Текст книги "Олег Рязанский"

– И впрямь обрадовал! Пятнадцать лет пропадал где-то и все же вернулся к хозяину. Ну-ка, тряхни его! Брянчит, брякает, душу радует. Благодарствую. А теперь, Ольг Иваныч, обрадуй меня второй раз, прими бочоночек в дар обратно. Как помру, вскроешь на сороковины, помянешь и третий раз меня обрадуешь… Бочоночек-то не простой, а золотой, хоть и с бряком внутренним, но не с браком, а с отменной начинкою – вскроешь и обрадуешься!

Олег Иванович склонил голову благодарственно, жалостливо вздохнул мысленно и перевел разговор на охотничьи побасенки:

– Не падай духом, Дмитр Иваныч, недельку-другую поваляешься и оклемаешься! Тогда и сходим на охоту соколиную с ястребами по чернопутку, по свежепадку с гончими, легавыми, доезжачими на рогача, на горбача, на секача, на гребуна, на брехуна, на длинноухого, на голозадого, на горбоноса, чернобура, огневку, рыжего…

* * *

Усталое сердце Дмитрия Ивановича остановилось 19 мая в среду, в два часа ночи в присутствии старца-утешителя Сергия Радонежского…

* * *

Вдова князя московского княгиня Евдокия восплакалась слезами горькими:

– “Почто, солнце мое, рано заходишь! Месяц мой красный, почему погибаешь? Звезда восточная, зачем идешь к западу! Почему я допрежь тебя не умерла! Старые вдовы, молодые вдовы, утешьте меня, поплачьте со мной…” (Из Львовской летописи)

Эпизод 22
И один в поле воин

“Война, словно лютый зверь, выходит на промысел.”

Из касыды арабского поэта Зухайра (530–628 г.)

1395 год, август

Два дня обдумывал князь рязанский короткое донесение о появлении на южной окраине его владений конных отрядов Тимура из Самарканда. На третий день вызвал к себе Бастыя из караульной сотни и объявил ему, что тот на некоторое время станет его заменителем.

– Заместителем? – переспросил Бастый, полагая либо ослышался, либо не так понял.

– Ты никак охромел на уши? – вскипел князь рязанский, – заместителем я любого могу поставить, хоть боярского роду, хоть полубоярского, а заменителя отыскать, чтоб один к одному труднее. Мы же с тобой похожи друг на друга, как два бублика из одной связки, но никто не замечает этого из-за разности одежд, привычек, манер поведения… Даже бородавка на том самом месте, улавливаешь?

– Ольг Иваныч, давай еще разок уточним, кем я быть должен, князем рязанским?

– Двойником.

– Может, ты, Ольг Иваныч, все же здесь останешься, а я в твоем обличьи поеду…

– Куда?

– Туда…

– Я пока и сам не знаю конечности пункта, одно лишь направление. Слышишь, муха жужжит?

– Слышу.

– А куда она сядет – нам неведомо… Так что, надевай мою княжью шапку и за дело! Здесь ты всех подноготно знаешь, обо всем ведаешь. Главное, не поддаваться на просьбы жлобных племянников.

– Твоих или моих?

– Любых. Племянники – племя столь ушлое, вцепится клещом туда, о чем сразу и не догадаешься…

Бастый слушал и прикидывал, куда на этот раз задумал отправиться неугомонный Ольг Иваныч? Судя по необычному предисловию, в поездку секретную, но куда? Почти каждый выезд он окружал тайной, а зря. От присмотра конвоя разве можно надолго избавиться?

Ольг Иваныч, разумеется, знал о двойном пригляде за ним и Бастый тоже знал, что князь рязанский об этом знает, но оба упорно делали вид, будто сие им неведомо и при случайном столкновении они в упор не замечали друг друга.

– Надо – так надо, – вздохнул Бастый, – сделаюсь заменителем, но справлюсь ли?

– Обязан справиться! Ты же насквозь знаешь мой жизненный распорядок почасно, поденно и понедельно. Ну-ка, для сверки, расскажи о вчерашнем дне?

– С утра выслушивал жалобщиков по поводу рассмотрения в кратчайший срок дел, касающихся перераспределения рыбных угодий… о переносе пристани на полета шагов выше или ниже по течению для удобства устройства сходней… о переходе изготовления кольчатых доспехов с ручного способа на облегченную нарезку колец с помощью вращательного колеса от силы падающей воды. После обеда – доведение до ума позавчерашних дел и прощение накануне обиженных. Однако, для меня главное – не перепутать вечер посещения Марьиного угла с посещением тупика за пристанью, куда ты ходишь играть в шахматы со свекром Пелагеевой дочери…

– Ишь, проныра, тебе и об этом ведомо…

– По должности, Ольг Иваныч, держу в памяти все твои перемещения в разных направлениях, все ходы-выходы на задах знаю и специально их не заделываю… Так ходить мне в те отверстия в твое отсутствие – я, ведь, в шахматы играть не умею?

