Текст книги "БП. Между прошлым и будущим. Книга первая"

– Я бы, вообще-то, и не отказался: замечательный солнечный край, одно из самых красивых мест на земле. Во всяком случае, здесь нет, как на Восточном побережье, чудовищных ураганов.

– Ну, хорошо, переходим плавно к следующей теме. Значит, Калифорнии не грозит судьба Атлантиды. А что мы знаем про нее, эту таинственную страну?

– Атлантида – это миф, легенда. Моя точка зрения по поводу Атлантиды – это тоже модель, основанная на легенде, на описаниях Платона, а также, добавлю, на реальных фактах. Во время моего погружения на батискафе в Атлантическом океане, западнее Гибралтара, где существует система подводных гор Хорошу, на одной из крупнейших подводных возвышенностей на глубине всего лишь 100 метров под уровнем моря (а основание их проходит на глубине 5 километров) были обнаружены странные сооружения, похожие на руины древнего города.

Я сам туда погружался, у меня есть кое-какие фотографии, зарисовки, на которые можно обратить внимание читателей, и я неоднократно выступал со статьями и лекциями на эту тему. Речь шла о том, чтобы организовать туда новую экспедицию. И как раз у нас всякие „дефолты” пошли – а сейчас нет ни денег, ни времени этим заниматься. В принципе, это дело достаточно интересное. Но, кроме того, я как геофизик на основании этих фактов, перечитав Платона с позиций современной геологии, попытался дать причину гибели Атлантиды.

Существуют две точки зрения по этому поводу. Большинство людей, включая и авторитетных ученых, – таких как академик Милановский, с которым я был дружен, и американских ученых Бекона и других, – считало, что Атлантида погибла в Средиземном море: на острове Тира было чудовищное извержение вулкана, что и послужило причиной ее гибели. Я же полагаю, что там погибла не Атлантида, а крито-микенская культура, что и датируется временем извержения вулкана Сантарин – около полутора тысяч лет до нашей эры.

А в это же время на западе погибла Атлантида – примерно там, где писал Платон, то есть за Геркулесовыми столбами: я предполагаю, что это могло быть как раз в системе подводных гор Хорс-шу, на которых мы работали. Мы выявили однозначно две вещи – первое, образцы базальта, отобранные с вершин подводных гор, показали, что эти базальты застывали на поверхности, а не под водой. Значит, это была огромная горная страна, которая быстро затонула.

– Видимо, в какой-то период времени профиль земной поверхности претерпел очень серьезные изменения. Писали недавно, что где-то в горах Арарата нашли остатки ковчега: океан заместился горами…

– Это был потоп. И, видимо, в связи с главным катаклизмом, с гибелью Атлантиды – что мне кажется вполне реальным с позиций современной геологической науки. Так же, как реально и то, что евреи уходили из Египта, а волна, утопившая войско фараона, – это цунами, судя по описаниям Библии. Цунами же возникло в результате взрыва того же вулкана Сантарин. Все связывается по времени, те же примерно 1500 лет назад до н. э. Все можно увязать в единую систему, которая определяется как первая известная нам глобальная катастрофа.

– Определить – да, но все это невозможно проверить. Разве что когда-нибудь появится „машина времени” и удастся пропутешествовать в ту эпоху. Хотя и об этом начинают говорить серьезные ученые: например, разрабатывается теория одно-моментности настоящего, прошлого и будущего. Ты, вообще, веришь в такую вероятность?

– В обратимость времени, в „машину времени” не очень верю…

– Вот бы при жизни нашего поколения изобрели! Пока же нам приходится обращаться к прошлому мысленно – что тоже достаточно приятно иногда…

– Я с удовольствием пришлю большую статью, если это интересно читателям „Панорамы”. Это то, чем я на старости лет начал отвлекать себя – как бы стык мечты и реальной науки. И в этом всегда получается интересный эффект. Именно – на стыке! Я как ученый уверен, что внутри каждой науки человечество выявило все, что можно, а все новые открытия остаются возможны как раз на стыке – на стыке науки и фантастики.

