Электронная библиотека » Александр Пушкин » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 12 мая 2014, 17:10


Автор книги: Александр Пушкин


Жанр: Русская классика, Классика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Не было признания и у Елена Викторны, что-то в ней было такое, отчего на нее никто не хотел обращать внимания. Вот и сейчас она озиралась по сторонам, а официант уже давно принял заказ у парочки, которая пришла позже нее, но почему-то упорно игнорировал эту застенчивую и явно испуганную посетительницу. Ей было в этом баре не по себе (как, впрочем, и в любом другом баре или шумном ресторане: она попросту забыла, каково это – быть на людях). Елена Викторовна даже не повесила свое пальто, а так и оставила его лежать на соседнем стуле. Время от времени она рассеянно щупала его, словно его могли украсть.

Владимир поздоровался и сел напротив нее. Только опустившись на стул, он понял, насколько устал. Приглушенный свет вгонял в дрему. Елена Викторовна сразу оживилась и как будто вздохнула с облегчением. Наверное, думала, что он не придет. Однако ее радость мгновенно сменилась озабоченностью – дело, которое она хотела обсудить, было изначально обречено на провал, это прекрасно понимали и она, и Дубровский.

– Владимир Андреич, спасибо, что вы пришли… – залепетала она, явно не зная, с чего начать, и замялась, собираясь с духом. – Владимир Андреич…

– Просто Владимир, – поправил ее Дубровский.

Она сделала глубокий вдох, будто собиралась прыгать в бассейн, и тут же быстро заговорила:

– Вам известно, что «Фернизолон» спасает жизнь сотням и даже тысячам людей…

Дубровскому казалось, что помещение плывет вокруг него. Даже музыка играла глуховато, точно через толщу воды.

– …Если вы, то есть компания, которую вы представляете, прекратит производство этого лекарства, тысячи людей, среди которых много детей, будут обречены на… – продолжила Елена Викторовна заранее заготовленную речь, которую повторяла про себя все полчаса ожидания.

– Извините, что перебиваю… – сказал Дубровский, решив не давать собеседнице ложной надежды. – Скажите, с каких пор сострадание стало объектом юриспруденции? Вам лучше меня известно – ваша компания перестала приносить прибыль, компания моего клиента – наоборот, очень успешна. Чистая экономика.

Юрист разинула рот в растерянности, приобретя сходство с глубоководной рыбой.

– Я же и не говорю ничего. Просто… прошу, чтобы взглянули на эту ситуацию не с точки зрения юриста, а…

Из полумрака вынырнул официант в черном фартуке. Елена Викторовна изумленно посмотрела на него, словно ожидая от него помощи.

– Морковный фреш с яблоком. Со сливками, – бросил официанту Дубровский.

Юрист вновь вцепилась в свое пальто и бросила взгляд на лежащее рядом меню в кожаной обложке.

– Мне – воды.

Официант, сухо кивнув, скрылся. Повисла тяжелая пауза. Владимир смотрел перед собой, белое от волнения лицо женщины расплывалось у него перед глазами. Хотелось быстрее прекратить эту комедию и наконец заснуть по-человечески.

– С точки зрения человека… – медленно начала Елена Викторовна.

– Смешно, – хмыкнул Дубровский.

Она нахмурилась, и, четко осознав, что терять ей больше нечего, выпалила на одном дыхании:

– Если нас поглощает государство, то, по крайней мере, хотя бы фабрике гарантируется сохранение производства… Руководству нашей компании, конечно же, выгоднее – намного выгоднее – поглощение частной компанией, но… ведь нет никаких гарантий, что ваш клиент продолжит производить «Фернизолон».

Дубровский слушал ее вполуха.

– Ну, так и что вы мне предлагаете сделать? – спросил он, превозмогая усталость. – Договор практически утвержден обеими сторонами, если начнем затягивать, сделка сорвется. Не хуже меня это знаете.

Елена Викторовна поджала губы – казалось, она сейчас разразится слезами.

– Ну и хорошо, – тихо произнесла она, склонив голову и глядя исподлобья, как обиженный ребенок. – И пусть сорвется.

