Текст книги "Кисть и пистолет. Мое сердце пусто"

Роберт

Неожиданный звонок Джорджа застал меня врасплох. Вначале он был краток – возможно, не верил в успех своего предложения:

– Робби, мне поступило предложение о покупке блока сушильных камер. Комплексная система позволила бы нам не отправлять сырые бревна и доски на продажу, фирма сильно укрепилась бы. Одновременно мы могли бы купить более производительные пилорамы. Вообще отказались бы от продажи бревен. Перерабатывали бы все на месте.

– Хорошо, Джорди, так в чем проблема? Покупай, тебе мое разрешение не требуется, ты глава фирмы.

– Все вместе стоит около миллиона долларов. Банк готов дать заем. Но требует, чтобы четверть оплатили мы. У фирмы имеется некоторый запас денег. Китти готова вложить свои пятьдесят тысяч, но когда они еще откроются… Без тебя, без твоих денег ничего не получится.

– Это очень серьезно. Мне нужно подумать.

По-моему, он ожидал, что я сходу откажусь, ведь я еще при нем отказывался стать во главе фирмы. Мой неуверенный ответ показал ему, что я колеблюсь, поэтому он начал более пространно излагать преимущества такого расширения фирмы. Я был в это время у Меган, мы обсуждали книгу «По ком звонит колокол», которую я взял почитать. Теперь она отказалась продавать мне книги, и я просто брал их у нее на время. Вернее, уже перешли от книги к фильму. И я довольно резко высказался в адрес Гэри Купера – не нравится он мне как артист. Вероятно, Джордж говорил из шумного помещения, были помехи, так что я включил громкость. Поэтому Меган был слышан весь разговор. Впрочем, Джордж быстро выдохся, и я пообещал перезвонить не позже завтрашнего дня. Думал, что разговор закончен, но Джордж спохватился:

– Не знаю, смогу ли послезавтра позвонить тебе, поэтому мы все поздравляем тебя с наступающим днем рождения. Надеемся на юбилей увидеть тебя.

– Спасибо, Джорди. Долго ждать придется – еще четыре года.

– И еще Робби, главное чуть не забыл сказать. Я тебе раньше не говорил, но наш адвокат очень беспокоился. Боялся, что следствие о смерти семерых мужчин в Бивере передадут в Сейлем. Но вчера радостно сообщил, что принято окончательное решение о закрытии дела.

После завершения разговора сижу, молчу, даже глаза закрыл на пару минут. Пытаюсь представить, зачем это мне и как я буду обходиться без уверенности, что где-то лежат мои честно заработанные на службе дяде Сэму деньги, способные поддержать при необходимости мою вольную жизнь на пару лет. Мало ли что я обходился все эти годы своими мелкими заработками, не всегда здоровье и обстоятельства будут на должном уровне. И Меган молчит, не мешает мне думать. Впрочем, молчала недолго:

– Роберт, это был ваш брат?

– Да, младший брат – Джордж.

– Послезавтра у вас день рождения, где будете отмечать?

– Помилуйте, что там отмечать? Тридцать шесть лет, никчемная дата. Только напоминание, что перевалил во вторую половину жизни. Да и не с кем отмечать.

– Тридцать шесть – это великолепно, я давно уже прошла этот рубеж. А отмечать есть с кем. Я готова прийти, если пригласите. Думаю, что и Молли с радостью придет поздравить вас.

Вот те на… Проболтался. Теперь придется приглашать. Совсем мне это не нужно, но неудобно, ведь Меган явно напрашивается на встречу. А что мне делать в одиночестве – тосковать о прожитой половине жизни?

– Хорошо, я попытаюсь заказать столик в ресторане «Двойной дог».

Умолчал о Молли. Пусть Меган сама решает, приглашать ли ее.

Пригласила. Сидели в «Двойном доге», я мало говорил, Молли вообще сначала молчала, только коротко поздравила с днем рождения – вероятно, чувствовала себя не в своей тарелке. Возможно, потому, что я не позвонил ей сам и не пригласил. Пришлось за всех отдуваться Меган. Но меня она взяла в оборот – заставила рассказать, что же я ответил брату.

