Текст книги "Заметки о воспитании детей (сборник)"

Внимание дитяти

Овладение вниманием для человека с самого начала оказывается делом общественным. Взрослые усиленно ловят внимание младенца, стараясь выманить его изнутри наружу, и тем самым обучают его тому, как обеспечить свое выживание. Следовательно, эта часть искусства прямо направлена на то, чтобы зародить разум человека.

У животных это не так, как кажется. Детенышу приходится справляться с этой задачей самому и самому учиться направлять внимание на внешние вещи. Никто не трясет перед ним погремушкой, никто не улыбается и агукает. Но я сейчас излагаю то, что является моей культурой, то есть некими общими для обычных людей знаниями о животных.

Вполне возможно, что зоолог поправил бы меня и сказал чтонибудь такое: звереныш ищет сосок матери на ощупь, поскольку он слеп. Но как только у него прорезаются глаза, зверь начинает с ним общаться. Особенно это заметно у птиц, которые прилетают с червяком в клюве и выбирают, в чей пищащий рот его засунуть. Чтобы выиграть в этом соревновании, нужно управлять вниманием.

Не знаю и утверждать не буду. Пусть исследуют те, у кого есть охота разгадать эту загадку. Но, возможно, именно здесь скрывается то, почему человеческий детеныш развивается медленнее звереныша, зато развивается значительно дольше.

Что же касается людей, то детское место – люлька, зыбка или кроватка изначально обустраивается так, чтобы ребенку было что рассматривать. Над ним вешаются всяческие яркие игрушки, и хоть родители и не очень понимают, зачем это, но все матери прекрасно чуют, что это облегчает им жизнь и воспитание ребенка. Ребенок, умеющий удерживать взгляд, а значит и внимание, на подобных предметах, разумнее.

Но это только начало работы со вниманием. Самая тяжелая ее часть связана с тем, как усыпить или убаюкать ребенка. Здоровый младенец, если он поел и очистился, и если его телу удобно, засыпает сам. Это естественно. Но если ему что-то мешает, он начинает плакать. Тут начинается тяжелая пора для матери.

Но я пока исключу дополнительные помехи, вроде какой-то болезни, вроде запора. Понятно, что пока ребенку больно, он будет кричать. И тут помогать надо врачебно. Однако многие имели здоровых детей и помнят такие периоды детской жизни, когда ребенок здоров, а значит, все лишнее вынесено за скобку. Иначе говоря, мы рассматриваем тот случай, когда здоровый, правильно уложенный ребенок, которому ничто не мешает и который должен спать, вдруг не спит.

Это происходит только потому, что его внимание научилось выходить наружу и привлеклось чем-то. Этот случай тоже всем известен. И все знают, что когда ребенка укладывают, шуметь или бегать возле него не стоит. Это точно привлечет его внимание и не даст уснуть. А что, кстати, не даст уснуть? Шум? Движение?

Или же уснуть не даст внимание, которое потечет наружу?

Конечно, внимание. Причина, по которой ребенок не спит, – внутренняя. Это очевидно, потому что и взрослыми мы часто страдаем от внутреннего перевозбуждения. И что бы там ни перевозбудилось, это не нервная система сама по себе. Это разум, который удерживает нервную систему в рабочем состоянии, то есть в состоянии готовности к тем действиям, которые продумывает. И это внимание, которое направлено на обдумываемые задачи.

И до тех пор пока внимание направлено на то, что способно возбуждать, человек будет возбуждаться, потому что выживание возможно лишь в том случае, если мы способны двигаться с теми же скоростями, что и воспринимаемая нами опасность.

Следовательно, первейшая задача родителей или воспитателей – устранить возможные возбудители, чтобы ничто не привлекало внимания извне, и направить внимание на то, что усыпит человечка. А что его усыпляет?

Опыт народа показывает: ребенка усыпляют повторяющиеся движения и повторяющиеся звуки, что и происходит при баюканье. Ребенка качают либо в зыбке, либо на руках, расхаживая с ним по дому. И ему поют. Понятно, что ребенок еще не понимает содержания колыбельной. Содержание, скорее, для матери. Но он ее слышит и непроизвольно удерживает на нем внимание.

И поэтому нельзя сказать, что это пение колыбельных монотонное, то есть однообразное. Кто слышал настоящую колыбельную, знает, что в ней бывают и резкие всплески звука, как если бы мать хотела догнать убегающее внимание ребенка и подхватывала его звучанием. Колыбельная, с одной стороны, должна привлекать внимание и удерживать его, не давая отвлечься на что-то еще. А с другой, так повторяться, чтобы главным стало то, что усыпляет.

