Текст книги "Огненное побережье"

Автор книги: Александр Тамоников
Жанр: Боевики: Прочее, Боевики
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Стоять! – последовал жесткий приказ от Махмуда, когда они приблизились на расстояние десяти метров. – Где остальные?
– Мы их пристрелили. Они не соглашались на ваши условия.
Махмуд махнул рукой. Раздались два снайперских выстрела, и бандиты повалились на землю с дырками в голове. Живыми они египтянам не были нужны, а Звягинцева вообще не интересовала их судьба – он поставленную задачу выполнил.
– Два дня на отдых и развлечения, а потом – на самолет и в Союз, – сказал Борис своим бойцам, когда они вернулись в Каир. – Только без драк и богохульства, а то тут всякое случается.
Вечером, когда они сидели в ресторане и пили красное вино, Даня сказал:
– Все-таки эта асуанская операция попахивает дерьмецом. Зачем было убивать этих бандитов? Они же сдались! Их надо было сначала отдать под суд. Это несправедливо.
– Еще один борец за справедливость. Даже Дамир смолчал, – сделав большой глоток из бокала, ответил Борис. – А потом – не мы же их убили. И не можем мы вершить правосудие в чужом государстве.
– Я не в юридическом смысле, а в человеческом. Махмуд же обещал…
– Махмуд не обещал не убивать их, – перебил Даню Звягинцев. – Он обещал оставить в живых родню. Да и бандиты, зная местные традиции, сами не надеялись, что их оставят в живых. Они спасали семьи, думали о детях. И Махмуд их родню не тронул, он выполнил обещание. Не забивай себе голову досужими мыслями. Справедливость – это оценочное понятие, а в Египте моральный кодекс строителя коммунизма еще не написали…
…Пятеро молодых людей в одинаковых светло-серых костюмах стояли возле стойки регистрации в помещении аэропорта. Настроение у них было приподнятое, звучал смех, лица были довольные.
– Весело тут у вас, – заметил Звягинцев, подойдя к группе.
Куница усмехнулся и посмотрел на Бориса, одетого в египетскую военную форму.
– А чего грустить? Маленько погуляли, и домой.
– Скоро будет еще веселее – намечается война с Израилем. Будьте готовы.
Звягинцев состроил серьезную мину.
– Всегда готовы! – бодро отрапортовал Куница и бросил руку к голове, отдавая пионерский салют.
Вифлеем
Чтобы доехать до Кейсарии, они взяли напрокат машину – общественный транспорт во время Шабата не функционировал. Элис сказала, что предварительно созвонилась с дядей Меером, он их ждет. Вилла располагалась в паре сотен метров от моря. К причалу, где виднелась небольшая яхта, вела каменная дорожка.
Когда охранник открыл калитку и впустил их во двор, Павел застыл в удивлении – такое он видел только в кино: огромная площадка перед особняком выложена каменными плитами, в центре поблескивает водная гладь бассейна витиеватой формы, а по краям в шеренгу выстроились финиковые пальмы, обложенные бордюрным камнем. Узкая земельная полоска идет вдоль двухметрового забора. В глубине двора возвышается постройка из тесаного камня причудливой архитектуры в некоем смешанном стиле: колонны при входе упираются в плоскую крышу, по фасаду раскинута лепнина, окна большие, в современном дизайне. «Дорого и аляповато, – оценил Павел. – Нувориш, парвеню. Хотя в Израиле все такие, откуда здесь взяться аристократии?»
Стрельцов не ошибся: дядя Меер, двоюродный брат отца Элис, родился в бедной еврейской семье, которая запутанными путями умудрилась эмигрировать в только что созданное государство.
На ступеньках при входе их встретил управляющий, провел гостей внутрь. Дядя Меер расслабленно сидел в разлапистом кресле. Одет он был по-простецки – шорты кремового цвета, рубашка навыпуск с короткими рукавами и кожаные шлепанцы. Выглядел он моложе своих пятидесяти пяти лет – худощавый, мускулистый, черные волосы с паутинками седины торчат ершиком, взгляд острый, оценивающий. «Непростой этот дядя, ох, непростой!» – сделал вывод Паша. Дядя Меер, увидев гостей, поднялся и широко улыбнулся:
– Шалом!
