Текст книги "Тараканы под контролем: Как заставить ваши комплексы работать на вас"

Ритуал как способ взаимодействия с невидимым

Продолжая следовать концепции Юнга, попытаемся понять, что для нас на самом деле значат наши комплексы, какого рода отношения нас связывают и какую роль в этих отношениях играем мы сами.

Испокон веку все неизвестное, таинственное и при этом имеющее над человеком власть, способное демонстрировать силу, вызывало желание откупиться, совершив определенный ритуал. Нет такого народа, который не признавал бы ценность ритуала, и нет такого человека, который хотя бы раз в жизни его не совершал.

Трепеща перед силами природы, человек придумывал божеств, а не имея возможности говорить с ними напрямую, создавал культы и обряды. Используя глину, огонь, воду, кровь, он из сферы желаний и воображения переводил психические процессы в сферу осязаемого. Упорядоченное повторение определенных действий, имеющих символическое значение, успокаивало, создавало иллюзию позитивного общения с высшими силами, духами, невидимым миром. Ритуал прочно занял место в жизни человека. Наши предки устраивали танцы перед охотой, прибегали к обрядам в честь божеств плодородия, совершали жертвоприношения, носили амулеты и т. д. Это было в древности, но и нынешние люди, даже вполне цивилизованные, также совершают многочисленные ритуалы – от простого постукивания по дереву до инаугурации президента. Флаги, гимны, присяги, торжественные клятвы, праздники, церковные службы, браки, похороны – все это имеет для нас ритуальное значение. И это вовсе не формальность. Ритуал необходим для того, чтобы закрепить в сознании совокупность понятий и ценностей, придать устойчивость мировоззрению. В какой-то мере он является тайным языком, на котором человек обращается к идее.

Наши отношения с комплексами как с чем-то таинственным, имеющим над нами власть, также часто строятся по типу ритуальных. Мы успокаиваемся, становимся собраннее, когда добросовестно выполняем все «требования» комплекса, и наоборот – наше напряжение нарастает, если мы пренебрегаем ими, и неприятные мысли приходят вновь и вновь, вызывая тревогу.

Обратимся к примеру.

Виктория С., 27 лет. Учительница математики. Замужем, имеет дочь. Находится в отпуске по уходу за ребенком. Жалуется на периодические головные боли, слабость, тошноту, нарушения сна. Последние два года страдает вегетососудистой дистонией и обсессивно-компульсивным расстройством (обсессивный – значит навязчивый, компульсивный – связанный с принуждением).

После рождения ребенка Викторию стали посещать неприятные назойливые мысли, которыми она неохотно делится даже с врачом. Ей кажется, что она может причинить вред ребенку, нанести ему увечье, например порезать, обжечь кипятком. Не случайно, а нарочно. К этим мыслям относится критически, считает, что не допустит подобного. Тем не менее избавиться от них не в силах.

Чтобы предупредить угрозу, Виктория старается максимально обезопасить условия, в которых растет дочь, изолировать ее от окружающих, не оставлять ни на минуту без присмотра. Необходимость проявлять постоянную гиперопеку изматывает и усиливает нервное напряжение.

Во время беседы с Викторией наводящие вопросы позволяют выяснить, что в детстве ее мучили страхи и навязчивые желания. Например, она не могла уснуть до тех пор, пока не удостоверялась, что дверцы всех шкафов в доме плотно закрыты. Со временем страхи прошли, но отдельные навязчивые состояния остались. Так, до настоящего времени сохранилась привычка пересчитывать предметы в помещении или на улице; сумма предметов в итоге должна непременно составить определенное, заранее выбранное число, в противном случае возникает тревога. Также Виктория рассказала, что в детстве часто переживала по поводу порядка в доме и боялась матери, которая, по мнению Виктории, была излишне строга и ругала «за соринку».

Чувство вины, воспитанное в детстве, как видим, проявлялось в виде ритуальных действий, которыми Виктория словно пыталась «откупиться» от комплекса. Чем сильнее страх, тем больше желание совершать ритуал, который предотвратит надвигающуюся опасность.

