотрело нечто устрашающее.

– Слышишь, дядя, до Германии далеко? Кажется, я сбился с маршрута! – Существо перевело внимание на Клеопатру. – Экий у тебя бутуз розовощекий, хозяюшка!

Комплимент вызвал у жены Силантия смех, похожий на трель сверчка. Глаза ее вспыхнули, в помутившемся сознании проскакал образ Володи Меринова.

– Ты кто? – Силантий прикрыл руками намокшую мотню.

– Рядовой Кротов. У тебя перекусить не найдется?

Колхозник утратил над собой контроль и вилами заколол универсального солдата.

Давно скончались старики Зыряновы. Их сын, зачатый то ли от Силантия, то ли от разухабистого Володи Меринова, не испытывал тяги к сельскому хозяйству и перебрался в город.

Новый, високосный год в провинциальной, далекой от сенсаций и потрясений Самаре начался не совсем обычно. Дело в том, что в ночь на Крещение в Безымянном переулке произошло событие, породившее много всевозможных слухов и домыслов.

Из подъезда многоквартирного дома вышел босой гражданин в семейных трусах. Он нес ведро, до краев наполненное водой. Как выяснилось позже, гражданином этим был некто Зырянов Гаврила Силантьевич. Он брел по снежному насту, не проваливаясь, точно Спаситель – по морской глади.

Вьюжило. Колючие снежинки атаковали нагое тело, забивались в уши, норовили выколоть глаза. Порывы ветра раскачивали фонарь, отчего тот стонал, как умирающий грешник. Свет под ним метался из стороны в сторону.

Зырянов остановился около воткнутой в сугроб елки с пожелтевшей осыпающейся хвоей. Поставил ведро и потер руки, будто собирался обстряпать какое-то дельце. Его прямоугольная фигура с острыми плечами напоминала бурку джигита; организм дышал богатырским здоровьем, о котором невозможно было догадаться ни с первого, ни со второго раза. Зырянов выдохнул и окатил себя водой. Фонарь моргнул, саркастически скрипнул и погас.

Ранним воскресным утром физкультурник из соседнего дома решил сделать зарядку на свежем воздухе. Накинув легкую курточку, он выскочил во двор. Высоко задирая колени, приверженец здорового образа жизни хлопал по ним похожими на сковородки ладонями.

– Раз, два! Раз, два! – на ходу выкрикивал он.

Предрассветные сумерки преподнесли его взору любопытное зрелище: среди сугробов, недалеко от помойки, стоял обледенелый человек. Рядом с ним валялось пустое ведро – орудие суицида. Физкультурник обмер, но все же собрался с духом и приблизился к околевшему телу. Еле различимые струйки пара вырывались из посиневшего носа.

– Живучий, паразит! – Физкультурник сдернул с себя кепку и натянул ее на голову самоубийцы. – Грейся, я мигом!

Увязая в снегу, он бросился к дому. Вскоре из подъезда выскочили женщины, руководимые им. Каждая тащила по два чайника. Бабы окружили застывшего гражданина и стали поливать горячей водой. Будто издеваясь над их усилиями, лед не таял, а становился толще. Бабы уже собрались бежать за новой порцией кипятка, как из пустого ведра, на которое никто не обращал внимания, послышался сиплый голос:

– Перестаньте маяться дурью! Новая эра грядет! – прокашляло ведро и торжественно затянуло акафист: – Ледяного Духа прославим рождение! Излился на землю поток воды животворящей, и радость стучится в сердца ваши! Откройте глаза и узрите чудо. Передайте благую весть всем, кого встретите на пути.

В открытые от удивления рты женщин залетал снег. Чувствуя неладное, бабы, как мыши, бросились наутек. Впереди всех легко и непринужденно бежал физкультурник. Со стороны могло показаться, будто группа спортсменов совершает марш-бросок.

