Текст книги "Введение в прикладную психологию внимания"

Глава 4. Работа внимания

Что же, собственно говоря, делает внимание?

Попробую описать то, что происходит со мной, когда мне удается осознать, что мое внимание работало. При этом сразу отмечу: мой опыт достаточен для того, чтобы заметить: я далеко не всегда осознаю, что мое внимание участвовало в том, что я делал. И точно так же я очень плохо распознаю внимание в том, что делает народ. К примеру, работает ли внимание, когда мне загадывают загадку?

Наша культура самоосознавания настолько неразвита, что мы уверенно говорим про слона, что это хобот или хвост, и сомнение в себе даже не мелькает в нашем уме. Именно так уверенно психологи пишут про внимание. Но то, что психологи плохо понимают, что делают, я уже различаю, а вот то, что я сам напрочь не понимаю собственный народ, когда речь заходит про внимание, я начинаю замечать только сейчас и то едва-едва…

Поэтому мне остается только описывать собственную жизнь, когда у меня с очевидностью работало внимание, а затем вспоминать, что в таких случаях говорили мне другие люди. И тогда, я надеюсь, выявится та самая культура воспитания внимания, с помощью которой люди на меня воздействовали.

Итак, я определенно вижу, что мое внимание непроизвольно бросается туда, где появляется опасность. Расширяя это наблюдение, я вижу и то, что внимание оказывается там до того, как я распознал опасность. Оно привлекается новым, неожиданным движением, цветом или звуком.

И если вслед за этим я распознаю опасность, внимание меняется. Вероятно, оно усиливается, хотя я не могу этого утверждать. Скорее, оно становится сложнее, поскольку мне определенно приходится думать, что это за опасность и как с нею бороться. И это меняет внимание, делая его двухслойным.

Следовательно, мое внимание должно первым своим, так сказать, исходным слоем продолжать удерживать то, что ощущается опасностью, а вторым – изучать мою память и знания о подобных вещах. Это значит, что в первые мгновения внимание цельно, но уже в следующий миг становится двойным и поочередно смотрит то в восприятие, то в сознание. Быть может, оно даже тройное, потому что в сознании оно должно просматривать узнавания и одновременно следить за тем, как работает разум, решающий эту задачу.

Из всего этого я извлекаю следующее: в миг испуга, пока внимание занято обеспечением моего выживания до того, как включится разум, оно цельно и едино. Это Исходное или Чистое внимание – конечная цель всех йогов и магов, пытающихся овладеть собственным умом, сознанием или внутренними силами. Ощущения от состояния внимания при внезапном испуге надо запомнить, чтобы всегда иметь некий Вкус подлинного внимания, с которым можно сравнивать те состояния, которые приходят во время прикладной работы.

Если сознание наше нечисто, то и чистое внимание нам недоступно. В нем всегда есть примеси разума и мышления. Конечно, это выражение условное. Внимание не может иметь внутри себя ничего от чужеродного. Зато оно может быть направлено на что-то, а я ощущу это именно как примесь образов. Задача йога – овладеть чистым вниманием. Задача прикладного психолога – видеть, какие именно образы примешиваются к созерцанию.

Однако самонаблюдение при опасности весьма непросто. Поэтому начинать надо не с него. Точнее, достаточно запомнить Вкус чистого внимания, а затем стоит перейти к тому, что чаще всего происходит в жизни – так сказать, к быту внимания или бытовому вниманию.

Это внимание, безусловно, направлено на то, чем я живу. И если это так, то оно всегда участвует либо в решении задач выживания и жизнеобеспечения либо в достижении лучшей жизни. А это означает, что тот самый быт внимания, в который я погружен в действительности очень важен. В сущности, он не менее важен, чем битвы или покорения стихий, – ведь итогом поражения в быту точно так же будет смерть.