С годами Виктория так и не справилась с комплексом, не сумела взять его под контроль. Наступила стадия полубессознательных отношений (навязчивый подсчет предметов – все тот же ритуал «откупа»). Изменения в эмоциональной сфере, связанные с рождением ребенка, нарушили привычное равновесие в отношениях с комплексом, что и привело к развитию невроза.

Для чего приведен этот пример?

Порой ритуалы, которые мы совершаем во имя определенного комплекса, бывают замаскированы под невинные привычки (такие, например, как привычка перешагивать через едва заметные трещинки на асфальте) и незаметны для нас самих. Но именно по их наличию мы можем определить, что комплекс есть и он не дремлет.

Иногда привычку к совершению ритуалов выявить непросто. Навязчивые движения могут быть малозаметны не только для окружающих, но и для того, кто их совершает. Потребность прикоснуться к определенному предмету, сделать лишний глоток воды, щелкнуть авторучкой, зажигалкой, теребить пуговицу, привычка незаметно грызть ногти, кусать губы, попеременно напрягать определенные группы мышц – все эти навязчивые действия есть ритуалы, исполнением которых мы стараемся «задобрить» свои комплексы.

Один из моих пациентов чувствовал, что в центре ладоней есть точки, которыми он должен был непременно прикасаться к углам столов, тумбочек и другой мебели. Он делал это незаметно, но, когда нервничал, ловил себя на том, что прохаживается по комнате и выполняет ритуал прилюдно.

Как зарождается ритуал? Непросто разглядеть то, что происходит в нашем бессознательном. Для этого придется преодолеть ряд предрассудков. Точно так же нам придется избавиться от некоторых предубеждений, чтобы понять суть ритуала как явления, необходимого и очень важного в человеческой жизни.

Существует связь между потребностью совершать навязчивые действия и степенью выраженности так называемого анального характера. В настоящее время данная тема не пользуется широкой популярностью в силу своей специфики. Как отмечает Н.Ф. Калина, «клиенты испытывают естественное и вполне понятное чувство стыда, а терапевты, в свою очередь, не хотят выглядеть претенциозными и смешными»[13]13
  Калина Н. Основы психоанализа. – М.: Рефл-бук; К.: Ваклер, 2001.


[Закрыть].

Тем не менее поведение, для которого характерно желание совершать обсессивно-компульсивные ритуалы, «анальным» называют небезосновательно, а основу того, что образует так называемый анальный характер, поистине можно назвать комплексом комплексов.

Анальный характер

Фрейд обратил внимание на то, что в период с полутора до пяти лет чувственность у ребенка фиксируется в области ануса. Эти наблюдения были описаны им в статье «Характер и анальная эротика»[14]14
  Freud, S., «Charakter und Analerotik,» Gesammelte Werke, bd. 7, 1908. S. 203.


[Закрыть].

В возрасте около полутора лет, когда происходит созревание анального сфинктера, ребенок получает возможность более полно контролировать акт дефекации. Освобождая кишечник или, наоборот, сдерживаясь, он испытывает удовольствие эротического характера. Эту фазу сексуального развития, длящуюся приблизительно до трех лет, Фрейд назвал анальной. Как раз в это время неожиданно для себя ребенок обнаруживает действенный способ манипулировать матерью, которая пытается приучить его к горшку. По своему желанию он может заставить ее ждать, нервничать, сердиться либо, наоборот, заработать поощрение.

Надо сказать, для ребенка это открытие. Прежде он не мог контролировать свои физические отправления и не имел такой власти над окружающим миром (который для него практически всецело состоял из его матери). Теперь же перед ним открываются новые перспективы. Он впервые обнаруживает рычаг, регулятор, при помощи которого можно воздействовать на мать или других воспитателей, вызывая у них либо положительные, либо отрицательные эмоции.

Бенджамин Спок отмечает: «Многие дети, охотно пользовавшиеся горшком в течение нескольких месяцев, вдруг резко меняют свое отношение к нему, что бывает между 12 и 18 месяцами. Такой ребенок послушно садится на горшок, но ничего не делает. Как только он встает с горшка, он пачкает штанишки либо делает прямо на пол, как будто он никогда не был приучен к горшку. Обычно это происходит с упрямыми детьми, чаще с мальчиками»[15]15
  Спок Б. Ребенок и уход за ним. – М.: Панорама, 1990.


