Текст книги "Судный день"

Глава тринадцатая

В какой-то момент Штольневу показалось, что за ним неотлучно следует одна и та же машина – темно-синий «Мерседес». Чтобы окончательно в этом убедиться, он сделал небольшой маневр: свернул на грунтовую дорогу, которая шла параллельно Рублевскому шоссе, и в километрах двух снова выходила на него. И каково же было его удивление, когда ехавший позади «Мерседес» увязался за ним, тоже съехав с магистрали на проселок.

Журналист лихорадочно стал вспоминать последние свои контакты, но ничего предосудительного в них не обнаружил. Поездка на Байкал? А каким боком она может кого-то касаться, тем более с привлечением «хвоста»? Но интуиция подсказывала, что именно «байкальские ветры» подгоняют неизвестных преследователей. Проехав метров триста, он, поддав газу, попытался оторваться, но вскоре понял, что дело это бесполезное. Шедший за ним «мерс» был словно привязан к нему. Не доезжая до съезда на магистраль, Штольнев резко снизил скорость и остановился. Однако мотора не выключал. Посмотрел в зеркало – да, и маячивший в метрах двухстах от него знакомый лимузин тоже не двигался.

Он набрал номер Финкильштейна, но его телефон был отключен. Позвонил на телевидение жене, но и там не отвечали. Взглянул на часы – конечно, в это время у нее самая запарка, подготовка к выходу в эфир с семнадцатичасовыми новостями. Впервые за долгое время он ощутил себя в капкане, однако ни страха, ни особого волнения не испытывал. «Спокойно, – сказал он себе, – по сравнению с тем, что тебе известно, это мелкие брызги. Не психуй, возьми себя в руки и спокойно рули домой».

Он так и сделал, тем более что до дома оставалось не более трех километров. Свернув с магистрали, он оказался на довольно оживленной дороге, которая вела к элитному дачному району. Плакат-растяжка, висевший над дорогой, свидетельствовал о планах на будущее этого уютного уголка. На транспаранте был изображен жилой дом новой серии, считавшейся в определенных кругах наиболее модной и стильной.

Дабы успокоиться, он вслух прочитал пришедшее в голову хокку:

 
Островки… Островки…
И на сотни осколков дробится
Море летнего дня.
 

Штольнев помимо воли то и дело поглядывал в зеркало, но его уже не пугал и не удивлял темно-синий «хвост», который, судя по всему, намеревался вести его до самого дома.

Проехав каменный мостик, журналист свернул на песчаную дорожку, которая вела к его дому. Взглядом отметил росшую на обочине старую рябину, усыпанную огромными гроздями сочных ягод… «Даст Бог, все наладится и опять будет холодная зима… – подумал он, и эта мысль больно кольнула его сознание. – Неужели это будет вообще последняя зима? Последняя рябина, последний куст жасмина? Да и та ворона, что сидит на сухой ольшине и что-то выковыривает из безнадежно отжившей своё ветки, тоже, возможно, живет последнее лето?»

Тоска тугим обручем сдавила грудь, и он закурил… Но когда он проехал еще метров триста и уже завернул к своему дачному участку, его тоскливые ощущения перекрыло неожиданное зрелище: возле его ворот стояли две иномарки… А сзади наезжал злосчастный темно-синий «Мерседес».

«Выходит, я в коробочке? Впрочем, это ничего уже не меняет, не хватает еще устраивать гонки с преследованием…»

Он выключил двигатель, открыл дверцу, но из машины не вышел. Сидел и курил. Чувствовал непомерную, но как ни странно, успокоительную усталость. В салоне от накуренного и накаленной солнцем крыши было душно, легкие и сердце уже требовали передышки.

Из иномарок тоже никто не выходил. Над форточкой черной «ауди», стоявшей справа от ворот, появились синие дымки, кто-то там, видимо, тоже курил и ждал…

Солнце уже клонилось к той части неба, которая всецело принадлежит вечеру. Его ясные лучи, пробившись сквозь густые заросли кустарника, рассеивались по пожухлой, отживающей траве.

