Текст книги "По обе линии фронта"

Солдат тем временем, увидел, что на заднем сидении машины лежит видеокамера.

– Снимать здесь можно только с особого разрешения, – сообщил он. – Аккредитация такого права не дает.

– Ясно, – сказал Сергей, – покажите, как отсюда выбираться?

– Куда вам надо? В Иерусалим?

– Сколько дорога туда займет?

– Как ехать будете. Километров шестьдесят надо проехать.

Но, поплутав в дороге, Громов ехать в Иерусалим передумал. Ведь еще возвращаться придется, а до Хайфы страшно подумать сколько ехать. К тому же, пока они доедут до Иерусалима все митинги там закончатся, а их участники разойдутся по домам.

– Тогда мы обратно в Хайфу поедем.

– Туда дальше, – сказал солдат.

– Что поделаешь? – развел руками Сергей.

– Карта есть? – спросил солдат.

– Да, – Сергей протянул солдату карту и тот показал нужный маршрут.

В гостиницу они вернулись под утро, когда уже занимался рассвет, завалились спать и проспали до обеда. Им повезло, никто их не беспокоил, и Москва нового сюжета не требовала. Но подобные эксперименты с поездками по стране в одиночку, Сергей решил больше не повторять.

Громов вошел в ритм, как рабочий, поставленный на конвейер. Все его действия были отработаны до автоматизма, а сам он стал составной частью конвейера, одной из его шестеренок. Сергей поставил на поток сборку сюжетов. В течение дня, снимая сюжет на вечер, он думал уже о том, что будут делать на следующий день. Утром он вставал, умывался, брился, шел на завтрак, но как-то язык не поворачивался назвать стол, который он видел в ресторане гостиницы, «шведским». На настоящем шведском столе должны быть тонко нарезанные куски колбасы, ветчины, сыра. Повар готовит омлеты, в которые он добавляет по просьбе постояльца гостиницы: сыр, перец, колбасу или шампиньоны. Под железными колпаками, чтобы не остыли, лежат сосиски, вареные овощи, кусочки бекона. В прозрачных бадейках должны стоять разнообразные мюсли, кукурузные хлопья и кувшины с молоком. А на десерт – фрукты и сладости. Подходы к столу не ограничены, как в некоторых забегаловках в Москве. Перечень угощений – длинный, всего и не упомнишь. Посидев за столом минут сорок и сделав пару-тройку подходов к столу, набиваешь живот так, что о еде не думаешь до вечера, то есть до тех пор, пока подготовишь и перегонишь сюжет в Москву. Тогда остается немного времени, чтобы чуть передохнуть от работы и зайти в ресторанчик.

За этим же завтраком оставалось только мечтать о тех шведских столах, которые есть в любых гостиницах, пусть даже самых завалящих. Там, где жили Сергей и его коллеги, шведский стол был кошерным. Было совершенно непонятно, что тут можно есть, а что и не стоит. Первые дни Громов еще как-то перебивался, поджаривая куски хлеба, намазывал на них джем и арахисовое масло, брал немного салата, приготовленного непонятно из чего. Из травы, что ли? Потом перешел на кусочки рыбы, такие маленькие, что похоже их резали для гномов. Через несколько дней еда эта ему надоела, причем гораздо сильнее, чем таджикский плов, который он, будучи в Душанбе, был вынужден есть все время. От стола воротило, приходилось наверстывать по вечерам и наедаться не утром на весь день, а за ужином, благо в ресторанах подавали и свинину, а пиво было в избытке. От такой диеты вскоре начнешь пухнуть, как от водянки, как-то подумал Громов.

Наконец приехала смена. Первым, что сделал новый корреспондент, чуть ли не при выходе из самолета в придвинутую к борту кишку, еще не добравшись до здания аэропорта и таможенников-потрошителей, это позвонил Сергею и радостно сообщил, что он прибыл.

– Рад тебя слышать, – сказал Громов.

Он стал мечтать о том, как проснувшись утром, идет на кухню, открывает холодильник, а там все, что только душа его пожелает. И все некошерное. Но пройдет еще пара дней, прежде чем Сергей отправится домой. За это время надо, чтобы новоприбывшие вошли в курс дела, познакомились с Игорем. Он им доставался в наследство, вместе с магнитофоном для монтажа, бронежилетами и недопитыми бутылками виски. Не позавидуешь тому, кто окажется последним и повезет все это хозяйство в Москву. Они ведь еще накупят каких-нибудь сувениров, не дай бог, грязь из Мертвого моря, расфасованную по килограммовым пакетам, и соли, и еще косметики, сделанной на основе воды из все того же моря. Перевес будет колоссальным. Контора оплатит все расходы, но тащить на себе, помимо своих вещей, еще и такую тяжесть – не очень то и хочется.

Встречать новоприбывших в аэропорт они не поехали. Сами до Иерусалима из Тель-Авива доберутся, это не трудно, деньги на такси выделяются почти в любых командировках, за исключением тех, когда все расходы на себя берет организующая сторона. Обычно, это предполагает банкеты каждый вечер, столы, которые ломятся от угощения.

Ох, опять все мысли о еде. О нормальной еде.

Новоприбывшим надо было все равно получать аккредитации, так что место встречи оставалось одно. Изменить его нельзя. Правительственный пресс-центр.

– Вы, если не найдете пресс-центр, звоните нам, трубочку водителю дадите и Игорь ему все разъяснит, – говорил Сергей новому корреспонденту.

– Найдем, не боись! – послышалось в ответ.

Ну, правда, что может быть проще – ткнуть водителю в нос бумажку, на которой написан адрес и если он завезет куда-то не туда, то пусть и сам исправляет свою ошибку, за свой счет. Правда, однажды Сергею неверно указали адрес телестудии в Гаване. Он почувствовал неладное еще во время дороги, когда машина стала петлять между каким-то доками, и позвонил в офис, откуда должен был состояться перегон. Там ему с ужасом сообщили, что он едет не туда, а до перегона остались считанные минуты. Гаванский таксист, управляющий древней «копейкой» помчался по новому адресу. Тут уж его вины не было никакой. Взял он с Сергея десять долларов. Жутко много по гаванским меркам. За такие деньги его соотечественники, наверное, горбатились бы на плантациях по выращиванию сахарного тростника, месяц, а то и больше.

Вообще-то новоприбывшая группа рано радовалась. Трудности их еще впереди ждали, но не на дороге в Иерусалим, а гораздо раньше – в самом здании аэропорта.

Игорь ехал не очень быстро, объясняя это тем, что наплыв журналистов большой, аккредитацию получать долго, и они еще будут ждать коллег перед пресс-центром. Сергей его не подгонял. Надоело ему все время держать себя в напряжении. Но стоит лишь чуть расслабиться, как все начинает из рук валиться. Нельзя расслабляться, говорил он себе, пока не сядешь в самолет, отправляющийся домой. Не раз случалось, что когда приезжала смена, коллеги от радости так напивались, что и на следующий день не могли двух слов связать. А ведь следующий день все еще был на их совести. Они дембеля еще не получили. Вот так в Киеве Сергея, куда он приехал накануне вечером и нежился в кровати, разбудил телефонный звонок. Заплетающимся языком корреспондент, которого он менял, стал объяснять, что у него башка трещит, а видок такой, что в зеркало смотреть не хочется.

– Мне включаться через полтора часа, – сказал он самое главное, – выручи. Понимаешь, я не могу.

Не выполнив эту просьбу, подвел бы Сергей парня под монастырь. А коллег надо всегда выручать, поскольку и сам можешь оказаться в такой ситуации, что без их помощи никак не обойтись.

– Блин, гад ты! – промолвил Громов, но сказал он это совсем без злобы, а просто оттого, что очень не хотелось выбираться из теплой постели и идти на улицу, где холодно и мокро. Потом придется вставать перед камерой и в прямом эфире говорить о событиях, на данную минуту происходящих в Киеве.

– Век не забуду! – пообещал коллега.

– Точно, я тебе это припомню.

– С меня пять литров виски.

– Не люблю я виски, – капризничал Сергей.

– Тогда пять литров текилы, – не унимался коллега.

Почему именно пять, подумал Громов, а не десять или не три?

– Не бери в голову, не надо ничего, – сказал он.

– Ох, брат, выручил ты меня, – говорил коллега уже вечером, очухавшись, – приедем в Москву, я тебе пять литров текилы привезу.

– Я же тебе говорил – не надо, – отмахивался от него Сергей.

Но спасенный им настаивал. Громову было немного стыдно брать с него так много спиртного, вот он и предложил, чтобы от него отстали, притащить в Москве не пять, а один литр. Коллега честно выполнил обещание и приволок две бутылки. Одна емкостью 750 миллилитров, другая – 375.

Зазвонил телефон. На нем высветился номер новой группы.

Не могли они так рано доехать до Иерусалима, даже на машине с реактивным двигателем, подумал Громов.

– У нас тут проблемка возникла, – услышал Сергей голос сменщика.

– Какая?

– Расскажу, как приеду в Иерусалим, – голос был не очень уверенным, а на душе у Громова стало очень неприятно, когда корреспондент добавил: – Если вообще туда приеду.

– Что случилось-то? – не на шутку испугался Сергей.

Это в советские времена можно было ожидать, что кто-то, оказавшись в Израиле, захочет здесь остаться. Вот тогда скандал был бы, что не углядели.

– У меня виза просрочена, – сказал корреспондент.

– Да, как так? Как тебя тогда из страны выпустили? – Сергей выстреливал вопросы со скоростью пулемета, но уже знал, что ответа не получит, да и не эти вопросы надо было задавать. – Вам помощь нужна?

Вот какой вопрос был главным.

– Да чем ты нам поможешь? Сами как-нибудь постараемся выбраться. Ладно, мне не очень удобно разговаривать, позвоню, как все проблемы решим.

– Удачи тебе, – пожелал Громов.

По выражению его лица Илья понял, что что-то стряслось. Подойдя к Сергею, он вопросительно заглянул ему в глаза. Даже без этого было ясно, что объяснять в чем дело придется.

– Боюсь, не удастся нам в скором времени отсюда уехать, – без всяких вступлений, которые бы подготовили Илью к этой неприятной новости, сообщил Сергей. Он знал, тот слышал, что самолет с новой группой благополучно прилетел, ничего с ним не случилось.

– Террористы захватили здание аэропорта и удерживают там всех в качестве заложников? – попробовал пошутить Илья.

– Ха-ха, – сказал Сергей без эмоций и с каменным лицом, – не смешно.

После такого оставалось лишь еще показать язык.

– Ну и что случилось?

– У смены моей виза просрочена.

– А у моей? – спросил Илья.

О таком развитии событий Сергей и не подумал. И вправду у оператора, с которым прилетел новый корреспондент, кажется, с визой было все в порядке, так что он мог сменить Илью, а тот ехать домой. Но вот Громову придется оставаться здесь на второй срок, как будто он в чем-то провинился.

– Ты же меня не бросишь в трудную минуту? – спросил Сергей.

– Я тебя, конечно, не брошу в трудную минуту, – съехидничал Илья. – Как его вообще-то из страны выпустили?

– Представляешь, я ему примерно тот же самый вопрос и задал, но он мне ничего не сообщил. Сказал только, что помощь наша не нужна, и он позвонит, как только проблема разрешится.

– Ага, когда его посадят на обратный рейс, и он позвонит уже из Москвы, – подытожил Илья, – до Москвы часа четыре с половиной, вот и жди звонок через это время.

– Очень мне бы этого не хотелось.

– Что делать-то будем?

– Что будем делать? – ответил вопросом на вопрос Громов.

Как раз в этот момент вошел Игорь и спросил:

– А что случилось-то?

Пришлось ему вкратце изложить ситуацию.

– Может, на Мертвое море поедим? – предложил Игорь, – в Иерусалим потом вернемся.

– Я согласен. – промолвил Громов, – только я плавки не взял.

– По дороге купим, – успокоил его Игорь.

– Ладно, я тоже согласен, – сказал Илья, после нескольких секунд раздумья. Наверное, он хотел предложить, чтобы его довезли до Иерусалима, бросили там, а потом забрали обратно. За это время он сделает себе татуировку. Впрочем, Илья этого так и не предложил.

Вообще-то Громов не умел удерживать равновесие, лежа на поверхности воды, хотя каждое лето, во время каникул, отдыхал в деревне, а там поблизости был и пруд, и озеро, и речка. Лежать на поверхности научились все его приятели, а у него это отчего-то не получалось. На соленой воде лежать, конечно, было гораздо легче, чем на пресной, но ноги все равно тянуло вниз. В Мертвом море вода была такой плотной, что ее приходилось буквально пробивать ногами. Только оторвешь ступни от дна, как они тут же поднимались вверх, словно шарики, наполненные гелием, выпрыгивали на поверхность, будто сделанные из пенопласта, как поплавки.

Сергей лежал на спине, вытянув в стороны руки и чуть расставив ноги. Он закрыл глаза, потому что соленая вода, попади она в глаза, стала бы их разъедать. Тогда пришлось бы бежать на берег, искать там пресную воду, лить ее на руки и глаза, но на них все равно еще долго бы оставалась соль. Он обжег себе ноги, когда шел к морю, не послушавшись советов Игоря, не надев кроссовки или шлепанцы, подумав, что сумеет добежать и без них. Как же он ошибался!

Потом они сидели в хижине, сделанной из веток, укрываясь от солнца. Игорь раздобыл по дороге виноград и арбуз, прохладительные напитки купили в местной кафешке, там же можно было и поесть. Отдыхающих было не очень много, в основном все жители Иерусалима.

Дорожка к морю шла сперва по утоптанной земле, потом – по резиновому ворсистому коврику переходила в деревянную лесенку с перильцами.

– Ой! – зашипел Сергей, когда выбрался из-под спасительной тени шалаша и дошел до начала дорожки.

Земля раскалилась, в мгновенье прожгла ступни, хотя кожа на них была загрубевшая, толстая. Сделав несколько шагов, Сергей стал использовать внешнюю сторону ступней, чтобы дать немного отдохнуть коже, пошел косолапя, точно медведь. Но вот все испытания были впереди. Он буквально на раскаленную сковородку ступил, когда перешел на резиновый коврик. Два шага – вот все, на что он оказался способен, до деревянной лесенки с перилами осталось еще шага три, но Сергей их сделать не мог. Ступни у него просто горели. Он завалился на бок, вернее на пятую точку, обжег кожу, посидел так несколько секунд, подняв ступни, потом наконец решился на последний рывок. Дерево, пропитавшееся морской водой, было тоже горячим, но после раскаленного резинового коврика, это было терпимо. Две ступеньки на ногах, две ступеньки на руках, опираясь о перила. Так вот Сергей добрался до Мертвого моря. Зайдя в воду по колено, он намазался с ног до шеи грязью. Здесь ее было в избытке и бесплатно, а в косметических салонах за килограмм такой грязи просили 6 долларов. Можно было набить чемодан дармовой грязью, расфасовав ее по пакетам, которые были с собой, а потом дарить девушкам на работе. Какая экономия. Он намазал бы и лицо, но стирать эту грязь мертвой водой было опасно, того и гляди в глаза попадешь.

Видя, как мучается его товарищ, Илья надел-таки кроссовки и теперь тоже, измазавшись грязью, лежал на поверхности. Вокруг плавало еще множество других, перекрасившихся из белого в серый цвет, отдыхающих. Вода постепенно смывала с них грязь. Кожа становилась очень мягкой, молодела сразу на несколько лет. Игорь купаться не пошел. Чего он тут не видел?

Время постепенно останавливалось. Сергей не знал, заснул он или нет. Если и заснул, то может совсем на чуть-чуть, на несколько секунд или минут. Помниться примерно такие же ощущения испытывал пилот Пиркс. В Мертвом море – невозможно утонуть. Когда он открыл глаза, ему показалось, что Солнце уже успело немного сместиться. Кожа на груди и ногах покраснела и немного саднила на том месте, которым он приложился о горячую землю, когда готовился к последнему рывку к морю.

Не пошла бы она волдырями, подумал Громов.

Он побрел к берегу, стиснув зубы, пробежал по нагревшейся дорожке, пробуя перепрыгивать через две ступеньки, мощными рывками отталкиваясь руками от перил.

Когда волосы начали высыхать, на их кончиках, на затылке, стала появляться соляная корка.

Журналисты болтали, ели, пили, еще, наверное, часа два. Остаток командировки стал походить на туристическую поездку.

Сергей нервно вздрогнул, когда телефон зазвонил вновь, посмотрел на часы. Группа успевала вернуться в Москву. Илья не ошибся, предположив, сколько пройдет времени, прежде чем они позвонят.

«Мать твою!» – подумал Громов, готовясь к самому худшему.

– Мы едем к вам, – услышал он голос корреспондента. – Встречаемся у пресс-центра, как и договаривались?

У Сергея словно свалилась гора с плеч. На лице, которое только что было озабоченным, расцвела улыбка.

– Да, – ответил он.

– Собираемся? – переспросил Сергея Илья.

– Да!

Они чуть задержались для того чтобы смыть остатки грязи, одеться, доесть виноград и арбуз. Не бросать же все это на пляже, а брать с собой – не хотелось.

Когда Игорь подкатил к пресс-центру, новоприбывшие уже сидели с аккредитациями на шеях перед входом, рядом с сумками и аппаратурой, как будто ожидали поезд на платформе. И корреспондент, и оператор – курили. Возле них валялось несколько окурков, но было трудно понять – они ли их оставили или кто-то кто ждал транспорт до них. Вообще-то сигареты лучше привозить с собой, запастись парочкой блоков в Москве или даже в дьюти-фри, все равно обойдется гораздо дешевле. В Европе пачка сигарет стоит обычно три-четыре евро. В Израиле стоила в пересчете – примерно столько же.

– Привет! – сказал Сергей.

– Привет, привет.

Новоприбывшие поднялись, как только машина остановилась, едва разглядев за покрытыми пылью стеклами своих коллег. Приятно встретить знакомых так далеко от дома.

– Давно сидите? – спросил Громов, разглядывая окурки.

– Минут пятнадцать.

– Ого, вы и накурили.

– Так ведь в самолете не покуришь.

– Надо за здоровьем следить, – назидательно сказал Сергей, как будто сам все эти дни не дымил как паровоз, выкурив и свои запасы, а привез он с собой блок и, забравшись уже в запасы Ильи, который привез полтора блока, – поехали в Хайфу, по дороге расскажу, что здесь к чему.

– Я твои сюжеты просмотрел перед отъездом, – сказал корреспондент, – немного в курсе.

– Как сюжеты?

– Отличные. Один из них на летучке после выпуска обсуждали. Дескать, сделал лучше всех из наших каналов.

– Спасибо на добром слове, – промолвил Громов. – Только ты мне зубы не заговаривай и давай рассказывай, что с вами приключилось.

Визу корреспонденту выдали давно, на три месяца, и он как-то не обратил внимания, что срок ее уже как месяц назад истек, думал, видимо, что она, как и Шенген, выдается для тех, кто часто ездит в Европу, как минимум на полгода, а то и на год или даже на три. Но самое удивительно было в том, что это просмотрели в Шереметьево, пограничники пропустили, поставив в паспорт выездную печать. Обнаружилось все только в Бен Гурионе, там спецслужбы строго следили за соблюдение всех законов. Дело действительно могло дойти до принудительного выдворения из страны, пришлось подключать силы редакции, звонить в посольство России в Израиле, объяснять, что к чему.

– В редакции все на ушах стояли, – воодушевленно рассказывал корреспондент.

Ох, если бы его отправили обратно, не обошлось бы без скандала. Четыре часа группу не выпускали из аэропорта, препроводив в местное отделение спецслужб, а потом прямо в аэропорту визу продлили. Не вклеили новую, а именно продлили, написав в паспорте от руки, что она действует еще на тридцать дней. Случай уникальный. Такого вообще никогда, наверное, не случалось.

– Остается только поздравить тебя с удачным исходом, – сказал Сергей, – поехали в Хайфу, бедолаги.

В последний день, вернее в крайний, как говорят летчики о своих полетах, Громов решил оставить новоприбывших на произвол судьбы.

– Шабат, – сказал он глубокомысленно, потом пояснил, что пришла суббота, никто в этот день работать не должен, поскольку это кощунственно и противоречит местным религиозным обычаям.

– Тогда я тоже буду бездельничать. Пойду искупаюсь. Я еще в море не купался, – стал строить планы коллега.

– Ты думаешь – я купался? – спросил Сергей с видом преподавателя, вызвавшего на допрос нерадивого ученика.

– А разве нет?

– Да, – не стал врать Сергей.

– Вот. Вот!

– Но вдруг редакция запросит сюжет сегодня? Эфиры-то каждый день и что ты будешь делать?

– Разве у тебя нет в заказнике чего-нибудь?

– Уже нет, – сказал Сергей.

– Жалко.

– Ты должен создать собственный заказник, так что сегодня придется поработать. Я ведь тоже пахал каждый день. Считай первый выходной у меня и здесь, походу, единственный.

– Что мы будем делать? – спросил Илья, который все время прислушивался к разговору, – неужели отдыхать?

– Угадал.

– Здесь? В Хайфе.

– Нет. В Иерусалим поедем, – сказал Сергей.

– Отлично! – Илья полез в карман за мобильником.

– И что машину мне даже не оставите? – удивился корреспондент.

– Игорь вместе с машиной перейдет в твое полное распоряжение, когда он нас в аэропорт отвезет, – сказал Сергей, – а пока дай чуток мы отдохнем. Ты кому надумал звонить? – спросил Громов у Ильи.

– А ты забыл, что я хотел в Иерусалиме сделать?

– О, черт, – хлопнул себя по лбу Сергей, как будто он и в самом деле забыл, а не делал этот выходной больше для Ильи, чем для себя. Он-то вполне мог обойтись без осмотра достопримечательностей Иерусалима. К тому же однажды он уже бродил по его улицам, а вот Илья, если не воспользуется шансом и не сделает татуировку, будет ныть об этом весь обратный полет, да еще, не дай бог в Москве, когда встретит Сергея. – Я-то думал, ты обрадовался, что сможешь Стену плача увидеть, Голгофу посмотреть, а ты…

– А я хочу сделать себе татуировку! – заулыбался Илья. – И вовсе мне от этого не стыдно. Ну а Стену плача и Голгофу пусть смотрят те, кто сюда за этим приезжает. Я им только мешать буду.

Илья был очень рад, что, пусть и в последний день, но все же сумеет осуществить свою мечту. Он уже созвонился с мастером, сказал, что скоро придет, на его счастье оказалось, что тот свободен, и в очереди ждать не придется. На лице Ильи играла потусторонняя улыбка. Он предвкушал – какой сделает рисунок.

– Какая нам улица нужна? – вырвал его из мечтаний голос Громова.

– Чего? – не понял Илья.

– Татуировочная твоя на какой улице находится?

– Вы чего меня к ней, что ли собираетесь подвезти? – удивился Илья.

– А ты как-то иначе думал? – в свою очередь удивившись, спросил Сергей, – как мы тебя на произвол судьбы одного бросим?

– И ждать будете, пока я наколку стану делать?

– Не. На это не рассчитывай. Уедем – город осматривать. А потом ты звякнешь и мы за тобой заедем.

С улицы салон татуировок можно было принять за обычный музыкальный магазин, где продают одежду людям, тяготеющим к металлу. На двух женских манекенах были натянуты высокие, выше колен кожаные сапоги на шнуровке, джинсы и косухи, а головы их венчали черные банданы с черепами. Глаза и губы у манекенов не прорисовали, волосы у них тоже видимо были пластмассовыми. Вокруг манекенов были выставлены фотографии и плакаты, на которых люди демонстрировали всевозможные части своего тела, покрытые татуировками. Встречались очень красивые, как люди, так и татуировки.

