Текст книги "Химера"

Славкины сомнения прервал звонок. Гордей словно читал его мысли.

– Славянин, ну ты где застрял, или от милашки никак не оторвёшься? Дуй сюда, у меня на столе три литра халявного пива киснет.

– У тебя толпа?

– Какая толпа, я посреди ночи один припёрся. Только недавно глазья продрал.

– О кей, выхожу.

Дверь гордеевой хаты по обыкновению была не заперта, и зайдя внутрь, Славка застал хозяина на кухне. Привычно задрав босые ноги на подоконник, приятель весело орал в трубку.

– А ты-то куда свалила, дорогуша? Извини, Катюха, но всё хорошее бывает до поры до времени. Я, когда на двух гомиков в бассейне напоролся, причём в разгаре процесса, то сделал здравый вывод, что пора делать ноги из этого приличного общества, пока самого не поимели. А у тебя с чего вдруг мобила оказалась выключена? Давай уж, признавайся, я же не дурак…

Из трубки понеслись возмущённые женские вопли, и Гордей, скривившись, нажал на кнопку. Затем мотнул головой в сторону двух полуторалитровок.

– Угощайся, мне одному столько не одолеть.

– Трофей с боевого похода? – поинтересовался Славка, – где тебя носило, по каким дворцам и виллам?

– Ага, – Гордей широко зевнул, – в гробу я видал такие походы. Снобы дешёвые, борзописцы-живописцы, сборище недооценённых педрил… Ну их, не моя публика. Прикинь ситуацию – свинтил я с этого имения, по каким-то тропам выбрался на платформу, пока разобрался, в какую сторону Москва, электричка из-под носа ушла. А цигель-то ай-люлю, поджимает. Метро закроют – хана, на такси денег нет. Сел на следующую. Ну, думаю, должен успеть, туда после МКАДа вроде недолго на тачке ехали. На Белорусский прибыл – первый час ночи, сразу в метро и на свой вокзал. Если бы на последнюю электричку не успел, сушил бы лапти. Либо на вокзале до утра кантоваться, а там меня с этим пивом за пазухой менты могли в обезьянник закрыть для выяснения личности, либо во Владыкино к своим на стоянку добираться. В кармане двести рублей, таксёры за такие слёзы даже мотор заводить не станут. Веришь, нет – чудом успел, только в вагон заскочил, и двери захлопнулись. Во какие гонки с препятствиями получились.

– Удивляюсь я, братан. Парень ты вроде не рисковый, а вечно тебя в какую-то парашу заносит. Как вас угораздило набрести на эти сливки общества?

Гордей опять зевнул, открыл форточку и закурил.

– Да катькины знакомцы, по-родственному, какая-то седьмая вода на киселе. С ней самой только неудобняк вышел, пришлось там бросить. Хотя сама виновата, наверняка с кем-то блудить уединилась, раз трубу вырубила.

– Это ты с ней сейчас общался?

– Ну да. Жива-здорова, уже назад едет. Ладно, хрен с ними, с этими приключениями. У тебя-то как с той мадам? Симпатичная коза, так на меня зыркнула многозначительно.

– Симпатичная, – эхом согласился Славка.

– А что так, без радости?

– Да как сказать… Найти-то я её нашёл, а загадок только прибавилось.

Славка отхлебнул пива.

– Представь себе, она была в большом недоумении и утверждала, что видит меня впервые в жизни. Я и сам потом убедился, что это другая. Рост, голос, цвет волос и глаз – всё то же самое, кроме пары маленьких деталей. Но характер, манера разговора, само поведение у этой абсолютно другие. Такие вот дела – она, но… не совсем.

– Слушай, у меня мозги с утра туго вращаются. Что значит она, но не она? Ты меня самого заморочил.

Гордей налил себе пива, потом пристукнул по столу.

– Это сёстры-близняшки, вот что я думаю. Говорил-же – какие-то бабы тебя разыгрывают.

Славка сделал нетерпеливый жест.

– Игорюня, ты считаешь, я об этом не думал? Хорошо, допустим, они близнецы. Одна, с утра пораньше, мокрая насквозь, как последняя дура караулит меня на улице, потом вдруг сбегает ни с того ни с сего, а вторая появляется на следующий день, знать меня не знает и вообще смотрит как на спятившего идиота. Мексиканский сериал, да ещё без всякого смысла. Не вижу я в таком розыгрыше никакого смысла, понимаешь?

