Текст книги "Млечные истории – I"

– А-а, Мистер Батлер, здравствуйте. Рады познакомиться, – генеральный секретарь с вытянутой рукой двинулся навстречу учёному. После рукопожатия, легонько взяв его под локоть, повёл к супруге.

– Тоже очень рад личному знакомству. Визуально-то я вас и так знаю, что совсем неудивительно. В этой связи, кроме меня, больше никому нет смысла представляться, – с вежливой улыбкой на лице ответил учёный и, почтительно наклонив голову перед первой леди ООН, проделал своей шляпой некий причудливый реверанс.

– Ну что ж, тогда, – генеральный секретарь перевёл взгляд на жену, а ладонью указал на гостя, – Анант Батлер, член Совета руководителей проекта «Земной Инстинкт». Заведует одним из отделов. Насколько меня осведомили, отделом, который занимается непосредственно самим полётом. То есть космической баллистикой, навигацией и с этим связанным.

– Говоря в поверхностных тонах, примерно так, – подтвердил гость.

– Почему я и попросил вас заглянуть сюда предварительно, на пару часиков, побеседовать в непринуждённой обстановке. Нам ведь вместе на церемонии перед публикой дискутировать. А мне так ещё и… по существу, быть там ведущим. И кое-какие моменты для себя хотелось прояснить. Мало ли, между нами говоря, где-то не запутаться.

– Отвечу с удовольствием. Что сам знаю – всё ваше. От генсека ООН секретов у меня не может быть в принципе.

Со стороны выхода на террасу появилась «девушка из планшета».

– Всё готово.

– Спасибо, – поблагодарил генеральный секретарь помощницу и повернулся к гостю. – Мистер Батлер, кофе? Блинчики изумительные. Прошу вас, пойдёмте.

– Замечательно, – ответил учёный в свою очередь, пропуская вперёд первую леди.

А там, на террасе, на открытом воздухе, наипрекраснейшая предвечерняя благодать. Погода в эти дни стоит просто чудная, на редкость для конца октября. Тепло и свежо. Лёгкий ветерок ласково обдувает невидимым опахалом. Краснобокие перисто-кучевые облака будто застыли в поднебесье. Великолепный вид окрестностей с высоты пятидесятого этажа. Золотая осень, подкрашенная заканчивающим свой рабочий день солнцем.

На краю террасы, у балюстрады, два телескопа. Один для звёзд, навороченный и на высокой треноге; другой любительский, с треногой пониже, земной поверхностью любопытствовать и для светлой части суток в основном.

Генеральный секретарь подошёл к «дневному», который правильнее бы называть подзорной трубой, повернул в сторону Большого парка, прицелил и прильнул одним глазом к окуляру.

(Применительно к эмблеме ООН, которую, как уже отмечалось, повторяет собой город, прицелил в сторону Африки; ещё точнее, в район африканского озера Виктория.)

– Два с половиной часа до начала. Почти всё готово. Последние наладки. Осталось только народу собраться, да на улице стемнеть.

Отступился от наблюдений за Большим парком, провёл телескопом по горизонту, разглядел воздушный лайнер, приближающийся к аэропорту. Проследил за благополучной посадкой, после чего оставил оптику в покое и направился к столу.

Все втроём расселись в удобные плетёные кресла. На столе кофе, сливки, блинчики, яблочный джем, печенье, шоколад, ассорти из орехов, фрукты, мороженое, бутылочки с питьевой водой. Как подобает, хлопотать по столу стала женщина, а муж чуть помог ей разлить по чашкам кофе.

– Вы когда зашли, мистер Батлер, у нас с женой как раз возник маленький диспут о том, что сегодня не иначе как наиболее подходящий день для запуска в ту сторону. Так? Вчера и завтра, если взять, тоже бы подошли, но уже в меньшей степени.

