Текст книги "Скользящие тени"

ПРЕЛЮДИЯ

 
Ни в чём мы не виноваты.
За годом проходит год.
В любви не ищите правды,
а неправда любовь убьёт.
В доме пустом гулко,
чуть-чуть приоткрыта дверь.
Глиняными фигурками
молча сидим теперь.
Молча ещё играем
и знать не хотим того,
что каждое слово – камень
и кто-то бросит его.
 

1 9 6 9

ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАПИСИ

 
1
С какой же стати, чего ради
так между нами повелось?
На час встречаемся в мансарде,
а ночь придёт – и снова врозь.
А были бы чуть-чуть подольше,
пооткровенней, понежней,
какой бы вымученной ложью
пришлось бы говорить о ней.
 
 
2
От любви нашей мало толку,
не надеемся на неё.
Я – обманщик, а ты – актёрка,
наизусть говорим враньё.
Кто ты мне? Ни жена, ни невеста.
Просто встретились наши пути.
Отойти невозможно от текста
и к чему-то другому прийти.
 

1 9 6 9

ВСКРИК

 
«…Люблю тебя… Ревную… Не могу…
…И никогда я не прощу измену…
…Не прошибить мне головою стену…
…Не пробежать в нехоженом снегу…
 
 
…………………………………………………!»
 
 
Ох, этих слов убийственный набор.
Они мертвы. Их слушать нет резона.
Скорей под душ, под брызжущий напор
воды, в которой пузырьки озона!
 

1 9 9 9

Дрогнет свет и обомрёт

 
Дрогнет свет и обомрёт,
вероятно, с перепугу.
Жизнь идёт наоборот,
против стрелки, но по кругу.
Что ни сделаю – всё ляп,
что ни шаг – опять проклятье…
 
 
Мой коварный эскулап,
не хочу в твои объятья!
 

Ты – жажда вечная отмщенья

 
Ты – жажда вечная отмщенья,
но жертвуешь собой опять.
Ты – многоводное теченье,
оно не повернётся вспять.
 
 
Ты – вожделенья повитуха.
Ты – майя, дымка, пелена…
И плоть теряет твёрдость духа
тобой напившись допьяна.
 
 
То близко ты и вдруг далёко.
Что ты ни делаешь – игра.
Ты – невидальщин подоплёка,
и сходится с горой гора.
 
 
Какое бы уподобленье
я для тебя ни подобрал,
не обойдёт тебя паденье,
как слабой памяти провал.
 
 
Не обойдут ни боль, ни горе,
и, может быть, когда-то стыд,
как лампа в тёмном коридоре,
тебя, пронзивши, осветит.
 

2 0 0 0

И зачем мне эта женщина дана

 
И зачем мне эта женщина дана,
как из камня возведённая стена.
словно птица, вдруг прервавшая полёт,
словно небо, превратившееся в лёд.
 
 
В тёмном небе звёзды дальние близки,
ночью любят нелюбимых от тоски.
 

1 9 7 1

ОКОЧЕНЕВШАЯ ЖИЗНЬ

БЕЗУМИЕ

 
Я, потерявший чувство бытия
по прихоти капризного уродца,
наверно, впрямь порожняя бадья,
висящая под воротом колодца.
 
 
Цепь загремит, как среди неба гром,
срываясь вниз – туда, где ночь сырая.
Я заскольжу, дрожа и замирая,
по вертикали и, столкнувшись с дном,
 
 
почувствую, как дышит зазеркалье,
как от него исходит холодок…
И тут же звёздный и чужой поток
меня затянет в потайные дали.
 
 
Там – низость человеческой орды,
среди которой совесть одиночек
как рябь на глади дремлющей воды,
как зыбь песков, – тут виден Божий почерк!
 
 
Но эта пестрядь знаков не к тому,
чтоб устрашать масштабами иного,
а для того, чтобы, войдя во тьму,
найти в ней отзвук бытия земного.
 