Официант поставил перед Дубровским высокий стакан с рыжей жижей морковного сока. Воду для юриста он почему-то так и не принес. Она было подняла глаза, но спросить про свой заказ не решилась, официант мгновенно исчез из виду. Елена Викторовна совсем растерялась – вертела головой, будто ожидая помощи, и то и дело теребила свое пальто.

Дубровскому было ее жаль. Он даже попытался бы помочь Елене Викторовне, если бы это было возможно.

– Вы меня подбиваете на непрофессиональное поведение, направленное против интересов моего клиента, – уже теплее сказал Владимир.

Елена Викторовна подняла глаза и уставилась на кого-то за его спиной. Дубровский оглянулся – у их стола, пьяно мотая головой в такт музыке, стояла Лара. Через ее локоть была перекинута леопардовая шуба. Она наклонилась к уху Дубровского, будто хотела что-то сказать, но тут же отшатнулась и ударила себя двумя пальцами по запястью, на котором не было часов.

– Десять минут, – сказал Владимир.

Она лишь пожала плечами и пошла к выходу. Выпитые за вечер «олд фэшнд» заметно сказывались на ее походке.

– Лара, – сипло крикнул Дубровский. – Тебя забрать?

Она даже не взглянула на него – только вскинула руку и сложила пальцы в неприличном жесте.

– Я предлагаю вам поступить по совести, – жалким голосом сказала Елена Викторовна.

– Я тронут вашей заботой о моей совести, – отчеканил Дубровский. Вышло, наверное, излишне раздраженно, но он был зол. На юриста в юбке за испорченный и потраченный впустую вечер, на Лару и ее поганый характер, на диджея и его безвкусную музыку, на бармена, чей фреш напоминал скорее детское пюре, чем сок… да и на себя тоже.

Елена Викторовна потупилась.

– Неловко… Что отняла у вас столько времени… – пролепетала она.

Дубровский смотрел в спину Ларе, пьяно хохочущей над чем-то у гардероба, юрист – на свое пальто. Оба молчали, погруженные в свои мысли.

– Ну, вам пора, наверное, – сказала Елена Викторовна.

Владимир кивнул и тут же встал.


– О, – высоким голосом произнесла Лара. – Я уж думала, что стала невидимкой.

– Подожди меня на улице, пожалуйста, – попросил Владимир. – Мы едем домой.

Когда он вышел на улицу, уже расплатившись, Лара стояла, прислонившись к машине и задрав голову вверх, к черному небу.

– А звезд-то не видно, – протянула она. – Никогда их не видно.

– Садись в машину, – сказал Дубровский и открыл перед Ларой заднюю дверь.

Про свою обиду она уже забыла. По дороге Лара, ни на минуту не останавливаясь, рассказывала какую-то смешную историю, услышанную от подруги, а потом задремала, привалившись лбом к стеклу. Владимир даже не заметил этого – он смотрел на мешанину огней, несущихся снаружи, и старался не провалиться в дрему.

Лара была еще пьянее, чем могло показаться сначала, – она еле передвигала ноги, что-то бормотала себе под нос, то и дело заливисто смеясь, цеплялась за шею Владимира и каждую минуту пыталась поцеловать его. Дубровский терпеливо подставлял ей свое лицо, и вскоре его щеки были перемазаны блеском для губ.

Дома она упала на кровать.

– Полчаса, всего полчаса, а потом снова поедем куда-нибудь, я хочу еще выпить, – сказала Лара себе под нос и тут же заснула прямо в платье и шубе.

Владимир повесил пиджак на стул, рывком сдернул с себя галстук и сел за стол. Буквы на экране ноутбука расплывались перед глазами, работа не шла. Он проверил почту и тут же захлопнул экран, решив, что сегодня все равно уже ничего не сделает. Владимир закурил и подошел к окну – внизу текли красные и желтые огни машин.

– Маньяк, – раздался сонный голос Лары. – Иди сюда.

Он затушил сигарету в горшке с цветами и сел на край кровати. Лара лениво потянула его на себя за расстегнутый рукав рубашки. От нее пахло теплом и алкоголем, Дубровский лег рядом и уткнулся лицом в ее шею. Ему подумалось, что сейчас он наконец-то сможет заснуть. Минут пятнадцать прошло в абсолютной тишине, которую нарушало легкое дыхание Лары. Усталость брала свое.

