Текст книги "Гостомысл"

Глава 18

Над городком тянулся тяжелый звук набата, – Возгарь распорядился ударить в большой вечевой колокол на городской площади – на радостях от спасения он развил необыкновенно бурную деятельность.

Услышав звук набата, горожане бросали свои дела и с встревоженными лицами выглядывали из дворов.

Посыльные, разосланные Возгарем и старшинами во все концы города, объявляли о том, что к городу подходит враг и всем горожанам необходимо выйти на стены на защиту города.

Надеть островерхий шлем, накинуть кольчугу – минутное дело; а топоры, мечи, копья и луки всегда наготове.

А так как городские стены были закреплены за посадами еще с момента строительства, то горожане хорошо знали участки стен, которые они должны были защищать, поэтому им требовалось не более пяти минут, чтобы занять свои места.

Старшинам оставалось только проверять, кто вышел на защиту стен, а кто не вышел.

Вместе с мужчинами на стены вышли и женщины. Оборона города дело общее, и если враг ворвется в город, то больше всего пострадают женщины и дети.

Женщины разжигали костры под котлами со смолой, а дети тащили связки стрел на стены.

Дружинники, назначенные князем старшими на участки стен, к приходу горожан уже были на стенах. Они покрикивали на горожан, поторапливая, но на этом их роль и заканчивалась – горожане и без них знали, что делать им.

Князь Буревой, ближние бояре, Гостомысл с Ратишей поднялись в башню у ворот. Ворота в городе самое слабое место, в них всегда стремится ворваться враг, поэтому они требуют самого пристального внимания.

Пока готовились к обороне, на закате выросли волшебные розовые дворцы. На востоке темно-синяя ночь пожирала землю.

А вот вражеские корабли исчезли. Они словно растворились в длинной закатной тени. Если бы ни факелы, багрово мерцавшие в темноте зловещими звездами, можно было бы решить, что разбойники испугавшись ночи, убрались, как страшный сон, восвояси.

Но нет, разбойники все так же крались к городу.

Огней было много, точно само небо упало на землю. Гостомысл досчитал до полусотни и сбился. Но, даже не считая, было понятно, что к городу подходит многочисленное войско.

– Врагов слишком много, – дрожащим голосом сказал Гостомысл и испугался сказанного, так что екнуло сердце.

– Очень много, – сказал князь и коснулся взглядом сына.

Гостомысл был бледен, а резкие тени сделали его лицо грубым и старым, словно у мертвеца.

– У них тысяча человек наберется, – сказал Стоум.

– Это и в самом деле слишком много для нас, – сказал князь. – Откуда их столь много?

– Ах, Девятко, ах, как подвел нас Девятко, – огорченно проговорил Стоум.

– Они сейчас пойдут на приступ? – спросил Гостомысл.

– Да! – сказал князь.

– Но почему они на ночь глядя идут на штурм? Как они разберутся в городе, где свои, где чужие? Они с ума сошли? – возмущенно спросил Гостомысл.

– Они надеются, что застали нас врасплох, и внезапно в потемках ворвутся на стены. А когда подпалят город, то огонь пожаров поможет им, – сказал князь.

– Да, особенно им разбираться и незачем. Всякий кого они встретят в городе, будет их врагом. Потому они будут убивать всех, кто попадется им, – сказал Стоум.

– Им нужно золото, а не люди, – сказал князь.

Эти страшные слова заставили Гостомысла почувствовать, как по его спине побежали холодные мурашки. Затем его тело стало охватывать странное оцепенение. Его ноги словно погрузились в ледяную воду. Руки стали чужие, и чтобы сделать движение пальцем, приходилось прилагать огромные усилия мысли. Но и сам мозг скоро отказался повиноваться, потому что им завладела только одна мысль, – «скоро придет смерть, скоро придет смерть».

Говорят, что погибшие в бою воины сразу попадают в рай.

Но Гостомыслу вдруг представилось его изрубленное и искалеченное тело, валяющееся в луже его же крови, перемешанной с грязью и конским навозом. Пустоглазое окровавленное лицо, – вороны всегда успевают полакомиться самым лучшим блюдом – глазами, – бездумно уставилось в бездну. А над нежным телом за юное сердце дерутся собаки.

Представившаяся картина была столь яркой, что к горлу юноши подкатила неудержимая тошнота, и он согнулся в попытке ее сдержать.

