Текст книги "Кисть и пистолет. Мое сердце пусто"

Не спеша поехал следом. Добрался до усадьбы «клиента» и не обнаружил там активности. «Крокодил» тоже отсутствовал. Вот тогда я пожалел, что не ознакомился с домиком на побережье. Вытащил заветные листочки – изучаю. Город Куинси (Quincy). Но это не в городе, а на одном из полуостровов в объединенной дельте рек Уэймут Фор и Таун. Местечко называется Джермантаун Пойнт. Маленький одноэтажный домишко, окруженный приличной рощей. Почти рядом восьмиэтажное здание. Судя по балконам, опоясывающим семь этажей каждого из его трех лучей, это отель или больница. Не стал выяснять. Поехал на место, поставил машину на гигантской стоянке этого отеля или больницы напротив домика «клиента». Здесь до домика – шестьдесят футов, включая двадцать футов дороги между нами. Домик окружен хлипкой сетчатой оградкой. «Крокодил» и еще две машины стоят в рощице рядом с домом, но никого не видно. Полазил в интернете – купленный телефон позволяет это. Оказывается, гигантское здание – не отель и не больница, просто жилой дом. Представляю, сколько домишек снесли, чтобы получить территорию для дома и парковки около него. Не знаю, сколько времени придется провести здесь, нужно хорошенько заправиться. Ближайшие кафе оказались в трех милях, но меня это не смутило. Никуда мой «клиент» отсюда не денется. Поехал и плотно поел, теперь могу спокойно ждать столько, сколько потребуется.

Ждать потребовалось долго – никакого движения. Только в вечерних сумерках из дома вышли два человека: один пошел налево, в сторону проезда мимо участка, скрылся за углом дома; другой – направо, засел в кустах. Не шевелится. Продолжаю ждать, все равно делать больше нечего. Через три часа – было уже совсем темно – из дома вышли еще два человека, сменили предыдущих. Я прождал еще полтора часа, надел маску, выбрался из машины, обошел участок, перелез через сеточную ограду с соседним участком, который вообще не огорожен, затаился. Никакого движения. Начал продвигаться к месту, где, по моим наблюдениям, должен находиться стражник. Он возник передо мной неожиданно, наверное, услышал подозрительный хруст ветки под ботинками. Думаю, ему показалось, что подходит напарник, так как он не только не выстрелил, не закричал, но даже поднял руку, как бы приветствуя меня. Без размышлений ударил его ребром ладони по кадыку. Он замер на мгновение, приоткрыл рот, хотел крикнуть или глотнуть воздух. Теперь я ударил его по любимому мной месту между головой и первым позвонком. Мужик свалился. Все это беззвучно. Стащил с него ремень, заклеил скотчем рот, связал ремнем ноги, тем же скотчем связал за спиной руки, оставил на месте. Автомат его отбросил в кусты вместе с ножом, взял пистолет – он с глушителем – и запасную обойму. У меня с собой только «Вул», из него стрелять жалко, мало патронов. Теперь мне нужен второй. К моему удивлению, нашел его сидящим на пне и спящим – тоже мне стражник… Пришлось и этого вырубить и связать. Все оружие отбросил подальше.

Но в доме еще не меньше четырех-пяти вооруженных бандитов. Чтобы уравнять шансы, нужно снять очередную пару. Опять жду – пока можно не бояться, что рассветет. Чуть больше чем через час из дома вышла и снова разделилась еще одна пара. Того, кто пошел направо, я застрелил почти в упор. Звук слабенький, но второй сразу напрягся. Взволнованно шепчет: «Адриано, что там, где ты?» Лег на землю, молчу. Он начинает двигаться в мою сторону, идет осторожно, но мне он виден хорошо, помогает свет фонарей автомобильной стоянки. Одиночный выстрел – он падает. Я даже не проверяю, жив ли он – слишком маленькое расстояние, чтобы я промазал. Все мое внимание на выходе из домика.