Ну, наконец-то… Из «Мерседеса» опустилась на землю нога в черном ботинке, и из машины вышел человек. Седовласый, с загорелым лицом, – в общем, симпатичный тип. Он не спеша направился в сторону Штольнева.

Тут же появились еще двое. Молодые, видимо, подчиненные. В позах – деланное спокойствие, но глаза очень бдительных и исполнительных волкодавов внушали серьезную тревогу.

– Вы – Штольнев? – спросил подошедший.

– Вы же знаете, зачем спрашиваете, – стараясь быть спокойным, ответил журналист.

– Тогда, будьте любезны, выйдите из машины и положите руки на капот.

– Да вы что, охренели? – У Штольнева от негодования задергалось веко. – По какому праву вы тут распоряжаетесь? Где санкция?

Но к нему подошли те двое, с глазами бдительных волкодавов, профессионально молча вытащили его из машины и уткнули лицом в капот. Кто-то из них ногой подбил его ноги, расставляя на ширину плеч. Штольнев почувствовал, как чьи-то пристрастные руки стали его обшаривать, и вскоре содержимое его карманов тоже оказалось на капоте.

– Ведите его в дом, – приказал седой, что и было незамедлительно исполнено.

Его провели в калитку, и это тоже его удивило, ибо ключи от нее были только у него и у жены. Но когда его ввели в дом, Штольнев понял, что попал в серьезный переплет и что те, у кого он оказался в руках, играют всерьез.

Его усадили в кресло. Напротив, на пуфике, устроился седой в элегантном костюме. Штольнев обратил внимание на аккуратные складки на его брюках и безукоризненную белизну манжет, выступавших из-под рукавов пиджака.

– Давайте знакомиться, – сказал старший, – я полковник ФСБ Константин Мазуров, занимаюсь расследованием кражи документа государственной важности из режимного предприятия. Догадываетесь, о чем веду речь? – спросил полковник.

– Наверное, о клочке бумаги из корзины для мусора…

– Верно! И спасибо, что не запираетесь… Ну что ж, теперь расскажите, где сейчас находится этот злополучный клочок бумаги?

– А если я откажусь? – спросил Штольнев, удивившись своему нахальству.

– Не думаю, что вы сделаете это… Это не в ваших интересах, и, главное, не в интересах… – полковник замялся, видимо, не до конца сформулировав мысль. – Не в интересах государства…

– Я журналист и мой интерес – информировать своих читателей обо всем, что может коснуться их безопасности. Разве интересы граждан не важнее интересов государства?

– Извините, Виктор, но это чистая демагогия. Когда весь мир может в два счета испепелиться, вы говорите об интересах граждан. Не хотел бы с вами дискутировать, но одну вещь все же скажу: если миру суждено погибнуть, то пусть это произойдет достойно. Вы меня понимаете?

– Даже смертельно больному человеку говорят о его неизлечимой болезни, чтобы он привел свои дела в порядок. И мой долг, как журналиста, предупредить население о грозящей беде.

Полковник, не изменяя своей сдержанности, закурил и протянул пачку сигарет Штольневу.

– Закурите и успокойтесь. Сейчас за вас говорит гордыня и неверное представление о своей роли в обществе. Вы никого и ни о чем не сможете предупредить. Вы можете лишь потрафить своему самолюбию. О каком предупреждении, о каких делах может идти речь в преддверии всеобщего апокалипсиса? Хотите, чтобы все люди оставили завещания? Но это же чепуха! Так что лучше скажите, где лежит, как вы выражаетесь, клочок бумаги, и дело с концом.

Штольнев, опустив голову, молчал. В поддавки играть не хотелось, но то, что эти ребята не отстанут, пока не добьются своего, он тоже хорошо понимал.

– В ванной, за туалетным зеркалом, – с напускным равнодушием сказал журналист и прикурил сигарету, которую ему предложил полковник.

– Спасибо, – Мазуров взглянул на одного из своих волкодавов, и тот без слов, словно хорошо натасканная ищейка, принял взгляд начальника к исполнению. Однако, скоро вернулся с зеркалом, вырванным из стены и с недоумением на лице.