Он подошел к супругам, чмокнул Элис в щечку и протянул Павлу руку. Меер и Стрельцов таким образом познакомились, хотя до этого знали о существовании друг друга.
Меер Розенсон жил один – жена рано умерла от рака, а единственный сын жил отдельно, в Тель-Авиве, и, по рассказам Элис, отношения между ними были весьма напряженные.
– Вам необходимо покушать с дороги. Прошу, – сказал дядя Меер и провел гостей в столовую. Он говорил по-русски правильно, но с легким акцентом.
Они расположились за круглым столом, уставленным бутылками вина и легкими закусками.
– Ну и как тебе в Израиле? – задал вопрос Розенсон, в упор глядя на Стрельцова.
– Забавно, – хмыкнул Павел и ткнул вилкой в рыбное ассорти. – Меня уже успели обокрасть и чуть не забрали в полицию за драку.
– А я его отбила, – похвасталась Элис и рассказала о случившемся накануне.
– Павел еще не адаптировался, живет по советским традициям – чуть что не так, сразу в морду. Но это поправимо, – сказал дядя Меер. – Далеко не всегда исполняется заветная надежда эмигрантов – возможность ощутить братство с израильтянами. Дело в том, что Израиль – молодое иммигрантское государство, в котором сосуществуют разнородные этнические общины и землячества, сформировавшиеся по принципу общности страны происхождения. В одной семье здесь говорят на разных языках и придерживаются разных традиций в быту.
Он вещал, как заправский политик, видимо, имея солидный опыт в произнесении подобных речей. Изложив еще пару подобных умозрительных сентенций, Меер перешел к конкретике:
– Паше надо устроиться на работу, пообтесаться. Какая у тебя специальность, голубчик?
Слово «голубчик» рассмешило Павла: «Прямо русский барин, а не еврейский богатей». Он придушил смех и ответил:
– Я окончил Московский энергетический. Разбираюсь в работе тепловых электростанций, в технологиях переработки нефти и так далее.
– Есть хороший вариант, – сказал Розенсон, немного подумав. – У меня есть приятель, директор нефтеперегонного завода в Хайфе. Я ему когда-то оказал серьезную услугу. В общем, он тебя примет на работу на хорошую должность (после соответствующей проверки, естественно). Еще у тебя будут проблемы с получением гражданства – хоть жена у тебя еврейка, но ты все-таки по национальности русский. Но это не беда, иврит ты знаешь, работа у тебя будет, а гражданство все равно предоставят через год, два, пять лет. Да и какая тебе разница! Временные документы у тебя есть, а время бесконечно.
Чувствовалось, что Розенсон хочет солировать, а тут появились свободные уши.
– У меня есть еще один вопрос, – вклинился в разговор Павел, желая перенаправить разглагольствования Меера в нужную ему сторону. – Мне нужно попасть в Вифлеем. Как там обстановка?
– Обычная обстановка. – Розенсон пожал плечами. – Палестинский анклав. Палестинцы евреев не жалуют, поэтому могут возникнуть эксцессы. Если прицепятся, то скажи им по-русски, что ты русский, и они отвяжутся, точно сработает. Они почему-то к русским лояльно относятся.
– Я и по-арабски могу послать, – заметил Павел.
Розенсон от души рассмеялся:
– Ну, тогда вообще без проблем. А зачем тебе в Вифлеем? На экскурсию?
– Нет. Мне нужно передать одну вещицу в православный монастырь при базилике Рождества Христова. Там обитает одна старушка, сын у нее погиб, от него остался только серебряный крестик. Вот я его должен отвезти как память. Моя бабушка просила.
Выпили еще, закусили, поболтали о том о сем. Принесли пышущий жаром чалит, как определила это блюдо Элис, – жаркое с фасолью.
Расстались довольные друг другом. На прощание Розенсон сказал:
– Приезжайте еще. На яхте покатаемся.
Домой он их отправил на своей машине с водителем.
– Ну и как он тебе? – спросила Элис.
– Четкий у тебя дядька, – ответил Павел. Меер Розенсон ему действительно понравился.
Прошла неделя. Павел объездил окрестности. Вместе с женой они побывали в Акко, где бродили по крепости крестоносцев. Еще он посетил Бахайский храм в Хайфе. По вечерам читал на иврите книги по истории Израиля.