– Муж завтра прилетает, – вдруг прошептала Лара сквозь сон.

– Познакомишь? – Владимир старательно изобразил сонный голос.

Лара подняла голову, посмотрела со злостью и сильно ударила его локтем под ребра, так что Дубровский, не успев опомниться, скатился с кровати на пол. Лежа на ковре, он смотрел на потолок, в желтом свете уличных огней четко виднелась длинная трещина.

…Сон так и не пришел к Владимиру. В пять он, устав от попыток заснуть на диване, встал и оделся. Лара, свернувшись под шубой калачиком, спала поверх одеяла. Дубровский не стал ее будить и ушел не позавтракав. Она ему надоела, просто он сам еще этого не понял.

В девять он уже сидел за столом в просторной переговорной. Холодный свет люминесцентных ламп и плотные шторы из неяркого синтетического материала ограждали всякого, кто сюда входил, от всей потусторонней суеты. Владимир вдруг подумал, что день за днем проводит в таких переговорных и месяцами почти не видит дневного света.

За дальним концом стола сидела Елена Викторовна. Ее тоже явно мучила бессонница – глаза запали, а само лицо будто сползло вниз. Жалкое зрелище. Владимир уткнулся в свой телефон и копался в нем, пока заседание не началось.

По лицам собравшихся можно было легко догадаться не только о том, кто они такие и зачем тут собрались, но и об исходе дела. Тимофей Сергеевич, директор фирмы, которая со дня на день должна была закончить свое существование, говорил вяло и без всякого энтузиазма. Он уже прекрасно знал, что обречен.

– Если ровно через неделю сделка не будет закрыта, мы выходим на банкротство, и тогда… ну, вы знаете. Это не наша блажь, поймите. Это решение Арбитражного суда… Понятно, что с вами нам, конечно, выгоднее, чем с любимым государством. Так что надо поторопиться.

Дубровский буравил взглядом столешницу. Его младший партнер Олег вообще не слушал Тимофея Сергеевича, полностью занятый изучением стройных ног местной секретарши, которая стояла у кофе-машины, разливая эспрессо в маленькие бумажные стаканчики. В общем, не заседание, а обычный фарс. Впрочем, примерно так по большей части и выглядели трудовые будни Дубровского.

– Если я правильно понимаю состояние дел, обе стороны готовы для подписания, – сказал Тимофей Сергеевич.

Олег тут же засуетился и полез в свою папку, чтобы извлечь нужные документы.

Дубровский пару раз моргнул и поднял глаза на Тимофея Сергеевича.

– Мы, наконец, пришли к варианту договора, устраивающему обе стороны, поэтому предлагаю назначить дату сделки, – натянуто улыбнулся он.

– Как насчёт двадцать второго, во вторник? – подхватил Олег и с готовностью щелкнул ручкой.

И тут Елена Викторовна, до этого момента сидевшая с плотно сжатыми губами, встала и хлопнула ладонями по столу, привлекая к себе внимание.

– Тимофей Сергеевич, я последний раз взываю к вашей совести, и настаиваю на том, чтобы был пересмотрен пятый пункт договора, в котором осталась незакрытой брешь…

– Елена Викторовна, мне кажется, мы закрыли с вами эту тему ещё неделю тому назад… – ответил Тимофей Сергеевич.

– …которая оставляет за «Санкорпинвестом» право на приостановку производства «Фернизолона»… – решительно продолжила адвокат.

Дубровский устало потер лицо ладонью. Сколько же можно об этом «Фернизолоне»?

– Всему есть предел…. Мы три месяца работаем над договором, с трудом достигли консенсуса… Ваши действия в данной ситуации откровенно деконструктивны.

– Я призываю вас… – сказала Елена Викторовна, взмахнув руками.

– Нет, это я призываю вас к порядку! – гневно прервал ее Тимофей Сергеевич. – Вы работаете на меня, а не я на вас. Прошу вас довести свою работу до конца. И без самодеятельности.

Она замолчала и опустилась на стул, еще плотнее сжав губы. Пора было заканчивать представление.