– Вы правы, – гость, никого не дожидаясь, успел закинуть в рот первый блинчик и сделать глоток кофе. – И насчёт блинчиков тоже. Мм, и кофе какой! Совершенно не разбираюсь в кофе, но люблю пробовать его в разных местах. Везде варят по-разному. У вас, скажу, просто вкусно, без особинок. По поводу «вчера и завтра» поправлю. Здесь разница небольшая, а когда лететь сотни триллионов километров, один день может обойтись лишними десятками лет полёта. И земной календарь тут ни при чём, потому как стартуем с Луны. Для нас с вами земные сутки… они, конечно же, «при чём»: поесть, поспать, насущные дела утром, днём, вечером; но на Луне изменения в плане вчера-сегодня-завтра не столь радикальны. А ситуация именно там является первичной для нас, и церемонию запуска мы уж под неё как-нибудь подстроим. Так совпало.

– Вот! Я же говорил, – генеральный секретарь обратил внимание жены на прозвучавшие слова о совпадении.

– Есть чёткое направление на выбранную звезду. А всё ведь крутится. Земля летит вокруг Солнца. Да Луна вокруг Земли вращается. Эффект пращи, – Анант Батлер покрутил кистью руки над головой, изображая из себя пращника, и с третьего оборота как бы метнул.

– Вот как?! А старт? Разгонные блоки? – жена генерального секретаря заинтересованно посмотрела на учёного, подняв брови и раскрыв на полный размах свои и без того большие глаза.

– Это наше, искусственное, и в разгоне основное. Но дарованное берём тоже. Не стрелять же против вращений. Земля летит, и мы, сидя на ней с чашкой кофе в руках, летим сейчас – не сказать, что прямиком, точнее, с некоторым упреждением – в сторону той звезды. И за одну секунду делаем тридцать километров. А Луна тоже с нами заходит на свой вираж, со своей скоростью вращения и с пусковой установкой на тёмной макушке. В сумме это даёт нам некую фундаментальную скорость, доля которой мала по сравнению со скоростью разгонной, но грех ею пренебрегать, когда речь идёт о больших расстояниях. Если не вдаваться в мелкие погрешности – углы наклонов и прочее – то система Солнце-Земля-Луна в настоящий момент выстроилась в линию. Стреляем, соответственно, под углом к этой линии.

– Я так и думала. А этот… Как правильно сказать? Стартовый стол?

– Есть, что можно так назвать.

– Он наклонён к лунной поверхности, чтобы, как говорится, прямой наводкой?

– Вы не ошибаетесь, наклонён и для этого в том числе, – Анант Батлер мило улыбнулся: объяснять и рассказывать что-нибудь красивой женщине всегда в удовольствие. – Ловим для выбранного направления оптимальный момент пуска и по времени, и по наводке. Ценны малейшие прибавки. Скребём скорость по всем сусекам. Плюс запуск с Луны даёт разительное преимущество над земными пусками в доле полезной нагрузки от стартовой массы. А следовательно, опять же и в скорости, набранной после.

– Относительно прямой наводки, мистер Батлер, слукавили? – дружелюбно прищурился генеральный секретарь.

– Самую капельку, – и предпоследний блинчик из тарелки в центре стола, покачиваясь, завис на вилке учёного. – Естественно, мы же не крайняя планета в Солнечной системе. Но уверяю вас, и тут повезло. Как раз в окно попадаем. Поэтому в прямой наводке если и есть неточность, то, как и говорил, самая капелька. Вот задайте вы мне этот вопрос полтора года назад, когда «Адама» запускали, и мой ответ оказался бы гораздо длиннее.

– Так-таки ничто и не окажет влияния на траекторию на выходе из системы? – вновь вопрос от женщины, будто в очерёдность с мужем.

С южной стороны террасы послышалось мягкое шарканье ног по каменной плитке. Все оглянулись.

– Вот, добавочка! Горяченькие, с пылу с жару. В первой-то партии маловато было, – появилась дородная, пухлощёкая женщина в белом поварском костюме с голубыми пуговицами. Широкую талию опоясывал голубой фартук, на шее тоже голубая косынка. Возраст её приблизительно – насколько старше генерального секретаря, настолько же и младше Ананта Батлера.