Опять пришлось ждать. Я уже даже начал волноваться – вдруг тихий звук выстрела кто-то услышит на стоянке или в соседнем доме. Он хоть и отделен рощей, но все может быть. Через пять минут дверь дома снова открылась, кто-то, низко пригнувшись, старается разглядеть что-либо в предутренней темноте. Наконец поднялся, шагнул вперед и упал, подстреленный. Дверь захлопнулась, значит, за ней кто-то стоял и наблюдал за происходящим.

В машинах не могло быть больше чем по три человека. Не любят мафиози ездить в тесноте. Даже если в домике хозяина ждал еще один человек, вряд ли он был боевиком. Следовательно, в домике могут быть боевик, сторож; хозяин по возрасту далеко не боевик, но черт его знает, каков он. Вполне возможно, что в домике меня ждут два-три ствола. Мне это нужно? Даже если буду только ранен, хлопот с полицией и ФБР не оберешься. Вряд ли кто-то из находящихся в доме выйдет теперь из двери. Они не знают, сколько человек окружили домик. Двинулся к тыльной стороне дома, пытаюсь найти слабое место. Передвигался вплотную к стене, склонившись, чтобы случайно не увидели из окна. На тыльной стороне обнаружил неплотно прикрытое окошко. Идиоты, совсем не думали о возможной осаде. Пролез в окошко, попал в кладовую. Замер на некоторое время – вдруг кто-то слышал, как я вползал в помещение. Тишина, осажденные тоже не шумят, прислушиваются. Дверь в коридор не заперта, трогаю ее, не скрипит ли, звук тихий. Попал в короткий коридор. В доме полная темнота – представляю, как стучат сердца осажденных, которые потеряли уже пятерых бойцов. Но это их дело.

Наугад продвигаюсь к приоткрытой двери в салон, за ней через десяток секунд различаю силуэт мужика, стоящего у стены с пистолетом, направленным к входной двери. Понятно, ждет штурма. Если бы на них напала банда пуэрториканцев, штурм был бы, но мне это совсем ни к чему. Вглядываюсь в темноту – никого больше в салоне нет. Стреляю – бандит падает. В пистолете бандита осталось только два патрона, поэтому меняю обойму. Все, в доме нет больше боевиков, только «клиент» и сторож. «Клиент», наверняка, в спальне, возможно, и сторож около него. Соображаю, какая из дверей ведет в спальню. Сунулся в одну, приоткрыв ее дулом пистолета, – это столовая. Вернулся к противоположной двери. Еще более осторожно приоткрыл ее. Навстречу плачущий голос:

– Не стреляйте, я только сторож, я ничего не знаю.

Захожу, направив пистолет на звук. Глаза уже привыкли к темноте, да и за окном хоть сумерки, но не полная тьма. Рядом с кроватью стоит хнычущий старик, на кровати другой старик, направивший на меня пистолет. Автоматически бросаюсь на пол, стреляя на ходу. «Клиент», а это был он, выстрелил на несколько секунд позже меня – больше он никогда не выстрелит. Старика-сторожа я не стал убивать, со страху он не вспомнит толком ничего. Да и не видел он в темноте моего лица в маске. Ушел, не скрываясь, через входную дверь, сел в машину и отправился домой. По дороге остановился, протер тщательно оружие бандита и обоймы, выбросил их в мусорный бак. На следующий день сказал консьержу, что закончил дела, продлевать съем квартиры не буду, получил расписку за переданный ему остаток платы за квартиру и улетел в Нэшвилл. В Бостоне мне больше делать нечего.

В Нэшвилле нужно в первую очередь устроиться удобнее. Платить бешеные деньги за жизнь в отеле мне ни к чему, и так с деньгами уже туго, не тем занимался последнее время. Только тратил, ничего не зарабатывал. Обратился по старому адресу, теперь мне нечего бояться. Квартира оказалась свободна. Прекрасно, перевез в нее свой чемодан и самого себя. Можно продолжать прежнюю спокойную жизнь. Жалко только отца, из-за моих проблем он погиб. Зачем только он выскочил из кустов, совсем потерял навыки морпехов.