– Алик, последний вопрос: как тебе удается сочетать научную работу и творческую?

– Признаюсь: очень хреново! Организм уже с трудом выдерживает такое напряжение. Но на самом деле, я не могу не похвастаться: у меня в прошлом году вышла во Флориде книга „Магнитные бури океана”. Это работа моей лаборатории, наш 15-летний труд. Чтобы в Америке вышла книга русского ученого на русском материале – дело не частое, и я как российский ученый очень этим горжусь.

– Но, действительно, как ты все успеваешь? У тебя в лаборатории есть какие-то обязательные присутственные часы? – полюбопытствовал я.

– Нет. Но надо кормить лабораторию, и что-то там постоянно делается. У меня есть график, которым я сам себя закабаляю.

– А большая ли лаборатория?

– Нет, 12 человек.

– Ну, и кормятся люди как-то?

– Кормятся, хотя не очень. Но существуем, это самое главное.

– Слушай, ведь лаборатория-то – это дело государственное! Почему же ты сам должен добывать для нее деньги?

– Да, и у нас есть бюджет – от Института океанологии имени Ширшова. Бюджет крохотный, вот мне и приходится этим постоянно заниматься. И что касается литературных работ – тут тоже напряженно. Вот сейчас в Питере у меня вышла большая книга „Избранное” – в ней стихи и песни. В Израиле вышли избранные стихи. А сейчас, я говорил уже тебе, взялся писать книгу для „Вагриуса”. И еще выступления время от времени. Приходится кормиться именно выступлениями, потому что как завлаб я получаю зарплату величиной 45 долларов…

Ну, ничего, как-то жизнь продолжается.

В тот раз эти слова завершили нашу беседу – ту ее часть, которую я постарался передать в последующей публикации в газете.

А жизнь и правда продолжилась, подарив мне радость еще не раз обнять Алика. Об этом сейчас и вспомню – о чем-то с удовольствием, о чем-то с меньшим. Сначала – о первом.

Спустя несколько лет, при участии Городницкого (хочу надеяться, что прямой связи между этими событиями нет), мне был вручен билет Союза писателей Москвы – Городницкий стал одним из рекомендующих, и вторым был Ерофеев Виктор. Таков уж порядок, существующий испокон веков, и ничего с этим не поделаешь. Так ведь и не надо, наверное.

И теперь – о событии, никому из причастных к нему радости не принесшем, да как не упомянуть! Премии нашего фонда складываются, главным образом, из устройства нами выступлений приглашаемых гостей – были среди них Евтушенко, Смехов… вот и Городницкий после планового концерта-встречи выступил в пользу Американского фонда Окуджавы.

Собралась сумма в несколко сот долларов, которую Городницкий целиком передал нашему представителю, и которую в тот же вечер похитили вместе с сумочкой злоумышленники, вскрывшие багажник его автомобиля. Погоревали мы, ну да что поделаешь…

Ладно, – рассудили мы, – еще не вечер. А с Городницким мы при встречах вспоминаем этот эпизод с лёгкой грустью и с надеждами на светлое будущее бюджета так нелепо пострадавшего фонда, и на наше личное.

1996–2005 гг.

Юлиан Семенов

День был как день. На наборном участке, будто переговариваясь друг с другом, попискивали компьютеры. В приемной – она совсем крохотная: стол секретаря да пара стульев для гостей – надрывно звонил телефон, почему-то никто не снимал трубку… Там сейчас два-три посетителя дожидались кого-то из наших сотрудников – кажется, тех, с кем как раз в эти минуты у нас шла рутинная редакционная летучка.

– К вам гости, из Москвы… – Людочка, извинившись, стояла в дверях моей комнаты. – Спрашивают, когда вы сможете с ними встретиться?

Отступление первое

Из Москвы… Я никого в этот день не ждал из Москвы. Да и вообще… совсем недавно встречи с первыми посланцами новорожденной советской гласности казались – и наверное, действительно были – информативны и занятны сами по себе… Теперь же, с катастрофическим (в самом доброжелательном смысле этого определения) ростом их числа, ситуация решительно переменилась.