Пожаловавшая повариха остановилась у стола. В левой руке, точно у официанта из ресторана, большая тарелка, где соблазнительно дымилась стопка аппетитных свежеиспеченных блинчиков. Такая же тарелка в центре стола, с одиноко скучавшим, подостывшим последним блином, теперь явно контрастировала в проигрышную сторону.

Будучи по жизни извечной веселушкой-хохотушкой, повариха сияла своим круглым румяным лицом, как солнышко из детского мультфильма. В эти секунды вид этой женщины с блинами был настолько жизнеутверждающим, что не иначе проведи сейчас чемпионат по максимальному выражению собой оптимизма – золотая медаль однозначно у неё.

– Извиняйте, пожалуйста. Мне намекнули, что у вас тут не должно быть ничего конфиденциального. Обычные темы обсуждаете. Так я уж сама, по своей инициативе, буквально на секундочку. И тут же убегу, – протараторила в быстром темпе.

Вот, казалось бы, простые слова, по сути безотрадные, а как всё-таки весело прозвучал у неё весь этот рассыпчатый набор фраз. Ловким, бескомпромиссным движением поменяла тарелки и в том же стиле добавила:

– Блины, их сразу кушать. Жалко смотреть, когда остывают.

– Мистер Батлер, в вас пока ещё блины влезают? – с приятельской иронией поинтересовался генеральный секретарь.

– Ой, вы меня балуете, – ответил тот.

– Конечно, влезают! Вон, какой запас. Есть куда баловать. Я, когда вы ещё из лифта выходили, заметила. Ну, случайно так. Думаю – у-у! – этого бы гостя да ко мне столоваться. Через месяц не узнаете. Такой бы стал красавчик. Или на неделю вперёд нынче накормить? – царица блинов обдала добротой и заботой щуплого учёного. Заодно подвигала с места на место кофейник, корзинку с печеньем, этажерку с фруктами, сливочник и сахарницу.

Оба мужчины с высоты житейского опыта были знакомы с алогичным женским феноменом беспричинно передвигаемых предметов сервировки по столу. Вот вроде бы хорошо всё стоит, нормально расставлено, а подвигать всё равно нужно. Туда, сюда, влево, вправо – направления и расстояния абсолютно не имеют никакого толкования. Может, это рефлекторно? В женских хромосомах заложено? Возможно, в первобытном обществе с доисторической, и с трудом представляемой, сервировкой происходило то же самое, когда дикие люди усаживались за большим гладким камнем для чего-то там поедания. И, видимо, это будет всегда. Незыблемо. Искать обоснованность бесполезно, а глаза мужчин бессознательно замечают.

Глаза мужчин всегда замечают что-то, где нет логики.

Генеральный секретарь и Анант Батлер машинально проследили за броуновской ротацией посуды, взглядами отрешёнными и полустеклянными, как если бы обычный человек, никакими мыслями не загруженный, посмотрел… ну, скажем, на водопад.

Светозарная кухарка, закончив-таки настольные сдвиги, убежала с тем же шарканьем.

– Спасибо! – всё, что оставалось крикнуть ей вслед истинным приверженцам логики.

– Антонна, – тихо произнёс генеральный секретарь, подавшись в сторону Ананта Батлера. – Призвание у неё такое – людей кормить. Ей бы, должен признаться, в воинскую столовую. Вот бы там душа её развернулась. Всё колеблюсь в штабной комитет предложить. Или лучше в Мэрию? Хотя мы здесь едоки никудышные, а отпускать не хочется. Сразу что-то померкнет вокруг.

– Странное имя, – почесал затылок учёный.

– Не имя. Отца зовут Антон. А её все только так – Антонна. Отец где-то в Сибири живёт, по-моему, в южной части. Не сказать мне точнее. Сибирь большая и такая далёкая.

После этих слов генеральный секретарь задумчиво посмотрел в северном направлении, насколько позволяла высотность террасы. Словно прикидывал расстояние туда, за горизонт, далеко-далеко, мимо Великих озёр, через Гудзонов залив, над Арктическим архипелагом до Северного полюса и ещё дальше, по загибающейся вниз дуге до побережья океана, потом над бескрайней тайгой и до неведомого сибирского местечка, где живёт и здравствует наверняка такой же превесёлый девяносто – с чем-то – летний дед Антон. И нет объяснений, почему представилось, будто у деда Антона обязательно должна быть борода лопатой.