– Товарищ полковник, там ничего не обнаружено…

– Этого не может быть! – Штольнев попытался вскочить с кресла, но его осадила уверенная рука второго волкодава, стоящего столпом с правой стороны кресла. – Я сам ее туда спрятал… в целлофановом конверте… чтобы не отсырела…

Мазуров, прищурившись, наблюдал за ним.

– Куда же она могла подеваться? – спросил он.

– Мне нет смысла говорить неправду, и я, честное слово, даже не знаю, что думать…

Полковник поднялся с пуфика, прошел в ванную комнату и вскоре вернулся.

– Еще кто-нибудь видел, как вы прятали эту бумагу? – Полковник глазами показал на оторванное зеркало.

Штольнев задумался. Он вспомнил, что позавчера, когда засовывал за зеркало пакет, в ванную вошла Нила. И что она ему сказала? Ах да, она говорила, что кончилась зубная паста, и чтобы он ее купил, но непременно «Colgate» и непременно «Max Fresh» с добавками фтора и кальция. И что-то было еще… Да, верно, – она сказала, что преступно прятать такую информацию, которая обязательно должна стать достоянием мировой общественности. Именно так и сказала – «мировой общественности»… И что «твой Финкильштейн трус, боится органов…» На всё это он ей ответил, что-де, всему свое время… «А если времени уже не осталось? – возразила Нила. – Потом будет поздно махать кулаками…»

Вспомнив это, Штольнев решил не впутывать жену в историю с нейтрино и потому твердо заявил:

– Нет, я был один…

– Вы это хорошо помните? – Мазуров ходил по комнате, держа в руках мобильный телефон.

В гостиную вошел какой-то незнакомый Штольневу субъект, видимо, тоже из «сероглазой команды», и что-то тихо сказал полковнику. Тот вышел на кухню, откуда до Штольнева стали долетать обрывки фраз, которые Мазу ров бросал в телефонную трубку. В них Штольнев расслышал упоминание о себе и слова «телевидение», «программа «Актуальные вести». Не сразу врубился, а когда понял, что речь идет о новостной программе, в которой работает Нила, занервничал: «Неужели она могла на такое решиться?» Он взглянул на часы – до эфира оставалось менее сорока минут.

– Вы, Виктор, никуда не спешите? – спросил показавшийся в дверях полковник.

– Даже если спешу, вы мне в этом не поможете…

– Напрасно так думаете, я как раз хотел предложить вам проехаться в одно место…

Глава четырнадцатая

В новостной программе «Актуальные вести» творилась невообразимая суматоха. Впрочем, так было всегда: нервничал редактор, нервничала ведущая, нервничала режиссер выпуска Нила Штольнева.

В самый последний момент в аппаратную вошли генеральный директор телекомпании Савва Рост и продюсер Григорий Горланцев, довольно молодой самоуверенный человек, который сразу же начал с вопроса:

– Нил, ты уверена в достоверности информации?

Нила взглянула на Роста.

– Да, я уже объясняла Савве Борисовичу, откуда она исходит и насколько достоверен источник…

– Да, да, – быстро подтвердил директор, – эта информация у меня сомнений не вызывает… несмотря на ее чудовищное содержание…

– Ладно, пусть будет как будет, давайте в эфир… Кстати, – Горланцев снова обратился к Ниле, – как ты полагаешь, на сколько баллов после этого сообщения поднимется рейтинг нашей компании?

Она стушевалась, подобные вопросы перед началом передачи выводили её из себя. Тем более что она казнилась своим вероломством в отношении близкого ей человека, и уж никак не из-за рейтинга пошла она на такой поступок.

– Не знаю, – прохладно ответила Нила. – Извините, мне нужно работать.

– У вас все такие нервные? – с усмешкой в голосе спросил Горланцев растерянного Роста.

– Работа нервная… Идем отсюда, не будем мешать профессионалам, – и Рост с Горланцевым вышли из аппаратной.

Нила, подойдя к камере №1, стала давать оператору указания:

– Славик, после того как ведущая анонсирует выпуск, дашь картинку – раскаленный диск солнца, затем покажешь карту звездного неба. Потом – голос диктора, но ты жди моей команды, будет еще одна картинка… вернее, документ, который нужно показать крупным планом.

