Текст книги "Кисть и пистолет. Мое сердце пусто"

Звонок Роберта был неожиданным. Собственно, ничего он и не сказал, только извинился снова, что не может пока забрать картину. Может, она так и останется у меня? Нет, лучше пусть приедет и заберет. На день этот звонок выбил меня из колеи. Что, так и будет Роберт постоянно встречаться на моем пути? Забыть бы его, забыть меня, мокрую, отчаявшуюся, бредущую неизвестно куда по дороге. А ведь прошло чуть больше полугода. Это много или мало? Не знаю. Но знаю, что без ежедневной работы над собой, над очередным эскизом или картиной… что бы я делала? Но это все пустые размышления.

На выставке, как я и ожидала, над парным изображением уважаемого адвоката много смеялись. Удостоилась даже критического замечания в колонке светской жизни нашей газеты. Сначала немного испугалась, что адвокат будет негодовать, но потом подумала, что эту колонку он не читает. На портрете была табличка «Частная собственность», но картину купили – купил известный дилер, купил по цене в четыреста долларов, установленной галереей. Кому купил, я так и не узнала. Что ж, очередной этап пройден. Теперь я должна на каждую выставку представлять что-то не слабее. Как написано в Библии о певице: «Пой и танцуй много, чтобы тебя узнали». Или там слово «вспомнили»?..

Но прежде всего доработала пейзаж с фермой, дорогой и отдаленным лесочком. На очередную выставку будет что представить.

Роберт

Остановился в посредственном отеле Embassy Suites by Hilton Columbus на северо-востоке Колумбуса. Отсюда до Нью-Олбани порядка шести миль. Ночью менее чем за десяток минут можно добраться на машине. Остановил такси на Мейн-стрит у Янтис Драйв. На недоуменный взгляд шофера – вокруг никаких домов – ответил, что врач советовал перед сном прогуливаться. До дома Ицика всего четверть мили – прошел неспешно за семь минут. Точно так же шел и мимо дома Ицика. Тишина, в окнах ни огонька. Не думаю, что Ицик снова нанял серьезную охрану, ведь с бандитами вопрос решил. Обошел весь квартал по Кинг Джордж Драйв, потом по Квин-Энн-стрит и дальше. Вышел в том же месте, где высаживался из такси. Медленно иду по Мейн-стрит, жду такси. В это время они ходят редко, прошел до круга на перекрестке с Ламбтон-Парк-роуд. Здесь меня подхватило такси, идущее из Нью-Олбани Кантри Клаба. Через пять минут был в отеле.

К следующей ночи готовился основательно. Возле отеля – дюжина всяческих центров. Около каждого из них стоянки автомобилей, только некоторые охраняемые. Мне нельзя ехать на такси: если будет инцидент с тяжелыми последствиями, опросят всех таксистов. Мужика, едущего ночью в Нью-Олбани, таксист запомнит. Нельзя арендовать машину – на расстоянии четверти мили от дома Ицика нет ни одной стоянки. Чужую машину, занявшую чье-то место, запомнят. Нужна машина, которую можно бросить в любом месте. Поэтому решил поздно ночью угнать машину и бросить ее после завершения разговора с Ициком.

Так я и сделал. Примерно в два часа ночи оставил машину у церкви Назарянина, не спеша двинулся к дому Ицика. Не стал обходить два квартала, пролез через зеленое ограждение между Мейн-стрит и Кинг Джордж Драйв. Еще пять минут, и я у технического входа с автомобильной стоянки дома. Повторяю путь взломщика бандитов. Замок ерундовый – открываю его быстро, вхожу и несколько минут прислушиваюсь. В доме полная тишина. Прохожу к двери, разъединяющей обе половины дома, – она не закрыта. Еще минута, и я в комнате Ицика. Комната освещена слабым ночником, но мне все видно. Видно, что Ицик не спит.

– Пришел? Я давно тебя жду. Да, виноват, сдал им твой телефон, твою фамилию, имя. А что я мог сделать? У них в руках была Бетти, моя Бетти. Я люблю ее; безумно любил, когда уговаривал стать моей женой; люблю и сейчас. Думаешь, я легко переношу то, что у нее постоянно меняются любовники? Тебя, кстати, она бросит, как только найдет еще кого-нибудь. Но, уверен, тебя это не расстроит. Ладно, делай что хочешь. Что у тебя там – нож, пистолет? Я давно готов покинуть этот мир. Но если хочешь, я могу откупиться, назови твою цену.

