Текст книги "Как я предал вашу маму"

Быть рядом

Мне было шесть лет когда папа ушёл из моей жизни. Он просто однажды пропал, не пришёл домой. Вот так просто не пришёл и всё. Так я это запомнила маленькой девочкой шести лет.

Раньше в моей памяти было больше папы, гораздо больше. Но с каждым годом, что его не было рядом, его место занимали другие воспоминания, плохие и хорошие. Воспоминания без папы. И однажды там осталось лишь то, как он не пришёл домой. Пропал навсегда.

Я пыталась вернуть в свою память те моменты, старалась удержать их там, цеплялась за них. Но так и не смогла.

Это сейчас я всё прекрасно помню, чётко и ясно, будто всё моё детство было ещё вчера. Помню как мы гуляли с отцом в парке, катались на карусели, смеясь поедали моё любимое мороженое, просто бегали и вместе рисовали мелом на асфальте. Помню его усталое лицо, очень усталое. Которое светлело лишь в моменты когда мы были с ним вместе. Его щекотливо колючая бородка, он специально не сбривал её и колол мои щечки зацеловывая, обожал мой детский честный смех. Он обещал, что мы всегда будем вместе, звал своей любимой Галочкой, озорным глазастым Галчонком. Он любил меня, это я помню, это я знаю точно. Но это я помню сейчас. А тогда, когда я ещё была жива, я это забыла. Тогда в моей памяти было лишь то, как он не пришёл домой. Прости папа.

Мама пыталась подарить мне нового папу. Это я помню. Много раз пыталась. Их было много этих новых почти пап. Некоторых я даже не успела запомнить, моя детская память не успела зафиксировать всех. Да и мама наверно не всех запомнила. Они стали появляться в нашем доме почти сразу как не стало моего папы. Приходили, иногда дарили маме цветы и подарки, мне сладости и даже игрушки, они были хорошими. Маме было с ними хорошо, я знаю, я это слышала. Они дарили маме счастье закрываясь в её комнате.

Они обещали маме всегда быть рядом, каждый из них обещал. Но подарив маме счастье пропадали вместе со своими обещаниями. День за днём, неделя за неделей. Появлялись новые папы, приносили маме своё счастье, дарили в той комнате и пропадали. Я не понимала, зачем маме столько счастья? Его должно быть уже слишком много для одной маленькой комнаты, слишком много. Я мечтала попасть в эту комнату когда оттуда раздавались скрипучие звуки счастья. Маминого счастья. Я хотела получить от него хоть малюсенький кусочек. Мне они счастья так и не подарили, не смогли. Никто из них не подарил мне той любви которая ушла вместе с папой. Просто однажды не вернулась домой как и он.

Дольше всех дарил маме счастье дядя Валера. Мама даже просила называть его папой, часто просила. Но я не смогла. Он не мог стать мне папой, я этого не хотела. Да и он не очень рад был мне, ему нужна была только мама, чтобы дарить ей счастье каждую ночь. Я была лишь досадным дополнением. Он жил с нами целый год, самый непонятный год моего детства. Вместе с дядей Валерой в наш дом пришло много его друзей и водки. Много водки. Маме это нравилось, она всё реже была счастлива, но ей это нравилось. Наверно.

А потом всё закончилось. Не стало в моей жизни дяди Валеры, не стало дома, не стало мамы. Просто не стало, я ушла утром из дома и не вернулась в него уже никогда. Из школы меня забрала рыдающая бабушка и отвезла к себе домой. Она не рассказывала мне, что случилось, не знала как объяснить. Но я всё равно конечно узнала, что дядя Валера во время очередного застолья поругался с мамой. Незнаю из-за чего, да мне и не интересно, но решил их спор обычный кухонный нож. Вот так в моей жизни не стало мамы.

Мне тогда было восемь лет. Я просила, каждый день просила бабушку, чтобы она отвела меня в наш дом хоть на пять минут. Всего пять минуток, мне должно было хватить я в это верила. Ведь там была маленькая комната, в которой, я помнила, есть счастье. Мама оставила там много счастья, очень много. Так много, что я была уверена, его хватит, чтобы вернуть всё как было. Вернуть папу и маму. Вернуть нашу семью. Всего пять минут, мне бы хватило я знала. Я мечтала об этом. Но так и не попала в комнату с счастьем, не вернула его маме. Прости меня мамочка…

Когда мне было шестнадцать, в моей жизни появился он. Мой Миша. Он называл меня маленьким глазастым Галчонком, любимой Галочкой. Он научил меня любить, подарил счастье. Да, я была с ним счастлива несмотря ни на что. Любила его, дурёха.