Весть о чуде молниеносно облетела город. Подтвердить или опровергнуть байки о поющем молитвы ведре не представлялось возможным – неведомым образом оно исчезло. Поговаривали, что его якобы прихватила проходившая мимо старуха. Под впечатлением от услышанного она духовно прозрела, основала секту и сделала ведро символом новой веры.

Замурованный в лед Зырянов притягивал толпы любопытных. Даже бродячие псы не остались равнодушными: подбегая к полупрозрачной глыбе, они приветственно задирали заднюю ногу. Чтобы оградить святыню от их повышенного внимания, пришлось обнести ее невысоким забором.

Ясным морозным днем оградку перемахнула разухабистая девица в вязаной шапочке. Распахнув пальто, под которым ничего не оказалось, она прижалась к блистающему в солнечных лучах изваянию и начала биться в конвульсиях.

– Божья льдина, помоги ребеночком обзавестись! – приговаривала блудница, закатывая от удовольствия глаза.

Члены общества по защите памятников культуры приложили серьезные усилия, чтобы отодрать ее от замурованного в лед человека. Молодуха, задыхаясь от восторга, истерично кричала:

– Свершилось! Благодатное семя вошло в меня!

Ночами возле околевшего Зырянова собирались представители нетрадиционных религиозных течений. В серебристом свете луны они водили хороводы, ползали на четвереньках и молились на мерцающие звезды в надежде увидеть ту единственную, которая даст знак о воскресении мессии.

Жители окрестных домов, утомленные шумными сборищами, потребовали установить около ледяной глыбы милицейский пост. Администрация города пошла дальше и распорядилась выкорчевать мистифицированный объект. Но произошла оказия: во время операции обвивший громадную сосульку трос лопнул, а с колес бульдозера, словно змеиные шкуры, сползли гусеницы.

Божья благодать сошла на тракториста и вытолкнула его из кабины. «Потолок ледяной, дверь скрипучая…» – тараторил он, пробираясь сквозь толпу зевак. На работе его больше не видели, в семье – тоже. Впоследствии в компетентные органы просочились сведения, что он стал юродивым и отирается в районе Оврага подпольщиков.

– Народ с ума сошел! Вы посмотрите, что творится! – сказал патологоанатом Добролюбов и нервно заходил из угла в угол.

Его знобило. Перед ним в клеенчатом фартуке поверх халата стоял санитар Тропинин. Из приоткрытой двери тянуло формалином и запахом тления.

– Вот вы, Тропинин, видели чудо, о котором денно и нощно трубят газетчики?

Санитар отрицательно покачал головой – он редко открывал рот без особой надобности. Речь его кишела орфографическими, грамматическими и прочими ошибками. Поэтому Тропинин больше слушал, чем говорил.

– И не увидите! Его деревянным саркофагом накрыли, обмотали проводами и пустили электрический ток. Опасаются, что выкрадут фанатики, – Добролюбов потеребил вытянутый, как у Сальвадора Дали, ус. – Я еще могу поверить в то, что от резкого перепада температуры организм дал сбой и впал в состояние анабиоза. Нечто подобное случалось ранее. В марте 1960 года в степи замерз пьяный тракторист совхоза «Ярославский». Вывалился из кабины и пролежал в снегу более трех часов. Его потом реанимировали в больнице. А в поселке Копорье Ленинградской области жила старушка, которая во время войны вернула с того света двух соседских ребятишек. Они превратились в ледяные бревнышки, когда немцы раздели их на морозе. Но верить в говорящее ведро и непорочное зачатие сумасшедшей бабы… Надо выкрасть этого гражданина, разморозить и положить конец вакханалии безумства!

Тропинин вздохнул. К профессиональным запахам из коридора добавился приторный аромат перегара.

– Как же мы его выкрадем? Он же под напряжением! Поймают – статью пришьют – к бабке не ходи! Да и оживим ли?

Патологоанатом вытащил из стола замусоленную книжицу.

– Вот! – торжественно произнес он. – «Полный простонародный лечебник». Он мне от отца достался. Вчера просмотрел его и нашел целую главу, посвященную этой проблеме. Слушайте и запоминайте, Тропинин. Может, пригодится когда.