– Мне от тебя, Ицик, нужно только одно: кто этот человек, подсылающий ко мне бандитов? Уверен, ты знаешь о нем все или почти все. Дай мне имя, адреса. И все, больше мне от тебя и от Бетти ничего не нужно, больше я вас не увижу.

– Ты слишком самоуверен. У него мощная охрана, иначе он давно уже отправился бы на тот свет. Тебя разорвут на куски и скормят свиньям – фигурально.

– Ицик, это мои проблемы. Дай мне то, что нужно.

Смотрит на меня – кажется, даже сожалея:

– Посмотри в тумбочке, в верхнем ящике. Там все, что тебе нужно. Но лучше тебе сменить фамилию, имя, спрятаться там, где ты никогда не был. Если тебе нужно, я свяжу тебя с человеком, который сделает чистые новые документы. Переживешь годик – сможешь вернуться к своей жизни.

Ничего не ответил, спиной продвигаюсь к тумбочке, не сводя с Ицика взгляд, открываю верхний ящик. В нем три скрепленные листочка. Беру их. Кажется, то, что нужно.

– Прощай, Ицик. Привет Бетти не передавай. Даже Джозефу не стоит говорить о моем визите.

Наконец отвернулся от него, вышел из комнаты, из дома, добрался до машины, решил не бросать ее. Аккуратно поставил на место, где брал, и вернулся в номер отдыхать.

Три часа ночи, нужно бы отдыхать, но не спится. Мысленно прокручиваю варианты поиска путей к неизвестному главе бандитов. Последовательно отбрасываю их – слишком много должно быть совпадений, чтобы удалось прорваться сквозь охрану. Это в кино супермен прорывается к злодею, расстреливая одного за другим врагов. В реальной жизни не третий, так четвертый подстрелит тебя. Количество врагов нужно сократить – сократить хотя бы на порядок. Как? Преследовать и расстреливать? Сколько для этого потребуется времени? Как быстро мне на хвост сядет полиция? Глупость.

Начал читать листочки Ицика. Написано от руки аккуратным почерком, разложено по полочкам. Видно, работала серьезная организация. Первый листок: детали биографии, родственники; второй листок: основные объекты недвижимости, вложения в банки и предприятия; третий листок: структура охраны, основные враги. Стоп… Вот что мне нужно, вот чем я займусь. Стало веселее, заснул через десять минут.

В Бостоне, устроившись в отеле, позавтракал в нем же, сидел, размышлял. Нельзя сразу бросаться на поиски, нужно изучить все, что удастся найти о моем «клиенте». Так по привычке назвал для себя моего врага. Да и фамилия у него – Скварчалупи – такая, что и выговорить, и запомнить трудно. Нашел в лобби комп, сел изучать, поглядывая в листки, полученные от Ицика. Смутила фамилия. Перевел ее, как «волк, сдирающий кожу живьем». Бррр… Странно. Почему он ее не сменил? Перебрался в США давно, еще ребенком, после войны. Мог бы выбрать вполне благозвучную – Лупи, или Вольф, или Вольфман, в конце концов, если хочется попугать конкурентов. Но оставил такую страшную. В интернете нашлось много упоминаний фамилии моего клиента: неоднократно обвинялся в тяжелых прегрешениях, но всегда свидетели либо отказывались от показаний, либо непонятным образом исчезали. Семьи не оказалось, за исключением сестры и ее сына, погибшего совсем недавно. Перечень имущества оказался большим, но меня интересовали только принадлежащая ему жилая недвижимость. Список начинался со здания на углу Бикон-стрит и Глостер-стрит в районе Бэк Бэй. Нашел его в интернете – солидное здание. К счастью, со многими входами. Следующими пунктами были усадьба у водохранилища и отдельный домик на побережье. Решил, что в первую очередь осмотрю дом в Бэк Бэй.

