Текст книги "Химера"

Славка усмехнулся, завидел впереди просвет приближающейся Мелиоративной и достал телефон. Если Гордей дома, заскочу в ближайший магазин и двину сразу к нему. Если нет, придётся пока домой, заморить червячка пельменями.

На экране моргал конвертик входящего сообщения.

Птичка песенку пропела – эсэмэска прилетела…

Шумилов, если тебе противны мои звонки, давай общаться смс. Может, всё-таки объяснишь своё молчание?

Ну наконец-то, сударыня, а то огорошили с утра пораньше и оставили томиться в догадках. Даже не задумываясь, как он будет строить разговор, Славка нажал кнопку вызова.

Алло, – сказала трубка после третьего гудка.

Он смутно помнил тембр её голоса, да и телефон наверняка заметно искажал, поэтому решил на всякий случай кое-что уточнить. Если это всё-таки одна из его «одноразовых», есть риск заполучить в ухо порцию дерьма. Невелика беда, всегда можно выключиться.

– Это Алиса?

– Ага.

– Э-э… которая бывшая Шумилова?

– Естественно. И даже бывшая Семчук. Славик, с тобой всё нормально? Ты что, опять квасил всю неделю, миллионер?

Тэкс, знакомые интонации. Язвительная коброчка на том конце встрепенулась и начала вздыматься в боевую стойку. Славка, стараясь держать себя в руках, осторожно продолжил.

– Алиса, давай-ка кое-что выясним. Что значит «опять»? Какой ещё миллионер? Ты о ком? Во-первых, я не квасил ни сегодня, ни вчера, ни неделю назад. Во-вторых, утром я получил от тебя голосовое сообщение, в которое, честно говоря, ни черта не въехал. Ты говорила что-то вроде «куда я пропал» и «почему выключен телефон». Докладываю – честно хожу на работу, никуда не пропадаю, телефон не выключаю. И в-третьих…

– Подожди-ка, – перебила она, – давай теперь я кое-что выясню. Назови дату нашей свадьбы.

Славка прыснул от неожиданности.

– Хороший вопрос! Сейчас вспомню, э-э… двадцать восьмого октября девяносто восьмого. Подробности? Дождик, помнится, шёл весь день…

– Надо же, – она натянуто усмехнулась, – а то мне вдруг показалось, что я с каким-то другим Славиком разговариваю. Так что в-третьих?

– В-третьих, Алиса, тебе не кажется, что после стольких лет, ну-у… какие-то ты странные вопросы задаёшь – «куда пропал, почему молчишь». Адрес-то, надеюсь, не забыла? Приехала бы, поболтали, то-сё… А то объявляешься непонятно откуда, эсэмэсками бомбишь… Да, и открой секрет – кто тебе дал мой телефон?

В трубке повисло прямо-таки зловещее молчание.

– Ты что несёшь, незабываемый мой? Перед кем ты там выпендриваешься? – наконец сдавленно произнесла она, – какие такие вопросы, что значит «кто дал телефон»? Что, крыша поехала? Или нашёл кого-то, так говори прямо. Мы… мы же спали с тобой ещё неделю назад. Что ж ты за свинья такая, Шумилов!

Её голос задрожал то ли от гнева, то ли от слёз, и она отключилась.

Оглушённый Славка тупо пялился на телефон, и хотелось ему шваркнуть ни в чём не повинным аппаратом о ближайшую осину.

Эннио Морриконе деликатно вывел его из ступора. На этот раз трубка выплюнула более спокойную фразу.

– У тебя в доме кое-что из моих вещей, на днях зайду забрать. Ключи или оставлю в прихожей, или отдам дяде.

Глава 2

Если я сейчас-же не выпью стакан водки, мне светит общение с санитарами и ближайшая дурка.

Славка заставил себя оторваться от какого-то пенька, на который машинально присел во время разговора, и на чужих затёкших ногах двинулся на Мелиоративную. Забрёл в первый-же магазинчик, взял чекушку «бруньков» и банку «фанты», в разобранных чувствах едва не подарив продавщице сдачу от тысячной купюры. Сразу за павильоном, воровато оглянувшись, как последний алконавт влил в себя сорокоградусную прямо из горлышка, словно воду. Постоял в теньке, прихлёбывая газировку, дождался, пока водка разойдётся по организму, и направился к дому. Мысли путались, и он как мог успокаивал себя.