Ему нравилось такое безалаберное и вместе с тем познавательное времяпровождение, но сколь веревочке ни виться… Надо было заняться реальными делами. Для начала он решил съездить в Вифлеем.
– Надо ехать в Вифлеем, – сказал он Элис. – Выполнить просьбу, чтобы снять с себя эту обузу. Бабушка очень просила.
– Я хочу поехать с тобой, – настойчиво попросилась жена. – Отдашь крестик, и устроим экскурсию. Как раз случай представился.
– Его величество случай… – задумчиво проговорил Паша. – Случайности могут выйти боком, а то и трагедией. Палестинский анклав… Говорил я с людьми – всякое рассказывают. В случае чего я как-нибудь выкручусь, а ты у меня будешь как гиря на мошонке. Нет, госпожа Стрельцова, тобой я рисковать не хочу.
Сколько Элис его ни уговаривала, Павел категорически не соглашался и в результате отправился в Вифлеем один. На границе с анклавом стояла облупленная будка с израильским солдатом, а дорогу преграждал формальный шлагбаум, который можно было легко объехать. Стрельцов подошел к будке и сунул в окошко документы.
– Аккуратнее, – предупредил его солдатик, небрежно просмотрев бумаги.
За шлагбаумом стояли две машины вольных извозчиков. В одну садилась молодая, хорошо одетая женщина с девочкой лет пяти, а вторая была свободна. Павел договорился о стоимости поездки до базилики Рождества Христова, водитель завел двигатель, и они поехали.
Добрались довольно быстро. Расплатившись с водителем, Стрельцов вошел на территорию храма и осмотрелся. Его сразу же поразила красота древней архитектуры: мраморные колонны из розового камня, облицованные мрамором же стены, мозаики… «Надо будет сюда специально приехать – посмотреть, что внутри. Может быть, с Элис», – подумал Павел.
Он спросил первого попавшегося священнослужителя, как добраться до православного монастыря, и двинулся в указанном направлении.
По прибытии он спросил монахиню Прасковью. К нему вышла женщина лет шестидесяти в монашеском облачении и вопросительно уставилась на неожиданного посетителя.
– Меня зовут Павел. Я от Юлии Стрельцовой, ее девичья фамилия – Казакова. Это моя бабушка. Она мне поручила передать вам вот это.
Он вынул крестик и протянул его монахине. Она повертела его в руках и начала тихонько всхлипывать. Павел молчал, ожидая вопросов.
– Сынок! – По щекам женщины потекли слезы. – Значит, ему мама все-таки передала… Как я просила перед отъездом… А Юленька молодец. Вспомнила про меня.
Павел молчал.
– Как он погиб? Меня известили о его смерти, но как он умер?
– Не знаю. – Павел пожал плечами. – Он служил на Дальнем Востоке лейтенантом. А что произошло, я не в курсе.
– Эх, жизнь, жизнь… – Монахиня вынула платок и вытерла слезы. – Так и должно было случиться. Все по воле Божьей… Эх, грехи наши тяжкие! Ведь могла остаться с ним, но оказалась здесь. Когда мы сюда приехали, город находился еще под Британским мандатом, Израиля тогда и в помине не было.
Павел не удержался и спросил:
– А каким образом вы здесь очутились?
– Это длинная история, – отмахнулась монахиня.
– Я не тороплюсь, – ответил Павел, чувствуя, что женщине необходимо выговориться.
