Текст книги "Обыкновенная история"

Режиссер

В областном драматическом театре на часах пробило девять. Несмотря на раннее время, единственный алтарь храма областной Мельпомены не пустует. По сцене бродят и позевывая бросают в зал реплики не совсем еще проснувшиеся и «отошедшие от вчера» актеры «в штатском», что пытаются из последних остатков сил давать Чеховскую «Чайку». На дверях снаружи зала висит табличка – «Тихо идет, репетиция».

В первом ряду, елозя, словно под ним не кресло, а муравейник, сидит, судя по всему, сам режиссер – полный нескладный человечек с перекошенным, давно не бритым лицом. В мокрых от возбуждения ладонях у него зажат пластиковый стаканчик с давно остывшим кофе, который ему с полчаса назад на цыпочках принесла ассистент.

Наконец режиссер, не выдержав, вскакивает и обрушивает свое раздражение на актрису, играющую Ирину Николаевну Аркадину.

– Евгений Сергеич, кто из нас с Машей моложавее? – передразнивает он ее. – Ну чего вы так приступили к бедному Евгению Сергеевичу, словно бандит с ножом – кошелек или жизнь? Не напористо, а утомленно надо такие вопросы задавать, нехотя даже. Учтите, Вы хоть и потрёпанная, но все-таки еще красавица, известная актриса, уставшая от внимания светская львица. Уж попробуйте как-нибудь представить себе такое. И спрашиваете вы его, для проформы, из учтивости как бы позволяя ему собой восхищаться. Давайте все сначала.

Ирина Николаевна Аркадина вспыхивает, отчего ее бледное одутловатое лицо делается в разы симпатичней и свежее, и начинает от печки.

– Станем рядом. Вам двадцать два года, а мне почти вдвое, – обращается Аркадина к исполнительнице роли Маши, потом ищет глазами актёра, играющего доктора Дорна. – Евгений Сергеич, кто из нас моложавее?

– Вы, конечно, – хмуро отвечает он ей, не сводя алчущего взгляда с бутылки Ессентуков, почивающей в руках ассистента режиссера.

– Вот-с…. а почему? Потому что я работаю, я чувствую…, – тараторит Аркадина, как бы стремясь поскорее уйти, как можно дальше, от той треклятой сцены, где ее постигло фиаско.

– И куда вы так торопитесь, милочка, у вас дома что, дети голодные ждут, утюг оставили включенным? – никак не успокаивается режиссер. – Вы дайте по мне такой энергетический залп, так окатите, чтобы меня проняло, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой.

Аркадина, втянув выступившие было слезы, обратно в глазницы, уже степенно продолжает.

– … Я…я, значит, чувствую. … Я постоянно в суете, а вы сидите все на одном месте, не живете…

Несмотря на все старание выпрыгивающей из водолазки Аркадиной, режиссер все равно остается недовольным. Он кривит рот и наконец срывает свое недовольство на осветителе.

– Ну что вы мне все светите на ноги, – взрывается он, – Вся сцена происходит там, наверху, а не в партере. И вообще приглушите свет пока. Не на что там еще смотреть. Потом, потом сможете прибавить. Не сейчас. Ясно вам там?

На какое-то время режиссер затихает, в зале слышно только действие, происходящее на сцене.

Но спустя пять минут он снова не выдерживает.

– Стоп, стоп. Ну где, где ваша небрежность, где эта, как ее, холодная снисходительность, – замотав головой кидается он на Аркадину, которая тем временем дискутирует с управляющим имением своего брата насчет того, чтобы тот выделил ей выездных лошадей.

– Что я вижу! Вы как будто заискиваете перед Шамраевым: «О, дайте, дайте мне лошадок, ну что вам стоит, дяденька». Тьфу. Можно со стороны подумать, что вы никому не известная актрисулька, а он какой-нибудь промышленник с мировым именем. И вы у него просите, даже не знаю, что просите – пароход, по меньшей мере. Вы звезда и, ко всему прочему, сестра его хозяина. И вам надо ехать в город. Вы персона, а он так, не пойми что. И вам плевать, где он раздобудет для этого лошадей. Пусть хоть сам в тарантас впрягается. Все ясно?