– Так, – чересчур бодро сказал Дубровский, – я предлагаю – двадцать второго, в понедельник, в полдень. Идёт? – Все закивали. – После этого мы приглашаем вас на обед. Не так ли, Евгений Палыч? – спросил он у своего клиента, который лениво наблюдал за происходящим, развалившись на стуле. Тот лениво тряхнул тяжелой головой в знак согласия.

– Что ж, тогда на сегодня – всё. До понедельника. – Дубровский встал. Все остальные заскрипели стульями, поднялись со своих мест и стали собираться. Олег зашептал что-то длинноногой секретарше, та смущенно прикрыла рот рукой.

Дубровский выходил из кабинета последним. Он хотел было выключить свет, но, уже положив руку на выключатель, вдруг заметил, что в кабинете не один. Елена Викторовна, ссутулившись, так и сидела на своем месте. На спинке ее стула висело вчерашнее потрепанное пальто. Олег поджидал Владимира в коридоре. Секретарша явно благоволила ему, так что он пребывал в приподнятом состоянии духа.

– Что она как с цепи сорвалась? – спросил Дубровский, когда они зашагали по коридору.

– Так у неё ребенок на «Фернизолоне» сидит. Она поэтому на них и работает. А наши, похоже, решили с ним завязать, – тут же пояснил Олег.

– Почему? – удивился Дубровский. – Не понимаю…

Вчера она ни слова об этом не говорила, подумал он.

– Так его ведь производили с господдержкой, а ее больше нет. Свои в это вкладывать нерентабельно, – пожал плечами Олег. – Она мне сама всё и рассказала. Я думал, ты знаешь…

Дубровский не дослушал – он уже бежал вниз по лестнице. Его недоумение сменилось злостью. Намытая до блеска машина клиента стояла в паре метров от крыльца, а ее хозяин уже расположился на заднем сиденье. Прижав телефон к уху, он объяснял что-то, а на лице его отражалась глубокая удовлетворенность.

– Евгений Палыч! – почти прокричал Дубровский. – Почему я ничего не знаю о «Фернизолоне»?

В первую минуту клиент, казалось, растерялся, но, увидев Дубровского, опустил трубку и произнес, тепло улыбнувшись:

– Знаешь что, друг мой ситный: за твой гонорар можно вообще ничего не знать, только подписи ставить. Готовь сделку и не морочь мне голову. Чтоб к дедлайну всё было. Трогай, – сказал он водителю, который курил неподалеку. Тот мигом выбросил окурок в снег и сел за руль.

Владимир, тяжело дыша после спонтанной пробежки, пустым взглядом проводил черную машину, а потом вернулся в здание, где оставил пальто и портфель.

…День оказался удивительно коротким. До вечера Дубровскому нужно было переговорить с еще одним клиентом, что он и сделал. Правда, беседу вел в основном Олег, а Владимир думал о своем, вспоминая серое лицо Елены Викторовны и ее идиотское пальто.

Когда он вернулся домой, Лара все еще была там. Она сидела в кресле с ногами, листала какой-то журнал, а волосы ее были убраны под полотенце. Владимир хотел поговорить с ней, но не смог придумать о чем. Тишина тяготила его и возвращала к мыслям о сегодняшнем инциденте. Покопавшись в подключенном к колонкам айподе, Владимир поставил первую попавшуюся песню. Как назло, это оказалась какая-то тягучая и бессловесная мелодия.

Лара бросила журнал на пол.

– А повеселей ничего нет? И так серость…

Владимир ничего не ответил. «И правда – серость», – подумал он.

– Володь, – звонким голосом спросила Лара. – Ты чего скучный такой все время, как рак желудка? Вот ты о чем сейчас думаешь?

– О совести, долге, достоинстве… – сардонически ухмыльнулся Дубровский. – Да не парься, Лар. Чего ты паришься?

Он подошел к ней и сел на ручку кресла. Заглянул Ларе в лицо и откинул с ее щеки прядь мокрых волос.

Лара оттолкнула его ладонь и сморщила губы в искренней обиде.

– Как хочешь, – сказал Владимир. Он вытащил из кармана пиджака пачку и закурил, прекрасно зная, как Лара это ненавидит.

Она вскочила – такая злая и такая настоящая.