Вещички, говоришь? Ну что ж, сейчас придём и посмотрим. По телефону такие чудеса всё равно не разгадать. Вот придёт на днях, тогда разберёмся, что к чему.

Х-ха, спали неделю назад! Ну, это вообще… Просто кувалдой по репе. Ну Алиска, ну актриса! С погорелого театра.

Он вспомнил про Гордея, схватил мобильник и, едва в трубке откликнулись, завопил:

– Привет, чувак! Слушай, я весь в шоке и непонятках. День с самого утра – ах-хренеть, просто супер! Через час подгребу, доложу ситуёвину.

Тут до него дошло, что отвечает ему совсем не Гордей. Кажется, это была Ирэн.

– Славик? Что ж ты ревёшь, как бегемот, аж уши завернулись. Гордей сейчас в ванне сидит, я ему передам, что ты звонил. Или сам подходи, тут кое-какой народ собирается. Только не пей больше, а то я тебя сильно пьяного не люблю.

Наверное, он и впрямь выглядел несносно. На «зебре» попёрся на красный и едва не угодил под гневно рыкнувший «мерседес». У себя во дворе зачем-то полез за мобильником, уронил его в траву, и, пока искал неверными руками, успел забыть, кому собирался звонить. За спиной рассмеялись игравшие в «классики» девчушки, не исключено, что над ним. Поодаль за столиком местное пенсионерство резалось то ли в нарды, то ли в домино. Вроде бы и Палыча лысина там торчит. А, ну его. Потом поговорим.

Перед дверью долго изучал связку ключей, словно это чем то могло ему помочь. Выходит, мой хоум – не совсем моя крепость? Оказывается, кое-кто из баб уже запросто открывает дверь его ключами, шляется по квартире, шмотки свои разбрасывает. Скоро начнут натыкаться друг на друга и устраивать локальные ядерные войны.

Зайдя в дверь, почти сразу заметил задвинутые под тумбочку золотистые босоножки. Перевёл взгляд на вешалку: меж двух его курток приютился короткий серый плащик типа тренчкот, однозначно женский. Выдвинул ящик под зеркалом, бабского ничего нет, кроме разве что небольшой изящной косметички в форме сердца. Пригляделся – «Made in France». М-да? Спорить не будем, вещица в её вкусе. На дешёвые подделки Алиса никогда не разменивалась.

Но когда и зачем она это притащила?!

За его спиной, несомненно, происходят необъяснимые действия и зреет коварный заговор…

Смешно, но до этого момента Славка совсем не обращал внимания на факт присутствия посторонних вещей в прихожей. Возможно, из-за всей этой сегодняшней кутерьмы. Дни катятся, похожие один на другой как близнецы, бродишь в рутине будней по замкнутому кругу как запрограммированный механизм, и не замечаешь ни мусор на ковре, ни запылённые окна, ни паутину в углах, ни вот даже чужие плащи на вешалке.

В ванной он держал голову под холодной струёй, пока не заломило в висках, потом, растёршись полотенцем, отправился на кухню. Голод прямо-таки грыз желудок, и он, не мешкая, выудил из морозилки пакет с пельменями и поставил воду на газ. Открыл окно и задумчиво уставился вниз, на оживший к вечеру двор. Там галдела детвора, утробно урчали голуби и стучали костяшками домино азартные деды.

Он устал, он болен, у него голова идёт кругом. Взять, что ли, отпуск и уехать на Волгу, к тётке в деревню, пришла вдруг неожиданная мысль. Там, на периферии, живут простые бесхитростные люди, ещё не окислившиеся ржавчиной сегодняшнего бездушия и равнодушия, рвачества и наплевательства. Встретить наивную голубоглазую пейзанку, отключить телефон и месяц валяться на берегу, не думая ни о чём. И тогда, возможно, уйдёт из головы продрогшая под дождём симпуля с розой на кофточке, и психопатка Алиса, обрушившаяся невесть откуда, не достанет со своими непонятными дикими разборками.

От таких сумбурных размышлений Славку отвлёк зазвонивший на столе телефон. На ходу забросив пельмени в кастрюльку, он поспешил к трубке.