– Ничего особенного. У меня там лежали в банке ценные бумаги на 120 тысяч. Я разрешил их использовать. Других реальных денег пока нет. То, что нам следует по завещанию отца, раскроется по решению суда через несколько месяцев. Но Джордж говорит, что моих денег – адвокат уже продал бумаги, плюс то, что есть на счету у фирмы, – достаточно для заключения договора и оплаты аванса. Остальное оплатит банк, договор с банком Джорджем уже подготовлен. Так что мы втроем будем совладельцами фирмы. Собственно, так и хотел отец.

– Так вы теперь предприниматель?

– Нет, Меган, мне все это неинтересно. Никогда не вернусь в родной поселок. Но отказать брату в поддержке… неправильно.

– А что ты, Молли, представишь на очередную выставку?

Вопрос Меган застал Молли врасплох.

– Готовлю серию картин «Город». Одна готова, но с остальными еще работы непочатый край. Не знаю, успею ли к выставке.

– Успеешь. Я в тебя верю. А что на готовой картине? Ее можно будет нам с Робертом посмотреть или тебе хочется показать только всю серию?

– Лучше бы все сразу, но если вы придете, покажу. Называется «Аллея зимними сумерками».

– У тебя всегда на картине противопоставление. Что теперь приготовила?

– Хотелось подчеркнуть мягкость ночной аллеи и решительность мужчины, идущего навстречу лунному лучу.

– Получилось? Нашла решительного мужчину? Или только смутный образ?

– Надеюсь, получилось. Посмотрим, что люди скажут.

Потом был абстрактный, ничем не примечательный разговор, в основном о приносимых нам блюдах.

Когда вернулся домой и включил телефон, сразу же прорвался звонок Бетти:

– Робби, замучилась тебе звонить! Почему ты выключил телефон? Поздравляю тебя с днем рождения! Желаю успехов, железного здоровья и чтобы чаще находил время для встреч со мной. Кроме этого, нас с тобой приглашают Джек и Натали на цветение орхидей. Помнишь, мы обещали приехать? Прилетай, и вместе поедем в Чикаго.

– Бетти, это было так давно. Да, обещали, но я очень занят.

– Что, какие-то дела с Ициком? Разве ты не сделал для него все, что он просил?

– Думаешь, у меня нет других дел, кроме как с Ициком?

– Нет, я потому, что он тоже просил тебя заехать к нам. Ему нужно поговорить с тобой.

Несколько секунд размышлял, чего же еще нужно от меня Ицику? Если опять приключения с бандитами, то меня теперь это не устраивает. Не хочется в очередной раз попадать на крючок ФБР.

– Робби, почему ты молчишь? Хочешь, я приеду к тебе и в Чикаго полетим из Нэшвилла? Но лучше все же тебе поговорить с Ициком. Он очень просил.

Это уже другая формулировка. Если такой человек, как Ицик, просит, значит, дело для него важное. И деньги кончаются. Но за важное дело нужно хорошо платить. Больше я за двадцать шесть тысяч в подобные передряги не полезу. Пришлось согласиться.

Через два дня Бетти встречает меня в аэропорту имени Джона Гленна. Немного неловко видеть оживление на ее лице – кажется, она действительно рада моему приезду. А я? Ведь мне она безразлична. Даже не жду каких-то бонусов от встречи с ней. Но в то же время ее жалко – если прав Ицик и она не может удержать отношения с мужчиной, это ее беда. В любом случае ее беда: рвет ли она отношения, или мужчины разочаровываются в ней. По дороге домой посвятила в немногочисленные новости: главная из них – Ицик сильно сдал после банкета. Совсем перестал выезжать из дома, врач ничего не говорит, вероятно, Ицик ему запретил. Но она же видит – Ицику все труднее даже сидеть за столом, предпочитает свою спальню. И тут же пожаловалась:

– Не дай Бог умрет. Что я буду делать? Моя фирма еще не полыхает, но держится только на имени Ицика. Умрет – придется объявить о ее банкротстве.

– О чем ты говоришь! Ицик оставит после себя большие деньги. Он говорил, что последняя сделка в Бостоне дала ему пятьсот миллионов. Думаю, это было не единственное его вложение.