2 0 0 0

…А в том больном бомонде

 
…А в том больном бомонде,
в котором ты как рыба,
я был ещё не в моде
и не того калибра,
чтоб сделаться канвою
для праздных разговоров,
вождём или главою
актёрок и актёров.
 
 
О, жажда лицедейства,
когда себя корёжим,
дабы воспеть злодейство
и приобщиться к рожам.
 
 
Что было прежде болью,
Божественным дерзаньем,
духовному подполью
пойдёт на растерзанье.
 

1 9 7 1

ОПАСНОСТЬ

 
Он говорит: «Пойдёшь сюда —
и всем надеждам крах!»
Он думает, моя судьба —
птенец в его руках.
И почему ему дано
вот так повелевать?
Захочет – выпустит в окно,
где тишь и благодать.
 
 
А может быть другой исход.
Тогда средь бела дня
в лебяжий пух, в сухой помёт
он превратит меня.
 

1 9 8 2

МЕТАМОРФОЗА

 
Я изменился. Не понять,
как и зачем я изменился,
какой-то дух во мне томился,
я захотел его унять —
не потому ли изменился?
В своих поступках я винился,
но также поступал опять.
И не сошёл с ума, не спился
и мог ночами крепко спать —
не потому ли изменился?
 

1 9 8 1

Молчать, пока не выйдет случай

 
Молчать, пока не выйдет случай,
пока не ослабеет гнёт,
и звук – зародыш всех созвучий —
травить, как нежеланный плод.
 
 
Но ты в тревогах успокойся
и тайным мыслям не перечь.
Судьба людей имеет свойство
витиеватой быть, как речь.
 

1 9 8 0

НА ПЕРЕПУТЬЕ

 
Куда мне идти? Впереди ни души и ни света…
Что ни сделаю я, придётся опять не ко дню.
И меня завернут в запоздалое лето,
словно в мокрую простыню.
 

1 9 8 1

СТИХОТВОРЧЕСТВО

Юрию Жарову

 
Спугнули стих, он был вот здесь,
птенец, заморыш желторотый.
Под самым сердцем, у аорты,
готовый выплеснуться в песнь.
И что осталось?.. Так, следы…
От клюва и когтистых лапок.
Что делать мне? Улечься на бок,
уйти в сонливость от беды?
И пробудиться как-нибудь,
заслышав монотонный присвист,
и в перья белые, как в известь,
лицо и руки обмакнуть.
 

ИЗ ЦИКЛА «ЛЕГЕНДА ОБ ИВАНЕ ГРОЗНОМ»

 
1. Юность
К чему обиды, битвы, споры?
С невозмутимостью жреца
царь взял в галоп, вонзились шпоры
в крутые стати жеребца.
Скакать от бед и от печалей
в страну удачи и добра,
припав губами к гриве чалой
с росистым блеском серебра.
И как бы Русь ни одичала,
он возлюбил её тогда.
Неслись перед его очами
деревни, сёла, города.
И россиянки были, боже! —
белей парного молока.
И тень царя на них легла,
но это было много позже.
 
 
2. Совет царю Малюты Скуратова
Храни себя в себе, храни!
Есть ты, а есть ещё они.
Глазами при тебе кадят,
ты утопи их, как котят.
 
 
3. Одиночество
Горит свеча, трещат поленья.
В чужой бревенчатой избе
царь пишет книгу о правленье,
царь пишет книгу о себе.
 
 
Как он старательно напрягся,
чтоб стать подобием Христа.
И, словно плаху, ставит кляксу
на голой площади листа.
И жилы на руках набухли.
Он помнит много лиц и дат.
И смотрит пристально на буквы,
как перед боем на солдат.
 
 
И пишет царь для поколений,
тиранам опыт свой даря…
И сухо щёлкают поленья,
как будто выстрелы в царя.
 
 
4. Опричники
Свет небесный на землю не падал,
обходил стороною её.
И луну, как смердящую падаль,
облепило кругом вороньё.
 
 
В темноте, как в разлившейся жиже,
приходилось подолгу плестись,
и углами топорщились крыши,
словно крылья увязнувших птиц.
 
