Текст книги "Преданные России. Hерусские русские – 2. Иноземцы на службе российскому трону"

Первый полицейский России

Основывая Санкт-Петербург, царь-реформатор первоначально отводил новому городу относительно скромную роль торгового и военного форпоста России на берегах Балтики. Блестящая победа в Северной войне позволила Петру! максимально расширить эту задачу. Санкт-Петербург стал столицей Российской империи, сменившей Великое княжество Московское.

Новое государство предполагало и новую административную систему. Еще в ходе войны возникли новые управленческие структуры и новые должности. На смену наместникам и воеводам пришли генерал-губернаторы, губернаторы.

Логично, что именно в Петербурге создана и первая в России полицейская структура – Главная полицмейстерская канцелярия, а первым руководителем отечественных стражей порядка стал не кто иной, как зять первого петербургского генерал-губернатора А.Д. Меншикова – Антон Мануилович Девиер.

Антуан де Виейра происходил из древнего рода испанских евреев, ведущих свою родословную от Иехаиила бен Додаша из Виейры. Бежав от инквизиции, семейство перебралось в Португалию. Там у одного из его представителей – мастера-оружейника Азриэла – родился сын Эммануил. Переняв ремесло отца, он уехал на заработки в Голландию. Однако на новом месте дела не заладились, и Эммануил де Виейра умер в нищете. Его сын Антуан, чтобы добиться успеха, даже изменил вере своих предков и принял христианство. Никакой выгоды от этого юноша не получил и лишь сумел устроиться юнгой во флот.

В августе 1697 года в Амстердаме торжественно встречали Петра I. После приветственных речей и обильных возлияний в одном из заливов устроили учения голландского флота, имитирующие морское сражение. Во время маневров внимание царя привлек молодой моряк, с ловкостью обезьяны карабкавшийся по корабельным снастям. Этим моряком и был Антуан де Виейра. Будучи представлен государю, он поведал свою нехитрую историю в столь трогательных красках, что тут же получил предложение отправиться на службу в Россию. Молодой человек с восторгом согласился, поскольку терять ему было нечего.

В России Антуан де Виейра превратился в Антона Девиера и, подобно Меншикову, начал службу с должности царского денщика. Обаятельный чужестранец довольно быстро стал любимцем всей императорской семьи. В политические игры Девиер не вмешивался, скромно выполняя обязанности няньки-воспитателя при царевнах Наталье Петровне и Наталье Алексеевне, а также царевиче Петре Алексеевиче. Эти обязанности считались делом государственной важности, так что за 20 лет службы потихоньку и без особого напряжения дорос до генерал-майора.

Для бывшего юнги карьера складывалась неплохо, но Антону Мануиловичу этого уже было мало: многие его ровесники занимались делами гораздо более серьезными и по служебной лестнице двигались быстрее.

Карьерному росту могла помочь удачная женитьба. Однако представители старой знати не желали родниться с лицом столь низкого происхождения, и тогда Девиер стал подыскивать невесту в среде новой аристократии. Выбор пал на сестру князя Ижорского – Анну Даниловну Меншикову.

Некоторое время она считалась пассией самого монарха, в связи с чем ее брат даже лелеял честолюбивую мечту породниться с Романовыми. Однако легкомысленный государь вскоре нашел себе другое увлечение. Дама очень переживала, и тут появился утешитель в лице Девиера. Добившись взаимности, Антон Мануилович явился к «светлейшему» просить руки его сестры, но натолкнулся на грубый отказ. Настолько грубый, что сватовство перешло в драку. На шум вбежали слуги Меншикова, и жениху пришлось с боем отступить. Он бросился с жалобой к царю и здесь получил полную и безоговорочную поддержку. Петр приказал сыграть свадьбу в течение трех дней (1710 г.).

