Текст книги "Рандеву с «Варягом». Петербургский рубеж. Мир царя Михаила (сборник)"

Естественно, что информацию о происходящем пришлось добывать не только открыто. Я поручил всем особистам при общении с предками выуживать у них интересующие нас сведения, задавая невинные вопросы. Ответы на них сами по себе имели ничтожную ценность, но, тщательно проанализированные и обобщенные, они достаточно полно раскрывали картину того, что происходило в штабе наместника. А подробный расклад сил, среди которых были и те, кто недружелюбно относился к нам, был очень интересен адмиралу Ларионову и полковнику Бережному.

Приходилось нам допрашивать и японских военнопленных, захваченных в ходе боевых действий. Таких было совсем немного, в основном рядовые солдаты и матросы. Да и единичные плененные офицеры не занимали высоких должностей в императорской армии и флоте. И тут вдруг среди ночи на тебе подарок – сразу два генерала. Да еще какие – командующий 1-й японской армией, высадившейся в Корее, генерал Куроки Тамэмото, и самый настоящий британский генерал-лейтенант Йен Гамильтон, военный представитель английского командования в Японии. Эта птичка с берегов Туманного Альбиона попалась нашим морпехам во время вполне рядового поиска на вражеском берегу. Капитана 1-го ранга Иванова заинтересовал японский миноносец, пытавшийся прокрасться с Цусимских островов к корейскому побережью. Решение «брать демонов живьем» оказалось вполне оправданным. На месте встречи наших доблестных морских пехотинцев ожидала самая настоящая жар-птица. Перед допросом я ознакомился с подробным послужным списком британского генерала. И он впечатлял.

Конечно, чисто штабной крысой его назвать было бы несправедливо. Гамильтон понюхал пороху – он участвовал в 1878 году в боевых действиях в Афганистане, а в 1881 году – в Южной Африке во время первой войны с бурами. Там он получил пулю в левое плечо, после чего едва не сыграл в ящик. Память о Южной Африке у него осталась на всю жизнь – он с трудом владел раненой рукой. Но, несмотря на это, Гамильтону еще несколько раз пришлось повоевать в тех местах.

Но генерал не был и просто «старым солдатом, не знающим слов любви…». Его можно было назвать, скорее, моим коллегой. Дело в том, что Гамильтон занимался разведкой. Во всяком случае, последняя его должность перед отправкой в Японию – генерал-квартирмейстер Военного министерства Британии. Это что-то вроде начальника Разведуправления британской армии. Кроме того, Гамильтон был знаком со многими влиятельными политиками. В частности, среди них был один молодой, но подающий большие надежды журналист, с которым генерал познакомился во время Бурской кампании. Этот журналист попал в плен к бурам, чудом избежал расстрела, ухитрился совершить побег и с триумфом вернуться в Британию. Имя этого журналиста – Уинстон Черчилль.

Кроме того, из нашей реальной истории мне было известно, что престарелый генерал Гамильтон в числе немногих будет допущен для бесед с заместителем Гитлера Рудольфом Гессом, перелетевшим в Британию с целью уговорить английскую правящую верхушку пойти на соглашение с фюрером. Значит, та еще сволочь.

Да и в Корею генерал Гамильтон прибыл не для того, чтобы полюбоваться местными достопримечательностями и отведать парочку блюд из собачатины. Задание у него было вполне конкретное – разведка. В качестве военного советника Гамильтон был не совсем подходящей фигурой. Во время англо-бурской войны бригада, которой он командовал, довольно неудачно действовала при осаде Ледисмита. Зато морить голодом в лагерях женщин и детей у британцев получалось отлично. Протестантская этика, мать ее, во всей ее красе.

А позже, уже в нашей реальности, во время Первой мировой войны, он был назначен командующим десантным корпусом во время Дарданелльской операции. Чем она закончилась – хорошо известно. Результат, так сказать, налицо. Так что направлен он был, скорее всего, для того, чтобы провести оценку боеспособности потенциальных противников Британии – Японии и России.