– Да, он оставит большое состояние, но все достанется его внуку от первого брака. Вернее, он перевел свои активы в фонд, чтобы не платить более полумиллиарда налогов, и поставит по завещанию главой фонда этого внука. А он терпеть меня не может. Мы с ним виделись только на нашей с Ициком свадьбе. Тогда он был еще студентом. Ладно, незачем об этом нам говорить. Это мои проблемы, тебя они не касаются. Или ты хочешь, чтобы они и тебя касались?

Глядит на меня не пойму как. К черту, к черту! Не нужны мне чужие проблемы, не нужна мне Бетти.

Не успел толком расположиться в «своей» комнате, за мной зашел Джозеф, сказал, что Ицик ждет меня. Чего он торопится?

Ицик выглядел плохо. Он и раньше был не слишком подвижен, но лицо сохраняло всегда спокойное, властное выражение. То ли мускулы лица одрябли, то ли гримаса боли постоянно на лице, но мне стало его жалко. Я заговорил первым, так как он даже не приподнял голову над подушкой:

– Добрый день, Ицик! Рад вас приветствовать. Вы хотели мне что-то рассказать?

Повернул голову на подушке:

– Да, Роберт. Есть многое, что тебе нужно рассказать. Первое и главное: врач говорит, что мне осталось жить около двух месяцев. Но, может быть, старуха с косой придет и раньше. Мне нужно привести в порядок свои дела.

– Но вы говорили, что всеми делами будет командовать ваш внук.

– С Фредди у меня все оговорено. С бизнесом – вернее, теперь с фондом – будет все в порядке. Он давно в курсе всего, реально управляет делами около полугода. Весьма смышленый парень. Но с Бетти у него никаких контактов, глухая ненависть. Обоюдная.

– Наверное, вы ее обеспечите хорошо, не придется ей обращаться к вашему внуку. Думаю, что ей положено солидное наследство.

– Ты ее плохо знаешь, хоть у вас отношения длятся несколько месяцев. Я даже удивлен ее привязанностью к тебе. В делах она совершенно бестолковая. Когда прекратится моя поддержка, ее фирма лопнет. Оставить ей деньги тоже не могу, не умеет их держать. Впутается в авантюру, все потеряет. Но лишить ее вдовьей доли я не могу, поэтому все активы перевел в фонд заблаговременно. Даже если она попытается отсудить что-то, адвокаты Фредди отобьются. Теперь главное: я отложил для нее пятнадцать миллионов. Но доступа к ним у нее не будет до пятидесяти лет. Они все вложены в бумаги, дающие не менее полумиллиона долларов в год. На мой взгляд, достаточно, чтобы ездить в Европу, спонсировать мужчину. Не обижайся, не имею в виду тебя. Но бумаги, а следовательно, и доходы, будут оформлены на твое имя.

Посмотрел на меня, изучает мою реакцию. Но что можно увидеть на лице у опытного игрока?

– Твоя задача – передавать ей деньги постепенно, раз в квартал, или как тебе будет удобно. Освободишься от этой обязанности, когда ей исполнится пятьдесят. Или раньше, если почувствуешь в ней серьезные изменения.

– Ицик, почему вы не поручили это доверенному адвокату?

– Если ты откажешься, я все переиграю, так и сделаю.

Снова смотрит на меня.

– За твою будущую работу я дам тебе два миллиона. Не так уж плохо, на мой взгляд. Сможешь помочь брату с его бизнесом, например.

– Ицик, почему мне такое доверие?

– Я видел твое спокойствие в деле. Я тщательно изучил все твои досье, я тебе верю. И еще одно. После всей передряги, в которую ты попал, ты не явился ко мне и не потребовал дополнительно деньги – значит, ты не жадный. Ты не брал у отца деньги, полученные за службу в армии, крутился сам, обеспечивал себя сам или почти сам, не бросал деньги на ветер. Видишь, как много о тебе знаю?

– Да уж. Все обо мне всё знают: и вы, и ФБР.