Аркадина, кусая, чтобы только не расплакаться, губу, кивает.

– Еще раз. Поехали.

Шамраев набрав побольше воздуха в легкие рычит. – …Гм… Это великолепно, но на чем же вы поедете, многоуважаемая? На каких лошадях, позвольте вас спросить?

– На каких? Почем я знаю – на каких! – нарочито медленно цедит слова Аркадина, высокомерно пожимая плечами.

– Ну что это…. Ну что вы там совсем уснули, любезная, что ли? Живее, живее произносите свою реплику, – возмущается, заламывая руки, режиссер. – Иначе так мы до завтра будем из-за вас репетировать.

До конца прогона он еще раз десять одергивает ее – то она встала не там, то смотрит не туда, то ее образ недостаточно рельефен, то чересчур экспрессивен.

Аркадина, втянув в голову в плечи, покорно со всем соглашается и начинает сначала.

К двум часам пополудни репетиция худо-бедно заканчивается.

– Завтра в восемь, прошу не опаздывать! – машет труппе режиссёр и оборачивается к Аркадиной. Сейчас он выглядит гораздо менее воинственно, чем еще каких-нибудь пять минут тому назад. Выражение глаз у него смущенно и где-то даже застенчиво.

– Какие планы на остаток дня, рыбка? – вкрадчиво начинает он. – Предлагаю отобедать в кафе под бокальчик игристого, потом мы прогуляемся с тобой по бульвару, а вечером я, увы, занят, у меня футбол.

– Отнюдь. После кафе мы пройдемся по магазинам, моему вечернему платью требуются новые босоножки. – парирует Аркадина, – А вечером у нас ужин с Петрушевскими. И не зови меня так пошло-вульгарно – рыбка, сколько раз можно тебе уже повторять.

– А как же мой футбол, полуфинал, рыб…? – осекается он.

– Полуфинал рыб, почем я знаю? – высокомерно пожимает плечами Аркадина. – Никак, судя по всему.

– Это еще почему?

– Потому, что я так решила. А для особо сообразительных поясню. Петрушевский работает, если ты не забыл еще, в департаменте культуры, а жена его председательствует в комиссии по распределению грантов для творческих коллективов. Это так, к слову. А еще я на вечер столик уже заказала, и, самое главное, босоножки присмотрела. Полуфинал твой, кстати, никуда от тебя не убежит. В записи посмотришь, это даже лучше – без валидола обойдешься. И еще, оденься ты уж как-нибудь поприличней, ей Богу. Галстук хотя бы надень.

– Тот, что в синюю полоску? – обреченно уточняет режиссер.

– Еще чего. Нет хуже моветона чем синий галстук в совокупности с серым вельветовым костюмом. Коричневый в горошек, разумеется. Да и побрейся ты в конце концов, позорище, а то мне уже перед народом неловко, что у меня такой затрапезный муж.

Режиссер молчит и, отстраненно смотря в потолок, улыбается. Мысленно он уже пребывает на завтрашней репетиции: «Ничего – ничего, уж там-то он покажет этой зарвавшейся курице, кто в доме хозяин» …

Твой он что ли

Предновогодний вечер упал на город и погрузил его в праздничную суету. Смешались в одну гигантскую суматошную кучу люди и их железные кони. Вот и рядом с магазинчиком, плавно переходящим в стихийный рынок, царит невероятное оживление. Пока одни изо всех сил делают деньги, другие, не с меньшим остервенением, их расходуют. Граждане, не жалея наличных и безнала, лихорадочно совершают последние в уходящем году приобретения: «-Эй, ну сколько уже можно нюхать цитрусовые? Все у них тут одинаково спелое и непременно абхазское; – Денег не хватает? Так отваливай – нечего задерживать очередь. – А чего это ты встал тут, хвост у нас тааам вон…».