– Хай, Славянин! Ну ты где застрял? Говорят, звонил, был не в себе, рвался прийти…

– Прихожу в чувство. День выдался чумовой, много событий. Голодный как чёрт, сейчас перекушу и подойду.

– Валяй. Тут двое москвичей у меня, Ирэн откуда-то приволокла, и парочка местных, ты их должен знать. Один будешь? А то, говорят, видели тебя намедни с какой-то кралей.

У Славки на языке сразу завертелось множество вопросов, но он решил не гнать события.

– Приду один, а там видно будет.

На улице разгулявшийся ветерок, сменивший дневное пекло, окончательно освежил его, и к Гордею Славка явился в сносном расположении духа. Дверь, как всегда, не заперта, в прихожей на видном месте – привычный глазу дурацкий постер с беззаботной брюхатой лягушкой и надписью «ПОХ… ЗМ – МОЯ ФИЛОСОФИЯ». Но вот привычного дыма коромыслом, к его удивлению, не наблюдалось. В зале стоял прилично накрытый стол, в углу дивана ворковали малознакомые парень с девчонкой, а на балконе покуривали Ирэн и две худощавые личности: броская особа – губки бантиком, ресницы на полметра, лет двадцати пяти, с прямыми длинными волосами – и горбоносый бородатый тип, возраста неопределённого. Гордей на кухне, задрав ноги на подоконник, трепался с кем-то по телефону. Славка кивнул мурлыкающей парочке и, зная демократичные нравы этого дома, достал рюмку прямо из какого-то сервиза и плеснул себе водки.

– Слав, двигай сюда, и водку не забудь, – донеслось из кухни.

Славка налил и вторую, подцепил блюдце с салатом из каких-то трудноопределимых ингредиентов, понёс всё это к приятелю.

– Мне сегодня много нельзя, мне позвонить должны, – сообщил он Гордею, – а я уже принял двести пятьдесят, с горла, на улице, в одну репу, прикидываешь?

– Что же вас так разволновало, уважаемый? У ляльки приключился залёт и прискакала обрадовать? Или ещё что?

– Вот именно ещё что. И ещё как!

И Славка, махнув рюмку, без прикрас поведал Гордею обо всей сегодняшней чертовщине. Тот помолчал, потом пожал плечами и хмыкнул.

– Не бери в голову. Хотя утверждение твоей бывшей, что вы якобы спали неделю назад… Это даже шуткой назвать нельзя. Трудноопределимая бессмыслица, причём ниже пояса. Ты сам-то помнишь, с кем спал неделю назад?

Славка покрутил головой и ответил как можно веселее.

– Неделю назад я, мягко говоря, был не совсем трезв и мог плохо контролировать свои действия, но не запомнить ту даму никак невозможно. Так и быть, выдам жуткий секрет: Марго, в девичестве Петушкова, однокашка моя. В «Элладе» обожает ошиваться, да знаешь ты её…

– Кто ж её не знает, – осклабился Гордей. Опустошил свою порцию, покривился и махнул рукой.

– Забудь и не заморачивайся. Моё мнение – или это пустой розыгрыш, или кто-то из баб решил тебе подлянку сконструировать. А по какому поводу, это уж сам догадывайся. На что способны бывшие жёны, знают только бывшие мужья. Ты сам-то в последнее время не чересчур того…

Он щёлкнул пальцами по горлу.

– Мне на это уже намекали, – отмахнулся Славка, – ты же знаешь, я таким вещам не подвержен.

– Понял, верю. Я тебе, Славянин, всегда верю, вот только с утренними твоими похождениями чую какую-то нескладушку. Нет, девка с амнезией – это понятно, это бывает, вопрос чисто медицинский. В кино сплошь и рядом показывают, просто подвинулись на этой фишке. Я про другое. Ты сказал, что ночью гроза была, дождь поливал по полной, так?

– Конечно.

– А вот и непохоже. Я, если ты помнишь, в Москве сейчас устроился, на автостоянке во Владыкино торчу по суткам. Сегодня вернулся на электричке часов около одиннадцати, и пока шёл до дому, не видел ни то что лужи, а даже пятна мокрого. Странно как то, не находишь? Утверждать, конечно, не берусь, жарко было, может, и успело высохнуть. Надо бы у наших молодожёнов спросить.