– Но у меня пока ничего этого нет…

Нила позвонила программисту, который на компьютере готовил заставку для сенсационного сообщения, потом взяла в руки микрофон и связалась с камерой № 2, которая выполняла роль резервной, на случай сбоя основного эфира. Этого почти никогда не бывало, но таковы правила, и режиссер, ответственный за выпуск текущих новостей, обязан иметь под рукой запасной вариант. В данном случае, вторая камера в любой момент могла включиться с сюжетом о наводнении в Индии.

До эфира оставалось десять минут, когда на компьютер Нилы поступили увеличенный формат черновика, похищенного Штольневым в лаборатории Байкальского нейтринного телескопа, и визуальная картинка с раскаленным диском Солнца. Оно набухало, словно на дрожжах, клокотало, время от времени от его короны отрывались массивные сгустки и плазменными зелено-золотистыми волнами разлетались по сторонам, чтобы затем снова втянуться в бурлящую магму светила. А вот и кульминация: Солнце начинает раздуваться, увеличиваться в размерах словно золотистый воздушный шар… и вот… происходит не поддающийся воображению космический катаклизм – взрыв светила…

Плазма заполнила весь экран, и Нила, глядя на созданный компьютерной графикой кошмар, сама ужаснулась и впервые пожалела, что ввязалась в эту историю… Но всё уже было закручено. Вот-вот от косметолога должна появиться красавица-диктор Вера Заплатина. Она усядется в кресло, ритуально перекрестится и, взяв в руки шариковую ручку, застынет в ожидании начала эфира. Нила ей не завидовала… Можно ли завидовать человеку, который через несколько минут вынесет приговор человечеству? И когда Заплатина заняла свое место, Нила начала отсчет: десять, девять, восемь, семь… Ее стала бить нервная дрожь, сердце готово было выскочить из груди, ладони и подмышки взмокли… «Боже мой, – шептали ее губы, – еще мгновение, и я потеряю сознание…»

И когда она передвинула рычажок на панели до отметки «ноль», что означало начало, и когда уже включился телесуфлер, и Заплатина открыла рот, чтобы произнести первую фразу, произошло то, что случается только в дешевых блокбастерах. Дверь в аппаратную с шумом распахнулась, и в помещение ввалились люди в камуфляже. Они мгновенно рассредоточились, человек в штатском, выкинув вперед руку, с зажатым в ней удостоверением, громко выкрикнул: «Федеральная служба безопасности! Всем оставаться на местах, эфир закрыт!»

Нила с неожиданным для нее облегчением увидела, как главный экран покрылся снежком, все замельтешило, а через секунду-вторую на всех экранах появилась вещательная сетка.

Штольнев подошел к жене, она никак не прореагировала. А он, видимо, понимая ее состояние, не стал ничего говорить, а лишь положил руку ей на плечо, наблюдая, как полковник Мазуров, со знанием дела переключает на пульте тумблеры.

– Успокойся, – тихо сказал Штольнев. Слава Богу, что все кончилось так… – И, не сдержавшись, упрекнул жену: – Я понимаю твое искушение, но все же надо было посоветоваться со мной…

– Прости, но это не искушение, это… Я не знаю, но что-то надо было сделать… Люди должны знать, что их ждет и… – Нила уронила голову на сложенные на пульте руки и горько заплакала.

В аппаратную вошли Рост и Горланцев.

– Черт возьми, что здесь происходит?! – во все горло заорал Горланцев. Он подошел к плачущей Ниле и, наклонившись к самому ее уху, прорычал: – Я плачу вам такие деньги, а вы тут слюни по столам размазываете!

Разъяренный Штольнев схватил Горланцева за грудки и так встряхнул, что из того едва не выскочила его подленькая душонка.

Рост в это время объяснялся с полковником Мазуровым. Будучи по природе человеком компромиссным и трусоватым, гендиректор слушал полковника с подчеркнутым вниманием, в такт его словам кивал головой и беспрерывно вытирал о полы пиджака вспотевшие ладони. И при первой возможности ударился в объяснения.

