Текст книги "Белый Волк"

Глава двадцать пятая,
которая начинается битвой, а заканчивается резней

Мы дошли. Должен отметить, что последний участок пути был самым легким, потому что мы шли по льду. На этом настоял Каменный Волк. У Торда Болтуна была другая идея: обойти усадьбу поверху и напасть, так сказать, с тыла. Из лесу. Мол, оттуда нападения не ждут, а он, Болтун, Знает в окрестностях каждую заячью тропу.

– Нет! – отрезал старина Стенульф. – Мы не воры. Мы пришли вершить Закон. Когда-то, – могучий дед криво усмехнулся, – я был Глашатаем Закона [39]39
  Дословно этот «титул» переводится как законоговоритель.


[Закрыть] у Харека-отца. Не дело тем, кто идет путем закона, шастать по тайным тропам!

– У Гицура Жадины двадцать три воина, – мрачно напомнил Торд. Его спутники поддержали Болтуна сдержанным ворчанием, но Каменному Волку было на их ропот начхать.

– Кому надо постирать штаны, может этим заняться! Мы справимся и без вас! – заявил он с глумливой ухмылкой, заработав восхищенный взгляд Гундё, обиженно-испуганные – ее сторонников и полный сомнений – мой.

К счастью, датчане постеснялись дать деру. Или, может, им и бежать было некуда. Так что мы вышли на цель в том же составе.

Само собой – нас заметили издали. Само собой – нас опознали. У здешних – отменное зрение. И естественно – приготовились к встрече.

Дюжины две вояк, выстроившись стенкой, ждали нашу жалкую кучку из восьми бойцов перед воротами усадьбы.

– Болтун! Эй, Болтун! Ты что-то забыл здесь?! – заорал еще издали горластый паренек в импортном шлеме с золоченым верхом. – Не иначе как смерть свою, а?

Ему никто не ответил. Болтун – он у нас реально «болтун». А остальным, похоже, было не до словесной перепалки. Они с надеждой косились на Стенульфа, Свартхёвди и меня.

Старина Каменный Волк был невозмутим. У моего друга Медвежонка глаза были совершенно шалые. Он то и дело сглатывал слюну и облизывался. Минут десять назад Стенульф влил в него наркотическое зелье для «растормаживания сознания берсерка», поэтому мой кореш был малость не в себе.

Сам Каменный Волк ничем закидываться не стал. Типа, он и так богов хорошо слышит.

Прилетели первые стрелы. Так, попугать. Наши тоже взялись за луки, хотя пулять с сотни шагов в строй парней со щитами – дело бессмысленное.

Парочку прилетевших ко мне стрел я сбил рукой. Но подумал, что пора браться за меч.

Только я об этом подумал, как Свартхёвди испустил глухой рев и побежал вверх по склону к выстроившейся гвардии Жадины. Быстро так побежал.

Стенульф молча припустил за ним. И мне не осталось ничего другого, кроме как последовать за берсерками. Я изо всех сил перебирал ногами (насколько позволяли короткие лыжи), но от коренных лыжников-датчан безнадежно отставал. И мысли мои были так же безнадежны. Атаковать в одиночку строй воинов-скандинавов – чистое самоубийство.

Видимо, так же думали спутники Гундё, потому что никто из них меня не обогнал. А запросто могли бы…

На Свартхёвди посыпались стрелы. Он отмахивался от них щитом и мечом, как мишка – от пчел. Потом стряхнул с ног лыжи и, по-моему, побежал еще быстрее.

Когда он достиг вражеского строя, Каменный Волк отставал от него метров на тридцать. А я – шагов на сто. Нас, кстати, даже не обстреливали. Да и в Медвежонка пулять перестали. Может, не хотели портить доспехи?

Щиты сомкнулись, копья опустились, готовясь принять одинокого безумца.

Я знал, как это бывает. Сердце мое сжалось от предчувствия… Я очень хорошо помнил, как меня теснил строй эстов. И как несколько воинов без труда удерживали меня в кормовой «раковине».

Кто-то не удержался и метнул копье. С пяти шагов. В упор. Медвежонок как-то увернулся, и копье, пролетев еще метров двадцать, воткнулось в снег перед Стенульфом.

