Текст книги "Палыч и Игорёк. Авиаповесть в рассказах"

ОТЕЛЬ

Волны Индийского океана с приятным шелестом робко пробирались по белоснежному песку, чтобы коснуться стоп Вероники.

«Каждый год Мальдивы уходят под воду на три с половиной миллиметра», – вдруг без причины вспомнила Вероника.

Следующая волна, будто подтверждая неумолимость наступления океана, ударила сильнее, а следующая – сильнее ещё. Вероника приподнялась и увидела, причину сильной волны. Это был катер отеля, который привёз на остров новых постояльцев, а вовсе не глобальное потепление. Она опять легла на тёплый песок.

«И всё же океан неумолимо поднимается на три с половиной миллиметра в год. Это много или мало? С одной стороны, сущая мелочь, а с другой стороны, громадные площади суши медленно, но неотвратимо уходят под воду. А если на три с половиной миллиметра не сойдутся рельсы, то может случиться катастрофа несущегося нв громадной скорости, на котором едут ничего не подозревающие о такой мелочи пассажиры. На три с половиной миллиметра ошибётся микрохирург – и беда придёт в чей-то дом. А поверни неизвестный мне мужчина дуло автомата на три с половиной миллиметра левее, и не было бы ни Мальдив, ни размышлений о том, много это или мало – три с половиной миллиметра».

Память опять вернула в тот день. Это был обычный рейс, если не считать приятную неожиданность: капитаном был Палыч. Простой полёт в одну из азиатских стран с суточным отдыхом в хорошем отеле в центре города – это больше выходной вдали от дома, чем работа. Прилетели поздно ночью по местному времени, и командир дал команду всем спать вплоть до естественного просыпания.

– На завтрак можно не торопиться, – разъяснил капитан, – я на весь экипаж завтрак закажу себе в номер. Приходите по мере просыпания.

Капитанский номер был просто громадным: только комнат – три, а ещё две душевые, прихожая и кабинет. Всему экипажу места для приёма пищи хватит.

Утром по мере естественного просыпания, как и требовал командир, члены экипажа приходили в капитанский номер, где уже стояли ресторанные тележки с завтраками для всех. В город никто не собирался, поэтому часам к двенадцати собрался весь экипаж.

Когда завтрак уже подходил к концу, капитан проинструктировал коллег о времени сбора для выезда в аэропорт. В это время включённый без звука громадный телевизор фоном показывал новости.

Вероника сидела спиной к телевизору. Сидящая напротив подружка Карина, глядя на экран, сказала:

– Где-то опять террористы какой-то отель захватили. – Вероника посмотрела на подругу м увидела, как глаза Карины невероятно увеличились. – Кто-то знает, в этом городе есть ещё отели сети «Коротель»?

– Как грязи, это же сеть отелей, – ответил второй пилот и прибавил звук.

Все повернулись к телевизору, где на большом экране вёл репортаж в прямом эфире журналист, стоящий против входа, над которым был знакомый логотип отеля, как и тот, в котором остановился экипаж. За спиной у журналиста мигали красно-синими огнями десятки полицейских авто. Репортёр рассказывал о захвате террористами отеля в центре города. На момент выхода в эфир ничего неизвестно ни о принадлежности террористов, ни о выдвигаемых ими требованиях. Затем уже диктор в студии добавил информацию полицейских властей: террористы принадлежат к одной из радикальных исламистских группировок. Палыч приглушил звук телевизора.

– Никому не выходить. Будем надеяться – это не наш отель. Но пока ситуация не прояснится, из номера не выходим, – обратился к присутствующим командир, а потом уже спросил бригадира: – У нас есть кто-то с арабским, если понадобится вести переговоры?

Бригадир была одного возраста с Палычем, и он не сомневался в её опыте. А побледнела – это нормально, значит осознаёт опасность.

– В полётном задании арабского ни у кого нет, – категорично ответила бригадир. – У нас с арабским в компании два-три бортпроводника, не больше.

– Может, кто на бытовом уровне знает арабский? – спросил капитан, и все посмотрели на Карину, кареглазую смуглянку с внешностью восточной принцессы из сказки.