Колыбельная – это утонченная игра со вниманием, положенная на некую телесную основу, способную выманить сон из глубин сознания ребенка. Поскольку, что такое сон, науке в действительности неизвестно, я оставлю эту тему. Скажу только, что народ считал Сон и Дрему живыми существами, которых можно заговорить и призвать. В колыбельных Сон да Дрема сидят на заборе, а Угомон и Гуркота забирают ребенка…

Однако вопрос: а что именно забирает Угомон и куда? Тело остается в руках у матери. Значит, речь идет о душе? И тут уж наш собственный опыт однозначно свидетельствует: во время сна души наши путешествуют по иным пространствам. Часть из этих пространств, вероятно, находится внутри нашего же сознания. Часть определенно в других мирах…

В работе со вниманием ребенка однозначно есть одна определенность: ко вниманию можно обратиться через тело. Укачивание ребенка – это обращение со вниманием через тело. Но еще очевидней это в так называемых Пестушках. К примеру:

«Стучат по спине сложенными ладонями, приговаривая:

– Что в горбу?

– Денежки.

– Кто их клал?

– Дедушка.

– Чем их клал?

– Ковшичком.

– Каким?

– Золотым»

(Сказки, песни, частушки, присловья Лениградской области, с. 477).

Или:

«Изображая пальцами правой руки рога, слегка щекочут ими ребенка и припевают:

Идет коза рогатая,

Идет коза бодатая:

Ножками топ! топ!

Глазками хлоп! хлоп!

Кто кашки не ест,

Кто молоко не пьет,

Того забодает, забодает!»

(Русское народное творчество, с. 503).

Просто вспомните, как делали это вы или вам, и вы обнаружите со стороны ребенка напряженнейшее внимание, которое взрывается визгом, прыжками и радостью. Пока пестушка читается, ребенок весь ожидание, а его внимание ваше. А потом он кричит: «Еще! Еще!».

Еще заметней, что это игры со вниманием в пестушке про сороку:

«Берут у ребенка ручку, водят по ладошке указательным пальцем и приговаривают:

Сорока, сорока,

Сорока-белобока

Кашку варила,

На порог скакала,

Гостей созывала;

Гости не бывали,

Кашки не едали;

Всё своим деткам отдала!

Указывая на каждый палец руки, начиная с большого, приговаривают:

Этому дала на блюдечке,

Этому на ложечке,

Этому на тарелочке,

Этому поскребышки.

Останавливаясь на мизинце, добавляют:

А этому нет ничего!

Дров не носил,

А ты мал-малёнек -

Кашки не варил!

За водицей не ходил,

Разводя ручки в стороны и затем, быстро положив на голову, говорят:

Шу-у-у – полетели,

На головку сели!» (Там же).

Безусловно, подобная работа с ребенком решает сразу несколько задач. Она и знакомит ребенка с собственным телом, и учит его управлять им. Она дает разум и учит думать, она даже закладывает основы нравственности. Но бесспорно то, что она построена на управлении вниманием. И учит не только направлять его на что-то, но и довольно долго удерживать на этом.

Та самая задача, которая оказывается сутью высшей йоги на ступени Дхьяны, – концентрация, перерастающая в медитацию, – решалась в народной культуре как основа человечности: хочешь вырасти человеком – учись удерживать внимание на избранном как можно дольше.

Но эти пестушки уже достаточно сложные. Все начиналось с более простых игр. Например, с такой:

«Взяв ребенка на руки, его качают вверх и вниз, напевая и приговаривая:

А тпру, тпру, тпру!

А тпру, тпру, тпру!

Не вари кашу круту,

Вари жиденькую,

Вари мяконькую

Да молошненькую!»

(Т. ж., с. 502–503).

Что здесь главное? Ребенка качают вверх и вниз. Это связывает пестушку с колыбельной, как определенный способ воздействия на тело и душу. Как упомянутая в пестушке каша связывает ее с обучающей разум пестушкой про сороку. Народ пестует, то есть воспитывает и обучает самых маленьких, на жизненных примерах, то есть на тех предметах, которые постоянно встречаются в их жизни. Качание обыгрывается и словах: тпру – это окрик, управляющий лошадью, когда ее заставляют остановиться. Но существует множество пестушек, связанных с «ездой на лошадке», когда ребенка сажают на колено или ногу и качают:

«Под эти слова ребенка подбрасывают на коленях, а затем делают вид, что роняют.