Красное кирпичное здание, выходящее на три улицы, далеко не самое большое здесь, но внушительное. Вход с Бикон-стрит через низкий первый этаж – скромный. Кругом камеры слежения, поэтому иду так, чтобы лицо не попадало на камеры. Ведь когда-нибудь полиция или ФБР обязательно просмотрит все записи за много дней. Я обошел здание по Глостер-стрит. Многочисленные окна полуподвального этажа закрыты толстыми решетками. Перед самым выходом на Бек-стрит – вход в маленький дворик или садик, окруженный кирпичной оградой. С Бэк-стрит объединенный въезд для двух смежных домов. С него вход в садик, а оттуда в здание. Тогда я не знал, что практически используется только этот вход. Смежное здание тоже принадлежит моему «клиенту», но и в нем парадный вход с Бикон-стрит всегда закрыт. В него заходят и из него выходят только через угловое здание. С другой стороны Бэк-стрит зданий нет. За низенькой сетчатой оградой шумит трехполосная в обе стороны Сторроу Драйв. А за ней через рощу видна река Чарльз.

Предварительное решение – проникнуть в дом через кирпичную ограду в садик, а из него прорваться в дом. Но это отдаленная перспектива. Нужно установить наблюдение за домом, чтобы разобраться в жизни его обитателей. И как это сделать? Нигде нет скамейки, на которой можно было бы посидеть с независимым видом. Можно остановить на несколько минут машину или мотоцикл на Бэк-стрит, но что это даст? Если же там долго стоять, это, безусловно, привлечет внимание охраны. Вся улица Бэк-стрит великолепно обозревается с верхнего застекленного этажа, плюс камеры слежения. Решил внимательно изучить все прилегающее к зданиям пространство в Гугл.

Гугл никаких новых идей не дал. Посмотрел, можно ли пробраться по крышам – ничего хорошего не получается. Вероятно, можно взобраться на крышу здания колледжа оптометрии, но дальше придется преодолевать ограждения на крышах разной высоты. Да и наблюдать с крыши – сам станешь объектом наблюдения. Оставил это как крайний вариант. Нужно найти позицию в соседних домах, с которой можно было бы следить за входящими и выходящими из дома.

На следующий день отправился в дом с другой стороны Глостер-стрит. Дом чуть поменьше интересующего меня, тоже с садиком. К моему удивлению, консьерж подтвердил, что квартира на четвертом этаже сдается. Добавил, что и мансарда пустая. Плата показалась завышенной – три тысячи в месяц, включая пользование стоянкой у угла и право выхода в садик. Крытого гаража у дома нет. Я прикинул, что стоимость не выше съема номера в отеле, и согласился. Порадовало, что у меня, как живущего на четвертом этаже, будет ключ от выхода на крышу. Консьерж упомянул садик на крыше, но никакого садика там не оказалось, хотя бочки для деревьев были. Возможно, когда-то там действительно был садик. Квартира прекрасная, полностью меблированная, телевизор достаточно новый, но дух стоит очень тяжелый. Оказывается, квартира пустует около двух лет. Наверное, из-за этого и согласились сдать ее мне на один месяц.

Формальности удалось утрясти за один день, и я стал хозяином гигантской квартиры с тремя спальнями, салоном, столовой, кухней и двумя туалетами. Четыре дня наблюдения показали мне, что за это время парадные двери на Бикон-стрит ни разу не открывались. Я взял машину напрокат и имел право и возможность наблюдать некоторое время из нее вход с Бэк-стрит. Впрочем, вход хорошо просматривался и с балкона, выходящего на эту улицу. На Бэк-стрит машины подъезжали часто. Но только один раз я видел уезжающую процессию из пяти машин, с восьмидверным «крокодилом» в середине. Вероятно, уезжал хозяин. Вряд ли такая процессия сопровождала бы его сестру. Это было в пятницу вечером. Вернулся хозяин в воскресенье вечером.

В этот раз я не успел спуститься, сесть в машину и проследить путь моего «клиента». Но адрес его поместья у меня есть, а на побережье он вряд ли поехал бы при такой погоде. Следующие два дня не дали мне ничего нового, и я решил прогуляться до поместья «клиента». Проверил путь по Гуглу – более тридцати миль. Но местность чудесная – лес, рядом водохранилище Норамбега, в четырех милях – город Ньютон. Недалеко несколько полей гольфа. Поместье размещено на углу Ок-стрит и Гейл-роуд. Меня обрадовало, что оно не окружено оградой. Великолепный подход с обеих дорог, но со стороны Ок-стрит подход более закрытый из-за довольно густой рощицы.