«Если кто совершенно замерзнет так, что не только руки и ноги окостенеют, но и все тело, то надобно сразу же по обнаружении замерзшего везти домой, но вносить не в теплую горницу, а в самую холодную. Раздеть догола, положить в глубокое корыто так, чтобы голова была повыше. Потом влить в корыто сильно холодной воды, чтобы все тело, кроме рта и носа, было покрыто ею. Когда на поверхности тела станет появляться лед, его счищать и выбрасывать. Время от времени воду следует заменять свежей и поступать по-прежнему. Между тем нос, рот и лицо тереть снегом. Когда на теле перестанет появляться лед, то вынуть его из корыта. Положить на тюфяк или войлок и растирать руки и ноги суконкой от окончания перстов до самых плеч, также живот и грудь. Когда тело станет совершенно парное, то зажать человеку нос и вдувать воздух через уста. И не отчаиваться… ибо целитель Тиссот уверяет о приведенных в чувство таким образом и возвращенных к жизни двухдневных, а порою даже четырехдневных замороженных.

После сих неутомимых попечений, когда тело сделается мягким, как у живого, то натирать голову, грудь, живот, а чаще руки и ноги хлебным вином, смешанным пополам с уксусом; потом накрыть тело чем-нибудь легким, а натирание вином и пускание в рот воздуха продолжить.

Когда появятся признаки жизни, а несчастный станет повизгивать, влить ему в рот немного хлебного вина пополам с теплым чаем из ромашковых цветков, богородской травы или душицы. После подкреплять его мясной кашицей и внести в горницу, которая потеплее, но не жаркая». – Добролюбов закрыл книгу.

– А вот как выкрасть, это задачка сложнее! – Он жестом пригласил Тропинина следовать за ним. – Надо все хорошенько обмозговать. А пока пойдемте, вскроем дедушку. Со вчерашнего дня ждет аудиенции.

Февральские снегопады почти полностью скрыли от людских глаз саркофаг с гражданином Зыряновым. Идолопоклонники очищать его не решались и обходились тем, что бросали в сугроб свежие цветы и ставили по периметру зажженные свечи. Страсти потихоньку стихли. Лишь иногда Безымянный переулок навещали паломники из близлежащих деревень. Местные жители с нетерпением ждали прихода весны, рассчитывая на то, что произойдет очередное чудо: Зырянов оттает, провозгласит себя мессией и объявит территорию области Святой землей. На худой конец, победит на губернаторских выборах и сделает Самару анклавом.

Пока народ жил смутными надеждами, патологоанатом Добролюбов не сидел сложа руки. Он много думал и пришел к мысли, что губернский центр – это огромный живой организм с подземными лабиринтами вен и капилляров, по которым течет невидимая глазу жизнь. Если не удается вылечить болячку прижиганием, то есть возможность с помощью инъекции добраться до нее изнутри. Все свободное время Добролюбов тратил на изучение схемы городской канализационной сети, ходил на место происшествия и что-то замерял рулеткой.

– Знаете, Тропинин, я выяснил, что интересующий нас объект примерз к чугунной крышке, закрывающей отверстие колодца. – Добролюбов окинул взглядом мертвую старуху, безропотно ожидавшую экзекуции. – Надо найти ассенизаторов или слесарей, которые согласятся пробраться к интересующему нас объекту по подземным коллекторам. Вот только где их найти?

Он воткнул в грудь бабки скальпель и повернулся к санитару.

– Не считайте меня за идиота, Тропинин! Я все учел! Гибкость стали зависит от массовой доли углерода в ней. Чем его больше, тем более хрупкая сталь. В чугуне доля углерода очень велика. Следовательно, можно без особого труда расколоть люк и незаметно доставить замороженного товарища к нам. А уж тут-то мы его приведем в чувство, поверьте на слово! Если не получится – не велика беда. Вывезем в лес и закопаем.

Работать расхотелось. Патологоанатом стянул перчатки и бросил их в корзину для отходов.