Гостомысл еще никогда не испытывал такого дикого страха. Он еще не знал, что этот страх посещает каждого человека, когда он лицом к лицу встречается со смертью. Этот предвестник смерти заставляет людей терять разум и бежать в поисках спасения неизвестно куда, и именно это приводит людей к гибели. Только по-настоящему мужественный человек способен преодолеть этот страх. Но того, кто его преодолел, уже ничем не испугать.

Неизвестно что случилось бы с Гостомыслом, если бы его рука в бессмысленном движении не наткнулась на рукоять меча.

Орудие смерти приносит смерть, но оно же дает тому, кто им владеет, силу. Почувствовав холодную рукоять меча, юноша невольно выдвинул меч из ножен, и полированная острая сталь тускло сверкнула.

Говорят, что в мече воина живет его дух.

Меч Гостомысла выполнил свою роль и дал своему хозяину спокойствие, а с ним и уверенность. Правда, сердце все еще пыталось выпрыгнуть из груди, но страх уже ушел.

Князь Буревой заметил странное состояние сына и догадался обо всем.

– Ты испуган? – спросил он.

– Нет! Я испугался, но я не испуган, – твердо сказал Гостомысл и резким ударом руки всадил меч обратно в ножны.

Ратиша протянул Гостомыслу флягу.

– Выпей глоток.

– Что это? – спросил Гостомысл.

– Это вино. Глоток вина успокоит тебя, – сказал Ратиша.

Убедившись, что с сыном и в самом деле все в порядке, князь, проговорив, – не бойся врага, но береги себя, сын, – вернулся к своему делу.

Датские корабли, не сбавляя хода, рассыпались в линию.

Гостомысл отпил из фляги. Пахнущая виноградом жидкость пробежала по гортани и опустилась в желудок, и расцвела там огненным цветком, и по жилам побежала горячая волна.

Гостомысл почувствовал себя легко и радостно: и врагов было уже не так много, и не так уж они были сильны и свирепы.

«Да и что они могут со мною сделать? Убить? Всего лишь – убить, – рассмеялся Гостомысл. – Но тогда я попаду в рай. Люди рождаются для того, чтобы умереть. Но люди бессмертны, потому что смерть, это только ворота в другую жизнь».

Взглянув в заблестевшие глаза Гостомысла, Ратиша сказал, – пожалуй, тебе хватит, – и бесцеремонно отобрал флягу. Однако прежде чем повесить флягу на плечо, он, снова взглянув на повеселевшего Гостомысла, что-то подумал и отпил из фляги добрый глоток.

– Все будет хорошо, потому что с нами не может случиться чего-либо плохого, – весело сказал Гостомысл.

– Ну да, – сказал Ратиша, – как же нам может быть плохо, если нам хорошо?

Как только вражеские корабли подошли на расстояние полета стрелы, с них поднялся огненный поток горящих стрел.

Гостомысл, чувствуя себя неуязвимым, не пошевелился.

– О боги, княжич, ты что делаешь?! – воскликнул Ратиша и накрыл Гостомысла щитом, в то же мгновение щит взъерошился стрелами, словно рассерженный дикобраз.

– Проклятые собаки! – сказал Гостомысл и крикнул вниз: – Ну, погодите, я вам сейчас покажу!

– Княжич, а что у тебя за пятна на штанах? – неожиданно спросил Ратиша.

Гостомысл машинально провел рукой по штанине и смущенно покраснел, – пятно было мокрым. Он осторожно понюхал ладонь и проговорил:

– Это пот.

Огненный язык лизнул стены и оставил на них горящий ковер. Впрочем, покрытым глиной стенам это не нанесло никакого ущерба.

Но следующий язык уже перелетел через стены и лизал дома за стенами. Но тут же забегали, приставленные к бочкам с водой бабы и дети и стали тушить огни.

Князь встревоженно окинул взглядом по городку и увидел, что все было в порядке – пожары немедленно тушились. Были пораженные стрелами, в основном женщины и дети, но их было немного. Так что был порядок.

Когда датские корабли подошли под самые стены, князь дал команду дать ответный залп.

Данам пришлось плохо, – на открытой воде их защищали только щиты. Но щит не очень хорошая защита, когда стрелы падают лавиной.