Я прикинул, что беседа с таким матерым разведчиком будет делом непростым. И тщательно подготовился к ней. Хотя у нас и имелись специалисты по силовым методам допроса, мы решили применить к генералу современные, медикаментозные способы по развязыванию языка. Кроме того, крайне не рекомендуется бить допрашиваемого, если ты заранее не знаешь, что именно он должен тебе сказать. Аксиома. Пентотат натрия и так сделает его разговорчивым. К тому же мы хотели использовать попавшего к нам в руки английского военнослужащего такого ранга для возможной политической игры.

Еще раз перечитав досье сэра Йена Гамильтона, я позвонил вахтенному офицеру крейсера и попросил привести ко мне пленного британца, доставленного к нам с «Адмирала Ушакова» вертолетом и содержавшегося рядом с генералом Куроки в маленьких одиночных клетушках, превращенных из каптерок во временные КПЗ.

И в XXI веке «Москва» была готова в любой момент отправиться на «пиратское сафари», а значит, и имела места для содержания во временном заключении разных бедняг. Хотя, если сказать честно, большинству из постояльцев этих апартаментов стоило бы устроить прогулку по доске за борт, не заморачиваясь формальностями.

Вскоре в дверь кают-компании, которая на время стала комнатой для допросов, постучали. Вошедший вахтенный сообщил, что британский генерал доставлен. Упакован он был по полному разряду. На голове черный мешок, руки скованы наручниками за спиной. Это кто ж так постарался? Морпехи, не иначе.

Гамильтон, уже немного успевший прийти в себя после событий, приведших его в плен, старался выглядеть как истинный джентльмен. А именно – после того как конвоир стащил с его головы мешок, попытался испепелить взглядом наглого русского варвара, позволившего так грубо обойтись с подданным его величества. Тоже мне – дракон Смок! Свои претензии о «грубом нарушении законов ведения войны» он поспешил изложить мне, едва с его губ содрали полоску скотча. Если вспомнить про роскошные рыжие усы, то эта процедура вполне заменяла отсутствующую в нашем арсенале «третью степень».

Я меланхолично выслушал полные благородного негодования слова генерала. Потом заметил, что наши люди действовали вполне по-английски, то есть так, как считали нужным.

– Генерал, а как поступал с бурами ваш непосредственный начальник, лорд Китченер? Не по его ли приказу гражданское население загоняли в концлагеря, где несчастные тысячами умирали от голода и болезней? Помнится, после Ледисмита и кратковременной командировки в Англию вы до конца войны были у него начальником штаба. Так что в смерти тех женщин и детей есть ваша вина. К тому же вас взяли в плен с оружием в руках. А, насколько я помню, Российская империя и Британия вроде бы еще не находятся в состоянии войны.

Генерал Гамильтон возмущенно фыркнул и встопорщил от гнева свои пышные усы.

– Мистер… не знаю, как вас там по имени, в Трансваале я выполнял свой долг перед короной! И какое было мне дело до тех безумцев, которые пытались сопротивляться всей мощи Британской империи. В расположении же японских войск я находился в качестве военного наблюдателя. Вы же прекрасно знаете, что и в составе Российской армии наверняка есть представители вооруженных сил иностранных государств, которые направлены в качестве наблюдателей в зону боевых действий.

– Да, но наблюдатели не пытаются давать советы и помогать одной из сторон – участнице вооруженного противостояния. А документы, найденные при вашем пленении, говорят именно о том, что вы принимали активное участие в планировании и проведении десантной операции. Не делайте удивленные глаза – в портфеле адъютанта генерала Куроки мы нашли много интересных бумаг. Неужели начало боевых действий и высадка первого эшелона десанта еще до объявления войны – это лично ваша идея? Ай-ай-ай, как нехорошо получилось! Так японские войска в Корее, получается, – это просто бандиты. И вас поймали в одной с ними компании.

