Текст книги "Алый флаг Аквилонии. Итоговая трансформация"

– Пожалуй, классовая диктатура богачей – это еще было мягко сказано, – послал мысль майор Агеев. – То, что мы видим, больше похоже на нацистский концлагерь, чем на нормальное буржуазное государство… Госпожа Азалиэн подключилась к психосканеру, после чего шаттл, черный на фоне черного неба, совершил круговой облет потерпевшего крушение парохода.

– Эти незаконнорожденные ублюдки обратили в рабов членов своего собственного клана Британия! – мысленно возмутилась матрона. – Это немыслимо, невероятно и невозможно для любых цивилизованных существ, и даже дикари не поступают таким образом, но факт того, что это случилось, неоспорим.

– Товарищ Орлов был прав, – бросил в общую копилку свою мысль капитан Гаврилов. – От века к веку британцы совершенно не меняются, оставаясь все теми же жестокими рабовладельцами.

– Британия несколько раз подвергалась завоеваниям, и каждый раз победители уничтожали или порабощали местное население, – подумал майор Агеев. – Первыми ее завоевали кельты, и от пиктов, населявших эти острова до них, остались только смутные сведения. Мол, были такие, но теперь их нет. Потом туда пришли соплеменники милейшего Гая Юния и установили свои порядки, но эти хотя бы не занимались тотальным геноцидом. Следующими были англы, саксы и юты – они поработили кельтское население, а уже за ними пришли французы из Нормандии, установив свою власть и обратив в рабов тех, кто был до них. Кроме того, надо вспомнить так называемое Огораживание, когда без всякого завоевания британские помещики и капиталисты вели войну против собственного народа ради того, чтобы превратить пахотные земли в пастбища для овец. С таким историческим опытом из британцев не могло получиться ничего иного, кроме того, что мы наблюдаем тут воочию. Стоило немного поскрести так называемого «просвещенного мореплавателя», как наружу тут же вылезло все то же мурло бандита и рабовладельца.

– Как вылезло, так и залезет обратно, товарищ майор, – мысленно хмыкнул капитан Гаврилов. – Как вы думаете, нам стоит брать языка, или это ненужный риск, потому что и так уже все ясно?

– Пожалуй, действительно все ясно и так, товарищ Гаврилов, – ответил командир шаттла. – Ничего нового, кроме незначащих деталей, язык нам не сообщит, а вот переполошить местную публику его изъятие вполне может. Вот только не хватало, чтобы кто-то отправился на поиски пропавшего и в силу этого не попал бы под действие парализатора.

– Тогда план такой, – подумал капитан Гаврилов, – сейчас мы на некотором отдалении от вражеского лагеря высаживаем бойцыц товарища Гуга с приказом занять позиции на возвышенностях по периметру и наблюдать за вражеским лагерем, потом доставляем сюда остальную часть его взвода, и перед самым рассветом – взвод лейтенанта Сердюка. В сумерках – удар парализатором, и сразу атака вражеского лагеря со всех сторон.

– А зачем так сложно? – спросил майор Агеев. – Первоначальный план предусматривал несколько иную диспозицию.

– Их там больше четырехсот рыл, – ответил ротный командир морской пехоты. – Чтобы, никого не убивая, удерживать в подчинении такую толпу перепуганного и сбитого с толку народа, в одном взводе просто не хватит людей. К тому же среди британцев немало женщин, и контролировать их все же удобнее девушкам, а не мужчинам.

– В таком случае согласен, – сказал Евгений Агеев. – Пусть будет так, товарищ капитан.

14 июля 3-го года Миссии. Воскресенье. Ранее утро. Место крушения парохода «Сити оф Глазго».

Беда к обитателям лагеря у места крушения «Сити оф Глазго» пришла в тот момент, когда никто из джентльменов ее не ждал. При первых проблесках рассвета в поголубевшем небе к югу от места крушения появился плоский обтекаемый силуэт, похожий на рыбу-ската, и затем на британский лагерь обрушилось бледно-голубое сияние расфокусированного парализующего излучения (еще одно отличие от первоначального плана). И поработители, и порабощенные должны видеть и осознавать все, что с ними происходит – это существенно упростит работу с ними на следующих этапах. И почти сразу же после удара на ближних подступах появилась цепь быстро шагающих вооруженных людей: половина в черной форме, половина в камуфлированной цвета хаки.