[Закрыть].

Проявляя упрямство, ребенок вступает в борьбу с матерью, и это не что иное, как один из первых опытов общественных отношений – он может либо проиграть, либо победить или должен согласиться на компромисс.

«Многое зависит здесь от поведения матери, – считает Бенджамин Спок, – ребенка надо поощрять, а не заставлять»[16]16
  Там же.


[Закрыть]. Но не каждая мать обладает большим терпением и умением правильно реагировать, и далеко не каждый ребенок в этом возрасте может контролировать свою психику.

Так, например, если мать вместо того, чтобы настойчиво приучать ребенка к горшку, позволяет ему каждый раз побеждать, в ребенке навсегда поселяется уверенность, что существуют довольно простые («магические») способы воздействия на людей. Примитивная анальная игра позволяет ребенку впервые ощутить вкус борьбы и радость победы. Таким образом он проверяет мир на прочность: есть вероятность получить наказание и есть возможность «дозировать» степень риска.

Один за другим он примеряет на себя ярлыки («хороший», «послушный», «грязнуля», «упрямец»). Он сам решает, уступить ли ему или победить и чем ради этой победы можно пожертвовать. Он играет, блефует, испытывает. В экзистенциальном смысле он задает себе тот же вопрос, которым задавался персонаж Достоевского: «Тварь я дрожащая или право имею?»

Как раз во время анальной фазы развития у ребенка формируется двойственное (амбивалентное) отношение к своим действиям, которое сохраняется всю дальнейшую жизнь. Формирование это, по мнению Фрейда, во многом зависит от степени строгости, с которой ребенка приучали к горшку, и от того, в каком возрасте его начали учить опрятности.

Постепенно эта двойственность уравновешивается, становится привычной, обыденной, но именно она закладывает семена внутренних конфликтов между стыдом и удовольствием, агрессивностью и страхом, сомнением и решительностью. Так начинают формироваться представления о возможном и недопустимом, о добре и зле.

Вырастая, мы, конечно, не помним, когда и как возникла эта двойственность, и считаем ту меру, в которой она в нас выражена, данностью, а саму двойственность – чем-то естественным, неотъемлемой частью себя. И именно глубина личного понимания того, что можно и что нельзя, отличает нас друг от друга, определяет уровень нравственности и социальности, то есть нашего согласия (или несогласия) с моралью и принципами общественного сосуществования.

Опыт, полученный в анальной игре, ребенок переносит в дальнейшем на другие виды отношений с окружающими и в различные сферы жизни. Вновь обнаруживаемые рычаги психологического воздействия бессознательно ассоциируются с процессом дефекации, анусом и фекалиями. Удовольствие от детской анальной эротики постепенно замещается удовольствием, получаемым от бережливости, упрямства, аккуратности или, наоборот, расточительности, непунктуальности. Эти противоположности, согласно Фрейду, могут пересекаться в одном человеке, компенсируя друг друга.

Резко выраженный анальный характер имеют педанты, принципиальные, очень скрупулезные во всех отношениях люди, склонные к сосредоточению на мелких деталях. Их «ритуальная» деятельность сразу бросается в глаза. Все их вещи в идеальном порядке, они исключительно точны, исполнительны, расчетливы и скупы. Правила и принципы, по которым они живут, по их мнению, другими должны восприниматься как незыблемые. Такие люди высокомерны и часто бывают раздражительны. Им присуща жестокость, даже садизм.

Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри.

Зигмунд Фрейд

Этот характер хорошо знаком нам по книгам и фильмам, изображающим чопорных, жестоких учителей, настоятелей, инквизиторов. В исландском фильме 1999 г. «Воин Бога» показан молодой священник Йон Магнуссон, который возложил на себя миссию нести слово Божье людям, живущим на далеких окраинах Исландии. Он и сам не лишен человеческих страстей, но гордыня не позволяет ему считать себя грешником: Йон мнит себя непорочным воином Божьим, которому дано право карать.

