Текст книги "Как я предал вашу маму"

Бумерангом

Он долго не решался ей позвонить. Просто не мог взять телефон и нажать кнопку вызова, боялся услышать вновь её голос. Её такой родной, но уже почти забытый и жутко далекий сейчас голос. Боялся потому, что не хотел снова ощущать скребущий насквозь душу стыд, никак не хотел. И от понимания этого дурацкого чувства стыда перед ней, становилось ещё хуже, стыд лишь рос ещё больше. Было стыдно за свой стыд, круг замкнулся. Он сам загнал себя в этот круг и выход был всего один – сделать наконец то, что давно должен был, уже много лет назад, просить её прощения.

Много лет он оттягивал этот момент, как только мог, придумал сам себе миллион отмазок и даже успел искренне поверить в их правильность. Оправдывал себя. Но договориться с памятью было сложнее чем с самим собой, эта тварь постоянно напоминала о ней, не давала забыть. В какие бы тайники разума он не пытался запрятать воспоминания о ней, память находила их и выпускала её образ на свободу. Становилось стыдно, каждый раз, с каждым годом всё сильнее и тоскливее.

Он горько усмехнулся, тридцать четыре года все вокруг твердили, что в нём нет этого, нет совести. А оказалось хрен там, вот она пожалуйста, есть! Получите распишитесь. Только кому она теперь нужна? Не могла, сука, раньше нарисоваться, глядишь и жизнь бы не обернулась вдруг такой кучкой говна.

Он сидел на кухне один. Сидел и молча смотрел на телефон в руке, разглядывая светящиеся на экране цифры её номера. Просто нажми вызов и всё, ничего сложного.

Но он никак не мог решиться. Ему нужен был сейчас её голос, нужно было услышать её. Он вновь остался один и осознание потери всего вдруг обрушилось на него со страшной силой. Он лишился самого главного в жизни, в одно мгновение, раз и навсегда. Её голос успокоит, он знал, пусть немного и возможно совсем ненадолго, но успокоит боль. Надо просто нажать вызов.

Ему стало понятно, почему вдруг совесть решила нагрянуть, ни раньше, ни позже, а именно сейчас. Он сейчас чувствовал то, что причинил ей много лет назад, был на её месте. На себе испытывал всю жестокость своей же любви.

Много лет, он не задумываясь играл её чувствами, её искренней любовью. Для него это была лишь игра. Он не отвечал на её любовь, но и разлюбить не позволял. Просто держал рядом, словно любовь про запас, как только она пыталась вырваться из капкана чувств, он давал ей призрачную надежду, подкармливал шансом на любовь и игра продолжалась.

Он мог пропасть на долгое время из её жизни, просто бросал и забывал, и она пыталась жить без него, вне этой игры. Пыталась, но так и не смогла, потому что не смогла перестать любить. И он знал, что она любит, знал, что может легко нарушить её зыбкое спокойствие, поманив надеждой на любовь и вновь пить её наивные чувства до капли.

Он сам прекратил эту игру однажды, отпустил её. Маленькая ручная птичка лишилась клетки любви. Он даже считал тогда, что поступает благородно, правильно, больше не кидает ей лживых надежд, не мучает её сердце. Просто оставил наедине со своей любовью, она была ему не нужна.

Тогда он полюбил другую, встретил свою будущую жену. Игра могла помешать ему, разрушить его любовь. Никакого благородства, отпуская её он заботился о себе и своей любви, вот и всё. Совесть была не при чем абсолютно.

Падла-совесть проснулась теперь, через много лет. Теперь, когда он потерял свою любовь, потерял жену и семью. Оказался вдруг на её месте, один на один со своей любовью, которая кроме него самого больше никому не нужна. Всем нутром вдруг прочувствовал, что тогда причинил ей, каждым атомом души. Больно, как же это, сука, больно!

И поняв это, вдобавок к сжигающей боли в сердце, он получил ещё и чувство стыда. Стыда за себя тогда, много лет назад, за свою игру.