– Неделю, другую воздержись во избежание несоответствия…

– А как же супруга любимая?

– Твоя?

– Нет, твоя… вдруг, я понадоблюсь ей в качестве исполнителя супружеского долга?

– Скажешься больным, недомогателем… Одно запомни: женщина существо слабое, безвольное, туго соображающее, в потемках может и не разобраться что к чему. Ты же – человек осознанный и предупрежденный! Узнаю о превышении полномочий – с утра до вечера будешь бегать обнаженной натурой берегами Оки и Трубежа! Запомнил или повторить? А сейчас переоденься и приступи к исполнению княжьих обязанностей.

Вскорости Ольг Иваныч уже оглядывал Бастыя в одежде княжеской и осмотром остался доволен: взгляд, осанка и движения двойника соответствовали оригиналу.

– Ольг Иваныч, как объяснить подчиненным мое отсутствие?

– Проще пареной репы! Я укроюсь за печью, а ты в моем обличье призовешь своего сподвижника и заявишь в моем лице соответственно, что час назад отправил Бастыя в длительную отлучку…

– Куда?

– Сам придумай.

– В Ермус-Ермишь!

– Почему именно туда?

– Там живут мои родственники, не то дяди, не то племянники…

– Племянники – народ ненадежный, пронырливый…

– Тогда, в Борки.

– Слишком близко, кому-то из твоих придет в голову тебя навестить, а тебя там не имеется!

– Ну, тогда в Елец.

– Далековато… Надо обмануть любопытствующих, раструбить, к примеру, что едешь на запад, а самому повернуть на восток…

Не мог же Ольг Иваныч сказать, что сам вознамерился в Елец ехать и появление его в двух лицах там нежелательно…

Через минуту Бастый призвал помощника. Разбитного, бойкого, тоже не лыком шитого и голосом Ольг Иваныча отправил себя в Кадм-Кадом, и в заключение выдал незапланированное:

– По возвращению Бастыя к своим обычным обязанностям, выдать ему из казны суточные, проездные, подорожные, за плохие погодные условил и прочие непредвиденные обстоятельства. А для его супружницы Бастанихи на время отсутствия кормильца привезти воз дров осиновых не дающих копоти, стожок сена, куль зерна, корчагу масла, бочоночек медовухи…

За печкой что-то шваркнуло, зашуршало, фыркнуло… Бастый понял, что переборщил, добавив для помощничка успокоительное:

– Домовой хулиганит, тараканов гоняет… Короче, минут через десять зайдешь сюда снова и ежели обнаружишь кого-либо из посторонних, отвлекающих меня от дел, гони в шею метлой вон! Запомнил или повторить?

– Ты в своем уме? – прошипел гусем Олег Рязанский, – за это время я не успею собраться!

– Должен успеть! – вошел в роль Бастый, – даю на сборы тридцать отсчетов: один, два… двенадцать, тринадцать… Ольг Иваныч, шапку свою рысью, самонадевающуюся не позабудь мне отдать… восемнадцать, девятнадцать…’

– Стоп! Считай, что испытание ты выдержал, одно лишь добавлю: не доверяй никому, даже пню зацветшему!

– Но ты доверился мне!

– Ты не сможешь причинить мне зла, иначе от угрызений совести потеряешь сон и повесишься вон на том тополе! – Прощаясь, Ольг Иваныч так долбанул дверью, аж, заверещали сверчки и обидчиво заплакали окна. Уехал на пару с Федором Шиловцем, бессменным главарем рязанских шлемников в сопровождении конвоя на некотором отдалении. Выезжая из города, Ольг Иваныч им, даже, рукой помахал и подмигнул фарою – отблеском конской шоры-наглазника, дескать, я здесь, удальцы-молодцы, не теряйте! Но конвойные в очередной раз упустили из виду подопечного. Пока искали следы, охраняемое лицо как сквозь землю провалилось, а немного спустя вместо него и Федора Шиловца появилось двое шиловских! Одинакового вида и подобия…

В этот же день летописец-историограф записал в свою книжицу: "… и поехал князь рязанский на ночь глядя в сторону Червленого Яра…” К вечеру дня следующего где резвой рысью, а где во всю прыть доскакал Ольг Иванович до Ельца-города. Догорающего. Не обманули доносители-осведомители: враг на земле рязанской!