Естественно, все это не способствовало особой любви между шурином и зятем, но карьере Девиера помогло значительно. Чтобы выделить Антона Мануиловича из числа других генералов, отметив факт особой близости ко Двору, царь придумал для него (и для Павла Ивановича Ягужинского) еще и чин генерал-адъютанта, стоявший как бы вне рамок обычной иерархии.

В 1712 году высшие органы государственного управления переехали из Москвы в Санкт-Петербург, ставший теперь новой столицей. Особая роль среди этих учреждений принадлежала Сенату, который создан указом царя от 22 февраля 1711 года как высший судебный и отчасти административный орган Российского государства.

Необходимость создания новой правительственной структуры продиктована частыми отлучками царя. В том же 1711 году, попав в окружение на реке Прут, государь предписал сенаторам: «.. Если я погибну, и вы верные известия получите о моей смерти, то выберите между собой достойнейшего мне в наследники».

В обязанность Сената входило усовершенствование существующего законодательства, а также надзор за судебным и административным аппаратом Империи. Контроль над работой Сената осуществлял генерал-прокурор («око государево»), приемом жалоб ведал рекетмейстер, делами служилого сословия – герольдмейстер, поверку местных административных органов осуществляли фискалы. Место пребывания Сената постоянно менялось– Петропавловская крепость (1713–1714 гг.), здание Военной коллегии на Троицкой площади (1714–1727 гг.), бывший дворец Меншикова (1727–1732 гг.) и т. д., пока в 1763 году не построили постоянное здание на Сенатской площади.

Именно с Сенатом и «оком государевым» Павлом Ягужинским Девиеру в самое ближайшее время и пришлось плотно взаимодействовать в качестве руководителя новой силовой структуры. Но, прежде чем это назначение состоялось, царь еще устроил сподвижнику своего рода экзамен на профпригодность в качестве администратора.

В 1715 году Девиера направили в недавно отбитый у шведов Ревель руководить строительством нового порта. Результатом Петр остался доволен и вскоре вернул его обратно в столицу.

Население Петербурга к 1718 году насчитывало около 35 тысяч человек. Седьмого июня в связи с ухудшением криминогенной ситуации и следствием по делу царевича Алексея Петр I создал в Петербурге Главное полицмейстерское управление во главе с генерал-полицмейстером Антоном Мануиловичем Девиером.

Соответствующий обращенный к Сенату указ начинался следующими словами: «Определили мы для лучших порядков в сем городе генерал-полицмейстера, которым назначили нашего генерал-адъютанта Девиера, и дали пункты, как ему врученное дело управлять. И ежели против оных пунктов чего от вас требовать будет, то чинить. Также всем жителям здешним велите публиковать, дабы неведением никто не отговаривался».

Формально генерал-полицмейстер подчинялся Сенату и генерал-губернатору Меншикову, фактически – самому монарху.

Штат полиции состоял из заместителя генерал-полицмейстера – майора с характерной фамилией Рыкунов (оклад 168 руб. в год), четырех офицеров (оклад по 96 руб. в год) и 36 нижних чинов (с окладом по 6 руб. в год). Делопроизводство в Главной полицмейстерской канцелярии вели дьяк Тихменев и десять подьячих.

А.М. Девиер

В дополнение к указу о Главном полицмейстерском управлении царь написал «Пункты», в соответствии с которыми, новая структура не только следила за порядком в городе, но и выполняла ряд хозяйственных функций. Полиции предписывалось смотреть:

1) «чтоб все строения были регулярно построены»;

2) «берега рек и каналов хорошо укреплены»;

3) «улицы чисты и не завалены»;

4) «шалаши по дорогам у мостов близко не ставили, покрывали их холстом и рогожей» и т. п.;

5) за качеством продуктов, и чтобы цены были не выше определенного уровня, не допускались обвесы;

6) за чистотой улиц, и «чтоб обыватели убирали перед домом»;

также предписывалось:

7) «прекращать ссоры, арестовывать буянов»;

8) раз в квартал проводить противопожарный осмотр в домах обывателей;

9) искоренять шинки, кабаки, бордели;

10) тунеядцев задерживать и определять на работу;

11) требовать, чтобы хозяева докладывали о приезжих;

12) назначать из обывателей караульщиков, по концам улиц ставить шлагбаумы и при них содержать караулы с ружьями;

13) определить, кому с каким орудием бежать на пожар, в каждой слободе и улице назначить старосту, а на каждые десять дворов – десятского.

