Текст книги "Белый Волк"

Глава двадцать девятая,
в которой герой приобретает близкого родственника и участвует в почти тантрической мистерии

И у да, от такого не отказываются.

Да мне и в голову не пришло отказываться.

Потому что Медвежонок предложил мне смешать кровь.

То есть – стать побратимами. Собственно, мы с ним и так были что-то вроде родичей, поскольку состояли в одной дружине. Но из хирда я мог уйти, а кровное братство разорвать было так же невозможно, как если бы мы были сыновьями одной матери.

Пара слов о самой традиции. Побратимы – это всё же не совсем кровные братья. Например, жениться на сестре побратима можно. И мамой-папой родителей побратима называть необязательно. Но в случае необходимости побратим обязан заботиться о семье названого брата как о собственной. И ежели, не дай бог, побратима убьют – мстить за него, как за кровного родственника. Ну и еще разные нюансы. Еще, насколько я понял, побратимами могут стать те, кто взаимно спас друг другу жизнь. То есть это правило, как бы необязательное, но желательное. Спасшийся от смерти – это примерно как умерший и народившийся снова. Так что понятно. Мы с Медвежонком друг другу жизни спасали, было дело. Да и человек он, по-моему, замечательный. Само собой, у тех, кого он убил, могло быть другое мнение, но – извините! На всех не угодишь.

Теперь о самом ритуале. Смешать кровь, как оказалось, это далеко не всё. То есть кровь мы смешали. Влили в священную чашу по наперстку венозной жидкости, разбавили пивом и медом и выпили под соответствующие призывы к богам и торжественные клятвы. Но не сразу.

Сначала мы по очереди произнесли стихи, восхваляющие друг друга и судьбу, которая свела нас вместе. Точнее, это Медвежонок произнес стих, а я промямлил что-то насчет «счастья вечной битвы плечом к плечу и умереть в один день, чтобы воскреснуть в Одина чертогах рядом с побратимом». Но даже и это было неплохо, потому что скальд из меня хреновенький. Исключительно на плагиате и держусь. Само собой, у нас имелись и свидетели: Стенульф с Хавгримом. И державшиеся поодаль коренные обитатели поместья, наблюдавшие за нами с некоторой опаской. Как выяснилось, не без основания. Потому что для закрепления ритуала нам следовало свершить еще два деяния: смешать семя и отправить к богам вестника.

Насчет семени ни моральных, ни физиологических проблем не возникло. Свартхёвди углядел среди зрительниц молоденькую девку посимпатичнее (на свой лад: сисястую и коренастенькую) и велел выйти из строя. Девка вышла. Энтузиазма на румяном личике не наблюдалось, но и негатива – тоже. Я на тот момент еще не знал, для чего оная девка предназначена, но, когда Медвежонок предложил мне с ней «возлечь», отказываться не стал. Догадался, что ритуал требует.

Как выяснилось, тот факт, что я пользовал девку (ничего особенного, крепенькая, но сонная какая-то – чисто физиологический процесс) первым, тоже имел мистический смысл. Теперь я считался как бы старшим братом, а Свартхёвди, соответственно, младшим. Но девке он понравился куда больше, чем я. Может, потому, что потрудился на совесть, а не отбыл формальную повинность, как я. Засим девку уложили в уголок и велели лежать тихонько до конца ритуала. А мы приступили к следующему акту: выбору и отправке гонца. Об этом я тоже узнал по ходу пьесы. То есть в начале процесса я понятия не имел, каков будет финал. Догадывался, что какая-нибудь гадость…

К счастью, лично заниматься поисками и отправкой мне не пришлось. Эта процедура легла на широкие плечи свидетелей. Стенульф и Хавгрим принялись за дело с энтузиазмом прирожденных вурдалаков.

Для начала в толпе зевак Стенульф углядел нужную кандидатуру: рослого молодого трэля – и указал на него пальчиком.

В отличие от меня, трэль знал, что последует далее, и попытался дать деру, но соседи вцепились в него, как клещи, и смыться не позволили. Тоже понятно: удрал бы, пришлось бы искать новую жертву.