– Пойдемте, чаю с бутербродами откушаем!

Добролюбов слыл везунчиком. Все, что он задумывал, сбывалось. После празднования 23 февраля в морг привезли труп слесаря-сантехника, отравившегося денатуратом. Сопровождали его коллеги: угрюмые личности с опухшими лицами.

Радости патологоанатома не было предела.

– Надо же, как все удачно складывается! – ворковал он, оформляя похожего на баклажан слесаря. – Просто милость божья сошла, услышав молитвы мои!

В чем заключалась удача, товарищи покойного не понимали. Всех волновали предстоящие расходы. Усопший был холостяком, и проблемы захоронения сильно били по их кошелькам. Добролюбов пригласил мужиков в кабинет и прикрыл за собой двери.

– Ребята, мытье покойника, бальзамирование и прочие услуги стоят приличных денег. Но вам повезло! Если вы поможете мне, то я безвозмездно поколдую над вашим приятелем. Поколдую так, что от живого не отличите! – Он обнадеживающе подмигнул и посвятил слесарей в свои планы. – Сверху ставлю трехлитровую банку медицинского спирта!

Последний аргумент решил исход переговоров.

– Да, чуть не забыл! Ни при каких обстоятельствах не заносите обледеневшее тело в теплое помещение. Иначе – никакого спирта! – предупредил Добролюбов и пожал компаньонам руки.

Малочисленная группа фанатиков уже собиралась разойтись по домам, как внутри саркофага раздался резкий хлопок. Занавешенные сумерками окна вздрогнули, с окоченевших лип и тополей посыпалась снежная пудра. Из деревянной темницы послышались непонятные звуки. Казалось, будто обледеневший затворник скребет по доскам ногтями, требуя немедленного освобождения.

– Свершилось! Свершилось! – слетало с перекошенных от страха или радости губ свидетелей воскресения.

Мгла захлестнула мир чернильной волной, похерила еще один день и родила новые слухи. Весть о том, что околевший Зырянов ожил и подал об этом знак, в одночасье облетела Самару. Атеисты-материалисты вышли на главную площадь с транспарантами «Долой мракобесие!» Фанатики, ослепленные верой в чудо, предали атеистов анафеме и закидали бутылками из-под пива.

Город разделился на два лагеря. Особую позицию заняла Церковь. Она осуждала и тех, и других, но в уличных баталиях не участвовала. Батюшка Эммануил, настоятель Вознесенского храма, по решению епархии и городской администрации обратился к народу. Поглаживая густую бороду, он благодушно вещал с телевизионных экранов:

– Братья и сестры, без веры истинной начинает царствовать дух беззакония, принося с собой смятение и неразбериху. Святое Писание говорит о том, что Христос – Глава Церкви, и никто не может посягать на Его главенство. Дабы прекратить провокационные кривотолки, Церковь Божья вместе с депутатами Губернской Думы приняли решение: в день Святой Пасхи снять с гражданина Зырянова деревянную обшивку, дабы овцы заблудшие самолично убедились в тленности его тела. А коли так, то ни о каком мессианстве и речи быть не может.

В то, что Зырянов потеряет к светлому воскресенью свежесть и будет выглядеть мерзко, светские и духовные власти не сомневались. За неделю до сделанного батюшкой заявления к моргу под-катил автомобиль с надписью «Аварийная служба». Из него вытащили тело, обернутое мешковиной.

– Вот, привезли! – сказал небритый мужик встретившему их Добролюбову. – Гони спирт, начальник!

Патологоанатом не скрывал радости. Голос его гудел иерихонской трубой, глаза неестественно блестели, а руки то ныряли в карманы брюк, то поправляли воротничок халата.

– Как же вам удалось все провернуть? – Он вытащил из сейфа обещанную банку спирта.