Выехал посмотреть все на месте. Немного запутался после Ньютона. Спутал Глен-роуд и Гейл-роуд, выехал на водохранилище Норамбега. Увидел, что проскочил искомую Гейл-роуд. Но не беда, это совсем рядом. Природа вокруг прекрасная, ясно, почему состоятельные люди Бостона выезжают сюда отдыхать. Здесь даже лучше, чем смотрится в Гугл. Оставил машину на Глейн-роуд у водохранилища и пошел пешком по Ок-стрит. Чуть более тысячи футов, и я у объекта. Деревья позволяют подойти на пятьдесят футов к дому. Правда, вход в дом несколько дальше, стрелять придется с семидесяти-ста футов. Для нормального стрелка это ерунда. Прошел под деревьями прогулочным шагом чуть подальше – вышел к заднему двору поместья. Здесь обзор еще лучше. Удовлетворенный, вернулся к машине. Этот вариант вполне рабочий.

Дома начинаю все продумывать заново. Да, стрелять удобно, но после выстрела по «клиенту» как уйти от погони? Пока я добегу до своей машины, охрана придет в себя и бросится вдогонку. Уйти от них не удастся, машины у них наверняка мощнее моей. А ставить машину где-то рядом – привлечь внимание, возможно, что и раньше времени. Другой вариант – устроить засаду на одном из поворотов. Когда длинная машина «клиента» вынуждена будет сбросить скорость, можно будет успеть сделать несколько выстрелов по заднему сиденью. Ведь «клиент» будет сидеть именно там. Тоже не годится… Погода холодная, затемненные окна, безусловно, будут закрыты, не смогу толком прицелиться.

В любом случае нужно резко «проредить» охрану. И я взялся за изучение третьего листка. Со структурой охраны все ясно: она многочисленная и четко разделена на две части. Одна занимается только постоянной охраной объектов – это около десятка бойцов, другая вызывается для сопровождения «клиента» в поездках. Этих я видел. В четырех машинах сопровождения не меньше двенадцати человек. Но, кроме того, в тяжелый момент может быть привлечена большая группа боевиков, обычно занимающаяся другими делами. Их не меньше двадцати.

Теперь о врагах. Составитель досье упоминает две группировки, с которыми сталкивались люди «клиента»: банда афроамериканцев, занимающаяся наркотиками и «крышеванием» мелких бизнесов; банда пуэрториканцев, занимавшаяся ранее проститутками, но в последнее время переходящая на торговлю наркотиками. Самой старой криминальной структурой является итальянская, но ее последние годы вытесняли афроамериканцы и пуэрториканцы. Перемирие, установленное после войны нулевых годов, привело к переделу сфер влияния – причем, ужаться пришлось именно итальянцам.

Описания – это хорошо, но, чтобы действовать, нужно самому все посмотреть. На всякий случай взял с собой «Вул». Решил начать с латиноамериканского района Линн. Это на севере города. Доехал на такси до угла Оксфорд-стрит и Блейк-стрит, двинулся по Юнион-стрит. Совсем даже небедная улица: очень приличные магазины, у бордюров сплошь припаркованы автомобили. На расстоянии менее двухсот ярдов насчитал восемь кафе всех видов не только латиноамериканской, но и вьетнамской кухни. Где же здесь искать пуэрториканцев? Зашел в одно латиноамериканское кафе, во второе. Не знаю, как и что спрашивать. Но в третьем, D’empanadas, нарвался на неприятности: какой-то не очень трезвый латинос – я их не очень различаю – высказал претензии: мол, ходят тут всякие, считают, что им все можно. Чего можно? Я ни с кем не разговаривал, никого не трогал, сижу у стойки, пью свою порцию виски, обдумываю, куда идти дальше. Правда, он пытался со мной заговорить, но я сделал вид, что не понимаю. Может, это его и взорвало, а может, просто искал, с кем повздорить. Но из-за резкого движения он нарвался на мой кулак и свалился. Вроде я его и несильно двинул, не было желания затевать свару, но он упал, больно стукнулся и заорал. Что орал, я тоже не понял. На его крик с двух ближайших столиков вскочили еще трое парней и двинулись ко мне, сияя улыбками. Чувствовалось, что эти трое не прочь проучить белого чудика, забредшего в их район. Не очень серьезно с их стороны. Они уже немного выпили, реакция у них будет плохая, зря они это затеяли. А я уже встал с высокого табурета, готов к действию. Естественно, через минуту один лежит на полу, второй поспешно ретировался. Но третий мужик идет на меня с ножом. Идет не очень быстро, рожа угрожающая. Схватил поднос, лежащий на стойке, и саданул ему по голове. Тот в аут вместе со своим ножом. Совершенно трезвый бармен – впрочем, других не бывает – из-за стойки жестко выразился по-испански. Потом потребовал от меня по-английски немедленно уйти:

– Ты чего здесь вытворяешь! Этот пьянчуга из людей Босса. Тебя прирежут, если не покинешь кафе к чертовой матери.

Мне стало не слишком уютно. Решил последовать совету, но внутренне обрадовался. Дело в том, что согласно полученным от Ицика записям, главу пуэрториканской шайки величают Босс. Наконец-то у меня хоть одна зацепка. Вышел из кафе, прошел к парикмахерской на другой стороне Юнион-стрит, делаю вид, что рассматриваю витрину. Через несколько минут из кафе вышел тот мужик. Постоял, тоже перешел на мою сторону и двинулся по Джойс-стрит. Я за ним на некотором расстоянии. Прошли Джойс-стрит, идем по Рокуэй-стрит. Я тащусь за ним на расстоянии полусотни шагов, начинает надоедать. Надо бы подстрелить его, но на улице люди. У Рокуэй Корт обнаружил мотоцикл. Ключ оставлен, шлем висит – вероятно, хозяин зашел к друзьям на минуточку. Мгновенное решение: сел на мотоцикл, надел шлем. В несколько секунд догнал несчастного мужика и выстрелил в него из «Вула», не стараясь убить. За ревом мотоцикла никто и не услышал слабенький звук выстрела. Я свернул у транспортного агентства на Хай-Рокк-стрит и помчался в западном направлении, не зная, куда ведет эта улица.

Нет, это не была вспышка гнева, желание отомстить неизвестному мужику. Просто это была часть моего плана: нужно посеять очередную рознь между бандами, чтобы облегчить мою задачу, – мужик попался под руку случайно. Посчитал, что на один день достаточно, возвратился домой, оставив мотоцикл и шлем у KIPP Academy Linn. Здесь же взял такси.

На следующе утро в газетах и по телеку промелькнуло краткое сообщение о стычке между пуэрториканцем и белым мужчиной, закончившейся тяжелым ранением. Бармен кафе, где начались события, предположил, что белый мужчина был ирландцем, никогда раньше не заглядывавшим в это кафе. Высказывались предположения о неслучайности стычки, но достаточно вялые. Один из корреспондентов предположил, что стрелял «зелененький» – возможно, только что прибывший из Италии, раз не смог с пяти шагов уложить насмерть. Идиот – уложить не было проблемы, имитировался теракт неопытного бандита. Нужно продолжать нагнетать обстановку.

К афроамериканцам придется ехать в Роксбери или в Матапан. Роксбери ближе, всего четыре мили от Бэк Бэй, и я поехал туда на своей машине. Северный Роксбери не так уж плох: приличные дома, много зелени на участках. Проехал по Харришоф-стрит – никаких афроамериканцев и в помине нет. На одной стороне – улицы чистенькие двухэтажные дома с мансардами, на другой – трехэтажные дома, вероятно, с квартирами на сдачу. Здесь мне искать нечего. Двигаюсь дальше. Все райончики похожи друг на друга, только чуть различаются дома на бесконечных улицах. Никаких забегаловок, да и ресторанов нет, пока ехал, увидел только один ресторан La Cuchara. Где же здесь афроамериканские трущобы? Может быть, их никогда и не было? Но в интернете я читал о преобладании здесь афроамериканцев. Придется пошевелить и это гнездо.