Пораженные стрелами даны начали падать, как скошенная трава. Так защитники крепости могли перебить нападающих, не вступая с ними в рукопашный бой.

Возглавлявший данов конунг Готлиб понял это и крикнул:

– Чем скорее мы окажемся на стенах, тем вернее уцелеем!

Гребцы ожесточенно ударили веслами по воде, и через секунду корабли, точно стрелы, вонзились в песчаный берег, и из них посыпались дико орущие воины.

Но под высокими стенами оказалось даже хуже, чем в кораблях. Нападающим предстояло подняться на высокий вал. Они бросали веревки с крючьями, цеплялись ими за стены, и быстро и ловко в яростном порыве взбирались на вал.

Данов на крутом подъеме защитники крепости били стрелами, точно куропаток. Многие даны катились в воду.

Но разбойников это не останавливало. На мелкие раны никто не обращал внимания, остановить дана могло только попадание в сердце. Но на смену убитым лезли другие, и тех, кого не убили стрелами на крутом подъеме, с перекошенными почерневшими лицами лезли уже на высокие стены.

Здесь их поджидали копья, топоры и мечи.

Однако трем данам, без всякой защиты и голым по пояс, окровавленным и страшным, как сама смерть, удалось ворваться на стену, и теперь они яростно махали топорами и мечами, круша всех и все, что оказалось на расстоянии досягаемости их смертоносного оружия.

Они вели себя, как сумасшедшие медведи. Даже сами даны старались держаться в стороне от бешеных собратьев. Тем самым бешеные даны мешали своим же товарищам подняться на стены.

– Тю, да они не в себе! – со странной радостью воскликнул Стоум.

– Это берсерки! Их надо скинуть со стены пока не поздно! Иначе за ними придут и другие, – крикнул князь Буревой, и кинулся с обнаженным мечом в сторону ближайшего из сумасшедших разбойников.

За ним поспешили двое дружинников.

Заметив нового противника, здоровенный дан, – он был по крайней мере на голову выше князя Буревого, – оскалился и нанес князю сильнейший удар.

Наверно, другого бы берсерк убил на месте, но князь Буревой был опытный воин, и не зря ему дали имя – Буревой. Он уклонился от удара, и, подобно смерчу, сам обрушил на разбойника стремительный град сильнейших ударов.

Через мгновение берсерк падал со стены, разрубленный от плеча до пояса.

Вячко хмыкнул, – а чем мы хуже князя? – и бросился на другого берсерка. Оставшимся берсерком занялись другие дружинники.

Конечно, не все дружинники были сильны, как князь или Вячко, однако через небольшое время и остальные берсерки упали со стен убитыми.

Получив сильный отпор, даны отошли на свои корабли и, укрывшись за щитами, стали из вечерних потемок посыпать город тучами горящих стрел.

В ответ со стен полетели горшки с горящей смолой. Но корабли данов были слишком далеко, и огненные подарки не долетали до цели, падали на воду или землю. Разбиваясь, они превращались в яркие костры.

Тем не менее это приносило пользу – костры освещали подходы к стене.

Отблески пламени красили корабли данов в черно-кровавый цвет, и было видно, что они быстро растворяются во тьме.

Князь посмотрел вниз и сказал:

– Они уходят.

– Внизу почти ничего не видно. Только огни немного освещают подходы, – сказал Стоум.

– Этого хватит, – сказал князь.

– Кажется мне, что внизу еще остались датские лодки. Как бы они хитростью не залезли на стены в каком другом месте, – сказал Стоум.

– Не полезут. Они хотели неожиданным приступом взять город. Да не удалось им. Теперь они уйдут к себе в Данию, – сказал князь.

Пока шел этот разговор, Гостомысл озабоченно озирался, подыскивая, чем бы вытереть клинок.

Заметив это, Ратиша спросил:

– Ты что-то ищешь, княжич?

Гостомсыл показал окровавленный клинок:

– Меч испачкался.

– Дай меч, я его вытру, – сказал Ратиша.

Гостомысл отдал ему меч. Ратиша подошел к ближайшему из убитых данов и вытер о его одежду клинок, затем вынул из сумки белую холщовую тряпочку и нежно провел ей по полированному металлу.

Отдавая меч, Гостомыслу, Ратиша поинтересовался:

– Как ты чувствуешь себя, княжич?

