Текст книги "Душевный разговор. О смысле жизни, семейных секретах и утюге, который оказался вечным двигателем"

Паяльник

– О, Андрюш, смотри-ка, я паяльник нашла, который подарила тебе десять лет назад на Двадцать третье февраля, – показала жена нераспакованную коробку, перевязанную ленточкой.

– Ага, здорово, – лениво отозвался Андрюша с дивана.

– А ведь ты тогда грозился горы для меня свернуть, вернее, спаять – был бы у тебя такой инструмент, – тоскливо вздохнула жена. – Все нормальные сломанные приборы давно мучаются в китайском аду, а этот десять лет ждет реанимации. Может, все-таки глянешь? Или похороним уже с почестями? – не веря в удачу, спросила жена.

– Конечно, родная, сейчас серию досмотрю, и все сделаем, – уверил муж и прибавил звук на компьютере.

Точно так же все было и десять лет назад.

Распаковав инструмент, жена внимательно изучила его, покрутив в руках, и сделала то, что никогда бы не сделал ни один уважающий себя начинающий мастер, – прочла инструкцию.

Изучив мануал, жена решила пойти дальше и обратилась за помощью в Гугл. Там она нашла целый канал «Сами с плинтусами», организованный группой женщин для других жертв мужских обещаний.

Тем же вечером был госпитализирован фен. Всю ночь он провел на «операционном столе», где ему пытались внушить тягу к жизни. Утром Андрюша проснулся от теплого бриза, который сперва нежно раздувал, а после безжалостно сжег ему все волосы в носу и ресницы.

– Видал, я сама починила и мощности добавила! – радостно пищала жена, направив работающий прибор в лицо мужа.

– Ну зачем ты, я бы сам… – начал было Андрей, но, быстро почувствовав накатывающий стыд, собрался и ушел на работу, хотя его смена начиналась только через три часа.

Когда он возвращался вечером домой, то еще на подходе к подъезду почувствовал неладное, увидев, как ярко моргают лампочки в его окне.

Стойкий запах канифоли в подъезде поднял уровень тревоги до максимума. Когда Андрюша поднялся на родной пятый этаж и увидел жену возле электрощита, то понял, что отныне его жизнь не будет прежней.

– У меня коротыш там был, в смысле короткое замыкание. Сейчас все включу, – успокаивала его жена, щелкая рычажками и отключая по очереди соседние квартиры от сети.

Зайдя на кухню, Андрей увидел обеденный стол, накрытый скатертью и заставленный всяким. Правда, вместо ожидаемого борща и жареной картошки с грибочками стол занимали неаппетитные на вид макароны из проводов, сгоревшие микросхемы, сырые на вид полупроводники, пластиковые корпуса и прочие несъедобные штуки.

– А я тут химичу! – хихикнула жена, забежав следом за Андрюшей на кухню. – Вот, смотри, что придумала! – Она показала на старый утюг с криво вмонтированными в корпус какими-то кнопками. – Нажимаешь сюда – и играет радио! Прикольно, да?!

Андрей хотел было похвалить жену за изобретательность, но, увидев на столе разобранный магнитофон «Сони» оригинальной сборки, который ему двадцать лет назад привез брат с Дальнего Востока, начал задыхаться.

– Да ты все равно его не слушал, – отмахнулась жена.

– Ты не понимаешь, это же настоящий «Сони»! – обиженно выкрикнул Андрей и заперся в ванной, где проплакал весь вечер.

Но фен и музыкальный утюг были лишь началом. Почувствовав вкус созидания, жена продолжила ремонтировать и совершенствовать все вокруг.

Быстро восстановив все розетки в квартире, починив принудительную вытяжку в туалете, скрестив кухонный комбайн с увлажнителем воздуха и забавы ради разогнав кофемолку до скорости звука, женщина заскучала и пошла искать вдохновение у соседей и на местных помойках.

Фены, пылесосы, наушники и кофеварки быстро заполняли собой пространство маленькой квартирки. Подаренные родственниками на свадьбу хлебопечка, фритюрница и тостер наконец поняли смысл жизни – правда, ненадолго: их бесчеловечно пустили на органы. А когда «органов» стало не хватать, жена начала заказывать их по интернету.