Тот на бегу перебросил собственное копье в левую руку, на ходу выдернул из снега вражеское и метнул.

Бросок был хорош. Воина, словившего копье щитом, вынесло из строя.

Но секундой раньше Медвежонок, в трех шагах от врага, со страшным ревом, метнул свой щит во вражеский строй. И прыгнул вслед за ним на опрокинувшегося от страшного удара датчанина.

Сразу несколько копий устремились к Медвежонку, перехватывая его прыжок. Но вместо того, чтобы бабочкой нанизаться на чужое железо, Свартхёвди как-то ухитрился увернуться от всех копий. Я увидел, как вверх ударил красный фонтан. Это меч напрочь снес чью-то голову. И это точно не была голова Медвежонка, потому что внутри вражеской шеренги возникла суета и залязгало железо. Вряд ли наши оппоненты передрались меж собой.

Однако при таком численном перевесе дела у Медвежонка однозначно были кислые. Хороший фехтовальщик может продержаться какое-то время против окруживших его нескольких противников, если они классом ниже. Но время это – невелико.

Я скинул лыжи (дальше снег был более или менее утоптан) и поднажал, насколько мог, стараясь догнать Каменного Волка. Этот дед был воистину не каменным, а железным. Он мчался огромными прыжками, сбивая щитом редкие стрелы и размахивая своим хогспьётом, будто нагинатой.

И вот он добежал.

Рубящее копье хогспьёт – это предок алебарды. Чтобы им эффективно работать, нужны длинные руки и недюжинная силища. У Стенульфа было и то и другое.

Он с ходу разорвал вражеский строй и, как бают в сказках, пошли клочки по закоулочкам.

Щит он то ли потерял, то ли просто бросил – и теперь орудовал тяжелым копьем с двух рук. В отличие от Медвежонка, полностью скрытого от моих глаз вражескими спинами, Каменного Волка я видел хорошо. Но нечетко. Поскольку двигался он удивительно быстро. К тому моменту, когда я наконец добежал, уже четверо врагов валялись на снегу.

Поэтому я решил, что дедушка меньше нуждается в помощи, чем Медвежонок.

Однако к тому еще надо было пробиться.

Человек шесть вооруженных оппонентов еще держали строй, готовясь встретить третьего отморозка. То есть меня.

И они бы меня наверняка удержали, если бы Каменный Волк не совершил стремительный рывок в нашу сторону и буквально одним росчерком наконечника взрезал шеи сразу двум ворогам.

Строй тут же потерял монолитность (четверо оставшихся резко озаботились тем, что происходит за спиной), и я получил свою щель для прорыва. И – опрометчиво подставленный бок вражеского копейщика.

Бок-то я достал… И с ужасом увидел, как в спину Каменного Волка, с широкого маха, врезается вражеская секира.

Я услышал лязг. Увидел, как разлетаются брызги панцирных пластин… И стремительный разворот Стенульфа, закончившийся косым ударом копья поперек лица хозяина секиры.

У меня не было времени удивляться. Тем более я уже знал, что норманы могут драться даже получив смертельную рану. Я успел увидеть, как окованное железом основание древка хогспьёта отбрасывает назад еще одного любителя напасть со спины… И – мне пришлось заняться собственными проблемами.

Сразу трое желающих моей смерти. Ну давайте, парни! Времени у меня мало. Я должен прорваться в Медвежонку, так что по одному – не надо. Лучше – все сразу.

Так они и кинулись. Дружной компанией. Не кино, чай, где на окруженного героя по очереди набрасываются по одному, редко по два злодея. А остальные терпеливо ждут своей очереди. Здесь вам не там. Два копья прилетели почти одновременно… И сорвали с моей руки щит, но оба в нем и увязли. У третьего негодяя вместо копья имелся меч… Ну не меч, а скорее тесак. Заточенная железяка с полметра длиной. Я принял ее плоской стороной Вдоводела, скользнул лезвием навстречу – десять сантиметров стали ворогу под мышку. Я рванулся вперед, уходя с линии еще одной атаки… И тут, прямо передо мной, Медвежонок вырвался из клубка врагов. Расшвырял их, как его тезка расшвыривает повисших на нем псов.