– Да, от ФБР мне поступило предложение, от которого трудно отказаться. Мне рассказали, что планируют получить от тебя и недвусмысленно предложили обеспечивать твои шаги в течение года. Я согласился. Для этого открыт еще один счет на пятьсот тысяч долларов. Но это независимо от того, примешь ли ты мое основное предложение. Это мой долг – долг перед тобой и службами. Они мне тоже иногда помогали.

– Ицик, не жалко расставаться с миллионами?

– А куда мне их девать? С собой в могилу? Там они не нужны, место в раю не купишь. Думай, я хотел бы твое решение иметь сегодня вечером. Бетти очень просила воздействовать на тебя, чтобы ты проводил ее завтра в Чикаго. Но это необязательно.

– Ицик, я свое решение скажу после ужина.

Сначала не было возможности продумать все, так как Бетти увела к себе и не было сил сопротивляться ее энергичному натиску. Потом она доказывала целесообразность поездки в Чикаго. Мол, Джек может быть очень полезен, так как он в своей области весьма влиятелен. Так и не понял, в какой области и как он может быть полезен мне. Но она расплакалась, когда поняла, что я решительно не настроен ехать смотреть какие-то абсолютно не интересующие меня орхидеи. Расплакалась, и я сдался – терпеть не могу женские слезы. Потом был обед. И только после обеда я остался в одиночестве и мог обдумать все, что мне рассказал Ицик.

Следить за деньгами Бетти, передавать ей причитающееся – конечно, неприятно. Давно уже надеюсь отцепиться от нее. Восемь месяцев знакомства с женщиной – более чем достаточный срок, тем более с такой переменчивой, как Бетти. Наверное, Ицик не зря удивлялся продолжительности наших отношений. Но два миллиона… Ицик повесил передо мной приманку. Никогда у меня не будет возможности получить такие крутые бабки. В общем-то, сходясь с женщинами, всегда имел в виду намечающиеся бонусы. Чем этот случай отличается, только предстоящей продолжительностью отношений? Но можно ведь поставить дело так, чтобы никаких отношений, кроме денежных, не было. Сумею ли? Сумею, жизнь заставит. А пятьсот тысяч – это прекрасно. Не придется думать, на что жить, не придется искать отель подешевле. Да и парней, если потребуется, можно пригласить в дело – есть чем платить им за риск. Мысленно прикинул, кого можно навестить, сделать предложение. В общем, нашлось немного. Одни женились и завязли в семейных делах, не станут рисковать. Другие потеряли форму за долгие годы после службы. Наметил только двоих. Ладно, пока об этом незачем думать.

Зашел к Джозефу, сказал, что готов разговаривать с Ициком. Ицику сказал, что со всеми его предложениями согласен, но должен переговорить с Бетти. Ицик даже приподнялся над подушкой:

– Ни в коем случае! Она меня изведет, если узнает об этом до моей смерти. Сам скажешь безутешной вдове, когда меня кремируют.

– Почему кремируют?

– Я завещаю похоронить сосуд с моим пеплом на священной земле, в Израиле. Это решено твердо. Договоренность с нужными людьми в Израиле имеется.

Четкий мужик. Знает, что нужно делать и как, все предусматривает. Да он бы и не достиг своего положения, если бы был другим. Пожелать бы ему легкой смерти, да обидится, неправильно поймет. И я спросил совсем другое. Спросил и сам немного испугался – не обидится ли:

– Ицик, мне странными кажутся ваши отношения с Бетти.

– Мне и самому все кажется странным, нереальным. Когда-то, двадцать лет назад, когда я увидел в первый раз Бетти, мне просто захотелось ласкать ее, чувствовать рядом. Возможно, это было вызвано тем, что незадолго до этого умерла моя жена, моя Софи. Ее болезнь протекала во время тяжелой борьбы внутри фирмы, которую я вел с компаньонами, оттесняя их от дел. Переживал потом, что мало уделял времени Софи из-за своей занятости делами фирмы, не заметил ее увядания. Нет, медицинское обеспечение было полное, но она ждала не только его. И вот я потерял ее.

