Текст книги "Гостомысл"

Развернув свиток, воевода отставил ногу в сторону и важно кашлянул. Дождавшись тишины, начал докладывать последние новости:

– Все хорошо у нас, князь. Только разведчики с юга доносят, что древляне напали на полян, разграбили их городки и увели много жен в полон.

– Дикий же народ эти древляне, – с осуждением покачал головой Буревой.

– Дикий, дикий, – прошелся шепоток среди бояр.

– А дань древляне заплатили? – поинтересовался князь Буревой. Он и так знал, кто и что заплатил, но хотел подчеркнуть, что его расположение зависит от уплаченной дани.

– Заплатили, – ответил Храбр.

– А что – поляне? – спросил князь Буревой.

– Поляне тоже заплатили дань полностью, – сказал Храбр.

– Я по поводу – дали ли они отпор древлянам? – уточнил вопрос князь Буревой.

– А как же – дали. Киев они отстояли. Но малые городки вокруг древляне разграбили полностью.

Князь Буревой на некоторое время задумался.

Храбр подождал немного, затем не вытерпел и спросил:

– Ну, так что князь, послать дружину на древлян?

– Зачем? – удивленно поднял брови князь Буревой.

– Ну, чтобы поучить их, что нельзя без позволения князя словенского разбойничать против дружеских племен, – сказал Храбр.

– Так дань же древляне заплатили полностью, – напомнил князь Буревой.

– Но они жен украли полянских. Не наказать их за это, так вообще страх потеряют, – сказал Храбр.

– Ну и ладно – полянки им родят детей, а дети у полянок, сам знаешь, умные, смирные, глядишь, кровь древлян приостынет. Посмирнее станут, нам легче с ними управляться будет, – пошутил князь Буревой.

– Поляне совсем обиделись, – проговорил Храбр. – Могут подумать, что ты им больше не защита.

– Так пусть мстят. Месть – обычай наших предков. А захотят жаловаться – пусть приходят, мы их рассудим, – негромко засмеялся князь.

Среди дружинников прошел хохоток.

– Вячко! – резко прервав смех, позвал князь.

Боярин Вячко поднялся.

Боярин одет, как и остальные, богато: несмотря на лето, на нем соболья шуба (чтобы видели богатство), бобровая шапка, сафьяновые сапоги; из-под расстегнутой шубы видна алая шелковая рубашка.

А сам он невелик, лицо коричневое, то ли от дел канцелярских, – на боярина князь еще в молодости возложил обязанность вести записи дел дружины, – то ли от какой болезни.

В руке он держал острое стило и квадрат хорошо выделанной бересты. На бересте он делал текущие заметки, а потом записи переносил на пергамент.

– Вячко, напиши наказ древлянам и полянам, чтобы их князья приехали ко мне на суд, – проговорил князь.

Придав лицу серьезное выражение, ударил кулаком по боковине кресла:

– Пошутили и будя! Нельзя нападать на свои же города и девок воровать. Все племена, которые платят мне дань, находятся под моей защитой – у нас одно государство! А не терпится побаловать – пусть воруют в Литве и Жмуди. Там девки тоже красивые. А еще лучше пусть идут на немцев, – эти варвары до сих пор людей едят. Или на ляхов, – хоть и славяне они, да хуже немцев.

– А если древляне не захотят идти на суд? – спросил Вячко.

– А не захотят: скажи – заставим кровью. Пусть едут на суд – рассудим по совести и нашим законам. Понятно? – сказал князь Буревой.

Вячко выцарапал на бересте запись и отозвался:

– Сегодня же напишу им письмо, князь. К вечеру будет готово. А кому поручим съездить к полянам и древлянам с твоим наказом?

Князь Буревой провел ладонью по седой бородке и задумчиво проговорил:

– В этом деле необходима твердость… пусть боярин Мороз ведает этим делом.

Боярин Мороз поднялся.