– И правда… – едко проговорила Лара. – Чего мне париться? Чего я вдруг запарилась?! Хоть на год сейчас уеду – даже не заметишь. Рядом – хорошо, нет – тоже неплохо.

– Ты о чём? – спросил Владимир.

Лара сняла полотенце с головы и бросила его прямо на пол. Дубровский молча следил за тем, как она стремительно вдевается в платье.

– Как дура… Лгу, изворачиваюсь… Бегаю за ним, как собачка… Да пошел ты! – выплюнула Лара, прижимая к груди шубу.

На сборы у нее ушло ровно пять минут. У самой двери она споткнулась о коврик, чертыхнулась… и всё. Когда Лара ушла, Дубровский потушил сигарету и стал снова рыться в айподе. Мелодию действительно стоило выбрать повеселее.


Следующее утро Владимир встретил в спортзале. В такую рань там почти никого не было, и Дубровский наконец ощутил что-то, отдаленно напоминающее спокойствие. Он встал на беговую дорожку и принялся увеличивать скорость, пока не начал задыхаться. В кармане шорт завибрировал мобильный, и Владимир пожалел, что не оставил его в пальто. Пришлось взять трубку – это был его партнер Олег.

– Ты чего так пыхтишь? – закричал тот, перекрикивая автомобильные гудки. Судя по всему, он стоял в пробке.

– Бегаю, – сказал Дубровский. – Слушай, как ты смотришь на то, чтобы мы отказались представлять «Санкорпинвест»? Прямо сейчас? Не дожидаясь подписания договора?

– А как насчёт, чтоб я тебя типа заживо зарыл? – в тон ему ответил Олег.

– Да ладно тебе, клиентом больше – клиентом меньше.

– Да, промыла она тебе мозги, – Олег цокнул языком. – Не надо вот только делать вид, что «Санкорпинвест» – просто клиент. Это мегасуперклиент! И ты сам их полгода как телку обхаживал. И сам же знаешь, что они ребята не только серьезные, а еще и очень-очень, дурак ты, злые ребята. Почетные рейдеры страны. Закопают тебя, даже лопату в руки брать не будут. И я с тобой, кретином, в эту яму не лягу. Иди ты на хрен.

Олег говорил что-то еще, матерясь через слово, но Дубровский тут же дал отбой. Он сунул телефон обратно в карман и спрыгнул с тренажера. Очередной клиент ждал его в полдень, а до этого Владимир хотел посетить еще одного человека.


Подъезд был грязный и сильно пах кошками, стены лифта исписаны корявым граффити. Дубровский долго давил на звонок – ему даже пришло в голову, что тот сломан. Когда дверь, наконец, открылась, первым, что бросилось в глаза, была инвалидная коляска. Слишком маленькая для взрослого человека, она занимала большую часть пространства в узком коридоре. На спинке виднелись какие-то яркие наклейки – медвежата, зайцы и прочие звери.

Елена Викторовна, все такая же бледная и усталая, приветствовала Дубровского весьма сухо – она кивнула, а потом произнесла:

– Обувь можете не снимать, – и отступила назад, открывая Владимиру лучший обзор на коляску.

– Я на пару минут… Мне бежать уже скоро… – сказал Дубровский, загоняя поглубже назойливое ощущение глухого стыда.

Та пожала плечами и прошла на кухню, так что Владимиру ничего не оставалось, кроме как пойти за ней. Елена Викторовна села за стол и кивком указала на пустой стул. Владимир сел. Нужно было что-то сказать, раз уж он пришел.

– Я не знал, что у вас такая ситуация… с девочкой…

– А что это меняет? – резко ответила Елена Викторовна.

– Есть американский аналог, – с готовностью начала Дубровский. – «Протиксол», кажется. Я знаю, он довольно дорогой… Я хочу предложить вам оплатить курс лечения вашей дочери.

Она подняла брови, будто говоря: «Вот оно теперь как?» Владимир ожидал, что Елена Викторовна ответит – рассыплется в благодарностях или с гордостью откажется и выгонит его вон, но к молчанию он был никак не готов. Но нет. Елена Викторовна встала, вытащила из рассохшегося шкафчика чашку. Пока чайник кипел, она пересыпала печенье из пачки в тарелку, а потом поставила ее на стол. Владимир невольно вспомнил свою мать – она ровно с таким же сухим молчанием готовила сыну обед, когда обижалась на него.