Любила даже когда узнала, что имеет две ходки за плечами, что героин любит сильнее меня, когда он познакомил меня с этой своей любовью. Любила наперекор всему, назло. Мы были вместе, были всегда рядом и это для меня было самым главным.

Героин нас повенчал на целых три года, стал нашей любовью. Но взамен забрал у меня всё. Бабушку, дочку Анюту, она прожила всего два дня, и наконец Мишу. Остался лишь героин. Его любовь не терпит конкурентов, либо ты с ним, либо просто не живешь. Я выбрала его. Это мой выбор, мой грех, можете судить. Он не давал лживых обещаний, был честен со мной, он просто теперь всегда был рядом. Был моей любовью, моим утешением, моим проклятьем. Я не сопротивлялась его любви, отдалась полностью. Время рядом с ним летело незаметно, дни, недели, месяцы. Он был моей дурманящей любовью вне времени, счастьем вне границ. Он знал как подарить мне это счастье.

Да, мне приходилось бороться за его любовь, он часто оставлял меня одну. Я страдала, ждала, казалось распадалась на осколки, так больно было без его любви, но он всегда возвращался. Мы больше не могли друг без друга, он знает толк в вечной любви, умеет её дарить. Любовь из которой даже не пытаешься вырваться, какую бы чудовищную боль она не причиняла.

А потом пришла та самая последняя зима, тот самый холодный день, когда я умерла.

В тот вечер ударил жестокий мороз. Ноги жутко замерзли, я их уже просто не ощущала. Да и два дня без ласки любимого съедали тело голодной крысой-ломкой. Я стояла на остановке ждала маршрутку. На той самой остановке, где работала каждый день, продавала себя и своё счастье. Но сейчас я действительно ждала автобус. Рабочий день был закончен, доза новой любви находилась уже в моей сумочке, нужно было просто дождаться и сесть в потрепаную «Газель», доехать до дома подруги, поделиться с ней обманным счастьем. Пусть не героин, пусть. С ним в Мурманске временно была напряженка. Но коробка с желанными ампулами заменит его на некоторое время, даст шанс пережить разлуку. Я мечтала об этом. Мечтала поскорее оказаться в объятиях любимого дурмана, утолить голод.

Автобуса всё не было. Я мысленно уговаривала себя потерпеть, не сорваться и не броситься в первый же подъезд, чтобы снять ломку. Сопротивлялась сжигающему всё нутро желанию предаться долгожданному акту любви.

Но рядом вдруг остановилась машина. Это был он, страшный человек. Девчонки рассказывали мне о нём, но я видела его впервые. Никто не хотел с ним работать, это было опасно. После него многие девочки подолгу не появлялись на точке, зализывали раны. Он был крайне жесток, его это возбуждало. Избивал, душил, прижигал сигаретами. С нами он был самим собой, чувствовал себя сильным мужчиной. Только с нами он воплощал свои мечты и фантазии. Не с женой, не с подругами или любовницами, даже не с девочками по вызову. С нами, наложницами героина, уличными проститутками готовыми на всё ради свидания с любимым. Нас не жалко, ведь так? Не врите, никому не жалко.

Работать с ним было опасно, но и отказать было ещё опаснее. У него была власть и сила. Так, что выбор у меня был небольшой.

Он привёз меня в своё царство. За тяжёлой металлической дверью с тугой пружиной была его личная территория, с его законами. Страшные желания были его законами, а я должна была их исполнить, подчиниться. И я исполню.

Сначала он заставил меня раздеться посреди кабинета и просто смотрел. Сидел в покосившемся от своего веса кресле, пил водку и ухмыляясь разглядывал меня голую, моё тело. Повернись. Наклонись. Погладь себя. Гладь сиськи. Он отдавал приказы и любовался, наслаждался глядя как я послушно их выполняю. По заблестевшим страшными огоньками пьяным глазам я поняла, что увиденное его устраивает. Он оценил товар и остался доволен качеством.

Он подвел меня обнаженную к письменному столу и заставил лечь на него грудью. Мои руки в ту же минуту оказались заломлены за спину отработанным профессиональным приёмом и закованы в наручники. Кисти мгновенно стали неметь, слишком сильно были затянуты стальные оковы на запястьях.