Я увидел его лицо. И понял, что мой вариант: встать спина к спине – не рулит. Я уже видел такое: у берсерка, которого завалил на палубе снекки у эстских берегов. Я видел и этот рассеянно-задумчивый взгляд, и слюну, текущую на бороду, и это пружинистое раскачивание…

Для Медвежонка сейчас не существовало союзников – только враги.

Враги эти стояли вокруг и не решались напасть, потому что перед ними был берсерк. Окровавленный безумец, с которого клочьями свисали ошметки кольчуги, но который не чувствовал ни ран, ни боли, ни страха.

Их было не меньше десятка, но они не решались… Целую секунду… И берсерк напал сам.

Выброшенная вправо рука, промельк стали – и сизо-красные черви кишок, вываливающиеся из разрубленного живота. И фонтан крови из обрубка снесенной руки. И…

Я не стал ждать. Я тоже напал. И заколол двоих раньше, чем они опомнились и поглядели в мою сторону. Третий чуть было не достал меня, но выручил добрый доспех – смерть скрежетнула по зерцалу. Второго шанса я не дал. Вдоводел нырнул в спутанную светлую бороду – и она тут же стала красной. Еще одной вдовой больше.

Над моей головой прогудело копье. Я не был его мишенью. Копье предназначалось Свартхёвди. Плохая идея.

«Бросать копье в берсерка – всё равно что гонятся за комаром с гантелью», – подумал я.

У меня была возможность додумать такую длинную мысль, потому что вокруг стало как-то пустовато. А где все враги?

А враги сделали ноги. Те, кто мог. Удирали во все лопатки, побросав копья и щиты. Трое дернули к усадьбе. Двое припустили, так сказать, «в поля».

Наши доблестные спутники, подоспевшие как раз к этому замечательному событию, кинулись было за ними, но окрик Болтуна вернул их обратно.

Я увидел Стенульфа, опирающегося на свое смертоносное копье. Он потерял не только щит, но и шлем. Грудь его вздымалась, но рожа была – спокойная– спокойная. Я бы даже сказал – умиротворенная.

А где же Медвежонок?

А Медвежонок мчался к усадьбе, настигая улепетывающих врагов.

Вот он догнал одного и разрубил его затылок. Вот догнал второго – и тоже порешил.

Третий, самый проворный, почти добежал до ворот, но почуял за спиной смерть и решил встретить ее грудью и с поднятым мечом.

Эта грудь и приняла могучий удар клинка. Второй. Первый отрубил поднятый меч и державшую его руку.

На этом бой закончился.

Результат – двадцать два покойника (всех раненых «гуманно» прирезали наши союзники) и полная победа.

Ах да! Еще два берсерка, которые, собственно, эту победу и добыли… В глубоком отрубе.

Наши союзники повели себя просто по-свински. То есть, когда я обратился к Торду с тем, что Стенульфу и Свертхёвди надо оказать медицинскую помощь и уложить в теплую постель, этот сучара просто от меня отмахнулся. Мол, не до того сейчас. Надо закреплять успех. Ускакал строить обитателей усадьбы. И Гундё – вместе с ним. Так что мне пришлось заниматься моими друзьями практически в одиночку. Правда, мне никто и не препятствовал, когда я приволок их в дом и уложил на лучшие места напротив очага. Обработка и перевязка ран тоже заняла немало времени. К моему удивлению, страшный удар секиры почти не повредил спину Каменного Волка. Прорубленная бронь, подкольчужник и нижняя рубаха, а на спине – обычный кровоподтек. Будто дедушка и впрямь каменный. Да, к счастью, тяжелых ран ни у того, ни у другого. Зато имелось множество мелких порезов – особенно у Медвежонка. Счастье, что они не кровоточили. Совсем. Их даже зашивать не требовалось. Я обработал раны травяной настойкой на зимнем пиве, смазал, чем положено, забинтовал, влил в каждого пациента по большой кружке горячего молока (выпили не приходя в сознание) и вышел во двор – проветриться и отдышаться.

Очень вовремя вышел. Как раз тогда, когда братик с сестричкой собрались кончать вдову.