Поначалу все это сильно напрягало. Особенно Андрей расстроился, увидев полупустую бутылку коньяка.

– Какого лешего? – возмутился муж. – Это же очень дорогой и хороший коньяк! Мне его директор подарил за успешные десять лет работы!

– Прости, не удержалась, – невинно улыбалась супруга. – Но, если тебя это утешит, коньяк и правда хороший. Микросхемы чистит просто отлично.

– Что он делает?! – закричал Андрей, чувствуя, как в нем закипает злоба.

– Успокойся, тебе надо расслабиться, дыши… – сказала жена и нажала на кнопку электрочайника. Тут же Андрею в лицо задул промышленный вентилятор, который жене принесли на ремонт из малярной мастерской.

Несмотря на растущие счета за электричество и постоянный запах тающего олова и свинца, в жизни Андрея мало что изменилось. Жена, как и раньше, таскала его по рынкам, правда, теперь это были радиорынки, где вместо картошки и авокадо она часами разглядывала конденсаторы и стабилизаторы напряжения.

Теперь при каждой ссоре она ласково называла Андрея «диодиком». Звучало это обычно так: «Ну ты и диодик у меня». А если ссора была серьезной, жена кричала: «Ну ты и диод!» Это было даже как-то уважительно, и Андрей не обижался.

В целом дела шли неплохо. На драгметаллы, добытые из техники, можно было некоторое время жить, от аванса до зарплаты. Жена почему-то отказывалась брать деньги у соседей за ремонт их приборов и даже сама доплачивала, если те приносили что-то сломанное. Но постепенно ее творческие позывы стали сильнее.

В доме появилась какая-то странная литература, а в браузерах – ссылки на опасные с точки зрения антивируса и законодательства ресурсы. Из пяти модемов, одного военного радио и «Нокиа 3310» жена собрала роутер, который работал на каких-то уникальных частотах, и ее запросы в интернете стало невозможно отследить.

Затем пришлось переехать в какую-то избу, что находилась в ужасной глуши. Жена не говорила зачем, а на обиды и угрозы со стороны мужа обещала все же вручить паяльник, затолкав его туда, куда Андрей уже запихнул все свои обещания о ремонте.

Время шло. Жена иногда уезжала в командировки. Приезжала злая и уставшая, говорила об источниках бесконечной энергии и называла Нобелевскую премию разводом и свинством.

– Мне надоело! Никакого толку от твоей физики! Сколько раз просил тебя настроить мне дальний свет на машине, а ты все какой-то ерундой занимаешься! – кричал Андрей на жену, устанавливающую самодельную систему умного полива для грядок.

Постепенно все у них разладилось. Жена неделями не выходила из подвала – что-то изобретала. Андрей неделями не выходил из запоя. А потом приехали спецслужбы, всех повязали и рассадили по разным машинам.

Андрею снова предлагали вручить злосчастный паяльник, если он не сдаст жену.

– Хорошо! Хорошо! Я все вам расскажу! Да, это правда: моя жена собрала этот проклятый музыкальный утюг и сказала, что это ее идея. Я же не знал, что на это уже давно есть патент! – каялся Андрей, глядя на людей в форме.

– Да чего ты нас тут лечишь? Какой музыкальный утюг? Где вечный двигатель?! – давил на него самый страшный из мужчин.

– В-в-в-вечный двигатель? Не знаю… Может, в «Москвиче-412»? – предположил Андрей.

– Это какой-то диод, – сказал один из законников и предложил все силы бросить на жену.

* * *

Через несколько недель после того как их отпустили, Андрей узнал, что его супруга сделала невозможное. Она изобрела то, над чем бились тысячи умов сотни лет и попыталась донести это в массы. Но ни в одной стране мира ей не дали рассказать о своем открытии. Зато пообещали хорошую пенсию и снятие всех возможных судимостей, если она уничтожит свое изобретение.

Жизнь вернулась в прежнее русло. Руки у жены опустились, и она больше никогда ничего не паяла, увлекшись кулинарией и макраме.