Да уж, Время нынче-деньги.

Впрочем, те, у которых деньги, в отличие от времени, закончились, тоже никуда не делись. Эти господа (нет, скорее тогда уж, товарищи), усиливая и без того напряжённый трафик, бесцельно снуют, толкаются, глазеют по сторонам, дабы напитаться атмосферой предстоящего праздника. Хотя им – то, как раз, не мешало бы иногда смотреть себе под ноги, поскольку это занятие порой может дать нечто большее, чем банальное эстетическое удовлетворение.

Вот, к примеру, сейчас на снегу, рядом с переливающейся всеми огнями елкой, лежит кошель, оброненный каким-то ротозеем. Судя по упитанности портмоне, раззява является вполне себе обеспеченным человеком, или, по крайней мере, был таковым до недавнего времени.

Но, как говорится – поздно пить боржом. Пока мы тут теоретизируем, возле кошелька, оттирая друг друга от находки торсами, уже топчутся двое ближайших претендентов на суперприз – толстый и тонкий. Толкаются они бережно, стараясь не привлекать излишнего внимания. Пока, что с небольшим перевесом побеждает толстяк. Ему противостоит затрапезного вида мужичок в изношенной, драной дубленке со следами отпоротых карманов и с авоськой в руке. По румяному двойному подбородку толстяка, несмотря на приличный морозец, течет пот.

– А он разве твой, что ли? – пыхтит толстяк, тяжело, точно борец Сумо, переминаясь с ноги на ногу.

– Может быть и мой, из кармана выпал, в прореху. – сквозь зубы цедит забулдыга, из последних сил упираясь головой в победоносный пузень оппонента.

– Твооой? – Физиономия толстяка воплощает откровенное презрение. – Ты на себя-то взгляни, граф Монте Кристо, у тебя и карманов – то нет.

– Зато прореха есть…

– Слышь, в милицию его надо сдать непременно. Давай его сюда, я отнесу. Чтобы по закону все.

– Вот еще, я и сам снесу…

Наконец забулдыга, окончательно осознав, что толстяк превосходит его в стратегическом отношении, говорит, едва переводя дух.

– Все, баста. Предлагаю пятьдесят на пятьдесят и аминь.

Видя, что противник почти уничтожен, толстый немного ослабляет напор. На его лице отражается усиленная умственная деятельность. Он оценивающе щурит веко.

– Двадцать, и то тебе за глаза будет. А что? Все по справедливости. Учти, я первый его увидел. Тобой не пахло еще.

– А ты давай – докажи, может и наоборот все было!

– Наоборооот? Скажешь он еще твой, что ли?

– Может быть и мой, – плаксиво скалится тонкий, – Уйди, гнида – задавлю! …

Потасовка начинается снова. Перемирие, видимо, пошло на пользу забулдыге. Тот, собрав волю в кулак, решительным броском оттесняет толстого от добычи.

Еще чуть-чуть, и толстяк с позором покинет ристалище, но тут вдруг раздается «кряканье взбесившейся утки» и лица обмерших бойцов осеняет фиолетовое свечение. Через мгновенье из остановившейся неподалеку машины вылезает парочка здоровых лбов и, поправив на груди автоматы, направляется к спорщикам.

– В чем дело, граждане? Что тут у вас еще? Кошелек? Твой, что ли? – поворачивается к толстяку бугай с нашивками сержанта.

Тот затравлено озирается и облизывает губы.

– Ну ееесли по большому счету, тоооо…

– Смотри, командир. – морщит лоб второй страж порядка и кивает на кошель. – А не тот ли это лопатник, что в последней сводке по разбою проходит, на нем тяжкие телесные еще…

Толстяк вдруг отпрыгивает от кошелька так резво, насколько ему позволяет комплекция.