Такие люди часто находят свое место там, где работа связана с требованием следовать букве закона и возможностью властвовать над другими. Доминирование над тем, кто готов уступить, впервые прочувствованное в детском возрасте, замещается у них чувством власти и морального превосходства над теми, кто не соответствует ими же придуманным требованиям. Как писал Адлер, «стремление к превосходству никогда не исчезает, и фактически именно оно формирует разум и психику человека»[17]17
  Адлер А. Наука жить. – К.: Port-Royal, 1997.


[Закрыть].

Типичным примером анального характера в его крайней форме можно назвать рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. В детстве он вел дневники, где протоколировал каждое свое действие. Вот отрывок записи, который приводит в одной из своих работ Фромм:

«1. 8.15. Воскресенье… купался 3-й раз. Папа, Эрнст и я купались после катания на лодке 4-й раз. Гебхард слишком разогрелся…

2. 8.15. Понедельник… вечером купался 5-й раз…

3. VIII. Вторник… купался 6-й раз…

6. VIII. Пятница… купался 7-й раз… купался 8-й раз…

7. VIII. Суббота… до обеда купался 9-й раз…

8. VIII. …купался 10-й раз…

9. VIII. До обеда купался 11-й раз, после этого купался 12-й раз…

12. VIII. Играл, потом купался 13-й раз…

13. VIII. Играл, потом купался 14-й раз…

16. VIII. Затем купался 15-й и последний раз»[18]18
  Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. – М.: АСТ, 1998.


[Закрыть].

Придя к власти, этот управляемый комплексами педант, следуя политике правящей партии и собственным убеждениям, устроил самый масштабный в истории человечества геноцид.

Это один из тех случаев, когда особенности характера способствуют тому, что психологические комплексы правят человеком и, не имея силы и возможности освободиться от их власти, он становится чрезвычайно опасен для общества. Такой человек ревностно служит комплексам, как древние жрецы служили своим жестоким и кровожадным богам.

У человека с выраженным анальным характером выстраивается невероятно прочная система отношений с комплексами, и обсудить их с ним крайне сложно. «Ритуальные» отношения, сформировавшиеся в младенчестве, становятся образом жизни подобных людей, и мысль об освобождении от этих отношений для них недопустима: она тождественна мысли об освобождении от самих себя.

Если сравнить анальный комплекс человека с религией (это лишь условное сравнение, поскольку официальная религия общества и религия отдельной личности – разные понятия), то одни из нас будут «мирянами», другие – «фанатиками», третьи – «атеистами». Две последние категории – фанатики и атеисты, крайние проявления, как раз и являются носителями выраженного анального характера. У остальных же он хоть и присутствует, но проявляется более умеренно.

Уровень анальных черт в характере определяет степень склонности к фанатизму. Чем «анальнее» характер, тем фанатичнее убеждения. Он может превратить любую мысль в идею фикс, ослепить, а из любого комплекса сотворить культ.

Фарисеи с книжниками, которых реформатор Иисус называл лицемерами, а еще охотники на ведьм, ярые сторонники пуританизма, викторианской морали и т. д. – вот хорошо известные нам обладатели анальных характеров.

В фильме датского режиссера Ларса фон Триера «Догвилль» изображена деревня, каждый житель которой получил возможность насладиться властью над тем, кто добровольно исполняет роль подчиненного. Игра с каждым днем все больше разжигает азарт, и чем отчетливее у персонажей проявляются черты анального характера, тем сильнее довлеют над ними комплексы и растет потребность в совершении ритуалов.

Если человек слишком болезненно реагирует на критику того, что считает «истинным», испытывает стремление защищать идею кулаками, склонен к одержимости, к бичеванию и самобичеванию, все говорит о том, что в его характере присутствуют черты анального комплекса.

Программа властности-повиновения

А теперь разберемся, почему я называю синдром анального характера комплексом комплексов.