– Хорошо, я расскажу, – согласилась монахиня, немного подумав. – Мой папа служил в НКВД на высокой должности. Тогда НКВД руководил Ежов. Жили мы хорошо: трехкомнатная квартира на Чистых прудах, деньги, спецпайки… Я тогда уже прижила ребенка, сына – так уж получилось. Жили, поживали, а потом все рухнуло в одночасье – Ежова расстреляли, а папу осудили по литерной статье «Контрреволюционная троцкистская деятельность» на целых двадцать пять лет лагерей. Оказался врагом народа. Я в это не верила, но кто его знает… Короче, с папой я распрощалась. А мы же стали ЧС – членами семьи врага народа, нам грозила высылка. Тут-то меня твоя бабушка и определила в послушницы. Она ведь истинно верит в нашего Спасителя, Иисуса Христа, аккуратно посещает церковь и знакома с иеромонахом Троице-Сергиевой лавры. Она сказала, мол, твое будущее темно и опасно, а в монастыре – благодать Божья, и никто тебя там не тронет. Я согласилась, хотя до сих пор не пойму, правильно ли я поступила… Но зачем о прошлом вспоминать – все уже свершилось по воле Божьей. Все обошлось, мать с внуком не выслали, но выселили из шикарной квартиры в коммуналку на окраине Москвы. А вскоре я приняла постриг. Моя судьба совершила резкий поворот. В Вифлееме умер настоятель, возникла необходимость назначить нового. Назначили отца Федора. Он пригласил двух монахинь поехать с ним, якобы тамошняя игуменья попросила. Я согласилась – хотелось уехать от всех этих ГУЛАГов и НКВД. С сыном и матерью я увиделась только перед самым отъездом, до этого с ними не встречалась, боялась испортить Антошке биографию. Отдала этот крестик, чтобы мать передала его сыну как память, когда он подрастет. Мама умерла, когда Антошке исполнилось восемь лет. Его отдали в детдом. Но крестик он, как видишь, сумел сохранить. – Монахиня на несколько секунд примолкла. – А каким образом он попал к Юле?
– Не знаю, – ответил Павел. – Видимо, через военкомат, – и задал свой вопрос: – А как вас выпустили из Союза? В те-то времена…
Монахиня усмехнулась:
– Религию можно зажать, но Господь никаким органам не подвластен. Не знаю как. Меня это ни тогда не интересовало, ни сейчас не интересует. Добрались до Севастополя, и кораблик нас отвез в Бейрут. А там – на верблюдах до Вифлеема. Вот здесь с тех пор и живу. Власть меняется, меняются государства, а нас никто не трогает.
Монахиня замолчала, и Павел понял, что пора уходить. Он коротко попрощался.
– Передай благодарность своей бабушке, если ее увидишь, дай ей бог здоровья! – крикнула ему вслед монахиня.
«Где я ее теперь увижу?» – с грустью подумал Павел. Он любил свою бабушку.
Стрельцов решил пройтись по древнему городу. Бродя по улицам с домами восточной постройки, он размышлял о превратностях судьбы и истории.
Вот Вифлеем, родина Иисуса Христа. По сути, христианская святыня, а владеют им мусульмане. А если власти решат разобраться с этим анклавом, то вместо мусульман придут иудеи. Чудны дела твои, Господи! А если Бога нет, то все равно чудны дела.
С какой стати этой Прасковье жаловаться на жизнь? Она живет в покое и сытости, ни морозов, ни сугробов. А мама противотанковые рвы копала, хлеб по карточкам получала. Дед погиб подо Ржевом. «Он погиб подо Ржевом в безымянном болоте…» И сетования у нее ненастоящие, формальные. Сына своего, Антошку, до двух лет растила, а потом видела всего один раз. Оправдание можно для чего угодно найти. А вот бабушка в монастырь не пошла, хотя она сильно верующая. И сюда, в Вифлеем, могла переехать, у нее же целый иеромонах в знакомцах состоит! Но нет, она с детьми осталась, одна их растила…
Взгляд уперся в застекленную витрину кафе. Прямо на стекле было намалевано название по-арабски. Павел перевел: «Привет!» Привет так привет… Он преодолел несколько ступенек, вошел внутрь и занял свободный столик. К нему тут же подскочил молодой вертлявый официант.
– Слушаю вас.
– Кофе.
– Кофе с элем? – Официант застыл в ожидании ответа.
– С элем.
Павел утвердительно кивнул, хотя понятия не имел, что такое эль. Но кофе ему понравился, в нем ощущалась необычная кислинка. Он пил вдумчиво, маленькими глотками, хотя в это время вовсе ни о чем и не думал, а просто в окно наблюдал за прохожими, снующими мимо.
Сделав последний глоток, он встал и покинул заведение. К нему тут же подскочили несколько уличных торговцев всякой сувенирной дребеденью и начали настырно предлагать свой товар, суя его прямо под нос. Разве что не хватали за рукава. Павел остановился и заговорил с ними по-арабски. «Надо купить что-нибудь для Элис».