– А кто они все такие?

– Голубки, что на диване милуются – Серёга с Ленкой, местные, недавно расписались. С предками жить не хотят, вот и мыкаются по съёмным квартирам. Ну я ж душа добрая, вроде тебя, приютил вот на выходные. А те двое, которых Ирэн обхаживает, из Москвы проездом куда-то. Подбросили её, заодно завалились типа поужинать. По-моему, они даже не любовники.

– Ты пока не спрашивай никого ни о чём. За дурака могут принять. Я сам, потом… Гордей, у тебя никогда не бывало ощущения, что ты проспал целый кусок жизни?

– А как же! После недельного загула – обычное дело.

– А у меня оно с утра в башке сидит. Может, зря я этой Лилии телефон оставил? Я почему-то уже боюсь её звонка.

– А по-моему, ты элементарно на девчонку запал, и всё с тобой ясно, – сказал Гордей беспечно, – и вообще, завязывай хандрить, пошли за стол. Водка, конечно, не лучшее лекарство, но ничего лучше предложить пока не могу. И я так думаю, поскольку вы с ней соратники по несчастью, в смысле у обоих расстройство с башкой, то общий язык найти сумеете.

– Эй, хозяин, имей совесть, совсем гостей забросил, – крикнула из комнаты Ирэн, – а-а, вон ты с кем секретничаешь. Ещё раз привет, Славик. Знакомься – это Глеб, это Алла.

Козлобородый Глеб смотрел водянистыми глазами Славке куда-то в переносицу, рука была цепкая и сухая. И Алла с бледным лицом и длинными ресницами подала пальчики, игриво повела бровкой с намёком на нечто. Неизвестно, как у глебовой спутницы с мозгами, но внешне дама ничего, хотя и в стиле «на любителя». Вполне прокатила бы на подиуме у какого-нибудь Готье, где фланируют, гремя железом и собственными костями, схожие генно-модифицированные куколки. Можно только сожалеть, что худобы многовато и причёска эта инопланетная… Приведи такую в «Элладу» – там бы, пожалуй, не оценили.

– За стол, господа, за стол, – воскликнул Гордей, – наливайте-насыпайте себе кто чего желает, у нас тут по-простому, без церемоний. У меня вот дружбан прибыл в расстроенных чувствах, а я этого не люблю, чувства надо приводить в норму.

– Несчастная любовь? – беспардонно осведомилась Алла, взмахнув длинными ресницами. Вид у неё был фальшиво-участливый.

Глеб кашлянул, а Славка глянул тяжело, закинул рюмец и ответить постарался невозмутимо.

– Это у дам сплошь и рядом несчастья на любовной почве, а мы уже вышли из того возраста, чтобы из-за всякой чепухи переживать.

Космическая девушка раскрыла было радостно рот, наверняка с намерением проехаться по поводу славкиных лет, но тут вмешалась Ирэн.

– Чепуха не чепуха, но жениться-то вам давно пора. Нет, про того дундука я говорить ничего не буду, тут случай неизлечимый, но ты то парень серьёзный. Другое дело, что в этом колхозе вряд ли осталось что-либо путное.

Воистину, мир перевернулся. Это говорила женщина, замужеством, с её слов, по жизни не ошпаренная, хотя и приходившаяся Гордею уже года два вроде гостевой супруги. Бывала здесь Ирэн внеплановыми наездами, изредка сталкивалась с бродящими по дому полураздетыми особами, вежливо-непреклонно выдавливала их вон, наводила в зачумлённой квартире относительный порядок, и, пожив несколько дней, так же неожиданно исчезала по своим неведомым делам. Прописана она была где-то в Москве, об этом знали все, но чем занимается и где добывает средства на жизнь, затруднился бы ответить даже Гордей. Никаких выяснений друг другу по поводу путаной личной жизни они не устраивали изначально, и в этом плане Ирэн для ленивого конформиста Гордея являлась идеальной парой и подспорьем. Крайне сложно было сказать, связывали ли их какие-либо чувства, но Славка ни разу не застал их в состоянии не то что свары, но даже размолвки.