 
Дом чужой словно крепкий орешек.
Стерегущим его исполать.
Знай одно, душегуб и кромешник,
в этом доме тебе не бывать.
И не спать на подушках лебяжьих,
а идти, куда верность велит.
На царёвой безудержной блажи,
может быть, пол-России стоит.
 
 
А другая её половина
далека от опасных затей
и во многих изменах повинна,
но невинна по крови своей.
Всё закружится в этом разгуле,
от избы до боярских палат.
 
 
Ночь такая – что звёзды уснули,
ночь такая – что люди не спят.
 

1 9 6 3

ИСПОВЕДЬ

Оскару Рабину

 
В утробе у мира, гниющей и грубой,
я сам искажён, как селёдка под шубой.
 
 
Себя раставосив и сбросив в отбросы,
теперь я как шип истлевающей розы.
 
 
Теперь я спаситель всемирных помоек,
ко всем истязаньям привычен и стоек.
 
 
Мое бытие как обрывки газеты,
в них новости дня и бессвязность беседы.
 
 
И делят меня, словно хлеба краюху,
все те, кто набился в мою развалюху.
 
 
Мои прегрешенья, голодные волки,
сбиваются в стаю на мёрзлом просёлке.
 
 
Я буду, как агнец, растерзан и съеден,
став темой для злых мерзопакостных сплетен.
 
 
Меня поминая распитием водки,
дружбаны расставят давнишние фотки.
 
 
На них я наивный и робкий ребёнок,
и письками пахнет от ветхих пелёнок.
 
 
Но вот я состарюсь, и в скорби минутной
вся жизнь прожитая покажется мутной.
 
 
И шквалистый ветер, усердствуя яро,
меня закружит, как цыганку из «Яра».
 

2 0 0 7

Москва. Июль. Мертвым-мертво

 
Москва. Июль. Мертвым-мертво.
Весь город к вечеру загажен.
И сплевывает день в метро
шатающихся граждан.
 

1 9 8 7

ЧУГУННЫЙ КАТОК

 
Мне шепчет на ухо Венера,
фырчит зловещая звезда,
что убывает в людях вера
и люди мчатся в никуда.
Кружат их адские метели,
а кто твердил: «Мы не рабы!» —
легли в ледовые постели,
в неосвященные гробы.
 
 
А на того, кто жив остался,
платок накинув на роток,
летит, как парусник по галсу,
всё подминающий каток.
 
 
И как нам выскользнуть,
друг милый,
из-под чугунного катка?
От колыбели до могилы
тропинка жизни коротка.
 

1 9 8 5

Я себя навряд ли сберегу

 
Я себя навряд ли сберегу.
Душа хиреет, и дряхлеет тело.
То ли жизнь я свою проглядел на бегу,
то ли жизнь меня проглядела.
 

1 9 8 3

ПОЭТАПНАЯ РЕАБИЛИТАЦИЯ

 
Выпускали…
Выпускали стрекоз…
Выпускали стрекоз на мороз.
 

1 9 8 4

ПЕТЕРБУРГ

 
Вороний грай разбудит поутру.
О чём вещает птиц косноязычье,
которые слетаются к Петру,
и в грош не ставя всё его величье?
Сошёл туман тяжёлый на Неву,
деревья стынут в пелене молочной,
и в мороси, промозглой и морочной,
тебя увидеть трудно наяву.
 

2 0 0 6

ПОДРАЖАНИЕ М. Ю. ЛЕРМОНТОВУ

 
Прощай, забитая Россия,
cтрана бандитов и бомжей,
где гонят истину взашей,
где каждый выскочка – мессия,
и где тошнит от типажей.
 

1 9 9 6

ОСЛЕПЛЕНИЕ

 
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
 

А. С. Пушкин

 
Здесь постоянно ночь как день,
а день – как будто мрак кромешный.
Для них он человек потешный,
кто тень наводит на плетень.
 
 
Он верил сам, что им сродни,
хотя был с ними разной крови,
и всё ему казалось внове
в азарте пошлой болтовни.
 
 
Как он пытался уловить
черты лица в застылой маске
и выдернуть из мёртвой сказки
реальности живую нить.
 