Возможно, эта женщина вела себя неправильно. То есть даже наверняка. Я считаю, что отнимать детей у матери – просто подло. Но убивать женщин – не менее гнусно.

Вдова держалась молодцом. Гордо и бесстрашно. Собственно, другого от вдовы ярла и ожидать не стоило. Она стояла в одиночестве посреди подворья, на котором много лет была полновластной хозяйкой, и глядела на Торда и Гундё – как солдат на вошь. Терять ей, кроме жизни, было нечего. Дочерей ее здесь не было. Замужние, они жили со своими супругами. Брат ее был убит Медвежонком, и именно эта смерть вызвала повальное бегство противника. Словом, кровных родственников вдовы в усадьбе не осталось. И, похоже, никого, кто хотел и мог за нее вступиться.

Довольно большая толпа под присмотром людей Болтуна и Гундё выполняла функции зрителей. У многих женщин были заплаканные лица. Не исключено, что сегодня они стали вдовами. Мне было их искренне жаль, хотя я понимал: путь воина – путь смерти. И те, кто выходят замуж за военных, не могут этого не понимать.

Торд Болтун обнажил меч. Это был трофейный меч – час назад у Болтуна его не было. И это был точно не его трофей, потому что в минувшей битве от его руки погибли только те, кто уже был не в состоянии сопротивляться.

Почему-то присвоенный меч разозлил меня чуть ли не больше, чем его намерение убить женщину.

По уму, мне следовало сдержать гнев: я был один – против многих и вдобавок порядочно устал. Я-то, в отличие от Торда, бился, а не добивал раненых.

Но бывают случаи, когда моему рассудку приходится помалкивать.

– Эй, ты! – гаркнул я, кипя от бешенства. – А ну отойди от женщины!

Торд вздрогнул и оглянулся. Удивился, увидев меня. Он что, ожидал, что я, как и берсерки, свалюсь в беспамятстве?

– Это не твое дело, ульфхеднар! – огрызнулся он. – Иди к своим и не мешай!

Так и есть. Мужик решил, что я – воин-оборотень.

И, ей-богу, настроение сейчас у меня было – чисто как у берсерка.

Рыча от ярости, я потянул из ножен меч и двинулся на Болтуна.

Притрухал, мерзавец! Но повел себя по-мужски. Встал между мной и сестрой, к которой жались два махоньких пацанчика. Их вид меня отрезвил. Я остановился.

– Слушайте все! – Я вложил меч в ножны, но оставил ладонь на рукояти. – Меня зовут Ульф Вогенсон. Я – хускарл ярла Хрёрека Сокола из рода Инглингов. Я говорю: Закон был попран. Мы пришли, чтобы восстановить Закон. Потому боги отдали нам победу! Нам! – Я ударил себя кулаком в грудь – скандинавы любят красивые позы и красивые жесты. – Нам, а не тебе! – Мой указующий перст нацелился в Торда Болтуна. – Если кто-то думает иначе – пусть выйдет сюда, назовет свое имя и попробует оспорить мои слова! – Вдоводел со свистом вылетел из ножен. – Ну! Кто? Ты! – Я направил меч на одного из приспешников Торда. Тот попятился и постарался затеряться в толпе, которою только что с важным видом «пас». Однако ему не позволили – вытолкнули обратно. Мужик бросил копье, поднял пустые руки и быстро замотал головой.

– Может быть, ты?

Очередной попутчик тоже продемонстрировал полную лояльность.

Я «отметил» каждого из спутников Торда. А затем «нацелил» Вдоводела на него самого.

Но и у Торда не было желания испытывать судьбу.

Толпа домочадцев покойного ярла заметно осмелела. С десяток крепких мужчин выдвинулись вперед, всем своим видом выражая готовность поддержать любое мое начинание. Что, собственно, и требовалось.

Я вновь упрятал меч в ножны и подошел к Гундё, по пути довольно грубо отпихнув Болтуна. Если бы он дернулся, я бы его прикончил. С удовольствием. Но он не дал мне повода.

– Не бойся, женщина! – сказал я экс-наложнице. – Твоих детей никто не обидит!