Андрюша так и не узнал, где его супруга прятала тот самый вечный двигатель, но именно поэтому и был счастлив – ведь им больше ничего не угрожало. А хорошая пенсия супруги позволила ему сменить работу и чаще проводить время дома.

И еще Андрей никак не мог понять, почему перестали приходить счета за электроэнергию и почему их музыкальный утюг круглосуточно включен, но ничего не гладит, а все приборы, в том числе их новый электромобиль, запитываются от него.

Жизнь по нотам

Как-то раз одна семья забыла поздравить своего дедушку с Днем Военно-Морского Флота, и дедушка обиделся. Этот человек обладал жестоким нравом и владел искусством красиво мстить.

В тот же год он подарил внуку на день рождения скрипку.

Подарок оценили всем многоквартирным домом. С тех пор соседи вспоминали прекрасные времена, когда район еще только возводился и за окном кипела стройка. Как только мальчик доставал свой музыкальный реквизит и начинал играть, люди включали записи звуков перфоратора и плиткореза, отдыхая под ритмы инструментов и их неизменную мелодию.

Внук, он же Алешенька, полюбил скрипку всей душой. На любые уговоры родителей начать заниматься чем-то менее убийственным он отрицательно мотал головой. Мальчика пытались соблазнить другими запрещенными раздражителями: фломастерами, целым ведром «Лего» или, на худой конец, спичками.

Ему было дозволено разрисовать все обои, уничтожить стопы целому семейству, даже поджечь сухое поле – короче, сделать то, чего не могли позволить себе девяносто процентов детей, – только бы он отказался от скрипки. Но Леша был непоколебим.

– Отдадим в музыкальную школу. Там за две недели из него все желание играть скрипичным ключом вышибут, – предложила мама, прошедшая через подобное в детстве.

Семья аплодировала ее смекалке и уже готовилась отоспаться, но Леша не спешил жаловаться. Ноты давались парню удивительно легко, занятия приносили радость. Папа предлагал преподавателю деньги, чтобы тот выгнал его сына с позором, но наставник оказался настоящей скотиной и, назвав Лешу талантливым, велел развиваться. Леша стал играть лучше и чаще, да еще и по правилам.

«В траве сидел кузнечик», «Во поле береза стояла», «Елочка» и многое другое из классики превращалось прямиком в оружие массового поражения. Соседи и родители Алеши хотели добиться запрета этих произведений на государственном уровне, но мальчик начал изучать Моцарта и Бетховена, а это уже международный класс, тут бороться бесполезно.

Играл Леша, к слову, очень даже хорошо и сам прекрасно это понимал.

Мама обещала, что после гамм и арпеджио со сменой позиций мальчик сдуется. Затем его должны были добить соль мажор в четыре октавы – но нет. Уже когда все опустили руки, а на ля минор не было никакой надежды, старший брат предложил:

– Давайте переведем его в самый проблемный класс! Хулиганы ему растолкуют и про Лунную сонату, и вообще про весь Мендельсон!

Метод был жестоким и непедагогичным, но не спавшие четыре года родители уже были готовы смириться с разбитым носом ребенка, лишь бы он не разбил остатки их терпения.

Первые две учебные четверти одноклассники Алешу колотили, затем зауважали, затем приняли. К концу учебного года из самых агрессивных и активных хулиганов Алеша сколотил музыкальную группу. Они начали успешно выступать на утренниках, выпускных и гастролировать по другим школам.

К скрипке добавились гитара, труба и барабан, а еще весьма сомнительный, но харизматичный вокал по имени Сережа. Часто музыканты собирались друг у друга дома и занимались подготовкой к концертам.

Группа просуществовала до окончания школы. Ребята планировали играть и дальше, поступив в музучилище, но отцу Алеши диагностировали острую музыкальную непереносимость и, как следствие, нервное истощение. И тогда он позвонил своему двоюродному брату, майору, и договорился, чтобы сына забрали в армию до сдачи вступительных экзаменов.

– Определим его в нашу военную часть, там из него музыку выведут – полотером и строевой подготовкой, – обещал майор.