 
Он был как червь у их подошв.
Вот почему его простили
и, развлекаясь, не пустили,
как тварь дрожащую, под нож.
 
 
Как он мечтал найти приют,
где люди вольны и степенны,
а здесь и камни вопиют,
и стены двинулись на стены.
 
 
И среди этой чехарды
он вдруг опомнился однажды,
когда услышат выкрик: «Наш ты
или из вражеской орды?»
 
 
На нём нет крови и вины,
а есть тяжёлый гнёт возмездья
и тишь московского предместья,
задворки низменной войны,
где поле битвы – огород,
а острый нож – клочок бумаги…
 
 
Но как уйти от этих орд,
в какие дебри и овраги,
в какие дальние скиты,
в какое скрыться поднебесье?
Как ни страдай и как ни бейся,
а всё равно вокруг – скоты!
 

С е н т я б р ь 2 0 0 6

КУКЛЫ

Стелле Гайле

 
На улице Авоту, в Риге,
я жил в зачарованном доме.
В нём слышались всхлипы и вскрики,
а я находился как в коме
среди разнаряженных кукол,
стоявших с потерянным видом.
Там кто-то призывно мяукал,
а кто-то, поддавшись обидам,
забился, расплакавшись, в угол.
Но были стоявшие в нишах,
водившие дружбу с амуром,
бывавшие прежде в Парижах,
носившие платье с турнюром.
То были гламурные девы
с причёсками в стиле барокко,
в искусстве своём королевы,
исчадье страстей и порока.
Вращали глазами пустыми
и тут же по-девичьи робко
чихали, как будто простыли,
в платки из индийского хлопка.
 

Р и г а, 1 9 д е к а б р я 2 0 1 0

НА ВЫСТАВКЕ Г. В. ЯКУЛОВА

 
Кафе. Театр. Бистро и скачки.
Приезд на рысаках домой…
История как после спячки
зевает всласть передо мной.
 
 
Постель пестра, как маскарад.
Кровать – бассейн под балдахином,
куда (который раз подряд)
ныряют, как в угаре винном.
Наутро, вынырнув назад,
опохмелятся апельсином
и до смерти заговорят.
 
 
В прихожей скинутый бурнус
как дразнит яблоком зелёным.
Лиловый отсвет нежных бус
вдруг отзовётся тихим стоном…
И в полумраке обозлённом
спадёт, как зной, тяжёлый груз.
 
 
О, эти выскребки подполья,
с идеей вбитой, будто гвоздь,
летящие куда-то сквозь,
на вражью милость, на авось,
согнув конечности до боли,
с желанием принять неволю,
чтоб безмятежнее спалось.
 

1 9 7 4

ДВОЙНИК

 
Кто глядит в упор из зазеркалья
тёмным и размытым двойником?
Выскочка, проныра и каналья,
он со мной встречается тайком.
 
 
Он не первый, но и не последний,
кто меня тревожит и томит.
До чего ж его безумны бредни,
полные надуманных обид.
 
 
До чего же он непроницаем,
у него не кожа, а броня.
Он идёт, как будто гул с окраин,
внешне весь похожий на меня.
 
 
Им одним исхожен и истоптан
новый путь, свернувший на межу.
Он продаст и в розницу, и оптом
всё, чем я на свете дорожу.
 
 
Хитрован, мазурик и приблуда,
он текуч и зыбок, как вода.
И когда-то взявшись ниоткуда,
он уйдёт однажды в никуда.
 

2 0 0 6

ВЕЧНЫЙ ВОПРОС

 
Ну чем заняться мертвецу,
что было бы ему к лицу,
найти какое дело,
чтоб кровь не охладела?
Тоску какую побороть,
чтобы распавшаяся плоть,
стеснённая могилой,
совсем не стала хилой?
 
 
Ну чем заняться мертвецу?
Вся жизнь его пришла к концу.
 