– Все гениальное просто! – не спрашивая разрешения, мужик закурил. – Взяли мы патрон для ракетницы и вместо сигнальной «звездочки» вставили подходящий по размеру шарик от подшипника. Вот и все! Чугунная крышка разлетелась вдребезги после первого же выстрела. Еле поймать успели вашего доходягу. Он же, как хрустальный фужер, разбиться мог. Больше намаялись, пока его по коллектору тащили. Дюже неудобно. Да, а когда можно будет нашего приятеля забрать?

Добролюбов потянул мужика за рукав. Следом увязался напарник стрелка-ракетчика. В покойницкой на каталке их поджидал смазливый гражданин в цивильном костюме, очень похожий на известного киноактера. Грустная, слегка ироничная улыбка застыла на его припудренном лице.

– Вот пижон! – восхитился мужик и чуть не выронил банку с драгоценным содержимым. – Жених, а не покойник! А меня можете так облагородить?

– Коньки отбросите, облагородим! – отшутился Добролюбов.

Ему не терпелось приступить к реанимации Зырянова.

Сантехники завернули похорошевший труп приятеля в мешковину и вынесли вперед ногами.

Гаврилу Силантьевича Зырянова поместили в ванну, залили водой и обложили сосульками, сбитыми с карниза. На всякий случай слегка приоткрыли окно. В тот день было как никогда много покойников. Их везли одного за другим, будто желая помешать Добролюбову приступить к реанимации особенного пациента. Патологоанатом сбился с ног и не успевал оформлять утративших интерес к жизни граждан. Впору было повесить на дверь табличку «У нас учет» и заняться более важным делом.

Ближе к вечеру поток мертвецов иссяк. Добролюбов включил свет. Разминая уставшие пальцы, он подошел к ванне. Из-под тонкой ледяной коросты на него смотрели бесцветные глаза. На их фоне контрастно выделялись заросшие волосами щеки и подбородок Зырянова. Это убеждало Добролюбова в том, что жизненные процессы в организме не прекратились.

– Тропинин! – кликнул он помощника. – Пойдем товарища в чувство приводить!

В морге закипела несвойственная для этого учреждения работа.

Строго по инструкции коллеги возились с замороженным человеком, оттирали его лицо и счищали появляющуюся на коже наледь. Труды не прошли даром. Ближе к полуночи желтоватое тело с неимоверно отросшими ногтями на ногах и руках сдалось на милость победителей.

Веки Зырянова дрогнули, стряхнув с ресниц остатки затянувшегося сна. Он скрипнул зубами и моргнул. Курчавая бороденка и длинные волосы придавали ему сходство с иконописным ликом. Привыкший возиться с мертвецами Добролюбов отпрянул от ванны. Тропинин почувствовал себя скверно, опустился на табуретку и схватился за грудь.

– Жарко! – пробормотал Зырянов. – Включите вентилятор!

Добролюбов бросился к нему, окунул в воду руку.

– Бог с вами, какой вентилятор?! Вы в ледяной воде лежите!

Зырянов с трудом ополоснул лицо.

– Что-то совсем сил нет. Где я?

– Вы у нас в гостях, в морге! – как можно приветливее ответил Добролюбов. – Не волнуйтесь! Вам нельзя. Чаю не желаете? Быть может, коньячку врежете, приведете ослабший организм в надлежащий тонус.

От коньяка Зырянов отказался – сослался на жар, пожирающий изнутри. Пришлось снова таскать с улицы лед. Вымотанный до предела Добролюбов достал из шкафа шприц.

– Надо взять кровь на анализ. Возможно, придется поколоть антибиотики, – объяснил он оттаявшему пациенту.

Весь следующий день патологоанатом и санитар ползали, как

сонные мухи, автоматически вскрывали и зашивали покойников. Так было до той минуты, пока не позвонили из лаборатории. Глаза Добролюбова округлились. Он положил трубку и, нервно потирая руки, заходил по кабинету.

– Не может быть! Такого просто не может быть!

Добролюбов поделился новостью с санитаром:

– За время обледенения в организме Зырянова произошли необратимые процессы, другими словами – мутация. В его крови обнаружены белки, играющие роль антифриза. Говоря доступным языком, появилась новая группа крови. Она не замерзает при низких температурах! Теперь я понимаю, почему Зырянов жаловался на жар внутри организма.