С 1720 года Главная полицмейстерская канцелярия размещалась на пересечении Большой першпективной дороги и Мойки у Зеленого моста (в доме, конфискованном у проходившего по делу царевича Алексея генерала Василия Владимировича Долгорукого). Здесь решалась большая часть текущих городских вопросов. Кроме того, полиция обладала полномочиями судебной инстанции и имела возможность назначать наказания по уголовным делам.

Вскоре штаты полиции увеличились, однако по «Регламенту» 1724 года расширился и круг ее обязанностей: стражам порядка предписывалось наблюдать за иностранцами и гостями города, настроениями в обществе и даже «воспитывать юных в целомудренной чистоте и честных науках».

Постепенно аналогичные структуры стали создаваться и в других городах России, однако все они подчинялись петербургскому генерал-полицмейстеру.

Веселый и обаятельный при Дворе, на работе Девиер свирепствовал «аки тигра», и неудивительно, поскольку император проявлял самый живой интерес к его деятельности. Промахи карались без промедления. Как-то одноколка, в которой ехали царь и генерал-полицмейстер, застряла на переезде через канал у Новой Голландии из-за того, что украли несколько досок из мостика. Пока согнувшийся Девиер сдвигал доски так, чтобы можно было проехать, монарх лупил его по спине и бокам дубинкой, объясняя, что начальник полиции должен знать обо всем, что происходит в городе. Затем оба сели в экипаж и продолжили поездку.

После таких выволочек полицмейстер отыгрывался на подчиненных и обывателях, «трепетавших при одном звуке его имени». Кроме зуботычин, нарушителей порядка ожидали и серьезные наказания: за вывоз отходов в Неву – кнут и вечная каторга; за некачественный товар – первый раз кнут, второй раз каторга или смерть; за содержание притонов – кнут и каторга; за пение песен на улице – батоги и т. д.

Полицейские свое крохотное жалованье получали нерегулярно, причем многие из них зачастую сидели в казармах, не имея возможности выйти на службу в обносках. И все же коррупции при суровом начальнике практически не было.

Правда, значительная часть обязанностей полицейских оказалась переложена на плечи обывателей, из которых выбирались «караульщики». Разумеется, невольные народные дружинники несли службу без энтузиазма и всячески пытались увильнуть от подобной чести.

Кроме этой повинности, горожанам приходилось выполнять еще массу других, неизвестных в прочих областях России. Например, все владельцы домов вносили специальный сбор, направлявшийся на содержание фонарей, очистку улиц, укрепление берегов и т. д. (сумма сбора колебалась в зависимости от района, составляя от полушки до 1 копейки с квадратной сажени территории). Неудивительно, что в Петербург никто не рвался и город заселялся принудительно. Многие пытались бежать, их ловили и наказывали обычным порядком – кнут, каторга, смерть.

В качестве генерал-полицмейстера Девиер не только занимался устрашением обывателей, но и сделал много полезного для устройства города. Его стараниями в 1721 году в столице установлены первые фонари, рядом с ними – скамейки для отдыха. Благодаря караулам из полицейских и обывателей на улицах стало спокойнее.

Частые пожары никогда не разрастались до масштабов катастрофы, причем в какой-то степени этому способствовал и первый «противопожарный» указ генерал-полицмейстера, запрещающий топить бани во все дни недели, кроме субботы.