Поехали, поехали

С орехами, с орехами.

Поскакали, поскакали

С калачами, с калачами!

Вприпрыжку, вприскочку

По кочкам, по кочкам – Бултых в ямку.

На молоденькой лошадке —

Трю-трюх-трюх!

А на старой да на кляче – Бух!»

(Сказки, песни…, с. 478).

Что важного в этом телесном движении, когда ребенка качают? Безусловно, ощущение полета. Душа еще не закрепилась в теле, ей очень трудно в этом плотном мире, и если родители хотят, чтобы переход произошел как можно мягче, они носят ребенка, подбрасывают его, качают. Но при этом постоянно заставляют его удерживать внимание на том, что может прервать воплощение.

Это воспитание души и разума, и это суть той части искусства воспитания, которая называлась пестовать дитя.

Детское внимание

Младенец растет, становится дитем, дите превращается в ребенка. Все эти возрастные периоды мазыки называли вежами и соотносили с определенными изменениями в разуме, в частности, связывали каждую вежу со своим образом мира. Образ мира – это та основа, на которой работает разум и с которой увязывает образ себя и создает образы действия.

Это означает, что в каждой веже разум решает свои задачи, а значит, должен получать различное обучение. Так называемый детский фольклор показывает, как с возрастом меняются те задачи, которые дети решают в играх. Задачи эти всегда в той или иной мере строятся на управлении вниманием.

Причем, как отмечал это еще академик Рыбаков, именно детские игры сохранили следы древнейших времен и остатки магических обрядов, когда-то считавшихся сакральными. Детская культура – своего рода свалка, куда постепенно опускаются самые ценные вещи взрослого мира. Как оказывается игрушкой все, что устарело и больше не представляет ценности.

Не могу точно определить, какой именно из уроков в овладении вниманием должен за каким следовать. Вероятно, для создания этой, так сказать, топографии пространства детского сознания потребуется особое, как называют психологи, генетическое исследование.

Но определенно ребенок должен научиться направлять внимание на определенные вещи. И когда ему приговаривают «Сороку», его внимание привязывается к каждому пальчику, который перебирают. Привязывается и удерживается, пока не будут сказаны все слова.

Точно так же внимание должно научиться привязываться не только к телу, но и к внешним вещам и существам. Упражнений, развивающих такую способность, множество. Некоторые из них совсем бытовые, когда тот, кто нянчится с дитем показывает на что-то, что само по себе должно привлечь внимание, и говорит: смотри, вон собачка бежит! Или: а кто это к нам пришел?!

По большому счету, подобные вопросы глупы, потому что ребенок и так смотрит на резко движущийся предмет. Их оправдывает только то, что он обучается смотреть туда, куда показывают. Иными словами, это чистой воды обучение внимания.

Но дети растут, и упражнения становятся сложней. Та же самая задача направить внимание на внешний предмет и удерживать его там усложняется дополнительными задачами, обучающими разум. Так, к примеру, в считалках требуется жестко следить за тем, кто считает, чтобы он не ошибся и не обманул, и одновременно удерживать некий большой образ всего сообщества:

«Шла кукушка мимо сети, ей попались злые дети: раз, два, три – это, верно, ты; раз, два, три, четыре, пять – одного нужно убрать!» (Русское народное…, с. 510).

Как вы помните, считалка в точности повторяет действие «Сороки», но не с пальчиками, а с людьми: водящий или считающий, произнося слово, показывает на кого-то или даже прикасается к его груди пальцем. В сущности, это развитие «Сороки», вынесенное с тела во внешний мир и с усложнением работы внимания, потому что по ходу счета игроки убывают, а счет повторяется. Значит, каждый раз слова увязываются с новым человеком.

Напряжение же внимания поддерживается тем, что счет приводит к угрозе выбывания, и эта угроза возрастает по мере прочтения считалки. При этом надо отметить, что считалка очень естественно переводит внимание с тела ребенка на внешний предмет, поскольку другие игроки – это тоже тела. Думаю, упражнение «Считалка» однажды заслужит полноценного психологического исследования.

Следующий уровень обучения связан с привязыванием внимания не к человеческим телам, а к вещам. Например, к камушкам, как при игре в Камушки или Пятки:

«Выбирается один камень – матка, остальные высыпаются с ладони. Подкидывая матку, нужно успеть схватить сначала все четыре – по одному, затем по два, три и один.