* * *

“Каждый воин должен понимать свой маневр.”

А. Суворов.

– Эй, есаул, кто это мельтешит на взгорке, застилая мне видимость! – окликнул приближенного Тимур-Тамерлан, разглядывая окрестности в увеличительную трубу.

– Человек конный.

– И что делает?

– Разговаривает.

– С кем?

– Сам с собой.

– Он кто шаман или тронутый дэвами?

– Исключено. Бродячие дервиши и прочие нищенствующие на лошадях не ездят, в крайних случаях трясутся на ишаках. А этот весьма именитый, судя по шапке из редкостного золотого соболя и коню, изукрашенному дорогой сбруей.

– Поезжай и узнай о нем поподробнее…

Через короткое время получил исчерпывающий ответ:

– Какой-то урус-беги, князь русский. Надменный. Сердитый. Желает встречи с твоей милостью. Долго ждет. Со времени исчезновения с небес ночного светила. В знак уважения велел передать тебе двуручный меч из железа жильного и сказать, что ежели через 189 скоков его коня встреча не состоится, то он, урус-беги, улетучится…

– Почему именно 189 скоков, а не 200?

– Из-за особого сочетания цифр, благоприятно влияющих на исход встречи людей высокого достоинства. И местом встречи определил взгорок. Между землей и небом.

– Сколько скоков коня ты насчитал?

– Уже 140.

– Когда останется всего девять – доложишь!

Встретились. Один круг проехали, приглядываясь друг к другу. На исходе второго круга Тимур-Тамерлан коротко вопросил:

– Кто я есть известно тебе?

– На тюркском речении ты Темир-аксак, на персидском Тимур-ланг, что означает “Железный хромец”. А мне как величать тебя?

– Одни называют меня “ильхан” – повелитель народов, другие “шахиншах” – царь царей, третьи “гурхан” – великий хан, кому как нравится… Я не препятствую, но и не поощряю, предпочитая скромный военный титул “эмир” – вождь, предводитель. Коротко и убедительно. А ты кто таков?

– Князь рязанский, соправитель твой!

– Я не ослышался? Так о чем желает говорить со мной мой соправитель?

– Зачем ты сжег город Елец?

– Я жгу все города, которые сопротивляются! Очень хорошо пахнет сожженный город! Победой!

– С победы должна быть польза: трофеи, пленные… А с запаха что взять? Гарь, вонь, копоть…

– Еще есть вопросы?

– Пожегши Елец, ты не задумался об ущербе, который нанес сам себе?

– Не понял.

– Почему изжарил курицу, несущую золотые яйца?

– О вкусах не спорит…

– Разве? Елец – твой город, а ты его сжег с погребами и амбарами… Чем будешь кормить своих воинов? Конской падалью, слегка копченой на пепелище? Ты кто – великий потрясатель вселенной или производитель вонючего воздуха?

– В каком смысле?

– В прямом. Когда-то эту землю вместе с Ельцом завоевал Чингизхан. Шло время и эта территория досталась Тохтамыш-хану, и поскольку Тохтамыш-хана победил ты, значит земля стала твоей и Елец тоже твой! А ты взял и сжег свое законное имущество!

– Я покорил множество стран: Хорезм, Ургенч, Кухистан, Иран… Что мне никому неведомый Елец? Впереди лежат новые земли и города!

– Не торопись, эмир, даже Чингизхану не хватило жизни завоевать весь мир! Зачем тебе нужно так много земель?

– Наш великий пророк Мухаммад говорил: когда много всего – это хорошо.

– А наш Иисус Христос говорил: “какая польза человеку, если он обретет весь мир, а душе своей повредит?” Моя бедная душа стонет и стенает, видя сожженный Елец, а, ведь, тебе с Ельца полагалась прибыль – десятая часть со скота и другого имущества…

– Что ты прицепился к Ельцу? – рассердился эмир Тимур и приказал расстелить на земле кусок шелка с вышитыми на нем лесами, дорогами, реками, степями и городами… – Смотри внимательней: на карте Москва есть, Рязань есть, а Ельца нет!

– Если Ельца нет, то почему ты его сжег?

– Что мне Елец, лучше взгляни на земли, которые я топтал своими конями! Семиречье с озерами Балхаш, Сасыккуль, Алакуль топтал! Мавераннахр с реками Амударьей и Сырдарьей топтал! И Багдад, и Тебриз, и Шираз, и море Каспийское тоже топтал!