Он вздохнул и нажал вызов. Гудки ржавыми гвоздями выбивались прямо в мозг. Один, два, три, четыре… Может не ответит? Может не хочет меня слышать? Так было бы легче наверно, всё же попытался. Но она взяла трубку.

– Привет, солнце. – сказал он охрипшим неожиданно голосом.

– Привет! – голос Фиалки едва заметно дрогнул. Она ждала его звонка, много лет ждала несмотря ни на что. Она знала, он позвонит, обязательно. Он всегда звонил ей, когда она была ему нужна.

– Прости меня, Мариш. Прости…

С добрым утром, любимая

– Не накосячь. Только не накосячь. – сказала она уходя.

Я всё же накосячил. Умышленно, продумано и не раз. Очень много раз. Делал это специально, чередуя доброту и шок, кнут и пряник. Получая отдачу, жесткую и остервенело злобную. Мне было плевать, я был готов на всё, на всё что только был способен. Терять было уже нечего и некого, ни семьи, ни дома, ни детей, ни любимой. Но она так и не проснулась. Мне не удалось её разбудить.

Она ненавидела меня. Ненавидела за свою ошибку, за то, что я не смог ей простить этой ошибки. За то, что она не смогла вновь полюбить. За то, что она лишила своих же детей семьи, лишила мамы, папы, бабушки, дедушки, она лишила их самого обычного детства. Ненавидела меня за то, что я напоминал ей о том, что было. О том, как она была когда-то счастлива, что когда-то она любила. Она ненавидела меня за то, что я продолжал её любить. Она не знала, как справиться со всем этим, всё, что ей осталось это ненавидеть меня. И она с упоением это делала, ненавидела.

Мне так и не удалось сказать ей то, что очень давно хочется. То, что давно мечтаю сказать. С добрым утром, любимая.

– С добрым утром! – сказал я проснувшись и открыв глаза. Два тёплых синих омута обволакивали меня волнами её бездонного взгляда. Она не спала уже видимо давно, просто лежала рядом и смотрела на меня.

– У тебя красивые глаза. – сказал я ей наконец то, что давно хотел, – Это не дешёвый комплимент или подкат, нет, я давно ими любуюсь. Утонуть можно.

– Я знаю. – она грустно улыбнулась, – Любуйся пока время есть, мне скоро уезжать.

– Не передумала?

– Не-а. Мурманск тяжёлый город, депрессивный какой-то, а для тех, кто ищет новой жизни, пытается начать всё с чистого листа, он совсем не подходит.

– Поедешь за новой жизнью?

– Да, раз она сама ко мне не идёт, то поеду я за этой сволочью. – Олеся тихо рассмеялась, – Хватит ей уже шляться не пойми где, пора нам встретиться и серьёзно поговорить о всей произошедшей фигне. У меня много вопросов накопилось.

– Я бы со своей тоже поговорил. Только боюсь, что вопрос в итоге будет один, что за херня?

Мы не торопились начинать новый день, спешить было некуда. Это был наш последний день. Мы были нужны друг другу, встретились именно тогда, когда это было необходимо нам обоим. И пусть у нас было мало времени вместе, мы не жалели, но и торопить окончание всего этого не собирались. Спешить нам было некуда.

Её новая жизнь, её главная встреча, главный взгляд, главные всеопределяющие минуты были ещё впереди. Я это точно знал. И как бы она не боялась пропустить это всё случайно, прошляпить судьбоносный момент, как она сама выразилась, я верил, не пропустит. Ничего она не прошляпит, всё у неё впереди. Просто потому, что заслужила. Просто потому, что жизнь ей задолжала, чертовски много задолжала счастья и любви. Просто потому, что она имеет право на эту новую жизнь.