– Знаешь, что я ещё подумал… Шутки шутками, а не закинул ли кто глаз на твою хрущобу? Ты об этой мадам хотя бы общее представление имеешь – кто она, что она, где живёт, чем дышит, имя-фамилия там и прочее?

– Общее имею, – сказал Славка, усмехнувшись, – и всё в пользу твоей версии. Перелётная птичка, родом с Урала, давно оттуда уехала, прописка сейчас подмосковная. Ну это липа, конечно, в деревне у какой-нибудь бабули за деньги оформилась, обычный вариант. Вещички у меня в спальне выгрузила, с утра в Москву помчалась по своим делам.

– С утра? А, так вы с ней уже того… всё в ажуре, типа семья-любовь-морковь? – Гордей схватился за голову, – ты что творишь, Славянин! Разведут тебя как бобика, попомни моё слово. Коварней бабы зверя нет.

Славка сидел, посмеивался, хотя диалог с приятелем к благодушию не располагал.

– Гордеич, я в подробности вдаваться не буду, но она не охотница за жилплощадью одиноких холостяков, можешь просто поверить. Что за счастье для молодой хваткой обаяшки какая-то жалкая двушка на четвёртом этаже совдеповской «панели»? Не-ет, это птичка какого-то другого полёта.

– Да не она охотница, – запальчиво сказал Гордей, – поохотиться другие приедут, калибр к башке приставят – и напишешь, что надо, и подпишешь, где надо.

Славка откровенно засмеялся.

– Ну не надо так драматизировать. Ты малость перегнул, сейчас не девяностые годы. Да и я не пропащий синюга.

Гордей обиженно надулся и махнул рукой.

– В самом деле, чего я распыляюсь тут перед тобой, как родная бабушка. Если человек по уши врюхался, его сам господь-бог не переубедит. Решай сам свои заморочки, не маленький.

Тут у него залился мобильник, и Гордей вновь погрузился в увлекательную болтовню с какой-то из своих подружек. Славка потягивал пиво, разговор с приятелем немного разбередил маленькую, но едкую червоточину собственных сомнений. Смех смехом, но сам он прекрасно осознавал свою беспомощность и уязвимость перед вспыльчивой и не всегда уравновешенной девчонкой. Знал бы Гордей, на что она может быть горазда, и видел бы то, что видел Славка вчера. Он от такой, конечно, шарахнулся бы очертя голову, а Славку посчитал бы или больным, или самоубийцей. При всём своём разгильдяйстве и безалаберности Гордей всегда жил осторожно, острые углы умело обходил и на рожон лишний раз не пёрся.

Всё ещё похохатывая, Гордей бросил трубку на подоконник и спросил:

– Слав, ты в «Элладе» вечером был?

– Нет, – без раздумий ответил Славка и слегка насторожился.

– Как нет? Люди говорят, на входе стоял, глазами хлопал, кого-то высматривал.

– А, так я на секунду только заглянул, – выкрутился Славка, – мимо шли, по бокалу вина захотелось, да мест не было.

– Зря не остались, много потеряли. Там какой-то ушлёпок нахлобучился до того, что стриптиз устроил – без штанов плясал при всём честном народе. «Эллада» содрогнулась. Заржали, наверное, даже лошади Пржевальского в московском зоопарке.

Славка натурально прыснул.

– И чем всё закончилось?

– Да говорят, быстро закончилось. Вышибала нарисовался, за шиворот его да на улицу выкинул.

– И ментов не вызывали?

– Смеёшься, какие менты? Татарчонок хитрован, скользкий тип, ему лишний шум ни к чему.

Помолчав немного, Гордей продолжил риторически.

– М-да, что-то народ стал жрать вовсе без тормозов. Бедлам. Завязать, что ли? А чем тогда заняться? – спросил он то ли себя, то ли Славку.

– Создавать ячейку общества, – фыркнул тот полушутливо, – приводи путёвую бабу да женись.