2 0 0 9

ФАНТОМНОЕ ПОСТИЖЕНИЕ КАРТИНЫ КЛОДА МОНЕ «ПОСЛЕ ЛАНЧА» (1873–1876), МУЗЕЙ Д’ОРСЕ, ПАРИЖ

Ренэ Герра

 
Забытое дитя на крошечной лужайке,
ещё он слишком мал, ему не осознать,
что много лет спустя, главарь преступной шайки,
он раззадорит чернь, чтоб изничтожить знать.
 
 
Взопревший день скользит по облакам к закату,
и тянет от реки приятным холодком.
Гостей сегодня тьма. Смеются до упаду,
и мать с отцом сидят, как принято, рядком.
 
 
В такой семье ничто не предвещает бури.
Вот слышны чья-то речь и хлопанье ладош.
И кругом голова… От одури до дури
идти так далеко, что трезвым не дойдёшь.
 
 
Зашёлся криком он, взыскующий вниманья,
но не услышат плач сквозь гомон голосов.
За здравие царя, рисуясь и шаманя,
поднимет кто-то тост из полустёртых слов.
 
 
Как всё же жарок день!
А он как будто брошен,
не до него сейчас. Полно других забот.
И будет плач его во много раз помножен
на ужас тех людей, которых он убьёт.
 
 
И наконец затих… Чего добьёшься криком?
Уж если он забыт – так, значит, поделом.
В могуществе своём, почти равновеликом,
добро и зло в него входили, словно в дом.
 
 
Ещё он здрав умом и не сошёл с катушек.
Уселся на траве у самого стола
и строит что-то там из деревянных чушек,
то ль с колоннадой храм, то ль бастионы зла.
 

2 0 0 9

СТИХИ О ПОЛЫНЬ-ТРАВЕ

 
Есть друзья, и есть застолье. Есть никчёмные слова.
Разметалась в диком поле горькая полынь-трава.
И в часы душевной смуты в ожиданье новых благ
всё тревожит неотступно терпкий привкус на губах.
 
 
Что за бабушкины сказки?! Что за глупость и надлом?!
Разделив питьё по-братски, восседаем за столом.
От бесплодных наших споров закружится голова.
На невиданных просторах поднялась полынь-трава.
 
 
В нашем бдительном народе (как душою ни криви!)
всё её считают вроде объясненьем в нелюбви.
Посреди всего веселья, посреди шумихи всей
я оглядываюсь – все ли, все ли целы из друзей?
 
 
За окном, взвиваясь в злобе, ветер носится вдали
и зелёное надгробье пригибает до земли.
Где-то там меж тьмой и светом возникает долгий вой,
словно стелется под ветром чей-то голос неживой,
чей-то хрип, почти угасший, но тревожащий покой,
то ли дружий, то ли вражий, то ли вовсе никакой:
«До тебя нам нету дела, здесь все заняты места,
оставайся вне предела как не помнящий родства!»
 
 
Что случилось? Я не знаю. Но у самого стола
суматоха озорная, словно в чувство привела.
Рассуждать в подобном роде мне, скажу вам, не с руки:
кровь беснуется в аорте, крутит красные круги.
 

1 9 6 5

ГОРЬКАЯ ДОЛЯ

Олегу Савостюку

 
Здесь закрыты плотно ставни
и на дверь наброшен крюк.
Даже друг мой стародавний
не откликнется на стук.
Здесь любые переходы
длятся долгие года,
люди, семьи и народы
попадают в никуда.
Здесь закон – кастет и ножик,
сила, наглость и нахрап.
Тот, кто вечности заложник,
голодранец здесь и раб.
Здесь под сильным ходит слабый.
Стыд не дым, глаза не ест.
Здесь венчают розу с жабой
и насилуют невест.
Здесь отравленная пища
и свинцовая вода.
Здесь моё, твоё жилище
вплоть до Страшного суда.
 

1 9 9 3

ПРЯМОТА СЛОВА КАТЮШИ Т

 
Трёхлетняя девочка простодушно считает:
мошенники – те, кто ездят в машинах,
наркоманы (она произносит накарманы) —
те, кто воруют
армяне – кто служат в армии.
 