– Мало ли что эти японцы напишут! Я не намерен отвечать за их фантазии! – британец вскинулся на своей табуретке, но конвоир удержал его, надавив на плечи. – Я требую своего немедленного освобождения. Вы, кстати, так мне и не представились…

– Мы с вами не на светском рауте, мистер Гамильтон, – я продолжал изысканно издеваться над англосаксом, – и я не обязан представляться человеку, который может быть осужден как военный преступник…

Глаза генерала после моих слов округлились, и он всем видом дал мне понять, что возмущен таким к себе отношением. Но я сделал вид, что не заметил его бурного выражения чувств, и продолжил:

– Да-да, военный преступник. Ибо имеющихся у нас доказательств вполне достаточно для предъявления вам официального обвинения в нарушении статуса военного наблюдателя… А обращаться ко мне вы можете так: господин подполковник. Вполне вероятно, что чуть позднее вы будете мне говорить: господин следователь…

– Я возмущен вашими голословными обвинениями, – генерал опять вскочил на ноги, словно болельщик на стадионе, когда в ворота противника влетает мяч. Я сделал конвоиру знак пока не вмешиваться, а британец продолжал: – Я требую, чтобы мне вернули все мои документы, личное оружие, извинились передо мной, после чего доставили меня в одно из колониальных владений Британии. Самое ближайшее – Вэйхайвэй.

Когда британец закончил свою пылкую тираду, конвоир легким нажатием на макушку вернул его в сидячее положение.

– Мистер Гамильтон! – сказал я. – А ключ от квартиры, где деньги лежат, вам не нужен? Ближайшее место, в котором вы можете оказаться через несколько часов, это морское дно. При этом, уж вы мне поверьте, остаток вашей жизни будет наполнен крайне неприятными ощущениями. Вы за кого нас считаете – за перепуганных туземцев, которые трепещут перед рассерженным сагибом? Если – да, то вы ошибаетесь – здесь никто не боится ни вас, ни британского флота. Вы попали в руки к людям, которым наплевать на все условности, а ваша непомерная наглость только отягощает вашу карму, которая и без того не блещет чистотой.

Не ожидавшей такой реакции генерал замолчал и, пробормотав: «Варвары…» – медленно опустил голову. Видимо, до него наконец дошло, что его генеральский чин и принадлежность к «нации господ» в данный момент не имеют никакого значения.

Через некоторое время он с трудом выдавил из себя:

– Господин подполковник, что вы от меня хотите?

– Я хочу, чтобы вы поняли – ваше положение незавидное, у вас есть вполне реальная перспектива навсегда отправиться в края, где люди зимой любуются северным сиянием, а сама зима длится там десять месяцев из двенадцати. И ваше правительство ничем вам не сможет помочь. Более того – не захочет. Нам прекрасно известно, что если мы попробуем предъявить претензии вашему начальству, то вдруг окажется, что вы поехали в Японию самовольно и, более того, уволены со службы с целой кучей взысканий. Ваше начальство оно такое – скользкое, не то что мы – варвары, всегда вытаскиваем своих. Выбирайте, генерал, или вы будете вести себя благоразумно и будете с нами сотрудничать, или… Даже ссылку в Заполярье еще нужно заслужить. Поверьте, мы не шутим…

Но Гамильтон неожиданно уперся рогом.

– Господин подполковник, за кого вы меня принимаете? Вы грозите мне, старому солдату, не раз смотревшему в глаза смерти? Я не буду вам отвечать! Вы можете меня замучить, но я останусь верен Британии и королю!

Я ожидал чего-то подобного. Потому, сделав звонок по телефону, я стал ожидать наших спецов по «раскалыванию». Через несколько минут в кают-компанию вошел медик в белом халате с кофром в руках и сопровождавшие его двое «мышек» полковника Бережного. Они подхватили под руки удивленного генерала, с ловкостью камердинера сняли с него китель и, закатав рукав рубашки, наложили жгут. Человек в белом халате быстро и умело сделал генералу Гамильтону внутривенную инъекцию. Пока спецы придерживали на стуле трепыхавшегося британца, врач внимательно следил за его зрачками. Увидев нужные изменения, он повернулся ко мне и кивнул. Направив на британца видеокамеру на штативе и приказав «мышкам» отпустить генерала, я начал свое «интервью»:

– Ваше имя, должность и звание?