Гостомысл расплылся в широкой улыбке.

– Ты не поверишь, Ратиша, – я еще никогда не чувствовал себя так хорошо, – захлебываясь от радости, заговорил Гостомысл. – Вначале я испугался так, что мне хотелось убежать, забиться под кровать и плакать. Я чуть даже не обмочился и не навалил в штаны. Но когда началось сражение, я вдруг почувствовал, что мой страх куда-то ушел: я хотел только одного – убивать врагов. Желание придало мне силы, и когда враги оказались на стенах, я рубил их мечом, и даже, наверно, кого-то убил. Я не видел этого, но я в этом уверен. Мое желание сбылось, и потому я счастлив, я счастлив так, как никогда не был счастлив. Думаю, большего счастья я уже никогда не испытаю.

Рассказ сына услышал князь Буревой. Он усмехнулся и сказал:

– Сын, вот теперь ты стал настоящим воином. И запомни: у мужчины есть три радости. Первая радость – это вино – оно даст тебе веселье. Правда, если много выпьешь, то тебе станет дурно. Поэтому пей вино в меру. А лучше вообще не пей. Победа над сильным врагом сделает тебя хозяином своей жизни. Мужчине власть приносит счастье. Но власть тяжела, от нее все время болит голова.

Стоум рассмеялся.

– А третье? – спросил Гостомысл.

– А вот третьего бойся больше всего, – улыбнулся князь, – потому что это любовь к женщине. Это самое сладкое для мужчины. Слаще ничего на свете нет. Но она оглупляет пораженного ею мужчину: заставляет его совершать безумные и бессмысленные поступки. Стремясь заполучить благосклонность любимой женщины, мужчины добывают сокровища, покоряют страны, убивают людей, разрушают и строят города, переворачивают мир с ног на голову. Все это кладется к ногам любимой женщины. И тут выясняется, что все это ей как раз и не нужно. А когда пытаешься разобраться, что же ей нужно на самом деле, то вдруг ощущаешь себя полным дураком, потому что ничего не понимаешь: она говорит одно, хотя имеет в виду совершенно другое и мечтает о третьем.

– Но почему же мужчины, зная обо всем этом, все же исполняют прихоти женщин и делают эти глупости? – спросил обескураженный Гостомысл.

– Не знаю, юноша, – сказал князь буревой и обратился к Стоуму: – Боярин, может, ты это знаешь?

Стоум рассмеялся и сказал:

– Прости, князь, я тоже этого не знаю. Думаю, что даже сами боги этого не знают.

Разговор прервала воткнувшаяся в стену рядом с князем горящая стрела и стала осторожно разгораться.

Стоум сломал стрелу и бросил вниз.

– Кто это еще стреляет? – недовольно сказал князь и выглянул из укрытия.

– Осторожнее, князь, ты хорошо виден снизу! – предупредил Стоум. – Как бы…

Договорить он не успел, рядом с головой князя по дереву застучали стрелы, – эти стрелы не горели, поэтому были невидимы в темноте.

– Проклятье! – болезненно вскрикнул князь Буревой, схватился рукой за шею и стал сползать на пол.

Стоум бросился к князю. Вслед за ним бросились Гостомысл с Ратишей и находившиеся рядом дружинники.

– Что с тобой, князь? – испуганно спросил Стоум, наклонившись над князем.

– Кажется, разбойники шею стрелой задели, – сказал князь, и сев на пол, отнял руку от шеи.

Из доспехов на плече торчала стрела, по ней сочилась тонкая струйка крови.

Стоум охнул и приказал:

– Скорее снимайте доспехи!

– Ничего страшного, – слабо сказал князь.

Подоспевшие дружинники попытались снять защиту, но доспех не снимался – мешала стрела.

На мгновение задумавшись, Стоум решительно обломил стрелу.

Теперь доспех снимался. Было видно, что стрела насквозь пробила и кольчугу.

Тогда осторожно сняли и кольчугу, затем и одежду. Когда сняли одежду, обнаружилось, что стрела глубоко вонзилась в плечо.

Стоум тронул стрелу. Князь от боли поморщился.

– Опасная рана? – спросил он.

– Крови мало, – сказал Стоум. – Если стрела не… – промолвил он и в страхе замолчал.

– Тогда тяните проклятую стрелу, пока горячо! – приказал князь.