– Я вас прекрасно понимаю, конечно, интересы государства превыше всего! Но поймите и вы нас… Телевидение – это рынок, и мы работаем, основываясь на его, рыночных механизмах. Преснятину никто не берет в голову, и когда у нас появляется такой забав… забойный сюжет, мы, разумеется, даем его в эфир…

– Однако на этот раз вам придется перебиться другими сюжетами, даже если от них заснет вся страна. – Мазуров отдал какое-то распоряжение одному из своих, и тот, подойдя к главному видеомагнитофону, вложил в него кассету.

Действовали мужики со знанием дела, и буквально через минуту уже другой человек, разумеется, тоже в гражданском, передвинув нужные рычажки на пульте, нажал на кнопку «эфир». И все девять экранов, находящиеся в аппаратной, перестали снежить и открылись очень четким, красочным изображением. Появились титры: «Опыт передового кубанского хозяйства по выращиванию российских мериносов»…

– Прекрасно, – сказал Мазуров, глядя на экраны. – Страна может спать спокойно. – Он подошел к Штольневу и, извинившись, предложил ему выйти «подышать свежим воздухом».

Когда на лифте спустились вниз, легкие ощутили угарное дыхание июля – загазованность Москвы перекрывала все допустимые нормы.

Они прошли вдоль фасада здания, завернули за угол и оказались в небольшом курчаво-зеленом скверике, где было много рододендронов и целая поляна цветущих флоксов. У Штольнева мелькнула мысль, что все происходит как по тщательно отрепетированному сценарию. Действительно, откуда полковник знает о сквере, куда он так уверенно привел журналиста? Они уселись на зеленую металлическую скамейку и закурили из пачки Мазурова.

– Спасибо, Виктор, за помощь, но… прикуривайте… – он поднес зажженную газовую зажигалку к сигарете Штольнева. – …но у меня к вам убедительная просьба… Чтобы не создавать никому не нужный ажиотаж, вы сейчас вернетесь в телестудию и возьмете у жены, – полковник сбил с сигареты пепел себе в ладонь, – ту бумагу, которую мы разыскиваем. Надеюсь, понимаете, о чем я говорю? Но сначала успокойтесь, докурите, время терпит, тем более – широкий жест рукой, – не часто приходится бывать в столь очаровательных уголках…

– Вы будете ждать меня здесь?

– Разумеется, тем более, что разговор еще не окончен.

– Что вы имеете в виду?

– Сопутствующие обстоятельства… Но об этом поговорим, когда вы вернетесь с бумагой.

– Меня раздражает ваша настырность, – недовольно буркнул Штольнев и, придавив каблуком брошенный на землю окурок, отправился в телестудию. На лифте поднялся на двенадцатый этаж.

Однако там его ждала новая напасть: Нила, еще как следует не пришедшая в себя, заявила, что злосчастного черновика у нее нет, что находится он у продюсера Горланцева. Якобы тот взял документ на тот случай, если на компанию начнется накат соответствующих структур. И вообще он посчитал документ своей собственностью, поскольку заплатил за информацию, содержащуюся в нем, «большие башли»…

– Ладно… – Штольнев, сжав кулаки, бегом направился в кабинет продюсера.

Горланцев с Ростом сидели за столом, на котором кроме дюжины телефонных аппаратов, «вечных часов», стопки бумаг и настольного календаря, стояла бутылка «Хеннеси», две рюмки, до половины наполненные коньяком, и чашки с дымящимся кофе.

– Почему без стука? – спросил Рост. – Впрочем, сегодня все деликатности по боку… В чем дело, Виктор?

Штольнев, не отреагировав на пустословие гендиректора, подошел к Горланцеву и голосом, не предвещавшим для того ничего хорошего, произнес:

– Гони бумагу… И чем быстрее, тем…

Но продюсер, будучи уже под градусом и обладая с детства неизгладимым хроническим хамством, тут же закусил удила:

– Ах ты, поганый стукачок, берешь меня на арапа, забыл, наверное, на какие деньги существуешь! Может, напомнить, кому ты обязан?..