– Генерал-лейтенант Йен Гамильтон… – голос допрашиваемого был расслабленно-заторможенным.

Там же. Три часа спустя

Генерал Гамильтон с ненавистью смотрел на экран ноутбука. Только что кончилась запись его допроса. Много интересного рассказал старый британский разведчик. Инъекция «сыворотки правды» сделала его болтливым, как сорока.

– Будьте вы прокляты! – скрипя зубами, прорычал он. – Наверное, сам дьявол придумал это мерзкое лекарство, которое вы мне вкололи? И что это за устройство, которое так хорошо сохранило изображение моего допроса и все, что было при этом сказано?

– Генерал, у нас нет времени вести с вами беседу о достижениях науки, техники и военной медицины. Теперь вы понимаете, что вам уже нет пути назад. Мы перезапишем все, что вы рассказали на допросе, на восковые валики и, если надо будет, перешлем их вашему начальству и в газеты. Кем вы тогда будете для ваших коллег? Изменником и предателем! Вы рассказали нам вполне достаточно для того, чтобы оказаться в лучшем случае в каторжной тюрьме… Если вы не согласитесь сотрудничать с нами и дальше, мы пригласим на очередной допрос с применением уже знакомого вам лекарства несколько иностранных журналистов. Лучше всего немецких. Тут до Циндао рукой подать. Не надо вам объяснять, что сейчас каждый второй журналист в зоне боевых действий – кадровый разведчик. Они незамедлительно распечатают материал о вашей поимке и вашем допросе во всех газетах мира. Вас в Британии станут ненавидеть и презирать. И ваше чучело будут сжигать вместе с чучелом Гая Фокса. Вы хотите этого?

Генерал был унижен и уничтожен. По его бледному лицу ручьями тек пот. Находившийся рядом во время допроса военврач внимательно посмотрел на Гамильтона и озабоченно стал рыться в своем кофре. Но генерал сумел справиться с собой. Достав здоровой рукой из кармана кителя платок, он вытер лицо. Потом, с ненавистью взглянув на меня, сказал:

– Вы не оставили мне выбора. Я понимаю, что проиграл. Я готов с вами сотрудничать. Спрашивайте, я отвечу… Только не надо больше этого дьявольского лекарства и не надо журналистов…

– Проиграли не только вы, – я закрыл крышку ноутбука, – проиграла вся ваша Британия со своими вечными заумными подленькими комбинациями. Мой вам совет – никогда не садитесь играть в покер с тем, кто знает, какие карты у вас в руках…

14 (1) февраля 1904 года, 22:55. Литерный поезд, Южно-Маньчжурская ветка КВЖД, не доезжая реки Шахэ

Старший лейтенант (поручик) СПН ГРУ Николай Арсеньевич Бесоев

– Товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант! Проснитесь, тревога! – Я думал, что мне все это снится, а оказалось – явь, и сержант Еремин, помощник начальника караула, трясет меня за плечо. Вот черт, только глаза закрыл. Смотрю на часы – без пяти одиннадцать, почти два часа давил на массу, а будто только-только глаза закрыл.

Сую ноги в сапоги:

– Ну что там у вас?

– Предупреждение от воздушного разведчика, товарищ старший лейтенант, они впереди наблюдают концентрацию конных банд, – сержант мотнул головой куда-то в сторону салон-вагона. – Товарищ майор приказал объявить тревогу…

– Ясненько! – На автомате я застегнул воротничок, подтянул ремень, нацепил на голову кепи. Кажется, все в порядке, теперь «ксюху» на плечо. – Пошли, сержант!