Угодив в лапы Хавгрима, трэль обмяк, впал в ступор и позволил делать с собой всё, что требовалось по инструкции.

Сначала грозные берсерки парня раздели и очень внимательно осмотрели. На предмет не известных мне изъянов. Затем Хавгрим взял сажу и белила (а может, это был разведенный мел) и принялся расписывать трэля в стиле любимых дедушкиных «граффити». Трэль покорно терпел, только дрожал, как испуганная лошадка. Каменный Волк наблюдал за процессом и при необходимости вносил коррективы.

Я заподозрил совсем нехорошее, когда сажу и белила отставили в сторону и в дело пошел нож. Хавгрим делал на коже страдальца неглубокие надрезы, затем пальцем размазывал кровь, творя корявые символы. Раб стерпел и это мучительство. Понимал, что могло быть и хуже. По ходу процесса Стенульф поведал нам с Медвежонком, что в добрые старые времена священные знаки наносили на кожу не снаружи, а изнутри.

Я от души порадовался. Не знаю, смог бы я равнодушно наблюдать, как с живого человека сдирают кожу.

Я надеялся, что «бодиартом» дело и ограничится, и раздумывал: не поделиться ли с бедолагой чудодейственной мазью Рунгерд, когда берсерки закончили «живопись» и потащили трэля за ворота. Толпа повалила следом. Я – тоже.

Вряд ли у меня была возможность вмешаться. Да я бы и не рискнул. В чужой монастырь – со своим уставом…

Несчастного подтащили к дубу, Стенульф достал веревку с заранее сделанной петлей…

Десять секунд – и вздернутый трэль оказался на полтора метра выше уровня почвы. Хавгрим ухватил его за дрыгающиеся ноги, рванул вниз. Шея трэля хрустнула, и посланец отбыл. Вернее, отмучился. Надеюсь, по ту сторону вечности ему будет лучше, чем здесь.

К моему немалому облегчению, больше смертоубийств не было. «Отправкой гонца» официальная часть процедуры закончилась, и те присутствующие, кого допустили, приступили к фуршету.

Мы с Медвежонком сидели рядышком, пили из одной чаши и кушали из одного блюда. И нам было хорошо. Может, потому, что мы порядком набрались. Но скорее – от избытка чувств. Ни у меня, ни у Свартхёвди никогда не было братьев. А теперь есть.

Глава тридцатая,
в которой герой обнаруживает прекрасного принца там, где предпочел бы никогда его не встречать

Добрались мы без проблем. Проблемы возникли тогда, когда я переступил порог родного дома… Где меня ждал сюрприз. Очень-очень неприятный.

Собственно, это был не совсем мой дом. Сперва мы заехали в Свартхёвди. Но после обряда мой дом был его домом, а его, соответственно, моим. Однако меня это как-то не утешило. Вот блин! Стоит уехать на каких-то жалких сорок – пятьдесят дней – и на тебе!

Нет, никто не умер, слава Богу. И с моей Рунгерд всё было в порядке. И с моей «как бы невестой» Гудрун – тоже. Только вот моей невестой она больше не была. Потому что у нее появился жених. И такой, что мне даже бороться расхотелось. Никаких шансов. Просто никаких…

Когда мне было лет десять, я хотел вырасти именно таким. Высоким широкоплечим блондином с синими глазами и лицом молодого Клинта Иствуда. Шансы были, потому что родной брат моей матушки выглядел именно так.

Но генетика распорядилась иначе, и годам к шестнадцати я уже точно знал, что до детской мечты мне никак не дотянуть. Впрочем, меня это уже почти не беспокоило, потому что трудно было отыскать такого блондина, которого я не побил бы на фехтовальной дорожке. А девушкам я нравился какой есть. Не то чтобы они вешались на меня гроздьями… Ну, бывало, и вешались. Девушки любят победителей ничуть не меньше, чем красавцев. Это мы, мужики, по природной простоте, больше на внешность реагируем.