– Лично тебе, сучий потрох, я ничем не обязан!

– Не ты, так твоя женушка! На какие шиши вы купили дом, машину, ездите на Канары? Или ты в своем жалком журнальчике столько зарабатываешь, что можешь позволить себе врываться в кабинет и ставить здесь условия? – Продюсер попытался ногой достать до Штольнева, да промахнулся и едва удержался в кресле. Но столь наглый поступок не остался без последствий. Взбешенный журналист, схватил Горланцева за лацканы его элегантного пиджака и потащил к открытому окну, не обращая ни малейшего внимания на истерические крики гендиректора, который отчаянно пытался загасить конфликт. Журналист подволок продюсера к окну и бросил его на подоконник. И когда Горланцев уже висел над двенадцатиэтажной пропастью, а Штольнев, держа его за ноги, терял последние крохи рассудка, все вдруг кончилось… Собственно, ничего особенного не случилось, просто до слуха Штольнева донесся специфический звук, напоминающий не то клацанье затвора, не то поворот ключа в замке старого сундука. Последнее было ближе к действительности, и журналист услышал едва ли не плачущий голос Роста:

– Ради бога, Виктор, забирайте свою бумагу и убирайтесь отсюда… Вы же не хотите всю жизнь проторчать в тюрьме…

– Тогда помогите вернуть этого придурка на подоконник, – проговорил Штольнев.

И когда посиневший от перенесенного стресса продюсер был возвращен в кабинет, Штольнев огляделся и увидел открытый настежь огромный сейф. А в нем три ряда полок, до отказа набитых пачками денег. И странное дело, из сейфа вместе с брикетами долларов на пол выпало несколько аксессуаров женского белья, тонкого галантерейного производства. Но Штольневу было не до этого, в нем еще бурлили отголоски бешенства, смешанного с запоздалым страхом, когда казалось, что еще чуть-чуть, и он не выдержит веса Горланцева, и вместе с ним устремится вниз.

На столе, рядом с бутылкой «Хеннеси», лежал байкальский черновик, который чуть не стал причиной смертоубийства.

А между тем Горланцев, обессилено растекшийся в кресле, пытался что-то сказать, но язык ему не подчинялся.

– Налейте ему, быстрее оклемается… – посоветовал Штольнев Росту и, уже спокойно взяв со стола документ, направился к выходу.

Полковника Мазурова он нашел на том же месте. Было заметно, что он пребывает в весьма веселом настроении. Да и как ему было не веселиться, если только что на экране своего мобильника он посмотрел презабавную комедию, разыгравшуюся в кабинете продюсера и четко зафиксированную встроенной в настольный вентилятор миниатюрной видеокамерой.

– Вы, Виктор, очень рисковали, когда пытались на весу, без упора удержать этого мерзавца. Он мог утянуть вас за собой. В следующий раз будьте осторожны…

– Не надо следующего раза… Но откуда вы все уже знаете?

– Технический прогресс не стоит на месте. Ладно, с продюсером и его сейфом мы еще разберемся… Скажите, а какие у вас отношения с неким Нуарбом?

«Похоже, что мы все под колпаком… – пронеслось в голове Штольнева. – А действительно, что мне известно об этом Нуарбе?»

– Да, собственно, я с ним почти не знаком… По заданию редактора я ездил к нему брать интервью… Между прочим, любопытный человек, со сложной судьбой…

– А чем он заинтересовал ваше издание?

– Тут сложная история…

– Уж не Черный ли квадрат? – на лице полковника появилась лукавая улыбка.

– Можно сказать и так… с этим тоже есть связь. Дело в том, что этот Нуарб сидел в лагере с одним…

– Казимиром Позументовым… Кстати, он когда-то проходил и по нашему ведомству. Правда, тогда его дело вел КГБ, и сейчас мы оформляем документы на реабилитацию коллекционера, ибо по нынешним законам никакой уголовной статьи на нем нет. Или почти нет… Но меня в данном случае интересует другое… – Полковник вынул из кармана конверт, а из него – старую коричневых тонов фотографию. – Вам это о чем-нибудь говорит?