После секундной задумчивости встрепенулся:

– На чём она нас прервала?

– На коридоре в Солнечной системе, – подсказала жена.

– Да, именно так. Широченный коридор, – Анант Батлер вернулся к отложенной теме. – При грамотном манипулировании разгонными блоками, никаких гравитационных влияний от других планет на траекторию при выходе не будет.

– Дорожно-транспортных происшествий тоже не будет? Например, с тем манекеном за рулём красного родстера, что летает с две тысячи восемнадцатого года с надписью «Без паники!» на приборной панели, – генеральный секретарь весёлым взглядом посмотрел на жену.

– Даже если представить, что он где-то рядом будет «проезжать», это настолько невероятно, что такого не бывает, – засмеялся Анант Батлер.

Генеральный секретарь съел один из только что принесённых блинчиков, воспользовался салфеткой и пододвинулся ближе к столу.

– От блинов и космических ДТП к делу. Я с некоторыми деталями, мистер Батлер, разумеется, знаком, но услышать из первых уст всегда предпочтительней. И на какую максимальную полётную скорость хотим выйти в итоге?

– А о какой расчётной скорости вы слышали? – последовал встречный вопрос.

– Э-э… Что-то около пяти процентов от скорости света. Нет?

– Четыре целых семьдесят пять сотых. Итого лететь придётся больше тысячи лет.

– Про тысячу лет мы знаем, – с нарочитой грустью выдохнул генеральный секретарь. – Эх, никогда нам ни с какими братьями по разуму не повидаться, при таких сроках полётов. И как главе организации, объединяющей планету, то ли жаль мне этого, то ли оно будет и к лучшему. Для вас лично тема полёта человека к другим звёздам закрыта?

– Я давно её закрыл, – учёный махнул рукой, – и со мной соглашается большинство коллег. Другие звёздные системы нам вблизи и воочию, увы, созерцать не получится. Самопожертвования несоизмеримо превосходят смысл. До крайности близкая к нулю вероятность вернуться обратно. Если только не научимся через какие-нибудь космические норы нырять, что скорее из области фантастики, нежели по-серьёзному. Зарекаться на невообразимо далёкое будущее не стану, но вот так «по старинке», как сегодня, долететь – исключено. Этот-то аппарат предельно облегчаем ради скорости, а человек сядет, это сколько сопутствующего барахла нужно дополнительно запихать. Пардон за фразеологию, профессиональный сленг такой, привычка: всё, без чего можно обойтись, ласкательно называем барахлом. С необходимым для человека попутным хозяйством придётся не тысячу лет, а двадцать тысяч лет лететь. Увеличение нынешних возможностей разгона на единицу массы, как специалист говорю, тоже сомнительно. Даже заглядывая в ближайшие века – сомнительно. И зачем самим-то летать? Всегда и везде об этом выступаю. Космос – самая враждебная для нас среда. Вот тут недалеко летайте: Луна, Марс, спутники Юпитера, Сатурна. Всё! Дальше пусть роботы летают.

– Ей-богу, мистер Батлер, знали бы вы, как я с вами согласен! – обрадованно воскликнул собрат по логике.

– А я не очень, – возразила представительница другой, склонной к интуитивному мышлению, половины человечества. – Вы оба хотите сказать, что контакт с инопланетянами вовсе никогда не случится. Даже через тысячу… пять, десять… Даже, коли на то пошло, пятьдесят тысяч лет?

– Дорогая, нам до них элементарно не долететь, – ответил генеральный секретарь своей жене.

Далее он решил более основательно, чем когда-либо и с кем-либо, поделиться своими суждениями на сей счёт. Мыслей по данной теме в его голове уже давно скопилось невпроворот.