И вот теперь, через много лет, я вновь пожалел о том, как невыигрышно распределились родительские гены. Потому что передо мной стоял мой тогдашний идеал мачо. Идеал дружелюбно улыбался и протягивал мне руку. А на другой его руке висел мой другой идеал. Женский. Моя бывшая невеста Гудрун. И она тоже улыбалась мне радостно-радостно. Мол, гляди, дорогой Ульф, какого я славного парня отхватила!

Мне больно, но я вынужден признать: они очень подходили друг другу. Удивительно красивая пара! Ведь этот парень был не просто высоким и широкоплечим блондином. Этого добра в средневековой Дании – навалом. Вон Свартхёвди тоже такого экстерьера… Этот. нет, язык не поворачивался назвать его парнем… Этот молодой джентльмен обладал не одной лишь атлетической фигурой, но и отменно благородной внешностью. И безусловной харизмой. Я чувствовал расположение к нему, хотя должен был возненавидеть, ведь он увел мою невесту.

Увел, собака, окончательно и бесповоротно. Поскольку только что принес свадебные дары. И дары эти были благосклонно приняты. Еще бы их не приняли! Это были роскошные дары! Достойные конунга.

Впрочем, новый жених Гудрун и был почти что конунгом. Вернее, конунгом был папа. А он, Эйвинд Харальдсон, был, соответственно, сыном конунга. Правда, не старшим, а младшим, но всё равно сыном – принцем. Или королевичем, как кому больше нравится. А еще у благородного Эйвинда был свой хирд.

Вопрос: откуда взялся мой удачливый соперник? И зачем ему понадобилось жениться на Гудрун – девушке из хорошей (вне всякого сомнения) семьи, но отнюдь не дочери конунга. Даже не дочери ярла. И приданое ее, по королевским масштабам, выглядело очень, очень скромно…

Ответ: принц Эйвинд влюбился.

На свое счастье (и мое несчастье, соответственно), королевич приехал на Сёлунд из Вестфолда [45]45
  Вестфолд (Вестфольд) – область средневековой Норвегии.


[Закрыть] по зимней дороге, дабы предложить себя и своих хирдманов в союзники Рагнару-конунгу.

Гудрун он встретил случайно. На главном рынке Роскилле, куда она (вместе с мамочкой, разумеется) выбралась проветриться и пошопинговать.

Красота Гудрун так поразила королевича, что он забыл о цели своего визита и забросил дела грабительские ради дел любовных. А подарки, которые приготовил для Рагнара-конунга, взял да и вручил Гудрун. Как свадебные дары. Спутники Эйвинда, викинги с солидным разбойничьим стажем, решили, что королевич спятил. Рагнар, по-моему, тоже так решил, потому что не обиделся. И разрешил влюбленному королевичу присоединиться к его орде. Ну да, к психам здесь относятся с уважением. Считается, что безумие означает близость к богам. См. «теорию образования берсерков» в изложении Каменного Волка.

Безумие – безумием, но денежки счет любят. Спутники Эйвинда выразили ему вотум недоверия. В ответ влюбленный королевич послал их Горму в пасть и в сопровождении доверенного слуги отправился к своей возлюбленной.

И тут появился я.

Представили меня Эйвинду уже в новом качестве: как побратима Свартхёвди. Я поначалу даже и не возражал, поскольку растерялся.

Рунгерд вела себя как-то странно. Меня вроде бы сторонилась. Может, ей было неудобно, что засватала дочку? Вот и верь после этого женщинам. Когда я взялся сопровождать Медвежонка к дедушке-сихану, она обещала мне безмерную признательность. И вот она, благодарность! Формальное приветствие, формальное обращение… Словно мы – чужие.

Зато Гудрун цвела и пахла. Хорошо пахла: в списке свадебных даров имелась коллекция арабских благовоний. Вела себя как птичка. Обняла меня, поцеловала и защебетала восторженно: Эйвинд такой, Эйвинд сякой… Потащила дары смотреть… Будто я – ее подружка. Складывалось ощущение, что она – совсем дурочка. Или – абсолютно бесчувственная. И на хрена мне такая нужна? Может, мне стоит Эйвинду спасибо сказать?