– Но не так глупо, как ты сделал, – покосился Гордей, – идея, как говорится, имеет право на существование, да Ирэн верно сказала – где её сейчас найдёшь, путёвую-то? Тем более с нашими зарплатами.

– А ты к своим на нефтянку езжай, – неожиданно пришло в голову Славке, – подберёшь там какую-нибудь не шибко с запросами, она сюда, под Москву, с удовольствием прискачет. Всё лучше, чем сибирских комаров кормить.

Гордей разглядывал опустевшую полторашку с некоторым удивлением, изредка икал.

– Мысль, может, и неплохая, но я же туда не на смотрины попрусь, там пахать надо устраиваться, хоть на какое-то время. Как вспомнишь ту Сибирь: летом жарища под сорок, гнус висит, а зимой наоборот – колотун до печёнок, пар в глотке замерзает… Мне тех двух лет на срочке на всю жизнь хватило.

– Поступай, как тебе лучше, – нейтрально сказал Славка и придвинул полупустую ёмкость к приятелю, – всё, мне хватит, пора двигать. Обещали позвонить, возможно, в Москву ехать придётся.

– Беги, молодожён. Если что приключится – а приключится обязательно – я всегда на связи, – проговорил Гордей с подначкой, силясь подавить икоту и зевоту.

– Ты вот спросил, отчего я невесёлый, – сказал Славка из коридора, – а с чего радоваться? Дождя-то и вправду не было.

– Какого дождя? – не сразу понял Гордей.

– Того самого, под которым я её нашёл. Она не верит, ты не веришь. Да никто не поверит. И мне не до веселья, пока не пойму, где тут собака зарыта. Большое, знаешь ли, желание имею с этим разобраться.

Дома, устроившись перед телевизором, он почти сразу принялся бороться с накатывающей дремотой. Очень скоро, чувствуя, что потерпит поражение, встал и воткнул в дивидюшник знакомый до дыр боевик из девяностых, надеясь хоть этим разогнать сонливость, но и криминальные перипетии мало помогали. Плюнув, он сдался и решительно завалился на диван, и мобильник, словно ожидавший этого, весело запиликал.

– Не спишь, больной?

– Почти уже вырубился, никаких сил нет.

– Слабачок. Надо тебе сегодня любовь ограничить, а то завтра производственный план по тумбочкам не выполнишь.

– Ограничивай, не ограничивай, всё равно скучаю, – сообщил Славка.

– В магазин ходил?

– Конечно.

– В трюмо записку видел?

– Угу, – признался он.

– Так и знала. Мелкий любопытный шаромыга. В следующий раз капкан поставлю. Ладно, прелюдия закончена. Где в Москве платформа Каланчевская, знаешь?

– Смутно. То ли у Курского вокзала, то ли у Казанского…

– Понятно. Тогда езжай на площадь трёх вокзалов, там напротив Ленинградского есть подземный переход. Будь возле него, ну, скажем, в четыре часа. Времени ещё полно, приведи себя в божеский вид и дуй на электричку.

– А как мы свяжемся? Ты опять не с мобильного звонишь.

– Я сама перезвоню, твоё дело быть у перехода в четыре часа. Желательно не опаздывать, я люблю точность.

– Мы куда-то поедем?

– На месте всё расскажу.

– Хорошо, уже собираюсь.

Звонила явно с автомата, номер мобильника упорно не даёт, ни старый, ни новый, если он есть. Складывается впечатление, что держать его в состоянии подвешенного неуюта доставляет негоднице удовольствие. Забава кошки с мышкой? Или удава с кроликом?

Электричка шла полупустой, время возвращения дачников ещё не наступило, а утренний поток тех, кому приспичило сегодня в столицу, давно схлынул. Мерный гул колёс нарушали лишь трудяги-коробейники, без устали снующие по вагонам со своими баулами-тележками, набитыми разнообразной мелочёвкой, да хриплый динамик периодически бубнил названия остановок.