Он вновь плюхнулся в кресло, достал из кармана пачку сигарет и немного подумав спрятал обратно. Он не торопился, любовался тем, что у него получилось. Любовался моей беззащитностью, упивался своей властью. Его это заводило, он еле сдерживал своего внутреннего зверя, чтобы просто не накинуться и не растерзать доступную жертву. Медленно налил водки в стакан и опрокинул залпом в себя. Затем встал, медленно подошёл ко мне и достал из верхнего ящика стола резиновую дубинку. Так начался мой ад.

Не буду рассказывать подробно, что было дальше, что он делал со мной. Не хочу. Я помню всё это, прекрасно помню. Но вам знать подробности ни к чему.

Он выдохся через час, взял паузу. Я была ещё жива. Никогда не думала, что всего час может длиться так долго. Мучительно и больно долго. Хотя это сейчас я знаю, что прошёл всего час, тогда мне казалось, что пытка длится несколько дней или даже недель. Я несколько раз теряла сознание, падала со стола, но он поднимал и приводил моё тело в чувство. Я должна была чувствовать боль, должна была. Лишь это было его целью. Ни секс, ни мучения, а ощущать, что мне больно. Чувствовать чужое страдание, вот его счастье.

Он освободил наконец мои руки, хотя я уже не чувствовала их своими, не понимала вообще, что они у меня есть. Спихнул моё тело со стола и я рухнула на пол, окровавленные ноги не держали. Упала в лужицу своей же кровавой мочи, встать или просто двинуться сил не было.

– Вытирай давай! – он бросил на пол грязную тряпку, – Я пойду покурю, так что отдохни пять минут шалава.

Пнул ногой тряпку в мою сторону и шатаясь вышел из кабинета пыток.

Не помню, как я доползла до кучи своих вещей на полу, как смогла откопать там сумочку и открыть её. Но я смогла, смогла это сделать. Достала своё счастье трясущимися одеревеневшими руками и тонкой иглой ввела в вену. Всё! Можешь делать, тварь, со мной всё, что хочешь. Я не боюсь! Больше не боюсь боли. Я не дам тебе этого счастья, урод! Не дам наслаждаться моей болью, пить мои страдания. Не дам высосать всё до капли, не дам. Я не чувствую боли, мне не страшно. Мучай сколько хочешь, ты не получишь удовольствия без моей боли. Кончилось твоё счастье. Мне не больно!

Не знаю сколько он отсутствовал. Когда он вернулся, меня в кабинете не было. Моё тело лежало на кучке белья, грязное, всё в запекшейся крови, распухшее от побоев. Но ещё живое. Назло всем живое. Я спряталась в мире дурмана и иллюзий от страшного человека, спрятала свою боль. Оставила лишь бесчувственное истерзаное тело.

Вернувшись, мой мучитель сразу всё понял. Понял, что я забрала его удовольствие с собой и никакими пытками он не выжмет из меня ни капли боли. У жестокой твари в человеческом обличии отняли игрушку, он был в бешенстве. Град ударов обрушил он на моё синее тельце, молотил ногами и руками с остервенелой злостью. А затем схватил за волосы, рывком поднял, накинул на шею ремень со своих штанов и стал насиловать в рот. Просто насаживал мою голову на свой член. Одной рукой держал за волосы намотав их на кулак, второй затягивал ремень всё туже. Грубо, глубоко, он имел меня уже в горло, наслаждался тем как я задыхаюсь и захлебываюсь рвотой.

Возможно в этот момент я и умерла. Наверное. Уже словно со стороны я видела как мой палач сладострастно зарычал и судорожно задергался. С силой затянул ремень, вошёл в мой рот на всю длину своего члена, вдавливая волосатые сморщеные яйца мне в подбородок, и застыл. Рвотные массы сочились уже из носа и пачкали его брюки. Но он этого не замечал. В зловещем экстазе он запрокинул голову назад, глаза были закрыты. Такого удовольствия он еще не испытывал в своей жизни. Он высосал своим жалом остатки нектара жизни из увядающего цветка. Надеясь продлить удовольствие, он с силой прижимал мою голову к паху и не отпускал.

Так я стала первой, с кем он дошёл до конца. Пока что единственной.

Я видела всё тогда. Как он загрузил меня в свой «УАЗик» которым так гордился, как привез меня к одному из домов и затащил в холодный подъезд. Хотел просто оставить, но случайная свидетельница, возвращавшаяся с ночной смены, заставила его сделать вид, что он меня нашёл. Всё видела тогда и вижу сейчас. Я всегда теперь с ним рядом. Всегда.