Хренушки! Это – не от мозгов. Это – генетическое. Тянуло меня к Гудрун пуще прежнего. Хотелось ее на руках носить, ласкать-баловать… Ну и всё прочее. Пускай – дурочка. Пускай – законченная эгоистка. Лишь бы – моя.

Но она была не моя, а этого чертова королевича.

Одно приятно: Медвежонку красавец норег сразу не понравился. Может, из-за меня: моя женитьба на Гудрун изначально – его идея. А может, из-за Эйвиндова высокомерия. Разговаривал тот подчеркнуто вежливо. И вел себя соответственно. Однако чувствовалось: он к нам снисходит. Как английский лорд с пятисотлетней родословной – к нуворишу из России, прикупившему по случаю футбольный клуб.

Я видел, что у Свартхёвди руки чесались поучить красавца. Он и попробовал, только не получилось. В настольные игры королевич играл лучше. И в мяч. Из лука стрелял как нам и не снилось. Копье метал на тридцать шагов дальше, чем я. Правда, метал я – так себе.

Думаю, сойдись мы на мечах, я бы его завалил. Но повода не было. И вообще, я чувствовал себя не в своей тарелке. Кто я такой, чтобы рушить счастье двух влюбленных? Тем более Гудрун уже приняла дары. Это, считай, помолвка. Официальная. Разорвать ее может только смерть или нечто совсем уж выходящее за рамки. Например, если жених (не дай Бог!) убьет ближайшего родственника невесты.

Свартхёвди тихонько злобился, но ничего серьезного (дружеские состязания – не в счет) не предпринимал. Может, ждал от меня какого-нибудь знака?

А я, как сказано выше, пребывал в раздрае.

Закончилась история тем, что мы с Медвежонком уехали в Роскилле и там неделю «культурно отдыхали» с Хрёрековой братвой.

Ярл, кстати, увидав татуировки Свартхёвди, выразил полное одобрение и объявил, что прощает Медвежонку деньги, отданные как вергельд за убитого ирландца. А заплачено было немало.

В общем, семь дней мы пьянствовали, играли в зимние игры и валяли доступных девок. Кабы не засевшая в сердце заноза по имени Гудрун, я бы счел, что время проходит неплохо. А так… Ох и тоскливо мне было!

На восьмой день я вспомнил о своем учительском долге перед Скиди (совсем я забросил парнишку) и отбыл домой. Возможно, это был просто повод покинуть развеселую компанию, в которой мне было не очень-то весело. Медвежонок, настоящий друг, почуял что-то и увязался со мной.

В итоге вышло, что я уделял Скиди куда меньшее время, чем зимнему пиву.

Еще через три дня Свартхёвди отчалил, а я, мучимый похмельем, ревностью и чувством вины, занялся наконец тренировками.

За то время, пока меня не было, паренек существенно продвинулся. Стратегией я его не грузил, но с тактикой у Скиди обстояло всё хорошо. Приемы, которые я ему показал, он выучил назубок. Три-четыре вида атаки, пяток простых уклонений и уходов… Невелик арсенал, зато провести любой из приемов Скиди мог на голом рефлексе. Собственно, именно этого я и добивался.

Деньки стояли отличные: солнечные, умеренно морозные. Я не только Скиди тренировал, но и сам грузился по максимуму, вытесняя «физикой» душевные терзания.

Не скажу, что забыл мою прелестную датчанку, но как-то вроде полегче стало…

И тут она нагрянула ко мне в гости.

Глава тридцать первая,
в которой приходится герою рисковать собственной шкурой на чужом поле и по чужим правилам

Если бы она приехала одна, я бы плясал от счастья. Но она явилась ко мне вместе с женихом. Зачем – понятия не имею. Я решил, что это инициатива королевича. Ведь за всё это время Гудрун так ни разу и не побывала у меня в гостях.

Сын конунга и его невеста приехали верхом. Вдвоем. Перекусили чем Бог послал. Вернее, чем Хавчик на стол выложил.

Эйвинд держался аки олигарх, которого привезли на загородную дачку советского разлива. Но кушал с аппетитом. И даже похвалил работу Бетти. Своеобразно похвалил. Мол, у его папы конунга имеется большое текстильное производство, так вот Бетти ткет не хуже, чем их тамошние рабыни.

