Текст книги "Война кротов"

Кто следующий? Наш дорогой хозяин, который так рад, так счастлив принять у себя верного делового партнера с далёкой станции Святошин?

В одной руке сжимая нож, Сайгон на локтях пополз к подлецу. Если что, он и голыми руками справится с хлюпиком в костюме.

Викентий Бенедиктович застыл на месте, беззвучно разевая рот. Небось хотел позвать на помощь, но астма сыграла с ним злую шутку. О чудодейственном баллончике он со страху позабыл.

– Я не привык смотреть на шестёрок снизу вверх. – Сайгон рывком подтянул своё тело к Викентию Бенедиктовичу.

Лезвие коснулось горла.

Но в последний момент Сайгон передумал.

* * *

– Отличный у тебя ремень. Крепкий.

Связанный собственным ремнём Викентий Бенедиктович молчал, хотя Сайгон впрыснул ему в глотку чудодейственное лекарство.

– И не надо глупостей. Не то язык отрежу. Оставлю себе на память. Веришь?

Пленник громко засопел. Слишком громко. На всякий случай Сайгон соорудил ему кляп, пожертвовав на это дело его же галстук.

В глазах всё плыло и качалось. Укусы гарпий, усталость последнего перехода, глоток чая – всё это сложилось вместе, едва не уронив святошинца в забытьё.

Он всё видел и ощущал, сознание оставалось ясным, но движения… Его словно окунули в озеро с протеями и заставили бежать стометровку по дну. Надо быстрее, а ты едва переставляешь ноги…

Кстати о ногах. Пошевелился большой палец на правой, что Сайгона неимоверно обрадовало. Оказаться на чужой станции парализованным и в компании двух трупов – это забавно, но вряд ли полезно для здоровья. За такое казнят. Особенно тех, кто едва ползает.

Сколько времени прошло, прежде чем очнулся Фидель, Сайгон не знал. Время растянулось до бесконечности, оно было липким, как горячая смола. Сайгон грезил наяву.

Он лежал в палатке на станции Университет, и он же, падая и вставая, шёл по Шулявской. Дыхание с хрипом вылетало из его горла. Простреленная нога болела, повязка на животе пропиталась кровью. Но никто не спешил к нему на помощь, хотя людей вокруг было больше чем достаточно.

…Да-да, Шулявская населена! Не Обитель Скорби, пристанище отверженных мутантов, а живая станция с обычными людьми!

Рядом с ним шёл Че. Вместо седины, заплетённой в дреды, у него почему-то густые прямые волосы. И морщин на лице почти нет. Как такое может быть?!

Че нёс завёрнутого в рванину Ункаса, и тот вовсе не был похож на кошмарное существо, что Сайгон видел в Обители Скорби. Из-под тряпья выглядывала рожица обычного мальчонки, от силы полугодовалого. Как же Сайгон определил, что это Ункас? Он просто знал.

А ещё он знал, что Шулявская процветала, пока на неё с поверхности не спустились двое мужчин с малышом. Чужаки были обречены. Пятна радиационных ожогов покрывали открытые участки кожи: лица, кисти, шеи. Мужчины едва стояли на ногах от потери крови. Оба были ранены и держались только на стимуляторах. И один мальчишка чувствовал себя отлично, будто и не побывал в разрушенном городе.

Старцы, управляющие станцией, решили, что пришлые – воры и убийцы, за ними была погоня, а значит, нельзя привечать их на Шулявской. Старцы хотели убрать мужчин, устроивших привал на рельсах у входа в туннель. Они подослали убийц, вооружённых топорами. Зачем тратить патроны на смертельно раненных, беспомощных и обреченных? Их надо просто добить. Забить.

Но малыш расплакался, тем самым предупредив чужаков об опасности.

Катаной Сайгон – тот, чьими глазами сейчас смотрел Сайгон, – разрубил одного убийцу от ключицы до пояса, а второму отсек кисть руки вместе со ржавым топором.

– Мы останемся здесь. И никто нам не помешает, – заявил он громко, чтобы слышали все.

Тогда старцы решили избавиться от пришлых хитростью. В знак примирения они принесли початую банку сгущённого молока для мальчика и пару жареных крыс для мужчин. Пища была отравлена. Крысами незваные гости побрезговали.

А отведавший сладкого Ункас забился в корчах. Тельце его корёжило и ломало. Яд не убил его, но страшно изуродовал.