На следующий день после того, как устроился на новом старом месте, зашел ближе к вечеру в магазин Меган поболтать. Нравятся мне эти неспешные беседы. Каждый раз я узнаю что-то новое. На этот раз говорили не о Ремарке. Она почему-то воодушевленно говорила о Молли. Удивлялась, что та за короткое время достигла значительных результатов, спрашивала о портрете Ребекки, почему не забираю его назад. Пришлось выкручиваться – мол, занят был делами, отказывался на время от квартиры. Меган как бы между прочим предложила вместе поехать к Молли, посмотреть ее картины и эскизы. Честно говоря, меня это встревожило. С самого начала нашего нечаянного знакомства с Молли каждый раз думал, что встреча последняя – зачем мне эта рыженькая девушка? А тут Меган явно намерена сделать наше знакомство более близким. Отделался невнятным восклицанием и твердо заявил, что на днях заеду к ней и заберу портрет.

Меган не стала настаивать, перевела разговор на мою поездку в Орегон. Оказывается, я проболтался ей как-то, что уезжаю к отцу. Пришлось рассказывать о семьях Джорджа и Кэтрин, проговорился о наследстве. Меган сразу заинтересовалась, куда собираюсь вложить деньги. Ведь не поняла, что большая часть денег – не наследство, а мои кровные, заработанные на долгой службе. Почему-то посоветовала вложить их в бизнес брата. Смешно. Я ведь отказался от владения всем пакетом, зачем же мне вкладывать в наше семейное предприятие. Сам удивился – мысленно назвал лесоразработки семейным предприятием. С другой стороны, зачем мне эти сто двадцать – сто семьдесят тысяч? Чтобы истратить их, чтобы не играть, не искать случайных заработков? А что тогда делать, чем занять время? Не нашел ответа. Пусть все катится, как получается. Стоп, тогда прав Ремарк: «Все мы словно искорки, гонимые неведомым ветром». Нет, это не для меня, не согласен. Должен найти свой путь сам.

Как очнулся, Меган смотрит на меня с удивлением:

– Роберт, что с вами? Вам нехорошо?

– Нет-нет, Меган, все в порядке. Просто я задумался о ваших словах. Но, наверное, вам пора закрывать магазин? Да и мне пора домой.

Дома приготовил кофе, сижу, обдумываю эти слова об искорках и ветре. Последний месяц жизнь или этот самый ветер гнали меня вперед, не оставляя времени для раздумий. Но сейчас у меня нет проблем… Или кажется, что нет проблем? Предчувствие, что поездка в Бостон должна еще аукнуться мне, все растет. Зазвенел звонок, только успел подумать: «Ну вот!». Но в телефоне голос Бетти:

– Робби, не отключайся. Я не пристаю к тебе, звоню по поручению Ицика. Не пойму, о чем он, но Ицик просил поблагодарить тебя за все, и он удивлен, что ты остался жив. О чем он? Я считала, вы уже обо всем этом ужасном инциденте забыли. И вдруг он опять напоминает о нем. Да, еще самое главное: Ицик просил передать: если тебе что-то потребуется, он в лепешку расшибется, но поможет. Совсем это не похоже на него. Ты ему так понравился? А я? Мы с тобой можем встретиться?

Типичная женская логика. Хмуро ответил:

– Сейчас занят, но позвоню, как разберусь с делами.

– Роберт, у тебя новая женщина? Ты охладел ко мне?

– Бетти, ты думаешь, что кроме женщин не может быть у мужчины проблем? Глупости, полно совсем других. Да, передай благодарность Ицику за его слова. Я их очень ценю. Пока. – И прервал разговор, иначе она продолжала бы жаловаться.

Напророчил на свою голову. Имеются у меня проблемы, весьма неприятные. Сразу же после разговора с Бетти – новый звонок.

– Господин Линдгрен, вас беспокоит Донован, Вилли Донован. Мы с вами имели счастье беседовать несколько месяцев назад. Я сейчас в Нэшвилле, мы могли бы приватно поговорить завтра?