– Так как вы смотрите на моё предложение?

Чайник засвистел. Елена Викторовна залила заварку кипятком, опустилась на свой стул и посмотрела Владимиру прямо в глаза.

– Я не возьму от вас ни копейки, Владимир Андреевич. Вам придётся жить с принятым вами решением. На вашей будет совести, не откупитесь. Лучше пейте чай, остынет, – и надкусила сухое печенье.

Вечер этого дня выдался свободным. Владимир смотрел сверху вниз на город из своего окна, а тишина, стоявшая в квартире, принесла ему тяжелое удовлетворение.


Мобильный завибрировал и пополз по столу. Олег ткнул Владимира локтем и стрельнул взглядом, мол, приди в себя уже и вернись к нам. Дубровский натужно улыбнулся клиенту, схватил телефон и с невероятным облегчением вышел на свежий воздух, после чего, не глядя на экран, взял трубку.

Егоровна, то и дела всхлипывая, невнятно затараторила что-то про сердце, аварию, суд и почему-то остывающий суп. Владимира словно окатили холодной водой.

– Не отходи от него, ни на шаг, я тебя умоляю! Просто будь с ним рядом! Я все оплачу, не переживай! Уже еду!

Дубровский сделал шаг к двери кафе, но тут же мысленно послал к черту обоих и ринулся к машине. За витриной, развалившись на стуле, сидел Олег, то и дело зыркая на улицу в ожидании Владимира. Увидев, что тот уходит, он разинул рот, но было уже поздно – Владимира и след простыл. Чудом миновав пробки, Дубровский выехал за МКАД – дороги были почти пустые, поздний вечер как-никак.


Отца Владимир видел последний раз очень давно – он и не мог точно сказать, когда именно это было? Летом? Весной? Владимир все обещал себе, что в следующие выходные доберется до Кистеневки, но каждую пятницу вспоминал, что у него имеются куда более важные дела – обед с очередным клиентом, Лара хотела новые туфли, уже куплены билеты в театр. И визит переносился на неделю вперед, потом на после праздников, потом – на отпуск, потом – на неизвестно какой срок.

Мама Владимира умерла от скоротечной болезни, когда ему было всего 12 лет, и мальчик остался на руках у Андрея Гавриловича и сердобольной Егоровны – оба они с грустью отмечали, что Володя замкнулся в себе и погрузился в придуманный им фантазийный мир с другими родителями, другим домом и друзьями. С настоящими друзьями у мальчика как-то не клеилось, школьные учителя тоже не выражали восторгов по поводу его успехов. И Андрей Гаврилович решил, что сыну нужна встряска – недолго думая, он отдал его в кадетский корпус, который, к его удовольствию, действительно заставил Владимира измениться самым радикальным образом. Замкнутость и настороженность к людям не исчезли, но появился какой-то внутренний стержень – лучше всего это было заметно, когда он в редкие увольнительные приезжал в Кистеневку: подросток стал рассудительным, а суждения его об окружающем мире и населяющих его обитателях отличались отточенностью формулировок и какой-то излишней взрослостью. Дубровскому-старшему это нравилось – он не замечал, что мальчик совершенно перестал делиться с ним секретами и исподволь спрашивать совета, как это часто делают дети, рассказывая какую-нибудь историю про «одного своего друга». Владимир блестяще закончил кадетский корпус и поступил на юридический, где также был среди лучших во всем, что касалось учебы, спорта и всякого рода общественных нагрузок. И только с девушками у Дубровского-младшего в студенческие годы не складывалось до такой степени, что его близкие приятели (недостатка в которых у него не было) всячески подкалывали его, предлагая познакомить с «интересным мужчиной».

Все изменилось в США, куда блестящего студента по обмену послали доучиваться в большой, но заштатный университет посреди бескрайних кукурузных полей Айовы. Владимира быстро взяли в оборот тамошние девушки, выгодно отличавшиеся от однокурсниц Владимира полным отсутствием матримониальных планов на долгие годы вперед, а потому куда более раскрепощенные во всех смыслах этого слова.