Сделал из малыша нечто… Нечто… Нечеловеческое. Другое.

Вот тогда меч Сайгона спел скорбную песнь по обитателям Шулявской. Он крошил и сёк, он не жалел никого. Поделка из супермаркета не разрубит поручень, но самурайский меч это сделал запросто.

Он оставил в живых лишь одного старика и его маленького внука, рыжего и вихрастого.

Этому старику Сайгон вручил Ункаса, повелев растить его как родного, ухаживать за ним, исполняя все его прихоти.

– Будет жить мой сын – будет жить и твой внук. – Сайгон увёл с собой рыжего мальца.

…И очнулся.

Вынырнул из озера, кишащего протеями, пробежал стометровку.

– Это не я, – прошептал он.

– О чём ты, малыш? – Фидель сидел рядом, разминая затёкшую шею.

– Это не я! Не я устроил бойню на Шулявской!

Фидель внимательно посмотрел на Сайгона. Он встал сам и помог подняться Че. Обхватив голову руками, Мышка на коленях раскачивался из стороны в сторону.

Да уж, досталось спасателям. Хорошо хоть, с ногами опять порядок, будто и не было паралича. Разве что лодыжки ноют.

Сайгон пнул хозяина палатки. Тот жалобно заскулил.

– Лектор и Гильза в коме. – Растаман прятал взгляд, будто в том его вина. – Передозировка чаем. Моей аптечкой им не помочь. Такие дела… А всё из-за этого. Только ведь оклемались!

Носок ботинка Че хлёстко приласкал рёбра хозяина палатки.

– Хватит. – Сайгон наклонился к пленнику и вытащил кляп.

Пленник шумно втянул воздух. Сайгон сообразил, что ему нехорошо, и развязал руки, чтобы он воспользовался снадобьем из баллончика.

– Я продал ферму, – сказал Викентий Бенедиктович.

– Что?!

– Я продал ферму, – повторил он. – У меня были долги за лекарство. Без этого спрея я не выжил бы. – Он показал серебристый баллончик и кивнул на трупы на полу. – Его делают… делали… эти двое. Только они знали состав и держали его в секрете.

Трупы запишите на счёт Сайгона. Подобьем баланс на Страшном суде.

– Теперь, когда закончится спрей, я… я обречён.

Надо же, этот урод думает только о себе! Он чуть не отправил на тот свет шестерых, а беспокоит его только астма. Уж так устроен человек, что на прочих ему плевать. Неужели все люди так устроены?

Нет, есть исключения! Некоторые, между прочим, не будем называть имена из скромности, ежедневно рискуют жизнью, чтобы спасти обитателей метро от резни, в том числе таких однозначных подонков, как Викентий Бенедиктович.

– Можно, я убью этого… этого… – Мышка нахлобучил шляпу поверх повязки. Его глаза налились кровью. Дай ему волю, он руками разделает очкарика: вот ошеек, примите вырезку, а это ливер с требухой.

– Нет. – Вперед выступил Фидель.

К изумлению спасателей, он отсыпал из мешочка три десятка жетонов и оставил их на раскладушке:

– Это тебе, приятель. Проживи всё, что тебе осталось, человеком.

Сайгон, Че и Мышка буквально онемели от такого расклада.

– А это… – Фидель отсчитал ещё три десятка кругляшей и положил рядом с предыдущей кучкой. – Это для наших друзей. Брюнета зовут Лектор, а девушку – Гильза. Я тебя очень прошу: сделай всё, чтобы они выжили. И мы будем квиты.

На глазах Викентия Бенедиктовича выступили слёзы.

– Я… Мы… Я ведь так с вами… А вы мне… Я думал, уже все… Вы меня как с креста сняли… Господи… – Воздуха ему хватало не больше чем на пару слов. – Я все, все сделаю. Простите меня… Простите…

– Но если с ними что-то случится до нашего возвращения… – начал было Мышка, но Фидель его одёрнул. И то верно: чем можно испугать мертвеца, минуты которого отмеряны количеством спрея в баллоне?

– Ладно, мужчины, нам пора. – Фидель поднял полог палатки, вглядываясь в темноту. – Нас ждут великие дела.

Его остановил возглас хозяина:

– Стойте! Вы что?! Дождитесь утра. Нельзя выходить из палатки. Любого, кто окажется ночью на платформе, разрешено использовать как подопытного кролика. Сунетесь наружу – и на вас объявят охоту!

Интеллигенция, блин.