Сразу от перрона людской поток подхватил Славку, словно ручей травинку, и понёс по тысячеголосым улицам с запахами разогретого асфальта, выхлопных газов, табака, пота, парфюмерии и бог знает чего ещё, по спрессованным горловинам подземных переходов и гранитному кишечнику метро, пронизанному реактивными стонами прибывающих поездов, пока эскалатор не выплюнул его из глубокой шахты Комсомольской к толчее близ пригородных касс ленинградского направления. До назначенного рандеву оставалось около получаса, Славка поболтался по привокзальному рынку, купил от нечего делать мороженое и не спеша отправился на площадь, к прямоугольной прорехе подземного перехода. Телефон молчал, в скопище транспорта глаза невольно выискивали вишнёвый «опель», хотя дело это являлось сродни поиску иголки в пресловутом стогу. Остановившись у входного парапета, Славка принялся торопливо управляться с тающим мороженым и попутно засмотрелся на диковинную многодетную ораву каких-то среднеазиатов, в тюбетейках, стёганых халатах и пёстрых платках. Чернявая детвора, мал-мала меньше, числом семь или восемь, горохом посыпалась вниз по ступенькам, три тётки с чемоданами, галдя как вороны, устремились за ними, а замыкал шествие пыхтящий вислоусый пузан с устрашающего размера мешком на горбу.

Гарем, что ли? – сделал предположение Славка и как то сразу обнаружил себя в окружении двух цыганок, материализовавшихся словно из-под асфальта. По правую руку пристроилась пожилая, по левую молодая. Пожилая непрестанно бормотала что-то скороговоркой, Славка успевал разобрать только «не бойся, парень… молодой, красивый… ничего нам от тебя не надо… только добра желаем…» Молодуха-же, игриво поводя глазками, протянула руку и ловко выдернула у него волос из головы.

– На счастье тебе волосок забираю, поверь, и ни на что больше, – запела, застрекотала она, – а чтобы счастье было большим, подари бедной цыганке монетку. Всего одну, и иди с миром…

Пятирублёвая монета, машинально изъятая Славкой из кармана, мгновенно исчезла в цыганкиной ладошке, но с миром его, тем не менее, никто отпускать не собирался. Более того, незаметно и быстро все они переместились в сторону от перехода и оказались между двух одиноко припаркованных грузовых «газелей», где обнаружился ещё один ромалэ, вполне взрослый детина, скучающий в углу с индифферентным видом. На Славку наползло состояние тоскливой беспомощности, а пожилая перестала рассыпаться бисером, кажется, она смотрела куда-то в сторону, говорила только молодая, и тон её сменился на укоризненный.

– Ай, какой жадный, всего рубль дал. Добавить надо. Разве на рубль счастье бывает, а?

– Так, а ну-ка брысь отсюда!

Славку окатило холодом, и липкое наваждение наконец отпустило его. Цыганки злобно зашипели что-то по-своему, брызнули в стороны, а Лилия, цепко ухватив Славку за запястье, повлекла прочь.

– По Москве он болтаться собрался! Не хлопайте ушами на улице! – восклицала она весело, но в глазах прыгали злые огоньки, – лопух и есть лопух, а ещё обижается. Да тебя любая уличная шнырялка без штанов посреди города оставит. Посмотри по карманам, деньги хоть на месте?

Славка, угрюмо насупившийся, сунул руки в карманы джинсов, вытащил несколько купюр, пересчитал и молча кивнул. Лилия, сочтя воспитательную речь законченной, затихла и продолжала вести его вдоль площади в направлении путепровода, за которым вздымалась в дрожащее марево ярусная громада гостиницы «Ленинградская». Пройдя под мостом, они повернули направо и по Каланчевской улице вскоре добрались до одноимённой платформы. Мельком глянув на расписание, Лилия достала телефон и набрала чей-то номер. Набрала, как отметил Славка, по памяти, нажимая кнопки в определённой последовательности, а не листая справочник.

– Ян Павлович? Ещё раз добрый день, Лили беспокоит. Мы можем подъехать через час-полтора, это будет удобно? Спасибо, до встречи.

– Интересное у тебя прозвище, – сказал Славка, – как из кабаре.

– Да он как попало меня называет, – откликнулась Лилия, – и, честно говоря, не всегда лицеприятно. Пусть тешится, не буду перечить.

Вдали показался медленно приближающийся состав.

– Стой здесь, я возьму билеты, – сказала она.

– Да я и сам могу взять, скажи куда, – с готовностью отозвался Славка.

Лилия подняла глаза к небу и сокрушённо вздохнула.