– Насчет счастья это вы зря, не помню такого. Но как вы узнали мой телефон?

– Это не самая большая проблема. Кстати, я просил вас не менять некоторое время номер. Но об этом мы не будем говорить. Так как насчет завтрашней встречи? Удобно у вас или мы встретимся в официальной обстановке?

– В официальной, по-моему, ни к чему. У меня в квартире не слишком удобно. Может быть, в ресторане «Двойной Дог» на 21-й авеню или в кафе The Donut + Dog? Это на Белкорт-авеню, совсем рядом с моей квартирой. Я угощаю.

– Хорошо, встретимся в кафе, в 9 утра, если вам удобно, но счет гамбургский.

– Удобно, да и не мне выбирать.

– До встречи.

Встретились. Заказали по бутылке пива, сидели в кафе более получаса. Господин Донован оказался более подготовленным к беседе, чем я ожидал. Начал издалека:

– Господин Линдгрен, мне хотелось бы получить полные и ясные ответы на целый ряд вопросов, так как мы беседовали об инциденте в Хантсвилле. Запись разговора не ведется.

– Нет проблем. Я буду стараться отвечать на все, о чем имею представление. А почему возникли мысли, что мои ответы не будут полными и ясными?

– В Сейлеме вы не были искренни.

Черт, значит, ему передали отчеты о наших беседах с фбрщиком. Что еще он знает?

– Думаю, это просто мнение агента, который надеялся, что я что-то знаю о бостонской мафии.

– Знаете, я почему-то придерживаюсь такого же мнения.

– Господин Донован, а почему именно вам поручили поговорить со мной?

– Я бы предпочел не заниматься бостонскими проблемами, у меня полно своих текущих дел. Но начальство считает, что у нас получится более предметный разговор, тем более что вы нам несколько обязаны еще за Хантсвилл.

Ну вот, так и знал, предъявляют счет за отмазку по Хантсвиллу.

– А я-то наоборот считал, что помог вам, и это вы мне немного обязаны.

– Ладно, не будем ходить вокруг да около. Меня интересует в первую очередь, кто вам дал инструкции по господину Скварчалупи, кто снабдил подробными сведениями, кто передал взрывчатку, кто платил за все, в конце концов?

– Я вас не очень понимаю. Кто такой этот Сквар… Извините, не запомнил кличку. И зачем бы мне взрывчатка?

– Не нужно играть в непонятку. Вы жили в соседнем доме с главой итальянской мафии в Бостоне по фамилии Скварчалупи.

– Да, несколько дней жил в Бостоне. Но при чем здесь мафиози, о котором вы упоминаете?

– Хорошо. Тогда пройдемся подробнее, постараюсь освежить вашу память. В Бостоне вы жили в доме на Бикон-стрит, в самом дорогом месте города. С чего бы это?

– Знаете, это очень красивый район. И мне понравилось, что с балкона открывается великолепный вид.

– Вы заплатили за месяц три тысячи долларов, но прожили в квартире меньше двух недель.

– Да, это было расточительно, я очень сожалел, что дела заставили меня покинуть Бостон. Он очень красив.

– Во время вашего пребывания там произошел взрыв машины у забора господина Скварчалупи.

– Да, я видел по телевизору последствия. Ужасно… Хорошо, что, кажется, никто не погиб. Не говорили по телевизору о погибших. Но при чем здесь я? В день взрыва я был в Нэшвилле, специально приехал, чтобы посетить выставку, на которой моя знакомая представила новую картину. Мне очень хотелось увидеть и картину, и художницу. Вернулся в Бостон и узнал эти ужасные новости.

Мне показалось, что Донован несколько обескуражен. Вероятно, о моей поездке в Нэшвилл он не знал.

– Может быть, но мы это проверим. Еще одно: сразу же после гибели Скварчалупи вы покинули Бостон.

– Мафиози убили? Не очень сожалею, если он действительно был главой мафии. Но я б этом не слышал.