* * *

Местная система отсчёта не совпадала со святошинской, но утро таки наступило – дежурный электрик врубил освещение станции.

Провожаемые плотоядными взглядами учёных, спасатели покинули Университет. Сайгону казалось, что его препарируют живьём, рассовывая органы по банкам со спиртом.

– И чем эти яйцеголовые лучше каннибалов?

Фидель молча пожал плечами. Да Сайгон и не ждал ответа на свой вопрос.

– И этих сволочей ты хочешь спасти от резни за свободную землю? – Он преградил Фиделю дорогу и ткнул ему пальцем в грудь. – Этих, да?!

– Этих. – Команданте играючи оттолкнул святошинца. – Этих. А кого ж ещё? У нас что, есть другие? Да, они сволочи! Да, они ничуть не лучше людоедов и бандитов с Вокзальной! Но ведь твой партнёр предупредил нас об опасности. А мог бы промолчать, верно? Избавился бы от нас вмиг и забрал бы себе все твои жетоны. А потом продал бы Лектора и Гильзу. Но предупредил. Ты понимаешь, малыш? Не такая он и сволочь. Не всё потеряно, его можно спасти. И других тоже. Лучше, хуже – всех спасти. Понимаешь?

Сайгон неуверенно кивнул.

– Добро и зло. Иногда очень сложно отличить одно от другого. – Фидель поправил на спине рюкзак, набитый взрывчаткой.

А Сайгон вдруг вспомнил перевозчика, который хотел скормить пассажиров протеям, потому что иначе мутанты отправились бы на станции в поисках пропитания. Лектор вот тоже намеревался отужинать Серёжей Кимом, а потом рисковал жизнью, чтобы вытащить его из тюрьмы на Нивках… Прав Фидель: зло в метро очень тяжело отличить от добра.

А ты, Сайгон? Ты добрый или злой?

Нет ответа.

Фидель тронул его за плечо:

– Малыш, не печалься. Один умник как-то сказал, что будет делать добро из зла, потому что его больше не из чего делать. Я не люблю умников. Но, чёрт побери, верно подмечено!

Глава 19
Победитель соцсоревнования

Красный, советский ещё, флаг у входа на станцию смутил не только Сайгона.

Фидель и Че переглянулись, а Мышка ущипнул себя, чтобы убедиться в реальности увиденного.

– Мы адресом не ошиблись? Это точно Театральная? – Мышка категорически отказывался верить собственным глазам.

– Хорош истязать себя, мазохист, гематому надавишь. Зуб даю, Театральная. Вот только какая-то она не такая… – Че шарил взглядом по сторонам.

Вопреки совету растамана, Мышка ещё разок ущипнул себя.

– Если это Театральная, на которой я прожил много лет, то лучше бы нам быстрее отсюда убраться. На той Театральной, которую я знаю, никогда не повесили бы эту тряпку.

– Это уж точно, – кивнул Фидель.

Хоть Сайгон никогда не был на этой станции, тревога старших товарищей передалась и ему. И всё-таки он сказал то, что его беспокоило:

– Быстрее – это хорошо. Тряпка – понятно. Но у нас нет патронов. Опять хотите с пацюками в рукопашной сойтись?

В туннеле между Университетом и Театральной не обошлось без приключений – спасателей атаковала целая армия пацюков. Сайгон был уверен: твари как-то прознали, что у людей проблемы с огневой поддержкой. Пришлось изрядно повозиться…

– И жратва закончилась. На Универе подкормиться не получилось, надо бы здесь отовариться. Думаю, это не проблема. Жетонов у меня хватит пол-метро купить.

Мышка выразил сомнение в том, что продовольственный вопрос будет решён так просто.

– Почему это?

– Вон там была мясная лавка «Ким и сын». Повторю: была.

Сайгон посмотрел в указанном направлении. Увиденное ему не понравилось: местная франшиза прекратила своё существование. Её попросту разграбили. Животных, надо понимать, съели, а клетки сломали.

Что ж, не первая потеря. То ли ещё будет. Вот Светка «обрадуется», когда муж ей расскажет, что на двух станциях придётся начинать всё с начала…

– И вода нужна, – добавил он. – Тоже закончилась.

При виде пустого блокпоста можно было догадаться, что дела на Театральной обстоят не лучшим образом. Но нет, озарения не случилось – Фидель и Че перекинулись парой шуток о том, что на станции чума или массовый приступ диареи.