– О, ты хорошо знаешь арабский! – воскликнул один из торговцев.
– Люблю арабов, – сказал Стрельцов.
– А сам еврей?
– Русский.
– О, русский, облико морале… – широко улыбнулся один из палестинцев.
«Откуда они этого набрались? Советских фильмов насмотрелись, что ли?»
Павел осознал, что торговцы просто так от него не отвяжутся – купишь у одного, остальные не успокоятся. Он обратился к ближайшему:
– Что у тебя есть самого ценного?
Палестинец вынул из сумки ожерелье из полудрагоценных камней.
– Вот. Очень подойдет твоей девушке. – Глаза его засветились надеждой.
– Подойдет, – подтвердил Павел. – Я у тебя его куплю, но с одним условием: вы все от меня отвяжетесь. – Он махнул в сторону остальных торговцев. – Согласен?
Палестинец утвердительно кивнул и крикнул своим коллегам:
– Он у меня ожерелье покупает! Не приставайте к нему!
Они послушались. Видимо, продажа этой цацки считалась очень выгодной сделкой, и они не хотели обижать товарища. К тому же у них появился другой объект для впаривания: к ним подошла парочка, по виду европейских туристов.
Павел отвлек своего недавнего продавца:
– Где тут можно взять напрокат машину?
– Вон там. – Парень махнул рукой вдоль улицы. – Пройдешь квартал, и сразу после перекрестка увидишь площадку. Там машины стоят. Договоришься.
Не пройдя и половины пути, Стрельцов обратил внимание на легковую машину, медленно проезжавшую мимо. Это была та самая машина, которую он видел на стоянке при въезде. «Точно! И женщина с девочкой внутри». Внезапно из узкого проулка выскочили трое. Один их них метнул в машину бутылку, она тут же вспыхнула огнем. Двое других подбежали с противоположной стороны машины и подперли двери, чтобы пассажиры не смогли выскочить наружу. Огонь разгорался, задымились покрышки. Женщина била ладонями в заднее стекло и что-то кричала.
Стрельцов, несмотря на свою эмоциональность и природную расхлябанность, в критические моменты умел концентрироваться на мгновенные и конкретные действия. «Коктейль Молотова, ребенок, женщина, сгорят. Этого нельзя допустить, это не по-нашему», – промелькнуло в его голове, а тело уже начало движение. Первого держателя дверей он сшиб прямым ударом ноги в живот, а второму от всей души врезал кулаком в висок. Оба отлетели на тротуар. Один попытался встать на ноги, другой лежал неподвижно. Не обращая на них внимания, Павел открыл заднюю дверцу машины, выдернул из салона девочку, а следом вытянул за руку женщину. Водитель выскочил сам. «А ведь машина может взорваться!» Взяв девочку под мышку и ухватив за талию женщину, он потащил их прочь от машины. Отдалившись на достаточное расстояние, он остановился. Женщина еще не пришла в себя и всхлипывала, а девочка как ни в чем не бывало подобрала кем-то брошенный шелковый бантик и стала примерять его на голову.
Завыла полицейская сирена, а вскоре подъехал и сам служебный микроавтобус. Один полицейский подскочил к горящей машине с огнетушителем и пустил пенную струю, сбивая пламя. Двое других повязали едва очухавшихся террористов. Третий террорист, который бросил бутылку, успел сбежать.
Внезапно на плечо Павлу легла тяжелая рука. Он обернулся, и глаза у него расширились от удивления – перед ним стоял друз, тот самый Вагиз, с которым они познакомились в поезде. Судя по выражению лица Вагиза, он тоже крайне удивился неожиданной встрече.
– Павел! Это ты их из машины вытащил? – Друз кивнул в сторону пострадавших.
– Я. А что?
– Ты смелый человек, Павел, но нам придется проехать в полицию, чтобы составить протокол. Налицо террористический акт.
Стрельцов лишь пожал плечами – нужно, так нужно.
Допрашивал его важный полицейский чин. Вагиз был рядом. Закончив с протоколом, полисмен сказал:
– Вы действовали профессионально и жестко, спасли от смерти наших граждан. Мы подадим прошение, чтобы вас представили к правительственной награде. Но вот что интересно: вы в СССР случайно в армии не служили? Или в полиции? Вы же из Советского Союза, судя по документам?