Мы редко осознаем значимость быта, но психолог должен научиться этому. Тогда простые житейские сложности, с которыми к нему приходят люди, обретут для него звучание и превратятся в опасных противников, на победу над которыми не жаль тратить жизнь.

И что же делает внимание в быту?

Начну с главной муки всех, кто начал овладевать вниманием: оно отвлекается! Внимание всегда отвлекается. И чем больше ты работаешь над управлением, тем оно чаще и сильней отвлекается!

Что можно извлечь из этого?

Во-первых, то, что отвлекаться можно лишь от того, на что ты направлял внимание. Во-вторых, если учесть, что внимание обеспечивает наше выживание, но собственных личности и воли не имеет, это означает, что и то, на что оно отвлеклось, очень важно для меня.

Все, на что отвлекается внимание, – очень важно для нашей жизни! Поэтому от него нельзя просто отмахиваться. Его надо изучить и понять. И очень возможно, решить как задачу, чтобы оно больше не прорывалось в мое сознание.

Кроме того, я могу уверенно допустить, что внимание отвлекается не только тогда, когда я намеренно пытался удерживать его. Выглядит это как свойство внимания и с очевидностью происходит постоянно. Но замечать нам удается лишь те скачки внимания, которые разрушают наше намерение удерживать его на чем-либо избранном. Обычно же мы просто не замечаем, что внимание наше скачет.

И не замечаем не потому, что наша способность к самонаблюдению не развита, хотя это и верно. А потому, что эти скачки ощущаются естественными. А точнее, когда я о чем-то думаю или нечто наблюдаю, а внимание мое перескакивает на какой-то иной предмет, я ощущаю, что этот переход очень важен и правилен. И принимаюсь думать об этом.

Но думает в нас разум. И это не я ощущаю правильным, что надо продумать и то, на что переключилось внимание, а разум. А Я считаю, что правильно все, что делает для меня и от моего имени Мой разум. Я передал ему это право и обязанность думать, а точнее, продумывать мою жизнь. И Я просто следую за ним в позволении. Поэтому правильность его выбора ощущается как мое ощущение.

И внимание при этом не скачет. Мазыки говорили про сдвиг внимания. Оно сдвигается не бездумно и не бессмысленно, а в соответствии с устройством моего разума и строго по тем целям, которые разум должен достичь, чтобы моя жизнь состоялась. Это тот самый поиск полезного или строительство жизни, которыми разум и должен заниматься. Именно поэтому внимание и удерживается на этих предметах.

Присмотритесь: это было в жизни у каждого – вы ведете важный для вас разговор. В это время мимо вас пролетает птичка или пробегает собака. Ваше восприятие, безусловно, замечает их. А ваше внимание на краткий миг обращает себя в их сторону. Но уже в следующий оно возвращается к разговору.

Новое и движущееся, внезапно появившееся в поле восприятия, должно быть оценено с точки зрения опасности для жизни. Если бы эта птица влетела в ваше пространство резко и нацеливаясь прямо в лицо, вы бы отпрянули или отмахнулись от нее бездумно. Это доразумное обеспечение выживания. Но он летела мимо, а собака пробегала спокойно.

Поэтому у разума была возможность поискать узнавания, и внимание сначала отвлеклось от разговора, перейдя в восприятие, затем на миг обратилось в сознание, чтобы рассмотреть образы знаний, затем еще раз оценило происходящее как неопасное, и вернулось к разговору. Вот так внимание и работает.

И если вы вдумаетесь, оно вообще не отвлекалось!

Оно просто честно делало то, что должно делать, – обеспечивало ваше выживание, обслуживая то ум, то разум. Вот это и следует принять как сущностную оценку внимания. Нам только кажется, что его невозможно удержать на избранном. На самом же деле, избирая нечто для удержания на нем внимания, мы пытаемся сломать работу разума, а заодно еще и подвергнуть свою жизнь опасности.

И разум сопротивляется. Да и ум тоже.