Джентльмены после воздействия парализатора и так были будто вареные и едва могли пошевелить рукой или ногой, но при виде незнакомцев угрожающей внешности у них и вовсе душа ушла в пятки, ведь люди в форме, неважно в какой – это всегда и везде представители Власти и Закона.

А солдаты неизвестной армии (по цвету мундиров и так понятно, что это не британцы и не американцы) уже подошли совсем близко. И вот в свете разгорающегося рассвета становятся видны их лица, покрытые диагональными черными полосами устрашающей раскраски – на них застыло выражение ненависти и отвращения. Можно было подумать, что сейчас эти люди видят перед собой самое отвратительное явление человеческой природы, какое только можно вообразить. Так смотрит воплощенная богиня Немезида[6]6
  Немезида – крылатая богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и нравственных порядков.


[Закрыть] перед тем, как нанести смертельный карающий удар.

Первым сломался Оуэн Холмс-младший. Он встал на колени и, не имея сил поднять руки, опустил их вдоль тела, раскрыв ладони, и при этом повторял: «Пощадите, ради Христа молю вас, пощадите! Я ни в чем не виноват!». И следом за ним также поступили и прочие джентльмены: они бормотали молитвы и просьбы о помиловании и косили взглядами то на приближающихся солдат, то на парящего в небе гигантского металлического «ската». Храбрые с безоружным и беззащитным простонародьем, перед лицом превосходящей вооруженной силы «люди высшего сорта» оказались дрожащими тварями, убоявшимися неизбежного возмездия.

Один только Майлз Смит – слуга и телохранитель мистера Питерсона, бывший ганфайтер на Диком Западе – невероятным напряжением воли привстал с лежанки на одно колено и попытался было потянуться за своими револьверами, но и его ладони бессильно соскользнули с рукоятей оружия. А спустя весьма короткое время к ублюдку подошли двое «черных» и, завернув назад его руки, связали их его собственным поясом от штанов. Впрочем, и с другими участниками хунты джентльменов солдаты неизвестной армии сделали то же самое. И на все это молча смотрели те пассажиры «Сити оф Глазго» третьего и второго классов, которых капитан Моррисон, Ли Кэмерон, Сэм Питерсон, Ноэль Морган и компания еще вчера объявили своими рабами. Эти люди еще не знали, радоваться им или ужасаться, ведь новые хозяева, явившие просто необъяснимую мощь, могли оказаться стократ хуже старых.

В общем, операция по захвату обошлась не только без стрельбы, но даже и без мордобоя, после чего настало время разбора полетов. Летающий «скат» опустился на землю, и оттуда вышли двое: капитан Гаврилов и переводчик Александр Шмидт. Советский командир обвел захваченный лагерь внимательным взглядом и четко, с расстановкой заговорил, откровенно копируя манеру поведения Сергея-младшего.

– Я, капитан Василий Гаврилов, – стал переводить его слова Александр Шмидт, – командир роты морской пехоты и полномочный представитель Верховного Совета Народной Республики Аквилония, объявляю бывшие власти этого временного британского поселения низложенными и арестованными по обвинениям в превышении и узурпации власти, порабощении, а также множественных бессудных убийствах. В ближайшее время состоятся следствие и суд, после которых все признанные виновными в означенных преступлениях будут приговорены к смертной казни через усекновение головы, ибо иных наказаний или помилования по этим статьям наш уголовный кодекс не предусматривает. Лица, признанные пособниками главных преступников, будут либо изгнаны голыми босыми в дикую местность, либо, если на то будет их желание, получат возможность пройти Путем Искупления – для того, чтобы в дальнейшей перспективе стать нашими полноправными согражданами, потому что мы не держим рабов и не убиваем тех, кого еще можно исправить. Тех из вас, кто окажется непричастен ни к каким преступлениям или вообще стал их жертвой, мы примем у себя в Аквилонии на правах кандидатов на гражданство. Дальнейшая их судьба будет зависеть только от их усердия, компетенции и талантов, ибо иного пути продвижения по социальной лестнице, кроме приложения личных общественно-полезных усилий, мы не признаем. Тех, кто не захочет принять эти условия, мы опять же отправим жить в дикую местность, ибо у нас не принято возиться с недоумками, не понимающими собственной пользы.