– Что вы на меня смотрите? – запальчиво ответила на немой вопрос Карина. – Я в Москве родилась, и до того как летать начала, из Москвы не выезжала. А папа-турок нас оставил ещё до моего рождения.

– Я знаю арабский, – тихо сказала Вероника. – Писать и читать не могу, но говорю хорошо, – и, встретив удивлённый взгляд Палыча, добавила: – У нас на лестничной клетке семья беженцев жила. Помните? Я детей их русскому учила, а тётя Фатина меня арабскому. Я даже ругаться умею.

– Надеюсь, ругаться не потребуется. Надеюсь, вообще ничего не потребуется, – не без сомнения в голосе сказал капитан.

Второй пилот всё это время звонил по телефону на ресепшен, консьержу, администратору. Ни один номер не отвечал. Городские и международные звонки также не проходили. Когда он положил трубку, в номере стало тихо. Окна капитанского номера выходили во двор, но в наступившей тишине стали слышны сирены полицейских машин. Звук был негромким, но это никак не успокаивало.

Опасность становилась реальной.

– Ой, мамочки, – пролепетала одна из молоденьких проводниц, но бригадирское «тихо, успокоились» опять вернуло тишину и совсем чуть-чуть спокойствия.

Все смотрели на капитана. Палыч не учили действиям в случае захвата отеля террористами. Не учат такому ни на одних курсах. Единственное, в чём командир не сомневался, – это в своей ответственности за всех находящихся в номере. Поэтому нужно думать и думать. А для начала успокоить экипаж. А спокойствие – это результат уверенности в своём командире. Палыч обвёл взглядом присутствующих; все смотрели на него. И капитан начал говорить, как если бы проводил инструктаж перед предстоящим полётом:

– Есть вероятность захвата нашего отеля террористами. Ресурсы у террористов ограничены и чем больше они соберут заложников, тем тяжелее им контролировать ситуацию. Мы на восьмом этаже. До этого этажа могут не добраться. Поэтому сидим молча, выключаем мобильники. Звонок может выдать наше присутствие. Если всё же нас захватят, никому ни на какие вопросы не отвечать. Выполняйте требования, и в случае штурма – лежать, не шевелиться. Форму сдали в прачечную и это хорошо. Российский экипаж для террористов – ценная разменная монета. Основная наша задача – тянуть время и не идентифицировать себя.

Все стали отключать мобильники, и в это время в тишине, как упавший на мраморный пол металлический шарик, телефон Вероники сообщил о пришедшем сообщении.

– Я сейчас, – сообщила всем Вероника, – и прочитала: «На каком вы этаже? Коля».

Вероника посмотрела на капитана.

– Отвечай, – дал команду Палыч.

Вероника набрала ответ и отправила. Мгновенно упал ещё один шарик на каменный пол, известив о новом сообщении.

– «Террористы сейчас на шестом этаже. Выводят постояльцев из номеров и собирают в холле. Холл не вижу – там камеры отключили. По всему, будет штурм. Ваша задача – тянуть время. Будет штурм – будет не до вас», – прочитала Вероника сообщение.

– Кто такой этот Коля? – спросила бригадир.

– Мой знакомый, – ответила Вероника, – Он всё знает обо всех.

Бригадир взяла телефон Вероники и со словами «У меня безлимитный роуминг», глядя на экран, набрала на своём телефоне номер Николая. Через короткие гудки прозвучало раздражённое:

– Алё, если не срочно – перезвоните позже, я очень занят.

– Коля, не вешай трубку. Я бригадир. Вероника рядом. Даю трубку капитану.

Капитан осторожно взял диковинный телефон с экраном во всю переднюю панель, и уже в телефон:

– Николай! Это Палыч.

– Дядя Серёжа, я вошёл в систему видеонаблюдения отеля. Она вообще без защиты. Террористы в холле разбили камеру. Трое поднимаются по этажам и выводят людей по лестнице в холл. Дойдут до вас или нет – не знаю, но по всему, что происходит возле отеля, скоро будет штурм. Вам нужно продержаться немного. Берегите себя и Веронику.

– Я всех берегу, – ответил капитан, когда звонок прервался, и добавил: – Отключили мобильную связь. Значит, будет штурм.

Все сидели молча. Палыч вышел с Вероникой в прихожую.

