Текст книги "Это было в Одессе"

Полковник Маршан принес свои соболезнования Гавварду. Его лицо было на этот раз серьезно: случай с Томсоном был в высшей степени неприятен даже Маршану.

И затем документы командира Томсона и индуса Абиндра-Ната были отправлены в Константинополь в распоряжение высшего командования…

Леди Эдит Холлстен возвращалась с похорон Томсона в подавленном состоянии духа. Ее сопровождал Казарин. Леди Эдит сказала:

– Этот бедняга Томсон! Еще вчера мы очень мило болтали с ним у Петропуло. Какой ужасный конец!..

Казарин молчал.

Леди Эдит подняла на него глаза:

– Вы всегда так молчаливы?

С легкой улыбкой он ответил:

– За редкими исключениями…

Леди Эдит очень хотелось рассказать мистеру Казарину о своем приключении, о том, как кто-то тайком посетил ее комнату. Но она воздержалась от этого, руководимая необычной для нее осторожностью…

Мистер Казарин распрощался с леди Эдит у входа в гостиницу «Бристоль», ссылаясь на срочные дела. И действительно у него был озабоченный вид…

И леди Эдит, скучая, поднялась снова к себе в три комнаты, намереваясь почитать до обеда новый роман Уэльса.

Ее встретила растерянная горничная, сообщившая леди Эдит:

– Миледи, в наших комнатах кто-то был…

Леди Эдит взглянула на растерянную девушку:

– Вы в этом уверены, Дженни?

– О, миледи, конечно! И мне показалось, миледи, что я видела чью-то тень, выскользнувшую из комнаты в коридор…

– Что же вы сделали?

– Мне стало страшно, миледи, и я позвала Ли-Ванга, он как раз находился неподалеку…

– А, – сказала леди Эдит.

Она подумала с минуту:

– Позовите Ли-Ванга…

Китаец-шофер явился. Его косые глаза остановились на леди Эдит.

– Вы видели кого-нибудь, Ванг, в комнатах?

– Нет, миледи. Дженни позвала меня, но никого не было.

– Никого?

– Никого, миледи…

– Хорошо, вы можете идти. Автомобиль мне нужен будет к семи часам.

– Слушаю, миледи.

Китаец вышел. Проводив его глазами, леди Эдит сказала горничной:

– Дженни, вы должны молчать. Об этом не надо говорить. Мы подождем, что из этого выйдет…

Испуганная горничная еще раз повторила, что ей страшно.

– Хорошо, вы будете спать внизу, вам отведут другую комнату.

Леди оказалась достаточно мужественной: она проверила свой маленький шестизарядный револьвер с ручкой из слоновой кости и решила быть хладнокровной и настойчивой.

Но ближайшие дни не дали леди Эдит проявить своего мужества и настойчивости: по крайней мере, ничего подозрительного не было замечено. Даже горничная Дженни и та совершенно успокоилась.

Леди Эдит пригласила к себе на вечерний чай Анну Ор, полковника Маршана, Сергея Казарина и еще двух-трех знакомых. Полковник Гаввард прислал записку с извинениями: он не мог явиться, срочные дела.

Этот вечерний чай в свете последующих событий навсегда запомнился леди Эдит: потому что именно в этот вечер она убедилась в том, что Анна Ор действительно любит Казарина. В этом леди Эдит была твердо убеждена. И леди Эдит прониклась ненавистью к этой киноактрисе, к этой женщине, осмелившейся стать на дороге самой леди Холлстен: ибо леди Эдит в программе всех удовольствий туристки и спортсменки одним из пунктов ставила флирт с «туземцем». В данном случае туземцем являлся Казарин. Но был ли Казарин склонен к Анне Ор, этого еще не решила леди Эдит…

И, может быть, одним из обстоятельств, удержавшим леди Эдит на лишний месяц на Востоке, был именно спортивный интерес: скачка с препятствиями и призом в виде Казарина. Но пока Анна Ор шла на голову впереди…

«Я возьму этот гандикап, – думала леди Эдит. И сейчас же поправилась: – Должна взять!..»

Холодное, непроницаемое лицо Казарина не выражало ничего. Он совершенно не догадывался об этом поединке. Он дружески беседовал с полковником Маршалом о новом снаряжении деникинских частей пулеметами, привезенными из Франции.

Полковник Маршан высказал предположение, что новое вооружение поможет армии Деникина в победе над большевиками. Казарин ничего не ответил на это. Впрочем, он был отвлечен от разговора леди Эдит, заявившей:

– Мистер Казарин, вы уроженец Петербурга?