Слуги тимуровы бесцеремонно вклинились меж ними, бросили на землю ковер, на ковре расстелили дастархан, на дастархане симметрично поставили чайники с чаем и подносы с горками изюма из винограда сушеного на ветру, на солнце, в тени, на жаровне, на лозе, под всплески арыка… сдобренного толченым в пыль миндалем, положительно влияющим на слабое зрение Тимура, взирающего на приготовления к чаепитию с презрительно оттопыренной как у верблюда нижней губой. Откуда-то с небес слетел ловчий сокол и положил к ногам Тимура добычу – зайца с распоротым животом. Потом, с гордо поднятой головой, покорно сел хозяину на плечо, внимая хозяйской песне:

– … и Дамаск я брал ассиро-вавилонско-навуходоносорский! И армяногрузинские города Арзрум, Шемаху, Тифлис брал! И Москву тоже возьму!

Расхвастался, аж, уши вянут. Слаб на похвальбу человек: хоть князь, хоть мразь… После чая опивочного эмир Тимур решил щедрость показать:

– Разжалобил ты меня сильно, Ольг-Ван, и поскольку в соправителях моих очислился, то для восстановления твоего-моего Ельца даю тебе “суюргалиш” – эмирское пожалование в виде полусотни нагаечников из Ногайской Орды и десятка верблюдов!

Тимур-Тамерлан, возможно, ожидал выражения благодарения на восточный манер: демонстрации символического целования конца чалмы либо носка остроконечно загнутых туфель… Однако, церемония благодарения не состоялась. Олег Рязанский не развесил уши, пожал плечами дипломатично и не упустил случая воспользоваться дармовой подмогой, даже конь его радостно взбрыкнул копытом:

– С такой силой Елец-город за неделю отстроить можно, если ты, эмир, к обещанному распорядишься добавить еще полсотни нагаечников с топорами, пилами, бичевой, арканами, кормовой едой на прокорм людей с живностью и за дело возьмется князь елецкий… Кстати, где он?

– В колодках. За оказанное мне сопротивление.

– Отпусти его, эмир, иначе кто построит Елец и соберет для тебя дань-подать? Или ты, эмир, хан всех ханов, сам станешь ясачным сборщиком?

– Город невозможно восстановить за столь малый срок!

– А ты, эмир, попробуй! Развяжи елецкому князю руки, отдай верблюдам с ногаями соответствующие распоряжения, а мы, чтобы не мешать им своим присутствием, отправимся на это время поразвлечься, поохотиться…

– На кого? – с ходу заглотнул охотничью наживку эмир Тимур.

– Выбирай: на зубра, на лося, вепря, медведя, мамонта…

– О мамонте впервые слышу, каков он?

– Слона видел?

– А как же! Зверь величественный!

– Так вот, мамонт вроде слона, только размером больше и весь поросший густой рыжей шерстью, а клыки – во-о! – и углядев охотничий блеск в глазах собеседника, спросил, – когда отправимся на охоту? Сегодня?

– Завтра. С рассветом.

Для охолождения разгоряченных разговорщиков, дастарханщик принес птичье молоко, не то павлинье, не то пингвинье. В стаканчиках из томленого временем согдийского серебра из рудников в верховьях Зеравшана. Отведав, князь рязанский поморщился. Выудил из седельной сумки походную фляжку. Плоскую. Серебряную. С тиснением затейливым. Обнаруженную в размыве скифского кургана на крутом берегу Дона. Свинтил пробку:

– Отведай, эмир, нашего пития. Настоящего, холодненького… – и, плеснув в Тимуров стаканчик с гравировкой согдийского мастера с горы Муг, подал с поклоном.

– О-хо-хо, горячо как! – отреагировал Тимур, оценив холодное содержимое.

– Наше народное достояние! Накося, закуси огурчиком. Соленым, хрустким, вертикально стоячим с прошлого года в дубовой кадке. Самая лучшая закусь в мире!

Как мог ублажал Тимур-Тамерлана князь рязанский, стараясь заполучить хоть какую-нибудь зацепку для осуществления своего замысла…

Тем временем дастарханщик принес блюдо с горками сушеных абрикосов и пояснениями для урусского гостя:

– Самаркандский урюк! Более тридцати разновидностей: кошефи, джавони, махтоби… с привкусом сливы, хурмы, аниса… цвета заходящего солнца, осеннего неба, звездной пыли… с дынным оттенком, с персиковым…

Промеж еды и питья Тимур-Тамерлан внедрял в разговор свою излюбленную военную тему:

– Перед атакой я повелел выдавать сардарам-войнам узаконенные боевые и в первую очередь передовикам-налетчикам для подхлестывания воинского азарта. Настоящий воин не может долго жить без военных действий, иначе потеряются навыки и от безделья у него испортится характер. Поэтому я должен обеспечивать воина работой, достойно оплачивая их нелегкий труд.