– Будешь переводить, когда я буду разговаривать.

– Может, не поднимутся сюда, – с надеждой сказала Вероника.

– Может не поднимутся, – поддержал Палыч.

Вероника сидела в кресле возле двери в ожидании. Потом посмотрела на Палыча:

– Дядя Серёжа, у меня план. Если будут стучать, я отвечу, я, мол, одна и открывать не буду пока муж не вернётся. Может, и подействует.

– Может, и подействует, – согласился Палыч и вернулся в комнату, где сидел весь экипаж. – Мужики, со мной. Нужно забаррикадировать входную дверь. Это может дать нам минут десять.

Второй пилот и двое ребят-проводников пошли в прихожую. Проводник, который постарше, погладил дверь рукой.

– Массив. Похоже, дуб. Такие непросто вышибить без инструмента, – сказал он и в ответ на вопросительный взгляд капитана добавил: – У меня отец краснодеревщиком был. Так и не простил мне, что не пошёл по стопам.

– Давай за дело, – дал команду капитан. – Этот шкаф нужно передвинуть и прижать дверь. Потом кроватью закрепляем шкаф.

Работа отвлекает от тревожных мыслей. Поэтому мужчинам было проще. Бригадир и две оставшихся проводницы сидели бледные. Палыч это увидел, когда с дверью закончили.

– Ты бы хоть зачёты у них приняла.

– Какие зачёты? – смешалась бригадир.

– Любые, – ответил командир. – Посмотри, какие они бледные.

Карина нервно хихикнула:

– Вы просто нас без макияжа раньше не видели.

Все услышали шум открывающихся дверей лифта и затихли.

– Теперь тихо, – почти шёпотом сказал Палыч и пошёл в прихожую, где безучастно сидела Вероника. Она никак не реагировала на звуки. Палыч пожал руку и прошептал: – Не дрейфь, мы ещё на твоей свадьбе погуляем.

Вероника посмотрела Палычу в глаза. Во взгляде не было испуга.

– Я, может, свадьбы больше, чем террористов, боюсь, – прошептала она в ответ. – Террористы пришли и ушли, а свадьба – это на всю жизнь.

Голоса стали громче и ближе. Вероника прислушалась:

– Стучат ко всем в двери и требуют выйти. Потом требуют по лестнице спускаться. При неподчинении будут стрелять.

Все молчали, и было слышно, как в ванной редко капала вода из крана в раковину. Никто не решился пойти закрыть.

Раздался громкий стук в дверь.

СВЕЧА

Анатолий Иванович и тётя Маша сидели на качающейся подвесной скамье-качели в саду. Да-да, в том самом саду, возле того самого дома, чуть не ставшего причиной аферы, которая могла лишить их всех средств, накопленных за долгую трудовую жизнь.

Но тогда Николай Клязин сорвал эту мошенническую сделку и уже после связался с реальным хозяином дома. Тот действительно собирался продать дом, но пока не было покупателей, сдавал его очень милому молодому человеку, не подозревая в том мошенника.

Цена, естественно, была значительно выше, чем просил аферист, но, по заверению Николая, вполне вменяемая. А дополнить недостающие средства, Николай посоветовал с помощью ипотечного кредита. Веронике такой кредит легко оформили и с учётом относительно небольшой суммы заимствования, а также компенсации налогов покупка оказалась необременительной.

И наслаждались преимуществами собственного дома, о котором мечтали всю жизнь. А главное – забыли те негативные эмоции, которые у них были поначалу по отношению к Николаю. Они, конечно, осознавали, что он спас их от мошенника, но осадочек, как говорится остался. Сами подумайте, они уже почти купили, а тут трах-бах, и Николай всё расстроил. А вот теперь и осадка нет. Растворился в положительных эмоциях.

К тому же они прекрасно понимали – их мнение относительно Николая для Вероники не будет сколько-нибудь значимым. По крайней мере тётя Маша так утверждала. А когда Анатолий Иванович пытался с ней спорить, она напоминала, как она сама вопреки воле родителей вышла замуж за курсанта.

Тревожила их только работа Вероники, о чём они периодически напоминали внучке. А Вероника всегда отвечала – она потомственный авиатор и с ней ничего не может случиться.