Я желчно ответил в стиле: богатство воина – его меч. И всё, что этим мечом добыто.

Королевич согласился. Но внес поправку, что одним мечом много не добудешь. Пара драккаров, укомплектованных опытным экипажем, – вот источник настоящего богатства.

– Это смотря какой меч, – уронил я с намеком.

Эйвинд вежливо улыбнулся. Так воспитанный обладатель «седьмого» бумера реагирует на обсуждение преимуществ «седьмых» «Жигулей» над «москвичом».

Покушав, мы, с подачи Гудрун, встали на лыжи и отправились осматривать мои владения.

Эйвинд вел себя в прежнем ключе: либо помалкивал, либо хвалил так, что хотелось ему как следует врезать.

Гудрун же просто наслаждалась хорошей погодой, мужским обществом, собственной ловкостью лыжницы и кокетничала напропалую. В основном с Эйвиндом.

В какой-то момент она умчалась далеко вперед и я наконец узнал, почему удостоился вельможного визита.

– Не могу понять, почему я не нравлюсь Свартхёвди, – пожаловался мне королевич. – Это неправильно, ведь он брат моей будущей жены. Ты его побратим, Ульф. Поговори с ним, узнай, что ему не по вкусу. Может, он обиделся, что я ничего ему не подарил? Так скажи ему, что, когда придет день свадьбы, Эйвинд Харальдсон одарит его со всей щедростью. Да и ты внакладе не останешься.

– А папа не заругает? – ехидно поинтересовался я.

– Что? – Королевич уставился на меня, не понимая.

– Говорю, твой отец, конунг Харальд, не рассердится, когда узнает, как ты раздаешь его деньги.

– Это мои деньги! – воскликнул Эймунд. И тут же сообразил, что мой вопрос проистекает отнюдь не из дружеского расположения к нему.

– В чем дело, Ульф Вогенсон? Ты тоже на меня в обиде?

– Не то чтобы в обиде… – протянул я. Нет, хватит темнить. Пора нам поговорить начистоту.

– Будь моя воля, Эйвинд, сын конунга, ты никогда бы не женился на Гудрун.

– Ну-ка объяснись! – потребовал королевич.

– А что тут объяснять, – усмехнулся я. – Пока ты не появился на Сёлунде, Гудрун была моей невестой.

– Вот как… – Королевич нахмурился. – Мне никто не говорил, что ты принес Гудрун свадебный дар. Меня обманули?

– Нет. Я делал ей подарки, но… – как сказать по– датски… «неофициально… – это были просто подарки. Посвататься я не успел.

– Если так обстоит дело, – Эйвинд заметно повеселел, – то я могу попросить Гудрун вернуть тебе твои подарки. Она не откажется, если я пообещаю подарить ей что-нибудь получше. Договорились?

– А может, я попрошу ее вернуть твои подарки?

Эйвинд усмехнулся. Высокомерно. Как король – бедному дворянину.

– Она их не вернет.

Я и сам знал, что моя корыстолюбивая любовь (уж простите за каламбур!) ни за что не откажется от попавшего в ее очаровательные ручки.

Но Эйвинд имел в виду другое.

И тут мы догнали Гудрун, остановившуюся на склоне, с которого открывался вид на наше с Хегином Полбочки озеро. Вид был изумительный.

Но нам было не до природных красот.

– Гудрун, – очень серьезно произнес королевич, – правда ли, что этот человек оказывал тебе знаки внимания, подобающие жениху?

Во как выразился. Я бы так не смог.

– Оказывал, – Гудрун и так «подрумяненная» морозом, вся зарделась, став от этого еще красивее.

Эйвинд глядел на нее как паломник – на Черный Камень Каабы.

– Но ты сказала, что любишь меня!

– Люблю, – охотно согласилась девушка.

– А Ульф?