И надо было наскоро учиться искусству уклоняться, не нарушая этикета, от ставших здесь традиционными файв-о-клоков, на которых приходилось бы вежливо пожимать ладошки советских товарищей, похлопывать друг друга по плечу и изображать при этом неподдельную радость оттого, что вот, встретились ведь!..

Или еще так: бывало, завершив в очередной раз подобный ритуал, лавируешь между тесно стоящими гостями, незаметно пробираясь ближе к выходу и стараясь при этом не уронить картонную тарелочку с худосочным бутербродом, которой ты балансируешь на отлете. Вдруг краем глаза замечаешь: кто-то из них, помешивая ненужной уже соломкой кусочки льда в пластмассовом стаканчике, протискивается к тебе и снова оказывается рядом.

– Ну, – как бы в продолжение незаконченного разговора склоняет он голову ближе к собеседнику, изображая своей фигурой определенную степень любезности, – так какие же у вас к нам предложения?..

Вот так… Предложения. Выходит, его появление здесь вызвано не более как желанием выслушать нас. И, может быть, потом, при удобном случае, подумать – чем же нам здесь помочь… Господь с ними, со всеми.

Словом, сообщение помощницы было мною воспринято без должного энтузиазма. Тем более, что были у меня собственные планы на оставшуюся часть дня, загодя и достаточно обдуманные. А все же… а все же – из Москвы… Ну, не условились заранее. И, может, вовсе не по делу – так, на пару минут, просто с приветом от друзей…

– Они хоть назвались, кто такие?

Людочка, как бы проверяя себя, заглянула в крохотную розовую бумажку – на таких она обычно записывает для передачи мне телефонные сообщения…

– Да вот, один – Семенов, писатель. И другой – его помощник…

– Семенов? – не понял я, – какой Семенов? Уж не Юлиан ли? – как бы пошутил я…

– Да… Юлиан.

Мы все, кто был в комнате, замолчали. Я переваривал Людочкину информацию. Мои собеседники приготовились прервать летучку.

– Хорошо, попросите несколько минут подождать. Предложите кофе…

Отступление как информация

СЕМЕНОВ, Юлиан Семенович (род. 8.Х.1931, Москва) – рус. сов. писатель. Окончил ин-т Востоковедения (1953). Начал печататься в 1958. Автор повестей: “Дипломатический агент”

(1959) – о востоковеде И.Т.Виткевиче, “49 часов 25 минут”

(1960), сб. рассказов и повестей “Уходят, чтобы вернуться”

(1961), повестей “При исполнении служебных обязанностей”

(1962), “Петровка, 38” (1963), “Дунечка и Никита” (1966), “Майор Вихрь” (1967), “Семнадцать мгновений весны” (1969). По сценариям С. поставлены кинофильмы “Пароль не нужен” (1967), “Майор Вихрь” (1968) и др.

Соч.: Новеллы, М.,1966; Пароль не нужен, М.,1966; Вьетнам, Лаос, (Путевой дневник), М.,1969.

Лит.: Аннинский Л., Спор двух талантов, “Лит газета”, 1959, 20 окт.; Борисова И., Чего хочет победитель? “Лит. газета”, 1962, 19 апр.; Филиппова H., Турков А., Спорить, но верить! “Комс. правда”, 1962, 19 окт.; Светов Ф., “Просто” или “не просто” детектив? “Новый мир”, 1964, № 1; Кармен Р., Так держать! Письмо в редакцию, “Лит. газета”, 1967,9 мая; Сурганов Вс., Уроки истории, “Правда”, 1970, 27 апр.

Так выглядел далеко не полный мартиролог моего гостя в “Краткой литературной энциклопедии”, изданной в 71-м году в Москве – более поздний ее выпуск мне пока не попадался. Да. А ведь с той поры прошло без малого 20 лет…

* * *

– Ну, привет! Как дела? – приветствие Семенова звучало так, будто мы в прошлый раз виделись с ним вчера. Его спутник, пожав руку, присел на стул, устроив его сбоку и чуть сзади от Семенова. Молодой, мне показалось, – лет тридцати с небольшим, славное интеллигентное лицо… И в этот раз, и при нашей встрече на другой день, он больше отмалчивался.