Но человек упорствует и хочет подчинить их своей власти. Он хочет быть полным, даже абсолютным хозяином всего, что в нем, не став хозяином собственной жизни. А ларчик открывается просто: пока ты должен строить свою жизнь, ум будет обеспечивать твое выживание, а разум строить. Те немногие, кому удавалось овладеть вниманием, справились с жизнью и достигли такого состояния духа, при котором сама жизнь, по крайней мере тела, стала менее ценна, чем управление вниманием.

Иначе говоря, эти люди перешли к главной задаче жизни, которая становится нам доступна только после того, как решено выживание и жизнь выстроена до полной определенности. Вот тогда душа переходит к главному, а тело и все остальное теряют свое значение, поскольку они выполнили свою задачу и обеспечили возможность посвятить себя главному.

Овладение вниманием доступно человеку, но только если эта задача стала смыслом его жизни…

Глава 5. Внимание младенца

Итак, для начинающего наблюдателя основное свойство внимания – оно постоянно отвлекается и его невозможно удержать на чем-то одном. На самом деле, на чем-то избранном тобою. И это ужасно раздражает и расстраивает, поскольку кажется, что ты не хозяин собственному вниманию.

Это ошибка и происходит она из нашего плохого знания о самих себе, в частности об устройстве и работе сознания, разума и ума. Внимание предельно точно исполняет то, что поручено ему тобой же, но через ум, а потом разум. Оно обеспечивает наше выживание и помогает решить задачу строения жизни. И ни на миг не отвлекается от нее.

Чтобы принудить внимание удерживаться на чем-то избранном вами, надо сделать это смыслом жизни и заставить ум достигать этого. Следовательно, задача овладения собственным вниманием должна решаться не на выходе, условно говоря, не тенями на стене пещеры надо управлять. Менять надо источник, отбрасывающий тени или посылающий внимание.

Но до этого источника еще надо добраться. А добравшись, суметь оказать на него воздействие.

Однако есть время, когда мы очень близки к этому источнику внимания. Это младенчество и детство. Я попытаюсь дать очерк внимания в этом возрасте. Конечно, это будет очень краткий очерк, охватывающий лишь самые яркие и очевидные проявления. Тема детского внимания так велика и сложна, что ей должны быть посвящены большие и глубокие исследования, чье время еще не пришло.

Если взрослый, попытавшийся управлять своим вниманием, не сомневается, что главное в этом – не дать вниманию отвлекаться, удерживая его на избранном, то в раннем детстве эта задача выглядит противоположной. Взрослые постоянно заняты тем, как отвлечь ребенка от избранного и переключить его внимание на что угодно другое.

Безусловно, это оправданно, потому что ребенок может избрать предметом своего внимания очень опасный предмет. Но чаще взрослым просто удобней, чтобы дите не мешало им, и они пытаются удержать ребенка внутри круга детских вещей, то есть внутри некоего детского пространства. Возможно, это очень мудро, потому что углубляет познание ребенка. А может, и вредно, поскольку сужает его развитие. Пока я не взялся бы судить.

Однако работа со вниманием ребенка начинается гораздо раньше. И любая мама помнит, как ей первый раз удалось поймать его внимание, – это было событие! Он меня увидел! Он видит меня! Кому не знакомо это состояние?

Если младенец увидел маму, а она судит об этом по собранности и направленности его взгляда. И думается мне, что и основное наше определение внимания как собранности и направленности психики родилось из этого наблюдения, живущего в сознании психологов: человеческий взгляд может быть мутным, бессмысленным, рассеянным, а может собраться в пучок, в луч.

И что поражает: если взгляд так собрался, мы знаем: этот человек видит! Что? Наверное, то, на что глядит, например тебя. Собственно говоря, мы и приходим к ощущению, что он видит при таком взгляде, именно по опыту взаимодействия с такими людьми. Мы именно ощущаем, что нас видят, как если бы при таком взгляде образовывался не луч, а труба, сквозь которую видно в обе стороны.