Я не призрак, не дух, вовсе нет. И уж тем более не совесть этого человека. Я его память. Моя задача быть всегда с ним рядом, не давать ему забыть. Не для того, чтобы он мучался или страдал, он наоборот наслаждается этими воспоминаниями, как я умирала, а как раз для его удовольствия. Да именно для этого. Вот и сейчас, женщина которая тогда помешала ему просто оставить мой труп в подъезде и трусливо сбежать, пытается удовлетворить его ртом, решает таким образом свои проблемы. Без меня у неё ничего не получится, я то уж знаю. Может сосать сколько угодно, ничего у неё не выйдет, полноценной эрекции не будет, он не сможет кончить. Для него это теперь слишком пресно и обычно, не возбуждает, ему хочется другого. Он попробовал крови, почувствовал вкус смерти. Думаете он теперь захочет другого? Не смешите. Так, что ничего у неё без меня не получится, абсолютно ничего.

Но достаточно мне возникнуть в его памяти, дать насладиться воспоминаниями о моей мучительной смерти и всё, он сбросит напряжение за считанные минуты. Его мужская сила сейчас в моей власти, в плену памяти.

Вот поэтому я должна быть рядом с ним всегда, именно поэтому. Постараться не дать ему забыть, чтобы моменты моей гибели жили в его гадкой памяти как можно дольше, каждая секунда того зимнего вечера. Мне приходится переживать свою смерть каждый день, умирать снова и снова. Ведь пока он помнит обо мне, пока он может получать удовольствие от этих воспоминаний, его зверь не опасен. Вот мой крест, расплата за все мои грехи, называйте как хотите, держать на цепи его желание причинять боль и убивать. Если эти воспоминания начнут стираться из его памяти, станут вдруг тускнеть, он захочет их освежить, безумно захочет повторить всё. Он захочет снова почувствовать кровь и смерть. Я не могу ему этого позволить.

Для этого мне и нужно быть с ним рядом всегда. Просто быть рядом. Считайте, я его ангел-хранитель. Только охраняю не его, а вас. Охраняю от его желания наслаждаться чужой болью, от его зверя.

Можете не переживать, я сделаю всё, что смогу, он не забудет мою смерть. Я буду рядом, буду.

Честное счастье

Я любил и люблю её такой какая она есть, она же любила меня лишь в те моменты, когда я был тем, кого она хотела во мне видеть, её придуманной идеальной любовью.

Что скрывать, я редко соответствовал её идеалам и любила она меня в тех же пропорциях. Такой как есть я ей был не нужен, не соответствовал, а значит и любви был не достоин. Свою любовь она выдавала маленькими порциями, как похвалу. Дай лапу, сидеть, служить, молодец, получи вкусняшку. Но молодцом в её понимании я был редко, поэтому вкус её любви ощущал не часто.

Она не собиралась принимать мои привычки, увлечения, вкусы и уж тем более пороки. Нет, она не пыталась меня воспитывать или дрессировать, но и настоящего меня не любила. Приходилось притворяться, совершать различные фальшивые поступки, чтобы псу кинули иногда сладкую косточку любви.

Я же с первого взгляда принял её такую как есть, именно настоящую полюбил. Не видел я в ней изъянов, ну вот ни грамма, или не замечал, кто знает. Конечно были моменты которые не нравились и даже бесили порой, но без них я не представлял себе её, мою любимую, мою Светланку. Это была она, только вместе с этими моментами она была настоящая. И именно такую я её люблю.

Как есть я её не устраивал и наши отношения такие как есть тоже. Она, как и многие впрочем, хотела того, что сама себе придумала давно, ещё до нашей встречи, того, что ей показывали в кино, рассказывали в романах и песнях. Придуманной счастливой любви до гроба, вот чего она хотела. Ей хотелось стихов от души, поэзии, а вокруг была лишь жесткая проза, никакого даже намека на рифму. И наши отношения ей казались вначале именно такими как в мечтах, яркими, красочными, наполненными сумасшедшими чувствами. Увы недолго.

Как бы мы не сопротивлялись, суета и пресность быта затянули и нас в медленный водоворот совместной жизни. Неспешно и скучно нас закружило, мы стали родителями, решали квартирный вопрос, строили каждый свою карьеру, воспитывали детей. Занимались серьезными вещами. Лично я наслаждался, нет ну серьёзно, не вижу большего счастья чем семья. Я, Светлана и дочки, мы жили своим миром, мы строили его. Это был НАШ мир, только наш!