В армии Алеша быстро освоился. Военный оркестр был обречен на новую первую скрипку. Там наш музыкант лишь приумножил свой талант и стал местной гордостью. Родителям на работу присылали официальные приглашения на концерты и парады с участием сына, а потом его на все выходные отпускали в увольнение домой, где парень показывал, чему научился.

* * *

Отслужив, Алеша вернулся в отчий дом.

– Я заплачу любые деньги, только скажите, как мне быть! – умолял отец психолога, к которому теперь ходил каждую неделю. – Он снова живет с нами, потому что не может снять квартиру – его отовсюду просят съехать вместе с его скрипкой!

– Я дам вам один действенный совет, – с серьезным видом отвечал специалист, пересчитывая купюры, что снял для него с кредитки отец Алеши. – Хотя это неправильно и противоречит этике. Есть метод.

Глава семьи навострил уши.

– Все, что угодно, лишь бы он это бросил, раз не может съехать – иначе я не доживу до пенсии.

– Музыка должна ему опротиветь. Она должна ему напоминать о боли и страданиях. Лучше всего – о чужом горе, – сказал психолог, и отец буквально прозрел.

– Точно! У меня же шурин работает в ритуальном бюро! Пригласим Алешу сыграть на похоронах. Он мальчик чувствительный, душой пострадает, но мы-то, мы-то отдохнем! – кричал отец, выбегая из кабинета.

Через две недели психолог снова принимал его у себя. Вид у отца музыканта был еще хуже, чем в прошлый раз. Мужчина исхудал, осунулся, чернота вокруг глаз, казалось, могла засосать небольшую галактику.

– Что случилось? Не выгорело? Его не взяли в оркестр? – поинтересовался специалист.

– В-в-в-взяли, – заплетающимся языком сказал отец и заплакал.

– Он что, не прочувствовал боль?

– П-п-п-п-прочувствовал, – высморкнулся клиент в рукав.

– А что тогда?

– Дело в том, что его пригласили на похороны какого-то олигарха. Народу собралось человек двести, и все были только рады, что этот тип концы отдал. Это был очень мерзкий дядька, которого никто не любил, и плакать никто, естественно, не собирался. Пока…

– Пока что? – Любопытство психолога было на пределе.

– Пока не заиграл оркестр, а точнее, Алеша со своим соло. В общем, рыдали даже те, кого олигарх на деньги кинул, а еще любовник его жены и даже водитель катафалка, который вообще недавно приехал из-за границы и не знал покойного.

– Вот так да… – почесал бородку психолог.

– Алеше предложили работу. Он теперь на всех похоронах играет, а дома с утра и до вечера репетирует. Мы в день по три литра воды выпиваем, чтобы не умереть от обезвоживания, когда плачем.

– Простите, я не думал, что так… – начал было оправдываться психолог, но клиент его перебил:

– Тем не менее результат есть!

– Правда? Какой же?!

– Их оркестр пригласили на год в тур по стране, Европе и Азии!

– Тур для ритуальных оркестров? Не знал, что такие бывают, – выпучил глаза врач.

– Их и не было до этих самых пор. А теперь, благодаря Алеше, люди со всего света хотят, чтобы их оркестр играл на прощаниях с важными персонами. В Северной Корее их вообще забронировали на сорок лет вперед. Так что спасибо вам. – Клиент встал с кресла и, откланявшись, вышел из кабинета.

Все выдохнули. Талантливый сын получил возможность играть, родители получили долгожданный сон, люди во всем мире начали получать достойные проводы.

Правда, счастье длилось недолго. Через полгода Алеша вернулся с беременной женой. Они познакомились в Париже, где оркестр выступал по три раза на дню. Девушка эта играла в местной церкви на орга́не, и они с Алешей сыгрались на одной общей службе. Хоть отец Алеши и настаивал на том, чтобы сын жил отдельно, свежеиспеченная свекровь была категорически против. Для нее судьба и здоровье невестки и будущего внука были дороже собственного, поэтому молодожены остались.

Ребенку еще до рождения начали прививать любовь к музыке. Будущая мама включала на больших колонках запись любимого орга́на, а будущий папа подыгрывал ему на скрипке, добивая остатки нервной системы будущего деда.