В салон-вагоне, который наша команда использовала как штаб, было уже полно народу. Руководил всем этим бедламом лично майор Османов. Кроме него присутствовали каперанг Эбергард, ротмистр Познанский, а также почти вся наша делегация, даже доктор Сидякина и журналистка с «Красной звезды». На столе была расстелена принесенная ротмистром подробная карта-схема ЮМЖД. Говорили все, кто во что горазд, от голосов стоял гул, похожий на шум пчелиного улья. И вроде бы совсем немного народу, а какой эффект. Последней, уже после меня, в штабе появилась полковник Антонова, после чего настала гробовая тишина.

– Ну, – полковник обвела взглядом собравшихся, – докладывайте, Мехмед Ибрагимович.

– Гм?.. – Майор взглядом показал на растерянного жандармского ротмистра. Будешь тут растерянным, когда вроде бы солидные люди среди ночи срываются с места и начинают изображать из себя пациентов желтого дома.

– Докладывайте, – полковник Антонова перевела взгляд на скромно стоящего у стены капитана 1-го ранга Эбергарда. – Андрей Августович, кажется, дело серьезное, так что будьте любезны, введите господина ротмистра в курс дела по полной программе, чтоб потом не было недоразумений.

– Будет сделано, уважаемая Нина Викторовна, – Эбергард изобразил полукивок-полупоклон. – Отойдемте, господин ротмистр, в сторонку, я вас в двух словах ознакомлю, так сказать, с диспозицией.

Пока будущий адмирал российского флота вполголоса объяснял жандарму наше происхождение и предысторию всего происходящего, майор также вполголоса сообщил Нине Викторовне о том, что с самолета-разведчика, совершающего регулярный облет КВЖД, была засечена концентрация конных банд хунхузов южнее Мукдена. Русской кавалерией эти отряды быть никак не могли, поскольку двигались не с севера на юг, как перебрасываемые к Дальнему части корпуса генерала Штакельберга, а собирались в районе, центром которого был мост через реку Шахэ. А до того моста, точнее до безымянного разъезда, примерно в версте перед ним, осталось ехать чуть меньше часа.

Выслушав майора, полковник повернулась в мою сторону:

– Ну, поручик, – назвала она меня так в соответствии с местными реалиями, – запускайте беспилотник.

– Если вас интересуют мост с разъездом, то еще далековато, товарищ полковник, – машинально ответил я и обратил внимание, как вздрогнул при этих словах наш ротмистр, – почти на пределе дальности.

И действительно, маленький, похожий на игрушку беспилотник мог пролететь по прямой не более тридцати километров. Запускать его стоило только в непосредственной близости от цели.

– Хорошо, – полковник Антонова обвела взглядом собравшихся, – у кого какие есть мысли?

– Это точно по нашу душу, Нина Викторовна, – майор Османов склонился над картой. – Насколько я помню, в ТОТ РАЗ ничего подобного по масштабам японцы устроить не смогли. Кажется, за всю войну на их совести был только один поврежденный железнодорожный мост. Сейчас, как я понимаю, перед ними стоят две цели – мост и разъезд. Еще хорошо, что мы в тот же день выехали, провозились бы на станции до завтра – сюда бы целая армия бандитов сползлась. – Майор нашел взглядом ротмистра, только что закончившего беседу с Эбергардом. – Это, Михаил Игнатьевич, камешек в ваш огород. Источник у японцев сидит прямо рядом с наместником, знает пусть и не все, но очень многое. Иначе бы мы смогли проскочить без шума…

– Может быть, может быть, – ротмистр подошел к столу, – не могли бы вы показать – где именно ваш летательный аппарат обнаружил хунхузов? Здесь? – Ротмистр побарабанил по карте пальцами.

Майор Османов кивнул.

– Насколько я понял их замысел, банда, находящаяся на северном берегу реки, численностью около сотни сабель, атакует мост. Охрана, как вы нам и рассказывали, подаст тревожный сигнал. С разъезда к мосту двинется в конном строю усиление. В это время банда, находящаяся на южном берегу, попытается захватить разъезд, оставшийся почти без гарнизона, причем сделает это без стрельбы, тем более что погода, так сказать, способствует, снег с дождем и все такое… Дальше додумайте сами.