Про себя леди Эдит подумала:

«Шпоры и хлыст!»

Казарин подтвердил это. Он часто бывал в окрестностях Петербурга и стал рассказывать о них.

Леди Эдит прервала его:

– Мне говорила о них мисс Бьюкенен, дочь нашего посла в Петербурге при императорском правительстве. Она влюблена в Россию, она даже написала повесть из русской жизни.

Полковник Маршан любезно подтвердил:

– Совершенно верно! Я был по делам в Петербурге при посольстве Палеолога и на вечере в посольстве имел честь быть представленным мисс Бьюкенен…

Казарин сказал медленно:

– Это было в 1914 году?

Полковник Маршан обернулся к нему:

– Совершенно верно! Вы были там в это время?

– Да, я был в Петербурге в это время…

Маршан сказал с искренним сожалением:

– Какой город, какие прекрасные женщины! И подумать, что все это разрушено и осквернено этими варварами…

Казарин, продолжая нить своих мыслей, спросил:

– Вы, очевидно, сопровождали французского президента?

Маршан, несколько замешкавшись, ответил:

– Не совсем… Но мой приезд имел отношение к пребыванию президента.

Казарин смотрел на него в упор. И в памяти Маршана вдруг всплыло странное воспоминание, смутное, совершенно забытое ощущение… Но он никак не мог уловить связи между этим неопределенным ощущением и лицом Казарина…

Анна Ор сказала, осторожно проводя рукой по браслету:

– Я снималась в Петербурге однажды… Мне не понравился город.

Леди Эдит возразила:

– Прекрасный город…

Она случайно перевела глаза на дверь и застыла: в следующей темной комнате снова мелькнула чья-то тень… Первый момент окаменения прошел, и леди, порывисто поднявшись, прошла туда и зажгла электричество: в комнате никого не было, но что-то неуловимое говорило о том, что здесь только что кто-то был… Дверь была заперта…

Леди, немного побледневшая, вернулась к своим гостям. Она извинилась за свое отсутствие и, стараясь владеть собой, снова принялась говорить о Петербурге.

Но когда гости разъехались, леди Эдит вызвала шофера Ли-Ванга и приказала ему провести эту ночь в смежной с ее комнатой.

Молчаливый китаец сказал коротко:

– Слушаю, миледи…

Затем он спросил:

– Смею спросить миледи, долго ли мы еще пробудем здесь?

– Нет, не очень… А вы соскучились по Лондону, Ванг?

– Я только спросил, миледи.

– Лорд Холлстен спрашивал о вас в своем письме…

Китаец промолчал.

– Я написала лорду Холлстену, что вы вполне оправдываете его доверие.

Ли-Ванг низко поклонился: выражения его глаз леди Эдит не могла разобрать.

В эту ночь леди Эдит не спала: она лежала с открытыми глазами и револьвером под подушкой и ждала появления неизвестной тени, так часто посещавшей ее комнаты и интересовавшейся ее перепиской. Но тень не появлялась. Присутствие Ли-Ванга в смежной комнате придавало много мужества леди Эдит. Но это мужество осталось неиспользованным в эту ночь.

Так как спать леди Эдит не могла, то она предалась самым разнообразным мыслям.

Леди Эдит перебрала в памяти всех знакомых в Лондоне, от мисс Бьюкенен до леди Китченер, затем вспомнила лорда Алленби и его советы не ездить на Восток…

Затем мысли леди Эдит перешли на Казарина… В розовой с черным шелковой пижаме леди лежала в постели с револьвером под подушкой и думала об этом странном офицере с холодным непроницаемым лицом.

Леди Эдит была довольно наблюдательна от природы. И она, перебирая в мыслях, свои встречи с Казариным, не могла не признать, что этот человек совершенно не похож на остальных виденных ею в Одессе людей.

Он не походил на деникинских офицеров с явно бандитскими замашками, этих офицеров, являвшихся осколками бывшей царской армии, пивших в кабаре «Арлекин», где леди Эдит с брезгливостью наблюдала их. Это были, по мнению леди Эдит, туземцы, нуждавшиеся в твердой руке британского правительства для руководства их же собственной страной. Казарин не походил также на дельцов, которых леди Эдит встречала в доме банкира Петропуло, этого толстого и льстивого грека.