А когда малыш родился, объявился прадед, которого в очередной раз забыли поздравить с профессиональным праздником. Взглянув на новорожденную девочку, старик довольно улыбнулся и прошептал ей на ушко:

– Когда тебе исполнится пять лет, я подарю тебе лошадку, – и хитро подмигнул.

Истинный швейцар

– Спасибо, отец, не надо помощи. Тут силу требуется приложить, а ты вон – еле ходишь, – отмахнулся парень, когда Генрих Анатольевич предложил ему подтолкнуть не желающую заводиться машину.

– Да что ты несешь, пацан?! – обиженно рявкнул Генрих, вцепившись в крышку багажника и не собираясь уходить. – Я КамАЗ с места сдвину, если потребуется! Ноги, может, и не те, зато спина и руки посильней твоих будут! Дай помогу, ну пожалуйста!

– Не надо, сказал же! – раздраженно прикрикнул парень, разжимая мертвую хватку мужчины и параллельно обращаясь за помощью к проходящему мимо студенту-задохлику.

– Ну и пыжьтесь тут вдвоем, – сплюнул Генрих и, отцепившись, медленно потопал в сторону дома.

Генрих Анатольевич возвращался из магазина, где купил новый табурет на смену старому, что сломался под ним с утра. Мужчина то и дело останавливался, чтобы дать больным ногам отдых, и присаживался на табурет.

«Когда я успел стать бесполезным?» – смотрел мужчина по сторонам на мир, что не рухнул после его выхода на пенсию.

Строители строили, дворники мели, полицейские бдели, врачи лечили – все занимали свои места и делали свое дело. И только Генрих сидел на табурете, занимая собой полезное пространство и не принося никакой пользы.

Погруженный в раздумья, делая короткие привалы, он дошел до дома, в который переехал несколько месяцев назад, обменяв свою двушку на однушку – ради близости к поликлинике. Генрих поднялся по ступеням и, зайдя в распахнувшийся перед ним старый лифт, нажал на кнопку последнего этажа. Затем еще раз и еще. Кнопка не срабатывала.

– Месяц уже как подали заявку, а они все никак эту проклятую кнопку не починят! – Генрих сотрясал воздух, словно ожидая, что его магическим образом услышат коммунальные службы. – Я устал подниматься каждый раз на свой этаж, не доехав до него! – продолжал он бубнить, глядя на исцарапанный, почерневший от отпечатков пальцев и огня зажигалок пульт.

Генрих достал из кармана пассатижи и набор отверток, которые по старой заводской привычке всегда носил с собой. Приложив немного смекалки и волшебных «заклинаний», он смог подобрать инструмент, необходимый для специальных крепежей, и открутил их.

Изучив взглядом внутренности старого механизма, Генрих заметил, что один из фиксирующих винтов сломанной кнопки ослаблен. Подтянув винт, он нажал на кнопку, и лифт тронулся.

– Вот так-то. Пять минут делов, а ждешь месяцами мастеров этих, – довольно произнес мужчина, закрывая пульт.

Пока лифт медленно полз вверх, Генрих сидел на табурете и, довольствуясь тусклым желтым светом, изучал стены. Дети, которых явно воспитали неандертальцы, годами оставляли здесь маркерами наскальные послания друг другу. Также тут были наскальные рекламные объявления, которые одно на другое клеили кочевые племена промоутеров. Грязный от отсутствия влажной уборки и от оставленных на стенах слов лифт источал зловоние и негатив. Когда-то сияющий и полностью исправный, а ныне старый, брошенный доживать свой век, он напоминал Генриху самого себя.

Разглядывая лифт, мужчина совсем забыл выйти на родном этаже. Двери захлопнулись, загорелась лампочка, лифт поехал в обратном направлении вместе с сидящим на табурете Генрихом.

На первом этаже двери распахнулись, и перед Генрихом возникла соседка с полными пакетами продуктов.

Она смотрела куда-то в пол, словно устала держать голову прямо.

– Вам какой?! – неожиданно раздалось из лифта.

– Ой, – испугалась женщина, увидев сидящего на табурете старика, – а вы кто?