И бывшие господа из хунты джентльменов, и их слуги-пособники, и бывшие рабы слушали эту речь (точнее, ее английский перевод), не веря своим ушам. Для низвергнутых повелителей казалось невероятным, что их могут казнить в ближайшее время (то есть при самых минимальных процедурах) за преступления против свободы и жизни людей второго или даже третьего сорта. При этом их бывших жертв волновало совсем иное. Избавление от господ они восприняли как очевидную данность, но теперь не понимали, каким будет их будущее в государстве, о котором им неизвестно ничего, кроме названия.

Пока члены хунты джентльменов переваривали буквально убийственную для себя новость, первой решилась заговорить худая женщина, прижимающая к себе двух рыжеволосых детей – мальчика и девочку, примерно младшего школьного возраста.

– Господин, скажите, что будет с моими малютками? – спросила она с сильным ирландским акцентом, пошатываясь от остаточного эффекта действия парализатора. – Их отца вчера убили эти за непокорство, а они сами еще слишком малы для того, чтобы работать…

– Мы примем их на полный государственный пансион, дадим им воспитание и образование и вырастим как своих будущих сограждан, – перевел Александр Шмидт ответ капитана Гаврилова. – И это касается не только твоих детей, но и всех прочих. Подрастающее поколение, вне зависимости от его происхождения – это будущее нашего государства, и мы не жалеем ради него ничего. Достаточно тебе этого ответа, женщина, или нужно объяснить подробнее?

– Вполне достаточно, господин, – ответила та и подтолкнула своих детей вперед со словами: – Полин, Бран, идите к этому мужчине, он обещал дать вам хорошее будущее…

– Женщина, – сказал капитан Гаврилов, – почему ты отправила к нам детей, но не идешь сама?

– Я слаба и больна, – ответила несчастная вдова, – и не могу работать как в молодые годы. Все мои надежды были на мужа, но теперь его со мной нет.

– Если ты больна и слаба, то мы будем тебя лечить, до тех пор, пока ты не выздоровеешь и не наберешься сил, – перевел Александр Шмидт ответ капитана.

– Но лечение – это же дорого! – испуганно воскликнула женщина. – А у меня совсем нет денег…

– В нашем государстве людей лечат бесплатно и работу подбирают по силам и способностям, – возразил полномочный представитель Верховного Совета Аквилонии. – И это касается не только тебя, но и всех прочих. Ты не первая вдова, которая пришла к нам едва живая, но потом набралась сил, снова почувствовала вкус жизни и нашла себе нового мужа, а детям отца. Мы примем всех, кто хочет стать частью нашего общества, никто у нас не будет страдать без медицинской помощи, никто не останется раздетым и никто не ляжет спать голодным.

– Хорошо, мой добрый господин, – сказала женщина, – я, Сара О’Коннор, иду к вам.

Следом за первой ласточкой потянулись другие люди: сначала, робко, по одному, и такая же перекатная ирландская голь, как и вдова Нейла О’Коннора; потом желающие из числа трудящихся пошли семьями, и не только ирландцы, но и шотландцы с англичанами. Всех их гнала через океан неодолимая нужда, но вместо вожделенной Америки им предстояло попасть в непонятную пока Аквилонию… И вот, наконец, пошли персонажи посолиднее (из пассажиров второго класса): два врача (один из них дантист), три железнодорожных техника, два инженера, дамский портной, молодой архитектор, учитель музыки и танцев, и даже парикмахер. Объявились и представители невостребованных в Аквилонии профессий: рекламные агенты, коммивояжеры, банковские клерки и один газетчик. Всем им было сказано, что ненужная профессия – это еще не приговор: были бы люди, а дело для них найдется. Собственно, после того, как лед тронулся, желающих вместо цивилизации отправиться в дикую местность почему-то оказалось совсем немного.