 
Она убеждена,
что на площади Дзержинского
надо крепко держаться.
 

1 9 7 8

ВЕЧНАЯ ЗАБОТА

 
Который год в надуманном экстазе
бессмертное российское ворьё
не вытащит из непролазной грязи
имперское величие своё.
 

2 0 0 9

ОСКОЛКИ ПОВСЕДНЕВНОСТИ
В духе жестокого романса

 
Он убежал и в дикой злобе
тебя на всех углах честил,
а ты в нервическом ознобе
лишилась разума и сил,
и во все тяжкие пустилась,
и в мир другой перетекла,
где жизни горечь и постылость,
как груда битого стекла.
 
 
Каким-то потаённым лазом
ты, исхитрившись, заползла
туда, где, не моргнувши глазом,
зарежут спьяну, не со зла,
а ради выверта – такого,
что трудно словом передать.
 
 
Проныра! Курица! Корова!
Куда ты лезешь, твою мать!
 

1 м а я 2 0 1 0

Они идут – все низменной породы

 
Они идут – все низменной породы,
идут толпой, и жалок их прикид.
Кликуши, оборванцы, обормоты,
кто для Творца прозрачен и открыт.
 
 
У них в руках лопаты, крючья, биты,
они как вихрь и всё вокруг сметут.
И среди них, кричащий и небритый,
кто первым начинает самосуд.
 
 
Они шагают к пирровой победе
и бьют себя с неистовостью в грудь.
Моя страна! Неужто в этом бреде
твоя судьба и твой последний путь?
 

С е н т я б р ь 2 0 0 6

ОДА КОТУ, КОТОРЫЙ ЖИВЁТ В ПАРИЖЕ В КВАРТИРЕ КИРЫ САПГИР

 
Твои зрачки струятся желтизной, —
горят леса в глухих верховьях Нила.
А может, прежде в них похоронила
богиня Бастет[6]6
  В Древнем Египте – богиня любви, брака и плодородия, изображалась в виде женщины с головой кошки.


[Закрыть] нестерпимый зной,
когда ты с ней у вечных пирамид
часами вёл пространные беседы
о кознях тех, кто вмиг накличет беды
на весь ваш род. Его судьба хранит.
Те существа пред вами мельтешат.
И застят свет, и не дают покоя…
У них одно желание благое:
плодить бесцельно сереньких мышат.
 
 
Всё это было много лет назад,
когда на трон взвели Тутанхамона.
Сейчас сказали б, что во время оно,
но до сих пор тебя мышата злят.
 
 
Ступаешь ты, как будто на балу,
медлительно, неслышно и вальяжно,
и, оглядев свои владенья важно,
приляжешь, растянувшись, на полу.
 
 
Ты – воплощенье дикой красоты,
чего б ни сделал – ты всегда прощаем.
Опять прыжок – и бьётся чашка с чаем,
а ты сухим выходишь из воды.
 

2 0 0 6

НЕЗАВИДНОЕ БУДУЩЕЕ

 
Неужто вашей смерти ждём как откровенья,
учителя, собратья по перу?
Сегодня вас призвали ко двору,
а завтра мы – по сути ваши тени,
начнём жиреть, и разжигать хотенье,
и расширять домашнюю нору,
преобразив душевное горенье
в случайную и тёмную игру.
 

1 9 7 2

ОБЫКНОВЕННАЯ БИОГРАФИЯ

 
Моего первого учителя языка хинди
звали Евпаторий Тихоныч.
 
 
Это редкое имя
было ему дано в честь знаменитого курорта.
Тихон промышлял извозом
никогда не бывал на юге
но зато представлял будущее
как прекрасный берег теплого моря
с вечнозелёными пальмами и уходящими вдаль полями овса.
Называя своего сына Евпаторием
он неосознанно верил в магию слова
а также в идею прогресса.
 
 
Евпаторий уважал отца.
Еще ребёнком приподнимался на цыпочках
и заглядывал отцу в рот – понимающе и подобострастно.
Эта привычка быть выше себя
стала его второй натурой
определила жизнь.
 