А тут – флаг. С серпом и молотом и с золотыми буквами на алом фоне: «Победителю соцсоревнования». И пятиконечные звёзды на стенах.

– Это что, сатанинские пентаграммы, как у Космоса? – Сайгон с тревогой поглядывал на толпу, собравшуюся у края платформы. – Религиозные фанатики или типа того?

– Дите. – Че посмотрел на него покровительственно. – Просто власть захватили коммунисты. И сейчас у них митинг, то есть промывка мозгов несознательного населения. А чтобы люди не разошлись, за ними автоматчики приглядывают. Под прицелом как-то сразу идеологией проникаешься…

– Значит, надо договариваться с коммунистами.

– Легко. Они нас к стенке поставят, вот и весь договор… Откуда они взялись только… Кто бы мог подумать? Помните, когда-то в торце станции барельеф Ильича был – убрали. Из пилонов выковыряли бронзовые флаги с цитатами. А теперь, выходит, всё обратно?

От его слов команданте поморщился, как от зубной боли, а ковбой-мародёр схватился за револьверы, которыми без патронов можно было разве что шишки на лбу набивать.

– И на кой им Театральная сдалась? – тупо спросил Сайгон.

– Есть у меня теория, – поведал Че. – Видишь, какого цвета стены? Красный гранит. Редкая порода. Где-то под Житомиром добывали, а другого такого месторождения нет. Этим самым гранитом стены Мавзолея в Москве облицованы. Того самого, где Ленин лежит. Москвы нет, Житомира нет, Ленин помер…

– Одно расстройство, в общем, – подытожил Фидель.

– Но! – продолжил Че. – Осталась ностальгическая станция в киевской подземке. Может, она для коммуняк как реинкарнация Мавзолея? Может, они ее захватили, потому что тут должно случиться второе пришествие Ленина?

– Может, отсюда открывается пространственный портал в Мавзолей? – поддержал Фидель и ухмыльнулся.

Сайгон не знал, кто такой Ленин, и очень приблизительно представлял себе Мавзолей. В школе он не очень-то увлекался историей, а школа еще когда была!

На станции царило запустение. Разруха… Что-то случилось – и вся налаженная жизнь поломалась. Мусор на платформе, в нём копошатся крысы… Не боятся человека. Такого Сайгон не видел даже на брошенной людьми Шулявской…

Здоровенный бугай, вооружённый дробовиком, внимательно осматривал толпу.

– Эй, старик! Да, ты! Дуй ко мне, кому говорят?! Все работают на благо коммуны, один ты… – Этому борову чем-то не понравился божий одуванчик лет шестидесяти, возраста по меркам метро более чем уважаемого.

На каждой станции есть такие обломы типа здешнего бугая, не умеющие и не желающие палец о палец ударить, но дико охочие до власти. Саид на Вокзальной, Болт на Святошине. Люди всегда и везде одинаковые. Хоть капитализм с человеческим лицом, хоть отмена частной собственности – ничто не способно изменить сути хомосапиенса: желания набить брюхо, ничего не делая, и стойкой тяги унижать всех, кто слабее. Просто у одних это ярче выражается, а другие умеют упрятать свою сволочную природу поглубже.

Как Фидель, да? Он прячет? Или Че? А если вспомнить Байду, который сложил голову в бою с берсерками? А ты, Серёженька? Ты много выгадал в пути?..

Сайгон с раздражением сплюнул под ноги. Как выйти победителем из спора с самим собой?

– Старик! Я кому говорю?! Стой!

Старик и так стоял, но бугаю, похоже, нравилось на него орать. Несмотря на преклонный возраст, дед выглядел достаточно бодро, подручными средствами для передвижения не пользовался. Одет был в тёмно-зелёный плащ. На голове чёрная бейсболка с белыми латинскими буквами. На ногах валенки и калоши. Всё опрятное, чистое.

Спасателями наконец заинтересовались:

– Товарищи, вы хотите присоединиться к нашей коммуне? За одну пятилетку построим вместе светлое будущее! Я – комиссар станции. Была Театральной, но сегодня на собрании коллектива единогласно решено переименовать в станцию Ленинскую. – Чуть выше локтя руку мужчины перетягивала красная повязка.

– Поздравляю. Ленинская – это свежо, неординарно. А вот насчёт присоединиться… Увы, мы пока что недостаточно сознательны. – Фидель внимательно следил за реакцией комиссара.