Спустя два года Дубровский-младший вернулся в Москву плейбоистым, уверенным в себе молодым человеком, интересы которого сводились к карьере и веселой холостяцкой жизни. Первое задалось сразу – из мальчика на побегушках он быстро выбился в партнеры крупного адвокатского бюро, а спустя еще три года открыл свое дело, преимущественно обслуживая корпоративные сделки по слиянию и поглощению. Что же до веселой холостяцкой жизни, то она проистекала неровными запоями – Владимир то пускался во все тяжкие, проводя ночи напролет в модных кабаках и на квартирах подружек, то на месяцы пропадал из виду, по уши погрузившись в дела очередного клиента. Отец не то чтобы был на периферии сознания – он был из какого-то другого мира, совершенно Владимиру чуждого. У них практически не было общих тем для разговоров, не было общих интересов и переживаний. Поэтому Владимир время от времени дежурно звонил, чтобы поинтересоваться здоровьем отца. А поскольку Андрей Гаврилович никогда не был говоруном, каждый такой звонок заканчивался в середине второй минуты – односложные ответы быстро лишают стандартные вопросы даже видимости смысла. И все же отец и сын любили друг друга, и знали об этом, и помнили об этом – просто не общались.

Снова зазвонил телефон. Владимир хотел сбросить, а после и вовсе выключить его к чертям, но звонившей оказалась Лара.

– Ну, и куда ты пропал? – спросила она, словно они и не ссорились вовсе. На заднем фоне стоял еле различимый гомон. – Чего вечером делаешь?

– К отцу еду.

– Ясненько-понятненько, – с нескрываемым разочарованием произнесла Лара.

– Лара, – сказал Владимир и сделал паузу в попытке сохранить спокойствие. – Лара, у меня папа при смерти, ты понимаешь?

Осознание того, что он взаправду может и не увидеть своего отца, может опоздать, накатило только сейчас.

– Ну я же не знала, – без всякого сожаления сказала Лара. – А когда обратно?

– Вот сейчас доеду, быстренько пристрелю его, чтоб не мучился, и сразу к тебе. Ты меня будешь ждать, малыш?

Лара что-то пробормотала. Послышались короткие гудки.

До Кистеневки было четыре часа езды. Дубровский сильнее вдавил газ. Остановят – и черт с ним.

Он гнал по трассе, а когда показался поворот на Кистеневку, вдруг почувствовал, что ужасно хочет спать. От недосыпа стало зябко, а веки потяжелели. За лесом стояла яркая зимняя луна.

Из-за поворота выплыла бензоколонка с припаркованной рядом фурой, вздымающейся над маленьким домиком, который при ближайшем рассмотрении оказался кафешкой со странным название «Дупло» – уместнее было бы назвать это заведение «Дыра». Дубровский вышел из машины – ноги и спину нещадно ломило, сердце глухо стучало в груди. Дверь кафе скрипела несмазанными петлями и неплотно смыкалась с косяком, впуская внутрь безостановочный поток холодного воздуха.

В помещении было темно. За одним из столиков клевали носом два грузных дальнобойщика в промасленных кепках. За стойкой сидела пухлая женщина, утопив лицо в ладонях.

Хлопок двери вытащил ее из полудремы.

– Можно кофе? – спросил Владимир. – Черный, три ложки сахара, с собой.

– Тары навынос нет, – ответила буфетчица, недовольная тем, что ее разбудили. Она сонно хлопала большими и довольно бессмысленными глазами.

– А на безвыноса есть?

Выплеснув в рот липкий от сахара кофе, Дубровский расплатился и выше. На улице совсем посветлело. До Кистеневки осталось всего ничего.

Владимир миновал знакомый пролесок, и вот на холме показалась деревня – покосившиеся домики, вызвавшие обрывки воспоминаний о детстве, отце, рыбалке и прочих проявлениях той жизни, которая давным-давно закончилась.

Наступило раннее утро. По единственной большой улице бродили люди, а сама Кистеневка напоминала раскуроченный муравейник. У дома отца стояла машина «Скорой помощи», и ее невыключенная мигалка заставила Владимира почувствовать себя еще хуже.