Когда основной поток схлынул, капитан Гаврилов сообщил, что сейчас начнется эвакуация. Сначала в главное поселение по воздуху отправят женщин с маленькими детьми, потом всех прочих добровольцев, и только в самом конце очередь дойдет до тех, кто пока не захотел присоединяться к Аквилонии, государственных преступников и их семей, члены которых считаются соучастниками. Мол, даже с ними будут разбираться уже на месте, а тут, в тундре, не оставят ни одного человека.

А впереди у выходцев из середины девятнадцатого века был еще один шок: встреча с такими милыми существами, как темные эйджел…

14 июля 3-го года Миссии. Воскресенье. Около полудня. Окрестности Большого Дома. Малый Совет вождей на свежем воздухе.

Шаттл делал рейс за рейсом, партиями по тридцать человек привозя в Аквилонию все новых трудовых мигрантов, а тут их встречали медики (Манфред Юнге, да и доктор Гомолицкий вполне прилично владели аглицким языком), проводили помывку, стрижку, прожарку одежды в сушилке для дерева[7]7
  вши погибают через пятнадцать-двадцать минут нахождения при температуре выше сорока градусов, для гнид убийственны шестьдесят градусов, а сушилка прогрета до температуры финской сауны, то есть до ста двадцати градусов, производя не только дезинсекцию, но и дезинфекцию.


[Закрыть], а также производили первичный медицинский осмотр. Сразу после осмотра наголо остриженным во всех местах женщинам и их детям возвращали их вещи, после чего вели к летней столовой, где на столах уже исходили паром чашки-плошки с густым варевом из мяса и свежих овощей. Невооруженное тыловое подразделение леди Натальи с самого утра хлопотало возле очагов и котлов, чтобы посытнее накормить прибывающих новообращенных. В своей прошлой жизни трудовые мигрантки ели мясо только по большим праздникам: лучшие куски в их семьях всегда доставались мужчинам, чтобы те могли заниматься тяжелым физическим трудом, а прочие члены семьи питались по остаточному принципу. И тут им за один раз дают столько хорошей еды, что перед этим сразу меркнут ужасы мытья горячей водой и мылом, стрижка и бесцеремонное внимание врачей к их здоровью.

После обеда детей отправляли в ведомство леди Фэры, а взрослых женщин и девиц-подростков, размякших и осовевших после сытной еды, при помощи Джонни Гудвина наскоро сортировали по рабочим командам. Леди Лиза, со времен Племени Огня руководившая в Аквилонии швейной командой, была чрезвычайно довольна.

– Это просто праздник какой-то! – говорила она. – Все женщины – от совсем молоденьких девиц до солидных – матрон умеют шить на вполне приличном уровне. Если для монахинь леди Агнессы шитье – это своего рода развлечение, а для гречанок с острова Самофраки – одно из множества возможных занятий, то у этих мигранток швейное мастерство на крепком рабочем уровне.

– В те пыльные времена, – сказал Верховный шаман Петрович, – трудящаяся женщина без образования могла быть только швеей, прачкой или проституткой, и более никем. К тому же магазинов готового платья еще не было, а обращаться к портным простым людям было не по карману, поэтому все, что надето на этих женщинах и их детях, пошито их собственными руками. Их бывшие господа – полная мразь, на которой клейма ставить негде, но все прочие – это так необходимое нам крепкое рабочее пополнение.

Подполковник Легков, напротив, от пополнения пребывал в полном пессимизме.

– Это просто ужас, товарищи, – сказал он, на пару минут вырвавшись из круговерти дел. – Вши, платяные и головные, общее истощение, несколько подозрений на туберкулез… не исключен сифилис и другие инфекционные болезни.