Ну, как не вспомнить Инструкцию Петра Первого учрежденному им Сенату: “Денег как возможно больше собирать, понеже деньги суть артерия войны”.

Напоследок Тимур-Тамерлан продекламировал свое знаменитое Уложение: “…и чтобы у каждого воина наготове было четыре рода вооружения – лук, 30 стрел, колчан с чехлом для лука и щит. Чтобы у каждых двух воинов было по свободной заводной лошади, а у десяти по 1 палатке, по 2 заступа, по 1 мотыге, по 1 серпу, по 1 пиле, по 1 топору, по 1 шилу, по 100 иголок, по полбатмана бичевок амбарного веса, по крепкой шкуре и котлу… Чтобы в походе всякий съедал в месяц один ман муки и никто не пек ни хлеба, ни лепешек, ни лапши, довольствуясь лишь похлебкой.” Очень суровое Уложение…

* * *

Назавтра, чуть свет отправились на охоту. На мамонта. Через неделю возвернулись. Без мамонта, но с бивнем. Его, двухметровой длины, долго и тщательно выковыривали ножами и саблями из крутого берега Дона.[26]26
  В 1769 г. в описании природных ресурсов Рязанской губернии кроме торфа и железной руды фигурировала и “Мамонтова кость”. В 1985 г. был найден осколок бивня длиной около метра, который хранится под стеклом в музее г. Ряжска.


[Закрыть]

Глядя на угрюмое лицо Тимура, Ольг Иваныч предложил:

– Не повторить ли через денек охотничью забаву с псами гончими, с птицами ловчими на отпрыска левиафана?

– Что за зверь?

– Наполовину змей, наполовину крокодил, из глаз искры мечет, из ноздрей дым и язык раздвоенный…

На сей раз Тимур не заглотнул наживку:

– На мамонта ходили, а результат?

– Для настоящего охотника не добыча важна, а намерения, предвкушение и процесс охоты…

Взъехали на взгорок охотнички и видят: стоит во всей красе на реке Сосне город Елец на своем прежнем месте, окантованный частоколом, рвом и земляным валом! У Тимура-Тамерлана от удивления глаза на лоб вылезли…[27]27
  Петр Первый во время посещения Соловецкой обители привез из Москвы на Большой Заяцкий остров заранее срубленную церковь во имя Первозванного апостола, собрал церковь и освятил. (В.Ларионов, Скифская Русь, М. 2009 г. стр.441–444) В 1551 г. по повелению Ивана Грозного, в Устюге была срублена деревянная церковь и перевезена в разобранном виде в только что построенный г. Свияжск возле Казани. В 1782 г. Вознесенскую церковь, что находилась в рязанском селе Селезнево, решено было перенести в г. Спасск и перевозка была осуществлена “в целиковом виде на катках”. (Из публикации Н. Бочковой “Спасительный свет земли Спасской” в журнале “Панорама города”, № 19, 2010 г.)


[Закрыть]

* * *

Умная ложь предпочтительней глупой правды

(русская пословица)

Походный шатер Тимура дрогнул – на пороге возникли две женские фигуры, с головы до ног укутанные в черные покрывала, лишь для глаз и рта оставлены отверстия. Следом смущенная охрана, с поцарапанными лицами:

– О, повелитель, десять тысяч извинений за причиняемое тебе беспокойство! Год назад за одну минуту мы усмирили вышедшего из повиновения слона, а сейчас оказались не в силах совладать с двумя женщинами!

Князь рязанский спрятал в усы ухмылку: бабы везде одинаковы. Рязанские, бывает, так шандарахнут по ушам, хоть стой, хоть падай, однако не лезут с докукой в серьезный мужской разговор. Показательно успокоятся, подожмут губы, прикусят язык, а эти, эмиро-ханские руки в боки, ногами в стук, ртами в крик!

– Что хотят эти женщины? – не выдержал истеричного визга эмир Тимур, – я владею многими языками: персидским, кипчакским, Хорезмеким, уйгурским, арабским, волчьим, верблюжьим, птичьим, но языка рассерженных женщин понять не в состоянии.