У меня же всё это было позади. Я не упустил тот самый момент, он был, была эта встреча и был тот самый взгляд, её взгляд, но и удержать всё это не смог. Шанс ещё был, он всегда есть. Шанс исправить всё. Только шанс этот не для меня, не для супруги, а для наших детей. Шанс вернуть семью детям. И я уже знал, как. Мне нужно было лишь сказать ей: «С добрым утром, любимая.» Всего одну фразу.

Да я всё ещё любил её, сильно любил и знал, что буду любить, мне от этого никуда не деться, это мой крест. Но и на её любовь я более не претендовал, её сердце было закрыто для меня и моей любви. Мы с ней свой шанс упустили, второго нам никто не даст. Шанс был у наших дочек, шанс на любящую семью, на маму и папу. И их шанс зависел от нас, вот, что мы должны были не прошляпить, возможность двум маленьким человечкам жить всё-таки в семье. Я знал, как это сделать. Оставалось лишь разбудить жену, прервать наполненный обидой и ненавистью сон и сказать: «С добрым утром, любимая, посмотри, что мы с тобой натворили.»

– Давно не спишь?

– Не знаю. – Олеся пожала плечами, – Неохота вставать, лень.

– Это да. – я согласился, – Тут под одеялком хорошо, тепло, уютно. Ещё и девчонка красивая голенькая рядом, -мы засмеялись, и она легонько пихнула меня локтем в бок, – А там жизнь со всякой хренью и проблемами. Я лучше под одеялком останусь.

– Красивая голенькая девчонка не отказалась бы от кофе, между прочим.

– Только я тогда с одеялком пойду, что бы на меня проблемы и хрень не напали из-за угла.

– Тогда пошли вдвоём, я тоже хочу под одеялом оставаться.

Смеясь и обнимаясь, завернувшись в одеяло, мы с трудом встали и этаким большим коконом поплелись на кухню пить кофе. Нам некуда было спешить.

– Когда ты понял, что она не любит тебя? – спросила вдруг Олеся, отхлебывая горячий кофе из чашки.

Мы сидели на кухне абсолютно голые, укутанные одним на двоих одеялом и пили кофе.

– Давно, ещё до свадьбы. Она случайно оставила на диване свою раскрытую тетрадь, а я случайно заглянул и увидел. – я отпил из чашки, – Там были её мысли, её переживания и увы сомнения. Она сомневалась, что любит меня. Вот так.

– И что?

– А ничего, стал усиленно пытаться вернуть её любовь всяческими способами. Думал получилось. Потом свадьба, дети, в Мурманск переехали, квартиру вот купили, всё завертелось, и я забыл о её сомнениях. А она нет. Оказалось, что сомнения только окрепли, превратились в уверенность. Она уже знала точно, что не любит и мучалась. Я видел это, пытался поговорить, но она ни в какую не шла на контакт, закрылась и всё тут, не достучаться. Ну я и сорвался, устал играть в одни ворота, понял, что бесполезно. А потом всё случилось, она изменила. Это произошло бы всё равно, знаю, она не любит меня и рано или поздно стала бы искать то, что со мной не нашла, любовь эту чертову.

– Найдёт, как думаешь?

– Надеюсь. – я задумался, – Надеюсь, что найдёт. Жаль только, что ценой нашей семьи, очень жаль.

– Зря она так, семья не игра, глупо её создавать без любви. Не моё дело конечно, но я считаю, что семья может быть одна и навсегда. Тем более, когда есть дети, то ты просто лишаешься права даже думать о разводе, нельзя у детей семью отбирать. Если бы она росла без отца, знала бы, что украла у детей, на собственной шкуре знала бы.

– Смешно, но вот старшая сестра жены, которая давно подбивала её на развод, сама своих детей боится лишить семьи и отца. Что бы у них не происходило, измены, загулы, драки, дальше разговоров и угроз развода не заходит. Знает сучка, дети ей могут не простить потом, вот и полощет мозг Светке, подбивает делать то, чего сама боится. И пока Светка слушает её, живёт её мыслями, она не проснётся, не спасёт семью. Ей нужно понять наконец, что в семью нельзя впускать посторонних, даже родственников, нельзя строить свою жизнь по чужим советам и идеям, нельзя.