– Ульф мне тоже нравится, – ответила Гудрун беззаботно. – Ты очень красив, Эйвинд Харальдсон! И твой отец – конунг. Но Ульф… Моя мать говорит: он очень удачлив. И тоже, быть может, станет конунгом. Конечно, он не так щедр, как ты. Ведь ты отдал мне лучшее, что у тебя было, а Ульф довольно-таки жаден…

Это я жаден! Нет, вы слышали?

– Вдобавок они с братом ушли неизвестно куда, и моя мать каждый вечер ходила к святилищу и просила богов защитить их. Вот я и подумала: вдруг Ульф и Свартхёвди не вернутся? – продолжала Гудрун с очаровательной улыбкой. – А потом появился ты. Такой красивый, такой щедрый… Поэтому я приняла твои дары. И теперь я – твоя невеста. Но Ульф, наверное, обижен, да, Ульф? И он, наверное, захочет тебя убить. Будь осторожен, Эйвинд! Ульф – великий воин! – И улыбнулась уже мне.

Эйвинд скривил губы, выразив этой гримасой свое отношение к высокой оценке моих боевых качеств.

– Драться с ним я не стану! – заявил он. – Они со Свартхёвди побратимы. Убью его – стану кровником Свартхёвди. А ты – его сестра.

– Насчет «убью» – не особо рассчитывай, – заметил я. Ишь, губу раскатал: – Однако признаю твои доводы справедливыми. Что будем делать?

– Пусть решает Гудрун! – Ну да, он любил ее и верил, что она его любит. Да и кто я такой, чтобы конкурировать с ним. – Если она вернет дары…

– Ничего я не верну! – крикнула Гудрун. – Ты мне по нраву, Эйвинд!

– А я? – рискнул я задать вопрос.

Девушка смутилась, но ответила честно:

– И ты тоже, Ульф…

Я воспрял духом, но королевич лишь обаятельно улыбнулся. Если Гудрун отказывается вернуть дары, его дело – в шляпе. Но он хотел выиграть нокаутом, а не по очкам.

– Я был неправ! – произнес Эйвинд с достоинством. – Не дело девушке решать за мужчин. Если бы дело обстояло весной, я предложил бы тебе, Ульф Вогенсон, переплыть это озеро. Кто доплывает до противоположного берега, тому и достанется Гудрун.

– А как насчет даров, которые она не хочет возвращать? – сыпнул я соли на сердечную рану.

– Если бы доплыл ты, возвращать ничего не понадобилось бы. Мертвому земные богатства без нужды.

И улыбнулся еще более обаятельно.

Ну да, я забыл, что такое соревнования по плаванию по-норвежски. Он же честно сказал: кто доплывет, а не кто доплывет первым.

Я порадовался, что озеро замерзло. Я неплохо держусь на воде, но скандинавы плавают как акулы. Причем в воде такой температуры, что меня судорога скрутит через полминуты. И топить друг друга они мастаки. С детства тренируются. Чисто «подводный спецназ»…

– Мы не станем ждать до весны! – отрезал я. – Наш спор надо решить здесь и сейчас.

– Согласен.

И мы погрузились в раздумья. То есть это я размышлял. Эйвинд изучал окрестности. И явно что-то углядел, потому что лицо его озарилось радостной улыбкой.

– Погляди на тот склон! – предложил сын конунга. – Нравится?

Я пожал плечами. Склон как склон.

– Не хочешь ли съехать по нему?

Я прикинул. Общая длина склона – метров четыреста. Местами – пологий, местами – крутой. Умеренно поросший растительностью. Хороший слаломист пройдет его запросто. Однако я – не слаломист. То есть опыт горнолыжный имеется, но не более. В финале заезда – небольшой «трамплинчик» высотой метра четыре. Внизу – озеро. Ровный лед, присыпанный неглубоким снежком. Приземлиться несложно. Если долетишь. Потому что между ровным льдом и кручей – берег, заваленный каменными валунами…

Эйвинд лучезарно улыбался. Он был норманом, северянином. Вдобавок из Норвегии, где детишки, считай, уже рождаются с лыжами. И горных склонов там больше, чем рыб в этом озере. А еще он видел, что я на лыжах – не очень. По здешним меркам, вообще неумеха. Так что он вполне мог рассчитывать, что я не долечу.