– Лифтовой в пальто, – пошутил Генрих, радуясь этому невинному розыгрышу.

– В смысле швейцар, что ли? – Женщина часто моргала, не в силах взять в толк, что происходит.

– Ага, он самый. Присаживайтесь и позвольте ваши сумки.

Едва удерживаясь от смеха, Генрих встал с табурета и протер его рукавом.

– Спасибо, – заулыбалась женщина и, зайдя в лифт, протянула пакеты.

Генрих взял ношу, которая чуть не пригвоздила его к полу. Он издал еле слышное «уф» и, выпрямившись в полный рост, кивнул.

– Мне на седьмой, – скомандовала женщина.

Генрих начал искать глазами цифру семь. Какой-то гад снова стер цифры, написанные маркером. Доехать на нужный этаж получилось лишь с третьего раза.

– Спасибо вам огромное. Прекрасно, что у нас теперь есть такой замечательный швейцар! – попрощалась соседка в конце поездки, когда Генрих помог ей донести пакеты до квартиры.

Чувствуя себя невероятно счастливым оттого, что смог кому-то помочь, Генрих вернулся к лифту.

* * *

На улице стоял полдень. Дел у Генриха не было, от судоку и сериалов уже тошнило. Хотелось чего-то такого-эдакого, и он решил еще поиграть в лифтового.

– Добрый день, меня зовут Генрих Анатольевич, я швейцар. На какой этаж вас подбросить? – представился Генрих молодой семейной паре, еле сдерживая смех.

– Слышал, Вась? Швейцар! А ты мне тут все жалуешься, что мы ипотеку в клоповнике взяли! У твоих друзей в центре города тоже швейцар есть? – гордо заявила девушка супругу.

У Васи так загорелись глаза, что он даже оставил Генриху какую-то мелочь на чай, когда они приехали.

– Швейцар? Это еще зачем? Мы тут что, в Луврах живем? То за отопление круглый год платим, а теперь еще всяких швейцаров будут в счета включать?! Да я вас!.. – набросилась на Генриха пожилая соседка.

– Не переживайте, меня вам за счет государства выделили, – слукавил испугавшийся расправы Генрих, – в благодарность за проведение лучшего субботника!

– В благодарность, значит? – недоверчиво прищурилась женщина. – Ну раз так, то вези меня сначала на пятый – к Любовь Григорьевне, а потом на третий – к Валере, а потом я тебя супом накормлю, а то весь день тут катаешься, на кнопки жмешь, силы нужны! – раздавала указания женщина.

Вечером Генрих чувствовал приятную, знакомую со времен работы, усталость. Ему так понравились эта игра и слова благодарности, что он решил и завтра поиграть, вот только рабочая зона его не сильно радовала. Унылая грязная кабина, тусклый свет, порванный линолеум на полу.

Генрих прекрасно понимал, что вещи приходят в подобное состояние не за один день. И раз никто из коммунальных служб раньше лифтом не занимался, то и теперь не станет.

Рано утром, пока все спали, Генрих вооружился чистящими средствами, растворителем, шпателем, тряпками, саморезами и принялся приводить кабину в надлежащий вид. Со стороны могло показаться, что Генрих просто отмывает старый лифт, но на самом деле он оттирал собственную душу. Хотел показать себе и остальным, что еще способен блистать.

Притащив из квартиры хорошее зеркало, он повесил его вместо заводского, обросшего паутинкой трещин много лет назад. Затем отодрал старый линолеум и поменял на новый, что остался у него от ремонта и лежал в чулане. Если с бумагой на стенах справлялись шпатель и растворитель, то с въевшимся маркером не могла совладать даже святая вода, которую Генрих набрал в прошлом году в несколько канистр. Было грустно осознавать, что матюки со стен вывести невозможно. Увы, но Генрих не знал, что предпринять.

– Вот, это вам! – спасла положение девочка, идущая с мамой из школы. Малышка протянула Генриху рисунок, который сделала на занятиях по изо.

– Прекрасно, барышня! – похвалил Генрих непропорциональных жирафов и зафиксировал их на том месте, где кто-то объявил Машку из сорок седьмой квартиры женщиной больших ветров.