Но тётя Маша, несмотря на громадный опыт ожидания мужа из полёта, всё равно не могла привыкнуть к этой новой тревоге за внучку. И каждый раз, когда Вероника улетала в очередной рейс, шла в расположенную совсем рядом церковь и ставила свечку за здравие Вероники.

Вот и сегодня она спросила мужа, куда завтра Вероника летит. Анатолий Иванович, глянув в календарь и свои записи, сказал, что Вероника улетела вчера и будет завтра дома.

– Как так? – всполошилась тётя Маша. – Как же я могла перепутать? Я же свечку не поставила.

– Ты все эти предрассудки оставь, – включился в старый спор Анатолий Иванович. – Безопасность полёта совсем от других инстанций зависит.

Но жена уже не слушала его, а, переодевшись и накинув платок, пошла, почти побежала в церковь. Она не спорила с мужем и даже себе говорила, мол, делает это исключительно для своего спокойствия. Но и собственное спокойствие – это тоже немало.

В этот час церковь была пуста, только одна неприятная старуха была здесь. Впрочем, она была здесь всегда. И всегда она на всех ругалась, всем выговаривала, как они всё делают неправильно, отчитывала и причитала. Бывшая учительница отчётливо видела – эта старая женщина одинокий человек и ей просто дома не на кого изливать негатив своего скверного характера.

Тётя Маша обычно пыталась держаться от этой скандалистки подальше, но сегодня никого другого не было, и старуха ходила за ней в надежде, к чему-то придраться и устроить выговор. Внимательно следила, когда та приобрела свечи, как и куда ставила.

Тётя Маша, как всегда, когда улетала Вероника, ставила свечи к Смоленской иконе Божьей Матери. Но сегодня свеча гасла, как только тётя Маша убирала от неё руку. И так повторилось несколько раз.

За спиной раздался неприятный голос наблюдательницы:

– Видать, не туда свечу ставишь. Видать, тебе нужно на канун ставить, за упокой. А ты за здравие ставишь. Вот и не горит.

Тётя Маша содрогнулась от этих слов, зажгла свечу очередной раз и держала руку на ней, пока пламя не стало обжигать пальцы, покрывая их воском.

ОПЯТЬ ОТЕЛЬ

Раздался громкий стук в дверь. Тишина стала абсолютной. Её нарушил только неимоверно громкий звук очередной капли, разбившейся о белоснежную раковину в ванной комнате. Стук повторился.

– Открывайте, это обслуживание номеров, – послышался из-за дверей голос, говоривший по-английски с сильным арабским акцентом.

Вероника тихо подошла к Палычу, приложив палец к губам, показала на себя, призывая следовать её плану. Палыч взял Веронику за руку и медленно, будто резкий жест может быть услышан, кивнул головой в знак согласия.

В дверь постучали ещё раз. Вероника отошла от Палыча на полшага, но не отпустила его руки, стала, подбоченившись, и начала что-то говорить совсем не своим голосом. Палыч сразу вспомнил соседку Вероники тётю Фатину, которая всегда ходила в большом вязаном платке и тёмном платье в пол. И, выходя во двор, где за столом её муж дядя Муса играл в нарды с соседскими мужиками, вот точно таким же голосом кричала мужу на непонятном языке. Дядя Муса ей коротко отвечал, и тётя Фатина, продолжая говорить, уже перемежая арабские и русские слова, уходила домой.

Мужики спрашивали Мусу, что сказала жена, на что смеющийся Муса отвечал:

– Это она говорила мне, как она меня любит, – правда, после этого очень быстро уходил домой, и мужики сомневались в правильности перевода.

Выждав паузу, чтобы привести в норму сбившееся дыхание, Вероника набрала побольше воздуха и, вспомнив свою учительницу арабского тётю Фатину, её голосом ответила на стук.

– Кого это принесло? Какое обслуживание номеров? – выкрикивала Вероника голосом тёти Фатины. – Убирайтесь прочь. Моего мужа нет, я дверь не открою.

Стучащий в дверь замолчал, похоже смешался, не ожидая услышать такой ответ. Потом стук в дверь приобрёл другую тональность. Очевидно, что стучали уже не кулаком, а чем-то иным, скорее всего, прикладом. Стучавший что-то прокричал. Вероника не поняла смысла, но не сомневалась, что это были ругательства.