– Пока ты охотился, – ответствовала поцарапанная охрана, – твоя любимая ханум не выдержала долгой разлуки, покинула юрту украшенную балхскими, гератскими, багдадскими, хорасанскимж, бухарскими, самаркандскими коврами и убежала!

– Догнать, связать, завернуть в ковер и утопить в глиняном винном хуме, зарытом в земле по уши!

– Увы, ты опоздал, о достойнейший, она добежала до реки Дон, раскрыла ему свои объятья и тихо-тихо утонула…

– А эти прелестницы чего визжат?

– Они переживают по поводу освободившегося места твоей любимой жены и чтобы это место долго не пустовало ты, хан всех ханов, должен на эту должность учредить прямо сейчас одну из них во избежание битья посуды, швыряния обуви, вырывания волос и царапания тех мест, которые попадут им под руку.

Возникшую проблему Тимур-Тамерлан попытался решить по-своему:

– У тебя, Ольг-Ван, есть дочь? – задал вопрос он князю рязанскому.

– Есть. Даже две.

– Хорошо! Отлично! Превосходно! Замечательно! Желаю немедленно взять в жены твою старшую дочь, говорят, урусские женщины необычайно красивы и послушливы.

– Опоздал со сватаньем, эмир Тимур, старшая дочь давно замужем за князем смоленским.

– Тогда в жены возьму младшую!

– И младшая пристроена за другим князем.

– Жаль, я-то думал породниться с тобой, Ольг-Ван, половину Хорасана отдать выкупом за твою дочь, любимой ханшей ее сделать. – И не понять искренне говорит эмир Тимур или очень искусно скрывает издевку. Но и рязанский князь кафтан не изнанкой носит:

– До твоего калыма скакать да скакать, не пощупать, его, не помять. По рассказываниям, в Хорасане, окромя двух-трех оазисов, лишь пески сыпучие с колючками, а из живых тварей – каракурты с тарантулами.

– Соседские отношения полезно скреплять браками, может, у тебя завалящая племянница-бесприданница отыщется?

– Добрый сосед лучше дальнего родственника. Соседа приручить можно, а на ублажение дядек с племянницами казны не хватит…

* * *

“Удивительно, что я правлю миром от Инда на востоке до Андалузии на западе и не могу совладать с тридцатью двумя шахматными фигурками на пространстве два локтя на два.”

(халиф Аль-Мамун, 786 – 833 г.)

До наступления темноты времени с избытком и Тимур-Тамерлан предложил его скоротать:

– Сыграем? В кости, нарды, шары, карты?

– Я не играю в сомнительные игры лавочников-щепетильников.

– Предпочитаешь командные ристалища? Верблюжьи скачки, бег с гепардами, козлодрание или чавган – любимое состязание настоящих мужчин? – Заметив явное недопонимание в глазах собеседника, искренне удивился, – неужто и в самом деле не слышал? Даже в чаше Джамшида не видел? Так вот, “чавган” это игра, когда всадник на коне гоняет палкой кожаный мяч набитый травой, норовя им попасть в ворота противника! Должен заметить, что нашему “чавгану” столько лет, сколько прошло со дня появления на свет “чавгана” – пастушьего посоха. Итак, что тебе, Ольг-Ван, больше по душе?

– Шахматы.

– Отменный выбор. Игра богов и царей. Даже не игра, а искусство мышления, прозорливости, трезвого расчета. Чем тебя пленили эти безмозглые фигуры?

– Они покорны и молчаливы, подчиняясь руке указующей. Какими фигурами предпочитают играть твои руки, белого цвета или черного?

– Согласно жребия, – уклончиво ответствовал Тимур-Тамерлан и брошенные кости упали для него благоприятной стороной, обеспечив право первого хода.

Аккуратно расставленные фигуры выжидательно стояли друг против друга. Белые – из слоновой кости благородно желтоватого оттенка, черные – из черного эбенового дерева. Отполированные до солнечного блеска, они были готовы к сражению.

– Как будем играть: по обычным правилам или ради разнообразия усложним игру? – предложил Тимур, решив прощупать силы противника.

– Все в наших руках.

– Можно увеличить число коней за счет уменьшения количества пешек? Или, по договоренности, скакать одновременно двумя конями?

– Согласен.

– А после окончания битвы за каждого заарканенного коня получить от противника живого. С попоной, седлом и прочей амуницией.

– Согласен.

– А взамен плененного шамхатного слона – настоящего!

– Не согласен, – пошевелил усами Олег Рязанский, – в моей конюшне слоны отсутствуют.