 
Вместо одноимённого курорта Евпаторий попал на войну
был контужен под Сталинградом
до сих пор не пришёл в себя
слегка заикается
и волнуясь
отрывается на десять сантиметров
от земли
а выше не может – мешает осколок в бедре.
 
 
Евпаторий Тихоныч
не затерялся в бурных тревогах и превратностях
двадцатого века
не канул
во тьме и безгласии сталинской эры
не мирволил кому не надо
не потакал
не пособничал и не утверждал пагубных мыслей.
Понимал:
всякому дню довлеет злоба его.
 
 
Евпаторий Тихоныч
страстно
тянулся к знаниям
поступил в языковой институт
и там чуть было не пропал
из-за пропасти мозголомной работы
но вовремя остановился у самого края бездны:
воспарил на десять сантиметров.
И в связи с этим удивительным даром
был направлен на стажировку за три моря —
в Индию
к йогам.
 
 
Там однажды Евпаторий Тихоныч
по случаю тезоименитства посла СССР и визита Хрущёва
воспарил на полметра.
Был замечен
обласкан
оформлен
на заметную должность.
 
 
Будучи на видном посту
Евпаторий Тихоныч
не поступал с бухты-барахты
не валил через пень колоду
был осмотрителен
и работящ.
Составил
торгово-базарный русский-хинди словарь
и разговорник
для командировочных и туристов —
незаменимый помощник в приобретении нужных вещей.
Позднее этот словарь и разговорник
зубрили несколько поколений студентов
(и я в том числе)
находя в нём не только оттенки смысла
но и новые вещи.
 
 
За время работы в Индии
Евпаторий Тихоныч
приобрёл необходимый лоск и солидность
чтобы покупать алмазы из копей царя Соломона в ЮАР.
 
 
Эти алмазы
а также сапфиры изумруды рубины
сегодня лежат
в манной крупе гречке рисе перловке
в различных жестяных банках
в кухне квартиры
на шестом этаже девятиэтажного дома
в Тёплом Стане
в Москве
подальше от воровских завистливых глаз.
 
 
В шестидесятые годы
Евпаторий Тихоныч
преподавал хинди
по своему разговорнику.
В результате его педагогической деятельности
один из нас стал преподобным отцом
другой – непойманным вором
третий – диссидентом.
Остальные
бежали от языка хинди
кто куда.
 
 
До сих пор никого не нашли.
 
 
Во время застоя
и повального пьянства
Евпаторий Тихоныч научился
двигаться в приподнятом состоянии
над всякой поверхностью
включая водную
в любом направлении.
И однажды
перейдя
таким образом
Москву-реку
оказался в цирке —
левитация входила в моду.
 
 
Вплоть до недавнего времени
Евпаторий Тихоныч
демонстрировал с ошеломляющим успехом
атракцион «Советский Иисус».
 
 
Евпаторий Тихоныч преумножил своё состояние
и уже в наши дни
открыл кооперативную юридическую контору
под странным циничным названием
«Везём-вывезем».
 
 
Надсмеялся над нами
но
уважил
память отца.
 

1 9 8 7

ФАНТАСМАГОРИЯ

Кате Володиной

 
В твоём лесу гоморра и содом:
взбесились блошки, бабочки, букашки.
Кто пьёт, смакуя, Ballantine’s со льдом,
кто хлещет водку из походной фляжки.
 
 
Хозяйка – ты. Устроила приём
для живности. Под разноцветным тентом.
Как жук упился дармовым абсентом,
ни рассказать, ни описать пером.
Там соблазнял усами таракан,
перепугав до нервной дрожи мошек.
И там, спасаясь от приблудных кошек,
сороконожки плюхнулись в стакан.
 
 
Разнообразных тварей кутерьма
в моих глазах двоилась и рябила.
Из тьмы ветвей выскакивали рыла;
казалось, миг – и я сойду с ума.
 
 
А ты смеялась, бедная Лулу,
и танцевала, наперёд не зная,
что замышляет вся братва лесная
тебя подать на сладкое к столу.