Мазыки так и называли подобный взор Трубой внимания и считали, что по ней течет сила. Причем, течет в обе стороны. И тот, кто сильней или лучше умеет управлять вниманием, может перехватить его и даже захватить внимание другого. На этом строилось чародейство.

Когда ребенок впервые поглядел на маму, собрав взор в трубу, она заглядывает в глубины его сознания и видит там присутствие ума и души. И радуется она потому, что после этого у нее нет сомнений: это не комок плоти, это человек, и этот человечек будет разумным, а она имеет надежду на счастье. После этого она начинает неустанно решать задачу, как вытаскивать внимание из той мутной среды, в котором оно блуждает. Очень похоже на то, как психиатр возвращает в этот мир человека, потерявшегося в мирах своего сумасшествия…

Мамы, бабушки и даже мужчины в семье играют в игру улучения и извлечения внимания младенца с огромной охотой. Это не может быть лишь задачей материнства или отцовства. В этом явно есть личный интерес, как он есть в том, чтобы завоевать любовь кошки или собаки тех, к кому пришел в гости.

Получить внимание другого почему-то очень приятно, а может быть, даже жизненно важно. Мы все охотники за вниманием, у нас есть такая потребность, вполне сопоставимая с телесными потребностями. Причем у некоторых она перерастает в болезненную страсть, и они становятся людьми сцены, живущими лишь до тех пор, пока нужны зрителю.

Сейчас мир стал приземленным, естественная наука, пообещав рай на земле за то, что ее будут чтить вместо богов, создала ублюдочный рай сытости и вседозволенности. Если есть только тела, то наслаждайтесь телесно! Но древние были ближе к естественности, чем естественная наука. И были наблюдательней. Поэтому даже римский плебс, по-нашему быдло, требовал хлеба и зрелищ!

Зрелищ и сейчас много, но они больше так не понимаются, потому что мало кем осмысляются. Они стали привычными, как и сытость. А в старину зрелищ не хватало, как сахара, как алкоголя, как всего, что может расширять сознание. Поэтому люди относились к зрелищам совсем иначе, чем мы сейчас.

Впрочем, старики еще могут вспомнить и рассказать, как они смотрели кино, когда его привозили раз в неделю в сельский клуб. Или как они бежали вслед за пролетевшим над их деревней самолетом! Могут вспомнить и то, как весело умели развлекать людей те, кто скоморошил. А потом разучились, потому что появился телевизор и редкие профессионалы смеха стали доступны всем.

Так была убита не только народная культура развлечений и потех, но и целое искусство управления вниманием, позволявшее через этот поток внимания общаться душами. Получить внимание другого – очень приятно и, возможно, естественно необходимо для развития и здоровья.

Поэтому все вокруг ребенка стараются поймать его взор, чтобы почувствовать на себе поток чистого и подлинного внимания, даже без примеси узнавания или понимания. Впрочем, мы очень стараемся, чтобы ребенок не просто видел нас, но чтобы он как можно быстрее понял, что эти люди о нем заботятся и что их надо любить…

Вот так начинается народная школа прикладной работы со вниманием. Так мы сами накапливаем опыт общения с чистым вниманием и учимся им управлять. А значит, создаем приемы управления. Но эти приемы становятся средой, которая воздействует на ребенка, обучая его тому, как надо использовать внимание.

И начинается это обучение с того, чтобы ребенок научился направлять внимание на тех, кто рядом с ним, а затем удерживать его на них. Иначе говоря, сначала мы применяем к новорожденному вниманию приемы его привлечения. Думается мне, что это должно действовать на каждом новом уровне овладения своим вниманием.

Лишь после этого мы начинаем отвлекать ребенка от всего нежелательного и переключать его на то, что нужно или допустимо. Тем самым, если вдуматься, мы не просто творим некую культуру управления вниманием, мы вообще творим культуру человека, мы выстраиваем его мир.