– Стоимость живого индийского слона ты можешь возместить серебром, рыбьим зубом, драгоценным камешком.

– Согласен.

– А что противопоставим ладье, стреляющей плавающей крепости? Баш на баш с придачей за изношенность, поломку руля, отсутствие компаса?

– Приемлем любой вариант, – покладисто соглашался противник.

– Есть смысл миновать постыло начальную стадию игры и сразу перейти к продолжению готовых арабских позиций: Муджанах – “Крылатость” или Машенхи – “Мудрость” или ты, Ольг-Ван, предпочитаешь стандартные начала игры?

Олег Рязанский и слыхом не слыхивал о каких-то предварительных заготовках, тем более арабского происхождения; он, в общем-то, в шахматы играл на уровне египетских фараонов, когда там в почете были состязания на колесницах, однако, чтобы не ударить в грязь лицом, вежливо отклонил арабские заготовки, небрежно дав согласие на любой из дебютов, в которых тоже не очень-то разбирался.

Тимур-Тамерлан предложение принял и как все великие комбинаторы сделал пешкой классический ход: е2 – е4.. Соперник так долго раздумывал над ответным ходом, что Тимур не выдержал:

– Я готов дать тебе “фору”, поблажку, как соправителю…

– Э, нет, эмир, это по жизни мы с тобой соправители, а за шахматной доской всяк сам по себе.

* * *

Жизнь – Отечеству, душу – Богу, честь – себе.”

Девиз А. Суворова.

Ничья? Или победа?

Игра шла неторопливо, размеренно, перемежаясь комментариями с обеих сторон. Эмир Тимур:

– Судя по действиям твоих фигур, Ольг-Ван, ты склонен воспользоваться проверенной веками староиндийской защитой.

– Ошибаешься, эмир, защиту я придумал свою собственную, обман – оружие ближнего боя.

– Полагаешь свести партию на “ничью”?

– Любой игрок рассчитывает на победу.

– В мире благоденствует право сильного. Родителей над детьми. Старших над младшими. Начальника над подчиненными… Надеюсь, ты понимаешь меня?

– Все мы дети адамовы, свидетельство тому ногти на руках и ногах.

Для быстрейшего развития фигур и событий Тимур пошел на жертву правофланговой ладьи. Ольг-Ван жертву принял, действуя по принципу “дают – бери” и радуясь дармовой добыче двинул вперёд встречную ладью с пешкой. Не заметив ловушки, его продвинутая ладья бросила якорь в месте, открытом всем ветрам кроме нужного и ее, не солоно хлебавши, пришлось отвести в исходное положение, оставив на “съедение” несчастную пешку.

Эмир Тимур не упустил возможности съязвить по этому поводу:

– Воинственные действия твоей пиратской ладьи напоминают мне бестолковые наскоки Тохтамыш-хана: куснет блохой и в кусты. Трижды прав самаркандский мудрец Лукман, вдалбливая своему строптивому другу Букроту: не приручай змею, все равно укуси т!

– Добро и зло трудно различимы… Полагаешь, что ты сделал добро, пожаловав в качестве “суюргалиш” сколько-то человеко-верблюдов на восстановление Ельца? Нет, ты просто откупился за то зло, что причинил городу… Что же касается моей ладьи, то она по всем правилам воинского искусства целенаправленно отошла на заранее подготовленные позиции под присмотром ферзя с оруженосцами. Моя тактика – всеми силами защищать свои земли!

– А моя – атаковать чужие и в доказательство я сейчас пробью брешь в твоих рядах, подкрепив свои действия метким высказыванием хитреца и остроумца ходжи Насреддина: “не бывать реке без воды, как и войне без крови! “ Ольг-Ван, предупреждаю, мой слон идет в атаку!

– Что? Да я его через плечо и колено…

После очередных перемещений шахматных фигур, Тимур вновь, попытался сбить спесь с противника:

– Хочу знать, почему твои кони, танки бронированные, любители центровых атак, бездеятельно топчутся в стойлах с гнилой подстилкой и вонючим навозом?

– Ошибаешься, эмир, запах навоза приятен любому коннику. Это не гора дымящегося помета, оставляемая на каждой стоянке твоими неповоротливыми слонами.

– Мои неповоротливые слоны сейчас затопчут твоих оголодалых кляч!