Я знал, она однажды проснется, это обязательно произойдёт рано или поздно. Если я сам не смогу её разбудить, как угодно, любовью или ненавистью, она проснется сама. Просто однажды это случится и всё. Год, два, десять, неважно сколько ждать, но я дождусь. Дождусь её пробуждения. И тогда обязательно скажу: «С добрым утром, любимая. Посмотри, что мы натворили. Давай исправлять всё. Ради девочек, ради наших дочек.»

– Хороший план. – грустно улыбнулась Олеся, – Дождись её, я знаю у тебя получится.

– Я верю в это, она обязательно проснётся однажды, и мы вернём дочкам семью.

– Но она не любит тебя, а ты не сможешь её простить за предательство. Вы сможете с этим жить? Будете счастливы?

– Если у наших девочек будет родная семья, с любящими мамой и папой, то да. Я думаю это и есть счастье. Счастье быть семьёй, когда у детей есть эта самая настоящая семья.

– Играть?

– Пусть так. Я не претендую на её любовь, достаточно моей. Нам просто нужно забыть всё плохое, зачеркнуть и выбросить словно черновик и писать книгу нашей семьи по-новому, начисто, исправив все ошибки. Пусть между нами не будет уже ничего никогда, я выдержу, я согласен, лишь бы у дочек вновь была семья. Наша семья. Тогда я буду счастлив, рядом с ними.

– Хороший план. – повторила Олеся, – Действуй! Буди её всеми способами, ради такой цели все средства хороши. Любовь, ненависть, злоба, ласка, нежность, любые провокации, не важно. Игра стоит свеч. Даже если будет тебя порой ненавидеть, это хорошо. Ненавидит значит чувствует что-то, это хорошо. Действуй!

Олесин телефон вдруг напомнил о своём существовании мелодичным звонком. Пришло время, наступление которого мы оттягивали весь день как могли, время прощаться.

– Такси? – уточнил я, когда она нажала кнопку отбоя вызова.

– Да, пора мне.

– Ясно. Удачи тебе, солнце. И любви, конечно же, любви. Будь счастлива! Пообещай мне быть счастливой.

– Я буду стараться.

– Так не пойдёт. Пообещай.

– Обещаю. – она придвинулась ко мне вплотную и впилась своими синими полными слёз глазами, – Ты тоже дай мне обещание. Сделай всё, чтобы разбудить её, всё что сможешь. Я хочу, чтобы однажды она услышала это, именно эту фразу. С добрым утром, любимая! И у ваших дочек была родная любящая семья.

– Обещаю.

Уже в дверях она повернулась ко мне и просто влепила поцелуй. Страстный и чертовски нежный, со вкусом соленых слёз.

– Не накосячь, пожалуйста, не накосячь.

Но я всё же накосячил.

– Хорошо. Удачи тебе, увидимся.

Мы больше никогда не увидимся.

Дверь закрылась и навсегда отрезала Олесю от моей жизни, наши планеты разошлись каждая по своей орбите.

Я прошёл на кухню и сел за стол, хотелось выпить и курить, просто ужасно хотелось.

Я знал, что дальше делать, для чего жить. Вернуть своим детям семью, это теперь моя главная цель. Вернуть любыми способами, пусть ценой своей любви, да хоть жизни, плевать, я был готов. Нужно было лишь разбудить Свету. Будить и ждать, что однажды она проснется и я скажу ей: «С добрым утром, любимая! Посмотри, что мы натворили.»

Мы оба были виноваты во всём этом, двоим же и нужно было теперь всё исправлять. Исправлять предательство нашей семьи. Я предал нашу семью, когда сдался и прекратил бороться за её любовь. Она, когда решила, что проще сбежать от проблем в чужие объятия, чем решать их.