– Это не ее дети! Это сыновья Лодина-ярла!

Ух ты! Старая леди решила вставить свое слово. Может, зря я помешал Торду ее прикончить?

Я подошел к ней вплотную. Глаза в глаза. Молча. Ну-ну… Знакомое выражение лица. Только моя Рунгерд – в тысячу раз красивее.

– Ярла, – проговорил я так тихо, что слышала только она. – Но не твои. Слыхал, у тебя есть еще дочери, госпожа? Может, и внуки есть?

– Есть, – так же тихо ответила она.

– У твоего брата остались дети? – спросил я еще тише.

– Да, – чуть слышно.

– Мой друг убил твоего брата. Я заплачу верегельд. Ты примешь?

– Почему ты? Торд привел вас. Торд ответит за смерть!

Болтун услышал. Борода неплохо прячет гримасы, но эту я уловил.

«Дай срок, и я прикончу тебя, сука!» – отчетливо читалось на физиономии Торда.

– Торд! – рявкнул я. – Я хочу, чтобы всё оружие и доспехи убитых были с ними на костре! Ты понял? Если увижу, что кто-то взял хоть что-то – руку отрублю! Ясно? – и выразительно поглядел на присвоенный меч.

– Ясно, – буркнул Болтун.

Он уступил, но не сдался. Придется держать ухо востро. И бодрствовать хотя бы до тех пор, пока не очухается Каменный Волк.

Потом был пир. Невеселый. Радостной выглядела только Гундё: ей вернули детей.

Я восседал на почетном месте и делал вид, что пью. Краем глаза наблюдал за моими друзьями. Процесс релаксации шел нормально. По моим прикидкам, дедушка должен очнуться часиков через пять-шесть. Вдвоем нам будет намного легче.

Торд, поганец, тоже почти не пил. Делал вид. И сверлил меня ненавидящим взглядом. Вот сволочь неблагодарная. А я изучал физиономии своих сотрапезников в поисках того, кому мог бы доверять. И не находил. Немало было таких, кто не питал к Болтуну дружеских чувств. Однако сейчас был не тот случай, когда враг твоего врага становится другом. Это ведь мы со Свартхёвди и Стенульфом перебили их корешей. За такое здесь положено отвечать конкретно и лично. По-моему. Или на наемников вендетта не распространяется? Еще минус: все присутствующие друг с другом были хорошо знакомы. Когда был жив Лодин-ярл, они играли в одной команде. А мы были здесь чужаками.

Это очень правильно, что я назвал имя Хрёрека. Его знают во всей Дании. Надо полагать, знают и то, что мой ярл не прощает убийства своих людей.

Надо бы мне произнести тост за моих друзей. Это будет стратегически правильно.

Я встал. И произнес. Стараясь говорить нараспев, ритмично, как тут принято, я вкратце изложил историю недавней битвы. Упомянул, что мои друзья – любимцы самого Одина, поэтому каждый из них может запросто побить хоть двадцать врагов разом. В чем все присутствующие имели возможность убедиться. Далее я выдал фантастическую историю подвигов Медвежонка. Если ей верить, выходило так, что всеми своими победами Хрёрек-ярл обязан именно ему. Но это неудивительно, ведь… И тут я плавно перешел к родословной моего друга (я слышал ее так часто, что запомнил наизусть), особо остановившись на папе, Сваре Медведе, и маме – знаменитой на весь Сёлунд колдунье.

Ага, вижу, кое-кто забеспокоился. Не иначе, собирался пустить кровушку заезжим берсеркам, пока они в отключке. А вот теперь подумайте, стоит ли обижать мальчика, чья мама – колдунья. Лично я бы не рискнул… О Каменном Волке я распространяться не стал. Сказал лишь, что он был другом и доверенным законоговорителем прежнего конунга Дании. Слушайте, господа, и мотайте на ус. Убить такого, всё равно что зарезать генерала ФСБ. Технически нетрудно, но потом ой что будет…

Наконец пир победителей и побежденных закончился. И все расползлись по углам. Спать. За что я не люблю длинные дома норманов, так это за невероятную духоту. Этакий ароматический замес армейской спортивной раздевалки и общественного туалета, приправленный чадом и гарью закапанного жиром очага.