А я краем глаза наблюдал, как он вытаскивал наугад из стопки последних выпусков “Панорамы” случайные ее номера, рассматривал их, будто вовсе и не участвуя в нашей беседе, но вдруг, в каких-то ее местах, когда Семенов умолкал – то ли подыскивая нужное слово, то ли пытаясь вспомнить чье-то имя или дату события, – как он легко завершал оборванную Семеновым фразу нужной справкой. И я не могу вспомнить, чтобы Семенов, не согласившись, возразил ему…

– Александр Плешков, мой ближайший помощник и заместитель по всем новым начинаниям, – представил его Семенов, одновременно вываливая из пузатого портфеля на мой стол с полдюжины поблескивающих черными глянцевыми обложками томиков.

– Вот, смотри: это – первые три тома серии “Детектив и политика” – издание московской штаб-картиры Международной ассоциации детективного и политического романа, – быстро надписывая мне на память титульные их листы, демонстрировал Семенов вполне прилично изданные книжки.

Я взглянул на оглавление первого сборника: Гийом Аполлинер – прозаическая новелла “Матрос из Амстердама” открывала собою рубрику СОСТАВ ПРЕСТУПЛЕНИЯ. В других разделах я обнаружил очерк Гдляна и Додолева – журналист, вероятно, помогал литературной записью известному своими разоблачениями следователю – “Узбекское” и прочие скандальные дела с главными действующими лицами из числа советской правящей элиты… (Господи, прости мне этот принятый на Западе трюизм, – подумалось по завершении последней фразы: какая уж там “элита”…). Потом шел отрывок из цикла “37–56”, принадлежащий перу самого Семенова, и…рассказ Лимонова “Дети коменданта” – без ссылки на “Панораму”, в которой он был впервые напечатан – кажется, с год тому назад…

– А вот, – продолжал мой гость, развертывая газетные листы формата нашей “Панорамы”, – вот наша новая газета, пока ежемесячная, название ее – “Совершенно секретно”: потому что в ней будет публиковаться впервые, – Семенов поднял вверх указательный палец, как бы обращая мое внимание на значительность того, что он готовился сказать – все, что у нас было НЕЛЬЗЯ.

Я разглядывал газету, гости молчали.

– Ну, и что будем делать? – прервал молчание Семенов.

– А что… что, собственно, мы должны делать? – смешался я.

– Как это “что?” Мы должны сотрудничать!

– Должны? – опять не понял я. – Допустим… А в чем?

– В чем?! – удивился моей непонятливости Семенов. – Вот, например, у нас нет бумаги, а у вас ее навалом. И с набором у нас пока проблемы…

– А как у вас с долларами? – стал нащупывать я для Семенова почву, на которой, как мне казалось, его издание могло бы в Америке стоять достаточно твердо. Кто знает? – думалось мне. Человек он, конечно, многоопытный… за границей его видят чаще иного советского дипломата… Но писатель ведь, романист…

– Доллары-то у меня есть, – нисколько не удивившись моему полунамеку, быстро отреагировал Семенов. – Я их экономлю для своих ребят, – он кивнул на Плешкова, – должны же и они ездить!

Против поездок Плешкова и других коллег Семенова я не возражал.

Разговор продолжил молчавший до этого Плешков:

– И вообще… мы сегодня не видим никаких препятствий к диалогу со всеми русскоязычными изданиями, которые выпускаются здесь…

Семенов не дал ему договорить:

– Мы готовы сотрудничать с армянскими изданиями. С еврейскими изданиями. Поскольку мы мучительно ищем бумагу…

Я все еще не улавливал связь между неожиданным визитом и желанием моих собеседников сотрудничать с зарубежной прессой, с одной стороны, и хроническим недостатком бумаги в советских издательствах – с другой.