Из своего угла вдруг подал голос Глеб.

– Не открою Америки, но смею заявить, что брачные отношения в своём прежнем виде себя давно изжили. Во многом у нас и почти полностью в просвещённой Европе и даже в сверхдемократичных Штатах, что бы они там не верещали о семейных ценностях. Люди идут в загс или там в муниципию и составляют деловой контракт, соглашение сторон, словно на вахтенную работу нанимаются. Они заранее, с первого дня, уже возводят меж собой препятствие. Бруствер на случай боевых действий. Извините, но это не любовь, не брак и уж тем более не семья. Это нечто другое.

– Золотые слова, дружище Глеб, – сказал с набитым ртом Гордей.

– Тут у нас находятся молодые люди, вполне счастливые и довольные собой, – покосился бородатый на Сергея и Ленку, – так что я, с вашего позволения, затыкаюсь. Не будем сбивать их с толку своим брюзжанием. Ируша, вот этот салатик, с креветками, у тебя просто замечтательно получился. Алла рецепт просит? Не давай, бесполезно, она просто льстит тебе. Это человек сугубо ресторанный.

Глеб, видимо, с первых минут прибрал тут бразды общения к своим рукам, и даже обычно говорливая Ирэн помалкивала. Похоже, она его побаивалась и уважала. Он был умный.

– Так, я ещё не напился, но уже объелся, – заявил Гордей, – это несправедливо. Кто желает, может сделать перерыв, можно даже с танцами.

Он протопал к музыкальному центру и поставил какой-то инструментальный медляк. Молодожёны с готовностью полезли из-за стола и, облапав друг друга, принялись раскачиваться в такт музыке. Гордей сделал приглашающий жест Ирэн, но та отмахнулась и, сунув в рот сигарету, отправилась на балкон. Глеб, достав маленькую изящную трубку, присоединился к ней. Гордей махнул рукой, с обиженным видом опрокинул рюмку и пошёл дымить на кухню. Девушка Длинные Ресницы тоже было направилась к балкону, но, заметив оставшегося в одиночестве Славку, подплыла к нему.

– Подозреваю, единственный некурящий тип в данной компании?

– Бросил год назад, до сих пор мучаюсь.

– Ну и я пока воздержусь, а то тебе с пепельницей танцевать будет как-то…

Она тронула его за плечо.

– Что сидим, кавалер? Хватит тоску наводить, дама приглашает.

Нахрапистая мэм. Алчная хищница в режиме выбора жертвы.

Славка поднялся.

– А твой, кто он там… Ну, Глеб, ноту протеста не заявит?

– Фи! – она расплылась в улыбке, показав ровные фаянсовые зубки, – он выше таких пошлостей, ревность там и прочее.

– И кто же он такой?

Алла пожала плечами.

– Нигилист-одиночка, дон кихот современного розлива со своими тараканами в голове. Меня, как будущую акулу пера, его идеи поначалу зацепили в плане неординарного материала, но, пораскинув что к чему, я разочаровалась. Бывают идеи, а бывают утопии. Отрицание всего и вся сейчас неактуально. Усложнившись в деталях, мир упростился в основе своей: тотальный обман, здоровая наглость и большие деньги – вот три кита, на которых он ныне почивает.

– Говоришь умно, но загадочно. Идеи, утопии…

– Спроси у него сам, может, заинтересуешься. И вообще, у нас вечер вопросов и ответов или мы всё-таки танцуем?

Ванильно-сандаловый аромат её духов навевал волнительную трансформацию мыслей: ужин под сумеречными сводами дорогого кабака, взгляд глаза в глаза, нетерпеливый отлов такси и сладкий разврат на атласном покрывале в номере пятизвёздочного «хайятта». Жаль, тактильные ощущения оставляли желать лучшего. Словно телеграфный столб обнимал. В грудь ему, правда, упирались два тугих холма не меньше третьего размера. Нет худа без добра, что называется.

Весь танец она бесцеремонно его разглядывала, потом спросила:

– Один живёшь?

– Угу.

– И подруги нет?

– Алла, я всё прекрасно понимаю… – грубовато ответил Славка, сопротивляясь трансформации.

– Это хорошо. Значит, примешь постоялицу до утра?