Цены на рынке поддерживались на приемлемом уровне, причем до полудня купцы торговали по тарифам, установленным Девиером, а после полудня – по свободным ценам. Полиция строго следила, чтобы торгующие «ходили в белых мундирах, а мундир бы делали по образцу, как в мясном и рыбном рядах у торговых людей». Увидев же, что торговые палатки в большинстве случаев делаются из старой рогожи (так что «смотреть на них человеческому глазу мерзко»), генерал-полицмейстер приказал делать их из холста, и даже установил «образцовую» палатку перед Полицмейстерской канцелярией.

Кроме своей легендарной строгости, Девиер славился неподкупностью. В служебном усердии он не знал меры, переходя дорогу очень влиятельным людям. В 1722–1723 годы, когда Петр находился в Персидском походе, в столице взлетели цены на продукты. Игнорируя «законы свободного рынка», полицмейстер арестовал нескольких спекулянтов и установил норму максимальной прибыли от продажи (не более 10 %). Кризис был преодолен, но продуктовое лобби нашло поддержку у Меншикова, что привело к очередному серьезному конфликту с генерал-губернатором. В конечном счете в дело вмешался сам Петр, принявший сторону Девиера.

Смерть императора и восшествие на престол Екатерины I поначалу не сказались на положении Девиера. Антон Мануилович получил титул графа и чин генерал-лейтенанта. В 1727 году, по поручению императрицы, он ездил в Курляндию, чтобы разобраться в причинах конфликта между правившей герцогством племянницей Петра I Анной Иоанновной и примеривавшемся к герцогскому престолу Меншиковым.

Вернувшись ко Двору, он не преминул представить действия Меншикова в этой стране в самом неприглядном свете. Этот доклад, а также упорство Курляндского ландтага и жалобы Анны Иоанновны привели к тому, что Екатерина I, пожалуй, впервые в своей жизни, отказалась поддержать «светлейшего». Девиер получил от государыни орден Святого Александра Невского.

Контрудар со стороны «светлейшего» не заставил себя ждать. В частном разговоре Девиер имел неосторожность осудить намерение Меншикова породниться с будущим императором. Узнав об этом, князь Ижорский убедил умирающую Екатерину подписать указ об аресте генерал-полицмейстера.

24 апреля 1727 года в присутствии «светлейшего» Девиера взяли под караул. Отдавая шпагу офицеру, он внезапно сделал резкий выпад, пытаясь проткнуть шурина, но был обезоружен.

Первоначальные обвинения в адрес арестованного сводились к тому, что, несмотря на всеобщую скорбь по умирающей императрице, подвыпивший Девиер:

1) «не только не был в печали», но плачущую племянницу Екатерины I «вертел вместо танцев» и говорил: «…не надо печалиться»;

2) увидев плачущую царевну Анну Петровну, сказал: «.. о чем печалишься, выпей лучше рюмку коньяку»;

3) в присутствии царевны Елизаветы Петровны «был по-прежнему весел»;

4) дразнил Петра Алексеевича, «что его высочество собирался жениться, а все за его невестой будут волочиться, а его высочество будет ревновать».

Будучи вздернут на дыбу, и, получив 25 ударов кнутом, Антон Мануилович сознался и в вещах более серьезных, а именно в том, что вместе с сообщниками «дерзал определять наследника российского престола». При Дворе даже пустили слух, будто и сама Екатерина I умерла от «обсахаренной груши, которая была отравлена и поднесена ей графом Девиером».

Далее последовали «лишение чинов, чести и дарованных деревень» (на самом деле деревня была всего одна – Зигорицы, Ямбургского уезда) и ссылка в Сибирь. Перед этапом бывшего генерал-полицмейстера вторично били кнутом. Экзекуцию совершал палач, бывший в свое время подчиненным Девиера и неоднократно наказанный им за различные провинности. Теперь палач поработал от души.

А.Д. Меншиков

Что касается жены бывшего генерал-полицмейстера, то ей ничего не оставалось, как вместе с четырьмя детьми найти приют в одном из имений своего брата.