– Додумал! – поднял голову ротмистр. – Загонят состав на запасной путь и попробуют взять нас живыми. Только…

– Что только? – переспросил майор Османов.

– Видите ли, Мехмед Ибрагимович, – задумчиво проговорил жандарм, – это мы с вами тут рассуждаем вроде бы как логично. Но мы-то с вами оба европейцы… – При этих словах майор Османов улыбнулся и подмигнул мне. – …за азиатами таких тонких планов пока не наблюдалось. Они это все с наскоку норовят сделать. А коль не вышло – тут же отступают.

Майор Османов возразил:

– Михаил Игнатьевич, если вы это сказали, имея в виду хунхузов, тогда не буду вам возражать – с ними я дела не имел. Но вот японцы, это еще те выдумщики, и планы их могут оказаться крайне хитроумными и весьма коварными. Постарайтесь позабыть о глупых желтомордых макаках и держите в уме, что имеете дело со злобными, умными и хитрыми противниками, которые ничем не побрезгуют ради победы. Неужто начало войны вас ни в чем не убедило?

– Так-то оно так, господин майор, – ротмистр вытянул из кармана кителя массивный серебряный портсигар и взглядом попросил у полковника Антоновой разрешения закурить, – но все равно, какое-то чутье говорит мне, что без «бледнолицых братьев» тут не обошлось.

– Может быть, может быть, – майор, увидев кивок Нины Викторовны, протянул ротмистру газовую зажигалку и щелкнул ею, – но так ли это важно? В данный момент наша задача-минимум – прорваться без потерь через заслон, а задача-максимум – разгромить банду и отловить кураторов, неважно – хоть японских, хоть британских.

Жандарм кивнул:

– Согласен с вами, что разгромить банду было бы крайне желательно, но вот как это сделать? В нашем распоряжении всего два взвода, чуть более полусотни штыков, хунхузов же как минимум вчетверо больше, и они все конные.

– Штыки штыкам рознь, – усмехнулся Османов, – кроме всего прочего, среди нас есть специалисты по делам как раз такого рода. – Он посмотрел в мою сторону. – Поручик, Николай Арсеньевич, я о вас говорю! Необходимо разгромить банды хунхузов с минимальными потерями с нашей стороны. А еще лучше вообще без потерь. При этом все их ху… ну, в общем, вы меня поняли, командование, должно оказаться в наших руках. Задача ясна?

– Так точно, Мехмед Ибрагимович, – кивнул я, – разрешите выполнять?

– Какой вы быстрый, – покачал головой майор. – Нина Викторовна, – обратился он к нашей самой большой начальнице, – вы не будете против, если мы с ротмистром и поручиком уединимся в моем купе для разработки плана операции. Примерно полчаса у нас еще есть.

14 (1) февраля 1904 года, полдень. Товаро-пассажирский пароход Доброфлота «Екатеринослав»

Капитан Николай Михайлович Кузьменко

Что ни говорите, господа, но флот это есть флот. Верите или нет, а как увидели мы в Корейском проливе крейсерскую эскадру, так даже прослезились – силища неимоверная. С самого утра весь горизонт затянут дымами, идут крейсера, идут. Красота!

После нашего вызволения из японской неволи господин капитан 2-го ранга Юлин оставил у нас на борту десяток своих солдат, именуемых «морской пехотой». Старшим у них был сержант, то есть унтер, Верейко, мой земляк, мужчина молодой, но уже степенный и обстоятельный. Уж свою младшенькую дочку Любушку я бы за такого отдал почти не задумываясь. Вот Сергей Борисыч мне и объяснил, что много дыма – это не от великого ума. Для того чтобы подымить в нужный момент, у боевого корабля есть дымовые шашки, а крейсеру это вообще противопоказано. Крейсер должен внезапно появиться ниоткуда и при случае исчезнуть в никуда.