Я добился Бетти. По существу, это была сделка или, можно сказать, инвестиция. Я обеспечил солидный кредит ее отцу, тот вылез из передряги и благословил нас. Первые десять лет все было нормально, теперь я даже сказал бы – чудесно. Потом была измена – глупая, с никчемным учителем танцев, которому плевать было на Бетти. А она переживала – каждый раз, когда расстается с очередным любовником, переживает. Мне доложили все точно, я тоже переживал, молча. После второго раза я затеял было скандал. Она тихо сказала, что виновата, просит простить ее и разрешить уйти. И я осекся, сказал, что пусть будет все по-старому. Она это восприняла как разрешение свободной любви. Потом я долго болел, оперировали, выздоровел относительно, но как мужчина стал нулем. Несмотря на ее многочисленные связи с молодыми мужчинами, не мог заставить себя расстаться с Бетти. Это мой крест, но и мой долг. Кстати, ты у нее первый почти ровесник. Раньше все были значительно моложе, порой просто юноши.

Что можно сказать в ответ? Я промолчал.

Не знаю как, но Бетти заставила Ицика арендовать на два дня самолет. Вылетели после завтрака, приземлились на маленьком аэродроме «Шаумбург Реджинал», заказанная машина доставила нас в Guesthouse Hotel. Старинное кирпичное трехэтажное здание, весьма впечатляющий номер. Оказывается, Бетти не поскупилась, заказала люкс по триста долларов в сутки. Мимоходом упомянула, что не могли же мы остановиться в каком-нибудь отеле «Линкольн» или того хуже – Натали этого не поняла бы. Честно говоря, меня этот неизвестный мне «Линкольн» вполне бы устроил. Останавливался и в отелях похуже. Но стоит ли конфликтовать с женщиной, когда она проявляет заботу о своем реноме, тем более что оплачивает все карточкой Ицика. Номер действительно хорош: салон, кухонный угол (непонятно зачем, вряд ли обитатели такого номера будут что-то готовить, когда все можно заказать, и принесут в номер), спальня с двумя двуспальными кроватями, удобства, в том числе солидная ванна на двоих.

Все хорошо, но ресторана в отеле нет – не так много номеров. И рядом нет ничего. Это я увидел, когда включил комп, который, к счастью, имелся в номере. Сплошные кофейни, «Макдональдс» и два ресторана: халяльный Chayhana и Jibek Jolu Chicago с русской кухней. От халяльного категорически отказалась Бетти:

– Ты что, там же спиртное не подают. Что мне там делать?

Действительно, она права. Но у второго подозрительное название, хотя звездочек достаточно. «Шелковый путь» – наверное, кухня не русская, а среднеазиатская, а то и иранская. Предложил поехать в Boka, где кухня нормальная, американская, или в одно из бесконечных кафе у кафедрального собора. Но Бетти заявила:

– Хватит с меня того, что отель рядом с католическим кладбищем, еще и ехать к собору. Я не прочь отведать кухню Центральной Азии.

Женщина выбрала – приходится согласиться. Но и посмеялся же я, когда приехали туда. Оказывается, спиртное в меню отсутствует. Не запрещают, но предлагают самостоятельно сходить в соседний магазин – он в трех минутах ходьбы – и там купить, что пожелаешь. Запах шашлыка и других среднеазиатских или казахских блюд был мне весьма знаком – пришлось как-то две недели провести в казахских степях, когда охраняли миссию ученых, неизвестно что изучавших в подземных туннелях. Запах приятный, хотя жирную кухню я не люблю, но отсутствие спиртного привело Бетти в ужас. Отправились, к моему удовольствию, в Boka. Но и там выпить крепко Бетти не удалось. Урезонил ее, ведь нам еще предстоит через пару часов совершить визит к Джеку и Натали. Я тоже не усердствовал. Потом поездили по городу, по набережной, по «Великолепной миле», где сосредоточены лучшие магазины, и отправились в гости к уважаемому семейству Митчелл.