Я очень старался не спать, понимая что бывшие союзники очень даже не против зарезать меня во сне. Но башка пухла от духоты, веки слипались, а внутренние резервы бодрости иссякли еще часа три назад. Даже мысли о том, что неплохо бы завалить на сенцо какую-нибудь приятную на ощупь девку и проделать с ней ряд всем известных манипуляций (мое личное средство от засыпания), уже не вызывали привычного адреналинового прихода…

Словом, я продержался, наверное, часа два, успешно имитируя сон, а потом уже не имитируя…

Этот звук разбудил бы меня даже под снотворным. Звук, который теперь был мне известен лучше, чем карканье вороны. Не слишком громкий, но очень, очень характерный. Звук живой плоти, разрываемой неплохо заточенным железом. Его ни с чем не спутаешь. Я проснулся вмиг, а меч оказался в моей руке еще раньше, чем я проснулся.

В призрачном мерцании угольев я увидел склонившуюся над Стенульфом фигуру, осознал каким-то краем еще толком не проснувшегося мозга, что – всё, опоздал! Но все равно, на рефлексе, еще сидя, сделал выпад… И промахнулся. Потому что тот, над Стенульфом, качнулся и повалился на бок.

Оп! Длинная рука перехватила мое запястье и сдавила его. Больно. Я высвободился мощным рывком, подключив весь свой вес…

– Полегче, Черноголовый! – проворчал Каменный Волк, поднимаясь и вытирая нож об овечью шкуру, которой был накрыт. Потом ухватил за волосы того, кого только что зарезал, приподнял без особого напряжения…

– Ага, – сказал он, не заботясь о том, чтобы понизить голос. – Вот наш Болтун и договорился…

И тут всё завертелось. Сразу с полдюжины теней кинулись на нас. Хотя нет, насчет теней – это я погорячился. У этих теней были вполне материальные тела и не менее материальное оружие.

Стало очень шумно. Кто-то орал, кто-то визжал истошно. Кто-то выл от боли. Что-то падало и ломалось, отлетевшая в очаг шкура вспыхнула, озарив внутренность дома и заодно наполнив его клубами дыма и омерзительной вонью паленой шерсти…

Но мне было не до того, чтобы принюхиваться. Копье с хрустом воткнулось в лавку, на которой я позорно нарушил устав караульной службы. С другой стороны на лавку обрушился топор. То есть не на лавку, а на мою ногу, но ногу я убрал. Так же, как и туловище, которому предназначалось копье. Затем я отрубил руку с топором, а копейщику, который по инерции налетел на меня, заехал коленом в пах. Ему не понравилось. Но еще меньше ему понравилось, когда я пихнул его навстречу еще одному любителю резать сонных, а тот в запале всадил приятелю в спину копье. Да с такой силой, что наконечник выскочил у нехорошего человека из груди. Я отпихнул нанизанного раньше, чем тот заплевал меня кровью, и экономным тычком проколол сердце его убийцы.

На этом битва закончилась. Да нет, какая битва – резня. Как выяснилось позже, пока я управлялся с этими двумя, Каменный Волк, не вставая с койки и даже не впадая в состояние берсерка, прикончил пятерых, включая и того, кому я отрубил руку. Что тут скажешь? Мастерство не пропьешь… Старый конь борозды не испортит… А я скажу так: до уровня этого каменного дедушки мне еще расти и расти… Если когда-нибудь вырасту. Всё-таки маловато у меня опыта работы с вооруженной группой в условиях тесноты. Надо тренироваться. При случае.

Разумеется, происшедшее смертоубийство разбудило всех обитателей длинного дома. Кроме Медвежонка.

Напали на нас верные спутники по путешествию. И еще пара каких-то придурков.

Объяснять, что они поступили плохо, было некому. Читать нотации покойникам – бессмысленное занятие.

Трупы сложили снаружи. Дверной полог откинули, а продух открыли пошире, чтобы проветрить помещение. Распоряжался процессом Стенульф. Его беспрекословно слушались все. И сторонники вдовы, и всхлипывающая (как-никак брата убили) Гундё.