– Болезни следует лечить, – сказал главный военный вождь, – на то вы и врач, при довольно солидном наборе медикаментов и оборудования. Истощенных следует откармливать усиленным питанием – все, как в тех случаях, когда мы принимаем из кланов живые скелеты и за два-три месяца доводим этих женщин до вполне кондиционного состояния, когда хоть замуж, хоть на войну.

– Тогда, – сказал начальник аквилонской медицинской службы, – я делаю заявку на скорейшую доставку сюда как можно большего количества югоросской сыворотки номер один. По своему спектру действия этот препарат перекрывает все антибиотики, известные науке моего времени, а также обладает множеством других, я бы сказал, уникальных свойств.

Верховный шаман и главный военный вождь переглянулись, и Сергей Петрович сказал:

– А я подумал о том, что следствие по делу хунты джентльменов нужно провести по всем правилам, тщательно отделив первую категорию виновных от второй. Приговор должен быть юридически безупречным, а казнь необходимо организовать максимально публичным образом, чтобы все видели, что наше правосудие беспощадно карает даже самых жирных котов. Но я за такое не возьмусь, а потому сюда было бы неплохо доставить нашего единственного квалифицированного сотрудника спецслужб, то есть майора югоросского КГБ Лопатина. Но при этом я не могу понять, кем его можно будет заменить в Порт-Тарифе на то время, пока он занимается у нас работой по основной специальности.

– Ты, Петрович, главное, не суетись, – ответил главный военный вождь. – Ведь нет же никакой необходимости устраивать судилище немедленно. Через четыре дня до Порт-Тарифы дойдет барк, и пока идет процесс погрузки на борт всего того, что шаттл успеет натаскать к берегу, командовать на месте сможет Серега. А майора Лопатина мы, соответственно, выдернем сюда. И нашего единственного дипломированного юриста товарища Кариметова тоже. Пора присваивать ему лейтенанта юстиции и использовать по специальности. А господа джентльмены тем временем подождут решения своей судьбы… Сразу после доставки засунем их в пока пустующий неф – пусть сидят себе в трюме и не чирикают. Заодно у них будет возможность хорошенько подумать о том, что они натворили, и, быть может, даже покаяться в своих прегрешениях. Впрочем, последнее уже по части падре Бонифация и отца Макария.

– Покаются эти, держи карман шире! – хмыкнул Верховный шаман. – Чтобы стать джентльменом по-американски, совести надо не иметь по определению. Впрочем, по всем прочим вопросам я с тобой полностью согласен. Особой причины для спешки в этом деле у нас с тобой вроде нет, так что мы спокойно можем отложить его до более удобного момента. Да и заключенных из двух других нефов товарищу Лопатину было бы неплохо хорошенько поспрашивать через ментоскоп, чтобы выяснить, кто там убежденные мерзавцы, не желающие исправляться, а кого просто держит круговая порука наглухо замкнутой еврейской общины.

– Только вот что я вам скажу, товарищи главные вожди, по поводу женщин, детей и служанок англосаксонских джентльменов, – сказала леди Ляля. – Считаю, что будет совершенно неправильно засовывать их в трюм нефа вместе с главными негодяями. Лишнее это. Допросить этих особ, конечно, необходимо, но держать их все же следует на берегу, отдельно от мужчин, а еще я бы советовала в принудительном порядке применить к ним Путь Искупления. Если я правильно помню историческую теорию, то всю жизнь они послушно исполняли распоряжения и желания своих отцов и мужей, и сейчас все должно быть точно так же. Не было у них никогда своей собственной воли, за исключением выбора любовника, и сейчас было бы ошибкой дать им возможность сделать личный выбор, ибо они не знают, что это такое. Одеть всех в рабочее – и пинком под пышный зад отправить на поля пропалывать сорняки или месить ногами глину на кирпичном заводе под командой Алохэ-Анны, как это со слезами делают искупающие свои грехи еврейки. Раз-два. За все в этой жизни надо платить, и за их прошлое сладкое и мягкое существование тоже.