– Уважай себя, мужчина, – сказала Вероника, как обычно говорила тётя Фатина, когда начинал ругаться дядя Муса, а потом уже совсем другим тоном, как её учил уже дядя Муса, процитировала: – Запрещены вам замужние женщины. Соблюдайте заветы Аллаха о запрещённом! Аллах Всеведущ, знает дела Своих рабов и даёт им назидания на благо им!

Невидимый собеседник за дверью замолчал. В новой тишине Вероника слышала громкие удары своего сердца. Она глубоко вздохнула, стараясь сделать удары сердца те такими громкими. Тишина продолжилась, и Вероника почувствовала, что она убедила говорившего уйти. Такое у неё бывало, и она никогда не ошибалась: этот вооружённый мужчина, который сейчас был за дверью, уже не представлял опасности для неё и её друзей. Но в этот момент она услышала другой голос.

– Что стоишь? – громко крикнул другой раздражённый человек – Нужно торопиться, похоже может начаться штурм.

– Не открывают, – ответил голос знакомый. – Женщина одна там. Мусульманка.

– Отойди, – сказал обладатель раздражённого голоса.

И Вероника услышала звук, который ни с чем не перепутаешь, – звук передёргивания затвора оружия.

Палыч стоял у стены и держал Веронику за руку. Ногти Вероники больно вонзились в его ладонь, но он не чувствовал ничего кроме сильнейшего страха за своего друга, за эту молоденькую девочку, которая вот так против двери, за которой был вооружённый человек, пыталась защитить всех их. Она отвечала на грозные окрики из-за двери, меняла тональность разговора, и Палыч слышал, как у говорящего пропадает агрессия. Но вдруг он услышал иной голос и звук, который ни с чем не перепутаешь, – звук передёргивания затвора.

Всё, происходящее дальше, было как в очень замедленной съёмке.

Палыч со всей силы рванул Веронику в сторону и прижал её рукой к стене подальше от двери, за которой была смертельная опасность. В шкафу, который загораживал дверь, очень медленно появилось отверстие, а затем полетела штукатурка с противоположной стены прихожей. Затем несколько отверстий медленно, по очереди образовались в кровати, которая подпирала шкаф, и после того, как возникало новое отверстие что-то разлеталось вдребезги: ваза на тумбочке; стекло в рамке на стене, закрывающее непонятный рисунок; матовое стекло двери в гостиную, где никого не было. Следующая пуля попала в дверной косяк этой же двери. Палыч с силой держал Веронику, которая стояла лицом к стене, и следил за приближением опасности, понимая, уже ничего не сделать. Очередная пуля оставила отметину на стене, у которой были они с Вероникой.

И наступила оглушительная тишина. Рукой, прижимающей Веронику к стене, Палыч ощутил, как сильно бьётся её сердце. Хотя, может, это было биение его сердца.

Когда Вероника услышала, как передёргивается затвор, только одна мысль мелькнула в её сознании:

«Почему так? Этого не может быть. Я же его победила».

В этот момент её мысли прервал сильный бросок. Палыч дёрнул её за руку и прижал к стене возле себя. Вероника сильно ударилась носом о стенку, когда загремели выстрелы. По верхней губе из носа текла кровь, и очень хотелось её убрать, но стальная хватка не давала ей пошевелиться. Грохот от выстрелов продолжался очень долго, и так же долго Вероника чувствовала сильную руку друга.

«Это хорошо, – думала Вероника, – Он ближе к двери, значит, в него не попали».

Только когда выстрелы закончились, Вероника почувствовала, как запекло под лопаткой.

За дверью крикнули: «Уходим!», и в гостиничном номере осталась тишина.

– Ты как? – спросил Палыч и повернул Веронику к себе.

Из разбитого носа кровь капала на белую блузку.

– Под лопаткой печёт, и нос мне кто-то разбил, – попыталась бодро ответить Вероника.

Палыч быстро подхватил её на руки и понёс на диван в кабинет. Из дальней комнаты выглянула бригадир. Увидев Веронику, лицо и блузка которой были в крови, она быстро исчезла и тотчас появилась с аптечкой, крикнув остальным:

– Всем сидеть и не высовываться, – а потом, уже обращаясь к капитану, спросила: – Что с ней?