Вернулся домой, взял свой новый ствол вместо «Вула», снова поехал к La Cuchara. Мне плевать, что это ресторан доминиканской кухни. Оставил свою машину на Блу-Хилл-авеню там, где к ней подходит Гастон-стрит. Здесь, у большой зеленой лужайки, нет запрещающего знака. Вернулся назад и у мечети Masjid Al-Quran на Интервейл-стрит забрался в небрежно брошенную машину. Минута на подключение, и еду мимо облюбованного ресторана. Три пули по стеклам ресторана, две – в расположенную рядом кальянную, и не слишком быстро удалился на юго-запад. Большой крюк – и через Гастон-стрит приехал к своей машине. Бросил чужую, пересел в свою и спокойно двинулся домой. Теперь нужно слушать вечерние сообщения. Да, все местные каналы поспешили рассказать о вспышке насилия в районе проживания афроамериканцев и мусульман в южном Роксбери. Мелькают на экране хозяева ресторана и кальянной. Седобородый мусульманин жалуется на проклятых белых, которые похитили его машину и бросили после теракта. Слово теракт прозвучало, это уже хорошо, это то, что мне нужно.

Ночью пробрался к машине охраны, всегда припаркованной у въезда с Бэк-стрит. Поставил взрывчатку с управлением по телефону, бросил неподалеку использованный ствол и улетел в Нэшвилл первым же самолетом. Теперь нужно наследить в Нэшвилле. После прилета, не завтракая, сел читать «Триумфальную арку». Успел прочитать сорок четыре страницы. Потом пошел обедать и после кафе заявился к Меган. Просидел у нее почти час, обсуждая прочитанное. Сразу признался, что прочитал меньше четверти.

– И ваши впечатления об авторе? Вы читали раньше его романы?

– Нет, боюсь, что и не буду читать.

– Почему? Он прекрасно пишет, глубокие психологические размышления, великолепно умеет несколькими словами описать место действия, воссоздать атмосферу беседы.

– Да, но мне не нравятся его герои, не нравится тональность, в которой описываются их ощущения. И в первую очередь не нравится безысходность, которой пропитаны эти рассуждения. Это не мои герои, не мои ощущения. Честно говоря, не уверен, что буду читать следующие три четверти книги. Нельзя пассивно ждать, что же произойдет. Возьмите даже это выражение: «Все мы словно искорки, гонимые неведомым ветром». Какая глупость – сидеть сложа руки, ждать, куда тебя перенесет ветром?

Меган рассмеялась:

– Конечно, это не для вас, не будете вы ждать. Скорее сами создадите ветер, дующий в нужную сторону. Но Равик тоже что-то пытается делать. Хотя бы заманивает в лес и убивает своего главного мучителя – гестаповца Хааке. И не забудьте, он участвовал как врач в борьбе с франкистами. И почти каждый день пытается помочь больным, оперируя их.

– Об этом гестаповце, как там его, не читал. Кажется, он его видел мельком из окна кафе. Но это не главное. Мне не нравятся герои, которые глушат восприятие реальной жизни алкоголем. А этот Равик непрерывно пьет: и в одиночку, и с приятелями, и с женщинами. Мне не понять, для чего. Это явная слабость. А вам книга нравится – вернее, вам нравится такой герой?

– Не задумывалась в таком ключе. Вернее, книга нравится, но мне нравятся многие книги. И не обязательно те, где герои идеальные люди. И еще мне нравится описание ноябрьского Парижа. Как хотелось бы хоть на недельку очутиться там. Вы были в Париже?

В Париже я был. Вернее, был весной в предместье. Решали сложную задачу с поимкой предателя. Но мне эта операция и само предместье совсем не понравились. Как может нравиться место, где погиб хороший приятель, друг по оружию. Но разве об этом расскажешь!..

– Нет, в ноябрьском Париже не был. И не думаю, что ноябрьский Париж лучше майского. Но вы не ответили, вам этот Равик нравится?

– Роберт, не забывайте, я женщина, мне более интересна была здесь фигура Жоан Маду. Знаете, кажется, Ремарк писал ее с Марлен Дитрих. Они вместе переживали это сложное предвоенное время в Париже.