Мы выстраиваем мир тем, что вносим в него ценности: это хорошо, а это плохо, это допустимо, а этого надо избегать, потому что оно опасно. Мир возле тебя, мир, в котором стоит тебе жить, заполнен полезными, приятными и безопасными вещами – привыкай жить так. Вещей опасных, вредных и ненужных надо избегать.

Но это не все. Этот мир сразу строится как человеческий: ты должен впустить в него другого человека и учитывать его в своем мире постоянно – поэтому не надо тянуться к тому, что не нравится маме. В твоем мире только то, что маме приятно, и за это она тебя любит. Мама, а через нее и другие люди, навсегда вписана в мой мир. И вписана она именно культурой внимания, культурой того, к чему мое внимание может тянуться, а от чего должно отталкиваться.

Понятно, что речь идет не о внимании. Так закладывается разум. Но разум есть запись того, к чему вниманию притягиваться. Разум – это описание пути внимания сквозь эту жизнь. И это путь человеческий, то есть путь всегда по миру людей, в крайнем случае, по его окраинам.

А значит, овладеть управлением вниманием нельзя, пока в твой образ мира вплетены требования общества о том, как жить, действовать, вести себя. Наше внимание вклеено в общественные требования и обязано непроизвольно отслеживать их. Настоящая йога начинается только после того, как йог выполняет все обязательства перед обществом и уходит в лес, чтобы начать свою саньясу, то есть отшельничество во имя познания своей скрытой природы.

Но природа эта есть, и ее видели все, когда глядели на новорожденного младенца с мутным взором. Взор этот только для наружного наблюдателя был мутным, но мама знала, что внимание дитя где-то рядом, просто оно блуждает в иных мирах и его всего лишь надо выманить…

Тогда родится еще один человечек…

Глава 6. Внимание дитяти

Овладение вниманием для человека с самого начала оказывается делом общественным. Взрослые усиленно ловят внимание младенца, стараясь выманить его изнутри наружу, и тем самым обучают его тому, как обеспечить свое выживание. Следовательно, эта часть искусства прямо направлена на то, чтобы зародить разум человека.

У животных это не так, как кажется. Детенышу приходится справляться с этой задачей самому и самому учиться направлять внимание на внешние вещи. Никто не трясет перед ним погремушкой, никто не улыбается и агукает. Но я сейчас излагаю то, что является моей культурой, то есть некими общими для обычных людей знаниями о животных.

Вполне возможно, что зоолог поправил бы меня и сказал что-нибудь такое: звереныш ищет сосок матери на ощупь, поскольку он слеп. Но как только у него прорезаются глаза, зверь начинает с ним общаться. Особенно это заметно у птиц, которые прилетают с червяком в клюве и выбирают, в чей пищащий рот его засунуть. Чтобы выиграть в этом соревновании, нужно управлять вниманием.

Не знаю и утверждать не буду. Пусть исследуют те, у кого есть охота разгадать эту загадку. Но, возможно, именно здесь скрывается то, почему человеческий детеныш развивается медленнее звереныша, зато развивается значительно дольше.

Что же касается людей, то детское место – люлька, зыбка или кроватка изначально обустраивается так, чтобы ребенку было что рассматривать. Над ним вешаются всяческие яркие игрушки, и хоть родители и не очень понимают, зачем это, но все матери прекрасно чуют, что это облегчает им жизнь и воспитание ребенка. Ребенок, умеющий удерживать взгляд, а значит и внимание, на подобных предметах, разумнее.

Но это только начало работы со вниманием. Самая тяжелая ее часть связана с тем, как усыпить или убаюкать ребенка. Здоровый младенец, если он поел и очистился, и если его телу удобно, засыпает сам. Это естественно. Но если ему что-то мешает, он начинает плакать. Тут начинается тяжелая пора для матери.