«Разве что, – думал я, – разве что и впрямь разверзшиеся перспективы сотрудничества с советскими коллегами побудят местных издателей открыть свои закрома: а там – дух захватывает! – аппетитно поблескивают округлыми формами многотонные рулоны типографской бумаги… тысячи рулонов… Хотя нет, вряд ли распахнут – я-то их, своих американских коллег, знаю».

Тем временем наша беседа замедлила темп, предмет ее стал как бы истончаться – как тот самый рулон типографской бумаги, подходящий к концу в печатной машине. Наверное, происходило это по моей вине: потому что я никак не мог взять в толк, чем все же я могу быть полезным моим неожиданным и вполне приятным собеседникам? Разве что решусь бескорыстно поделиться с ними скромными ресурсами нашего издательства…

И тогда я подумал, что надо бы продолжить нашу встречу на следующий день. «Почему бы, – подумал я, – не предложить Семенову, известному писателю, человеку незаурядному и информированному, встретиться специально, побеседовать не наспех».

– Конечно! Больше того, – подхватил мысль Семенов, – мы потом сможем одновременно опубликовать текст в наших изданиях, ты – здесь, а я – у нас…

На том мы и условились. Тем более, что моим гостям вскоре предстояла встреча, на этот раз оговоренная заранее, где-то в Голливуде, где вроде бы предполагался к постановке фильм по сценарию Юлиана Семенова.

* * *

И настал день второй. Мы, уже никуда не торопясь, снова сидели вокруг моего стола, пили скверный, сваренный “по-американски” кофе и неспешно переговаривались. Потом, с общего согласия, я пристроил на ножку студийный микрофон, направив его овальное рыльце в сторону моих собеседников, и нажал магнитофонную клавишу записи.

– Дорогой Юлиан, вот несколько вопросов, – начал я официально, не подозревая еще, что наша сегодняшняя встреча затянется не на один час. – В связи с изданием, которое тобою сейчас начато…

– Изданиями, Саша! – укоризненно уточнил Семенов.

– Ну да, – поправился я, – изданиями. В частности, с новой газетой – названной тобою “Совершенно секретно”, и другими… Недавно у нас гостил Виктор Ерофеев, он рассказывал о состоянии издательских дел в СССР, но больше об изданиях элитарных – и в частности, той литературы, которая до последнего времени в стране не публиковалась: об издании трудов российских философов, о той части художественной литературы, которая по разным причинам была недоступна советскому читателю. Сегодня мы, наверное, будем говорить о книгах, которые ждет массовый читатель?.. Тот, например, кого интересуют детективы…

– Ну, Саш… – как бы не соглашаясь с самой постановкой вопроса, густым баритоном протянул гость. – Давай, для начала, я еще раз представлю тебе моего друга, Александра Плешкова – первого моего заместителя и в газете “Совершенно секретно”, и по серии “Детективы и политика”. Этот человек из первых поверил в то, что я затевал, и без его помощи дело бы просто не состоялось. И еще я хочу заочно представить тебе членов нашей редколлегии, совершенно молодых ребят, но очень нужных для советской журналистики… и литературы, – после небольшой запинки добавил Семенов, – таких, как Артемка Боровик, Евгений Додолев, как Лиханов… понимаешь, старик, – перешел он на совсем уже доверительный тон, – я боюсь этой фурмулировки – массовый читатель, – потому что, как ты знаешь, у нас манипулируют не словом, а дубиной.

Я замер, ожидая продолжения фразы.

– И дубина “массовая литература”, “массовое искусство” – это весьма, я бы сказал… с моей точки зрения, это – РАСИЗМ в литературе!

– Я не хотел сказать “ширпотреб”, но сейчас мы говорим именно об этом, – испугавшись употребленного Семеновым определения, попытался оправдаться я. – Потому что, – продолжал я, – при всем моем уважении к твоему жанру, не станем забывать, что есть вещи, которые читает широкая публика, и есть другие вещи, которые какой-то части читательской аудитории неинтересны… или недоступны. Сейчас же мы говорим о жанре, который доступен всем, что есть безусловная заслуга этого вида литературы, – ну хотя бы потому, что гораздо лучше, когда человек читает, нежели, к примеру, пьет горькую. И, может, не столь уж существенно при этом, какого уровня литературу он читает…