Двенадцать лет провел опальный сановник в Жигановском зимовье, в 800 верстах от Якутска. Компанию Девиеру составлял один из его «подельников», бывший комендант Петербурга Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев, назначенный в 1731 году, за нехваткой грамотных специалистов, сборщиком ясака в Охотск.

Охотский острог основан казаками еще в 1649 году, а в 1730-м начальник Первой Камчатской экспедиции Витус Ионассен Беринг предложил построить там город и порт. В связи с этим Охотск вывели из-под власти Якутска и превратили в самостоятельную административную единицу, включавшую побережья Охотского и Берингова морей, Анадырского края и Камчатского полуострова. Ответственность за строительство порта возложили на Скорнякова-Писарева.

Новый начальник, однако, ухитрился перессориться со всеми, включая и периодически наезжавшего в Охотск Витуса Беринга. На охотского начальника чередой пошли доносы от подчиненных («Всегда имеет у себя трапезу славную и во всем иждивении всякое довольство, утучняя плоть свою. Снабдевает и кормит имеющихся при себе блядей, баб да девок, и служащих своих дворовых людей, и непрестанно упражняетца в богопротивных и беззаконных делах… об нас попечения и сожаления не имеет»), однако, именно доклад знаменитого путешественника, представленный им в Адмиралтейств-коллегию, привел к смещению Скорнякова и замене его «добрым и совестным человеком» – Девиером.

Решение об этом императрица Анна Иоанновна приняла в декабре 1737 года. К тому времени Девиера уже перевели в Мангазею, так что из-за дальности расстояния соответствующий указ дошел до него только летом 1739 года. Еще через год, 10 августа 1740 года, Антон Мануилович прибыл в Охотск и, действуя строго в соответствии с полученной инструкцией, посадил Скорнякова-Писарева под арест.

Пусть и в ограниченном масштабе, но Девиер вновь получил возможность проявить свои административные дарования. Натерпевшиеся от Скорнякова горожане и служилые люди Охотска имели все основания восторгаться своим новым начальником. Описав и распродав имущество своего предшественника, Девиер выплатил гарнизону задолженное за несколько лет жалованье. Энергичными темпами он закончил снаряжение Второй Камчатской экспедиции Беринга, завершил строительство Охотского порта, а также основал школу, превратившуюся впоследствии в штурманское училище Сибирской флотилии.

В июне 1742 года в Охотск пришел указ новой императрицы Елизаветы Петровны о помиловании Девиера и Скорнякова-Писарева и разрешении обоим узникам вернуться в столицу. Добравшись через год до Петербурга, Антон Мануилович получил обратно ордена и титул, вернулась к нему и жена. Вместо конфискованной деревеньки Девиеру выделили поместье в Валуйском уезде Белгородской области (с 1600 душ крестьян).

17 декабря 1744 года Антон Мануилович вновь назначен генерал-полицмейстером Петербурга. Поскольку вакансия генерал-губернатора в это время пустовала, Девиер мог считать себя полным хозяином города, однако триумф пришел слишком поздно. Преклонный возраст и тяжелые испытания дали знать о себе многочисленными болезнями. Душа общества и любимец дам превратился в дряхлого и ворчливого старика, полностью утратившего былую тягу к активной деятельности.

Недолгое второе «градоначальствование» Девиера памятно лишь тремя указами: «.. Пересадить березы, посаженные на Адмиралтейском лугу, на дорогу от Летнего дворца… до Невского проспекта в два ряда», а также запретами «вырубать деревья в рощах за Фонтанкой речкой» и «купаться у Симеонова моста».

24 апреля 1745 года Девиер удалился в отставку «вплоть до выздоровления». Но выздоровление так и не наступило. 6 июля 1745 года он скончался и через три дня похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

В 1909 году его полуразрушенную могилу начали восстанавливать «за счет добровольных взносов чинов петербургской полиции», однако в настоящее время надгробие первого петербургского генерал-полицмейстера числится в списке «невосполнимых утрат».