Палыч, понимая, что толку от бригадира будет больше, сел в кресло:

– Посмотри, на спине, должно быть вскользь зацепило. Не знаю, насколько глубоко.

Бригадир повернула Веронику, которую начала бить дрожь, и сказала:

– Не ссы, малявка, я знаешь сколько жизней спасла, когда в хирургии работала, – потом, осмотрев Веронику, констатировала: – Ты прав, капитан, царапина. Неглубокая.

Вероника, лёжа на животе, смотрела, как на дорогущую обшивку дивана капала кровь из её носа. А потом сказала своей старшей коллеге:

– Вы повежливей с капитаном. Я вот его ослушалась, видите, что он с моим носом сделал.

Бригадир усмехнулась:

– Раз шутит, значит, стресс пройдёт без последствий, – и, взяв Веронику за руку, села рядом.

Вероника почувствовала спокойствие старшего товарища, прижала руку к себе и тут же заснула. Ей ничего не снилось, и это было замечательно.

Домой летели пассажирами. Веронику с лётным экипажем и бригадиром посадили в бизнес. Она сидела рядом с коллегой и через какое-то время обратилась к коллеге:

– Я поняла, всё дело в кресле, – и на непонимающий взгляд объяснила свою мысль: – Это не пассажиры бизнес-класса привередливые, это кресла здесь стервогенерирующие. Прям всё стервозное из тебя вытягивают эти кресла. Ну смотрите, как поднос сервировали неправильно, – и уже проходящей мимо проводнице: – Посмотрите, поднос неправильно сервирован.

Та посмотрела уставшим взглядом на Веронику, которая была в форме, и, прошептав себе под нос «Да иди ты», пошла дальше.

Вероника аж подпрыгнула и посмотрела на смеющуюся коллегу:

– А что, так можно было?

Отсмеявшись, бригадир ответила:

– Конечно, нет. Но из-за того, что мы летим пассажирами, они возвращаются домой без отдыха. Поэтому они уставшие и злые. На нас злые.

Через несколько минут подошла «злая» проводница и присела возле Вероники на корточки:

– Извини, подруга. Я думала, вас пассажирами вывозят, потому что кто-то набухался, а оно вона как.

Вероника сделала обиженное лицо:

– Да иди ты.

«Злая» проводница рассмеялась:

– Всё? Теперь квиты? – и достала из рукава две маленькие бутылочки. – Берите, я знаю, что служебным пассажирам нельзя, но вам можно.

– Можно? Нужно! – воскликнула бригадир, профессиональным движением открыла обе бутылочки и разлила содержимое в фарфоровые чашки из-под чая.

По прилёте в салон зашёл какой-то чин из службы безопасности и попросил экипаж не покидать салон, пока не выйдут пассажиры, а потом пригласил всех в автобус, что стоял под самолётом. Там уже дежурная объяснила – они будут проходить все формальности в VIP-зале во избежание встречи с прессой. На выходе каждому давали талон на такси, которое доставит домой. Только Веронике талона не досталось, и в тот момент, когда она чуть было не расплакалась от вопиющей несправедливости, та же дежурная показала на выход:

– Для вас специальное предложение.

На выходе из VIP-зоны стоял Николай с красивым букетом цветов.

Когда Николай обнял Веронику, она поморщилась от боли.

– Я тебе не говорила по телефону, но у меня рана. – И когда Николай отстранился, она спросила: – Ты будешь любить меня с раной?

Волны Индийского океана по-прежнему ласкали стопы. Совсем маленький краб, вынесенный на берег очередной волной, с презрением посмотрел на ничего не делающую Веронику и, неодобрительно хмыкнув, побежал бочком по своим делам. Вероника не слышала, как он хмыкнул, но не сомневалась, именно так он должен был выразить своё недовольство. Тени от пальм стали длиннее, и значит, скоро солнце упадёт за горизонт, напоминая скоростью своего падения, на близость экватора.

Подошёл Николай с полотенцем и халатом.

– Ты так весь медовый месяц собираешься провести – исключительно на этом пляже? – спросил он.

– Неплохой план, – ответила Вероника.