– Ответ скорее положительный. Но имеются нюансы. Первое – мне могут позвонить, хотя сегодня это уже маловероятно, второе – а как же твой дон кихот, вы же тут вроде проездом?

– Да не парься ты по поводу Глеба! Я, если честно, просто со скуки за ним увязалась, прокатиться за компанию, ну и ради кое-какого материала. Там, куда он едет, бабского общества и без меня хватает.

Действительно, с какой стати Славку должны напрягать загадочные чужие взаимоотношения, своих проблем хватает выше крыши. Раскованная озабоченная бабёнка снимает его нагло и без недомолвок, а то, что она слегка не в его вкусе, заглушим, как в той присказке, количеством водки.

Вернулся с кухни Гордей, плюхнулся на стул. Серёга с Ленкой, хихикая, сцапали со стола початую бутылку вина и тарелку с пирожными, сделали всем ручкой и скрылись в соседней комнате. Глядя им вслед, Гордей хмуро процедил:

– Жаль глупышей. Почему так красиво всё начинается – цветочки-ягодки, любовь-морковь, рай в шалаше, и так хреново заканчивается – грызня, развод, делёжка шмотья и алименты.

Превысив определённую дозу выпивки, он становился мрачен, зол и даже подозрителен.

– По-моему, наш хозяин впал в чёрную меланхолию, – сказала Алла, – одного я в чувство привела, теперь второго выручать надо. У вас сегодня явно депрессивный день. Скажите, а Гордей – это имя такое?

– Вообще-то он Игорь, а фамилия – Гордеев, – ответил за приятеля Славка.

– Мужики, а давайте выпьем. Ну их всех к хренам, – проговорил Гордей, обращаясь неизвестно к кому, и потянулся за бутылкой.

– Погоди, Гордей, не гони коней. Я к тебе сейчас Ирэн подошлю.

Завидев её, выходящую с балкона, Славка сказал с укоризной:

– Ирунчик, Гордею скучно. Сейчас налузгается ведь. Иди, спасай положение.

А сам выбрался в вечернюю прохладу, к оставшемуся в одиночестве Глебу. Следом просочилась Алла, щёлкнула зажигалкой, по-хозяйски закинула руку Славке на плечо. Ч-чёрт, не баба, а ходячая провокация. Развязная столичная штучка. И ведь не такая уж пьяная. Очень похоже, что ожидает реакции этого своего Глеба из Ламанчи. Но тот и бровью не повёл, невозмутимо пыхал трубкой в полутьме. Наконец покосился.

– Аллочка, пора ехать. Но ты, я так понимаю, уже передумала?

– Правильно понимаешь. Я немного погорячилась, поездка может подождать. У меня конец курса, хвостов набралось, реферат этот повис, как гиря на шее. Так что извини, я лучше в Москву вернусь. А коммуна твоя успеет, ещё всё лето впереди.

Она бросила окурок в темноту и ушла в комнату.

– Алла, как вы успели заметить, особа эксцентричная, – проговорил с усмешкой Глеб, – вдобавок ко всему начинающая журналистка. Этих хлебом не корми, дай найти приключений на свою задницу. Скачут, как козы, лет до сорока, а там, перебесившись и опомнившись, принимаются спешно сооружать личную жизнь.

В кармане у него затрезвонил мобильник. Глеб несколько секунд слушал говорившего, потом коротко бросил: – Да, немного задержался. Буду часа через три.

Внимательно глянул на Славку и вдруг спросил:

– Молодой человек, мой вопрос покажется несколько неожиданным. Вы довольны той действительностью, что вас окружает?

– В смысле? Вопрос слишком глобальный…

– Хорошо, спрошу по-другому. Устраивает ли вас жизнь, которой вы живёте?

Славка смешался, хмыкнул.

– Я думаю, это вопрос, на который нет единого ответа. Довольных людей не бывает. Обожравшийся олигарх бездельничает на яхте с гаремом силиконовых дурочек, поплёвывает в Средиземное море, но при этом о спокойствии и речи не идёт. Курс акций ползёт вниз, партнёры ненадёжные – спят и видят, как бы ножку подставить, моделька-содержанка капризами достала… А бомж, обитающий на свалке, откопает шмат протухшей колбасы и радуется свалившейся везухе. Жизнь удалась, хотя бы на один день.