– Человек не сможет столь долго жить в космосе, и причины тут не только физиологические или бытовые, а ещё и эволюционно-мутационные. Вера в то, что людям удастся построить космический корабль, внутри которого повторялись бы земные условия, включая гравитацию, утопична. А длительная невесомость обыкновенно убивает. Без постоянной нагрузки мышечные ткани атрофируются, костные массы становятся хрупкими. Сложно будет в ходе всего полёта непрерывно проявлять физическую активность. А без неё организм уменьшит потребление кислорода, которого вдобавок и в самом деле будет мало. Меньше кислорода, больше гемоглобина в крови. Лишний гемоглобин сильно токсичен, получи букет проблем со здоровьем. Тренажёрный зал при межзвёздном перелёте не спасёт, а лишь оттянет проблемы. Не нужно обманывать самих себя. Ненадолго слетать, претерпевая неудобства, это пожалуйста, но так, чтоб несколько поколений в полёте сменялось, тут я противник. Наше тело идеально сконструировано под земное притяжение. Все части и органы находятся на своих местах. Ноги внизу, голова вверху, – генеральный секретарь даже встал из-за стола, обошёл кресло и стал ходить жестикулируя. – Ногами ходим по притягивающему нас объекту. Голова видит, слышит, нюхает окружающую обстановку, обменивается информацией. Закладываем пищу сверху и весь пищевой тракт проходит в соответствии с направлением земного притяжения. Попробуйте-ка поужинать вверх ногами. Нет, может, у какого-нибудь акробата это, конечно, и получится, но на третий-четвёртый раз ему это сильно надоест и он вернётся в нормальное положение, тут к гадалке ходить не надо. А с жидкостями ему будет ещё сложнее. Пива попить с друзьями за просмотром футбольного матча, вниз головой не получится даже у акробата. Гравитация-матушка она в жизни нашей о-очень много где помогает. А могло ли быть как-то по-другому? Представьте, как выглядело бы наше тело, если эволюция человека протекала бы в невесомости. Ноги зачем? Их бы просто не было. Голова располагалась бы где-нибудь посередине, зачем ей верх-низ, абсолютно индифферентно. Руки, они нужны в обязательном порядке, торчали бы прямо из боков. Шаробраз этакий в воздухе плавает. Смайлик.

Генеральный секретарь, широко расставив руки, попытался, насколько смог, изобразить рукастого шаробраза. Даже встал на одну ногу и вспомнил свои детские упражнения в гримасничании.

– Фу! Не делай так больше, – замахала руками жена на мужа. – Я же тебя всё-таки люблю. Ведёшь себя не по статусу. Мистер Батлер, не рассказывайте никому. Вы этого не видели.

Коснулась рукой плеча учёного, а самой смешно, еле сдерживается.

– Могила, – услышала в ответ.

Выступавший вернулся из образа, подошёл к столу и упёрся в него руками. Взгляд обращён на жену. Продолжил:

– Все формы жизни во Вселенной ютятся на планетах, что вращаются вокруг своих звёзд. Разве есть другие места, где жизнь могла бы возникнуть и осесть? Межзвёздное пространство никто не заселяет. И мы, и где-то там инопланетяне – все эволюционируют под определённые планетные условия, но никак не под невесомость. Мы живём здесь с этой гравитацией, с этим воздухом, с этой водой, – генеральный секретарь сообразно своим словам мелко попрыгал, сделал демонстративный глубокий вдох, открыл бутылочку с водой и глотнул из неё. Потом глаза его посмотрели на блинчики, но рука взяла бразильский орех. – Вот с этой натуральной и свежей едой, растительной и животной, и всем остальным, с чем приходится сталкиваться для жизни. Откуда всё это будет браться внутри космического корабля на протяжении пускай даже если и тысячи лет? Фермерство там не разведёшь, воду и кислород в необходимых количествах из космической пустоты не выжать. Это реально смотря на вещи, не фантазируя. Круговорот воды и газа внутри корабля устраивать без потери ни единого грамма того или другого?

– Может, спать тысячу лет всё-таки научимся. Как в кино. Или заморозка, а в конце полёта оживать, – сторонница интуитивных рассуждений осторожно подкинула пару мыслей.