Да, с высоты полета какого-нибудь альбатроса или чайки Корейский пролив сегодня должен выглядеть просто замечательно. Объединенная крейсерская эскадра должна внушать к себе почтение. Соединившись с нашими кораблями, прибывшими ранее, она включала в себя целых двенадцать вымпелов. Сила. Ну и мы, грешные, конечно, тут же.

Мы, это, конечно, в большинстве своем люди штатские, так что вся свободная от вахты команда, заодно с пассажирами, вывалились на палубу, полюбоваться на корабли под андреевским флагом. Бесплатное же развлечение, тем более что никто и не запрещал. Господа из первого класса с дамами, мастеровые из третьего класса со своими женами и всяческое пацанье без различия в происхождении, вертящееся под ногами. В этот рейс мы взяли чуть больше сотни пассажиров, а могли брать в десять раз больше.

В ТУ САМУЮ ночь господа пассажиры сидели по своим каютам и ничего не видели. Только слышали. Несколько сильнейших взрывов, короткая перестрелка – и японцы кончились, в смысле совсем. И вот сейчас вся почтеннейшая публика вылезла на свежий воздух, чтобы восполнить дефицит недобранных тогда впечатлений. Но погода далеко не летняя, ветерок зябкий, и, несмотря на то что мы лежим в дрейфе, все кутаются кто во что горазд.

Одним из кораблей в середине строя оказался «Кореец», брат-близнец нашего старого знакомого «Маньчжура», на пару с «Варягом» уже покрывший себя неувядаемой славой в порту Чемульпо. Эту историю нам тоже рассказал многознающий сержант Верейко. Густо дымя, «Кореец» вышел из строя и направился в нашу сторону. В нашу, да не совсем. Курс его явно лежал прямо к порту Фузан. Следом за ним, как призраки, без дымов и парусов, шли три больших десантных транспорта водоизмещением примерно как наш «Екатеринослав», и крейсер, крупнее нас раза в полтора. Все они шли без дымов, имели острый атлантический форштевень и непривычную для нас конструкцию с надстройкой на корме. Кажется, что что-то скоро случится… Так вот для кого «Маньчжур» держал гавань Фузана под прицелом в течение двух суток, заставляя макак сидеть тихо, как цыплята, увидевшие коршуна…

Бумс! Бумс! Бумс! Это «Маньчжур», не дожидаясь, пока к нему присоединится «Кореец», открыл огонь своими восьмидюймовками по окрестностям порта. Вот именно, что по окрестностям, в самом порту не было ни одного разрыва. Берегут причалы для наших?

«Кореец» вышел из строя, лишь чуть-чуть не дойдя до горла бухты. Пара минут – и его орудия тоже вступили в серьезный разговор. Японцы попробовали ответить канонеркам полевыми батареями, стреляющими с закрытых позиций, но для них, увы и ах, снаряды долетали до цели на излете, с большим разбросом. А в ответ наши канонерские лодки каким-то образом с невероятной точностью накрывали своими тяжелыми фугасными снарядами японские позиции.

Крейсер открыл частый-частый огонь из своих скорострелок, и над позициями японской пехоты начали распускаться белые облачка шрапнелей. И парила в сером небе огромная железная стрекоза, наводя робких на мысли о воинстве Апокалипсиса.

Десантные транспорты четко, как на императорских маневрах, сделали поворот «все вдруг» и направились к гавани Фузана. Молодой газетчик, только-только рассказывавший всем, как у наших сиволапых морячков опять ничего путного не получится, от удивления застыл с открытым ртом. Ровным строем под прикрытием тяжелых орудий канонерок и скорострелок с крейсера, транспорты, как нам показалось, шли прямо на набережную. От точки поворота до берега им нужно было пройти около пяти миль. Время, казалось, остановилось. Помоги вам, Господь, братцы!