Но я пока исключу дополнительные помехи, вроде какой-то болезни, вроде запора. Понятно, что пока ребенку больно, он будет кричать. И тут помогать надо врачебно. Однако многие имели здоровых детей и помнят такие периоды детской жизни, когда ребенок здоров, а значит, все лишнее вынесено за скобку. Иначе говоря, мы рассматриваем тот случай, когда здоровый, правильно уложенный ребенок, которому ничто не мешает и который должен спать, вдруг не спит.

Это происходит только потому, что его внимание научилось выходить наружу и привлеклось чем-то. Этот случай тоже всем известен. И все знают, что когда ребенка укладывают, шуметь или бегать возле него не стоит. Это точно привлечет его внимание и не даст уснуть. А что, кстати, не даст уснуть? Шум? Движение?

Или же уснуть не даст внимание, которое потечет наружу?

Конечно, внимание. Причина, по которой ребенок не спит, – внутренняя. Это очевидно, потому что и взрослыми мы часто страдаем от внутреннего перевозбуждения. И что бы там ни перевозбудилось, это не нервная система сама по себе. Это разум, который удерживает нервную систему в рабочем состоянии, то есть в состоянии готовности к тем действиям, которые продумывает. И это внимание, которое направлено на обдумываемые задачи.

И до тех пор пока внимание направлено на то, что способно возбуждать, человек будет возбуждаться, потому что выживание возможно лишь в том случае, если мы способны двигаться с теми же скоростями, что и воспринимаемая нами опасность.

Следовательно, первейшая задача родителей или воспитателей – устранить возможные возбудители, чтобы ничто не привлекало внимания извне, и направить внимание на то, что усыпит человечка. А что его усыпляет?

Опыт народа показывает: ребенка усыпляют повторяющиеся движения и повторяющиеся звуки, что и происходит при баюканье. Ребенка качают либо в зыбке, либо на руках, расхаживая с ним по дому. И ему поют. Понятно, что ребенок еще не понимает содержания колыбельной. Содержание, скорее, для матери. Но он ее слышит и непроизвольно удерживает на нем внимание.

И поэтому нельзя сказать, что это пение колыбельных монотонное, то есть однообразное. Кто слышал настоящую колыбельную, знает, что в ней бывают и резкие всплески звука, как если бы мать хотела догнать убегающее внимание ребенка и подхватывала его звучанием. Колыбельная, с одной стороны, должна привлекать внимание и удерживать его, не давая отвлечься на что-то еще. А с другой, так повторяться, чтобы главным стало то, что усыпляет.

Колыбельная – это утонченная игра со вниманием, положенная на некую телесную основу, способную выманить сон из глубин сознания ребенка. Поскольку, что такое сон, науке в действительности неизвестно, я оставлю эту тему. Скажу только, что народ считал Сон и Дрему живыми существами, которых можно заговорить и призвать. В колыбельных Сон да Дрема сидят на заборе, а Угомон и Гуркота забирают ребенка…

Однако вопрос: а что именно забирает Угомон и куда? Тело остается в руках у матери. Значит, речь идет о душе? И тут уж наш собственный опыт однозначно свидетельствует: во время сна души наши путешествуют по иным пространствам. Часть из этих пространств, вероятно, находится внутри нашего же сознания. Часть определенно в других мирах…

В работе со вниманием ребенка однозначно есть одна определенность: ко вниманию можно обратиться через тело. Укачивание ребенка – это обращение со вниманием через тело. Но еще очевидней это в так называемых Пестушках. К примеру:

«Стучат по спине сложенными ладонями, приговаривая:

– Что в горбу?

– Денежки.

– Кто их клал?

– Дедушка.

– Чем их клал?

– Ковшичком.

– Каким?

– Золотым» (Сказки, песни, частушки, присловья Лениградской области, с. 477).