– То, что вы женщина – интересная женщина – мне никак не забыть. Но эту даму я не понял. Может быть, автор раскрывает ее характер дальше, но я ничего интересного в ней пока не увидел. По крайней мере, не больше, чем в американке Кэт. Впрочем, мне трудно судить о характерах героев такого признанного мастера, как Ремарк. В предисловии о нем много хвалебных строк.

Кажется, из всех моих слов обратила внимание на сочетание «интересная женщина»:

– Не льстите мне, Роберт, за последние пятнадцать лет никто не говорил мне, что я интересная женщина. Кстати, хотите сходить на выставку картин? Сегодня второй день выставки-продажи в галерее Warehouse 521. Там бывают интересные картины. В прошлом месяце мне понравился диптих с адвокатом и паяцем.

Не скажу, что мне хотелось идти в эту галерею, тем более что есть вероятность встретить там Роуз. Но нужно ведь засветиться, чтобы как можно больше людей видели меня в Нэшвилле. Согласился.

В помещениях галереи много событий. Здесь каждая интересная картина – событие. Мы с Меган переходим от одного «события» к другому. Она говорит о своих впечатлениях, я дипломатично молчу. Меня эти «события» нисколько не волнуют. С изумлением увидел, что небольшая кучка ценителей собралась и около Молли. Глянул на представленную ею картину – ничего особенного: пейзаж с избушкой на поле, дорогой, идущей куда-то к отдаленному лесу. Что ж, мило, красиво, даже на мой вкус. Прислушался, что говорят. Оказывается, удивлены – именно этой простотой, красотой. Упоминают диптих.

Подошел совсем близко, поздоровался. Меган взглянула на меня вопросительно. Я спохватился, представил их друг другу. Меган удивилась:

– Роберт, я не знала, что вы интересуетесь живописью. Или это интерес к художнице – извините, Молли.

– Нет, ни то, ни другое. Просто мы с господином Линдгреном знакомы давно, если можно считать полгода большим промежутком времени.

– Мы с Робертом знакомы чуть более месяца, но я тоже считаю, что это «давно».

И надо же так – к нам подходит Роуз:

– Робби, ты в галерее и не позвонил мне? Ты же должен быть в Тампе или еще где-то во Флориде.

– Вот, вернулся. Здесь, в Нэшвилле, тоже дела.

Мне не хотелось продолжать этот не очень приятный разговор рядом с Меган, и я отвел Роуз в сторону.

– Я оставлял на время твою картину у Молли, хотел договориться, когда можно прийти, забрать ее.

– Почему мою? Она твоя. Или ты недоволен подарком? И почему ты не мог оставить ее дома, она прекрасно висела там.

– Нет-нет, доволен. Но я уезжал, думал надолго, отказался от квартиры.

– А что это за дама рядом с ней? Ты пришел с ней? У вас отношения? Когда это ты стал интересоваться пятидесятилетними дамами? Она такая богатая?

Не дает мне слова сказать, выплескивает все, что накопилось за эти дни, пока я не отвечал на ее звонки.

– Ты замолчишь, дорогая? Нет у нас с Меган отношений. Мы знакомы на почве литературы. Пожалуйста, не устраивай здесь представление.

– Робби, прости, но я так соскучилась. Я в том же отеле, поехали ко мне.

– Дорогая, я пришел сюда с Меган, с ней и уйду. Но я тебе позвоню. Позвоню сегодня. А сейчас извини.

– Ну хотя бы проводи меня до такси.

– Хорошо, до выхода. Но обожди минутку.

Подошел к Меган, сказал, что сейчас вернусь. Действительно, вернулся через пять минут, хотя Роуз опять заныла, что она соскучилась. По дороге назад послал в Бостон сигнал на взрыв. Когда вернулся к Меган и Молли, они загадочно улыбались.

– О чем беседа, чьи кости моете?

– Ваши, господин Линдгрен. Хотели поспорить, вернетесь ли вы?

– Молли, у меня имя имеется, по-моему, ты его знаешь.

– Как-то неудобно вас звать Робби, вас так ваши дамы называют. Солидные дамы. А я…

– Намекаешь, что ты – та совершенно мокрая рыжая девчонка, которую я нашел на дороге? Неправда, ты уже в какой-то мере знаменитость. Вон сколько вокруг тебя ценителей собирается.