Глеб иронично улыбнулся.

– Ну, допустим, обожравшийся олигарх с гаремом – это, говорят, уже не модно. И всё же, что касаемо конкретно вас?

– Что касается меня – я простой трудяга и живу незамысловато. Здесь люди замкнуты в треугольнике дом-работа-магазин. Из развлечений – кому фитнессы с тренажёрами-железяками, а кому кабак. Что и кого тут может устраивать? Живём себе поживаем, на дядю трудимся.

– То есть, повышаете и без того неплохое благосостояние этого дяди, который в своё время просто оказался более хватким, более наглым, более расторопным, чем другие, либо же имел вельможных родственников, да мало ли вариантов. Ну а рабочие муравьи оделяются взамен энной суммой наличности, достаточной им для выживания на ближайший месяц. Он с удовольствием не давал бы им вообще ничего, но муравьи ведь не должны умирать с голоду, они обязаны трудиться и неустанно повышать материальный уровень своего благодетеля. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Вы, конечно, можете уволиться, вас обязательно обманут при расчёте – с какой стати обеспечивать беглеца положенным довольствием, он же покинул муравейник – найдёте другое ярмо, где всё то же самое, ну и что изменится? Не правда ли – вы заранее согласны с тем, что беременные дурными деньгами хозяйчики заводов-пароходов и презрительные хамоватые государевы шестёрки будут всю вашу жизнь старательно вытирать о вас подошвы. Вдумайтесь: человек жертвует половиной своей жизни только для того, чтобы чужой, обычно незнакомый лично ему дядя жил хорошо, сам же имея к старости лишь нищету, болячки и лекарства.

– Вы какой-то рабовладельческий строй изображаете, – покачал головой Славка, – слишком утрируете. Это же система, существующая сотни лет. Нельзя всем быть богатыми и счастливыми. Кому то, а именно подавляющему большинству, приходится влачить муравьиную участь.

– Согласен, сравнение чересчур контрастное, это я для полноты картины, но сути это не меняет. Хорошо, оставим в покое трудящихся насекомых. Развернём вопрос чуть шире. Вам сколько лет, Вячеслав?

– Двадцать восемь. Почти.

– А мне сорок три. Знаете, недавно я задался вопросом, когда же последний раз смеялся от души. Нормально, искренне, что называется, от сердца. Долго рылся в памяти и, представьте себе, так и не вспомнил. А вы?

Сзади неслышно приблизилась Алла, встала в проёме двери.

– Чтобы от души? Сразу и не скажу. Во всяком случае, давно не случалось.

– Вот именно. Люди напряжены, они живут одним днём, они постоянно ждут напастей и подлостей – от правительства, от местных чинуш, от соседей и даже своих близких. Они оглушены обилием информации, льющейся со всех сторон, зачастую сорной и ненужной. Они разучились смеяться здоровым, жизнерадостным смехом. Такая привилегия осталась разве что у наших безгрешных розовых карапузов, но пройдут считанные годы, и почти все они переродятся в суетливых дёрганых индивидуумов, обречённых на нескончаемый и бессмысленный бег по кругу. В стране, где продаются и покупаются места в государственных яслях и садах, водительские права и дипломы о высшем образовании, заповедные территории и даже министерские посты, где новорождённых выбрасывают в мусорные баки, где сотни тысяч сидят и миллионы спиваются, где родственники рвут друг другу глотки за квадратные метры убогих хрущёвок – в такой стране, согласитесь, не до веселья. Что мы ежедневно видим, включая общедоступные телеканалы? Правильно – потоп из мыльно-сериальной чепухи, дурацких шоу и плоского вымученного юмора, от которого уже хочется плевать в экран. Нас во что бы то ни стало надо увести, отвлечь, заставить забыть о том кошмаре, в котором мы оказались за какие-то двадцать лет.

Он помолчал, пуская клубки дыма в темноту, и обронил сумрачно:

– Одно обнадёживает – всегда и всему есть предел. К сожалению, в нашей патерналистской патриархальщине он удручающе высок. Барахтаясь в условиях столь жуткого размежевания, низы рано или поздно перестают просто роптать. Они либо хватаются за вилы, либо требуют диктатуру. И плохо от этого бывает всем без разбору.