– Ерунда это! Спать тысячу лет. Хе! А проснуться мумией египетской? Про разморозку это ты тоже, дорогая, не всерьёз сказала. Сама знаешь, что пусть тело и будет выглядеть свеженьким, но оно не оживёт.

Потом добавил:

– Хоть и ожило бы. Сомневаюсь, что в нём окажется человек вменяемый.

Жена не нашла противоборствующих аргументов.

– Про кино упомянули и сразу захотелось к словам о реальностях и фантазиях немного добавить, – вернулся в разговор Анант Батлер. – В старых фильмах о космических путешествиях по всему кораблю ходят ногами. Как правило, с какими-нибудь мало научными объяснениями. Иногда подразумевается, что у них генератор гравитации в трюмах, а в других случаях для создания притяжения призывают центробежную силу. Это когда люди ходят внутри вращающейся части корабля.

– Да-да. Искусственная гравитация – отдельный разговор, – генеральный секретарь сел в своё кресло, взял яблоко и стал чистить его ножом. – По-вашему, это вообще реально?

– Могу поручиться, что в ближайшие пятьсот лет люди вырабатывать гравитацию не научатся. Пожалуй, и за тысячу лет поручусь. Оставлю лишь крайне малую вероятность, что подобная идея когда-нибудь реализуется на практике.

– А появись этот самый, пресловутый генератор гравитации, что служило бы ему топливом?

– Хороший вопрос, – Анант Батлер повторно почесал затылок. – Наверное, подобие чёрной дыры. Опять же, искусственное подобие. Дырочка, с позволения сказать, если речь идёт о космическом корабле. Стало быть, корабль должен быть шарообразным. В центре, значит, этот генератор, что гравитацию вырабатывает. Внутри генератора «чёрная дырочка», не знаю, в каком корпусе, чтоб она его не сожрала. Астронавты будут ходить по кораблю как по мини-планете. На нижней, внутренней палубе ты весишь, допустим, сто килограммов, на средней – семьдесят, и по внешней палубе ходишь будучи сорокакилограммовым. Что-то в этом роде.

Тут учёный ненадолго застыл. После, с чуть сконфуженным видом, произнёс:

– О каких-то невозможных вещах я сейчас говорю.

– А с огромной космической центрифугой как дела обстоят? – генеральный секретарь задал этот вопрос больше для жены, чем для себя.

– Здесь гораздо возможнее, но, опять же, в полное воплощение идеи до уровня применения, хоть тресни, не верится. Вот не ложится на душу и всё тут. Энтузиасты имеются, проекты существуют, работы ведутся и эксперименты проводятся. Пытаются обойти многочисленные трудности. Я смотрю на подобное скептически. Один мой старый знакомый, который этим занимался и, видимо, до конца вникнув в проблематику идеи создания таким способом искусственной силы тяжести, в итоге однажды махнул рукой со словами, что-то вроде «возни много – толку мало».

– А что, там так много трудностей? – новый вопрос от женской части компании.

– Очень много. Во-первых, весь корабль вращать или какую-то его часть. Если весь, то его строить нужно в виде огромного полого цилиндра. Ведь чем ближе человек к оси вращения, тем невыносимее ему там находиться. Если вращается не весь корабль, а только некая жилая его часть, которая по форме почти у всех ассоциируется с бубликом, то здесь становится мало смысла, так как неминуемо появляется проблема вибрации. Вибрация тогда не страшна, когда вращающиеся детали значительно меньше самого человека. А когда детали огромны и человек по отношению к ним с муравья, – Анант Батлер показал пальцами некий малый размер, – то влияние долговременной вибрации будет довольно-таки ощутимо и это отрицательно скажется на здоровье. Как это решить? Что за деталь скрепляет эти части корабля? Какой такой подшипник? Да ещё готовый прослужить без замены с тысячу лет. Таким образом, возвращаемся к кораблю-цилиндру.