На крыльце, перебрасываясь какими-то обыденными фразами с Кузнецовым, стоял врач в пуховике поверх халата и стряхивал в утоптанный снег сигаретный пепел. У ворот мыкалась целая толпа – то и дело кто-нибудь из них бросал взгляд на дом, ожидая приговора.

Владимир сдержанно кивнул всем сразу, и, даже не закрыв машины, взбежал в дом. Кузнецов приветственно помял ему руку, врач нахмурился, выражая таким образом свое сочувствие.

Егоровна, столкнувшаяся с Владимиром на кухне, припала к его груди и хотела было завыть, но сдержалась, чтобы лишний раз не будить Дубровского-старшего.

Владимир прошел в избу. Отец лежал в кровати, вытянув как-то стремительно иссохшие руки поверх ватного одеяла, и не нужно было быть врачом, чтобы понять, как он плох.

Дубровский-младший тихо подошел к кровати. Андрей Гаврилович открыл глаза.

Успел. Успел.

– Папа. Как ты?

– Быстро ты, – ответил Андрей Гаврилович, щурясь.

Владимир опустился на край кровати. В груди ныло. Отец выглядел так, будто умер уже сутки назад.

Вскоре Дубровский-старший погрузился в некое подобие сна. В избу заглянул врач и поманил Владимира пальцем. Оба вышли на крыльцо и закурили.

– Может, в Москву? – без особой надежды спросил Владимир.

– Да никуда он не поедет, – произнес Кузнецов и покачал головой. Вдруг он уставился куда на дорогу. – А вот и сам пожаловал, – хмыкнул.

Владимир обернулся. По дороге неторопливо полз черный «Хаммер».

– Андрей Гаврилычу это сейчас, как собаке «здрасьте», – вставил свои пять копеек врач.

На лице Кузнецова отразилось нескрываемое отвращение. Владмир хотел спросить, что, собственно, произошло, но решил, что важнее сейчас предупредить отца.

– Пап, – прошептал он, склонившись к отцу. – Там дядя Кирилл… Троекуров приехал…

Андрей Гаврилович вдруг дернулся, точно от судороги, и вытаращил глаза в потолок.

– Выйди, – его голос буквально звенел. – Я сам… Оставь меня с ним…

Владимир с горечью взглянул на отца и послушно удалился.


Кирилл Петрович, тяжело дыша, вскарабкался на крыльцо. Он остановился, чтобы утереть вспотевший лоб, когда полиэтиленовый пакет в его руках лопнул и продукты покатились по грязному снегу. Кряхтя, он скорчился, собрал свертки в охапку и снова пошел наверх.

У ворот, царапая взглядами спину Троекурова, сбились в кучу кистеневцы.

Егоровна, завидев Кирилла Петровича, молча отступила вглубь кухни. От входной двери до спальни расстояния было метров десять, и за эти двадцать шагов Троекуров, сжимая в руках гостинцы, так и норовившие выскользнуть из его объятий, успел подумать о том, что даже на войне, где они с Дубровским плечом к плечу ни на секунду не забывали о том, что могут и не дожить до завтрашнего утра, ему не было так страшно. Это был не отчаянный страх, неизменно ассоциировавшийся у Троекурова с войной, а иной, доселе незнакомый. Какая-то смутная брезгливость по отношению к самому себе, к этому проклятому ананасу, который у самой двери снова упал с глухим стуком, охватила его пополам со стыдом и боязнью того, что предстояло увидеть там, в комнате.

Андрей Гаврилович лежал на кровати без движения, так что Кириллу Петровичу даже показалось, что тот уже не здесь. «Может, оно и к лучшему», – подумалось Троекурову. Однако что-то в самой позе больного, во вздувшихся венах на запястьях, говорило о том, что Дубровский-старший еще жив. Его ноздри еле заметно раздувались. Троекуров вывалил ворох продуктов на комод, нечаянно опрокинув кривой бюстик Пушкина.

– Ну что, старый пес, допрыгался?

Дубровский смолчал, только грудь рвано вздымалась под одеялом.

– Вот, – пробормотал Троекуров, – принес тебе фруктов… И еще кой-чего, – добавил он, извлекая из очередного пакета замысловатую бутылку водки в форме автомата Калашникова.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации