Текст книги "Субмарина меняет курс"

9

Северное море, юго-западный район

Экипаж «альбатроса-Каталины», столь удачно наткнувшийся при патрулировании на вражескую подлодку и забросавший ее бомбами, по возвращении на базу тут же доложил о происшедшем кому положено и сейчас в полном составе отдыхал на гауптвахте, вполне искренне не понимая, за что же их «сунули в этот поганый крысятник», если они все сделали, как и положено боевым летчикам: врага обнаружили и, естественно, попытались его уничтожить… Но с начальством, которое порой само не знает, чего оно хочет, не поспоришь, и летчики раз за разом писали все более подробные объяснительные под присмотром молчаливых парней из контрразведки, с которыми спорить хотелось еще меньше, чем с начальством…

А окрестности района обнаружения и бомбежки «Сен-Току» старательно прочесывали, просматривали и прослушивали стайки быстрых эсминцев, незаметных подлодок и трудолюбиво нарезавших над морем круги самолетов. Акустики до боли в ушах вслушивались в шумы морских глубин, радиотехники и специалисты по перехвату неотрывно слушали эфир и следили за показаниями радаров и пеленгаторов всех сортов и мастей. Сейчас корабли, зигзагами рыскавшие в слегка штормивших водах, пока еще не напоминали свору азартных гончих псов, идущую по горячему следу, – это будет позже, в случае, если от «слухачей моря и эфира» поступит сигнал: «Есть, ребята, мы их нашли!» А пока эсминцы, постоянно меняющие галсы, больше всего напоминали задумчивых грибников, неторопливо заглядывающих под каждую травинку-листочек, не пропускающих ни одного кустика…

Наконец легкомысленной даме по имени Удача надоело, по-видимому, водить англичан за нос и она решила улыбнуться во все свои тридцать два и подкинуть приунывшим поисковикам приз: пеленгаторы засекли выход японской подлодки в эфир! Время выхода, коды, шифры, почерк радиста – все говорило о том, что скучноватая стадия напряженных поисков, к всеобщей радости, закончилась и начинается другая, гораздо более азартная и интересная – охота! Практически одновременно с докладом радистов из службы перехвата поступили сигналы от самолетов, оборудованных новейшими радарами типа «хафф-дафф», которые еще не научились отслеживать нацисты, и сообщения акустиков с подводных лодок, шаривших в мутной глубине, – все единодушно утверждали, что «обнаружена крупная подводная лодка, по всем параметрам вполне соответствующая разыскиваемой королевскими ВВС и ВМФ японской субмарине… Возможно, это и есть “Сен-Току” с острова Рюген…»

Корабли, самолеты, подлодки союзников, не сговариваясь, сделали «поворот все вдруг» и устремились в квадрат обнаружения заветной цели. Приказ, спущенный сверху, из самого «большого кабинета», был однозначен: найти, преследовать, заставить всплыть и захватить! Но ни в коем случае не топить, не повреждать – ни одна пуля, ни один снаряд не должны ударить в борт японского подводного монстра…

Майор Уильям Скотт, примостившийся рядом со штурманом «Каталины», облетавшей уже, наверное, в двадцатый раз этот район Северного моря, где в глубине деловито молотила винтами огромная «японка», неторопливо, без всякой суеты удаляясь все дальше на север, никак не мог отделаться от ощущения, что как-то все идет «неправильно»… Почему японцы не торопятся? Ведь наверняка их акустики засекли и шум надводных кораблей, и винты наших подлодок, идущих по их «следам»… Или после той бомбежки, герои которой пишут сейчас «мемуары» на гауптвахте, у них повреждена аппаратура? Почему они не удирают от нас со всех ног, а тащатся, словно ленивые китобои на промысел? Почему они не торопятся, черт их возьми?!. Сколько уже мы за ними волочимся? Майор отыскал на приборном щитке часы – уже пять часов! Пять часов… даже язык не поворачивается назвать это «погоней»! Легкомысленная велосипедная прогулка, вечерний моцион-променад по бульвару – все, что угодно, только не погоня!! Штаб на все запросы бубнит одно: «Преследуйте, ждите – должны же они когда-нибудь всплыть для подзарядки батарей и чтобы свежего воздуха схватить!» Да ничего они нам не должны! А если у них запас «автономки» еще на сутки, двое, трое, дьявол их разорви и утопи в этой серой холодной луже!!! А вдруг… там и нет никого? Что-нибудь вроде подводного «Летучего голландца» тащится потихоньку – в морях-океанах много всякой необъяснимой бесовщины… Сам Скотт, естественно, никогда и никаких «Голландцев» не видел, но его дед, старый моряк, клялся «всеми святыми, якорем и бутылкой шотландского», что «видел этот потрепанный парусник Ван Страатена, продавшего душу дьяволу, вот как тебя! Летит над волнами бесшумно и такой жутью тебя обдает! Горе тому кораблю, которому он перебежит дорожку! Жуть, уж поверь старому моряку…» Обычно Уильям снисходительно подтрунивал над горячившимся дедом, намекая, что после той самой бутылки из клятвы не так уж и трудно узреть в зыбком тумане и «Летучего голландца», и сладкоголосых русалок, и даже «морского монаха», но сейчас майор смотрел на «морские побасенки» уже не так скептически… Шестой час! Пора всему этому положить конец…

…Эсминцы заложили красивый вираж и «выложили» по сторонам и поперек курса подлодки «коридор» из глубинных бомб. Субмарина перешла на «самый малый», но все так же упорно ползла на север. Еще один вираж, еще серия и, наконец-то, в эфире прозвучал ликующий голос одного из акустиков: «Сэр, она всплывает! Точно всплывает!!!»

…Серая вода на поверхности моря взбурлила, вздулась пузырем и, стряхивая с огромной рубки струи холодной воды, из глубины вынырнула длинная субмарина с красным кругом японского солнца на мокром полотнище флага. Скотт жадно вглядывался в силуэт и округлые обводы лодки и… майор прямо-таки физически чувствовал, как его наполняют разочарование, злоба и стыд.

– Это же… Штурман, что это?! Это же не она!!! Да будь я проклят, если это «Сен-Току»…

– М-да, сэр, – штурман «Каталины», великолепный знаток почти всех силуэтов самых известных военных кораблей мира, сочувственно покивал, – похоже, мы вместо тигра гоняли грязную крашеную кошку… Извиняюсь, сэр, но надули нас япошки. Это уж точно не «Сен-Току»! Это, скорее… да, сэр, это французский «Сюркуф» – немцы их у лягушатников в сороковом отобрали, когда положили в карман всю Францию… А по габаритам, вообще-то, похожа! У французов, сэр, еще были и подлодки серии «Дафна» – тоже гробы ого-го! Так что, надули нас, сэр, ох и надули!

– Штурман!!

– Здесь, сэр!

– Я прошу вас, я приказываю – заткнитесь, ради всех святых…

– Есть заткнуться, сэр!..

…Медленно открылась тяжелая крышка люка, из рубки без малейшей суетливости выбрался совсем молодой лейтенант цур зее. Словно и не замечая покачивавшиеся на волнах вражеские корабли, со вкусом закурил, выпустил клуб голубоватого дыма, затем все-таки окинул взглядом английские эсминцы, удовлетворенно и в то же время уважительно кивнул и на неплохом английском громко крикнул:

– Я лейтенант цур зее Рейнеке, капитан этой посудины! Кто у вас тут главный? Мы сдаемся…

К борту немецкой подлодки, легко перескакивая с волны на волну, лихо подскочил катер со штурмовой группой с майором Скоттом во главе, хотя уже через несколько минут выяснилось, что «штурмовать» тут совершенно нечего: на субмарине не нашлось ни одной торпеды в аппаратах, ни одного снаряда в пушках и ни одного пулеметного патрона, поскольку и самих пулеметов на борту на было. Единственным оружием небольшого, явно некомплектного экипажа, составленного преимущественно из вчерашних курсантов школы подводников, был «парабеллум» капитана субмарины, носившего слишком скромные для командира такого судна погоны лейтенанта. Да и среди экипажа, дисциплинированно выстроившегося на палубе вдоль борта, «настоящими» моряками можно было бы назвать разве что двух механиков-дизелистов, штурмана и радиста – эти были явно постарше мальчишек-курсантов.

При первом же допросе выяснилось, что «Сюркуф», наспех укомплектованный сборной командой, имел задачу четкую и простую: следовать строго определенным курсом, в точно означенное время выходить в эфир – причем радисту преподали парочку «уроков», максимально подгоняя его «почерк» под почерк Маркони с японской субмарины. Приказ, якобы поступивший командованию базы от самого гроссадмирала Деница, обязывал экипаж «Сюркуфа» в бой ни в коем случае не вступать – даже боезапаса не выдали, до определенной точки в Северном море следовать за японской подлодкой, затем сменить курс и, время от времени выходя в эфир, привлечь к себе внимание максимально больших сил британцев. Затем, по замыслу немцев, «Сюркуф» должен был, старательно изображая из себя «японку», увести английские силы преследования как можно дальше на север. Особое значение в приказе придавалось пункту, где командование высказывало пожелание, чтобы «погоня» заняла как можно больше времени!..

– Акустики утверждали, что шум винтов принадлежит явно большой подводной лодке. Служба радиоперехвата сообщала, что почерк радиста и коды полностью соответствуют радиограммам японской «Сен-Току»… – Майор Скотт, наконец-то вернувшийся из «полетов и плаваний», обжигаясь, пил жидковатый чай в кабинете капитана, представлявшего на местной базе королевских ВМС военно-морскую разведку, и, несмотря на все неудачи, радовался тому, что под ногами крепкий, надежный пол, а не шаткая и мокрая палуба эсминца, что надежные стены прикрывают от сырого пронзительного ветра, а на столе уютно дымится горячий чайник и отливает благородным янтарем бутылка виски. – Как же нас провели… И Дениц, сволочь, ведь даже вполне «рабочую» боевую лодку не пожалел, экипажем пожертвовал, лишь бы этих поганых япошек прикрыть, увести от удара! И пока мы этого «Летучего голландца» обхаживали да обкладывали, японцы успели, пожалуй… Капитан, как вы думаете, насколько они от нас оторвались, а?

– Это смотря куда они рванули, сэр… – Капитан задумчиво пожал плечами. – Около восьми часов хода… это много, сэр.

– Где же ты теперь, сволочь японская, а? – Скотт тоскливым взглядом обвел разложенную на столе карту с массой пометок, стрелок и флажков, затем налил в стакан виски пальца на три, выпил и преувеличенно аккуратно поставил стакан на край стола, хотя… очень хотелось с проклятьями шваркнуть его об стенку – чтобы звон и мелкие осколки по всему кабинету…

10

…Винты японской субмарины неутомимо резали черную стылую воду, чутко повинуясь размеренному вращению гребных валов, и гнали металлическую тушу все дальше на север, исполняя вместе с ней короткую команду капитана Накамура: «Вперед! Самый полный!»

…Штурмбаннфюрер Кремер расслабленно разлегся на своем узеньком ложе, заложив, по уже сложившейся привычке, руки за голову и задумчиво рассматривал «подволок», иногда бросая оценивающий взгляд на разметавшегося на соседней койке корветенкапитана. Во время бомбежки «Сен-Току» с «Каталины» Хейтц каким-то образом умудрился хорошенько стукнуться головой о какую-то «корабельную» железяку, да еще и под струю горячего пара их поврежденного паропровода угодил! Доктор намазал корветенкапитана какой-то пахучей дрянью, перебинтовал обожженную грудь, потом пробормотал что-то про «сотрясение мозга и полный покой», всадил бедолаге Хейтцу несколько уколов, и моряка уложили в койку на неопределенный срок. Во взгляде эсэсовца вряд ли можно было прочесть настоящее сочувствие – скорее недовольство и, самую чуточку, любопытство. Недовольство объяснялось прежде всего тем, что Кремер лишился пусть и не особенно доброжелательного, но все же товарища и собеседника, а приобрел в крохотной каюте бесчувственного больного, что вряд ли кому бы то ни было улучшило бы настроение…

«Сотрясение мозга у него… – Кремер мрачно покосился на раненого. – Да был бы у тебя мозг, ты бы не полез, куда не следует – есть команда подлодки, вот япошки пусть и бегали бы! Тоже мне, герой рейха… А вот Накамура молоде-ец – быстренько вывел лодку из-под бомбежки, никакой бестолковщины и паники! Только кто-то заорал, что в одном из отсеков течь, сразу же четко сработала аварийная команда, “наложила пластырь”… или “подвела под пробоину” – как там это у них говорится? Короче, неисправности ликвидировали в похвальном темпе, раненым морякам врач оказал экстренную помощь и героическая “Сен-Току” поплелась дальше, в сторону Бискайского залива, где поговаривают, почти всегда свирепствуют шторма… В общем, все воюют-работают, только один штурмбаннфюрер СС Кремер валяется целыми днями на койке, поплевывает в потолок и толку от него никакого – так, балласт, одно слово…

Кто бы мог подумать, что мечта рейхсфюрера все-таки слегка осуществится и я окажусь на этой чертовой подлодке – “суверенной территории великой императорской Японии”, – продолжил свои размышления штурмбаннфюрер. – Ведь Скорцени рассказывал мне, когда я стажировался в его частях особого назначения, что “Гиммлер весьма интересуется Японией и довольно хорошо знает ее историю”. А еще до начала войны с Советским Союзом рейхсфюрер якобы приказал, чтобы часть курсантов офицерского училища СС в Бад-Тельце изучала японский язык. Гиммлер собирался полсотни из них послать на стажировку в японскую армию, с тем, чтобы японцы, в свою очередь, тоже прислали своих офицеров в Германию. Мол, была у рейхсфюрера какая-то хитрая задумка насчет Дальнего Востока, но, по-видимому, что-то не срослось… Скорцени тогда еще посмеялся над тем, что у курсантов все познания в японском так и ограничились словами “аригото”, “банзай”, “гейша” и “сакэ”, а затем уже вполне серьезно намекнул, что вся идея, скорее всего, “разбилась о скалу расовой теории”. Как доказательство этого предположения “первый диверсант рейха и любимец фюрера” рассказал забавную историю о том, как сотрудник японского посольства решил жениться на немецкой девушке. Вот это был переполох! С одной стороны – друзья и союзники, но с другой ведь – желторожие азиаты! Гиммлер был против, Гитлер, понятное дело, тоже, а Риббентроп, наш милый шеф МИД, был решительно “за!”. В общем, “битва за невесту” длилась несколько месяцев, пока Риббентроп не уломал-таки всех и в расовой теории отыскали лазейку. Счастливый японец заполучил в свою койку дочь великой Германии, а Гиммлера после этого “позорного брака” долгое время мучила изжога и вскоре у него отчего-то пропал всякий интерес к сотрудничеству с “друзьями из Страны восходящего солнца”… Да нет, – подумал Кремер, – ради дела рейхсфюрер, пожалуй, и с изжогой, и с чем угодно смирился бы… Там, конечно, были причины посерьезнее, чем простая неприязнь к азиатам. Скорее всего, “любовь к желтым мандаринам” резко пошла на убыль после того, как японцы вместо нападения на Советский Союз в сорок первом ввязались в “свою личную” войну с америкашками на Тихом океане…»

Размышления штурмбаннфюрера прервал короткий болезненный стон – на своей койке слегка шевельнулся корветенкапитан… вновь тихо застонал, затем, не открывая глаз, быстро и невнятно что-то заговорил… Кремер мгновенно повернул голову в сторону раненого и, напрягая слух, вскочил кошачьим бесшумным рывком и тихо склонился над Хейтцем. Тот продолжал что-то говорить, но слова штурмбаннфюрер, несмотря на все усилия, разбирал с трудом… Бесспорно было одно – корветенкапитан разговаривал в бреду явно не по-немецки! «Та-ак, дружище… – Во взгляде холодных глаз эсэсовца плескалось насмешливое любопытство. – Это на каком же языке вы соизволите болтать, а? Я, конечно, не специалист-полиглот, но, по-моему, это английский… А что, собственно, тут такого необычного? Он вообще-то моряк, а все моряки довольно сносно лопочут на языке Шекспира… Да и кто знает, что делается в мозгах человека, когда он лежит в беспамятстве… Тем более, корветенкапитан геройски шмякнулся башкой о железку! Или… Помнится, умники, преподававшие курс техники дознания и допроса, что-то там говорили о том, что, находясь в “отключке”, человек бредит именно на том языке, на котором думает, а думает он именно на родном, на языке своей матери! Так, так, герр Хейтц… И кто же была у нас мама, а? Ты чьих будешь, мальчик? Ладно, посмотрим… А пока, пожалуй, стоит нанести визит уважаемому господину капитану…»

Накамура нашелся в штурманской рубке, где, разложив на столе карты, справочники и лоции, капитан и штурман что-то выверяли с помощью циркуля и логарифмической линейки. При появлении Кремера капитан, даже не пытаясь скрыть своего недовольства появлением в рубке постороннего, демонстративно прикрыл вычерченный на карте курс большим листом бумаги, что, однако, не помешало даже совершенно не сведущему в морском деле штурмбаннфюреру заметить, что ломаная линия на карте «двигалась» отнюдь не в сторону Ла-Манша и далее через Бискай в испано-португальские воды! Судя по карте, Накамура вел свою «Сен-Току» на север, намереваясь обогнуть Британию и уже затем идти в южные воды Атлантики.

– Виноват, господин капитан, – почти по-японски учтиво поклонился Кремер «первому после Бога», – но могу ли я поинтересоваться, почему вы решили идти на север? Еще раз простите, но я ненароком увидел линию курса… Ведь она ведет на север, верно?

– Да, герр штурмбаннфюрер, у вас острый и быстрый глаз, – голос Накамура был сух, а в жестком взгляде можно было прочесть разве что деловитость и традиционное высокомерное презрение моряка к «сухопутной крысе». – Да, мы действительно решили обогнуть Британию с севера. Союзники носятся сломя голову и пытаются разыскать нас где-то здесь, – японец небрежно провел ладонью над картой, – а мы обманем их и пойдем туда, где нас никто не ждет и искать не станет! Мы обманем их даже не один раз… Судя по времени, думаю, что одну «настоящую Сен-Току» бравые англичане уже «поймали»! И вообще, этот путь пусть и намного длиннее, но он настолько же и безопаснее – там практически нет противолодочных заграждений и минных полей… В морской навигации, герр Кремер, прямая редко бывает самым коротким и правильным путем между двумя точками! Еще вопросы? Да, кстати, как там чувствует себя ваш товарищ? Ему не стало лучше?

– Спасибо, господин Накамура, но он, к сожалению, пока еще без сознания… А вопрос у меня имеется! Поскольку мой товарищ, корветенкапитан Хейтц, болен и не может выходить на связь с руководством из разведки Кригсмарине, то, полагаю, мне необходимо связаться с рейхсфюрером СС господином Гиммлером и доложить о создавшейся обстановке!

– Мне импонирует ваше служебное рвение, герр штурмбаннфюрер, но, к великому моему сожалению, вынужден вас огорчить, – Накамура чуть скривил губы в усмешке. – Согласно строжайшей инструкции и договоренности со штабом ваших ВМС и с самим господином Гиммлером, только двое имеют право доступа к связи: корветенкапитан Хейтц и господин из девятой каюты…

– Но этот многоуважаемый господин даже носа не высовывает из своей «девятой»! Тоже мне, «господин Икс»! А у меня инструкции…

– Я не знаю, да и знать не хочу, какие инструкции вы получили в своей СД, но хочу заметить, что, несмотря на все ваши «очень серьезные полномочия», полномочия «господина Икс», как вы остроумно соизволили выразиться, видимо, будут посерьезнее ваших, поскольку именно он, а не вы, является личным посланцем рейхсфюрера СС! Кроме того, насколько я помню, ваша работа начнется лишь тогда, когда груз прибудет в пункт назначения! Поэтому давайте договоримся, уважаемый герр Кремер: я веду мою субмарину, вы – терпеливо ждете окончания плавания и ни во что не вмешиваетесь!.. А по поводу некоторой нелюдимости и замкнутости господина из «девятой» – это его сугубо личное дело…

– Господин Накамура… господин полковник, я все же хотел бы…

– Не смею больше вас задерживать, герр штурмбаннфюрер, вы свободны! Читайте, отдыхайте, поухаживайте за вашим раненым товарищем. – Накамура улыбнулся. – А если вам что-то очень уж не нравится, то мы, в конце концов, можем пойти вам навстречу… Мы высадим вас на небольшой надувной плот, и вы сможете вернуться в рейх, а там уж можете жаловаться рейхсфюреру СС, рейхсмаршалу Герингу и даже рейхсминистру пропаганды господину Геббельсу! Да, воды, немножко еды и весло мы обязательно вам дадим!.. Надеюсь, мы поняли друг друга?

– Так точно, господин полковник! Разрешите идти?

– Идите, герр штурмбаннфюрер…

«Ах ты, обезьяна с кортиком! Как он меня на место быстренько поставил… – негодовал, минуя отсек за отсеком по пути в свою каюту, Кремер. – Ловок, гад! “…Не желаете ли на плоту покататься?!” И сам рейхсфюрер для него, похоже, никто! Ну ладно, кэп, посмотрим… будет и в нашей юрте сабантуй, как говорят в тех местах, куда мы ящички везем…»

…Закрыв за собой коротко громыхнувшую металлическую дверцу каюты, штурмбаннфюрер направился было к шкафчику, намереваясь снять и повесить на плечики мундир, но тут едва слышно шевельнулся на своем ложе Хейтц, и Кремер, мельком глянув на подавшего признаки жизни раненого, вдруг неожиданно для себя натолкнулся на вполне осмысленный, чуть настороженный взгляд корветенкапитана…

– Ну наконец-то! – улыбаясь, вполне дружелюбно проворчал эсэсовец. – А то я скоро с ума свихнусь с этими самураями – и поругаться со вкусом не с кем!

– Я… давно тут?

– Да пару дней. Вы, дружище, крепко стукнулись головой, да еще и паром обжечься умудрились! То ли доктор вас какой заразой наколол, то ли вы без сознания были – уж не знаю…

– Я так все время и спал? И все?

– Ну, в общем, да. Разве что пару раз вы немножечко разговаривали во сне… – Кремер, не переставая улыбаться, буквально вцепился взглядом в корветенкапитана.

– Разве? Вы это серьезно?! – Показалось, или в самом деле в глазах морячка метнулся затаенный страх? – Вообще-то, я никогда не разговариваю во сне…

– Так то во сне! А вы ведь были без сознания, в полной отключке! И, знаете ли, дружище Хейтц, скажу вам по секрету: вы довольно лихо болтали на английском…