– А ты жестокая, Ляля, – усмехнулся главный военный вождь, – нежных и сдобных викторианских леди, жен и дочерей банкиров-плантаторов, ты хочешь подвергнуть унижению тяжелым физическим трудом, послав их на плантации, будто каких-то негритянок. Ничего подобного мы не делали ни с леди Гвендаллион, ни с леди Агнессой, и даже у напавших на нас темных эйджел Искупление продолжалось всего один день, и занимались они им, работая по своей пилотской специальности.

– Леди Гвендаллион – железная женщина, – возразила та. – После смерти мужа она десять лет управляла своим кланом, возглавила его спасение, а потом сдала нам своих людей в полном порядке и здравом рассудке, хотя от пережитого у многих могла поехать крыша. Да и тут, в Аквилонии, она не груши околачивает, а занимается важным и нужным делом, увеличивая наше общее благосостояние. Леди Агнесса так же, все поняла правильно, приняла наши порядки и теперь работает над тем, чтобы укрепить наше общество в духовном плане. Про темных эйджел я вообще молчу, потерпев поражение, они принесли нам клятву верности, и теперь стали нашей главной возможностью победить в битве за выживание. А эти… я даже не знаю, получится из них вообще что-нибудь путное или нет, ибо они даже хозяйством своим по жизни никогда не управляли…

– Лялька права, – убежденно произнесла леди Лиза, – а вы, товарищи вожди, впали в неумеренное зубоскальство. Плантаторш-банкирш необходимо загрузить в нашу социальную кастрюлю с головой и варить в ней до готовности, даже если полученный продукт потом придется выбросить в яму для отходов. По крайней мере, никто не скажет, что мы не старались. Но сейчас я хочу говорить не об этом человеческом балласте, а о темных эйджел. Если они важная составляющая часть нашей стратегии и уже завершили свое Искупление, то им негоже ходить в том же, в чем ходит основная масса наших женщин. Насколько я знаю, на этом дурацком пароходе, помимо команды и пассажиров, нашелся груз хорошего английского сукна[8]8
  до Гражданской войны и реформ Линкольна американская экономика носила в основном аграрный характер, и товары машинной выделки и сукно поступали в основном из Британии, для которой бывшие североамериканские колонии являлись важным рынком сбыта.


[Закрыть] синего и черного цвета. Надо снять мерки и пошить им и заодно товарищу Агееву что-то вроде мундиров, чтобы сразу было видно, что эти люди занимают в нашем обществе важное и уважаемое место.

– А вот это, Лизонька, с твоей стороны очень глубокая мысль, – одобрил главный военный вождь. – Мундир – это не только удобная и практичная одежда, но еще и средство демонстрации социальной роли, а в случае с темными эйджел еще и инструмент для изменения их внутренней самоидентификации. Теперь они – гражданки Аквилонии темноэйджеловского происхождения, и никак иначе. И вообще, пора приводить экипаж шаттла к нашим армейским стандартам. Пилотессы должны получить звания лейтенантов, товарищ Азалиэн – стать капитаном, а товарищ Агеев останется в своем прежнем звании майора.

– Все это хорошо, Андрей, – сказал Верховный шаман, – но не слишком ли жарко им будет в суконных мундирах?

– Темные эйджел весьма теплолюбивы, и в наших фривольных юбочках и топиках откровенно зябнут, особенно ночами, – ответила леди Ляля. – На время их нахождения в шаттле, где довольно жарко, следует предусмотреть мундир лайт, состоящий из коротких шорт и форменного жилета. Надо будет пошарить на контейнеровозе в контейнерах со спортивным барахлом – быть может, там найдутся футболки с короткими рукавами, соответствующего мундирам темно-синего цвета.