Но у многих это называется застоем и даже кризисом. Потому что в таком приторно уютном семейном мире они вдруг перестают видеть какой либо шанс на сумасшедшую романтику. Хочется прогулок под луной, сладких слов и жарких ночей, а в реальности семья, дети и вечера в кругу надоевших лиц. Скукота! Вот и с ней такое случилось, как и со многими.

Да, такое случается почти со всеми, это нормально. У нас так вообще был жутко резкий перепад, нас было двое, только двое, идеальные условия, и вдруг за какой-то год с небольшим, нас стало четверо, появились дочки-двойняшки, мы переехали в Мурманск, сменили работу, купили таки квартиру. То к чему многие идут годами, мы со Светланкой выстроили за мгновения. Потому что мы были вместе, а вместе мы всё таки сила.

А дальше всё пошло, как ей вдруг показалось слишком однообразно. Не было взрывов эмоций. Так случается почти со всеми, что поделать. И почти все совершают одну и ту же ошибку желая всё исправить, пытаются «освежить» чувства, обновить. Самое дурацкое, что можно придумать в такой ситуации. Вот и она ошиблась так же. Мы ошиблись.

– Почему это ошибка? Даже психологи рекомендуют так делать, освежать чувства.

– А что значит освежить чувства? Это как начинающему рыболову, который впервые в жизни на рыбалке, вместо того, чтобы научить его ловить рыбу, предлагать поменять удочку на более крутую. Тогда, мол, точно наловишь рыбы. Да засуньте вы себе глубоко все эти спининги и новомодные удилища! Если нет клёва и умения, они бесполезны. Научите его пользоваться обычной удочкой и улов обязательно будет. Так и с чувствами. Нет смысла освежать их, нужно уметь наслаждаться тем что есть, ценить и беречь. Пусть маленькое и слабое чувство, но родное и настоящее. А все эти игры в освежения чувств это иллюзия, фальшивка. Такие отношения не выживают. А психологов я бы вообще запретил как секты. Они разрушили семей, по моему больше чем унесли войны и катастрофы.

– Всех психологов? – Фиалка подняла голову с моего плеча и удивлённо смотрела на меня.

– Ну просто профессионалов среди них мало, настоящих мозгоправов. – решил я объяснить, – Очень много закомплексованных и зажатых личностей, которые захотели однажды разобраться со своими внутренними проблемами и пошли для этого на курсы типа психологов. Там им прочитали кучу непонятных лекций, втюхали ещё больше непонятных книжек и вуаля, они вдруг решили, что могут лечить души других людей. Вот всех их, я бы запретил. Они убийцы, потенциальные убийцы.

– Что то личное? – глядя мне в глаза спросила Фиалка.

– Конечно. Вот например подруга жены, одноклассница Маша, типа психолог. Не могла разобраться в себе долгое время, любит ли мужа, любит ли ребёнка, почему ненавидит сестру и отца, даже не могла понять натуралка она или нет, ей вдруг показалось, что девушки предпочтительней. Пошла на курсы психологов и теперь советует всем, советует и советует, без конца. И её все слушают, у неё же есть бумажка называемая дипломом. Только никто не знает, что на свои же вопросы она себе так и не ответила, не решила свои проблемы. Просто заменила их чужими и стало легче. Получается инвалид лечит здоровых, вот и всё.

– Нет, ты не понял. Что лично тебе психологи сделали?

– Так я же и говорю, насоветовали жене Светке освежить чувства. Вот и всё. А я дурак даже согласился. Дурак.

– Не освежили?

– Освежевали. – грустно ухмыльнулся я, – А ты откуда знаешь, что психологи советуют?

– Ну у меня вроде как муж был. – она улыбнулась, – И его я тоже не устраивала такой какая есть видимо. Вот и докатились на третий год совместной жизни до семейного психолога.

– Тоже чувства освежали?

– Ага. Был такой совет у той тётеньки в арсенале. Только муж как то по своему всё понял.

– В смысле?

– Ну сначала ему показалось, что очки мне не идут совсем. При нём я стала носить исключительно линзы. Потом он вдруг понял, что для счастливого брака мне необходимо увеличить грудь.

Я приподнялся на локте и шутливо откинул край одеяла. Маленькая, но жутко красивая грудь Маришки мне очень нравилась. Она была создана для нежных поцелуев, для ласки. Я был влюблён в неё, честно. Влюблён в эти два маленьких полушария, в светло-коричневые чуть припухшие соски, в шоколадные капельки родинок под левой грудью.