Теперь о диаметре вращения. Вы знаете, он должен быть более полукилометра. При малых диаметрах, как я уже сказал, условия для человека нестерпимы. То есть для относительного комфорта нужно увеличивать. Строить такой корабль придётся где-то на орбите. Но вот что с ним дальше делать? Как его разогнать хотя бы до одного процента от скорости света? Инертная масса огромна.

Хорошо. Предположим, все трудности преодолены. Построили, заселили, раскрутили, разогнали – идёт дальний полёт. Там ведь не будет привычной для нас гравитации. Там будет подобие. Это лишь попытка заменить земное притяжение силой инерции. Пусть их значения и будут равны. Иначе говоря, если встать там на весы, то они покажут тот же ваш вес, что и на Земле. Но ощущения для человека всё равно будут другими. Здесь-то мы находимся в гравитационном поле всеми частями тела. А там центробежная сила приложена к ступням и передаётся вверх по скелету.

Давайте для наглядности такие примеры приведу. Сейчас мы находимся на внешней стороне вращающегося объекта, и если начать бесконечно раскручивать Землю, рано или поздно мы вылетим с этой террасы вместе с плетёными креслами. Там же люди находятся внутри, и если там начать бесконечно увеличивать скорость вращения, то людей постепенно придавит к полу и в конце останутся от них только мокрые лепёшки. Чувствуете нотку противоположности в этих двух ситуациях?

Во вращающемся цилиндре сами обстоятельства для самочувствия другие. Например, чтобы нагнуться и поднять что-то с пола, поясничные мышцы будут задействованы немножко иначе, и по-другому будет работать координация. Подпрыгивать нежелательно, так как за время прыжка можно успеть потерять свою «вертикальность» между центром вращения и полом. А высоко подпрыгивать, да ещё со всего маха и разбежавшись против вращения, вообще категорически нельзя. Рискуешь выскочить из системы и упасть уже не на пол, а на набежавшую переборку, которая и вернёт тебя обратно в центробежное «притяжение». Сымитированная инерцией сила тяжести уже не будет к тебе приложена, раз пола не касаешься.

Или вот ещё один неприятный казус: ходить там, скорее всего, придётся разными походками в зависимости от направлений. Против вращения ты будешь ходить несколько более лёгкой походкой, чем по ходу вращения. Поперёк пойдёшь – станешь рефлекторно шире обычного расставлять ноги. А есть ещё диагональные направления. Вестибулярный аппарат из организма не выкинешь, а работать он там будет согласно предоставленным условиям. И без ощущений лёгких, а кому и тяжёлых, головокружений, дело не обойдётся. Причём на постоянной основе, на всё время полёта. Головные боли, бессонница, потеря аппетита и ещё прорва дополнительных неудобств в самочувствии и в быту нас там ожидают. Вкусовые рецепторы со временем даже притупятся. Джем от кетчупа, конечно, будешь отличать, а вот груша с яблоком сольются в один вкусовой оттенок.

И такой ещё довод приведу в завершение. Вообразите: вы находитесь сейчас в системе, где можете поиграть в теннис, и перешли из неё в другую систему, где играть в теннис невозможно. Согласитесь, ваше самочувствие должно измениться. И согласитесь, что не в лучшую сторону.

– Игра в теннис на вращающейся космической станции… хм, никогда о подобном не задумывался, – генеральный секретарь сделал задумчивое лицо. – Понятно, что площадку можно выпрямить. А вот полёты мяча? Хотя зачем корт делать прямым. При диаметре корабля в полкилометра он будет не такой уж и выгнутый. С ходу не соображу: мяч будет прямолинейно летать и постоянно в аут? Кавардак в голове, – помотал головой, будто вытряхивал из неё ненужные мысли.

– Знаете, я как-то попытался представить, какими там будут траектории мяча относительно игроков. Плюнул, даже и не воображается.

– Судя по всему, вы ещё многие неудобства не затронули. Совсем как-то невесело, – с обескураженным видом произнесла жена генерального секретаря.

– Да, весёлого мало. Получается прав был мой старый знакомый насчёт соотношения возни и пользы.

