Текст книги "Тонкая фаза и кое-что еще (сборник)"

Рядом с ним два работника его отдела – инженер и электромонтажник. У электромонтажника перевязана рука. На столе около установки разбросаны детали, инструменты и чертежи.

Инженер. Федор Сигизмундович, не поймем, что происходит! Два монтажника травмированы, но бюллетень им не дают, требуют акты о травме на производстве. Васильев (кивает на стоящего рядом монтажника), вы знаете, наш самый опытный монтажник, тоже отказывается от этой работы!

Кранкензон. Расскажи спокойно, Васильев, что произошло.

Монтажник. Хорошо вам спокойно, но я к этой хищной твари больше не подойду. Ни за какие деньги! Собрался достать изнутри второй блок управления. Полез внутрь с отверткой. И тут она меня ка-ак цапнет! Хорошо еще, выдернул у нее руку, а то мог вообще без руки остаться!

Кранкензон (обращается к монтажнику). Покажи укус. (Монтажник снимает перевязку, показывает руку.) Странные следы. Кто их мог оставить?

Подходит ближе к ПСС, наклоняет голову к пульту, прислушивается. Явственно слышит рычанье. Вздрогнув, отходит от ПСС. Затем возвращается. Отворачивает какую-то крышку и заглядывает внутрь. Там видит двух фантомов Головина в уменьшенном виде. Один из них рычит и скалит зубы. Быстро закрывает крышку.

Все работы с ПСС прекратить. Будем разбираться. (Уходит в свой кабинет, в отделе.)

Белкина (говорит по телефону). Люська, ты не представляешь, какой сумасшедший у меня сейчас темп жизни! Времени не хватает абсолютно на все! Во-первых, я сейчас секретарь партбюро, до пятнадцатого, пока наш в отпуске. Во-вторых, у нас проводится колоссальный эксперимент! Я участник. Сижу за главным пультом! Какой? Пока секрет. Придет время – узнаешь. Из радио или газет. И еще эти предмайские хлопоты, бесконечные звонки, корреспонденты всякие! Работаю на полный износ, ужас какой-то! Что? Ждешь меня завтра, первого? Очень хочу, но не могу; я же сказала, на посту я! А завтра у нас финал, представляешь? Маркизов будет огорчен? Ничего, зато его жена будет очень довольна! Знаешь, тут у меня тоже, возможно, закручивается романчик. С кем? Пока секрет. Я еще в раздумье. (В дверь заглядывает Головин. Вид очень возбужденный.) Ну, пока. У меня посетители. Супругу привет. (Обращается к Головину.) Заходите, Василий Васильевич! Хочу с вами поговорить.

Головин. О чем, Софья Павловна, нам разговаривать? Уже говорили, кажется, сегодня. Вот к нему бы мне проникнуть. (Показывает на директорский кабинет.) Так вы ж не пускаете. А с этим (показывает на кабинет Кранкензона) разговаривать бесполезно!

Белкина. Садитесь, садитесь, Василий Васильевич. Остыньте. Может, я как раз вам и помогу. Известно вам, что я сейчас являюсь секретарем партбюро? А знаете, что когда надо, партия и не таких деятелей, к кому вы так рветесь, поправляла? И на правильный путь наставляла! Так что садись, Василий, и выкладывай, в чем проблема и чего ты бегаешь целый день как оглашенный!

Головин (садится, заинтересован). А что, может, действительно вы мне можете помочь?

Белкина. Все возможно, все возможно. В чем суть вопроса?

Головин. Понимаете, я разработал, или, скорее, открыл закон, который позволяет спящему человеку в определенные временные периоды, соответствующие положениям некоторых звездных систем, осуществлять с помощью нашей аппаратуры переворот функций памяти в подкорке и считывать, то есть предвидеть, будущее!

Белкина. А ты не мог бы объяснить как-нибудь попроще?