На следующий день Генрих открыл почтовый ящик и обнаружил внутри целую пачку рисунков от местных детей, которые тоже хотели, чтобы их творчество украсило стены лифта. Пришлось устраивать выставку.

Оформив выставку рисунков, Генрих оттер до блеска пульт и нанес несмываемой краской цифры. Он поменял плафон и смог невероятными усилиями вывести из лифта тот стойкий аромат, что копился в нем годами. Теперь кабина сияла чистотой и постоянно обновлялась в культурном плане.

Генрих так вошел в роль, что купил себе костюм и белые атласные перчатки, в которых особенно приятно был драть уши тем, кто собирался оставить в лифте свой гадкий след.

Молва о чудесном и чудаковатом швейцаре быстро разлетелась по округе, и уже через пару недель о Генрихе написали несколько популярных блогеров, а ведущий телеканал снял сюжет.

Как и полагается, мимо подобного энтузиазма не смогла пройти местная власть, которой лифт принадлежал.

– Он, видите ли, за свой счет привел лифт в порядок! – исходил слюной начальник управляющей компании. – Выставил нас бездельниками и крохоборами! Сволочь швейцарская!

– Он местный, – поправила начальника секретарь.

– Да знаю я! Что ты меня поправляешь! В общем, убрать этого идиота!

На следующий день к Генриху заявилась полиция и предъявила обвинение в незаконной предпринимательской деятельности.

– Да вы что, я же бесплатно! – оправдывался Генрих.

Соседи подтвердили. Они же не дураки – лишаться единственного человека, у которого руки дошли до этого сарая на тросе. А то, что люди раз в неделю сами скидывались Генриху кто чем может и давали периодически на чай – так это добровольно.

Не найдя доказательств вины, полицейские оставили мужчину в покое и даже похвалили, увидев результаты его работы. А заодно оставили свои номера на случай, если потребуется отбиваться от конкурентов. Генрих посмеялся, но номера записал.

На фоне роста популярности швейцара падал рейтинг управляющей компании. Заголовки статей твердили: назначенная контора не справляется с тем, что под силу обыкновенному пенсионеру.

И вот как-то раз управляющая компания выключила лифт. А через несколько дней установила абсолютно новый. Такой, где отверткой никуда не залезешь. Блестящие стены, сенсорные кнопки, работающий вызов диспетчера.

– С таким лифтом никакой швейцар не нужен! – объявил на общедомовом собрании начальник. – В другие подъезды тоже поставим. Года через три, – откашлявшись, объявил он, глядя на обозленных жильцов соседних подъездов.

Разглядывая новый лифт, Генрих чувствовал, что внутри него разрастается пустота.

У него отняли его дело. Его творчество. Его ответственность. Три дня он сидел дома и никуда не выходил, разгадывая один за одним десятки кроссвордов, пока в дверь не позвонили.

– Генрих Анатольевич! Вы куда пропали? Отпуск взяли, что ли?! – поинтересовались собравшиеся возле дверей соседи.

– Так а зачем я вам? Лифт же теперь новенький, чистый, работает как часы, – еле слышно пробурчал «лифтовой», почему-то стыдясь смотреть в глаза людям.

– Лифт – новый! А швейцар нам нужен старый! Возвращайтесь! Хотите, мы добьемся для вас официальной зарплаты? – выкрикнул кто-то из задних рядов.

– Вы хотите сказать, что дело не в том, что я за чистотой следил?

– Конечно нет! Вы ведь самое настоящее сердце нашего подъезда! Встречаете нас с утра и по возвращении с работы! Гоняете шпану, слушаете наши жалобы! Вы не просто швейцар, вы наша гордость!

– Да! Да! Да! – поддержали все вокруг.

Генрих расплылся в улыбке и вытер подступившие слезы.

С утра он снова заступил на свой пост, но перед этим проверил почтовый ящик, где уже скопилась новая картинная галерея.

* * *

Жильцы соседних подъездов не стали ждать обещанного три года – следуя примеру Генриха, новые «швейцары» начали появляться в каждом лифте этого дома.