Илья толкнул прозрачную дверь, вошел внутрь, следом за ним в салон заглянул и Сергей. Ему было интересно посмотреть, что в нем находится. Вдоль стен на витринах были выставлены колечки, сережки, еще какие-то украшения, которые поначалу было и не понятно куда вешать. К примеру, рожки надо было вворачивать в голову, но предварительно пришлось бы просверлить в черепе небольшие углубления. Салон предоставлял любые услуги: сверлил черепа, резал надвое языки, чтобы они стали похожими на змеиные, прокалывал любые части тела, чтобы вставить туда кольца или бриллианты, некоторые вообще вставляли их в роговицу глаза. Про проколотые уши, пупки, языки, брови и говорить не хотелось. Все это давно устарело.

Когда журналисты вошли, звякнул колокольчик на входной двери. На этот звук из кабинета, примыкающего к демонстрационному залу, вышел человек в светло-синем халате, судя по тому, как отражались блики света на халате – тот был из полиэтилена, а не как у врачей. На голове у него была шапочка, напоминающая ту, что дают иногда в гостиницах для водных процедур. Человек был в очках, и только многочисленные сережки, пронзавшие его левое ухо, выдавали его пристрастия. Без них его вполне можно было принять за обычного человека… Громов попытался прикинуть за кого же его можно было принять, потом увидел в руках у него что-то напоминающее бор-машину, только переносную, а не приделанную к тяжелому сверлильному аппарату. После этого он сравнил бы этого человека со стоматологом. Честно говоря, Сергей рассчитывал встретить кого-то затянутого в кожу, как манекены на витрине, с длинными волосами, собранными в хвостик и с бородой. Хотя, наверняка, если он снимет халат и станут видны его руки, то они окажутся от запястий до плеч покрыты татуировками. А когда он ходит в майке по городу или лежит на пляже, то служит бесплатной рекламой своему бизнесу.

– Здравствуйте, – сказал Илья мастеру, – это я вам звонил.

– Здравствуйте, – сказал мастер по-русски почти без акцента, да и акцент этот у него мог появиться лишь оттого, что он какое-то время прожил здесь.

Пока Илья разговаривал с мастером, Сергей рассматривал выставленные на витринах товары. Стопками лежали пачки переводных картинок. Если их перевести на тело, то они ничем не отличались от татуировки, вот только очень быстро тускнели от воды, особенно от соленой и держались не больше трех месяцев. К тому времени, от них не оставалось даже бледного следа.

– Ты тоже решил сделать татуировку или проколоть себе чего-нибудь? – спросил Илья, подойдя к Сергею.

– Можно, но не сейчас. Кстати, может сначала попробуешь переводную картинку? – спросил Сергей, а потом гораздо тише, чтобы не услышал мастер, ведь он понимал русскую речь, зашептал почти на ухо Илье: – Вдруг тебе не понравится работа и придется все переделывать?

– Слушай, иди лучше по святым местам, а мне не мешай! – отмахнулся от него Илья.

– Ладно, оставляю тебя, – сказал Сергей.

Он попрощался с мастером и вернулся в машину Игоря.

– Едем? – спросил тот.

– Да, – сказал Сергей.

Лицо Игоря расплылось в улыбке. Он был профессиональным экскурсоводом, и это занятие ему нравилось куда больше, чем возить кого-то по опасным точкам и договариваться о съемках с местными военными или чиновниками.

По очень крутым дорогам машина забралась на Масленичную гору, откуда открывался великолепный вид на Старый город. По склонам горы лепились могильные плиты, и даже отсюда было видно, что в городе многолюдно и многочисленных паломников, которые съезжались в Иерусалим со всего света посмотреть на святыни, нисколько не испугала идущая сейчас война. Некоторых из них начало боевых действий застало в дороге, и они не захотели возвращаться домой. К тому же война была где-то далеко, очень далеко, может в другой стране, испугать могли только теракты, но они и так изредка случались на протяжении последних лет. Террорист-смертник, обвешанный взрывчаткой, заходил в автобус и отправлял на воздух и себя и пассажиров. То же самое могло случиться на остановке или в магазине, но вряд ли кто-то посмеет сделать это там, где две тысячи лет назад Христос тащил на себе тяжелый крест, на котором его потом распяли.

Игорь водил Сергея по старым улицам. Камни были стерты до блеска миллионами ног, которые по ним прошли. Он показывал на небольшую капеллу и говорил, что вот здесь Христос упал в первый раз. Глаза Игоря загорались, как будто он видел все, что происходило здесь так давно, и сейчас описывал увиденное тем, кто не может проникнуть сквозь столетия взглядом.