– … То не мой. Не мой он, если по большому счету, – взвизгивает толстый, указывая на забулдыгу. – У хмыря, вон, из кармана выпал. Собственноручно видел. Прошу так и записать.

Полицейский переводит взгляд на забулдыгу.

– Ааа, твой значит?

– Вот те крест, гражданин начальник, не мое это имущество, у меня и карманов-то нет. – машет головой тот, тихонько двигая ногой кошель в сторону оппонента. – Жирного эта штуковина, гражданин сержант, в натуре его.

– Совесть поимей, чувырло, ты же первый его нашел! – задыхается от возмущения жирдяй.

В ответ забулдыга замахивается на него авоськой.

– Значит ничей? – ухмыляется сержант, глядя на перепалку.

– Так точно – ничей, гражданин офицер…

– Ну раз ничей, тогда забираем его, опишем по акту содержимое и определим куда следует. – Патрульный присаживается на корточки и, подняв кошелек, деловито отряхивает его от снега. – А вы, значит, оба с нами пройдете. Показания будем снимать…

Он неспешно разгибается, ища глазами спорщиков, но толстяка с забулдыгой уже и след простыл.

Сержант медленно оглядывается по сторонам, после чего разочаровано машет рукой и направляется к своему коллеге, который, нетерпеливо перетаптываясь, курит у машины.

– О, какой! Тугая мощна! Ну что, пятьдесят на пятьдесят, Колян? – игриво подмигивает ему напарник после того, как тот, довольно улыбаясь, демонстрирует улов. – Сейчас тихонечко в машину сядем и распишем. Повезло так повезло, не было ни гроша, а тут алтын целый …

– Пополам? Следи, как бы рожа у кого-то не треснула, младший сержант. Забыл уже, кто первый его нашел?

– Погоди, сержант, а чего это ты тут раскомандовался – то, твой он что ли?

– А может быть и мой…

* * *

Что станется с кошельком далее, нам – простым смертным, увы, остается лишь предполагать, поскольку оставшаяся часть действа происходит за закрытыми дверями автомобиля.

* * *

Через десять минут машина трогается…

Маньяк

Сергей Петрович Репейников открыл глаза без одной минуты шесть, по обыкновению опередив на минуту будильник, уже было надувшийся с тем, чтобы разразиться у него над ухом яростной трелью.

«– Так, значит сейчас срочно в душ, потом быстренько закинуть в себя пару бутербродов с атлантической килькой и рысью на работу…»

Репейников, по традиции, что сложилась за время его ранних подъемов на службу в преуспевающей инвестиционной компании, медленно досчитал до пяти, после чего решительно дернулся, чтобы в отчаянном рывке скинуть с себя уютное и родное одеяло, но тут на его плечо мягко и настойчиво легла теплая длань супруги. – Лежи – куда собрался, у тебя же выходной сегодня, забыл?

«– Постой-ка… А ведь и действительно выходной. Первый раз за сколько там… ничего себе, за два месяца! Сначала была, помнится, выставка, потом вдруг возникла командировка, после нарисовались новые заказчики, затем, как всегда неожиданно, упал на голову квартальный отчет, потом опять командировка. И вот вчера ему, в качестве поощрения, разрешили немного перевести дух.»

– Ты давай не расслабляйся там особо, у нас с дочкой на тебя сегодня грандиозные планы. – сказала ему жена за завтраком. – Такой подарок судьбы, как твой выходной, необходимо реализовывать, а не бездарно спускать, сидя перед телевизором. Осталось только решить, куда мы сейчас направим свои стопы, коль скоро семья так чудесно воссоединилась.

– Давайте уж в кино по такому случаю. – неуверенно предложил Репейников, почему-то мысленно отметив, что кинотеатр находится почти подле самого его офиса.