– Стой. Здесь.

Они зашли в пустой вагон и сели друг напротив друга.

– Слав, давай-ка уясним кое-что раз и навсегда, хотя бы для того, чтобы не любоваться твоей вечно надутой физиономией. Да, я человек временами тяжёлый, и я понимаю, что тебе не нравится, когда баба постоянно командует. Да я бы и рада никогда и никого не водить за ручку, годы пока не те, чтобы кого-то учить жизни. Но почему люди порой не желают элементарно шевелить мозгами, отчего такая тупость и серость вокруг? И что это за манера у многих – стараться выглядеть глупее, чем они есть? А ты перестань обижаться по пустякам, просто слушай, что я говорю, и делай. И не считай, что я тобой понукаю. Вот сейчас, у кассы – простейший пример. Если я сказала, что куплю билеты – значит куплю их я, а не ты, не вася и не федя какой-нибудь.

– Лиль, ты как то чересчур заостряешь. Это же просто знак внимания, что ли… – вклинился Славка в её тираду.

– Рыцарь благородный, ты хотел меня осчастливить, заплатив мятый полтинник за электричку? – отозвалась Лилия саркастически, – придётся разочаровать, масштаб моих аппетитов обычно более широк. Я понимаю, если бы это стоило пятьдесят тысяч, тогда конечно, тогда может быть.

Славка покачал головой и вздохнул.

– Ты не тяжёлый, ты невозможный человек. Шутки у тебя…

– Нисколько не шутки. Ты что, пожалел бы для любимой женщины скромный презент на каких-то пятьдесят тысяч?

– Для любимой – нет, – чуть подумав, ответил он, – правда, при условии, что чувства взаимные.

Она помолчала, глядя в запылённое окно, и сказала задумчиво:

– Нет, всё-таки ты валенок. Наивный смешной недоучка. Вот возьми и подай ему взаимность! Что это вообще такое – взаимность? Просто мужики всегда ищут новое, а бабы – лучшее, и траектории этих поисков крайне редко пересекаются. Ты думаешь, мне самой не хотелось бы залезть под чьё-то сильное крыло и жить, ни о чём не заботясь? Сказать, что такой опыт был единственным и крайне неудачным – значит не сказать ничего. Катастрофа, которая угробила все мои глупые девичьи надежды…

Поезд остановился на Курской, в вагон повалила оживлённая толпа. Стало шумно, и Славка пересел к Лилии.

– Продолжай, – сказал он, – насколько можно догадаться, в твоём багаже опыт знакомства с Личностью, и…

– О да, сорок лет, образованный, морда, пузо, палаццо в стиле хай-тэк под Звенигородом, банковские счета в европах и все прочие положенные прибамбасы. Настоящий коммерческий директор, – иронически сказала она, – и перекати-поле по имени Лилия умудрилась запорхнуть в его золотую клетку. Как и все другие до неё.

Она помедлила с воспоминаниями и сказала с грустной усмешкой:

– Первый мой к нему визит – это было нечто. Розовые розы, жёлтые тюльпаны. Нагромождение купеческих понтов. Натрескавшись в ресторане шампанским, мы катили на Новую Ригу на его пьяном «порше-кайенн», а следом двигалось нанятое такси с четырьмя ящиками того же пенного напитка и здоровенной корзиной, набитой розами. По прибытии он приказал таксисту выгрузить привезённое добро в ванную комнату и тут-же принялся откупоривать шампань и наполнять им купель, попутно бросая туда же головки роз. Правда, искололся весь, а я валялась в кресле и дико хохотала под аккомпанемент бесконечных хлопков.

– Ну и как ощущения от такой ванны? – спросил Славка с кривой ухмылкой, – аллергических последствий не наблюдалось?

– Какая там аллергия, кислая холодная водица с пузырьками, ничего особого.

Лилия небрежно махнула рукой.

– На этом, собственно, всё. Шампанское с розами вскоре сошли на нет, и очень быстро выяснилось, что нашему брутальному дяденьке нужна была не просто любовница, а скорее – симпатичная обезьянка для украшения клетки, но и уборщица, повариха, благодарный слушатель его речей, а также лекарь по выведению из запоя. Ну и немножко коврик для вытирания ног.