– И о тех разборках среди преступных группировок вы ничего не слышали? За несколько дней в Бостоне были убиты или ранены десятки членов итальянской мафии и преступных пуэрториканских и афроамериканских группировок.

– Господи, вы и эти десятки бандитов хотите повесить на меня? Да никакой судья не поверит вам, что добропорядочный американский гражданин перебил десятки бандитов. Вообще-то, на мой взгляд, пусть эти бандиты убивают друг друга, но при чем здесь я?

– Очень даже «при чем». Выстраивается цепочка: сначала добропорядочный гражданин убивает трех боевиков итальянской мафии, потом еще трое боевиков из той же группировке взорваны в Нэшвилле, где обитает этот гражданин. Потом шесть членов все той же группировки прилетают в отдаленный штат Орегон, приезжают в зачуханный поселок, где в это время находится гражданин, и там дружно погибают от рук гражданина и его родственников. Отсюда выстраивается очевидная цепочка к визиту гражданина в гости к главе мафии, почему-то питающему личную неприязнь к нему. Следом – смерть мафиози и нескольких его подручных. Как вам нравится цепочка?

– Совсем даже не нравится. Сплошные натяжки. Откуда бы гражданину знать, кто именно посылает к нему незваных гостей? Как может один человек расправиться с опытным мафиози и его подручными? Кстати, их много погибло? Подручных.

– Вот и нас интересует, кто управлял гражданином, снабдил оружием, деньгами, информацией. Вы готовы дать ответ на этот единственный вопрос? Если мы получим ответ, никаких других вопросов не будет задано. Подручных погибло в эти дни много, около двадцати.

– Очень сожалею, но нет и не может быть у меня ответа на ваш вопрос. Откуда мне знать о разногласиях в мафии? Кстати, новый руководитель у них выбран?

– Что, гражданин готов расправиться и со следующим главой мафии?

– Спросите его, если вы интересуетесь. Зачем искать ответы у меня?

– Господин Линдгрен, мне кажется, вы несколько преувеличиваете свои возможности находить объяснения многочисленным совпадениям. Придется рассказать вам кое-что еще. В кафе D’empanadas мы нашли интересный кадр с камер слежения: камера зафиксировала господина Линдгрена, бьющего подносом по голове несчастного пуэрториканца, застреленного менее чем через полчаса неизвестным на мотоцикле. Кроме того, камеры слежения в доме господина Скварчалупи многократно зафиксировали вас, аккуратно прячущего лицо. Силуэт виден хорошо, но однажды, в день вашего приезда в Бостон, на камеру попало и лицо. К сожалению, в расследовании инцидента в Нэшвилле мы не участвовали, а полиция работала слишком небрежно. Однако, хайли лайкли, именно вы принимали в этом деятельное участие.

Тут уж я перебил его:

– А что, суды уже принимают «хайли лайкли» в качестве доказательства?

– Ладно, оставим в стороне инцидент в Нэшвилле. Но ваш интерес к домику Скварчалупи на побережье зафиксирован. Вы изволили в день его гибели посетить одно из кафе – ближайшее, кстати, к этому домику. Записи имеются в нашем распоряжении. Следов вашего пребывания в домике мы пока не обнаружили, но оставленный в живых член группировки однозначно говорит о вашем росте и прическе. Так что думайте сами, стоит ли дальше запираться. Или мы поведем честный разговор.

К этому моменту мы выпили пиво. И я заказал еще по бутылочке – хотелось иметь время, чтобы принять решение.

– Хорошо, господин Донован, как ни странно, мне легко ответить на ваши вопросы. Постараюсь разъяснить, почему в этом деле мне не была оказана никакая помощь со стороны. После того как бандиты Скварчалупи убили моего отца, я поклялся отомстить ему. То, что он два раза перед этим отправлял убийц ко мне, меня мало трогало, но за отца я должен был ответить. Кстати, вы не в курсе, но мне пришлось разрядить заряд, заложенный на моей кухне в Нэшвилле. Этим зарядом я трех его бандитов и взорвал. Деньги на поездку в Бостон мне никто не давал. Это не заказ, это личное дело. Оружие купить в любом городе – не проблема. Кто руководит итальянской мафией в Бостоне, знает любой гражданин, читающий газеты или следящий за полицейской хроникой. Все остальное можно узнать в интернете.