– Точно! – быстро согласился Семенов. – Но этот жанр литературы создал не Семенов, естественно, и даже не Конан Дойль. Его создали Аристофан и Шекспир. И Лермонтов в “Тамани”. И Достоевский – в “Преступлении и наказании”. Уговоримся сразу: если это литература, которая овладела массой, – она несет в себе нечто! В строках, как сейчас, или между строк, как раньше – в брежневский и в сталинский период…

И слава богу, исполать ей – эта литература крайне нужна, она одна из самых нужных литератур. И она может быть не просто сиюминутно нужной, но даже пророческой! Грэм Грин – кстати, почетный президент нашей европейской ассоциации “Детектив и политика” – да это он ведь предсказал в “Тихом американце” начало трагедии там, во Вьетнаме! И он же в “массовой литературе” – “Наш человек в Гаване” – предсказал, так сказать, падение Батисты.

Я не решился прервать собеседника напоминанием того обстоятельства, что в свое время Грэму Грину был запрещен въезд в США за крайне антиамериканскую направленность его литературной и общественной деятельности. Сегодня, в контексте нашего разговора, невольно подумал я, имя этого популярного писателя, может быть, все же не самый удачный довод в пользу ассоциации “Детектив и политика”. По крайней мере, ее европейского филиала… Однако я промолчал, и Семенов продолжил:

– Так что наша литература… мы к ней относимся очень серьезно – именно потому, что она рассчитана на массового читателя, – закончил он фразу. – Мы публикуем материалы, которые несут на себе печать какой-то секретности и тайны, а рядом печатаем экономические обзоры. Мы боремся за свободный рынок. Да, мы понимаем, что сейчас сломать Госплан, сломать плановую структуру совершенно невозможно… (Как, однако, быстро летит время – оказалось, возможно: сломали, и еще как. Другое дело, что воздвиглось на ее месте… – А.П.). Да, наверно, и не-це-ле-со-о-браз-но, – с расстановкой, придающей особенную значительность этому слову, произнес Семенов.

– Да… но вот мы все же боремся за рынок. Казалось бы, ну какое это имеет отношение к массовому читателю… ан нет, имеет! – с энтузиазмом завершил мысль Семёнов. – Мы получаем огромное количество писем по этому поводу, – продолжал он. – Значит, это интересно. Что же касается литературы нашего жанра, если брать чистый детектив, то ведь согласись с тем, что во времена Сталина наша литература была запрещена – последний детектив был, если можно это назвать детективом, «Мисс Менд» Шагинян.

До этого был гениальный детектив, политический триллер (Семенов произнес thriller подчеркнуто чисто, демонстрируя, мне показалось, – ненамеренно, близкое знакомство с английским) – это был “Гиперболоид инженера Гарина”. Потом все кончилось. А началось-то все, прости меня, с Нилина. Жестокости испытательного срока… И все это было написано в жанре детектива. Детектив – это вторжение в массу! Понимаешь, ну, как это говорится: когда идея овладевает массами, тогда создается новая ситуация. Так что мы относимся к этому жанру серьезно и пытаемся быть барьером на пути халтуре, серьезным проблемам. И, действительно – чем больше людей вовлечено в политику, тем лучше для страны, – совершенно неожиданным пассажем завершил этот тезис Семенов.

– Ну, хорошо, – перешел я к другой теме, – а что это за Международная ассоциация?

– Три издания – это результаты ее труда, – начал рассказывать Семенов. – Сначала мы, представители детективного жанра, встретились на Кубе. А потом – в Мексике, где собрались мексиканцы, уругвайцы, кубинцы, испанцы, американцы… это было три с половиной года тому назад. И там мы сконструировали концепцию организации. Понимаешь, писатели есть скорпионы, и ты это прекрасно знаешь, но мы попытались собрать “брадерхуд” (братство – А.П.), – опять не без изящества употребил английский Семенов. – Мы, – продолжал он, – люди жанра, который третируется – и в Соединенных Штатах, кстати, тоже. Да, да, да!.. – заметив мой протестующий жест, быстро заговорил Семенов, – сплошь и рядом.