– Не знаю, может лучше в зоопарк все же, а-то мы дочери второй год уже обещаем? – возразила супруга. – Впрочем, я и сама давно хотела ей показать, как пахнут пачкуны-скунсы.

– В зоопарк, в зоопарк, мы идем в зоопарк. – радостно запрыгала на одной ножке дочурка, пытаясь протиснуться в узкое жерло джинсовой брючины. – Заодно узнаем, правда ли наш папа так похож на бегемота.

– Ну в зоопарк, значит в зоопарк. – вздохнул Репейников и пошел одеваться.

На улице, в старых затрёпанных джинсах и видавшей виды ветровке, он ощущал свое тело крайне неуверенно, представляя себя чуть ли не бомжом, выползшим из подворотни. Его преследовало навязчивое чувство, что все вокруг смотрят на него с осуждением, смешанным с презрительной жалостью и того гляди начнут бросать ему под ноги какую-нибудь мелочь.

Впрочем, в самом зоопарке его немного отпустило. Медведь напомнил ему директора – Ивана Ивановича, гиена – Клавдию Ибрагимовну – их бухгалтера, а проказница мартышка – секретаршу Ивана Ивановича – Полину. В этих зоологических интерьерах Репейников почувствовал себя почти, как в своей тарелке, его лицо даже осветила слабая улыбка, когда он, вкушая мороженое в вафельном стаканчике, с интересом наблюдал за ленивым совокуплением молодых павианов. Однако ж напряжение, с утра сковавшее члены Репейникова, все равно не хотело отпускать его до конца.

«– Как оно там на работе складывается, как они без меня там сейчас?» – гадал Репейников, рассеянно глядя на представительного мужчину в люксовой черной двойке с дипломатом в руке, что вылезал из машины, припаркованной у входа в бизнес центр.

При этом он в очередной раз с ненавистью посмотрел на свой выходной прикид и собрался было уже с новой силой предаться комплексам, как в кармане его куртки настойчиво завибрировало.

– Сергей Петрович! – раздался в трубке голос мартышки, пардон, секретарши Полины. – Вы уж извините, что отрываю вас от заслуженного уикенда, но Иван Иванович просил узнать, куда вы положили папку с перепиской по Промстройбанку.

– Иван Иванович… узнать, правда? – обрадованно встрепенулся Репейников. – Скажите ему, что я сейчас, точнее через двадцать минут буду, … я тут неподалеку как раз. Лично ее преподнесу, в лучшем виде подам.

– Ну что вы, что вы, Сергей Петрович, отдыхайте, тем более босс категорически просил вас не дергать сегодня, в такой-то день. Да и необходимости, если честно, особой нет, напомните только где папка лежит и все. Дело ж минутное.

– Минуутное? Это вам, милочка, только кажется, что вокруг все пустяки. Дааа. Вопрос, который вы подняли сейчас, он очень серьёзный, оочень. У самих у вас ничего не получится, вы запорете процесс только, навредите …

– Постойте… сдается мне, что я ее где-то видела, точно видела, в переговорной вроде валялась… – задумчиво продолжила свою мысль секретарша.

– Не смейте ее искать без меня, не вздумайте даже, обещайте. Еду! – взвизгнул Репейников и на всякий случай отключил телефон.

– Все самому приходится с ними, все самому… без меня ничего не могут. – просияв, объяснил он свое убытие супруге, и извинительно потрепав за щеку надувшуюся дочь, торопливо добавил. – К обеду, значит, не ждите, в столовой перехвачу…

Минуту спустя Репейников уже мчался к ближайшей станции метро, на ходу доставая из портфеля предусмотрительно захваченный с собой галстук. На душе у него было легко и спокойно…

Вакансия

Василий Петрович Портнов – владелец, а заодно и директор небольшой мануфактуры по пошиву спортивного трикотажа, уже второй час гипнотизировал свинцовым взглядом проваленный в хлам план продаж за прошлый квартал, когда по ту сторону его кабинета послышались голоса и раздался осторожный стук в дверь. После чего в проеме показалось помятое и недовольное лицо секретарши, из-за спины которой нетерпеливо выглядывало еще одно.