Или:

«Изображая пальцами правой руки рога, слегка щекочут ими ребенка и припевают:

Идет коза рогатая, Кто кашки не ест,

Идет коза бодатая: Кто молоко не пьет,

Ножками топ! топ! Того забодает, забодает!»

Глазками хлоп! хлоп! (Русское народное поэтическое творчество, с. 503).

Просто вспомните, как делали это вы или вам, и вы обнаружите со стороны ребенка напряженнейшее внимание, которое взрывается визгом, прыжками и радостью. Пока пестушка читается, ребенок весь ожидание, а его внимание ваше. А потом он кричит: «Еще! Еще!».

Еще заметней, что это игры со вниманием в пестушке про сороку:

«Берут у ребенка ручку, водят по ладошке указательным пальцем и приговаривают:

Сорока, сорока, Гостей созывала;

Сорока-белобока Гости не бывали,

Кашку варила, Кашки не едали;

На порог скакала, Всё своим деткам отдала!

Указывая на каждый палец руки, начиная с большого, приговаривают:

Этому дала на блюдечке, Этому на ложечке,

Этому на тарелочке, Этому поскребышки.

Останавливаясь на мизинце, добавляют:

А этому нет ничего! Дров не носил,

А ты мал-малёнек – Кашки не варил!

За водицей не ходил,

Разводя ручки в стороны и затем, быстро положив на голову, говорят:

Шу-у-у – полетели,

На головку сели!» (Там же).

Безусловно, подобная работа с ребенком решает сразу несколько задач. Она и знакомит ребенка с собственным телом, и учит его управлять им. Она дает разум и учит думать, она даже закладывает основы нравственности. Но бесспорно то, что она построена на управлении вниманием. И учит не только направлять его на что-то, но и довольно долго удерживать на этом.

Та самая задача, которая оказывается сутью высшей йоги на ступени Дхьяны, – концентрация, перерастающая в медитацию, – решалась в народной культуре как основа человечности: хочешь вырасти человеком – учись удерживать внимание на избранном как можно дольше.

Но эти пестушки уже достаточно сложные. Все начиналось с более простых игр. Например, с такой:

«Взяв ребенка на руки, его качают вверх и вниз, напевая и приговаривая:

А тпру, тпру, тпру! Вари жиденькую,

А тпру, тпру, тпру! Вари мяконькую

Не вари кашу круту, Да молошненькую!»

(Там же. С. 502–503).

Что здесь главное? Ребенка качают вверх и вниз. Это связывает пестушку с колыбельной, как определенный способ воздействия на тело и душу. Как упомянутая в пестушке каша связывает ее с обучающей разум пестушкой про сороку. Народ пестует, то есть воспитывает и обучает самых маленьких, на жизненных примерах, то есть на тех предметах, которые постоянно встречаются в их жизни.

Качание обыгрывается и словах: тпру – это окрик, управляющий лошадью, когда ее заставляют остановиться. Но существует множество пестушек, связанных с «ездой на лошадке», когда ребенка сажают на колено или ногу и качают:

«Под эти слова ребенка подбрасывают на коленях, а затем делают вид, что роняют.

Поехали, поехали

С орехами, с орехами.

Поскакали, поскакали

С калачами, с калачами!

Вприпрыжку, вприскочку

По кочкам, по кочкам —

Бултых в ямку.

На молоденькой лошадке —

Трю-трюх-трюх!

А на старой да на кляче —

Бух!» (Сказки, песни…, с. 478).

Что важного в этом телесном движении, когда ребенка качают? Безусловно, ощущение полета. Душа еще не закрепилась в теле, ей очень трудно в этом плотном мире, и если родители хотят, чтобы переход произошел как можно мягче, они носят ребенка, подбрасывают его, качают. Но при этом постоянно заставляют его удерживать внимание на том, что может прервать воплощение.

Это воспитание души и разума, и это суть той части искусства воспитания, которая называлась пестовать дитя.