Понимаешь – особенно для молодых ребят это секонд-хэнд арт, секонд-хэнд литерачер… да. Так вот, мы против этого – мы собрались и создали то, что по-русски называется Международная ассоциация детективного и политического романа, по-английски – Интернешнл крайм райтер ассоси-эйшн, по-испански – Ассоционе интернациональ эквиторес полисьякос, по-французски… (Тут я чувствую себя вынужденным сдаться – доверившись тем читателям, чье знание французского позволит безошибочно произнести на этом языке название Ассоциации, в русском же сокращенно обозначенное трехбуквенной аббревиатурой “ДЭМ”).

А Семенов продолжал:

– Понимаешь, я вздрагиваю, когда слышу “литература полисьякос”! – Он рассмеялся, но быстро стал серьезным.

– А что делать, если латиноамериканский, испанский контингент не приемлет слово “детектив”! Как, между прочим, его сплошь и рядом не приемлют в СССР… Так вот, создали мы эту Ассоциацию…

– Конечно, надо уточнить, – вставил Плешков, – что основная идея… что “драйвинг форс” (движущей силой – А.П.) при создании организации был он сам, Семенов. Он был силой, сплачивающей вокруг себя людей, он знал их раньше – что очень важно…

– Но когда организация перестала быть ассоциацией двадцати сотоварищей, – продолжил Семенов, – а расширилась до сотен людей, возникли кое-где разговоры: Семенов? КГБ, ЦК, рука Москвы… И я – а у нас только что кончился конгресс в Акапулько – подал в отставку с президентского поста. Чтобы, понимаешь, спасти эту организацию – первую международную организацию писателей жанра, в котором всегда есть конфронтация – условно говоря, “красные” и “белые”.

– А не означала ли эта отставка, – глаза мои светились наивным любопытством, – не означала ли она признания того, что действительно – “рука Москвы”, действительно – “КГБ” и прочее?.. Сложилась ведь точка зрения, что поскольку Юлиан Семенов имеет доступ к таким источникам информации, к которым другие, работающие в жанре детектива, его не имеют…

– Не-е, не-не, милый, – не дал мне договорить Семенов. – К этому источнику информации имел доступ Вася Аксенов: помнишь – Горпожакс? (Тут моего собеседника, видимо, подвела память. Семенов имел в виду выполненный в жанре детектива роман “Джин Грин – Неприкасаемый”, авторы которого Горчаков, Поженян и Аксенов укрылись за псевдонимом Горпожакс. И поскольку роман носил пародийный характер, авторам его, как позже засвидетельствовал в разговоре со мною Аксенов, ни за какими допусками и никуда обращаться не было надобности. – А.П.). А здесь писали “про ЦРУ проклятое”, которое уничтожает и мучает людей… Что ж, авторы – они все цэрэушники, что ли?

– А Толя Гладилин, который написал книгу “Вечная командировка” – о контрразведке и так далее… Я его, кстати, недавно встретил в Париже. – Семенов произнес конец фразы с неожиданно теплой интонацией, которую с одинаковым основанием можно было отнести и к французской столице, и к живущему там уже много лет Гладилину, заметки которого время от времени украшают страницы нашей “Панорамы”.

– Так вот, видишь ли… – после недолгого молчания продолжил Семенов, – ваши странные американцы, итальянцы и французы избрали меня вот только что, когда я подал в отставку, пожизненным почетным президентом-создателем этой ассоциации. А теперь я, так сказать, абсолютно отошел от дел… руководят сейчас мексиканцы, американцы, канадцы – я ушел в сторону.

И тут я, кажется, проявил полную неделикатность:

– Ну, а все-таки, – спросил я его, – имеют ли хоть какие-то основания под собою эти разговоры, возникающие вокруг твоего имени?