Что касается потомков Антона Мануиловича, то никто из них уже не достиг столь же значительных карьерных высот. Более того, многие из них оказались не в ладах с законом и прославились мошенничеством, прелюбодейством и даже разбоем. В бурном 1918 году последние представители фамилии Девиеров попытались покинуть свое белгородское имение, однако по дороге были ограблены и, видимо, убиты восставшими крестьянами.

Потомки одного из самых выдающихся «стражей порядка» пали жертвами криминала, пускай и на короткое время подмявшего под себя все государство.

На стыке двух континентов

«Отечества Отец», Петр I активно приветствовал все, что способствовало процветанию Российского государства. В конце 1724 года, уже приближаясь к смертному одру и чувствуя «в теле своем болезненные припадки», он остался верен себе и озаботился тем, «о чем мыслил давно и что другие дела предпринять мешали». Его практический ум интересовала дорога «через Ледовитое море в Китай и Индию», с которыми он намеревался установить торговые отношения, а заодно – подтверждение северо-восточных берегов русских владений.

По приказу государя, Адмиралтейств-коллегия незамедлительно начала готовить экспедицию на Камчатку, где надлежало «сделать один или два бота с палубами» и далее «плыть возле земли, которая идет на норд» с целью поиска пролива, отделяющего Азию от Америки. Начальником экспедиции стал капитан 1-го ранга, а позднее – капитан-командор, Витус Беринг, уже двадцать один год верно служивший России. Он был лично известен самодержцу как человек энергичный, смелый и образованный, протекцию которому оказывал уважаемый государем вице-адмирал Корнелий Крюйс.

Беринг – родом из Дании, и ранний период его жизни мало известен. Родился в Хорсенсе 12 августа 1681 года в многодетной набожной семье разорившейся аристократки Анны Беринг и таможенного работника Йонаса Хальмстадта. Имя Витус получил в честь своего дяди, датского королевского историографа, «гордости рода и самого замечательного из Берингов», жизнью своею оправдав такое высокое доверие родственников.

Детство в портовом городе на берегу морского залива настраивало на романтический лад, мальчика с ранних лет манили путешествия в дальние страны. Мечты сбылись, в 14 лет, после окончания школы, на пару с двоюродным братом Свеном он записался матросом на голландский корабль и дважды совершил плавание в Ост-Индию, побывав на Карибах и в североамериканских европейских колониях. Практический опыт дополнило теоретическое обучение в Морском кадетском корпусе в Амстердаме, который считался одним из лучших в мире. Учителя хвалили способного парнишку, считая, что из Витуса Ионассена Беринга выйдет отличный капитан.

Судьбоносное знакомство в Амстердаме Беринга с Корнелием Крюйсом, вербовавшим на службу в Российском военно-морском флоте опытных моряков, сделало 23-летнего юношу командиром небольшого судна и открыло перспективы для карьерного роста.

Пару лет Витус (Иван Иванович – на русский манер) руководил шхуной, занимавшейся доставкой леса с берегов Невы к острову Котлину. Здесь по государеву приказу набирала силу военно-морская крепость Кроншлот, впоследствии ставшая главной базой Балтийского флота. В 1706 году Беринг подрос в чине до лейтенанта, а с 1710-го – до капитан-лейтенанта, и на его долю стали выпадать уже более ответственные поручения.

В ходе длительной Северной войны Беринг неоднократно принимал участие в противостоянии шведам. Сначала он командовал кораблем, ходившим дозором у побережья Финского залива. С переменой политической ситуации – разразилась Русско-турецкая война (1710–1713 гг.) – стал начальствовать на одной из девяти боевых шняв, действовавших на Азовском море. После поражения русских опытного моряка вновь перевели на Балтику, но уже на другой корабль, «Рига», который курсировал под вымпелом вице-адмирала Крюйса.