Выше я говорил, что, по Юнгу, комплекс – это фрагмент нашего настоящего «Я», отколовшийся под действием травмы, эмоционального шока и живущий внутри нас собственной жизнью. Опыт, который ребенок получал, приучаясь к горшку, был его первым серьезным испытанием. Мать могла быть ласковой, терпеливой, уступчивой, но могла быть и строгой, раздражительной, гневной. Либо она была занята собой и принимала минимальное участие в этом процессе. Кроме того, у одних детей пищеварение не вызывает проблем, у других бывают, например, запоры. Отсюда и различные эмоциональные впечатления ребенка – от навязчивого страха перед наказанием до восторга, вызванного победой над матерью.

А теперь попробуем представить себе то разнообразие импровизированных сценариев, которые разворачивались и разворачиваются во время приучения детей к горшку в масштабах человечества, учитывая бесчисленные нюансы характеров миллионов воспитателей и условий жизни, включая и то, что до сих пор еще не у всех народностей в быту используется детский горшок.

Чем продолжительнее опыт инфантильных анальных игр и чем драматичнее впечатления, которые вынес из них маленький человечек, чем острее он переживал первые уроки борьбы, победы и поражения, тем ярче в нем со временем проявятся черты анального характера и тем ревностнее он будет служить своим комплексам, которым суждено сформироваться в будущем.

Если же, приучаясь к горшку, ребенок не испытывал трудностей, легко обучился самостоятельности и гармоничным отношениям с окружающим миром, то черты, относящиеся к анальному характеру, будут присутствовать в нем в минимальной степени. Это значит, что, повзрослев, он сможет контролировать отношения с комплексами и почти не подпадет под их вредное влияние.

Теоретически можно допустить, что у человека вовсе отсутствуют характерные анальные черты. Это возможно, если опыт приучения ребенка к горшку ни в коей мере не был связан с психологическими или физиологическими трудностями, яркими эмоциональными впечатлениями, прошел быстро и не оказал существенного влияния на формирование психики ребенка. Это, разумеется, не значит, что впоследствии ребенку не придется пережить опыт сопротивления и борьбы, но он уже не будет иметь отношения к анальной фиксации.

Таким образом, в каком бы возрасте ни сформировался комплекс, задолго до его появления – еще в два или три года – закладывается и навсегда определяется то, какова будет степень зависимости человека от комплексов вообще.

Сегодня каждый знает, что люди «имеют комплексы». Что не так хорошо известно, но гораздо более важно теоретически, – это то, что комплексы могут иметь нас.

Карл Густав Юнг

А теперь попробуем заменить термин «анальный характер» более объективным выражением, которое к тому же и более благозвучно, и не содержит отсылок к представлениям о процессе дефекации, а значит, может лучше восприниматься широким кругом читателей.

С одной стороны, необоснованное избегание темы анальной фиксации означало бы, что мы пытаемся закрыть глаза на одну из основных первопричин возникновения того состояния, в котором комплексы управляют человеком, и говорить о симптомах, не понимая этиологии, а это недопустимо.

С другой стороны, аллюзии, вызываемые термином «анальный характер», уводят в сторону от поставленной задачи, наполняют содержание книги сложными деталями анализа.

Для нас не так уж важно, в каком именно опыте борьбы и при участии какой именно части тела – ануса или, возможно, какой-нибудь другой – формировались наши представления о хорошем и плохом, связанные с необходимостью следовать «правильным» идеям и сторониться «неправильных», подчинять своей воле других и подчиняться самим. Оценка внешнего мира всегда происходит при участии тела и ощущений (боли, удовольствия). Фрейд использовал это выражение в контексте исследования детской сексуальности и описания отдельного типа характера, которому присуща яркая выраженность анальных признаков – педантизм, упрямство и т. п. Я же в этой книге говорю не о крайних степенях определенного набора свойств, присущего небольшой категории людей, а обо всех нас, в той или иной степени обладающих отдельными чертами общего для всех людей стереотипа мышления и поведения. Например, когда мы говорим «сильный», «слабый», то имеем в виду степень такого качества, как сила. Когда мы говорим «умный», «глупый», то речь идет о степени интеллекта. Таким образом, мы ищем определение тому, что будет вмещать в себя весь набор свойств того, что мы называем анальным характером.