– Ну хорошо, значит, так тому и быть, – подытожил Сергей Петрович. – Ты, Лиза, у нас заведующая швейной мастерской, тебе эту работу и выполнять. К построению мундиров для темных эйджел привлечешь дамского портного, который тоже оказался среди пассажиров парохода. Пусть потрудится по специальности пока на примере темных эйджел, а потом, если у него все получится, талоны на посещение дамского портного станут одним из весомых вознаграждений для наших девушек и женщин за успехи в труде и учебе. Теперь о текущих делах. Сначала шаттл закончит вывозить людей с места крушения «Сити оф Глазго», потом совершит еще один рейс к контейнеровозу за сывороткой номер один и разными промежуточными обновками для наших новых гражданок. Затем Лиза снимет с темных эйджел мерки, после чего они на одни сутки отправятся на отдых после столь напряженного труда. Пока они будут отсыпаться, мундиры должны быть раскроены, сметаны и подготовлены к первичной примерке, после чего шаттл убудет к контейнеровозу, выполнять разгрузочные операции. На этом в общих чертах пока все.

14 июля 3-го года Миссии. Воскресенье. Вечер. Окрестности Большого Дома.

Жена плантатора из Джорджии Лора Питерсон (40 лет)

Даже после крушения «Сити оф Глазго» глубоко в безднах прошлых времен наша семья сохранила свое положение на самой вершине общества, и команда корабля во главе с капитаном Моррисоном старалась обеспечивать нам максимально возможный в таких условиях уровень комфорта. Местность, в которую выбросило наш пароход, оказалась крайне неблагоприятной для проживания, и мой муж сказал, что нам придется отправиться в пеший поход на юг искать более подходящее место для того, чтобы, подобно пассажирам «Мэйфлауэра», основать[9]9
  если двигаться точно на юг от места крушения «Сити оф Глазго», то через четыреста тридцать километров, или месяц-полтора пути через холмы и речные долины, караван спасающихся от подступающей зимы беглецов к концу лета пришел бы к дельте реки Великой, что отделяет нынешние Британские острова от европейского континента. Климат там мягче, чем в месте крушения, но все же слишком суров для основания автономного поселения. Так что до весны, скорее всего, из потерпевших крушение не дожил бы никто.


[Закрыть] свое поселение. Трудности предстоящего перехода пугали меня до дрожи в ногах, ведь у нас не было с собой ни лошадей, ни каких-либо еще упряжных или вьючных животных, а местность вокруг лежащего на боку парохода не располагала к увеселительным пешим прогулкам.

Но мой муж и его приятели из клуба джентльменов все замечательно придумали. Сговорившись с офицерами парохода, которым тоже были обещаны важные роли, они под дулами револьверов обратили всех прочих пассажиров из третьего и второго класса в наш двуногий рабочий скот – такой же, что был у нас на плантации, только белого, а не черного цвета кожи. Я к этому событию отнеслась со сдержанным одобрением, потому что Сэм (муж) сказал, что при новой власти меня и младших детей будут нести в паланкинах по четверо сильных мужчин. Эта новость примирила меня с ближайшим будущим, и я легла спать в своей палатке под толстым одеялом с уверенностью в завтрашнем дне.

Но этот день, когда он наступил, оказался самым кошмарным днем в моей жизни. Как оказалось, у этого мира уже имеются свои хозяева. И они решили прийти к нам и спросить, кто мы такие и что нам тут надо. На нас напали со всех сторон, едва в небе забрезжил рассвет. Я проснулась от шума снаружи, и первым моим чувством была слабость во всем теле, так что пошевелить рукой или ногой стоило невероятных усилий воли. Мне казалось, что я закричала от ужаса, но на самом деле мой голос был не громче обычного шепота. Никто из наших мужчин и не пытался сопротивляться: во-первых, их тоже поразила необычайная слабость, а во-вторых, потому что нападающие были одеты в военную форму, а это значило, что они представляют власть и закон. Часть пришельцев носила мундиры черного цвета, через раскрытый ворот которых были видны полосатые рубахи, как у каторжников, форма других имела цвет пожухлой травы и была покрыта черными полосами и разводами. И те, и другие размалевали свои лица пятью диагональными черными полосами, похожими на след, проведенный пятерней, что, вероятно, должно было означать, что эти люди вышли с нами на тропу войны.