…Катушки, матушки

Выскон-кон,

По первый кон!

Двоечки, сдвойтеся,

Одинную, все три камушка!

Эта туча глаза пучит,

За морем

Стоит лодка с якорем!»

(Сказки, песни…, с. 485).

Приговаривания и причитания сопутствуют многим детским играм. Через веревочку ли скачут, в классики ли играют – вся детская жизнь пропитана тем, чтобы увязывать действия со словами. Это не может быть случайно. В некоторых случаях приговаривания оказываются явными пережитками первобытной магии.

«Играя на дворе, на улице, дети радостно окликают хором весенний дождь:

Дождик, дождик, пуще,

Дам тебе гущи,

Выйду на крылечко,

Дам огуречка…

Дам и хлеба каравай —

Сколько хочешь понуждай»

(Русское народное…, с. 507).

Последнее слово «понуждай» подразумевает воздействие. В данном случае на дождь, но и дождя на все, что растет. Еще ярче это видно в закличках, направленных на радугу:

«Когда случается засуха, а дождь идет мимо или выпадает небольшой дождь, просят у радуги, чтобы она не уносила дождя:

Радуга-дуга,

Принеси нам дождя!

Коровушка-буренушка,

Подай молочка,

Покорми пастушка!» (Там же).

Что очевидно, в подобных закличках дети не только кричат хором, но и учатся удерживать совместное внимание. Многие из них прекрасно понимают, что просто играют в это и не надеются ни на какое магическое воздействие. Но при этом играют увлеченно и даже осознают, что кричать надо вместе. А значит, отслеживают и совместность и то, как звучат.

Но есть приговаривания, которые непроизвольно вызывают не только удержание внимания, но и порождают усилие, воздействующее на предмет внимания. Некоторые из них знакомы всем. Они тоже связаны с заклинанием погоды:

«Держат божью коровку на ладони и приплясывают; если она полетит, будет вёдро, если ползает – будет плохая погода.

Божья коровка,

Дождь или вёдро,

Серая погода?

Божья коровка,

Улети на небо,

Принеси нам хлеба!» (Сказки, песни…, с. 482).

Другие же мало знакомы и хранят в себе явные черты архаичных заговоров:

«Говорится при потере вещи:

Черт, черт, поиграй,

Поиграй и отдай!

Не отдашь мою игрушку,

Я сожгу твою избушку!

Шишко, шишко,

Поиграй да отдай!» (Т. ж., с. 483).

Задача магии – направить внимание ребенка в мир сил, как при лечении цыпок:

«Цыпи, цыпи, под порог!

Дам вам маслица комок!» (Русское народное, с. 508).

В эти приговаривания определенно надо вкладывать усилие, что всегда делается, когда твердо удерживается внимание. Внимание само по себе есть орудие управления силой, если вообще не сила, вкладываемая умом в восприятие. Поэтому переход от внимания к заговору и магии естественен.

Но с психологической точки зрения эта ветвь развития человека является в настоящее время тупиковой. Человечество сделало выбор и поменяло магию на естественную науку. Как это делается в игровых жеребьевках: «Матки, матки, смерти или живота? Коня вороного или казака удалого?»

Выбор сделан, и человечество развивается так, как это необходимо для выживания в той искусственной среде, что была создана наукой. Возможность для такого выбора всегда была в самой природе разума. И народ придумал множество упражнений, чтобы развивать разум.

Переход к воспитанию разума

Внимание участвует в любых делах человека. Но по мере взросления мы овладеваем основными приемами управления вниманием и сосредотачиваемся на том, что оказывается главным для человеческого существования, – а это достижение жизненных целей. В итоге работа над вниманием становится однообразной и как бы растворяется в том, как разум решает задачи.

Это означает, что внимание в общем освоено и стало управляемым, даже если лично вам кажется, что оно подобно бешеному коню. В детстве внимание, как и все у ребенка, начиная с тела, разболтано и словно бы живет своей жизнью. И мы учимся управлять им так же, как учимся ходить.

Основной переход в освоении внимания происходит приблизительно в том же возрасте, когда ребенок овладевает телом и начинает свободно бегать. У этого события нет точной даты – оно растянуто во времени, но время это отчетливо выделяется и родителями и народом.