Тот мгновенно потерял интерес к потенциальным новобранцам и кивнул своим бойцам, чтобы присматривали за чужаками. Мало ли, вдруг шпионы?

– Нам бы пополнить запасы. Вода, патроны, пища…

Но комиссар уже стремительно двигался прочь.

Че вытер пот со лба:

– А я уж думал: всё, кранты.

Только теперь Сайгон заметил, что спасателей взяли в оцепление красные бойцы. Пока комиссар беседовал с команданте, винтовки и автоматы его людей были нацелены на пришлых.

– Верно, товарищи! Бдите! – сурово кивнул им Фидель. – Вдруг контрреволюция?

Че хихикнул.

– Так, что тут у нас? Злостное неподчинение? Тунеядство? – Бугай с дробовиком всё ещё терроризировал старика в бейсболке. – Думаешь, если метро наше строил до войны, то всё можно? И не работать, и жрать на халяву, да?! А не выйдет! Мы всех вас, упырей старорежимных, изведём! Это я тебе как красноармеец обещаю!

Похоже, бугай не на шутку разошёлся. А старик… Он просто смотрел на добра молодца и, едва заметно улыбаясь, кивал: мол, повидал я в жизни всякого дерьма вагон и две маленьких тележки, а вашу власть и подавно заметил под сливным бачком.

Сайгон насторожился: метро наше строил до войны…

Метро наше…

Строил…

Метростроевец?!

Ещё толком не сообразив, что и зачем, он шагнул к красноармейцу и задержанному «тунеядцу»:

– Я прошу прощения, что отвлекаю, но не могли бы вы…

У бугая были проблемы с шеей: чтобы взглянуть на просителя, ему пришлось развернуться всем телом. При этом он выпустил старика из виду, чем тот с радостью и воспользовался – резво засеменил прочь, только калоши засверкали.

– Чего?!!

Залп из дробовика вынес бы Сайгону все солнечное сплетение вместе с куском позвоночника. Получилась бы огромная такая дыра, и через нее отлично был бы виден уникальный красный гранит из-под Житомира.

Это немного нервировало.

– Вода, патроны, пища. Хочу купить. Где тут можно?

– Купить?! – Бугай вылупился на Сайгона с неподдельным интересом. – Ты в своём уме?! На Ленинской частная собственность упразднена. Мы не принимаем жетоны в качестве оплаты. Хочешь жрать, нужны патроны и вода – потрудись на благо коммуны, товарищ! Работы непочатый край!

Красноармеец ещё долго разглагольствовал бы на заданную тему, но Сайгон поспешно ретировался.

Новые христиане, амазонки, императоры, нацики, урки, вивисекторы, теперь вот ещё коммунисты… В метро вообще остались нормальные люди? Ну, кроме святошинцев?..

Короче говоря, на Театральной – пардон, Ленинской – спасателей ожидал полнейший облом в деле пополнения оскудевших запасов. Пахать тут за грибную похлёбку никто не собирался. Фидель и его поредевшая команда остались ни с чем.

– Хоть переночуем, раз не гонят. – Команданте привалился к пилону и закрыл глаза.

Че одобрил его начинание, пристроившись рядом. Мышка надвинул шляпу пониже.

Но нет худа без добра – Сайгон уже знал, как им в разы увеличить шансы на победу.

В киевском метро не будет войны! Слышите, не будет!

Сайгон так решил.

* * *

– Он должен пойти с нами. Для спасателей это незаменимый человек! Когда мы найдём проходческий комплекс, кто-то должен будет запустить его. Без специалиста никак, согласись, Фидель. Ты спец? Я тоже нет. И Че не спец, и Мышка. А этот старик, он же настоящий метростроевец, это его профессия!

– Столько лет прошло… – засомневался команданте. – Он мог тронуться умом и всё забыть. А тащить с собой слюнявого маразматика, охранять его и кормить с ложечки – приятного мало… И всё-таки попробуй. А вдруг?

Найти старика оказалось проще простого – его на станции знали и любили. Внешний вид Сайгона – израненный, тельняшка драная, штаны дырявые – не внушал доверия театральщикам-ленинцам, но этот недостаток быстро окупился парочкой жетонов. Валюту вроде и отменили, но, похоже, многие тут еще жили прошлым.

– Молодой человек, вы только поспешите. Через пять минут выключат свет.

Едва ли женщине, поведавшей, как найти метростроевца, было больше лет, чем Сайгону, но лютая усталость в лице ее очень старила. Что же надо было сделать, чтобы так довести человека?..