Правый в строю корабль отвернул в сторону берега румба на четыре и начал сбрасывать скорость. Неужели подбит? Далеко, ничего не понять. От корабля в сторону берега плыли какие-то точки. Я поднял к глазам бинокль. Что-то вроде бензиновых катеров, и у каждого одна башня, как у маленького броненосца. Японцы обстреливают все это шрапнелью, будем надеяться, что все кончится хорошо. Вот они вплотную подошли к берегу, и… О господи! Они вышли на пологий песчаный пляж, оставляя на мокром песке четкие рубчатые следы. Представьте себе мой шок при виде такой картины – плавающий паровоз или бегающий по земле катер? Вот то-то же!

Хлопая глазами от удивления, я пропустил тот момент, когда на берегу, позади ползущих к японским окопам коробок, появились крохотные фигурки пехотинцев. Японцы повылезали из своих окопов и побежали куда глаза глядят… Тем временем два других корабля проникли в гавань и выбросили десант из таких же машин прямо на причалы. Было видно, как сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее японцы стали отступать. Сначала из порта в город, а затем и дальше. К нашему всеобщему удивлению, Фузан был взят меньше чем за час, при этом, как нам сказал сержант Верейко, японцы не успели поджечь портовые склады, в которых ими уже были накоплены огромные количества разных запасов, в том числе и отличного кардифского угля для крейсеров. Ведь именно Фузан должен был стать одной из передовых баз для второй эскадры адмирала Камимуры. Теперь все эти запасы пригодятся русским крейсерам для более надежной блокады Японских островов.

Нам же велено было зайти в гавань и бросить якорь на внутреннем рейде, не становясь к причалу. Как только найдут корабль для эскорта, нас немедленно отправят в Дальний. Но не исключено, что туда мы пойдем вместе с захваченными призами, на охоту за которыми отправились «Аскольд», «Новик» и «Боярин». И откуда, черт возьми, он, этот унтер, все это знает?!

А корреспондент все строчит и строчит в своем блокноте. Для своей газеты, наверное, готовит статью…

Тогда же, без пяти минут полночь

Старший лейтенант (поручик) СПН ГРУ Николай Арсеньевич Бесоев

Ротмистр, знающий южноманьчжурскую ветку КВЖД, как, гм, свои собственные бриджи, подсказал нам, неразумным, что примерно версты за четыре до того самого разъезда пути проходят через небольшую выемку, и края откоса находятся фактически на уровне основания платформ. Дощато-бревенчатые мостки, позволившие нам загрузить технику, мы не бросили в Талиенване, а предусмотрительно взяли с собой. Удобства же местности только увеличили наше желание преподать кой-кому кровавый урок при помощи легкой бронетехники. Чтоб, так сказать, местные «духи» даже на пушечный выстрел боялись приближаться к железной дороге.

Управляемый умелым машинистом состав плавно сбросил ход и остановился. Началась та самая беготня, которая обычно предвещает развертывание воинской части из походного положения в боевое. Ничто не ново под луной, и эта лихорадочная деятельность за минувшие сто лет ничуть не потеряла ни своей экспрессии, ни динамизма.

Наконец оба БТРа, медленно проворачивая огромные колеса, съехали с платформ по самодельным пандусам, установленным отчаянно и витиевато матерящимися матросами с «Паллады». Сильны братцы, ввосьмером ворочают сооружение, которое наши бы кантовали при помощи погрузчика. В общем, при помощи лома и такой-то матери, два БТРа и два «Тигра» оказались на маньчжурской земле. Под конец выгрузки интенсивность работ подстегнули частые ружейные выстрелы, доносившиеся со стороны разъезда. Мне стало ясно, что вариант «по-тихому» у хунхузов не прокатил и на разъезде шел самый настоящий бой.

Но вот, все готово, одни мои бойцы, в полном боевом снаряжении больше похожие на марсиан, занимают места в БТРах и «Тиграх», другие устанавливают пулеметы на тендере паровоза и в приоткрытых дверях теплушек. Неприятный сюрприз для бандитов, сводящий их численное преимущество даже не к нулю, а к отрицательной величине.