– Попытаюсь сделать вид, что верю вам, частично. Но у нас имеются несколько другие сведения об источнике ваших знаний о Скварчалупи. Впрочем, это не очень важно. Да, нас удивило ваше участие в столкновении с афроамериканцами. Чем же они вас задели? Зачем-то расстреляли не только кафе, где они встречаются, но и кальянную. У кафе вас точно не зафиксировали, но при смене машины ваше лицо было видно четко.

– Ладно, вы все обо всем знаете лучше меня. Так чего вам от меня нужно? К чему такие приготовления?

– Мы следим за вами со времен вашей службы. Раньше не было повода вмешиваться в вашу жизнь. Теперь, по нашему мнению, если мы закроем глаза на ваши не совсем законные действия, будем вправе ожидать от вас определенных услуг нашей службе. Конкретно в некоторых случаях, когда наши люди не могут действовать официально, мы будем привлекать вас. Не возмущайтесь. Пока вы должны нам две операции. Если вы не попадете еще раз в неприятную ситуацию, после двух операций будете свободны. Но учтите, не все методы, которые вы использовали десять лет назад, работают сейчас. Поэтому я так конкретно рассказал обо всех случаях, когда вы прокололись. Сейчас мы имеем возможность видеть почти все, что делает интересующий нас человек. И возможности противника не намного меньше. А если вы провалитесь, помогать мы не сможем. Да и не захотим.

– Вы раз десять упомянули «мы». Кто эти «мы»? ФБР?

– Не только. Хотя у нас бывают противоречия с ЦРУ, но иногда мы выступаем единым фронтом в интересах государства. Думаю, что в конце зимы или весной вам позвонит человек и от моего имени предложит оказать нам некоторые услуги. Надеюсь, мы договорились?

– А если не договорились?

– Ваше право, но мы вынуждены будем передать накопленную информацию в прокуратуру Бостона. Не имеем права держать ее у себя. И учтите еще одно. При рассмотрении в прокуратуре штата дела о смерти семи мужчин в Бивере голоса разделились. Шериф и прокурор округа (графства) считают целесообразным закрыть дело, так как опасаются негативной реакции своих избирателей из-за убийства чужаками уважаемого в графстве Адама Линдгрена. Помощник прокурора штата настаивает на тщательном расследовании. Лавры Джона Крогера – борца с мафией – не дают ему покоя. Вероятно, надеется привлечь внимание к себе и к генеральному прокурору штата. Выборы будут ровно через два года, но благожелательная пресса всегда полезна. Генеральный прокурор Эллен Розенблюм пока не приняла решения. Дело в том, что с нашей стороны был совет прислушаться к мнению графства. Но мы можем в любой момент скорректировать свой совет.

– С чего бы ей прислушиваться к вашим советам? Насколько я знаю, она совершенно независима.

– Кто-то из наших намекнул ей, что возможный повторный вброс информации об обстоятельствах 2012 года, безусловно, будет использован республиканцами и их кандидатом Дэниелом Кроу на выборах 2016 года.

– При чем здесь дела 2012 года?

– Когда предыдущий генеральный прокурор штата Джон Крогер решил не баллотироваться на новый срок и ушел в отставку 29 июня 2012 года, губернатор Кицхабер сразу же назначил Элен Розенблюм генеральным прокурором. Это помогло ей выиграть выборы в 2012 году.

– Ну и что?

– Крогер уходил на должность президента Reed College. А отец Эллен несколько лет занимал пост президента компании Reed. И у него там остались влиятельные друзья. Да и саму Элен там хорошо знают. Кроу смог бы из шумихи по этому поводу получить много тысяч лишних голосов на выборах. Не помогли бы тогда Эллен и ее любимые сторонники легализации марихуаны.