Головин. Понимаете, Нострадамус и другие провидцы считывали свои предвидения, как я считаю, во сне, но у них не было той аппаратуры, что есть у нас. Ну как вам понятней объяснить? Представьте, что вы находитесь в вагоне мчащегося поезда. Время от времени мимо вас проносятся встречные поезда, а в их вагонах отражено ваше будущее. Как различить его там?

Белкина. Знаешь, у меня сегодня голова и так забита. Скажи мне лучше, что тебе от них надо. (Показывает на кабинеты Громовержцева и Кранкензона.)

Головин. Мне надо не позже завтрашнего дня провести эксперимент в пятнадцатой лаборатории. Короче, мне часа на два нужен от нее ключ! И это все, что мне надо!

Белкина. Теперь понятно. А начальство почему-то тебя туда не пускает?

Головин. Этот (кивает на дверь кабинета Кранкензона) точно не пускает, а этот (кивает на дверь кабинета Громовержцева) – не знаю, может, и пустил бы.

Белкина. И этот не пустит! Да, действительно, проблема. И что бы дал, чтобы туда попасть?

Головин (ошеломлен). Признаться, не ожидал такого вопроса! Особенно от вас. Ну что ж, берем, как говорят, быка за рога! Все отдам! Душу черту! Если вы с ним знакомы, может, посодействуете?

Белкина. Ну-ну, ты поосторожней с душой и чертом, да и со мной, кстати, тоже! Скажите, Василий Васильевич, а кроме науки вы еще чем-нибудь интересуетесь? Молодой интересный парень, перспективный ученый! Девушка-то хоть есть у тебя?

Головин. Разговор наш, Софья Павловна, куда-то в сторону пошел. Не до девушек мне сейчас. Но что это моя частная жизнь вас вдруг заинтересовала?

Белкина. Нас, Василий Васильевич, я имею в виду общественность, все интересует, и частная твоя жизнь тоже. Если надо помочь, мы поможем по всем направлениям! Комплексный подход к людям – вот наш принцип! А тебе, я вижу, надо помочь и в творческой, и в личной жизни!

Головин. Да не прошу я помогать мне в личной жизни и вообще вмешиваться в нее!

Белкина. Мне виднее, как и чем тебе помогать! Ты что, не понимаешь, что я имела в виду под комплексным подходом? Какой несообразительный.

Головин (ошеломлен). Сейчас, дайте сообразить. Вы что, меня женить хотите?

Белкина. И женить, и помочь тебе попасть в пятнадцатую, куда ты так рвешься.

Головин. А второе без первого общественность не допускает? Никак?

Белкина. Никак! Решай и не задавай глупых вопросов!

Головин. Вот так поворот! А что решать? А кто она? А впрочем, без разницы. Будет ключ, согласен жениться на любой!

Белкина. Смотри, какой лихой! Без разницы ему! Да это в тысячу раз важней твоих научных выкрутасов! Подсунуть тебе за такие разговоры мегерочку, чтоб всю жизнь икалось!

Головин. Постойте, постойте, а не себя вы мне предлагаете, Софья Павловна? Согласен, конечно, в чем вопрос?

Белкина. До меня ты, мальчик, еще не дорос. Кишка тонка! Ну ладно, ближе к делу. Считай, что выпал тебе счастливый билет! Невеста такая, что лучше не бывает! И что она в тебе нашла? Не знаю.

Головин. Да кто она?

Белкина. Рядом с тобой работает. Вера Львовна, лаборантка она у вас, пока. Описывать мне ее тебе не надо, сам знаешь – красавица!

Головин. Хорошо, я согласен. Постойте, постойте, кажется, я с ней где-то недавно встречался. В каком-то парке, что ли, и разговоры интересные вели на эту тему. Приснилось, может? Но как попасть в пятнадцатую?