– К вам посетитель, Василь Петрович. Говорит, насчет вакансии менеджера по реализации. Пускать?

Портнов оживился и, смахнув со стола бумаги, кивнул секретарше. – Зови.

Через мгновение его взору предстал прилизанный, обтекаемый субъект лет эдак тридцати с чрезвычайно живой наружностью, проницательным взглядом и с пузатым, прижатым к груди портфелем.

– Это не мое дело, конечно, но с секретаршей вам отчаянно не повезло. Да. Распрощаться бы с ней, если по-хорошему. – бесцеремонно выпалил он, едва за девицей затворилась дверь.

– Гм… это еще с чего? – насупил бровь Портнов.

– Дозваниваться сюда – та еще песня, сегодня ваша барышня трубку аж после пятого гудка сняла, представьте себе.

Посетитель деловито осмотрелся, после чего не дожидаясь приглашения, сел напротив Портнова, водрузив портфель себе на колени.

– Хорошо еще, что на линии я, а не заказчик важный оказался. Тот плюнул бы и… ага… к конкурентам. Да. А сейчас смотрю на нее – глаза красные, осоловевшие, будто из запоя только, лицо перекошенное, хотя десять уже на часах. Любой проснулся б давно, если, б конечно, до утра в клубе не отвисал. На стене возле нее что? Ди Каприо красуется? Нет чтобы график дежурств в выходные дни. И на экране. На экране… там вообще, даже произнести неловко. Краем глаза заметил. – уточнил слегка зарумянившийся визитер и продолжил загибать пальцы, – Приемная насквозь лаком для ногтей протухла, на столе «Женские истории» поверх гороскопов. Не до работы ей, сразу видно. Ну и страшненькая она к тому же. Решайтесь, а я меж тем вам с новой сотрудницей помогу, если не возражаете.

Не дожидаясь ответа, молодой человек залез в портфель и извлек визитку. – Вот кадровое агентство, лучшее на рынке, они там у себя на младшем офисном планктоне собаку съели.

«– А что, логично мыслит, черт возьми. – Портнов неожиданно задумался, вместо того чтобы возмутиться и показать нахалу где выход. – Честно говоря, я и сам уже не раз замечал за ней прохладное отношение к своим обязанностям. Ну и страшненькая она какая-то ко всему.»

– Ты, как я погляжу, мастер своего дела, – покачав головой, промолвил Портнов. – Хоть и наглец изрядный, но профи. Силен убеждать, это ценно. Я возможно и внял бы совету, кабы не одно маленькое «Но». Эта лахудра – любимая дочка одного влиятельного в городе человека. Так что ты, прохиндей, давай – убеждай меня обратно, иначе я теперь места себе не найду от разочарования. Тебе, кстати, тоже.

– В чем тут убеждать, помилуйте? – привстал со стула «прохиндей». – Разве вы не сами только что изволили выразиться, что она чья-то там дочка. Какие вам аргументы еще нужны?

«– Ишь ты, опять в яблочко. – довольно усмехнулся Портнов, чувствуя, как к нему возвращается обычная уверенность и расположение духа.»

Молодой человек, между тем, освоившись в кабинете, с интересом рассматривал настольный компьютер руководителя, у которого вдруг погас монитор.

– Сколько раз у вас сегодня за утро электричество падало, если не секрет? – спросил он у Портнова.

– Три, кажется. – рассеянно ответил тот.

– Значит три несохраненных письма псу под хвост?

– Четыре, один раз я сам случайно вилку из розетки выдернул, повернулся неловко, – смущенно поправил его Портнов.