– Все равно, не выглядит это серьезно, тем более сведения устаревшие.

– Не так важно, что сказано. Главное – тон, которым это преподнесено. Скелеты в шкафу имеются не только у вас, господин Донован. И никому неизвестно, о чем мы имеем информацию.

Ну и что мне остается делать? Неужели им так нужны мои кулаки и пистолет? Пришлось согласиться, но спросил, кто будет оплачивать акции. Четкого ответа не получил, Донован только сказал, что это будет решено. Дополнительно Донован дал номер, по которому можно позвонить и произнести условную фразу. Он перезвонит в течение следующего дня.

Молли

Начало ноября было тягостным. И дело не в погоде, она вполне приличная для ранней зимы. Болела Рива, почти не вставала с постели, только чтобы дойти до туалета. Врач, беседовавший со мной, мрачно заявил: не может гарантировать, что доживет до весны. Однажды пришел мэтр Томсон, они с Ривой заперлись в спальне, меня не пригласили. Потом Томсон пришел с двумя женщинами – я одну из них знала, она несколько раз приходила к Риве – опять заперлись в спальне. Томсон, выходя вместе с женщинами из квартиры, сказал, что Рива переделала завещание. Нехороший признак, начала соображать, куда теперь смогу податься, если Ривы не будет с нами. Из-за всего этого не могла сосредоточиться на выборе новой темы. Но Риве стало лучше, начала выходить к вечернему чаю, и я немного успокоилась, то есть смогла вернуться к своим эскизам.

Почему вернуться? Погода не располагала к выездам на пленэр, а новых тем как не было, так и нет. Копнула самый ранний пласт – карандашные наброски аллеи в парках, где я столько времени сидела безрезультатно весной. Наткнулась на лист с аллеей, освещенной луной. Вспомнила, как дивился Феликс этой отсутствующей луне. Рассмеялась – вот ведь фантазерка, никакой луны не было. Но снова взглянула на рисунок – много ошибок, но тема хорошая, правда, в европейской живописи избитая. Но то Европа, а здесь Штаты. Взялась за карандаш, представила аллею и перерисовала все заново. Вгляделась: вроде все правильно, но безжизненно. В тот же вечер, почти в полночь, пошла на аллею – пошла без мольберта, без красок, без карандаша. Пошла просто вдохнуть ночной воздух, проникнуться тайной ночной тишины. Луна выглядывала из-за облаков, от деревьев падали на землю слабые тени. Красиво, но все равно безжизненно. И вдруг мимо меня по аллее прошел быстрым шагом мужчина. Возможно, спешил домой… или к своей женщине. И я поняла: на рисунке не хватает вот такого противопоставления – спешащий мужчина и спокойствие природы. Да, хоть городской, но природы. Вечером осмотрела все свои городские зарисовки заново. Отобрала несколько – буду дорабатывать, попробую сделать серию.

Прервалась на некоторое время из-за очередной выставки. Теперь вся жизнь будет проходить от выставки к выставке? Наверное, так. А что мне еще остается делать? На выставке ко мне подходили, надеялись увидеть что-то оригинальное. Чтобы поудивляться? Смотрели с сомнением, критиковали. За что? Теперь за откровенный натурализм. Но все же говорили хоть что-то. Лучше, чем если бы равнодушно проходили мимо. Картину купили – галерея поставила все те же 400 баксов, и любитель нашелся. Не все только глазеют, некоторые покупают. Да и что такое четыре сотни? В ресторан не хватит для компании из четырех человек.

Но главное (может быть, не главное, но важное для меня?) было на второй день. В галерее появился Роберт. Как всегда, появился с новой дамой. Представил нас. Мне Меган сначала не понравилась. Даже обидно стало за Роберта – уж больно стара, значительно старше сорока лет. Что, не мог найти женщину моложе? Но когда разговорились, мое мнение изменилось. Главное – это не женщина на ночь. Оказывается, они много говорят о литературе, о жизни. Удивительно – Роберт и литература. Это странное сочетание, как на моих картинах. Стоп, именно Роберта я и нарисую на картине с ночной аллеей. Даже улыбнулась про себя.