Этот покрепче, чем Вячко. Вид решительный и неприступный. В знак того, что волю князя слышал и готов исполнить ее, приложил ладонь к груди. Поклонился.

Затем холодным, словно он презирает всех, тоном ответил:

– Я готов ехать с твоим поручением, князь!

– Вечером придешь ко мне, возьмешь наказ. А утром выедешь, – сказал князь Буревой.

Мороз кивнул головой и вернулся на место.

Князь перешел к другому вопросу:

– А что солевары?

– Самовольничают соленые варяги: перегородили реку Ловать железной цепью, никому не дают прохода, – сообщил воевода Храбр.

Перегораживать реку железной цепью новое дело, – Гостомысл раньше такого не слышал, поэтому, улучив момент, на ухо шепотом задал вопрос отцу:

– Отец, а зачем перегораживать реку?

– Зачем они перегородили реку? – спросил князь боярина Храбра.

Храбр пояснил:

– Чтобы никто не мог мимо проплыть, не уплатив пошлины. По Ловати купцы ходят на судах, мимо негде проплыть. Это солевары пример с греков берут, те жмоты и скупердяи, – придумали тысячу способов, как каждую медную монетку выманить с проезжего. Наши купцы жалуются на греков, – не дают честно торговать.

Пока он объяснял, князю Буревому в голову пришла мысль, что если дело так пойдет, то непременно придется воевать с солеварами.

А воевать с солеварами ему не хотелось, потому что они народ ушлый, в открытый бой не полезут, будут беспокоить торговые пути на реках и морях. От них и так никому нет покоя.

Да и невыгодно с солеварами воевать – разоришь соляные промыслы и большой прибыли лишишься.

Но и нельзя с ними не воевать, еще хуже будет: обычай у самих солеваров жесток, – льстись к сильному и бей слабого. Накопят слишком много золота, сломят голову и самому словенскому князю.

Мрачная мысль заставила князя тяжело вздохнуть, мышцы на мятых щеках пошли желваками, и он с нескрываемой тревогой обратился к воеводе:

– И что делать будем, Храбр, с варягами? Нельзя допускать самовольство. Дело так пойдет, глядишь, и с нас будут брать дань.

Воевода решительно отрезал:

– Нельзя потворствовать варягам. Их и так давно никто не бил, потому и зазнались. Пора бы их поучить.

Боярин Вячко кашлянул:

– Однако они обещались платить половину пошлины. И они то, что обещали, платят исправно.

Лицо князя расслабилось, для него решение было ясно, однако для порядка все равно требовалось спросить желание дружины, и он обратился к боярам.

– Так что, други, мыслить будем? Воевать или не воевать варягов?

Кто-то из бояр подал голос:

– А зачем воевать солеваров, если они исправно платят хорошую долю?

Другие тут же поддержали его:

– Надо подождать. Крови мы не боимся, но и лить свою кровь понапрасну незачем.

– В таком случае решение принято – воевать подождем, – с облегчением проговорил Буревой. Он окинул взглядом бояр, выбирая самого пригодного для дела с варягами, – варяги народ хитрый, – потому нужен умный человек, способный разрушить их хитрости, но сделать это следует мирком, без ссор.

Его взгляд упал на боярина с простоватым лицом.

– Стоум! – обратился он к боярину.

С лавки поднялся боярин с гладко выбритым лицом. Не зря ему дали имя – «Стоум». Только на вид он смирный и простоватый.

Его отец, глядя на ребенка в колыбели, даже собирался ему дать имя – вроде Добромир.

Однако ребенок быстро показал свой истинный характер, однажды мать, покормив сына, оставила его на некоторое время на попечение служанки, которая тоже кормила ребенка. Когда она вернулась, то обнаружила на руках служанки двух детей, мирно сосущих материнское молоко.

Оказалось, служанка так была зачарована ласковым малышом хозяйки, что кормила его вместе со своим сыном.