Суровые будни военно-морской службы в 1713 году прервало радостное событие – женитьба капитана. Избранницей стала дочь состоятельного бюргера-коммерсанта Анна Кристина Пюльзе, которую он повстречал в отвоеванном у шведов Выборге. Подробности романа история не сохранила, но известно, что 8 октября указанного года Анна и Витус были записаны в церковную книгу шведского прихода Выборга как законные супруги.

Судьба сразу же устроила молодоженам проверку на прочность связывавших их чувств: вскоре после свадьбы у финских прибрежных островов Беринга захватили в плен шведы, ему удалось из плена бежать, но лишь год спустя – осенью 1714 года.

В это же время опытный моряк получил личное задание Петра I – минуя шведские дозоры, привести в Кронштадт из Гамбурга 50-пушечный корабль «Перл». Во время перехода риск столкновения с неприятелем оказался очень высок: до Кронштадта добраться не удалось, и Иван Иванович принял решение отвести корабль на зимовку в Ригу. Похожий по сложности переход он совершил год спустя, из Архангельска в Кронштадт по Белому морю был доставлен 52-пушечный линейный корабль «Селафаил», который Петр I затребовал для усиления Балтийского флота в ходе Северной войны.

Тоннаж кораблей, которыми приходилось командовать Берингу, с каждым годом становился все больше. В июле 1718 года в Адмиралтейской верфи на воду спустили первый российский линейный корабль «Лесное», в строительстве которого активное участие принимал самодержец. Судно вошло в состав самой крупной эскадры петровского времени генерал-адмирала Федора Матвеевича Апраксина, и вскоре на капитанский мостик 3-палубника ступил Витус Беринг.

При заключении Ништадтского мира многие морские офицеры, даже младше по службе, были повышены чином. Но милость государя на этот раз обошла датчанина стороной, и после 17 лет верного служения российскому самодержцу Беринг продолжал числиться капитаном 2-го ранга.

Подстрекаемый женой, которую любил всем сердцем, в 1724 году бравый моряк подал рапорт об отставке, ожидая исправления несправедливости. Однако неожиданно легко получил удовлетворение просьбы. И только ходатайство престарелого свата императора, генерал-адмирала Апраксина, перед которым прекрасная Анна с мольбой о муже пала на колени, исправило ситуацию. Спустя пять месяцев Беринга вновь призвали на службу и уже в новом чине – капитана 1-го ранга.

Этот факт знаменует окончание первого, «докамчатского» периода в русской биографии датчанина Витуса Беринга, продолжением которого, говоря словами историка Г. Миллера, стало признание его «достойным к чрезвычайным делам, каковые-то были двукратные, на него положенные, проведания».

В.И. Беринг

Первое «проведание» – экспедиция для определения Северного морского пути, стартовало 24 января 1725 года. В ее составе, по разным данным, числилось от 20 до 34 штатных сотрудников, включая двух ближайших помощников Беринга – лейтенантов Алексея Ильича Чирикова и Мартына Петровича Шпанберга. Кроме них, в экспедицию входили геодезист Григорий Путилов, плотники, в том числе Федор Козлов – мастер по строительству ботов, кузнец, конопатчики и другие специалисты, а также вспомогательный персонал из гребцов, поваров, подмастерьев и т. д.

План экспедиции был таков: через Сибирь сухопутьем добраться в Охотск, оттуда на судах – на Камчатку и далее морем к месту назначения – вожделенному проливу между восточным краем русских владений и Америкой.

До Охотска добирались два года, все экспедиционные группы прибыли только к январю 1727-го. Страшные морозы и голод, когда, согласно рапорту Беринга, «от недостатка провианта ели ремни, кожаные штаны и подошву», сократили состав участников на 15 человек. «В пути пропало и померло 267 лошадей за неимением фуража», две трети от общего количества, что на время обездвижило партию.