– Бог ты мой, – поморщился Славка, – мне даже страшно представить, чем всё закончилось.

– Закончилось, как и следовало ожидать, – Лилия нервно хмыкнула, – каким-то чудом меня хватило на пару недель, потом в один прекрасный вечер кинулась в драку, как крестьянская баба. Конечно, первым-же ударом он уложил меня в нокаут. Когда пришла в себя, в нокаут отправился он.

– Давно это было? – зачем-то спросил Славка.

– Не очень, прошлой осенью.

– И что потом? Такие люди вряд ли прощают непочтительное обхождение.

– Думаю, нежданный сюрприз его изрядно напугал. После недолгих наблюдений мы сделали вывод, что никаких розыскных мероприятий он, во всяком случае, не предпринял. Но в тех краях мне теперь лучше не появляться.

– Кто это «мы»?

– Не важно.

– Свидетели были?

– Только любимая собачка той-терьер, которая от его воплей забилась под диван. Пока хозяин пёсика валялся в отключке, я успела собрать чемодан и вызвать такси. Подождала, пока он глазами начал хлопать, и удрала. Так что моя сытая и сладкая жизнь под сильным крылом завершилась чересчур стремительно.

– А ведь любая дурища из наших палестин не только всё бы отдала за такую жизнь, не только ковриком для ног служила, она целовала бы эти ноги, – проговорил Славка, – а ты… Ты привыкла быть сама по себе, поэтому тяжело уживаешься с другими. Так, наверное? И никакого иного выхода тут нет, кроме как влюбиться. И не в фирмача или мафиози. В простачка. В меня, например.

– Шикарная перспектива. Я подумаю, – Лилия продолжала грустно улыбаться, глядя в окно, за которым проплывали спальные небоскрёбы Царицына, – но если уж я до сих пор ни от кого не потеряла голову, то маловероятно, что это произойдёт в дальнейшем.

– Так говорят только побитые жизнью тётки с полтинником за спиной. Вот кстати, забавно представить тебя в преклонных годах. Какая чудесная старушенция получится.

– Мужики с полтинником за спиной, без кола и двора, натаскавшиеся по чужим койкам и разбросавшие детей по разным адресам, зачастую тоже представляют собой жалкое зрелище. И не напоминай мне о старости, о ней даже думать страшно, – она сморщила носик, – моя старость явит миру образ вредной скрюченной кочерыжки. А уж твои преклонные годы обрисовать куда проще. Забыла, что за гриб вчера приходил, после которого ты на балкон звонить бегал?

– Дядька, матери брат.

– Вот это и есть твоё будущее. Будешь болтаться по родственникам и стрелять копейки в попытках дотянуть до пенсии. Как говорится, жизнь даётся один раз, а удаётся ещё реже.

– Возможно, – сказал Славка, – все мы по одной колее бредём.

Лилия повернулась к нему.

– А ты что, другой колеёй идти не в состоянии? Шагни в сторону, чтобы никто по ногам не топтался, и иди своей.

– Идти своей дорогой нас призывают все кому не лень, начиная со школьных лет – родители, учителя, писатели-классики и даже эстрадные звёзды. Затёртое идеологическое клише. В этой жизни даже миллиардеры, нравится им это или нет, пляшут так, как предписано верховными гроссмейстерами. В противном случае разыгрывается недолгая шахматная партия: разозлённые ладьи, слоны и прочие пешки принимаются гонять своевольного коня по доске, пока ждущий своего часа ферзь не срубает его к чёртовой матери. Так что никаких особых путей и дорог не существует. Так себе, закоулочки с тупиками.

Лилия смотрела на него заинтересованно.

– С ума сойти, какие речи, философ ты мой поселковый! Вот только в высокие материи не надо лезть, сделай лицо попроще. К чему нам миллиардеры с их масштабными играми, я совсем другое имею в виду.

– Попробую догадаться. Ты имеешь в виду то, как живёшь сама, – сказал Славка, – поплёвываешь на серый плебс с высокой колокольни, искренне его презирая. Но у меня-то так не получится, да и зачем? Кто-то начнёт презирать в ответ, а кто-то морду бить. Мне кажется, жить особняком ото всех могут только какие-то особые величины.