Прежде всего это означает, что и само слово «характер» как термин, обозначающий совокупность определенных свойств, правильнее было бы заменить другим словом – таким, которое обозначало бы не индивидуальную особенность, а всю сферу объектов, свойств, отношений, моделей поведения, в которой происходили бы какие-либо психические и социальные события.

Не будем изобретать велосипед, а рассмотрим термины, традиционно используемые для обозначения того характера, о котором мы говорили выше.

Психологи часто проводят параллель между «анальностью» в характере и ананкастным (или ананкастическим) характером.

Термин «ананкастный» происходит от древнегреческого ἀναγκαστῶς – «принужденный». Для ананкастной личности также характерны педантизм, мнительность, крайняя озабоченность мелочами, болезненная приверженность каким-либо идеям, негибкость в вопросах морали, склонность к навязчивым состояниям. Ананкастность определяет уровень нашей обсессивности (зависимости) и компульсивности (принужденности): чем более выражены черты ананкастной личности, тем более человек суеверен (не обязательно религиозен) и склонен к совершению навязчивых ритуалов.

В рамках нашей темы мы могли бы рассматривать эти термины как синонимы. Слово «анальный» указывает на этиологию, происхождение проблемы, а «ананкастный» – на один из самых важных ее симптомов. Однако, поскольку этот термин эквивалентен происходящему от латинского термину «компульсивный» и далек от определения сути проблемы, нам и от него придется отказаться.

Говоря о процессе формирования анального характера, мы представляли себе, как ребенок, познающий мир, проявляет упрямство и пытается управлять матерью или воспитателями, сам оставаясь при этом управляемым. Несмотря на стремление к превосходству, ребенок прекрасно знает, что он зависит от матери. Это не что иное, как действие инстинкта самосохранения. Этот инстинкт, а также характер матери, ее упрямство сдерживают его, помогают определиться с границами дозволенного, выработать чувство меры. Ребенок одновременно учится и подчинять, и подчиняться. В нем формируется программа (модель) властности и повиновения. Как только отношения матери и ребенка выходят за пределы бытийности и физиологии и переходят в сферу социального, эта модель начинает развиваться, совершенствоваться.

Именно на стремлении к властности и повиновению держится иерархическая структура политических, общественных, религиозных систем. Крайним их формам – радикальным сектам и организациям, членами которых всегда становятся ярко выраженные анальные ананкасты, – присуща жесткая авторитарная власть и беспрекословное повиновение, которые являются социальными формами садизма и мазохизма.

Философское выражение «воля к власти», предложенное Ницше как альтернатива выражению Шопенгауэра «воля к жизни», является центральным понятием в ницшеанском учении о сверхчеловеке. Это идеализированная сила, толкающая человека к выживанию, росту, совершенствованию.

Между тем, на мой взгляд, Ницше упускает важный момент этой «воли» – заложенное в ней же стремление к подвластности. Желание отдать себя во власть – сопутствующее свойство того феномена, название которому мы сейчас пытаемся найти. Контролировать, чтобы быть контролируемым, и наказывать, чтобы быть наказанным.

Любопытно, что Ницше отказался от систематизации своего учения и изложил его в форме отрывочных афоризмов, выразив таким образом протест против предшествовавших педантично изложенных учений. «Я не доверяю всем систематикам и сторонюсь их. Воля к системе есть недостаток честности»[19]19
  Ницше Ф. Сумерки идолов, или Как философствуют молотом. – Харьков: Фолио, 2013.


[Закрыть], – написал он.

Воля к системе действительно приводит человека к двойственности мышления и вынуждает его жить с конфликтом в душе, а значит, вынужденно лицемерить и обманывать самого себя. Ницше прав в том, что именно эта воля к системе лежит в основе характера человека как существа общественного, нуждающегося в иерархии и свободе одновременно. Характера, который формируется на горшке.

Отдельный человек в разные моменты жизни испытывает неприязнь и уважение к системе, а человечество в целом создает ее и оберегает.