Белкина. Ну, сон в руку! Значит, давай так. Слушай меня внимательно. Чувствую, что дело это непростое, есть в нем скандальный оттенок. Особенно высовываться мне не с руки; если что, моя хата с краю. Я достаю ключ от пятнадцатой. Как – мое дело. Завтра утром, в девять часов, ты приходишь в свой отдел и в верхнем ящике Вериного стола, вот в этой коробочке (показывает ему коробочку), будет лежать ключ от пятнадцатой. Если ключа не будет, значит, мой план не сработал и наш договор не имеет силы, хотя мой тебе совет и тогда не упускать свой шанс. После своих дел в пятнадцатой ты кладешь ключ туда, откуда взял. В двенадцать часов ты будешь здесь, ведь ты член комиссии и должен присутствовать при завершении эксперимента. После окончания работы комиссии ты здесь делаешь Верочке предложение. Железно, на полном серьезе, при свидетелях! Потом, я думаю, мы все направимся на банкет, где заодно отметим и это дело! Договорились?

Головин. Софья Павловна, я потрясен! Нет, у вас определенно пропадает громадный талант резидента нашей разведки в крупной капстране! Конечно, я согласен! Надеюсь, человечество оценит вашу роль в том научном прорыве, который произойдет завтра! Вашу руку!

Белкина протягивает ему руку, он целует ее и выбегает из комнаты.

Стол завален чертежами и документацией по ПСС. Лихорадочно просматривает их. Открывается дверь, в кабинет заходит Белкина в сопровождении еще одной дамы. На той строгого покроя костюм, через плечо перекинута сумка. Строгое, достаточно красивое лицо, с прямой короткой прической.

Белкина. Федор Сигизмундович, разрешите представить: Жоржетта Никодимовна Жоржикова, корреспондент газеты «За нашу науку».

Кранкензон быстро выходит из-за стола, с радостным видом пожимает Жоржиковой руку.

Кранкензон. Очень, очень рад! Давно ждем! Все думаем, что это печать нас обходит и обходит! Обидно даже, знаете. (Обращаясь к Белкиной.) Софья Павловна, вы можете быть свободны. (Белкина, надув губы, выходит.) Прошу вас, Жоржетта… э-э… Никодимовна. (Придвигает ей стул, на который та садится.) Вы знаете, нет, вы не представляете, сколь приятно для меня ваше здесь появление! (Жоржикова делает недоуменный вид.) Не удивляйтесь! Да, я ждал корреспондента, признаюсь вам по совести, без особого энтузиазма. Но то, что это будет дама, да еще столь блистательная… это для меня такой подарок!

Жоржикова. Ну, какой я для вас подарок, вы еще не знаете, а пока, Федор Сигизмундович, мне хотелось бы приступить к работе. С вашей помощью, конечно.

Кранкензон. Ах, опять эта работа! В кои веки повезло, встретился с такой милой, очаровательной дамой – и опять только работа, работа, работа. Нет, не умеем мы ценить истинные, непреходящие ценности, не умеем. А ведь молодость, как быстро она проходит! Вот скажите по совести, что вы сейчас обо мне думаете? Только по совести.

Жоржикова (кривит губы в усмешке). Ну, если по совести…

Кранкензон (перебивает ее). Нет, нет, не говорите! Хотите, я сам скажу? Вы думаете: «Ну и тип. Строит из себя черт те что и несет какие-то банальные пошлости». Что, я не прав?

Жоржикова (усмехается). Пожалуй, правы. Где-то близко. И все же, Федор Сигизмундович, мы теряем время!

Кранкензон. Хорошо. Но вспомните наш разговор лет этак через тридцать, и тогда вы скажете себе, кто был из нас сейчас прав и на что нам следовало тратить время! Ладно, что вас интересует? Я весь внимание.

Жоржикова. Для начала расскажите о самых интересных работах вашего НИИ в области спецтематики, в том числе по закрытым темам.

С шумом открывается дверь. В комнату размашисто, по-хозяйски, входит Степан Степанович Свистуненко. В руках у него портфель. Подходит к Белкиной, здоровается.

Свистуненко. Привет, товарищ Белкина! Вижу, на боевом посту! Сейчас партия поставила тебя на этот пост. На решающем направлении должны быть проверенные бойцы! Эксперимент этот, знаешь, сейчас под нашим пристальным вниманием! Этот (кивает на кабинет Кранкензона) у себя?