До Ок-Парка ехать недалеко, добрались за пятнадцать минут. Место старинное, много домов архитектуры начала XX века. Но двухэтажный дом Джека и Натали Митчелл на Эри-стрит выглядел новеньким. Позднее мы узнали, что он был практически заново реконструирован не так давно. С обеих сторон сделаны пристройки с большими застекленными помещениями на втором этаже, построен бассейн и гордость Натали – довольно большая оранжерея. Натали не терпелось показать нам свои орхидеи. Сначала повела на второй этаж в большой, полностью застекленный зал, в котором на столах стояли бесчисленные полупрозрачные горшки с этими самыми орхидеями. Мне не приходилось раньше сталкиваться с ними, с удивлением смотрел на крупные листья, торчащие стебли, на которых гордо размещались три-четыре цветка. Впрочем, цветы были далеко не на всех растениях, но Натали к каждому подводила нас, рассказывала, чем он известен, откуда получен, спрашивала, нравится ли.

Мне все они были на одно лицо, даже немного злился, но аккуратно поддакивал время от времени. Бетти, наоборот, была вся внимание, слушала, восхищалась. Потом мы спустились и отправились в оранжерею. И там нам показали главную фишку – орхидею с цветами жемчужного цвета. Пришлось и мне восхищаться – нельзя же обидеть хозяйку равнодушием по отношению к ее сокровищу. Думаю, Джек понимал мое состояние. Сразу же после осмотра жемчужных орхидей мы ушли с ним на второй этаж, в библиотеку, оставив дам осматривать остальные чудеса оранжереи. Не знаю, часто ли Джек пользуется библиотекой по принадлежности, но виски у него в отдельном шкафчике был превосходным. Меня удивил его интерес к моей особе – ведь после первого предложения навестить их с Натали он больше ни разу не звонил, не писал ничего ни мне, ни Бетти. Лишь позднее Бетти сказала мне, что Джек быстро выяснил, чьей супругой она является, и из осторожности ничего не предпринимал. Только после звонка Ицика Джеку стала понятна – правда, не совсем неточно – моя роль при Бетти, и он снова решил пригласить ее со мной. А пока он задавал вопросы о моей службе в морской пехоте, рассказал, что тоже служил, но в авиации. Вздохнув, посетовал, какое это было славное время. Он тогда и не думал жениться, не знал, чем будет заниматься на гражданке. Возможно, ждал моих вопросов о том, чем он занимается. Но мне это показалось неприличным. Да и зачем мне это? Ненароком Джек спросил, не хочу ли я работать в его службе охраны. Оказывается, в Чикаго очень высокий уровень преступности. Слава Господу, у них в Ок-Парке ничего подобного нет, но некоторые его предприятия находятся в проблемных районах. Естественно, я ответил, что пока таких планов у меня нет.

Мы воздали должное его запасам виски, тянули медленно, вдыхая великолепный аромат, я рассказал пару смешных историй о времени, когда был еще совсем зеленым морпехом и старослужащие провоцировали меня на нелепые поступки. У Джека стаканы для виски стандартные, не такие, как у отца: широкие, расширяющиеся вверху. Впрочем, тянуть из них виски очень удобно. А тут и дамы заявились, потребовали и для себя стаканы. Дамы еще возбуждены осмотром орхидей, наперебой делятся с нами впечатлениями. Что ж, для них это одно из развлечений, скрашивающих жизнь. Ведь как я понял, Бетти уже перестала бороться за свою фирму, оставила руководство молодому выпускнику университета, старательно пытающемуся уменьшить реальные потери закрытия бизнеса. А Натали никогда и не занималась бизнесом. Получив его в наследство от отца, полностью передала в руки молодого тогда Джека. Это мне в деталях рассказала Бетти, пока мы летели в Чикаго.

Потом последовал ужин, легкий треп после него, быстро перешедший в рассказ Натали о местных достопримечательностях. С гордостью Натали рассказала, что в нескольких кварталах от их дома находится здание, в котором родился Хемингуэй. Когда-то владельцы хотели его продать, был даже покупатель, намеревавшийся полностью перестроить его, но графство выкупило дом и создало там музей. Был рассказ и о каком-то знаменитом инженере, но я не запомнил его имени.