Когда я говорю о выраженности анального характера, то имею в виду проявленные черты властности-повиновения – амбивалентной силы, которая лежит в основе характера абсолютного большинства людей. Силу эту я называю комплексом: она, как и все прочие комплексы, формируется из энергии нашего настоящего «Я» и обладает автономностью.

Таким образом, применяемый в психологии термин «анальный (он же ананкастный) характер» мы заменим на более емкий – «комплекс властности-повиновения», при этом согласившись с точкой зрения Фрейда на механизм его формирования.

Итак, прежде чем начать решать проблему какого-то определенного комплекса, например комплекса неполноценности, мы должны будем оценить две составляющие этой проблемы – сам комплекс и уровень властности-повиновения в характере (или, другими словами, степень выраженности анального характера), который определяет, насколько человек зависит от этого комплекса.

История Зои К. Во власти комплекса

В детстве Зоя К. мечтала стать балериной. Была она подвижной, гибкой, длинноногой, изящной девочкой, и ей легко удавалось повторять сложные движения. Иногда Зое даже снилось, как она танцует на сцене театра в белоснежной балетной пачке, а зал восторженно аплодирует ей.

Однажды она попросила маму отвести ее в балетную школу. Мама отказала: мол, это помешает учебе, – и тогда Зоя стала разучивать танцевальные движения самостоятельно.

Уже в те годы она понимала, что в любом серьезном деле требуется основательный подход, поэтому нашла в библиотеке учебник по основам классического танца и много месяцев подряд упорно занималась по картинкам. Было сложно, но желание танцевать не покидало ее, и через год Зоя снова попросила отвести ее в балетную школу. Однако мама и на этот раз отказала.

Тогда Зоя спросила:

– Но почему ты не хочешь, чтобы я стала балериной?

– Что хорошего в том, что ты станешь посредственной балериной? – пожала плечами мама. – Напрасная трата времени. Ты знаешь, у меня в детстве была похожая мечта: хотела стать актрисой. Но актрис много, а гениальных – единицы. Ну какая из тебя балерина? Гением нужно родиться, понимаешь?

– Понимаю, – ответила Зоя.

А еще мама мечтала стать врачом – об этом в семье знали все. Мама даже когда-то поступала в медицинский, но не прошла по конкурсу и в итоге стала бухгалтером, хотя эта работа ей совсем не нравилась.

– Может, хоть у тебя получится стать врачом, – говорила мама. – Вот было бы здорово, если бы в семье был свой врач. Лечила бы нас с папой, когда состаримся.

Отец Зои был начальником среднего звена и много времени проводил на работе, а когда бывал дома, то либо читал специальную литературу, либо смотрел телевизор, а иногда просто сидел в кресле и о чем-то думал, поэтому воспитанием дочери занималась в основном мама. Она учила Зою дисциплине, чистоплотности, умению правильно распределять время и другим полезным вещам.

Отношения между родителями, сколько Зоя себя помнила, были натянутые. Мама часто обижалась на отца за то, что он подолгу пропадал на работе и слишком мало внимания уделял семье. В моменты раздражения она повторяла: «Не дай тебе бог, Зоя, выйти замуж за такого равнодушного человека, как наш папа». А отец лишь помалкивал и только изредка что-то бурчал в ответ.

В младших и средних классах Зоя училась на отлично, а в старших снова увлеклась танцами, записалась в студию, и это повлияло на учебу, оценки ухудшились. Придя с одного из родительских собраний, мама устроила настоящий скандал, после которого Зое пришлось просить прощения. Она пообещала уйти из танцевальной студии.

Чем ближе к выпуску, тем серьезнее была нагрузка, поэтому все свое время Зоя отдавала учебе.

Как-то подруга спросила Зою:

– А помнишь, как ты мечтала стать балериной? Есть еще желание?

– Нет, конечно, – ответила Зоя. – Это была всего лишь детская мечта.

«Стану лучшей ученицей в классе», – написала Зоя на листке бумаги и повесила его над письменным столом. Это обещание она сдержала.