– Я старший лейтенант запаса Советской армии, артиллерист по военной специальности, – разъяснил Павел.
Полицейские переглянулись.
– Как у тебя дела с работой? – спросил Вагиз.
– Пока не устроился. Да и гражданство еще не получил.
Полицейские вновь переглянулись.
– Так тебе прямая дорога в ЦАХАЛ, – воскликнул Вагиз. – Зачем тебе другая работа? Артиллерист… Сейчас напряженная обстановка с Египтом, не исключено, что начнутся военные действия. Мы тебе рекомендацию дадим от полицейского управления, но я считаю, что тебя и так примут.
– Я подумаю, – ответил Павел.
– Да тут и думать нечего! – воскликнул Вагиз – он горел желанием помочь этому русскому.
– А почему палестинцы напали на машину? Из ненависти к евреям? – спросил Паша.
– Да ну, по национальному признаку таких действий не совершают. Побить могут, но не взорвать, – возразил Вагиз. – А напали не на машину, а на пассажиров – заказ. Какие-нибудь политические разбирательства или личные счеты. У этой дамочки муж – депутат кнессета. Кому-то, видимо, сильно на хвост наступил, вот и решили отомстить через семью. Зачем только эта мадам приехала сюда?.. Молчит, не отвечает – наверное, что-нибудь интимное. – Вагиз криво усмехнулся.
До границы с анклавом Павла доставили на полицейской машине, а до дома он добрался на рейсовом автобусе. Элис уже пришла с работы.
– Ну и как там? – спросила она. Глаза ее горели любопытством.
Павел подробно рассказал о своем посещении Вифлеема.
– Вечно ты попадаешь во всякие переделки, – резюмировала Элис, выслушав рассказ.
– А ты говоришь, случайное стечение обстоятельств, – парировал Павел. – Просто судьба у меня такая, кривая. А ты со мной как пристяжная кобыла.
– Кобылица, – поправила его Элис. – Так красивее… А ты вправду намереваешься служить в ЦАХАЛ?
– А что в этом плохого?
– С одной стороны, вроде бы хорошо – постоянная работа, и зарплата нормальная. А с другой… – Она передернула плечами. – Решай сам.
Когда супружеская пара вкушала утренний кофе, в дверь позвонили. Элис пошла открывать и через минуту ввела в кухню солидного мужчину в шикарном костюме и при галстуке.
– Это к тебе, – недоуменно проговорила Элис.
– Присаживайтесь, – предложил Павел.
Мужчина опустился на предложенный стул и представился:
– Я Моше Лурия, член кнессета, курирую военное ведомство.
– Слушаю вас. – Павел сразу понял, кто к нему заявился.
– Вы спасли от смерти мою семью. Сколько я вам должен?
Моше вопросительно посмотрел на Стрельцова. А тот аж покраснел от возмущения – все-таки он воспитывался в Советском Союзе.
– А сами вы во сколько оцениваете жизнь своей жены и дочери? Выкладывайте, не стесняйтесь.
Гость сразу же понял, что сказал что-то не то. Вернее, не тому, кому можно предложить подобное. Он засмущался, заерзал.
– Но я должен вас как-то отблагодарить, нельзя же просто так…
– Отблагодарите при случае. – Павел откровенно злился.
Член кнессета Моше Лурия достал из кармана блокнот, вырвал оттуда страницу и начеркал на ней несколько цифр.
– Вот мои телефоны, рабочий и домашний. Если возникнут проблемы, я их решу, если это в моих силах.
– Хотите кофе? – предложила Элис, чтобы разрядить обстановку.
– Нет, – категорически отказался Моше.
Он резко встал и направился к выходу, но на полпути остановился, обернулся и произнес:
– Спасибо тебе большое. Я тебе должен по гроб жизни.
…Уже засыпая, Павел подумал: «Больно складно у меня все получается: один рекомендует, другой решает любые вопросы… Не к добру это». В его полусонном сознании назойливо зазвучала песенка из какого-то кинофильма:
И не надо зря портить нервы —
Вроде зебры жизнь, вроде зебры.
Черный цвет, а потом будет белый цвет —
Вот и весь секрет.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?