Тропинин был далек от революций в медицине и всевозможных сенсаций. Его интересовало другое.

– Когда деньгами поделитесь? Мне за квартиру платить надо.

Добролюбов открыл сейф. Заработанные на покойниках деньги он делил на три части: две – себе, одну – санитару. На этот раз он поступил наоборот.

– Держите, Тропинин. Здесь зарплата и премия! Пойду, гляну на подопечного. Надо ему массаж сделать и проверить температуру в морозильной камере.

Месяц Гаврила Силантьевич Зырянов жил в холодильнике морга. Это доставляло ему массу неудобств. Но на улице журчали ручьи, а солнце припекало так, что горожане ходили нараспашку и без головных уборов. Подобная погода для Зырянова представляла смертельную опасность. Что с ним делать дальше, Добролюбов не знал. «Будь что будет!» – подумал он и дал срочную телеграмму министру здравоохранения.

За Добролюбовым приехали ночью. Ничего не объясняя, люди в штатском попросили показать, в каких условиях содержится заинтересовавший их объект. Убедившись в достоверности фактов, изложенных в телеграмме, они взяли с Добролюбова подписку о неразглашении тайны, подогнали к моргу рефрижератор и увезли Зырянова. О дальнейшей судьбе реанимированного им пациента патологоанатом ничего не знал.

Опьяненный весною город томился в ожидании зрелища. Всюду пестрели плакаты «Не упусти свой шанс, стань свидетелем воскрешения!» Под надписью сверкала огромная сосулька, из которой выглядывала улыбающаяся голова с нимбом из снежинок.

Приближался судный день. По сути говоря, он не сулил ничего хорошего. Если Зырянова обнаружат мертвым, то атеисты поднимут шум из-за того, что его не похоронили сразу, а глумились целую зиму, сея религиозный бред. Если же… Даже трудно представить, что случилось бы, если!..

Безымянный переулок, измотанный бесконечными митингами и драками оппонентов, надеялся на скорое разрешение ситуации.

Многие горожане стремились заработать на зрелище. Недалеко от саркофага предприимчивые кавказцы открыли уличное кафе «Святые мощи», поставили столики под тентами и рассчитывали озолотиться за один день. Со стороны помойки аппетитно пахло шашлыками и чебуреками. Местные жители тоже не ударили в грязь лицом и продавали всем желающим места на балконах. Жильцы первых этажей сдавали в аренду крышу, предварительно поделив ее на секторы. Такой деловой активности в Самаре не было сроду.

Наконец, долгожданный день настал! С раннего утра вереницы людей потянулись в Безымянный переулок. Среди них были журналисты, фотографы и не знающие, чем себя развлечь, граждане.

В десятом часу приехал подъемный кран, из кабины которого выкатился отец Эммануил с оплывшим за время Великого поста волнообразным затылком.

– Христос воскресе, братья и сестры! – нараспев произнес он и окропил собравшихся святой водой.

Двое рабочих в оранжевых жилетках копошились с тросами. Словно пауки, они ползали по скрывающему великую тайну ящику, цепляя к нему стальные тросы.

– Вира! – крикнул один из них.

Тысячи глаз с ожиданием уставились на саркофаг. Многие из присутствующих воспользовались биноклями. Деревянный короб дернулся, затрещал и поплыл вверх. Толпа ахнула. Сминая друг друга, люди бросились туда, где должен был находиться Зырянов. Ни трупа, ни воскресшего мессии – ничего, кроме зияющей пасти канализационного колодца, там не оказалось. Возглас разочарования повис в воздухе.

Отец Эммануил пробрался к отверстию в асфальтовой лепешке и стал теребить бороду. Стоявшая рядом с ним старушка пропела:

– И в ад спустившись, вознесся в царствие небесное!

Голос ее дрожал, усиливая торжественность происходящего.