– А обувь с магнитной подошвой, это вовсе смешно? В каком-то фильме видела, тоже старом. Вот прямо как перед глазами картинка вспомнилась. Простите, мистер Батлер, за столь детский вопрос, просто я в жизни космосом, можно сказать, не увлекалась. До сегодняшнего старта, по крайней мере. В курсе только прописных истин, да иногда муж что-нибудь расскажет. Моё поприще это как раз кино.

– Из кино я вас и знаю. Смотрел фильмы с вашим участием. А магнитная подошва, или какая другая, сцепляющая – бывали идеи о неких высокотехнологичных присосках и липучках – это действительно смешно. Тело в невесомости, а притягиваются только ботинки. Представьте насколько крепко их нужно на ноге зашнуровать. Ступни ног даже не давят на стельку внутри. Ты постоянно норовишь вылететь из собственной обуви. Да и какой в этом смысл? Легче оттолкнуться да пролететь, чем сопровождать передвижение по станции пошаговым примагничиванием своих ботинок. Или тогда уж добавить на руки магнитные перчатки и, простите, на четырёх точках. Будет чуть удобнее.

– Вот пусть фантасты и продолжают об искусственных гравитациях книжки писать, а режиссёры фильмы снимать, – в слегка декларативном тоне высказался генеральный секретарь.

– Обязательно пусть пишут. Как же без них. Скучно будет. Но режиссерам сложнее. Писатель, он что, написал действие, обрисовав обстановку, а режиссеру картинку нужно воспроизвести. Пару веков назад, ой как сложно было снимать фильмы, где герои пребывают в невесомости. Слишком много мелких деталей приходилось учитывать. Писатель написал, что герои решили кофе сварить и попить, а режиссёру и оператору с этим мучиться, – под эти слова Анант Батлер подлил себе кофе. – Это сейчас съёмки в натуральных декорациях могут проходить. На орбите, на Луне, уже и на Марсе некоторые эпизоды снимали. Но вот что я ещё хочу заметить. Раньше писатели и режиссеры, которые фантасты, своими сюжетными подробностями о новых технологиях и изобретениях постоянно не попадали в соответствующее время. Торопились вечно куда-то. Например, в двадцатом веке снимали фильмы про двадцать первый век с указанием конкретного года, в котором по сюжету действие происходит. Напридумывают того, другого, третьего. Потом приходит двадцать первый век, наступает этот самый год. А где оно? Ничего подобного и в помине нет. Мало того, ещё и долго не будет. Казус. Чересчур оптимистично те фантасты в будущее смотрели. Мы вот сейчас во второй половине двадцать второго столетия живём, а некоторых вещей, что ещё на двадцать первый век были «запланированы», не видим. Естественно, все книги не прочитать и все фильмы не просмотреть, тут и жизни не хватит, но вот из того, что мне попадалось, помню в одной книжке время по сюжету было взято с запасом и автор примерно угадал.

– Полагаю, в этой книге нет гигантского межзвёздного корабля с поперечным «бубликом» диаметром в полкилометра, что вращается на подшипнике несоприкосновения, – вставил генеральный секретарь.

– Нет. Там всё гораздо реалистичнее, – подтвердил учёный.

– И я всю фантастику делю по содержанию на два как бы поджанра: более-менее реалистичную и диковинную, – генеральный секретарь закончил с яблоком, вытер руки и отодвинул от себя тарелку. – И ту и другую можно потреблять с одинаковым удовольствием, только нужно настроить себя на определённый лад. Иногда у тебя есть возможность призадуматься, а иногда тебе преподносят совершеннейшие чудеса.

– Мне в фильмах на космическую тематику не довелось участвовать, – сказала бывшая киноактриса, нарочно придав себе выражение лёгкого сожаления.

– Может, и к лучшему? А то вдруг фильм оказался бы в реалистичном жанре. Пришлось бы тогда играть героиню, которая участвует в межзвёздном перелёте без гравитации, без заморозок и без многолетних снов, – улыбаясь, одновременно и с лёгкой иронией, и с заботой, ответил муж.