– Вот я и говорю. – затараторил кандидат. – Ноутбук вам нужен, а не стационарный компьютер, – У того заряд батареи на шесть часов автономной работы рассчитан. Чихать тогда на перебои с электричеством. Да. Кстати, могу порекомендовать одну прелюбопытную торговую компанию. – молодой человек выудил из саквояжа очередную визитку, – У них сейчас как раз очень заманчивое предложение по компьютерной технике, сезонная скидка в пятнадцать процентов. Можете даже не сомневаться – обязательно что-нибудь подберете…

«– Прыткий парень, такие в хозяйстве нужны, тем более на сбыте, – думал Портнов, глядя на распалившегося соискателя. – Этот тебе чего хочешь кому хочешь втюхает. Может, так и план, наконец, начнем выполнять.»

– Ладно уж, только давай потом с этим, – удовлетворенно сказал он, пряча визитку. – Это все баловство, трюки. Ты лучше вот что, ты продай-ка мне из коллекции из моей вещицу какую-нибудь. Скажем, этот костюм. – Портнов кивнул в сторону спортивной двойки, висевшей на рекламном стенде у его стола. – Сможешь – тогда я тебя точно к себе возьму менеджером, а то и начальником отдела. Но сделай это так, чтобы у меня рука сама потянулась к бумажнику. Понял?

Молодой человек, облизав губы, подошёл к рекламной стойке, понюхал подкладку куртки, потянул резинку, проверил на прочность рукав. Потом окинул критическим взглядом хозяина кабинета.

– Вы, папаша, давно последний раз в зеркало смотрелись? – изрек он после некоторой паузы, сострадательно глядя Портнову прямо в глаза.

– Утром, брился, когда, – недоуменно пожал плечами тот, – А причем тут зеркало?

– Зеркало-то? Оно как раз ни при чем. При чем – ваша одышка, тройной подбородок, вялая кожа, сидячий образ жизни, хроническая усталость. Тут и ежу понятно – прощай молодость и «кто последний к проктологу»! А вам, конечно, еще хочется, чтобы девушки на вас оглядывались, чтобы без лифта, да на второй этаж, а? Признайтесь, хочется ведь?

Портнов, увлеченный ходом мыслей собеседника, сам не заметил того, как кивнул.

– Забудьте. Впрочем, … есть одно средство.

– Да ну? – Портнов скептически посмотрел на свой пиджак, не сходящийся на животе.

– Не верите, а зря. Даже в вашем случае все не так уж безнадежно. Если вам что и сможет помочь, то только бег. Вот как начнете бегать трусцой, смотришь через месячишко пара килограммов долой. Через полгода – уже норма. В качестве бонуса 120 на 80, плюс свежий цвет лица, нормальный сон и повышенная потенция. Да. Но, сами понимаете, новую здоровую жизнь надо обязательно начинать с какого-то нового запоминающегося поступка, с сильной эмоции, лучше всего, с обретения символа, фетиша, который бы напоминал вам о вашем благом намерении и вел к свершениям…

Молодой человек стал искательно озираться по сторонам, – Ну вот хотя бы, хотя бы…О! Хотя бы с приобретения нового спортивного костюма. Примерно такого, как этот – утеплённая подкладка, натуральный флис, двойная строчка. Очень практичный всесезонный фетиш, не правда ли? Тем более, зуб даю, у вас дома спортивной одежды отродясь не водилось. Сапожник без сапог. Угадал?

Портнов задумчиво кивнул.

– А знаете что? Берите-ка лучше три штуки сразу – 62, 56 и 50-го размера. Такой комплект будет вам и как ориентир и чем-то вроде стимула к самосовершенствованию.

Рука Портнова непроизвольно потянулась к бумажнику, но на полпути нерешительно застыла.