Штольнев всмотрелся: на снимке были изображены двое мужчин, сидящих в плетеных креслах, а между ними, с ребенком на руках, красивая, молодая женщина.

– Нет, мне этот сюжет ни о чем не говорит…

– Но вы этих людей знаете… Во всяком случае, читали о них. Но вот вопрос – где вы о них читали?

Что-то смутное стало вырисовываться в голове журналиста, и он, чтобы не затягивать неприятный разговор, спросил?

– Вам нужен дневник Позументова-старшего?

– Ценю вашу проницательность. Где он сейчас находится?

– У меня дома, но что он вам даст? В нем описаны дела давно минувших дней, хотя, признаюсь, читал я его с интересом. Очень ароматное чтиво, воссоздающее ностальгическую атмосферу «Мастера и Маргариты»… Там есть просто фантастические места… Меня поразило, что этот Карл Позументов предсказал 37-й год, культ личности, а главное – дату начала и конец Отечественной войны… с победным финалом… Нострадамус отдыхает… Да и о «Квадрате» там есть такое, что сейчас принято называть эксклюзивом…

– Вы так думаете? – на лице полковника снова появилось лукавое выражение. – Если я вас попрошу на денек мне одолжить этот дневник, вы не обидитесь?

– А у меня есть выбор?

– Да, пожалуй, нет… Так когда его можно получить?

– Это не проблема… Да хоть сегодня.

Между тем, в машине Мазурова, в которой они направлялись домой к Штольневу, у них состоялся разговор, за содержание которого любое мировое информационное агентство отдало бы миллионы:

– Скажите, полковник, все, что сейчас происходит со мной, с вами… это реальность или сон, который мне снится?

Мазуров, сидящий за рулем, был сосредоточен и вопрос Штольнева почти никак не отразился на выражении его лица. Пожалуй, только прибавилось несколько складочек в уголках внимательно следящих за дорогой глаз.

– Как вы относитесь к НЛО? – вдруг спросил полковник, чем поставил журналиста в тупик. Тот глядел на проплывающие мимо летние пейзажи и долго не мог собраться с ответом. «Вопрос, видимо, риторический, – рассуждал Штольнев, – а потому и мой ответ может быть столь же необязательным и риторическим… Но, с другой стороны, полковник не похож на человека, склонного к пустословию, да и не та сейчас ситуация… Так что же ему ответить? Ведь наверняка от моего ответа будет зависеть последующий разговор, который для нас обоих, возможно, немаловажен…»

И все же на всякий случай Штольнев ушел от прямого ответа:

– А что общего между НЛО и тем нейтринным черновиком, из-за которого разгорелся этот сыр-бор?

– Хорошо, скажу иначе. Ваш научно-популярный журнал наверняка писал об НЛО и, видимо, имеет на сей счет свою точку зрения. Так вот, какова эта точка зрения?

– Да, мы не раз обращались к этой теме, но никогда не навязывали читателям какую-то одну версию…

– И чем вы себе это объясняли?

– Только тем, что пока не существует железных доказательств принадлежности разных НЛО к чему-то неземному и было бы слишком безответственно выдавать желаемое за действительное.

– А если, допустим, у вас были бы убедительные доказательства?

Штольнев насторожился, но попытался скрыть это от глаз полковника.

– Да, но таких доказательств нет… ни одного убедительно факта, ни одного официального документа, за что можно было бы ухватиться… И потому тему НЛО, тем более, в контексте инопланетного происхождения, лично я рассматриваю как занятную беллетристику…

Полковник закурил, из-за чего какое-то время вел машину одной рукой, не снижая при этом скорости.

– Мы с вами здесь без свидетелей, – сказал Мазуров, – а потому можем немного пооткровенничать. Согласны?

– Допустим, – сказал Штольнев, предчувствуя какой-то новый, неожиданный поворот в разговоре… – Но мне особенно не о чем с вами откровенничать, вы меня и так уже всего насквозь просветили…

Мазуров как будто не расслышал упрека в словах Штольнева и продолжал.