Он вообще не походил ни на кого из виденных леди Эдит людей, и она должна была признать, что этот человек с холодными, глазами, с непроницаемым лицом, пожалуй, гораздо интересней даже молодого лорда Грэхема в Лондоне.

Но что-то в этом человеке было чужое, никогда леди Эдит не встречавшееся… Она вспомнила одно выражение лица Казарина, когда он разговаривал с Маршаном, и ей показалось, что она где-то уже видела подобное выражение глаз…

Но сколько ни напрягала память леди Эдит, она не могла вспомнить, где именно и при каких обстоятельствах…

Во всяком случае, она решила повести решительную атаку на этого молчаливого «туземца» – так назвала про себя леди Эдит Казарина.

За окнами комнат леди Эдит царила ночь. И в этой ночи на протяжении от Иркутска до Одессы, от Москвы до Казани люди с винтовками в руках делали тяжелое и сложное дело освобождения пролетариата от собственных бандитов и от иностранных интервентов.

И та же ночь царила и над остальным миром. Антенны радиостанций вспышками электрических молний сообщали в эту ночь миру последние известия:

– Нападение повстанцев на поезд в Сирии…

– Пожар нефтяных вышек в Моссульском районе…

– Последняя речь Ллойд Джорджа…

– Взрыв боевых припасов Добровольческой армии, доставленных Францией в Одессу…

В эту ночь антенны радиостанции работали, как и каждую ночь, готовя на утро материал для утренней прессы всего мира.

И радио-приемщики с шлемами на голове, с наушниками слушали по радио ноту Чичерина, говорившую миру о предательской политике Британии и Франции на Востоке и в колониях… Они слушали радио о последнем скандале в парламенте… о переносе тела неизвестного солдата в Париж для торжественных похорон…

Радиостанции работали в эту ночь, когда леди не спала, готовясь к встрече того неизвестного, который посещал в ее отсутствие комнаты.

И антенны вспышками молний освещали ночь, нависшую над миром, равно над Калькуттой и Одессой, Лондоном и Мельбурном…

Глава 11

Четверо людей ухватились за концы четырех нитей, ведших, по их мнению, к источнику их волнений и тревог.

Полковник Гаввард, арестовав индуса Абиндру, думал, что именно здесь он найдет разгадку. Перешагнув через труп Абиндра-Ната, полковник Гаввард стал бороться с мужеством отчаяния: потому, что он чувствовал, что тот неизвестный враг, с которым он имеет дело, во много раз смелее, энергичней и предприимчивей его. Гаввард увидел остатки оборванной нити в своей руке: индус ушел, не оставив ничего, что могло бы навести на след. Единственным вещественным доказательством существования индуса служил маленький пакетик, в котором еще осталось несколько крупинок, несколько белых кристаллов: по заключению доктора Грэхама – цианистый калий, самый могучий, быстро действующий яд, доставленный неизвестно кем и неизвестно каким образом в каюту арестованного индуса.

Показания часовых ничего не дали полковнику Гавварду. И он бережно хранил маленький пакетик из белой бумаги с несколькими кристаллами яда…

Полковник Маршан, которому удалось, при посредстве Анны Ор, также ухватить кончик другой нити, ведущей неизвестно куда, работал над выяснением вопроса: действительно ли британская разведка знала кое-что о последних донесениях французской разведки, и над решением задачи: было ли все, что происходило в последнее время, делом рук Гавварда?

Некоторые подробности заставляли Маршана думать, что действовал не только Гаввард, но и еще какая-то, может быть, неизвестная Гавварду сила…

И, наконец, третьим лицом, ухватившим третий конец нити, была Анна Ор, измученная двойным шпионажем и любовью, поединком с леди Эдит и ужасом перед наступающей старостью.

Именно поэтому Анна Ор работала для разведки более интенсивно, чем когда бы то ни было: ибо ей был обещан и Гаввардом, и Маршаном после исполнения некоторых заданий свободный выезд за границу, где она могла бы отдохнуть.

Анна Ор убедилась, что чья-то рука очень искусно и смело действует почти безошибочно, пользуясь враждой обоих представителей европейского империализма, натравливая их друг на друга, заставляя принимать свои действия за действия противника.