– Нет, если, конечно, вам все равно, то пожалуйста, купите себе на эти деньги новый айфон, или сходите раз десять в ресторан и десять раз от пуза там отобедайте, – нахмурился претендент, от цепкого взгляда которого не ускользнуло смятение его подопечного. – Дело ваше. Как раз на круг столько же выйдет. Только подумайте хорошенько, прежде чем выбрать такой способ инвестиции, что через пару лет вы потратите еще примерно столько же на лекарства. А вот если у вас будет спортивный костюм, то, глядишь, еще и на общественном транспорте сэкономите. До метро пешком быстрее чем на трамвае долетать начнете и в старые, любимые джинсы, наконец, влезете. По мне так выгода налицо….

«Портнов смотрел на оратора влюбленными глазами. – Орел и наглец, умница и хам, именно такой начальник отдела ему и нужен.»

– Ну что ж, не скрою, высокий пилотаж ты мне тут закрутил, – сказал Портнов пряча, на всякий случай, свой бумажник. – Убедил… убедил. Прямо завтра, значит, с утра и начну в новом костюме. Странно, что эта идея самому мне в голову не приходила. А размер у меня, кстати, 64.

Портнов, блаженно улыбаясь, представил себе, как завтра он, тяжело отдуваясь, и останавливаясь возле каждого столба, побежит в новом костюме вокруг своего дома. Как потом он будет долго стоять у подъезда держась за грудину, в попытке унять выскакивающее оттуда сердце.

«– Постой, это значит у него завтра в шесть подъем что ли? Хорошенькая встряска после ночного преферанса с Жориком под коньячок. Послезавтра же у него ужин у Селиверстовых, а в среду полуфинал лиги Чемпионов. И если все это ему придется совмещать со здоровым образом жизни, то надолго ли этой самой жизни Портнову хватит? Нет, нет и нет, это самоубийство. А как же тогда идеальная фигура, а ужин при свечах с очаровательной брюнеткой?»

Портнов понял, что отныне он не найдет себе покоя, покуда не выбросит эту навязчивую самоубийственную блажь из головы.

– Вот что, парень, – сказал он решительно. – Предлагаю тебе супер игру. Если ты немедленно отговоришь меня покупать эту… хиромантию, то прямо с завтрашнего дня можешь приступать к работе в качестве моего нового заместителя. Возьмешься?

– Попробую, – скромно опустил глаза кандидат. – Тем более я и сам как раз хотел вас предупредить, что не стоит деньги так опрометчиво на ветер выбрасывать.

Заметив недоумение во взгляде Портнова, он поспешно пояснил, – Часто разве вы видели бегунов на улице во время самоизоляции? То-то же. Все спортсмены по своим квартирам сидели, в айфоны пялились. Полагаете, в следующем году лучше будет? Сомневаюсь я что-то насчет перспективы такой затеи. Да. Пандемия с нами надолго… если не насовсем. Так что с гораздо большим проком вы на эти деньги айфончик себе новый прикупите для коротания досуга, с повышенной памятью, ну или, в крайнем случае, лекарствами от модного поветрия запасетесь.

– А ведь, знаешь, ты прав, ты чертовски прав, – сказал Портнов, лучащемуся торжеством претенденту. – Спасибо, родной, тебе за совет. Беспонтовое это дело – спортивная индустрия в наших смутных реалиях. Завтра же выставляю на торги свою лавочку, а вырученные средства вкладываю в бумаги фармацевтической или еще какой-нибудь высокотехнологичной корпорации.

– Погодите, погодите, а как же я, а как же моя будущая должность? – побледнел претендент, запоздало закусывая губу.

– Ты меня извини, брат, но из бизнеса я ухожу – точка. Становлюсь преуспевающим рантье. А там, сам понимаешь, мне твои таланты будут без надобности. Так, что все наши с тобой договоренности аннулируются. И да, еще раз мое тебе сердечное спасибо…

Портнов еще долго с благодарностью тряс руку ошарашенного, оцепеневшего претендента.

Нам же, в свою очередь, остается только пожалеть незадачливого коммивояжера. Впрочем, если хорошенько подумать, то, наверное, все-таки не стоит. С его выдающимися способностями он в наше время не слишком долго будет оставаться безработным…