Переход к человеческому управлению вниманием происходит тогда, когда тело больше не представляет главной угрозы здоровью своего хозяина, и за ребенка не надо постоянно бояться, что он упадет и разобьется. Ребенок в общем овладел движением, люди начинают учить его обращать внимание внутрь и работать с образами, именами, образом мира и вообще строить разум.

Для проверки готовности играли в игры вроде «коней», когда все дети стоят кругом или бегают, а им приговаривают, как еще недавно приговаривали, качая на коленке:

«А шли кони по улице,

Чем они попутаны?

Золотым путом под копытом.

Зайка идет, травку рвет – что вырвет, то в пучок!

Спев эту песню, дети приседают, кто не поспеет сесть, тот „квач-бельмач, черные глаза“» (От прибаутки до былины, с. 36).

Одна из важнейших начальных задач разума – научив ребенка видеть внешний мир и выживать в нем, направить его внимание в мир внутренний, где уверенно связать образ с его именем, заключенным в слове. Отсюда рождаются скороговорки, в которых работа внимания бесспорна. Если его не удерживать, скороговорка не получается, хоть умри:

«На дворе – трава,

На траве – дрова.

В один, Клим,

Клин колоти!

Круг прорублю,

Мать проведу,

Сестру выведу!»

(Т. ж., с. 513).

Но что, собственно, нарабатывают скороговорки? На простейшем уровне, который однозначно понимается всеми, скороговорки учат ребенка правильно произносить слова. Значит, вообще правильно говорить. Однако скороговорки никогда не занимаются именно теми словами, которые плохо получаются у ребенка. Они учат его в общем, как бы не сомневаясь, что говорить он уже умеет.

Очень похоже на то, что речь рассматривается в этом случае так же, как и умение ходить. В общем, ходить и говорить ты умеешь, мелкие недостатки исправишь сам, поэтому пойдем дальше и займемся тонкостями! И какими же тонкостями занимается скороговорка?

Например: сыворотка из-под простокваши? Или: стоит копна с подприкопеночком?

Они явно не учат просто каким-то словам: ребенку вовсе не обязательно знать сыворотку, пока он с ней не столкнется в жизни, подприкопеночков вообще не существует. Возможно они в какойто мере учат чуять сам языковой строй, как это делал знаменитый пример, придуманный академиком Щербой: глокая куздра будланула бокра и штеко кудрячит бокренка.

Иначе говоря, скороговорка, которая обычно произносится быстро, заставляет понимать некий общий смысл высказывания, чтобы тем самым удержать в памяти образ каждого отдельного слова. Без этой общей осмысленности память не работает.

И получается, что, с точки зрения работы внимания, внимание тут двойное: с одной стороны оно, безусловно, должно очень плотно удерживаться на самом произносимом слове, постоянно сличая говорение с образом слова. С другой, чтобы образ слова не распался, его приходится помещать в дополнительную смысловую оболочку, гвор сознания, как называли его мазыки.

Такие дополнительные оболочки считались началами чародейства и назывались замками. Благодаря второму слою сознания, в данном случае общесмысловому пониманию, что должно получиться в итоге говорения, память сохраняется крепче, поскольку не может просто расплыться и сбежать обратно в хранилище слов, откуда была извлечена.

Очевидно, что такой двойной работе со вниманием должна была предшествовать более простая работа, во время которой ребенка учили словам и их правильному произношению. Затем его учили складывать слова в высказывания и привязывать их к определенным действиям. Правильно сказал – окружающие отозвались и либо откликнулись, либо сделали то, что нужно ребенку.

Это всем знакомо, и это предшествует тому уровню обучения, когда начинают применяться скороговорки. Но без него скороговорки невозможны. Как невозможны они и без умения удерживать внимание на образе произносимого слова и сличать слово, которое в твоем сознании, с тем, что из тебя прозвучало.

Причем, надо признать, обучение народное разнообразней, чем обучение родителей. Взрослые лишь поправляют ребенка, терпеливо дожидаясь, когда он начнет говорить верно. И лишь изредка посмеиваются над ним, что, безусловно, действенно. Дети могут не только смеяться, они еще и дразнятся, и часто весьма изощренно!

«Федя-бредя съел медведя,

Упал в яму, кричал маму!» (Русское народное, с. 513).

Всяческие жадины-говядины, показывания языка и даже простое передразнивание, когда ребенок неверно произносит слово или пытается ныть и жаловаться, очень действенные средства воспитания разума. И столь же действенные средства направления внимания на то, что общественно значимо. Все детское сообщество вкладывает усилие в то, чтобы малыш обратил внимание в себя и вложил усилие в освоение правильного способа действовать, говорить и вообще использовать образы.