Но кто был тот или те, которые осмеливались так дерзко и безнаказанно работать среди деникинской, британской, французской разведки? Кто были эти люди? Большевистские агенты? Целый ряд деталей указывал, что эти люди не были большевиками. Большевики вели борьбу совершенно иными способами… Возможно, что неизвестная сила, убившая британского коммерческого агента для того, чтобы завладеть документами и предотвратить целый ряд преступных сделок английских капиталистов с русскими капиталистами – возможно, что эта рука была на стороне большевиков… Даже несомненно… Но она действовала без ведома большевиков. И в то время, как пролетариат, предводимый коммунистической партией, героически сражался на фронте, эта дружественная рука помогала ему в тылу…

Концом нити для Анны Ор являлись некоторые документы, некоторые подробности, переданные Маршаном и Гаввардом. Она шла по нити, надеясь, что успеет дойти до конца, до того неизвестного конца, который должен же был находиться где-то…

Четвертый конец нити ухватила леди Эдит. Она решила во что бы то ни было добиться разгадки: кто посещал ее комнаты в гостинице «Бристоль», не прибегая для этого к помощи британского командования…

Так шли эти четверо людей, руководствуясь разными концами разных нитей, ведших к одному и тому же источнику, совершенно не догадываясь о том, что разгадка была гораздо проще и ближе, чем они предполагали…

Анне Ор удалось доставить несколько ценных сведений Гавварду. Выслушав Анну Ор, Гаввард спросил, глядя прямо в глаза актрисы:

– Вы уверены в том, что Маршан получил из Парижа сведения о том, что второй курьер, отправленный им с подлинным пакетом, что этот второй курьер был ограблен в пути и что пакет был похищен?

– Да.

– В таком случае…

Гаввард на минуту замолчал.

Затем он спросил:

– Госпожа Ор, это крайне важное обстоятельство. В каких выражениях говорил об этом Маршан?

– Он сказал мне вчера ночью…

– Вы были одни?

– Но…

– Бросьте эти пустые условности, дело важней. Вы были одни?

– Да…

– Как сказал Маршан? Точные слова?

– Он сказал: я не думал, что Гаввард может быть хитрей меня. Но он оказался хитрей…

Полковник Гаввард закусил губу. Затем он попросил:

– Дальше…

– Я должна сказать, что Маршан стал очень подозрителен. Мне с трудом приходится добывать у него сведения.

– Дальше…

– Мне удалось выяснить, что курьер Маршана, второй, не первый, который был отправлен со специальной целью ввести вас в заблуждение, что этот курьер был ограблен по пути в Париж, в скором поезде, и что пакет у него был похищен.

Наступило молчание. Гаввард сказал, сжимая кулаки:

– Кто же мог это сделать?

– Этого я не знаю.

– Хорошо, продолжайте работу…

Анна Ор встала. Глядя на нее, Гаввард припомнил, что эта женщина вела двойную игру, что она с его ведома служила в французской разведке.

Он сказал с тяжелой угрозой в голосе:

– Но, если вы, мисс, ведете двойную игру, – берегитесь… Наше условие – его всегда можно нарушить. Помните?

– Я знаю, – повторила Анна Ор с содроганием.

Она вышла от Гавварда с головной болью. За последнее время ей нездоровилось, нервы сдали, и синие круги под бархатными черными глазами Анны Ор становились все шире…

Гаввард, отпустив Анну Ор, принялся рыться в памяти, стараясь восстановить в своей памяти некоторые даты.

Он вспомнил, что арест индуса почти совпал с поездкой майора Стильби в погоне за фальшивым пакетом. Он вспомнил, что накануне у него были похищены документы, а через неделю, двадцатого числа, исчез его доклад верховному командованию. Сопоставив эти детали, полковник Гаввард пришел к заключению, что организация, с которой он имел дело, была очень сильна, имела много агентов и что Маршан не раз становился жертвой той же организации.

Гаввард решил, что если соучастники или агенты этой организации находятся во флоте, то самое простое – прибегнуть к излюбленному средству британской разведки: к провокации…

Наиболее подозрительными казались на крейсере «Адмирабль» те двое матросов, которые стояли на часах у каюты тогда, когда неизвестно кем индусу было доставлено избавление от допросов Гавварда и от предстоящих пыток: цианистый калий. Кроме того, думал Гаввард, нет никакого сомнения, что кроме них имеются еще сообщники в городе…

Он решил заняться этим немедленно.

Вызванный к нему Стильби молча выслушал Гавварда. Уразумев, в чем дело, он сказал:

– Слушаю, сэр!

И добавил:

– Я займусь этим сейчас же…

Гаввард кивнул головой и велел ввести Казарина, пришедшего с докладом.

Майор Стильби сделал все необходимые приготовления. Он не гримировался, не надевал парика, он просто сбрил свои усы, а надев матросскую куртку, превратился в матерого боцмана.