– Угроза? Да я твоих слонов…

Накал игры возрастал. Ловушки, засады, преследования… Всякий раз, когда Тимур касался шахматной фигуры, на его перстне беглым огоньком вспыхивал камешек, высвечивая короткую надпись на широком ободе из золота. Князь рязанский долго всматривался, мялся, маялся, наконец полюбопытствовал:

– Что выгравировано на твоем перстне?

– Расти ва русти! – “Справедливость и сила”![28]28
  Девиз на перстне Тимура – исторический факт. О порог справедливости правители спотыкались всегда. В письменном виде этот термин впервые упомянут в Законах вавилонского царя Хаммурапи, жившего в восемнадцатом веке до нашей эры: “Дать сиять справедливости в стране, чтобы погубить беззаконных и злых, чтобы сильному не притеснять слабого…” (О.Омельченко, Всеобщая история государства и права, ч. 1. М. 1999 г. стр.70.) К месту и высказывание Платона (427–347 г. до и. э.), греческого мыслителя, раба, ученика Сократа: “Лишь тогда избавятся государства от зла, когда волею благого случая сойдутся воедино сильная власть, мудрость и справедливость.” (Плутарх, Избранные жизнеописания, т.2. М. 1987 г. стр. 567.)


[Закрыть]

– Слишком расплывчато… Мне более по душе: “Сила в справедливости!”

– Что следует понимать под “справедливостью”? Устои закоренелых обычаев? Беспристрастность? Законность? Но на законных основаниях начинались все войны! Поэтому, для самых верных моих сподвижников, которые не предадут меня, не продадут за похлебку, не нарушат страшную клятву верности подобно прикормленному Тохтамыш-хану, существует другое словосочетание: “Справедливость в силе!” Произноситель этих слов вне подозрений! А для всех остальных в действии первый вариант. Нейтральный, успокоительный. Обычному человеку подобное равновесие слов понятно и приятно ласкает слух, но ты, Ольг-Ван, не из обычных, а очисленный соправителем, потому и должен мыслить соответственно: сила дает победу, победа дает власть, а власть – славу, которая приятно греет не только душу, но и тело, о чем постоянно напоминал ходжа Насреддин на базарных толковищах-сборищах.

– Иная слава хуже поношения, вовек не отмоешься. Слава, силой добытая, недолговечна.

– Сила есть сила. С ней приходится считаться и народам, и правителям.

– Сила не всегда приносит победу. Дважды ты в пух и прах разбивал Тохтамыш-хана, а он возрождался словно птица Феникс. Получается, что и ты не всесилен. Любопытно, кем тебя будут считать в будущем: первым или вторым после Чингизхана?

– “Лучше быть первым среди вторых, нежели вторым после первого” – так говорил мудрец Лукман своему постоянному возражателю Букроту с непременным добавлением, что дехканин, обрабатывающий землю, сильнее любого знаменитого полководца!

– Почему? – удивился Олег Рязанский.

– Если полководец сражается с одним противником, то дехканин воюет со множеством нападателей: клещами, тлями, короедами, долгоносиками, долгоножками, слизняками, кровососами, клопами, саранчой… 60 тысяч наименований и все хищные! Перечислять или воздержаться? Но я лично с этим суждением мудреца Лукмана в корне не согласен! Дехканин, отражая нападки неприятеля, дышит чистым воздухом, вкушает еду с грядки, спит спокойно, а профессия полководца нервная, опасная, с риском для жизни и в ущерб здоровью!

– За вредность молоко советуют употреблять: кобылье, верблюжье, козье, птичье, из одуванчиков…

– Непременно приму к сведению, – слегка склонил голову эмир.

– Благодарю за оказанное доверие, – шагнул пешкой самозваный соправитель, – однако, вынужден тебе возразить: если полководец за свой тяжелый изнурительный труд получает славу, почет, награды, упоминания в хрониках-летописях, то земледелец получает только мозоли.

– Ольг-Ван, я категорически с тобой не согласен! Как оценить раны и увечья, полученные полководцами в кровопролитных сражениях? Отрубленную голову Кира Великого, которого за победы величали “царем четырех сторон света”, царица скифская распорядилась поместить в кожаный мешок наполненный кровью, чтобы Кир опился кровью своих соплеменников… Фридрих Барбаросса после множества победоносных походов утонул на речной переправе… Я, к примеру, половины ноги лишился в схватке, урусский Кутуз глаз потерял, как и Субудай-багатур, лучший полководец хана Батыя… Да и ты, Ольг-Ван, тоже в числе пострадавших. Навел я кое-какие справки о тебе и выяснил, что нет места на твоем теле, где бы шрамов от ран не было… А римского полководца Марка Кассиана убили собственные легионеры!