– Особняком от всех живут отшельники в лесу, хворые на голову. Где-то ты философ, а где-то такой примитив. Нахватался верхушек. Обычные люди, не без грехов, только образованнее других, внутренне независимые и не пускающие кого попало в свой круг общения. Взять того, кого ты окрестил «личностью». Да какая это личность? Днём он наводит страх на подчинённых, пыжится индюком на светских фуршетах, а вечером дома валяется на персидских коврах в собственной блевотине.

– И как легко догадаться, ты одна из посвящённых в тот круг.

– Отчасти. Я не стремлюсь состоять в чьих-то компаниях и тем более кому-то навязываться, – ответила Лилия, – ты сам определил – я персона, гуляющая сама по себе. Вот Ян, к которому мы едем, это да… Я его, конечно, не боюсь и даже не побаиваюсь, но всегда немного нервничаю. Очень даже проницательный товарищ. Хотя на первый взгляд обычный дядька, смешной и даже иногда прикольный. Но то, что ему надо, он всегда у тебя выведает. Само собой, ко мне это не относится.

– Ну ты меня загрузила, – сказал Славка, – я и так не в своей тарелке. Признавайся, что у него за методы? И чего такого можно у меня выведать?

– Не переживай, сыворотку правды колоть не будет и дурь курить не заставит. Просто отвечай на вопросы, а когда не знаешь, что сказать, лучше промолчи с умным видом. Болтунов и дураков он не переносит.

– И какова же будет конечная цель этих вопросов?

Славка ждал, что Лилия, как обычно, отмахнётся, но она ответила быстро и покладисто.

– Прояснить ситуацию. Все твои россказни я рискнула передать ему и предполагала, что Ян пошлёт подальше. А он, представь себе, очень заинтересовался и велел приезжать. Скорее даже приказал. Это подозрительно и не совсем на него похоже. Затворник он, я всегда одна к нему приезжаю, без посторонних.

Она вновь отвернулась к окну и погрузилась в свои мысли. Из дверей дальнего тамбура меж тем нарисовалась парочка занятных субъектов, один лысый как тыква, второй с гривой до плеч, в чёрной байкерской майке с костями и черепами, и посредством скрипки да гитары принялись скрашивать обитателям вагона дорожную скуку. Мимо полз длиннющий каменный забор, сплошь в паутине аляповатых граффити, среди которых изредка красовались застарелые испражнения доморощенных псевдопатриотов, порой с лютым юдофобским окрасом.

Мойша Горби… Беня Эльцин… Их время кануло в лету, Россия, вставай с колен! Жидов – в огонь!

– Я думаю, люди, о которых ты говорила, всегда были и есть, просто их процент слишком мал. Гораздо больше вот таких, – Славка показал Лилии на настенную дикарскую клинопись.

– Этих тоже немного. Жалкие потуги альтернативно одарённых самоутвердиться в меру своей ограниченности. Нашёл на что обращать внимание, – откликнулась она безразлично.

– Лиль, а что тебя заставляет жить в режиме перекати-поля? Или это твоё самоутверждение такое? – закинул он старую удочку и поспешно добавил, – только давай без сарказма. Вполне нормальный вопрос.

Она полуобернулась, но встречаться с ним взглядом не стала.

– А болезнь у меня такая, с детства. Охота к перемене мест называется. Вполне нормальный ответ. Устраивает?

Славка промолчал. Улитка вновь нырнула в свою раковину, лишь рожки ядовитые снаружи оставила.

– Встречный вопрос. А что тебя заставляет сидеть сиднем в четырёх стенах? Что ж по новой не женился до сих пор? Давно бы привёл какую-нибудь марусю, жили бы поживали, вячеславовичей плодили… А может, свою первую никак не забудешь? Как бы то ни было, я живу на всю катушку, а ты – прозябаешь. Влачишь, нравится тебе это или нет.

Славка открыл рот, чтобы вставить негодующую реплику, но Лилия продолжила негромко, но напористо.