Белкина. Нет, Степан Степанович, он в своем отделе. Корреспондент там у него.

Свистуненко. Все ясно. Какой-то там корреспондент для него важнее партийного руководства! Ослаб, ослаб у вас парт-контроль.

Белкина. Что вы, что вы, Степан Степанович! Было указание насчет корреспондента от самого…

Свистуненко. Да ладно тебе его оправдывать. Скажу по совести, мне с ним тоже не больно охота разговоры разговаривать. А вот с тобой, Софья Павловна, очень даже надо нам поговорить. Есть к тебе одно серьезное предложение. Где бы нам побеседовать? Ладно, далеко удаляться тебе не положено, пошли в кабинет. (Кивает на кабинет Кранкензона.)

Кранкензон. Да, но эти темы не для публикации. Зачем это вам?

Жоржикова. Не волнуйтесь, мы знаем, что публикуется, а что нет! Вы, кажется, получили указание Виктора Петровича, так что не опасайтесь.

Кранкензон. Очень любопытное, знаете, указание. Конечно, конечно, Виктор Петрович-это очень, очень большое начальство! Так с чего бы нам начать? Даже не знаю. Понимаете, тема сна – это такая глубочайшая, я бы сказал, необъятная бездна… Мы все, конечно, марксисты-материалисты и диалектику, как сказал наш известный поэт, учили не по Гегелю, но когда углубляешься в проблемы сна так, как это делаем мы, начинаешь явственно ощущать какие-то явные метафизические аспекты бытия! Конечно, конечно, марксизм-ленинизм напрочь отметает всякую метафизику, всю эту духовную, как говорят классики, ерунду, и они безусловно правы, но… Нет-нет, о посягательстве на классиков, спаси и помилуй, не может быть и речи! Но что прикажете делать и как понимать явление, когда в одном из моих аппаратов, вот здесь рядом, в лаборатории, находится некая явившаяся из сна субстанция, этакая метафизическая абракадабра, которая, однако, имеет наглость кусаться самым натуральным образом и уже искусала двух моих монтажников?! Каково! Не верите? Пойдите, суньте вашу прелестную ручку в этот аппарат! А впрочем, прошу простить; конечно, это шутка. Достали меня сегодня!

Жоржикова. Федор Сигизмундович, я с интересом выслушала ваши философские высказывания. Они действительно очень любопытны, но теперь хотелось бы поговорить о деле. О наиболее важных закрытых разработках.

За его столом в кресле сидит Свистуненко. Рядом сидит Белкина.

Свистуненко. И еще я тебе скажу, как товарищу по партии, не по душе мне этот ваш, как его, Федор… Федор… тьфу, Сигизмундович! Классовое чутье подсказывает, а оно еще никогда меня не подводило, не тот он человек, за кого себя выдает! Да взять хоть название его: поди разберись, кто он на самом деле?

Белкина. Пятый пункт у них как будто в порядке.

Свистуненко. То-то что как будто! Ну, посуди. Берем с начала. Имя – Федор. Это ничего, это нормально. Идем дальше. Отчество. Тьфу! Си…ги…змун…до…вич! Сразу вопрос! Папаша у них кто? Поляк? Немец? Еврей? Дальше еще чище! Фамилия – Кранкензон! Что значит – по-немецки – больной сын! Чей сын? Что за болезнь? Из Германии или откуда? Но самое интересное вот здесь. (Поднял свой портфель, похлопал по нему, затем открыл и достал из него старую газету.) Вот что самое главное – смотри, это наша областная газета двадцатипятилетней давности. Вот раздел культурных развлечений. В парке имени Горького сеанс группового гипноза известного деятеля науки и искусства Сигизмунда Кранкензона-Кронштадтского! Каково? Ясно, папаша это их. По всем статьям подходит. Непонятно только, как он в тридцатых с такими параметрами уцелел? Ладно, бог с ним, с папашей. А вот ваш куда и почему дел Кронштадтского? Это, я тебе скажу, для вашей закрытой фирмы, где он в немалых начальниках ходит, большой интерес представляет. Что такое Кронштадт, знаешь? Закрытая военно-морская база! А еще место, где в Гражданскую эсеры мятеж подняли! Ничего, с этим вопросом уже кто надо разбирается. Ну и ты будь в курсе, я тебя не зря посвятил. Ясно?