– Да, собираются, чтобы обругать меня, обличить мой натурализм и еще какие-то мои грехи.

Вмешалась внимательно смотревшая на нас Меган:

– Молли, что я тебе говорила? Видишь, я права… – И разулыбалась.

– Нет и нет, это невозможно.

– Дамы, о чем вы? Так некрасиво поступать. Секретничаете при мне…

– Роберт, я потом вам все объясню.

– Меган, пожалуйста, не нужно, ни в коем случае!

– Молли, я объясню Роберту, что просвещенная публика недовольна твоим отходом от современности в формировании внутреннего мира рисуемого субъекта специфическими приемами.

– Дамы, не вешайте мне лапшу на уши. Я, конечно, в живописи ноль, но в жизни кое-что понимаю.

– Сомневаюсь, Роберт! Вы многое пропускаете.

– Я бы сейчас пропустил стаканчик хорошего виски и угостил бы вас шампанским. Молли, ты можешь отойти от своей картины? Мне кажется, что ее не утащат, если отлучишься на полчасика.

В баре, после того, как я получил свою порцию бурбона, а дамы по бокалу шампанского, воцарилось на несколько минут молчание, которым я воспользовался:

– Дамы, я сегодня два раза слышал о каком-то диптихе. Просветите, пожалуйста, невежду, о чем речь.

– Роберт, на прошлой выставке большим успехом пользовались две работы Молли: портрет адвоката и картина, на которой тот же адвокат представлен на природе в костюме паяца, но с очень серьезным лицом.

– Молли, так ты действительно знаменитость? Буду гордиться знакомством с тобой. Или нужно уже говорить «с вами»?

– Го… Роберт, не нужно издеваться. Я вам ничего плохого не сделала.

И сменила тему разговора:

– Вы действительно не забираете портрет Ребекки? Так он и привыкнет висеть у меня.

– Сейчас не могу, но надеюсь, через пару недель раскрутиться с делами, снять новую квартиру и забрать портрет. Он мне очень нравится. Кроме того, мне говорили, что это почти историческая реликвия – первая картина знаменитой художницы Молли… Ой, забыл вашу фамилию.

– Боже мой! К чему это паясничанье. По-моему, вы про себя называете меня «Рыжая Молли».

Тут я и запнулся. А Меган подлила масла в огонь:

– Вы так прекрасно пикируетесь, прямо как супруги с десятилетним стажем.

Молли на глазах завяла, даже отвернулась на мгновение. Но бокалы и стаканчик пустые, делать у стойки нечего – разошлись. Молли пошла к своей картине, мы с Меган еще немного потолкались в зале, потом отвез ее домой и вернулся в отель. Позвонил Роуз, но на предложение встретиться несколько суховато ответил, что очень занят.

На следующий день после обеда прилетел в Бостон. Посмотрел по телевизору последние известия. О взрыве машины у здания, где живет не называемый никем руководитель крупной организации итальянской диаспоры, сообщили все местные, и не только, каналы. Крупным планом – взорванная машина, выбитые кирпичи ограды, валяющиеся рядом с ней, полиция, окружившая место взрыва. Одного корреспондента удивило, что и при этом взрыве, как и при предыдущих терактах, нет погибших. Остальные говорят только о разразившейся войне между общинными группировками. Высказываются предположения, каков будет ответ итальянской группировки. Что ж, подождем до завтрашнего дня. Не может быть, чтобы «клиент» оставил этот взрыв без ответа.

Ответ был на завтрашний день – кто-то взорвал груженую взрывчаткой легковую машину у общинного центра афроамериканской диаспоры. Погибли сторож и священник. И следом изрешечена пулями машина с итальянцами. В машине нашли три трупа и незарегистрированные автоматы. Не остались без потерь и пуэрториканцы: застрелены у собственного дома видные руководители групп – так их назвал один из корреспондентов. У дома «клиента» одна за другой останавливались машины. Люди входили, выходили и разъезжались. С балкона все прекрасно видно, не нужно вылезать на крышу. Перед обедом выехал «крокодил». На этот раз его сопровождали только две машины. Вероятно, остальные боевики выехали на охрану или на акции.