– Старик! – Семенов даже привстал из-за стола, – ты понимаешь, старик, – голос его звучал почти страдальчески, – мне надоело развивать этот вопрос! Откровенно тебе говорю: я генерал-лейтенант КГБ. В мои задачи входят диверсии и дезинформация. Ну, что я тебе могу ответить еще? У меня на счету вот здесь в банках Лос-Анджелеса три миллиона долларов, и я содержу разведывательную сеть. В Голливуде, в основном. Чтобы они делали фильмы про советскую власть. И про необходимость победы перестройки в Калифорнии.

– Ну, тогда я, как добропорядочный американец, должен немедленно настучать на тебя, как минимум, в налоговое управление, – принял я шутку с подачи Семенова, – потому что с этих твоих миллионов наверняка не были уплачены налоги…

– А вот пускай ищут, как они здесь лежат.

– Надо еще добавить, – вмешался Плешков, – что он уникальный генерал-лейтенант, потому что, будучи беспартийным и полурусским…

– Скажем так… – приготовился продолжить фразу Семенов.

– Нет, ну почему, все возможно во времена перестройки… и даже до нее, – опять голубея глазами, сказал я. – Вот ведь есть товарищ Луи, например (Виктор Луи – советский журналист, по национальности еврей, имевший официальный статус корреспондента зарубежных изданий, был известен в западном мире своими связями с советскими правительственными органами пропаганды и, как многие считают, с Комитетом государственной безопасности. – А.П.). Прецедент…

Мои собеседники помолчали. Стало ясно, что и эта тема себя исчерпала.

– Я ведь задал вопрос, – произнес я, совершая мягкую посадку с головокружительной высоты, на которую вознес нас свободный полет мысли, – я задал вопрос для того, чтобы услышать на него ответ. В какой-то форме я его услышал и могу больше не возвращаться к этой теме. Но почему вообще возникли эти разговоры? Как ты думаешь, чем они вызваны?

– Моими романами, – быстро ответил Семенов. – Но ведь получается так, что Мартин Голдсмит, которого мы принимали в гостях и чей “Парк Горького” печатаем, получается, что он должен быть старшим лейтенантом ФБР (Семенов произнес на американский манер – Эф-Би-Ай). Да, да, если он в этом романе проявил такое знание… («Парк Горького” – детективный роман американского писателя. Действие романа разворачивается, в частности, в Москве, в нем участвуют разведки СССР и США. – А.П.) Ну, в общем, мне эти разговоры надоели. Это во-первых.

И во-вторых: было бы гениально, если бы я был генералом КГБ. Или даже полковником. Хорошая пенсия, между прочим. Хорошая пенсия… – задумчиво повторил он, – и мне будет из чего платить своему шоферу и няньке в Ялте на даче. Хотя сейчас очень цены повысились, овес подорожал… А вот то, что мне позвонил Андропов после моего первого романа “Пароль не нужен” и поздравил меня, и потом пригласил к себе, и я у него был – это правда. Он тогда мне сказал грандиозную вещь: “Слушайте, а вот я посмотрел фильм “По тонкому льду”. Это роман нашего работника (он в Чека работал, Брянцев… Жора Брянцев). И вы написали сценарий. А там торчат чекистские уши. Зачем вы это сделали?”

Я говорю: “Мне нужно за дачу расплачиваться, Юрий Владимирович.” А он: “Не делайте этого, пишите свою литературу, как вы написали “Пароль не нужен”. Роман о Блюхере и Постышеве…” – Более того, я могу тебе рассказать, и это будет интересно – сейчас я буду это публиковать в Советском Союзе. Я его просил о допуске к архивам. На что он мне после долгого молчания сказал: ”Ну, слушайте, вы же сепарейтед” (наверное, Андропов сказал это по-русски – “не живете с женой” но Семенов произнес именно так – separated). – “Да, я не разведен с Катей (Екатерина Сергеевна Михалкова-Кончаловская, жена Ю.Семенова, мать двух его дочерей. – А.П), – согласился я. – Ну и что?” – “Вот, вы не живете вместе. И все мы про вас знаем: вы много путешествуете, вам не чужды застолья… Ну, какой вам смысл держать в голове высшие секреты государства? У вас есть фантазия, и сейчас появляются книги, более-менее приближающиеся к этой”.