Нехило заворачивает, подумал Славка. И правда – боец с ветряными мельницами. Народоволец новой формации.

– А мне кажется, никто уже ни за что не схватится. Изобилие жратвы в глянцевой упаковке не позволит, – вставила Алла, – нет никаких низов, нет ура-патриотов и нет либералов, а есть лишь шумный продажный тусняк с искусными режиссёрами. И смеяться от души дано не только детям. Мне кажется, счастливые влюблённые тоже имеют на это право.

– Вы, Глеб, всегда всё видите так мрачно? – осторожно поинтересовался Славка, – или в вашем восприятии есть и другие цвета, кроме чёрного? По-моему, с таким настроем и жить-то невыносимо.

– Ну что вы! Я ведь намеренно сгущаю краски, чтобы подвести вас к мысли… Или предложению, если хотите. Счастье для всех поголовно кануло в лету вместе со старинными утопиями. Его давно уже нет даже в фантастических романах. Да сейчас и фантастики как таковой не осталось, сплошное фэнтези – плоское и потустороннее. А поскольку идеальное общество для всех никто и никогда не построит, то какое-то его подобие можно создать лишь в отдельных ячейках, в коллективах единомышленников. Базовых составляющих, в общем-то, всего две – отсутствие крупных конфликтов внутри и максимальная дистанцированность от государственных институтов.

– Что-то наподобие израильских кибуцев, – вновь влезла Алла.

Глеб поморщился, но реплику её проигнорировал.

– Да, я допускаю, что создание такого общественного микрообразования пришлось бы не по нраву властям. Но, слава богу, пока мы их интересуем лишь в качестве налогоплательщиков. Мы – обычная агрофирма, не более того. Важно другое – микроклимат в коллективе и достойное человека, а не муравья, осуществление благ. Не распределение, на этом ломали хребет многие во все времена, а именно осуществление.

– Вы в любом случае придётесь не по нраву, как только вздумаете декларировать создание у себя условий лучших, чем может предложить государство. Такое для любой власти – кость в горле, красная тряпка быку, – сказала Алла.

– Я примерно представляю, о чём идёт речь, – постарался внести свою лепту Славка, – вообще-то такие общества уже давно существуют по всему миру в том или ином виде, те же мормоны, например…

Глеб поднял руку в протесте, и Славка поспешно добавил:

– Я привёл их в пример потому, что такое возможно где угодно, в тех же Штатах либо где-то ещё, но только не в России. Здесь на вас натравят тех, кого положено натравливать, обольют грязью, объявят очередной сектой и ликвидируют как класс.

– Могу дополнить более либеральным вариантом. Фирму всё равно вынудят связаться с этими самыми институтами. Вы будете вынуждены нанимать зубастых юристов и платить им очень приличные деньги, потому что те сразу смекнут, что дело неудобоваримое. Вас вынудят оправдываться. И это в лучшем случае, – сказала Алла.

– Во все времена число пессимистов неизменно превышает число оптимистов, – улыбнулся Глеб, – что ж, поживём – увидим. Возможно, время революций прошло, и в этом мире главное – жить, приспособившись. Вот мы и живём, не делая резких телодвижений и не привлекая излишнего внимания. Случайные люди уходят сами, а единомышленников – то есть тех, кто не корысти жаждет, а спокойствия душевного – всегда милости просим. Сейчас, если не трудно, проводите меня до машины, я презентую вам одну книжицу. Не торопитесь выбрасывать её в ближайшую урну. Ознакомьтесь не спеша и подумайте. Возможно, вы сделаете кое-какие выводы, возможно, нет. И ради бога, не посчитайте сей скромный опус за ловушку очередного духовно-сетевого маркетинга. Никто никого не заставляет и не уговаривает. По крайней мере мы не уподобляемся тем пензенским маргиналам, что залезли под землю и ждут конца света. Примитивный эгалитаризм типа всем по равному кусочку, также исключён. Заинтересуетесь – на последней странице есть мой контактный телефон. С Всемирной паутиной тщеславия дружите?

– С Интернетом? Не очень. У меня и компьютера ещё нет.

– А что так? Экий вы несовременный.