И тут подошла вторая из женщин Роберта – Роуз. Та, что купила у меня портрет Ребекки. Пыталась увести Роберта, но он только проводил ее. Мы даже хотели с Меган заключить пари. Я сказала, что он не вернется, но она лучшего о нем мнения. Возможно, ближе познакомилась с ним. Или он ее уважает. Не то, что меня, «рыженькую Молли». Даже пыталась съязвить на эту тему, когда Роберт увел нас в бар выпить у стойки. Он парировал (или он язвил, а я парировала – не помню). Но Меган сказала:

– Вы так прекрасно пикируетесь, как супруги с десятилетним стажем.

Запомнила ее слова – они меня поразили. Я и Роберт – это невозможно, это прекрасно, но это абсолютно невозможно. Неловкое молчание, и мы разошлись, то есть Роберт повез Меган домой. Я старалась запомнить его шаги, когда он уходил и когда возвращался после проводов Роуз. Это нужно для новой работы. Они ушли, а я осталась стоять у своей картины, нужно ведь здороваться со знакомыми, отвечать на замечания «ценителей».

После завершения выставки все время, которое у меня оставалось от ухаживания за Ривой, я отдавала новой серии. Как-то позвонила мне Меган, приглашала к себе, но я сказала, что не могу оставить Риву, и она приехала к нам. Новому человеку Рива обрадовалась, попросила одеть ее, сидела очень довольной, даже через силу рассказала две смешные истории о своей жизни с Моше. Сил у нее хватило только минут на двадцать, я уложила ее в постель, и мы поболтали с Меган. Она многое рассказала мне о Роберте. Потом, вспоминая наш разговор, пыталась понять, почему мы говорили о Роберте? Наверное, потому, что других общих знакомых у нас нет. Запомнилась подчеркнутая ею фраза. Она рассказывала, как они с Робертом обсуждали Равика из книги «Триумфальная арка». И Роберт повторил фразу из книги: «Месье Равик – пропащий человек, он никогда не обзаведется собственным домом». Потом рассмеялся, добавил: «Совсем как я». И мне вспомнились мои слова Роберту на выставке во Фрист Арт Музее: «Найдется храбрая женщина – окольцует вас, будут и дети». Странно, почему я так сказала? А я, я – храбрая женщина? Вряд ли. Конечно, не рассказала об этом Меган. Мне нравится Меган. Как будто о ней Хемингуэй сказал: «На свете так много женщин, с которыми можно спать, и так мало женщин, с которыми можно разговаривать». Я не о себе, не розовая, это у Роберта есть и всегда будет полно женщин, с которыми можно трахаться.

Работала как прокаженная две недели. Остановилась, когда позвонила Меган. Оказывается, они разговаривали с Робертом и говорили не о книгах, а обо мне. Меня поразило, что Меган рассуждает о нас с Робертом. Обсуждает, ставя рядом, параллельно. Что тут сравнивать? Потом она рассказывала о семье Роберта, о смерти его отца. Правда, я так и не поняла, почему он умер именно в эти дни. Кажется, и ей он не сказал ничего конкретного. Если умер отец – понятно, почему Роберт уезжал из Нэшвилла. До вечера не могла сосредоточиться над очередным эскизом серии. Рассердилась, пошла чистить кухню. Уж это-то у меня получается хорошо. В ноябре Роберт так и не приехал за портретом Ребекки. Зато я полностью закончила первую картину серии «Аллея зимними сумерками» и завершила подробные эскизы еще трех картин. Долго возилась с первой картиной, так как хотела детально нарисовать на ней конкретный портрет – портрет Роберта. Рисовать пришлось тончайшими кисточками, «под лупой», так как фигура мужчины небольшая, а лицо совсем маленькое.