– Не рассматривай, – засмеялась Фиалка, прервав мои любования её красотой – Не изменились. Он меня конечно уговорил их увеличить, но я согласилась это сделать только после родов и кормления. Так что всё на месте, всё как было.

– Не освежили?

– Ну дальше у него ещё грандиознее родилась идея как всё освежить. Он решил, что для любви и крепкого брака я должна вновь стать невинной. Захотел, что бы на день рождения, я подарила ему свою девственность.

– Что? – я не смог сдержать смешка.

– Да да. – она тоже засмеялась, – Наш брак оказывается могла спасти лишь гименопластика. Наша семейная жизнь должна была сразу заиграть яркими красками, по его замыслу. Он даже на полном серьёзе стал деньги откладывать на это дело. Ему наверно не нравилось, что у меня есть опыт в любви, очень не нравилось. И вообще он не принимал меня настоящую, приходилось притворяться. Соответствовать его мечтам. Всё время играть какие то роли.

– Ну и?

– Что ну и? Нет конечно, не собираюсь я ничего себе зашивать из-за чьих то комплексов в постели. Не умеешь рыбачить, нечего на удочку пенять.

Она залилась тоненьким смехом.

– Ну ты хотя бы знала, как соответствовать. Тебе выдавали сценарий. – я улыбнулся и пригладил взъерошенные после секса волосы Маришки, – А я семь лет бился с женой, чтобы она мне хоть объяснила, каким она хочет меня видеть, что не так в наших отношениях, что исправить. Но она только бегала от разговоров и выяснений. Приходилось, блять, импровизировать. Актёр из меня видать хреновый. Вот и получилось, как есть не нужен, стал притворяться ради неё и стало только хуже.

– Может она сама просто так и не поняла, чего хочет? Мечтает о чём то или о ком то идеальном, но даже сама себе не может это объяснить. Так бывает…

– Все люди не идеальны. Никто не сможет быть идеальным в нашем далеко не идеальном мире, никто. Глупо даже обещать стать идеальным или сделать такой жизнь и отношения, это невозможно. А раз так, то и обещание будет изначально лживое. Получится, что обманул. Любить надо друг друга такими как есть, настоящими, тогда и не придётся обманывать и давать лживых обещаний. Не придётся играть чужие роли. Тогда всё будет по честному, по настоящему. И вот это и есть счастье быть вместе. Честное счастье.

– Жаль, что не все это понимают. – Маришка грустно улыбнулась, – Поцелуй меня уже, философ.

– Да, понесло меня в пучину размышлений. – я засмеялся, – Боль и потеря делают людей такими мудрецами, что куда деваться. Так сразу жизнь понимать начинаем, Ницше рядом не валялся.

– Ага, я в больнице пока прохлождалась, в голове такое творилось, ужас! На двадцать пять романов хватило бы и ещё пару повестей в нагрузку.

Я приподнялся и в секунду оказался над Фиалкой.

Как же давно я не видел её вот так близко. В своих объятиях. Очень давно, блин, очень. С того самого дня как встретил свою будущую супругу.

Я полностью откинул одеяло, легко, одним движением руки. Она схватилась за край сбежавшего укрытия и пыталась натянуть его обратно на себя, пряча своё обнажённое тело, заворачивая в него свою ногу, то что от неё осталось. Но я взял её за руку и остановил.

– Мариш, я всё это уже видел. – я наклонился и едва коснувшись поцеловал её в губы, – Помнишь как много лет назад, мы вот так же лежали и я обожал смотреть на тебя голенькую?

Она молча кивнула едва сдерживая слезинки.

– Ничего не изменилось. – прошептал я наклонившись к её маленькому ушку, – Абсолютно ничего, солнце. Я всё так же обожаю смотреть на тебя.

– Я изменилась, Саш. – прошептала она, – Я уже не та на которую ты любил смотреть. Моё тело теперь не то. Одни шрамы, больше ничего.

– Дурочка моя. Ты для меня ни капли не изменилась. Закрой глаза.

Она послушно закрыла глаза, слезинки сбежали из уголков по краям. Я стал жадно целовать её тело, каждый миллиметр нежной ароматной кожи, заставляя её покрываться мурашками. Какое же это счастье целовать желанную женщину. По настоящему, по честному желанную, всю без остатка. Пусть недолго, но любить друг друга такими как есть. Настоящее честное счастье.