Белкина. Да, тут есть над чем подумать, Степан Степанович.

Свистуненко. То-то и оно! Эх, учить и учить еще вас бдительности! Ладно, черт с ним, с этим Кранкензоном-Кронштадтским! У меня, собственно, к тебе, Софья Павловна, есть большой, интересный разговор.

Кранкензон. Ну что вас так интересует эта закрытая военная тематика?

Скучная материя, поверьте. У нас есть гораздо более интересные, новые, очень перспективные, просто увлекательные разработки!

Жоржикова. Например?

Кранкензон. Ах, Жоржетта… а можно без Никодимовны? Простите за откровенность, но страшно режет слух! Знаете, оба наши папаши наградили нас именами, ну, не очень сочетаемыми с отчествами…

Жоржикова. Давайте не будем трогать папаш. А без отчеств, думаю, нам с вами еще рановато.

Кранкензон. Хорошо, не будем спешить и трогать папаш. Как назвать деток, их святое право, а то, что деткам потом икается, это их, простите, не касается.

Жоржикова. Вы, кажется, хотели рассказать о новых перспективных разработках. Слушаю вас внимательно!

Кранкензон. Да-да, отвлекся, простите. Итак, продолжим. Так вот, Жоржетта… Жоржетта… да не волнуйтесь, ну конечно, Никодимовна! Так вот, Никодимовна, одна из новых наших разработок звучит несколько шокируюше: «Влияние эротических сновидений на взаимоотношения супругов в различных стадиях брака». Вот где неразработанная глыба! Подчеркиваю, сугубо научная! Поверьте, здесь, несмотря на широкое хождение таких вульгаризмов, как «переспать» или «спать» с субъектом противоположного пола, все обстоит гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд! Это фактически просто бездна, не скрою, не лишенная для нормальных, здоровых людей глубоких приятных эмоций! Вот, например, если нам с вами, безусловно нормальным и здоровым людям, взяться за руки и прыгнуть в эту сладкую бездну!

Кранкензон берет Жоржикову за руку, но она тут же выдергивает ее.

Жоржикова. Нет уж, Федор Сигизмундович, прыгайте в вашу бездну сами или с кем угодно, но без меня! А потом, простите, но у меня создается впечатление, что вы просто-напросто морочите мне голову. Не знаю, с какой целью? А что, если я назову вам темы, по которым я хочу получить информацию? Чтоб облегчить вашу задачу.

Кранкензон (заинтересованно). Назовите. Интересно услышать.

Жоржикова. Тема 76УП/5 «Считывание информации в устойчивых фазах сна у командного состава противника», тема 43ИД/8 «Инверсия информационных данных в процессе быстрой фазы сна у командного состава противника».

Кранкензон. И это все, Жоржетта Никодимовна?

Жоржикова. Пожалуй. Хотя вот еще, хотелось бы по теме 18ДС/3 что-нибудь узнать.

Кранкензон. А это что за тема?

Жоржикова (смеется). Неужто не помните? Довольно близко к эротическим сновидениям. Хорошо, напомню: «Длительный запрограммированный сон экипажей подводных и космических судов в долгосрочных экспедициях».

Кранкензон. А знаете, уважаемая, мне уже не смешно! Ваша осведомленность просто поразительна! На этом месте мы поставим точку в нашем плодотворном общении. Прошу простить, но у меня сегодня еще очень много дел.

Жоржикова. Вы серьезно? Но это, во-первых, невежливо, а во-вторых, боюсь, вас не поймет Виктор Петрович, от которого вы получили известные указания. Учтите, Федор Сигизмундович, у вас могут быть крупные неприятности!