Сейчас Зое 32 года. Она – врач-терапевт высшей категории. Зоя очень ухоженная женщина. Ее прическа и одежда всегда выглядят безукоризненно, халат на работе сияет белизной. Все вещи дома разложены в идеальном порядке. Зоя – перфекционистка.

Недавно она развелась с мужем и теперь живет в однокомнатной квартире с семилетней дочерью. Зое стыдно перед родителями, а особенно перед мамой за то, что ее брак не сложился, ведь ей всегда хотелось создать замечательную крепкую семью. Она сомневается, был ли развод правильным шагом, но всякий раз убеждает себя, что он произошел не по ее вине: муж – равнодушный эгоист, он слишком много внимания уделял своему хобби – ремонту старых автомобилей, и у них были разные представления об идеале. В понимании Зои семья – это маленькое сообщество, где каждый строго и со всей ответственностью выполняет свои обязанности, а отсюда и уважение, и любовь.

В отделении, где работает Зоя, не за горами тот день, когда заведующий уйдет на пенсию и будет решаться вопрос о том, кто станет преемником. Зоя вполне могла бы претендовать на это место, если бы не коллега: он мужчина, на год младше Зои, тоже врач высшей категории. Между ней и ее коллегой, как она считает, идет тайное соревнование.

Чтобы не впасть в депрессию, укрепить репутацию на работе и доказать маме и бывшему мужу, что она по-прежнему чего-то стоит, Зоя нашла научного руководителя и стала работать над диссертацией. Это ее немного приободрило. Но теперь ей надо напряженно учиться, и из-за этого часто повышается аппетит: Зоя заметно располнела, что приводит ее в ужас.

Знакомая психолог Татьяна говорит: «Это банальное компульсивное переедание. Ты просто заедаешь неприятности, пора уже разобраться с внутренними противоречиями».

Да уж, легко сказать!

Зоя соглашается с тем, что у нее есть определенные проблемы. Она действительно полна переживаний, которые порой отнимают сон. Подчас при малейших неудачах она занимается настоящим самобичеванием, бывает раздражительна и иногда даже срывается на дочери, хотя очень ее любит, а потом всякий раз кается, просит прощения.

В последнее время Зое часто становится страшно, неуютно, она чувствует себя беззащитной, ненужной, неполноценной. Ей кажется, что она слишком быстро стареет. Ей бывает не по себе, когда она видит свое отражение в зеркале. С каждым месяцем дома появляется все больше средств для омоложения, на которые уходят немалые деньги.

Зоя – умная женщина и знает, что все это комплексы и нереализованные желания, она понимает, что никто в мире не идеален и часто излишнее стремление к совершенству ведет к разочарованию. «Я обязана измениться», – говорит она себе и пишет планы самореализации, которые намеревается четко выполнять. Среди первых пунктов – работа над диссертацией, диета, занятия спортом, воспитание ребенка, но чем больше Зоя пытается сосредоточиться на выполнении этих пунктов, чем основательнее подходит к решению проблем, тем меньше контролирует ситуацию и свое психическое состояние. Это похоже на замкнутый круг.

В редкие моменты Зое удается посмотреть на себя, на свою жизнь как бы со стороны. Она удивляется тому, как много лишней суеты в ее жизни, которая, согласно ее же планам, должна быть размеренной, уравновешенной. Она не понимает, почему ее поступками так часто правят иллюзорные убеждения, ведь она всегда так верила в силу разума. А уже в следующий миг внимание переключается на какую-то мелочь, на событие, не совпавшее с ожиданиями, и Зое кажется, что мир рушится и нет ничего важнее, чем собраться с силами и срочно исправлять ситуацию.

Однажды вечером Зое показалось, что ее вот-вот охватит какая-то глухая, неподвижная пустота, она уже чувствовала ее холодное дыхание, и ей захотелось нырнуть в эту пустоту, съежиться, застыть, окаменеть на века, как древнее животное, замурованное в леднике.

Усилием воли Зоя заставила себя сбросить наваждение. Она заварила чай и села за ноутбук. Открыв новый документ Word, напечатала заглавие:

«Я и мои комплексы».