– Утром встал, глаза продрал и поплёлся на трудовую повинность. На обратном пути в магазин, набрать общедоступный харч, в основном полуфабрикаты из консервантов. Из вечерних развлечений – тупо хлестать пиво и пялиться в телевизор. Ну а ночь всегда можно скрасить непринципиальной гулёной, существующей в формате «встреча на раз-два – поскакала дальше». Не жизнь – малина. И так изо дня в день. Что в сухом остатке? Две чёткие тропки – либо тихо спиться, что совсем печально, либо привести марусю, ну а дальше зелёная тоска под названием «семейная жизнь»…

Славка смотрел на елозящие туда-сюда расхлябанные двери тамбура и медленно закипал, понемногу приходя к выводу, что пора бы и зубы показать злоязыкой колючке. Топчется по больным мозолям, как каблуками по танцплощадке.

– Скоро нам выходить?

– На следующей остановке.

– Вот и хорошо, на улице продолжим.

Они выбрались на узкую асфальтированную платформу – Славка даже названия не успел разглядеть – и Лилия тут же провела его к ближайшей лестнице. Спустившись вниз, они ступили на неширокую тропу и направились по ней в сторону недалёкого берёзового лесочка.

– Что пыхтишь, как самовар, – нарушила молчание Лилия, – давай уж, окати меня чувствами. Обрисуй, какая я чёрствая дрянь.

Славка набрал было воздуха, но вдруг передумал и извергать заготовленную тираду не стал.

– И надо бы окатить, да без толку. У нас с тобой разговоры второй день по одному кругу идут, об одном и том же. Надоело, всё одно глухой немого не разумеет. Вы, люди, на своих колокольнях сидите да вниз плюёте, а мы, лягушки ничтожные, внизу по кочкам прыгаем да о участи своей хреновой квакаем. Лагерь с вышками. Jedem das seine, каждому – своё.

Чуть помедлил и всё-таки не удержался, хотя незримый ангел-хранитель уже принялся постукивать по затылку: распетушился, дурачок, с огнём играешь.

– Вот потому и катаешься перекати-полем, ни с кем ужиться не в состоянии. Сильно подозреваю, что ты и из Лошкарёва своего сбежала по той же самой причине. И ещё, не мной подмечено: те, которые на всю катушку – они долго не живут.

Он прямо таки физически ощутил, как опалила она его косым взглядом. Ну и ладно, пусть закричит, пускай назад к электричке прогонит или даже по морде съездит. Отношения наверняка на этом и закончатся, зато интересно будет наблюдать, как расплавится наконец эта ледяная принцесса. Может, на обычную девчонку похожа станет.

Лилия шла рядом, чуть позади, посапывая так, словно километр пробежала. Но после недолгого грозового молчания откликнулась вполне миролюбиво, хотя и каменным голосом.

– Что ж, ты проглотил, я проглотила. На этом и завершим нашу приятную дискуссию. Впереди свидание с непростым человеком, нервы и негатив сейчас ни к чему.

Они углубились в редкий березняк, светлый и прозрачный, тропа рассекала его почти по прямой, а недалеко впереди виднелись разноцветные крыши одно– и двухэтажных домов, проглядывал и забор из красного кирпича. Пару раз Славка заметил боковым зрением, как Лилия, не останавливаясь, озабоченно оглянулась назад.

– Настройся положительно, будь спокоен и, самое главное, не выдумай фыркать и взбрыкивать, как сейчас. И уж само собой, никакого амикошонства. У него шуточки бывают похлеще, чем мои. Ян, если что, никого не щадит, ни ты, ни я не исключение. Пропускай такие моменты мимо ушей и будь невозмутимым. Да, и ещё. У меня с ним могут возникнуть свои разговоры, тебе непонятные, опять же – сиди молча и не встревай.

Славка выслушал короткий инструктаж, не проронив ни слова, лишь понятливо кивал головой. Красный забор предстал перед глазами во всю длину, и они шли до самого его конца, затем повернули налево. Ни души не было вокруг, лишь побрехивала собака где-то в глубинах этой малоэтажной крепости, да стайка гусей, завидев незнакомцев, возмущённо затрубила и убралась с тропы в густую траву.

Наконец Лилия остановилась перед глухой металлической дверью с золотистой цифрой «18» и золотистой-же кованой ручкой. Над дверью, чуть в стороне, укреплён на кронштейне самый настоящий пионерский горн. Раструб его бесцеремонно разглядывал прибывших.