В отель мы с Бетти отправились на машине с шофером Джека. Домой, в Нью-Олбани, вернулись на следующий день к обеду. И после него опять разговор с Ициком. Задав всего лишь нескольких вопросов, он начал поучать меня:

– Джек спрашивал о тебе. Я немного рассказал о твоей службе в морской пехоте. Он интересовался, можно ли тебя нанять в службу охраны. Я уклонился от ответа, так как не вижу для тебя в этом смысла. Денег у тебя будет достаточно, адреналином тебя обеспечат задания служб, а работа на Джека опасная. Там бандиты считают большим достижением, если им удается дожить до двадцати – двадцати пяти лет. Жизнь человеческая не ценится ни в грош. В том числе и жизнь сотрудников служб безопасности. А я заинтересован, чтобы ты прожил еще хотя бы десяток лет. Потом можешь передать счет Бетти. Надеюсь, она к пятидесяти годам поумнеет. И еще, это не обязательно, но если будет у тебя возможность, защити ее. У нее уже бывали такие «друзья», что не только эксплуатировали, но и издевались над ней. Раньше я мог защитить, а теперь только на тебя надежда.

В аэропорт Джона Глена отвезла Бетти. По дороге пыталась уговорить меня остаться хотя бы на неделю, потом заявила, что прилетит ко мне в Нэшвилл. Пришлось доказывать, что больного Ицика никак нельзя оставлять в такой момент. Думал, мои слова о любви к ней Ицика как-то воздействуют на нее, но она парировала:

– Да, любит! Уже более пяти лет любит меня, как дочь. Ну и что? Я должна сидеть рядом с ним все время? У него есть Джозеф. Он ухаживает за ним лучше меня, а для медицинских дел имеются врач и медсестра. Обойдется, спокойно обойдется без меня. Почему ты такой вредный? Если не сейчас, то на Рождество я приеду к тебе обязательно.

Хорошо, что ждать рейс пришлось недолго, отправил ее домой. К себе на Аклен-авеню добрался поздно. И сразу лег спать.

Пришло 24 декабря, неожиданно для меня, хотя последние дни телевидение только и говорило о приближающихся праздниках. Меня заранее пригласила к себе Меган. Я колебался – то ли полететь к сестре, снова увидеть племянников, поиграть с ними, пойти на охоту с Джорджем, то ли остаться дома, смотреть замечательные рождественские фильмы, пить не спеша пиво. Но Меган настаивала, а я смалодушничал, пообещал явиться. И надо же, неожиданно позвонила Бетти. Оказывается, она прилетела, едет в такси, будет у меня через двадцать минут. И что делать? Позвонил Меган, извинился – мол, ко мне совершенно неожиданно приехала приятельница, не смогу прийти. Меган парировала:

– Так приходите вдвоем! Чем больше людей, тем интересней.

– А кто у тебя будет? – Мы давно уже перешли на ты.

– Только Молли и моя старая подруга. Нет, не старая. Просто мы давно знакомы.

– А мужчины?

– Будет один, то есть ты. – И засмеялась.

– Я подумаю, перезвоню через полчаса – час.

Ведь не говорил Бетти свой адрес – наверное, у Ицика узнала. Не слишком хорошая ситуация. Ни к чему бы мне знакомить с Бетти Меган и Молли. К счастью, Роуз уже звонила, поздравляла с наступающим Рождеством, сожалела, что вынуждена провести праздники со своими стариками. А то вообще была бы катастрофа. Впрочем, раскрутился бы как-нибудь. В крайнем случае сказал бы Роуз: «Прощай». С Бетти теперь, после обещания Ицику, поступить так не могу.

Когда Бетти приехала, накормил ее тем, что было в холодильнике, напоил чаем, невозмутимо сообщил, что отмечать будем в компании с Меган и Молли. Думал, она возражать будет, приготовился защищаться, а она неожиданно заявила:

– Прекрасно, наконец-то познакомишь меня со своими друзьями.

И тут же спросила:

– Они с мужчинами придут?

– Нет, мне одному придется отдуваться.