И только потом, когда они подошли совсем близко, я поняла, что первые – это мужчины, а те, другие – это дикие и злобные девицы-амазонки, истово ненавидящие даже сам вид честной американской леди. Впрочем, мужчины в черной форме нас тоже не жаловали – об этом говорили их цепкие ненавидящие взгляды и готовое к бою оружие в их руках. Но больше всего меня поразила парящая в небе огромная штука, похожая на рыбу-ската – она придавала всему происходящему впечатление законченного горячечного бреда.

Мы даже не успели понять, как это произошло, а уже оказались в их полной власти. Всех мужчин, имевших при себе оружие, пришельцы крепко связывали, забрав их револьверы себе. Женщин тоже обыскивали, и занимались этим те самые девицы с раскрашенными лицами. У меня при себе не было никакого оружия, как и у Нэнси Кэмерон, а вот у миссис Морган амазонки нащупали маленький дамский «дерринджер[10]10
  «дерринджер» (англ. derring безрассудство, храбрость), он же «деринджер» по фамилии изобретателя – маленький капсюльный однозарядный пистолет скрытного ношения, характерный для первой половины девятнадцатого века.


[Закрыть]», что был спрятан в кобуре, прикрепленной к поясу для чулок. Еще один «дерринджер» девицы-солдатки вытащили из ридикюля мисс Барбары Пирсон – старшей из трех сестер; впрочем, та и не стала его скрывать, а сама открыла свою сумочку и отдала оружие рукоятью вперед, как и положено по правилам вежливости.

Все дальнейшее слилось для меня в сплошной непрекращающийся кошмар. В один момент я узнала, что не принадлежу более к высшему обществу, а являюсь пособницей государственных преступников, то есть всех мужчины нашего круга, решивших, что раз власти больше нет, то теперь можно все. Как заявил человек, представлявший правящий Сенат Народной Республики Аквилония, теперь наших мужей, их слуг и офицеров корабля – всех, кого застигли с оружием в руках – ждет усекновение головы по обвинению в превышении и узурпации власти, а также порабощении свободных людей. А нас, честных леди, признанных их сообщницами, местные власти намеревались изгнать в дикую местность голыми и босыми или направить по какому-то там Пути Искупления, чтобы впоследствии тех, кто исправится, превратить в своих сограждан. А я не понимаю, что во мне можно и нужно исправлять, ибо считаю себя доброй христианкой, добросовестно исполнявшей все господние заповеди и щедро делавшей взносы на благотворительность.

При этом, в отличие от нас, леди и джентльменов, объявленных проклятыми и презренными, к нашим бывшим рабам местные власти отнеслись с полной доброжелательностью, заявив, что все слабые, сирые и убогие найдут у них самую полную поддержку. Мол, больных они вылечат бесплатно, голодных накормят, а сиротам дадут хорошее воспитание и образование. И все это только с расчетом на то, что все эти люди будут трудиться на них не из-под палки, и не за мелкую монету, а исключительно ради общего блага. И тогда я поняла, что оказалась во власти ужасных маньяков, вывернувших наизнанку все естественные общественные установления. Первые у них оказались последними, а последние первыми, и теперь всем нам придется мириться с этим всю оставшуюся жизнь, потому что никаких других властей в этом мире для нас просто нет.

Потом эта летающая штука стала увозить с места крушения людей – примерно по тридцать человек за раз, начав с женщин с детьми из числа пассажиров третьего класса, добровольно вызвавшихся служить их Аквилонии. Потом очередь дошла до добровольцев-мужчин, и только когда солнце стало клониться к горизонту, вооруженные девки принялись прикладами своих ружей подталкивать к раскрытому зеву этого летающего чудовища упирающихся и плачущих истинных леди, их детей и служанок. Мой взрослый сын Теренс даже со связанными руками попытался кинуться нам на помощь, но получил от одной солдатки удар прикладом в живот и упал на землю, согнувшись пополам. Единственные из нас, что пошли сами, без сопротивления и проклятий, опять же были сестры Пирсон, их дуэнья мисс Стюарт и служанка мисс Поттер. Барбара сказала им, что, возможно, отсутствие сопротивления сделает этих людей добрее, и что глупо сопротивляться тому, чего нельзя избежать.