Впрочем, хлюпала носом не одна одна. У остальных трупаков, когда они еще не были трупаками, тоже имелись родственницы и жены.

Я вышел наружу, кое-как, снегом, смыл с себя кровь, напился, избавился от излишков жидкости в организме и попросил могучего дедушку:

– Я посплю, ладно?

Получил разрешающий кивок, упал на забрызганное кровью (плевать!) ложе и отрубился.

Утро принесло головную боль, здоровый голод и приятное ощущение того, что заботиться ни о чем не надо. Дедушка уже обо всем позаботился.

Поредевшее население усадьбы организованно суетилось, устраняя последствия наших подвигов и вводя жизнь в традиционный ритм.

Рулила вдова. Я слышал ее повелительные взвизги. Каменный Волк сидел на бревнышке при входе, щурился на зимнее солнышко и грел руку за пазухой у Гундё.

Всё-таки велика приспособляемость у датских женщин. Другая бы ни в жисть не простила того, кто убил ее брата. А этой – хоть бы хны. Очень правильная позиция с точки зрения выживания рода – прогнуться под самого сильного самца.

В мои вчерашние распоряжения Стенульф внес свои коррективы. Например, велел собрать всё железо, которое я распорядился оставить погибшим для погребального обряда, и сложить в сухом местечке под навесом. Еще он велел провести инвентаризацию ценностей и весьма огорчился, не обнаружив достаточного количества серебра. Поставил недостачу на вид вдове. Мол, нам было обещано полпуда (сорок марок) серебра за восстановление законности. И где оно?

На месте вдовы я бы послал его куда подальше с такой заявкой. Платить за то, что тебя скинули с престола, а брата твоего убили? Я, если вы помните, наоборот, посулил вдове вергельд…

Я сообщил об этом дедушке. Каменный Волк скривился, будто дерьма куснул (слово воина – дело святое), и спросил, говорил ли я о размере выкупа.

Нет, не говорил.

– Тогда так, – Стенульф малость воспрял: – Из своей доли заплатишь четверть марки. Довольно этого?

Вдова скорбно ответила: «Да». Хотя на роже ее было написано: «Была б моя сила…»

Сила была не ее. Круглая физиономия Гундё аж светилась от злобного торжества. Умыли соперницу. Никакого серебра вдова не получит. Просто моя доля уменьшится на пятьдесят граммов.

Медвежонок очнулся ближе к вечеру. Стенульф дотошно расспросил его о том, что с нами произошло. Свартхёвди помнил вчерашние события во всех подробностях. Дедушка остался доволен. И заявил, что подготовку Медвежонка можно считать законченной.

Теперь Свартхёвди – «дипломированный» берсерк. Однако нет предела совершенству, поэтому он, Каменный Волк, советует нам пожить с ним еще недельку – для закрепления некоторых рефлексов. Да и со мной у него еще не закончен разговор.

Я тут же поинтересовался, что за разговор имеется в виду, но железобетонный дедок оставил вопрос без комментариев.

Вечером совершили кремацию мертвых. Покушали и выпили. Я тоже выпил: опасаться теперь было некого. Активные оппоненты догорали за воротами. Пассивные молчали в тряпочку. К тому же нас снова было трое.

За обедом дедушка, как старший по званию, огласил приказ: пока не будет решен вопрос с опекуном для сыновей ярла, главнокомандующим по территории самоназначается он, Стенульф.

Ключи от сундуков и обязанности исполнительного директора усадьбы остаются за вдовой. Кровная мать наследников (Гундё), так же как и сами наследники, находится вне юрисдикции исполнительного директора и подчиняется непосредственно главнокомандующему.

Все прочие должны трудиться старательно и упорно, потому что работников стало меньше, а работы не убавилось. Кому не нравится такой расклад, пусть встанет и скажет.

Расклад не нравился многим, начиная с вдовы. Но, само собой, никто и не вякнул. Я даже заметил, что многие из «обслуживающего персонала» отнеслись к словам Стенульфа не без радости. Причина тоже была ясна. За прошлые сутки в довольно-таки большой усадьбе были перебиты почти все боеспособные мужчины. А разбойничков на свободной датской земле еще никто не отменял.