– Вы, разумеется, знаете о потерпевшем в 1947 году в США катастрофу НЛО, на котором якобы были обнаружены живые существа? Имейте в виду, я ничего не утверждаю, только рассуждаю…

– Вы хотите рассказать сказку о якобы инопланетном космическом аппарате, разбившемся в Розуэлле с каким-то пучеглазым гуманоидом? Это про которого потом в Америке была состряпана кинофальшивка «Вскрытие инопланетянина»?

– А если я вам скажу, что это отнюдь не фальшивка, а сам фильм, о котором вы говорите, есть тщательно дезавуированное спецслужбами США мероприятие?..

– То есть вы хотите меня убедить, что НЛО – это не выдумки досужих романтиков-фантастов, а достоверный факт?

– Более того, предположим, что это был не единственный случай контакта землян с пришельцами, и что таких контактов были тысячи. Вы, вероятно, знаете об операции «Маджестик-12», проведенной американцами в декабре 1947 года, которую санкционировал сам президент Трумэн. А по чьей инициативе он это сделал?

– Не помню… вернее, не знаю… – признался Штольнев.

– Так вот, это мероприятие инициировал сам министр обороны Джеймс Форрестол, и только с одной целью – чтобы прикрыть другие проекты, связанные со сбором и анализом информации о феномене НЛО. И таких проектов было до черта и больше. Например, один из наиболее продолжительных назывался «Синяя книга», затем были «Сайн», «Градж», «Сигма», «Снежная птица», «Водолей», «Лунная пыль», «Йехуди» и ряд других. Так вот, проект «Маджестик-12» был «крышей» для этих проектов и осуществлял мероприятия по сохранению секретов, связанных с делами НЛО. Не наводит ли это на мысль, что НЛО – это отнюдь не выдумки домохозяек и журналистов, работающих на желтой ниве? Более того, с 1942 по 1980 год на Земле зафиксировано 30 аварий НЛО, в результате чего было подобрано 102 пилота…

– Все это фантазии… – с натянутой улыбкой произнес Штольнев.

– Фантазии? Хорошо, если бы это было так. А чем вы объясните колоссальный научно-технический прогресс, который происходил в США, Германии, Японии, СССР, если не заимствованием из потерпевших аварию НЛО?

– Мне трудно что-либо вам возразить, поскольку я не в теме, – растерянность отразилась на лице журналиста.

– Вот видите, даже вы, человек, который имеет отношение к популяризации науки, находитесь в замешательстве от моих слов, словно язычник, которому рассказали о встрече с Иисусом. Он слышал о нем, но не видел, а потому не верит. Что уж говорить о рядовых гражданах…

Штольнев снова натянуто улыбнулся, он и в самом деле был в замешательстве.

– Вы сказали, что американцы дезавуировали…

– И не только американцы… Уже давно существует секретное соглашение между США, СССР и Англией, предусматривающее блокаду любого неопровержимого свидетельства существования истинных НЛО. С нынешнего года это соглашение ратифицировали все страны «восьмерки». И сделано это было в чрезвычайно конфиденциальной обстановке. Человечество пока не может допустить такую роскошь, как полная гласность о пришельцах.

– Но об этом написаны тысячи книг, какой тут может быть секрет…

– Тысячи книг разных измышлений и ни одного доказательного факта. Ни одного! Вы же сами только что об этом говорили. Знаете, сколько стоит такое сбережение тайны? Работает многочисленный штат секретных сотрудников, в обязанности которых, помимо всего, входит и дискредитация свидетельств об обнаруженных НЛО. Ежегодно на это тратятся миллиарды долларов. Люди антиэнэло работают во всех концах нашей планеты и постоянно дают утечку о якобы зафиксированных неопознанных летающих объектах. Прилагают снимки, рисунки, свидетельства… вернее, инспирированные лжесвидетельства, на что клюют солидные информационные агентства, и что потом оказывается чистейшим фуфлом. И весь этот вал дезинформации не позволяет даже трезвому уму разобраться во всей этой мешанине. Так и в данном случае с нейтрино. Нет доказательств – нет и факта.