За обломок стрелы уцепился один из дружинников.

– Погоди, – остановил его Стоум и крикнул: – Приведите скорее знахаря!

– Некогда нам ждать знахаря – тяните стрелу, – сказал князь и попытался приподняться.

– Лежи, князь. Знахарь сейчас придет, – сказал Стоум.

– Что там делают даны? – спросил князь.

Стоум выглянул из-за стены.

– Там что-то странное происходит. Подошел новый корабль, – сказал он.

– Это новые силы пришла на помощь к данам. Но ночью они на приступ теперь не пойдут, – сказал князь.

Стоум увидел знахарку и крикнул ей:

– Женщина, поторопись к князю!

Знахарка ускорила шаг. Вблизи она оказалось нестарой женщиной. На ее плече висела холщовая сумка.

Подойдя к князю, она быстро взглянула на рану на плече князя. Затем вынула из сумки маленький стеклянный флакон, красной жидкостью из него помазала вокруг ранки, затем вынула странный тонкий и узкий ножичек и быстрыми движениями рассекла плоть вокруг застрявшего в теле наконечника стрелы.

В глазах князя потемнело, от боли он поморщился, но не издал ни звука. Впрочем, еще через несколько секунд стрела была вынута, и кровь хлынула потоком.

Стоум испугался.

– Ты что делаешь, женщина? Ты так его убьешь.

– Пусть кровь немного стечет. С ней выйдет и вся порча, что попала в рану, – сказала знахарка и принялась завязывать рану куском белого холста.

– Что за стенами происходит? – обеспокоенно спросил князь, как только пришел в себя.

Стоум выглянул из-за стены.

– Что-то непонятное, – доложил он князю. – На корабле люди кричат и машут руками.

Как только на рану была наложена повязка, князь попытался пошевелить рукой, – рука шевелилась, хотя рана и отдавала болью. На губах князя появилась презрительная усмешка, и он поднялся на ноги и выглянул из-за стены.

Внизу действительно происходили странные события: воины, прибывшие на ладье, вместо того, чтобы броситься приступом на стены, стали избивать прячущихся на берегу данов.

Один из воинов с развевающейся на ветру, как знамя, серебристой бородой рубил топором борта вражеских лодок.

– Это Храбр! – радостно вскричал князь, разглядев необыкновенного воина.

Сил у Храбра было немного, но, подвергшись неожиданному нападению, даны сначала растерялись, а затем побежали к лодкам, и, столкнув их на воду, поспешно стали уходить в море.

Корабль Храбра, погнался было за вражескими лодками, но вскоре повернул назад.

Храбра, так неожиданно решившего исход битвы, встречали как героя. Князь, окруженный дружинниками и торжествующими горожанами, несмотря на рану, вышел встречать его на причал.

Радоваться было чему, все были уверены, что, получив сильный отпор, даны вряд ли скоро вернутся – не любят разбойники долгих осад.

Тут же в толпе рядом с князем оказались и волхвы, эти тоже были довольны, потому что их предсказание сбывалось – за поражением следовала победа. Теперь князю не за что было их корить.

Глава 19

Датский флот всю ночь уходил от стен Корелы.

А на рассвете внезапно поднявшийся ветер скомкал теплую гладкую поверхность озера седыми рваными морщинами.

Тревожно заныли снасти на мачтах, паруса вздулись серым пузырем, и понесли корабли по почерневшим от ярости волнам, бросая их словно маленькие щепки.

Огромные волны накинулись на хрупкие корабли, точно голодный волк на стадо телят, грозя растерзать их всех на мелкие куски и пожрать.

Волны и ветер опасно сближали корабли, грозя уничтожить их столкновением друг с другом. То поднимали корабли вверх, почти к самому небу, и стремительно сбрасывали вниз, в разверзшуюся пропасть, отчего где-то внизу живота образовывалась ледяная пустота, которая захватывала дыхание и жалила сердце.

Управлять кораблями под парусами оказалось невозможно, и даны бросились стягивать паруса.

Конунг Готлиб, возглавлявший данов, вторгшихся в словенские моря, с тревогой смотрел, как буря разбрасывала его флот в разные стороны.

Очередная волна ударила в борт корабля так, что он застонал и задрожал. Несколько человек упало в воду, и они мгновенно исчезли в волнах.