Вот на эту подготовку и ложатся более изощренные способы воспитания, существующие в виде игр.

Все дети играют в прятки. Причем они начинают играть в них самостоятельно, даже если их не учат взрослые. Просто ребенок вдруг начинает прятаться и, выглядывая из укрытия, как бы предлагает взрослым его найти. Очевидно, что ребенок в этом случае вовсе не отрабатывает охотничьи навыки, он играет со вниманием. Он проверяет, видят ли его, направлено ли на него внимание.

Что происходит, когда играют в прятки по-настоящему, со считалкой?

«Раз, два, три, четыре, пять,

Я иду искать! Кто не спрятался —

Я не виноват.

Кто за мной стоит,

Тот в огне говорит,

Кто по бокам,

Тому по щекам!»

(Сказки, песни, с. 486).

Безусловно, эта игра отрабатывает несколько способностей. В ней нужно победить, то есть проявить ловкость, проявить выдержку, пересидеть противника, а потом обыграть его. Но при этом задача удержать внимание на себе не отменяется.

Только теперь ребенок хочет знать, что его не найдут, а будут долго и упорно искать. И даже если он потеряется, близкие и друзья не прекратят усилие и не бросят его. Их тела могут быть далеко, но их внимание будет с ним. Это очень похоже на то, как в сказках два брата или друга разъезжаются по разным дорожкам, но оба знают: когда серебро потемнеет или с платочка закапает кровь, друг вернется и будет искать, а, обнаружив мертвым, оживит…

То, что во время пряток внимание детей захвачено и собрано на полнейшем пределе, говорить не надо.

Развитием пряток являются жмурки. Тут тоже надо прятаться, но не телесно:

«– Где стоишь?

– На мосту.

– Что продаешь?

– Квас.

– Ищи три года нас!

Под эти слова водящего с завязанными глазами трижды переворачивают на месте и отпускают» (Там же).

Жмурки – это чистая игра со вниманием. Тела рядом, но они стараются двигаться бесшумно. И можно их найти по звукам, а можно и по более тонким ощущениям. Но в любом случае твое внимание должно быть предельно собрано на каждый шорох, и при этом предельно широко, чтобы охватывать все пространство.

На этом же принципе строилось обучение рукопашных бойцов и пластунов-разведчиков в темную, когда их учили раскрывать способность видеть противника с закрытыми глазами и в темноте.

Однако и жмурки, и прятки предшествуют обучению разума. Они в чистом виде обучение внимания и, вероятно, столь же успешно могли применяться при выборе идти не в современный мир, а в мир магии.

Однако в них есть то, что перетекает в игры, обучающие разум. Сходство жмурок и пряток с Молчанкой очевидно: «Раз, два, три, четыре, пять – с этих пор молчать!» (Русское народное, с. 514).

«Крючки, замочки,

Замкните мои щечки!

По всем городам!

Не усмехиваться,

Не улыбаться, Хлым!»

(Сказки, песни, с. 486).

«Шел молчан по всем городам;

Кто стукнет, брякнет —

За волосы драть, до слез добивать!

Последнее слов: тпру! Аминь!»

(Русское народное, с. 514).

С очевидностью, это разновидность жмурок или пряток, но внутри себя. И с не меньшей очевидностью, молчанки замыкают внутри и внимание.

Молчанки естественно перерастают в смешилки и сложные игры, в которых нужно перераспределять внимание изнутри наружу:

«Шла торговка мимо рынка,

Спотыкнулась о корзинку,

В этой маленькой корзинке

Есть помада и духи,

Ленты, кружева, ботинки

– Что угодно для души?

Что хотите, то берите,

Губки бантиком держите,

„Да“ и „нет“ не говорите,

Черно с белым не берите…

Вы поедете на бал?

Далее задаются вопросы. При этом нельзя говорить „да“ и „нет“, нельзя улыбаться, нельзя называть черный и белый цвет. Вопросы задаются, пока ведущий не поймает кого-нибудь на ошибке» (Сказки, песни, с. 490).

Поймать на ошибке – важнейшая задача обучения разума. Но на более сложных уровнях она становится настолько изощренной, что внимание как бы растворяется в ней. А в этих играх очевидно, что ошибка безусловно связана с умением управлять вниманием.