Я улыбнулся в ответ как можно более дружелюбно:

– Отлично! Поехали!

А что еще я мог сказать? Что он лучший лыжник, чем я? Так это не его проблемы. Без боя признать поражение? Хренушки!

Мы втроем поднялись наверх. Даже Гудрун обогнала меня на подъёме: по здешним меркам, я и впрямь был так себе лыжником.

Склон выглядел не радужно. В этом ракурсе количество деревьев казалось существенно большим. И следует помнить, что на мне были не оставшиеся в будущем фирменные карвинговые «фишера», на которых я когда-то покорял Северный Склон под Питером, а кустарные местные…

Эймунд проверил крепления, покачал копье, проверяя баланс. Лыжные палки в Роскилле использовал только я. Поиграв копьем, Эймунд глянул на меня. Не очень-то мне понравился этот взгляд.

«Ты – лузер», – читалось в нем.

Однако вслух сын конунга произнес другое:

– Ты – первый?

– Как скажешь.

Кому-то может показаться, что первому будет труднее, но я готов к трудностям естественного типа. «Опасайтесь подлянок!» – вот что я усвоил из опыта соревнований с братьями-викингами. Если я поеду первым, то Эйвинду, чтобы устроить мне какую-нибудь бяку, для начала потребуется меня догнать.

И я, больше не раздумывая, толкнулся палками и заскользил вниз.

Я очень старался сбросить скорость. Закладывал виражи, огибая любой бугорок, и думал только о том, чтобы выйти на относительно прямой участок, где можно достаточно разогнаться перед прыжком. Еще сверху я высмотрел место, с которого буду прыгать. Теперь главное – не промахнуться. И не врезаться в дерево…

Мне везло. В дерево я не врезался. И на разгонный участок вышел – тик-в-тик. Впереди меня ждал головоломный прыжок, но я, тем не менее, расслабился и задышал ровнее: Эйвинд и его копье остались позади…

Я ошибся. То есть Эйвинд действительно был позади, но намного ближе, чем я ожидал. За три секунды до прыжка я обернулся на звук и увидел, что меня догоняет живой снаряд. Догоняет, как стоячего, чтобы снести как раз на кромке обрыва. Дурак я! Это же соревнования по-нормански. Здесь нет побежденных и победителей. Только живые и мертвые.

Все, что я мог сделать, это попробовать уйти в поворот, но тогда я гарантированно приземлюсь на камни.

Так что я не сделал ничего. Просто в самый последний момент присел, насколько это возможно. Удача была на моей стороне. Древко копья свистнуло над моей головой и…

Наверное, Эйвинд рассчитывал, что попадет, и учел возможность отдачи, которой не произошло. А возможно, ему под лыжу подвернулся какой-нибудь пенек…

Боковым зрением я увидел, как его развернуло (так развернуло бы меня, получи я древком по хребту) и увело в сторону. Далее – без подробностей, потому что я уже летел.

Скорости мне хватило. И даже хватило умения приземлиться на лыжи и устоять на них до самого конца тормозного пути. И даже эффектно развернуться в финале… Чтобы услышать крик и увидеть, как взлетает над замерзшим озером еще один лыжник.

Лыжница. Взметнулся и осел снег. Гудрун лежала на льду, неловко подвернув ногу. Я бросился к ней, попытался поднять. Она жалобно вскрикнула:

– Рука! Больно!

Я отпустил ее. Под пушистой шубкой было непонятно, что с рукой. Гудрун попыталась встать сама, но я ее удержал. Осмотрел ноги. С виду – в порядке. Даже лыжи не сломались. Я очень аккуратно помог девушке сесть.

– На руку упала, – пожаловалась она. – Кажется, сломала. Хрустнуло что-то.

– Сейчас поглядим…

– Нет! – Она оттолкнула меня здоровой рукой. – Сначала – Эйвинд!

– Как скажешь.

Я оставил ее и заскользил туда, где лежал мой противник… Соперник… Конкурент… Назвать его врагом язык не поворачивался, хотя я вполне отдавал себе отчет: если бы всё получилось, как он задумал, на его месте был бы я.