Когда отец узнал об этом, то в изумлении воскликнул, – да он же умен в сто голов!

Так и приклеилось ребенку имя – Стоум.

Боярин хитрее Стоума князю не встречался.

– Слушаю князь, – почтительно сообщил Стоум.

– Проследи за солеварами, чтобы они честно платили нашу долю, – распорядился князь и пригрозил: – А не будут платить – войной на них пойдем! Спалим их городки и саму Руссу!

Немного подумав, князь задумчиво проговорил:

– А по уму, конечно, пора бы это воровское гнездо потревожить. Слишком они зазнались…

Стоум осторожно намекнул.

– Говорят, у них дружина ныне дюже добрая.

– А у нас – сильная! – уверенно проговорил князь.

Храбр заметил:

– На богатых солеваров все племена злые – сами варяги богатеют, а других почем зря разоряют. Кинем клич, все поднимутся. Крови никто не побоится – добычу на солеварах можно взять большую: золотом и мехом у них лари набиты.

Стоум осторожно возразил:

– Однако солевары нашего, словенского племени.

– Ну и что? – спросил Вячко.

– А ладно ли будет, что мы на свое племя поведем чужих? – сказал Стоум.

– Другие племена нам тоже не чужие, потому что свой род ведут от словенского племени, – сказал Вячко.

– Верно! – сказал князь.

Стоум сказал:

– Князь, я обязательно прослежу, чтобы варяги честно платили свою долю… но лучше бы с солеварами дела миром улаживать.

– Вот я это говорю, – все дела улаживать лучше миром, – согласился князь Буревой и сказал: – Поэтому и поручаю тебе это тонкое дело.

– Других новостей нет, – доложил Храбр, заканчивая доклад.

Вячко спрятал кусок бересты, на котором делал заметки, в висящий на поясе большой кошель, вынул из него книгу со страницами из бересты. Теперь настала его очередь докладывать о порученном деле: раскрыв книгу, он начал читать перечень товаров на складе. Он читал монотонно и долго, и все это время бояре внимательно слушали.

А Гостомыслу вскоре это скучное занятие надоело, прячась за спиной отца, он безудержно зевал. Наверно. даже заснул бы, если бы наконец Вячко не закончил чтение.

– Добре, Вячко, – сказал князь и задал последний вопрос воеводе: – Слышь, Храбр, а что задерживаются ладьи из Корелы? Вчера вечером должны же были прийти.

Вячко убрал свитки в кошель на поясе. А воевода сообщил:

– По твоему поручению Медвежья лапа должен провести проверку складов. На это требуется время, так что, наверно, задержались с проверкой. А в ночь не пошли, ночью-то на Нево-озеро опустился густой туман.

Князь поднялся, давая знать, что утренний сбор дружины закончился. За ним поднялись и бояре. Князь поманил рукой воеводу.

– Храбр, пошли, сходим на причал.

Гостомысл, услышав слова отца, тут же вскочил со своего стульчика, – на причале ему было гораздо интереснее, чем с сонными боярами слушать перечень пахнущего мышами товара.

Глава 4

Князь отпустил бояр заниматься своими делами, а сам вместе с Вячко спустился во двор.

Следом за ними по перилам скатился Гостомысл.

Когда он оказался внизу, Вячко ахнул:

– О, боги!

А князь Буревой бросил на сына укоризненный взгляд. Гостомысл покраснел и виновато хлопнул длинными ресницами.

Князь провел тяжелой ладонью по голове Гостомысла, приглаживая взъерошенные волосы, и мягко проговорил:

– Гостомысл, так нельзя.

– Почему? – блеснул веселым синьем глаз Гостомысл.

– А ты глянь, – сказал князь и обвел рукой двор.