Свет погас, когда святошинец постучал в деревянную дверь – одну из многих в блоке служебных помещений. Теперь понятно, почему бугай так окрысился на старика, – квартирный вопрос испортил обитателей метро. Судя по настроениям на станции, дедулю скоро выселят, а элитная каморка достанется облому с дробовиком. За заслуги перед Родиной.

Сайгон выключил фонарик – дверь открылась, внутри было светло. На пороге стоял тот самый старик в плаще и валенках. На матрасе в углу крохотной комнатушки лежал чемодан. Дед, видно, ждал, что за ним придут: собрал пожитки и спать не ложился. Глаза его блестели, подбородок был гордо поднят.

– Я… Доброй ночи. Вы не подумайте… – растерялся Сайгон.

Он вдруг понял, что не знает, как рассказать старику о важной миссии, о необходимости пойти вместе с командой Фиделя. Слова казались слишком пафосными, вроде политической агитки коммунаров: мало чувств, много популизма.

Жестом старик пригласил гостя войти и указал на табурет – единственный в комнате. Сам он уселся на матрас.

– Дело в том, что… Извините, как вас зовут?

Табурет был неудобным, кособоким, устроиться на нём никак не получалось.

Старик внимательно посмотрел на гостя. Потом поднёс палец ко рту и покачал головой.

Да он же немой! И как Сайгон сразу не догадался?

– Извините, я не знал… не местный, только сегодня на вашу станцию… а тут…

Старик достал из кармана потёртый лист бумаги, на котором принялся что-то писать огрызком карандаша размером с ноготь. Тогда, чтобы ускорить диалог, Сайгон вытащил из рюкзака свои письменные принадлежности – блокнот, почти что новый карандаш – и протянул их старичку:

– Вот. Подарок. Даже не верю, что живого метростроевца перед собой вижу… Вы же… – Сайгон засмущался, сбился. – Ведь если бы вы… Не то, что вы делали… Все мы погибли бы наверху. А так у нас есть метро. Спасибо! Спасибо…

Старик недоверчиво прищурился, глядя на гостя, но презент взял. И вдруг на его глазах блеснули слёзы. Видать, не часто благодарные потомки оказывали ему почести. Обычно-то обвиняют в тунеядстве и грозят дробовиком.

Старик что-то быстро написал в блокноте.

«Павел Терентьевич».

– А я – Сайгон.

Старик – Павел Терентьевич – укоризненно покачал головой.

Сайгон смутился:

– То есть Сергей Ким. Меня так зовут.

Ответом ему была одобрительная улыбка.

И вдруг свет погас.

С грохотом входная дверь ввалилась внутрь.

* * *

Выхватив нож, Сайгон метнулся к тёмной фигуре, заполнившей собой дверной проём.

Лезвие рассекло воздух – враг отпрянул. Сайгон рванул следом. И тут же сильный удар в челюсть опрокинул его на спину. В глазах вспыхнули фейерверки. С трудом Сайгону удалось сохранить сознание. Всё ещё сжимая нож, он поднялся сначала на колени, потом в полный рост:

– Вообще-то стучаться надо…

Противника рядом не было. Как пришёл, так и ушёл. Видать, понял, что с Сайгоном шутки плохи.

То тут, то там открывались двери. Слышался приглушённый шёпот. Обитатели служебных помещений боялись – все они ждали, что за ними вот-вот придут.

Сайгон включил фонарь и, посветив вниз, поднял с пола заточку, брошенную тем, кто входит без стука. Метростроевцу нанесли визит вовсе не для того, чтобы побеседовать о том о сём. Зарезать хотели. Старику повезло, что рядом оказался спасатель.

– Павел Терентьевич, такое дело… Я и мои товарищи, мы идём на станцию Днепр. Мы знаем, что там есть проходческий комплекс. С его помощью мы будем рыть туннели. Новые туннели… Чтобы всем места хватило. Чтобы не было войны… Эх! Долго объяснять… В общем, нам нужен специалист. Вы.

Сайгон посветил на старика. Тот что-то быстро написал в блокноте.

Сайгон прочёл: «Безумие!!!» и тяжело вздохнул:

– Павел Терентьевич, или вы идёте с нами, или вас навестят, когда меня не будет рядом. Они вас в покое не оставят. – Он протянул старику заточку.

На этот раз в блокноте было написано: «Хоть к чёрту на кулички, лишь бы отсюда подальше».