Да… Это хорошо, что я не на его месте. Красавец королевич упал прямо на камни.

Скандинавы – живучие существа. И необычайно ловкие. Если бы он просто спрыгнул на эти камни с четырехметровой высоты, ничего бы ему не было. Даже ноги не подвернул бы, я уверен. Но он пролетел мимо меня со скоростью километров пятьдесят в час, вдобавок его закрутило… В общем, упал он спиной. Но даже в этом случае его шансы были неплохи. Толстый полушубок, под ним – кольчуга, под кольчугой – шерстяное белье…

Эйвинд был в сознании. Пытался улыбнуться. Получалось плохо.

– Где болит? – спросил я.

– Нигде. Ничего не чувствую. Ни рук, ни ног.

– Небось всю спину отшиб, – проворчал я как можно бодрее. – Синячище будет – о-го-го! Давай– ка я тебя выну…

Вынуть не получилось. Эйвинд капитально застрял между валунами, а дергать его я не рискнул. Очень похоже, что тут – проблемы с позвоночником. Бывает, конечно, что от шока парализует, но этот парень – не той породы. А если позвоночник – надо быть предельно аккуратным. Да, он хотел меня прикончить. Но – по-своему честно. И воспользоваться его нынешним положением… Нет уж! Мне убитый шилом Сторкад до сих пор снится.

Нет, в одиночку мне его аккуратно не вынуть. Надо двигать за помощью.

Я поглядел на ту сторону озера. Над длинным домом старины Полбочки вился дымок. У него и лошадки есть, и сани.

Подошла Гудрун. Прихрамывая и придерживая правую руку левой.

– Что с тобой, Эйвинд?

– Ушибся немного, – произнес он почти весело.

– А я вот, кажется, руку сломала… – пожаловалась девушка.

– А не надо было тебе за нами ехать.

– Тебя не спросила! – привычно огрызнулась Гудрун.

– Вот что, голубки, – сказал я. – Вы тут поворкуйте, а я сбегаю на тот берег – к Хегину. За подмогой и лошадкой.

– Обойдусь я без лошадки! – недовольно буркнула Гудрун. – Дойду уж как-нибудь.

– Ты – да. А он?

Тут эта эгоистичная дурочка сообразила, что с новым женихом, действительно, неладно.

– Эйвинд! Что с тобой?

– Да вот… Никак встать не могу, – проговорил он уже не так весело.

– Так давай мы тебе…

– Не трогать! – рявкнул я. – Вот, сядь сюда, – я скинул рукавицы и положил на камень. – И голову его аккуратненько на колени возьми. Вот так. А руку свою – сюда, – я сделал из шарфа петлю, накинул ей на шею. Сидите и ждите меня! Я скоро!

Вернулись мы минут через сорок. Быстрее не получилось. Пока я всех сгоношил, пока лошадь запрягли, пока дотопали…

Гудрун (молодец) сидела в той же позе и что-то напевала. Эйвинд лежал, смежив веки. До чего ж все– таки он красив, королевич!

Зла на него по-прежнему не было. Сам удивлялся. Хотя, не грохнись он на камни, я б его непременно вызвал… Если бы сам не грохнулся.

Мы подъехали, и Эйвинд открыл глаза.

– Ну как, боль не появилась?

– Болит малость, – произнес он тихо. По интонации я догадался: болит вовсе не «малость». – А рук по-прежнему не чувствую.

Похоже, все-таки позвоночник…

– Ну, братва, взялись аккуратненько… Очень аккуратненько…

В восемь рук (кроме Скиди Хегин прихватил еще двух работников) мы очень осторожно вынули королевича из щели и положили на сани, где я загодя расстелил медвежью шкуру. Эйвинд висел на руках как ватный.

– Куда? – спросил Хегин. – Ко мне или к тебе?

– К Рунгерд.

Если кто и сможет оказать парню медицинскую помощь, то это она. Хотя если с ним случилось то, что я думаю, то здесь нужен нейрохирург, а не знахарка-ворожея.