Во дворе толпились младшие дружинники, надеясь попасться князю на глаза, чтобы получить поручение. Пока князя не было, они развлекались, кто как умел: мужи степенно беседовали, сбившись в одну кучу; юные отроки боролись или гонялись друг за другом по двору; а самые младшие – мечники, жались к забору.

– Вот поэтому, – сказал князь Буревой. – Ты князь, и они смотрят на тебя. От твоего слова зависит их благополучие и жизнь. А ты ведешь себя, как мальчишка. Как они будут тебя уважать?

– Я пока княжич, и неизвестно когда стану князем, – смущенно пробормотал Гостомысл.

Князь Буревой вздохнул:

– Лучше бы это случилось попозже.

Он легонько подтолкнул в спину сына.

– Ну, беги.

Завидев князя, дружинники бросили свои развлечения и, выстроившись вдоль деревянной дорожки, дружно кланялись.

Проходя мимо них, князь кому просто кивал, кому говорил слово ласковое; никого не пропустил, – кто бы это ни был, даже самый младший мечник, – все они были другами, с которыми предстояло идти на войну, если таковая случится.

Однако поручений князь никому из них не давал, это дело воеводы. Князь давал только самые важные поручения и то – ближайшим боярам.

Князь подошел к воротам.

Здесь к его свите присоединились двое отроков, при оружии и в доспехах. Отроки обязаны были сопровождать князя, когда он выходил за ворота кремля.

На улице прохожие также кланялись князю, но предпочитали это делать издалека.

За князем кроме воеводы шла пара отроков, у которых от молодости и безделья всегда чесались руки, и потому они с удовольствием наваляют по шее всякому смерду или даже горожанину, если им покажется, что тот недостаточно почтительно приветствует князя.

А девки, те вообще прятались за заборами – у князя Буревого была молодая жена и с десяток наложниц, но и девкам он, при случае, спуску не давал.

Конечно, многим девкам мечталось о ночи с таким славным воином, как Буревой. Но они также хорошо знали, что если попадутся с грехом, то дома строгий отец задерет длинное платье, украшенное бисером и драгоценными металлами, на голову блудливой дочери и высечет узким ремешком так, что той на всю жизнь помниться будет.

Поэтому девкам лучше было держаться от князя подальше.

Наконец они пришли на причал.

Причал был почти пустой. Большинство стоявших ночью у причала кораблей ушло, а новые придут только вечером.

Но все же пара кораблей качалась на холодной утренней волне. Под присмотром купцов на них грузили товар.

Утренний Волхов блестел под ярким солнцем, словно расплавленный слиток серебра.

Отец занялся беседой с купцами, а Гостомысл взял у отроков лук и потихоньку удалился в сторону.

Рассматривая реку, он дошел до самого края причала.

Здесь у причала приткнулся небольшой струг. На крае низкого борта сидела белобрысая девчонка лет десяти и болтала в воде ногами.

Заинтересованный этим явлением, Гостомысл остановился.

– Девка, ты чего попусту болтаешь ногами? – строго спросил он.

Девчонка прыснула в кулак:

– А тебе зачем это знать?

Гостомысл подбоченился, подражая воеводе Храбру, и гордо сообщил:

– Я княжич Гостомысл. И мне до всего есть дело.

– До всего есть дело? – удивленно спросила девчонка и вредно захихикала: – Ему до всего есть дело!

Гостомысл обиделся:

– Ты чего смеешься? Ты князя не уважаешь?

– Так какой же ты князь, если у тебя еще и усов нет, – сказала девчонка и колко поинтересовалась: – Да есть ли у тебя меч?

– Есть! – сказал Гостомысл и тронул рукоять меча на боку. – Вот видишь у меня на поясе меч.

– Так он, наверно, игрушечный, – зловредничала девчонка.

– А вот иди сюда, враз тебе косы пообрубаю, – пригрозил Гостомысл и потянул из ножен небольшой мечишко.

Но девчонка не испугалась, спрыгнула из ладьи на берег и, уперев руки в тощие бока, встала перед Гостомыслом и предложила:

– Может, побьемся на кулаках?