Харальд подал Готлибу конец веревки.

– Привяжись, конунг. Еще не хватало, чтобы ты утонул в этой взбесившейся луже, как щенок, – прокричал Харальд, пытаясь перекричать вой ветра и грохот беснующейся воды.

Готлиб не боялся шторма, в морских путешествиях опытнее его воинов нет: доходили они по Западному океану и до земель франков, и до жарких стран; видели бури и пострашнее. Но он не ожидал встретиться с такой свирепой бурей на внешне безопасном озере.

Он обвязал веревку вокруг пояса и крикнул Харальду:

– Харальд!

– Что, конунг? – ответил Харальд.

Из-за низкого борта Харальду в лицо хлестнула воды. Харальд отплевался от внушительной порции воды, попавшей ему в рот, и снова спросил:

– Что, конунг?

– Харальд, уж не гневаются на нас словенские боги? – крикнул Готлиб.

Человек с медным лицом развернул навстречу ветру широкую грудь в кольчуге, и, цепляясь за борта, подобрался к Готлибу вплотную.

– С нами бог Один! – прокричал он в самое ухо конунга и захохотал. – Словенские боги перед Одином все равно, что собаки перед медведем! Не надо бояться собак! Их надо бить палкой!

Готлиб скривил губы.

– Харальд, никто не боится чужих богов. Если бы их боги были сильнее Одина, то они не позволили бы нам так легко разбить туземного вождя. Но собаки кусаются больно – мы не смогли взять их город.

– Мы взяли бы этот город, если бы положили немало своих воинов. Но – зачем? Зачем, когда этот трусливый князек спрятался за стенами? Теперь мы можем спокойно грабить эту землю, – сказал Харальд.

– Если мы переживем эту бурю, – скептически заметил Готлиб.

– Переживем! Мы видели бури и посвирепее этой, – уверенно проговорил Харальд. – Закончится буря, соберемся и пойдем на юг. Разведчики сообщают, что там находится столица убежавшего князя…

Харальд пнул ногой ближайшего воина, мертвой хваткой уцепившегося в борт.

– Эй ты, трус! Не умри со страха!

– Не умру. Лишь бы не утонуть, как котенку.

– Трюгви?

– А?

– Как называется туземная столица? – спросил Харальд.

– Словенгард, – с хрустом разжал крытые инеем губы дан.

– Трюгви, а вправду говорят, что в словенском городе много золота?

– Правда.

– В этом городе много добра и женщин! – весело скаля зубы, крикнул в ухо конунгу Харальд. – Ты можешь стать в этом городе королем.

– Мне не нужен город, мне не нужна эта земля. Мне нужно их золото. Много золота. Золото и меха. Годофрид коварно отнял у меня Данию и думает, что ему это пройдет безнаказанно. Он ошибается. На драгоценности, что мы здесь добудем, я наберу войско и свергну его. А когда он окажется в моих руках, я его повешу, как он обещал мне, на первом же дереве, – в ответ прокричал Готлиб.

– А если не удастся?

– Тогда и в самом деле придется стать тут королем.

– Те, кто здесь до нас были, говорят, что здесь народ злой, воинственный. Вряд ли он нас будет терпеть. Легче их убить, чем стать их королями. Так что лучше пограбить, а для королевства поискать племена посмирнее.

– Народ везде одинаков – кто имеет силу, тот им правит. А тех, кто нам не покорится, мы убьем, – сказал Готлиб.

Харальд накинул на плечи конунга шкуру.

– Конунг, прикройся шкурой от воды. Когда удача лежит у твоих ног, лучше тебе не болеть, – сказал Харальд.

Готлиб укутался в шкуру, показал рукой на луч, упавший из прогалины между истерзанных ветром туч, и сказал:

– Смотри, буря скоро стихнет!

– Скоро стихнет, – сказал Харальд.

– Тогда сразу идем на Словенгард! – сказал Готлиб.

– Однако буря сильно разбросала наши корабли, – заметил Харальд.

– Это не беда. По пути соберем корабли, – сказал Готлиб.

– А не соберем?

– Тогда нападем теми силами, что у нас есть.

– Нас мало, возьмем ли мы крепость? – спросил Харальд.

– Возьмем – там нас не ждут, – сказал Готлиб. – Сейчас их можно взять голыми руками.