– Вот здесь, где улица Скорби перекрещивается с Базарной площадью, Иисус упал во второй раз.

Торговля шла бойко, на прилавках были выставлены сувениры, одежда, огромные склянки с духами, чемоданы на колесиках, судя по низкому качеству, сделанные в Китае. Точно такие же можно было купить на любом рынке в Москве. Сергей остановился возле торговца майками, стал разглядывать его продукцию. Ему надо было купить каких-то сувениров, и потом раздарить их дома.

– Я хочу вот такую, только черную, – указал он на оранжевую майку, на которой была карта Израиля с указанием достопримечательностей, с верблюдами и бедуинами. – У вас есть?

Вопрос был почти таким же, как тот, что задавал Никулин в «Бриллиантовой руке».

– Черную? – переспросил торговец. – Точно купите?

– Да.

– Сейчас сделаю.

Он вытащил из огромного тюка маек черную, затем достал из пачки картинку, приложил ее к майке, положил все это под пресс, который располагался у него за прилавком. Через секунду майка нужного цвета и с нужной картинкой была готова. Она была еще теплой. Сергей расплатился, усмехаясь тому, что торговля сопутствующими святыням товарами поставлена на поток. Легенду о сыне господнем надо было придумать хотя бы для того, чтобы местные жители до скончания веков могли заработать на кусок хлеба с маслом. Правда издержки тоже были велики – Крестовые походы и прочие нашествия…

У другого торговца Сергей купил несколько магнитов, один из которых, правда пока не решил какой, он намеревался оставить себе, а остальные раздарить, еще серебряные крестики, иконки в серебряных окладах – все это тоже пойдет на подарки тем, для кого они хоть что-то значат. Ценность их стала еще больше оттого, что Сергей положил все сувениры, за исключением конечно магнитов и майки, на плиту, где лежал Христос.

Отовсюду слышалась речь на разных языках.

Сергей уже был здесь однажды, но тогда у него оказалось не так много времени, как сейчас и у него не было такого хорошего проводника.

Несколько военных стояло, уткнувшись в Стену плача лицами. Их береты были разного цвета. Игорь стал пояснять, кто из них десантник, кто летчик, но Громов эти подробности тут же забыл, сделал только фотографию этих людей. Он видел похожую в одном из рекламных буклетов. Иногда фотоаппарат у него отбирал Игорь и начинал фотографировать Сергея на фоне Стены плача, на фоне Храма гроба господня, на фоне толпы, заполнявшей улицы.

На одном из прилавков он увидел свою мечту – старое фитильное ружье. Ему было больше сотни лет. Да какое там, больше двух сотен! Наверняка такие ружья были у бедуинов, которых Лоуренс Аравийский сподвиг на войну с турками в Первую мировую, но уже и тогда, 90 лет назад, это ружье было старым. Приклад сделали в форме оскаленной морды какого-то чудища, похожего на дракона. Глаза, зубы – все было покрашено в разные цвета. Функционально – неудобно, такой приклад можно использовать разве что вместо колотушки, но очень красиво. Сергей взял ружье в руки, повертел, приклад рассохся, местами пошел трещинами, курок был новым или его просто очень хорошо очистили.

– Сколько? – спросил Сергей.

За ружье просили всего 150 долларов, а если поторговаться, то, наверняка, его отдали бы и за меньшую сумму. То есть Сергей вписался бы в суточные за два с половиной дня, и можно было считать, что это ружье ему просто подарили за очень хорошо выполненную работу. Но ружье было старым и наверняка в Бен Гурионе на таможне его не выпустят без документов. Громов подумал, что ружье просто великолепно смотрелось бы на стене рядышком с копьем из южной Африки, вьетнамским пробковым шлемом и щитом кочевников, который он привез из Казахстана. А если провезти ружье контрабандой? Положить его в кофр со штативом? Нет, такая хитрость, возможна в других аэропортах, но никак не в Бен Гурионе. Там тщательно просвечивали весь багаж.