Гостомысл окинул оценивающим взглядом задиру: девчонка как девчонка: белобрысая; волосы заплетены в две торчащие в стороны, точно проволочные, тонкие косички; глаза синющие, как само утреннее небо; рот в ухмылке до ушей. Только нахальная без меры. Впрочем, все девчонки нахалки.

– Не буду я с тобой драться, – рассудительно проговорил Гостомысл.

– Это еще почему? – норовисто проговорила девчонка и презрительно сощурила глаза. – Никак испугался?

– Не испугался! – насупившись, проговорил Гостомысл. – Только негоже князю с девками драться.

– Ну и ладно, – неожиданно легко согласилась девчонка и кивнула на лук за спиной Гостомысла, – это лук?

– А то что же?! – насмешливо ответил Гостомысл: девчонка начинала ему нравиться – веселая, смелая. – А тебя как зовут?

– Голубка, – ответила девчонка.

– Голубка? – Гостомысл удивленно округлил глаза. – Какая же ты Голубка? Ты скорее – Росомаха. Вон как в драку лезешь.

Голубка хихикнула:

– Так я же не все время дерусь, а когда я не дерусь – я тихая.

– Что-то с трудом в это верится, – кольнул Гостомысл.

Голубка предложила:

– Давай постреляем?

– Давай, – согласился Гостомысл и снял лук с плеча.

– Чур, я первая! – заторопилась Голубка.

– А ты умеешь стрелять-то? – недоверчиво спросил Гостомысл, но лук и стрелу ей протянул.

– А то! – похвалилась Голубка. – Мне приходится ходить в походы.

– Ты в походах была? – удивился Гостомысл.

Отец пока не брал его в походы. И то, что девчонка видела, то, о чем он и не имел представления, задело его самолюбие.

Гостомысл небрежно проговорил:

– Ты же еще малая.

– А вот и была! – гордо ответила Голубка и спросила: – Куда стрелять?

– Вон в то дерево попади, – сказал Гостомысл и показал рукой на ближайшее дерево на берегу.

Дерево стояло далековато даже для Гостомысла. Он думал, что Голубка тоже поймет, что до дерева слишком далеко, и она откажется стрелять по дереву. Тогда бы Гостомысл снизошел и предложил бы ей мишень поближе. Ему очень хотелось доказать этой девчонке свое превосходство.

Но Голубка, ничуть не смутившись, подняла лук и пустила стрелу. Стрела пролетела недалеко и упала на полпути.

Голубка смутилась:

– Не очень получилось. Я обычно стреляю дальше.

– Ага, – недоверчиво сказал Гостомысл, взял лук, натянул его изо всей силы и пустил стрелу. Его стрела пролетела дальше и упала у подножия дерева.

– Вот видишь, варежка соленая, как надо стрелять, – проговорил довольно Гостомысл.

Голубка обиделась:

– Я не варежка, я – русска! А ты все равно не попал, – радостно сказала Голубка.

– Я тоже обычно стреляю дальше, варежка соленая, – сказал Гостомысл и повторил: – Варежка соленая!

Голубка покраснела, сжала кулаки и пригрозила:

– Вот я тебе сейчас надаю по шее. Сам дурак.

Она была готова накинуться на него. Они были слишком юны и потому, наверно бы, драка состоялась. Но Гостомысл прекратил дразниться и замер, навострив уши.

Послушав несколько секунд, неуверенно пробормотал:

– Вроде рог дудел.

Голубка приложила к ушам ладони.

В это время снова раздался звук рога. Гостомысл встрепенулся и проговорил:

– Однако что-то нечисто!

Голубка предложила:

– Бежим к северным причалам, посмотрим?

– Бежим! – проговорил Гостомысл, и они рванули вдоль берега.