На гичке он подъехал к «Адмираблю» и коротко сказал дежурному:

– Прислан комендантом. Доложить…

Новый боцман был принят командиром, оставался у него около часа, а затем ушел на кубрик.

К вечеру он оказался в лучших отношениях с одним из матросов, стоявших неделю назад у каюты арестованного индуса. А еще через три часа, таинственно наклонясь к матросу, майор Стильби шепотом сказал:

– Я прислан от тех с берега…

– О! – сказал матрос, молодой шотландец.

Он пристально посмотрел на Стильби.

Сердце Стильби запрыгало, как у охотника, почуявшего дичь.

Он кивнул головой:

– Да, от тех…

Шотландец пристально посмотрел на него:

– От кого?

Стильби сделал вид, что рассердился:

– Перестань шутить. Ты знаешь… Я прибыл на помощь к тебе…

Шотландец оказался простосердечным малым. Стильби внутренне улыбнулся, видя, как этот молодец легко шел в ловушку.

Шотландец сказал вполголоса:

– Пойдем туда, на бак, здесь могут услышать…

Полчаса разговора с ним убедили Стильби, что он напал на верный след.

Он спросил:

– Тот, что доставил яд, – он отпущен на берег?

– Не знаю…

– А кто знает?

Шотландец пожал плечами и закурил трубку. Стильби набрался терпения и молчал пять минут.

Затем он спросил:

– Когда тебе приказано явиться на берег?

– Завтра, когда получу отпуск.

– Хорошо. И мне тоже.

– Вместе и пойдем…

Когда на другой день матрос съезжал на берег, с ним вместе поехал и новый боцман. Они сошли на берег, сели на извозчика и поехали на другой конец города, в предместье.

И здесь, в грязном и подозрительном трактире, им пришлось ждать около часа. Наконец дверь стукнула, вошел человек в обыкновенном, купленном, очевидно, в магазине готового платья пальто и отозвал в сторону матроса.

– Наш, – услышал он голос матроса.

Вошедший колебался. Стильби нащупал револьвер в кармане и подошел к ним.

– Дело чисто, – сказал он пришедшему. – Я назначен ему в помощь.

Он кивнул на матроса.

Пришедший пристально поглядел на него. Затем коротко сказал:

– Идем…

Они прошли пустырем в грязный и темный переулок, где стоял мотоцикл с коляской.

– Садитесь, – сказал неизвестный.

Мотоцикл затрещал и помчался по дороге к морю. Уже были сумерки, когда неизвестный, остановив мотоцикл, сказал:

– Здесь…

И в тот же момент Стильби почувствовал удар по затылку, от которого он на момент потерял сознание. Очнувшись, он попытался выхватить револьвер, но его ударили во второй раз. И, теряя сознание, Стильби услышал, как неизвестный сказал:

– В море…

Выброшенный в море, он пошел камнем ко дну. Но Стильби был опытным пловцом, он нырнул несколько раз подряд и поплыл к берегу в полной темноте.

Когда Стильби явился к Гавварду, – совершенно истерзанный, с большой раной на затылке, – у Гавварда сидел Казарин.

Отпустив его, Гаввард внимательно выслушал доклад майора.

– Чистая случайность, – сказал майор, – что я остался в живых…

Матрос обратно на крейсер не явился и был вычеркнут из списка экипажа. Но второй матрос, стоявший на часах вместе с первым, был арестован.

Он утверждал, что ничего не видел, и Гаввард, пребывавший в состоянии хронического бешенства, приказал его держать под арестом, пока он не даст нужных сведений.

Этот матрос был уроженцем Лондона, работал в доках, затем пошел волонтером на фронт. Служил в эскадре в Красном море, затем вместе с «Адмираблем» прибыл в Одессу. По отзыву помощника командира, это был прекрасный, исполнительный матрос и ничего подозрительного за ним не замечалось. На втором допросе он продолжал утверждать, что ничего не знает…

Стеки полковника Гавварда ломались с поразительной быстротой. Каждый день ординарец покупал в городе новый стек, и к вечеру он был сломан. Руки полковника Гавварда были единственным, что выдавало его бешенство.

В остальном он был молчалив и хладнокровен, как всегда.

Майор Стильби получил трехдневный отпуск, его рана на затылке была довольно тяжела.

Отпуская его, Гаввард сказал:

– Через три дня, майор, снова за работу…

– Слушаюсь, сэр! – ответил Стильби.