Кранкензон. Дорогая Жоржетта! Позволю себе вас так называть, поскольку мне теперь уже нечего терять! Дорогая Жоржетта, во-первых, будем уважать друг друга. Нашего общения было достаточно, чтобы понять, кто есть кто! Поэтому я знаю: вам прекрасно известно, что телефонные указания такого рода от кого бы то ни было к делу не пришьешь, а потому в вопросах секретной информации они мало что значат! Во-вторых, информацией, которая вас так интересует, в полной мере владеет лишь наш директор – Громовержцев Иван Васильевич. К нему вам и следует обратиться в ближайщее время. И в-третьих, дорогая Жоржетта, надеюсь, что мы останемся добрыми друзьями, а может, пойдем еще дальше. Я имею в виду предложение насчет совместного прыжка в ту самую бездну, намного, поверьте, более приятную, чем те игры, которыми мы сегодня занимались!

Жоржикова. Те игры, Федор Сигизмундович, еще не закончены. Завтра мы увидимся на завершении вашего эксперимента. Надеюсь, у вас нет возражений по этому поводу?

Кранкензон. Что вы, что вы, Жоржетта Никодимовна, теперь с нетерпением буду ждать каждой новой встречи. Вот увидите, с каждым разом они будут все приятней!

Жоржикова. Посмотрим, посмотрим, Федор Сигизмундович; ближайшее будущее покажет, насколько оправданны ваши прогнозы. До завтра.

Встает, протягивает ему руку. Кранкензон хочет поцеловать ее, но она не дает ему это сделать и выходит.

Белкина. О чем разговор, Степан Степанович? Наверно, о предстоящем завтра завершении эксперимента? Знаете, я так волнуюсь, как все это пройдет и как нам достойно встретить Ивана Васильевича после его научного подвига! Цветы и банкет я уже заказала!

Свистуненко. Встретим, встретим мы его. Речь не о нем, а о тебе, Софья Павловна! О себе пора подумать, а не всё о них печься! Так вот, Софья Павловна, у некоторых ответственных товарищей есть мнение, прямо скажу, с моей подачи: пора выдвигать тебя на более ответственную партийную работу! Для начала инструктором в горком, в наш отдел, под мое начало! Хватит тебе здесь, с этими Кранкензонами, валандаться! С твоими данными знаешь какие у тебя, у нас, перспективы?! В номенклатуру можешь выйти. Такую цель надо себе ставить! Конечно, для этого нужен, не хочу сказать покровитель, а вернее, партийный руководитель, ну и где-то друг и наставник. Это я готов взять на себя, потому как, скажу откровенно, симпатична ты мне. Конечно, должно быть и взаимное влечение. Если его у тебя пока нет, ничего, точно появится при совместной нашей работе! А для притирки, ну и для обучения тебя нашим партийным делам, съездим для начала на отдых в наш санаторий, в Крым, в Форос! Путевки и все прочее беру на себя! Ну как, договорились?

Белкина. Это так неожиданно, товарищ Свистуненко. Прямо быстрота и натиск какие-то! Надо подумать.

Свистуненко. А чего тут думать? И думать нечего, товарищ Софья! Намечаем дату выезда и все тут! Где здесь у него календарь? Ага, вот он. (Берет лежащий на столе календарь, листает его.) Так, май уйдет на твой переход к нам, ну, июнь на освоение, то да се. Значит, июль! Отличное время, я тебе скажу! А вот смотри, двадцать пятое июля. И Кранкензон себе отъезд наметил! По теме «Эр. сн.» пишет. Езжай, езжай голубчик, скатертью дорога. Ты в свой «Эр. сн.», а мы в Крым, в Форос! Каждому – свое! Итак, товарищ Софья, будем считать, договорились?

В приемной звонит телефон.

Белкина (с облегчением). Ой, простите, Степан Степанович, мне пора на пост. (Встает, собирается выходить.)

Свистуненко. Лады. Мне тоже пора. Завтра я у вас на эксперименте. Это надо так подгадать, Первого мая – у всех праздник, а у них эксперименты.

Выходят из кабинета.