Не понял ее реакцию, так как на лице ничто не отразилось. До вечера времени было много, и она постаралась использовать его «с толком». Но потом потребовала везти ее в хороший магазин – не может же она прийти на Рождество без подарков. Под подарками она понимала нечто существенное. Выспросив у меня кое-что о Меган и Молли, купила Молли серебряные серьги с крупными турмалинами, доказывала мне, что они подойдут рыжей девушке с чуть смугловатым лицом. Я ограничился янтарными бусами. Брюнетке Меган Бетти подобрала серебряное колье с интенсивно зеленым жадом. Когда начала искать подарок для меня, предложила уйти и ждать ее на первом этаже.

Возможно, я зря побаивался мероприятия. Комната была подготовлена словно к детскому празднику: в уголке елка, рядом адвент-венок с четырьмя уже сгоревшими рождественскими свечами. Все прошло мирно, хотя собралась странная компания. Я, как и отец, принадлежу к церкви адвентистов седьмого дня. По крайней мере, меня крестил в нашей церкви Beaver Community Church священник-адвентист. У Меган отец православный, мать – евангелистка. Но посещает она – вернее, должна бы посещать – соседнюю методистскую церковь на 20-й авеню. Молли – католичка, не очень твердая, как она мне сказала, в своей вере. Вероисповедание подруги Меган не знаю, но вряд ли оно было экзотическим. Бетти была католичкой, но, выходя замуж за Ицика, перешла в иудаизм. На самом деле не верит ни в черта, ни в Бога. Но это ведь Рождество, праздник, который справляет вся Америка, который сплачивает ее независимо от вероисповедания.

Я посетовал на трудность выбора подарков дамам, поэтому выставил на стол двадцатилетний виски и французское шампанское. После того как каждый из нас произнес тост и мы разрезали индейку, все подошли к елочке, у подножья которой лежали подарки. Меган поднимала коробочки и свертки, называла имя, и коробочка открывалась. Начала с меня. Оказывается, Меган подарила мне первое издание в США «Айвенго». Пришлось раскрывать книгу, смотреть иллюстрации, благодарить. Молли положила в плоскую коробку небольшой мой портрет в форме морского пехотинца. Я очень удивился, ведь никогда не позировал ей. Но не стал ничего говорить. В Беттиной коробке оказались часы, точно такие, как проданные мною, когда я только появился без денег в Нэшвилле. Как она могла угадать? Возможно, по китайской подделке, которую я носил все это время. Подарки Бетти были восприняты всеми хоть и с благодарностью, но с некоторой оторопью – они слишком дорогие. Остальные подарки не помню. Меня удивило, что и подруга Меган получила подарки от нашего с Бетти имени, – Меган за нас постаралась. Удивилась и Молли, приняв из рук Меган мой подарок. Ее заставили тут же надеть бусы и категорически заявили, что ей они идут. О серьгах, оказавшихся в коробке для Молли, Меган сказала, что они «поцелованы солнцем». Красивое выражение, наверное, оно относилась к соответствию турмалина волосам Молли. Странно, но в этом случае противопоставление цвета дает положительный эффект. А может быть, это только мне кажется противопоставлением?

А потом Меган поставила на стол коробочку с печеньем. Заявила, что в них запечены пожелания. Предложила всем выбирать. Не понимаю, как удавалось Меган подсунуть каждому печенье с говорящим желанием, но мне рекомендовано покончить с проблемами, завести семью; Молли желали найти надежного друга; у Бетти было пожелание здоровья мужу. Остальные пожелания не помню.

Оставшиеся дни до Нового года были какой-то круговертью. То есть вертела мною Бетти. Прогулки по магазинам, знакомства с ее приятелями – не знал, что у нее и в Нэшвилле имеются таковые. А 31 декабря – полет в Нью-Йорк на пуск новогоднего шара на Таймс-сквер. Совершенно суматошная жизнь.

Молли

В декабре не успела завершить серию «Город». Кроме «Аллеи зимними сумерками» полностью закончила только две картины. Две остались в эскизах, и я решила пропустить очередную выставку-продажу. Сильно мешало работать ухудшение здоровья Ривы. Удавалось вырывать для работы только несколько коротких промежутков времени, когда она засыпала. Врач качал головой, говорил не о месяцах, а неделях. Но недели шли, Рива так же страдала, почти все время была на болеутоляющих. А подходы к мольберту на двадцать-тридцать минут совсем не плодотворны.