Пока бежали, Гостомысл отметил, что на берегу откуда-то появился народ, и люди тоже торопились к северному причалу.

Когда Гостомысл и Голубка подбежали к северному причалу, там уже собралась большая толпа.

Все угрюмо смотрели в сторону медленно подплывающей ладьи.

Даже с берега было видно, что у корабля довольно плачевный вид: борта утыканы дротиками и стрелами, паруса изорваны, видны следы пожара.

Гостомысл протиснулся к отцу, а вслед за ним и Голубка. Буревой покосился на девчонку.

– Что это за девчонка?

– Из солеваров она. Ладья ее отца стоит на южном причале, – быстро проговорил Гостомысл и поинтересовался: – А кто это причаливает?

– Три дня назад я посылал Медвежью лапу в Корелу. Две ладьи было. Возвращается одна, – коротко проговорил князь Буревой, и как только ладья коснулась деревянного настила, ловко переступил на палубу ладьи.

Вдоль бортов лежали раненые и тела убитых. Тела убитых были покрыты рогожей. Повсюду бурели лужи крови.

– Живой кто есть? – громко спросил князь Буревой.

На корме послышался ломкий детский голос:

– Я живой!

К князю приблизился юноша четырнадцати лет. Его белая рубаха была в грязи и крови. Лицо в царапинах.

– Ты кто? – спросил князь Буревой.

– Я отрок Ратиша, сын Воислава, – сказал Ратиша.

– Знал я Воислава, – кивнул головой князь и спросил: – Где Медвежья лапа?

– На носу лежит, он ранен, – сообщил Ратиша.

Князь Буревой отдал приказ людям на берегу:

– Берите раненых и тела!

Затем прошел на нос ладьи. Тут на лавке он обнаружил Медвежью лапу.

Боярин лежал прикрытый плащом. Лицо Медвежьей лапы было бледное, словно сама смерть стояла у его головы.

– Что с ним? – склонился над ним князь Буревой.

– Он жив, – сказал Ратиша.

Медвежья лапа с трудом приоткрыл глаза.

– Что случилось, кто на вас напал? – потребовал ответа князь.

Медвежья лапа что-то невнятно проговорил, и его глаза закрылись.

Пояснил Ратиша:

– Вчера в море на нас напали заморские разбойники. Они перебили всех на второй ладье, и увели ее, а мы едва отбились – благодаря Медвежьей лапе. Он перебил много врагов, но его ранили. Так как все наши были ранены, то я в одиночку поставил парус. Хорошо ветер был попутный. И вот мы пришли.

– Ты не ранен? – спросил князь, глядя на пятна крови на рубахе Ратиши.

– Нет, это чужая кровь. Меня охранил Медвежья лапа, – сказал Ратиша.

Князь, заметив, что веки Медвежьей лапы снова дрогнули, наклонился над ним и позвал.

– Медвежья лапа, ты жив?

Медвежья лапа с трудом пошевелил губами:

– Жив я еще, князь.

– Добрый мой друг, я сейчас скажу знахарям, чтобы они занялись лечением твоих ран. Ты только выживи и верь – мы морских разбойников завтра же накажем, – пообещал князь.

Когда раненых унесли, князь закончил осмотр ладьи, велел сохранившееся добро унести на княжий двор и приказал воеводе собрать всю дружину в гриднице, а также пригласить городских старшин.

Князь Буревой, конечно, великий воин, но он силен своей дружиной, каждый из дружинников ему брат и друг, и дружинник ему дороже и ближе отца, потому что все, что он имеет, он имеет благодаря своей дружине. А дружина сильна своим предводителем. Умен и хитер вождь, значит, будет и добыча, и жизни дружина сохранит. Поэтому в таком важном деле, как война, без совета всей дружины не обойтись.

Без городских старшин тоже не обойтись – без городского ополчения нельзя вести большую войну. Хотя князь и не намеревался вести большую войну, однако всякая малая война легко превращается в большую.