Но старались не падать духом. В одночасье поставили избы и амбары, чтобы дожить до конца зимы, возможностей местных дворов не хватило. Пополнили людские и продовольственные запасы. Построили 10-метровый шитик «Фортуна» для запланированного перехода морем далее на восток. Перезимовав, по воде и на собачьих упряжках доставили людей и снаряжение к устью реки Камчатки в ныне не существующий город Нижне-камчатск, где летом 1728 года из местного строительного леса построили бот «Святой Гавриил». Изначально в морское плавание планировалось взять с собой и шитик, но он дал течь и требовал капитального ремонта, поэтому остался на суше.

13 июля 1728 года команда судна «Святой Гавриил» в составе 44 членов во главе с Берингом вышли в море, взяв курс на север. Это стало нарушением инструкции Петра I, которая предписывала пройти от Камчатки на юг или восток и только потом – на северо-восток вдоль материка. Но моряки не имели никаких навигационных карт, у них не было опыта плавания в приполярных водах. Поэтому, страхуясь, шли вдоль берега, определяя местонахождение с помощью магнитного компаса.

16 августа 1728 года, не зная об этом, миновали пролив и оказались в Чукотском море на параллели 67°19′северной широты. Корабль окутал туман, и Беринг повернул назад, мотивируя тем, что «к Чукоцкому, или Восточному, углу земли никакой не подошло» и экспедиционное задание выполнено: азиатское и североамериканское побережья не соединяются.

После новой зимовки в Нижнекамчатске, по указу Адмиралтейств-коллегии, Беринг снова сделал попытку достичь американского берега, «понеже слышали от камчатских жителей, что есть земля против камчатского устья в близости», но, пройдя чуть больше 200 километров, из-за сильного ветра и тумана приказал вернуться, 23 июля 1729 года капитан сдал «Святого Гавриила» командиру порта в Охотске под расписку и через 8 месяцев вместе с командой оказался в Петербурге.

Пятилетнее путешествие на Камчатку стало первой в истории научной экспедицией в высокие широты. Она внесла важнейший вклад в развитие географических представлений о северо-востоке Азии – прежде всего, от южных пределов Камчатки до северных берегов Чукотки. Миру были явлены географические карты с точными координатами, включая 55 территориальных и 18 океанографических открытий.

Сам мореход по результатам своего плавания ничего не напечатал, но представил правительству карту и краткий отчет. Он утверждал, что Камчатка и Северная Америка находятся в близости друг от друга, что позволяло организовать торговлю с местными предпринимателями. Кроме того, в проекте «Предложения» путешественник призвал к активному хозяйственному освоению Сибири, где можно добывать железо, соль и заниматься землепашеством.

Одновременно Беринг подал записку со вторым «Предложением», где речь шла о новой камчатской экспедиции. Цель проекта – разведка морского пути к устью Амура и Японским островам, где «с японцами торг завесть, что к немалой прибыли Российской империи впредь могло оказаться», и дальнейший выход к американскому континенту.

Хотя задание Петра I побывать на берегах Америки не выполнили, мореплаватель получил 1000 рублей премии и чин капитана-командора, а к запросу о новой, пусть и дорогостоящей экспедиции, новоиспеченная императрица Анна Иоанновна неожиданно отнеслась благосклонно.

Подготавливали путешествие Адмиралтейств-коллегия и лично ее глава – вице-адмирал Николай Федорович Головин. Осуществить экспедицию планировали несколькими отрядами, каждый из которых шел своим маршрутом и выполнял свои задачи. На первом этапе из Петербурга в Сибирь отправились свыше 500 морских офицеров, ученых и матросов, среди которых – Степан Малыгин, Дмитрий и Харитон Лаптевы, Семен Челюскин. На особом положении находилась группа исследователей Петербургской Академии наук, сформированная для исторического и естественнонаучного изучения Сибири, Камчатки и вновь открытых земель.