Мы предали нашу семью, предали своих же детей. Предательство изначально заложено в людях, в каждом из нас живёт предатель. И наши дети однажды предадут, так устроена жизнь. Но это будет уже совсем другая история. А пока нам нужно всё исправлять пока не поздно, пока наши девочки не поняли, что предательство-это так просто, дело двух минут. Нужно лишь разбудить её, мою Светланку и сказать: «С добрым утром, любимая…»

Война

Он стоял у входа в кафе. В руках белая роза, в глазах надежда, в сердце любовь. Он ждал её.

Она пришла. Розу отвергла, любовь не приняла, надежду решила убить. Для неё всё было решено.

Разговора не получилось. Не вышло у них диалога. Два некогда любящих друг друга человека, не могли более договориться ни о чём. Время их разговоров прошло.

Они могли говорить часами. Когда-то давно. Он рассказывал о себе, о жизни до неё, о мечтах и планах, просто обо всём, что приходило в голову сиюминутно. Она смеялась, говорила о том, что было, искренне доверяла ему свои мысли. Им было о чём говорить, было, что доверить друг другу. Когда-то давно.

Теперь время их разговоров прошло. Наступило время войны. Каждый воевал за то, что ему было дорого, за то, что считал нужным. Один за свободу, второй за семью. Одно сердце рвалось из клетки, второе пыталось продлить сладкий плен. Война в которой победителя не будет. Но они этого ещё не знали. Не знали и готовили оружие.

– Привет! Как дела? Это тебе.

Он протянул белоснежный цветок и попытался её поцеловать.

– Хорошо. Дела хорошо.

Цветок она не взяла, от поцелуя отвернулась.

Они спустились в находившееся в подвале жилого дома кафе. Самое обычное кафе, без пафоса и выпендрежа, теперь было полем их битвы. Их общий дом, дом их умирающей, бьющейся в судорожной агонии, но пока ещё семьи, был в двух минутах ходьбы, но встречаться там они сейчас не могли. Они были сейчас не семьёй, а парламентёрами воюющих сторон. И по всем правилам военного времени, переговоры проводились на нейтральной территории.

– Я сама. Не надо. – она резко остановила его попытку помочь снять куртку в гардеробе.

На войне нет места галантности и уважению.

Они были и раньше в этом кафе, весело поглощали пиццу вместе со своими дочками двойняшками, отдыхали по выходным своей маленькой, когда то счастливой семьёй. Но сейчас они были без детей, случайные участники не нужны на войне, поэтому выбрали зал для курящих. Знали, курить будут много, война – дело нервное.

– Как девочки? Соскучился по ним ужасно.

– Нормально. Катюшка только простыла немного, сопливит.

– Как ты? Что на работе нового?

– Ничего нового. В отпуск с понедельника выхожу, устала. Хочу отдохнуть немного после всего, что произошло.

– Дальше, что делать будем? Ничего не хочешь объяснить? – он начал артразведку с предупредительных выстрелов.

– Что объяснять, Саш? Что случилось, то случилось. Не хочу об этом. – её армия была готова к обороне.

– То есть вот так просто? Случилось и случилось, объяснять не буду. Света у нас семья в жопе. Я думаю тут надо объяснять! Просто изменить и сбежать, это даже не по-взрослому что ли, не по-человечески.

– Она у нас давно в жопе…

– Я в курсе. В курсе, что давно. Только ты же этого не хотела замечать. Не хотела, что либо налаживать.

– А ты то есть не виноват? Белый и пушистый?

Снаряды полетели поочередно с обеих сторон.

– Виноват. Знаю, что виноват. Знаю и не отрицаю. Перестал бороться, сдался. Но я пытался, понимаешь, пытался, что-то сделать. Много лет пытался достучаться до тебя. Ты даже поговорить не могла и сейчас не хочешь.

– Не о чем разговаривать, всё кончено! – калибр снарядов и зона поражения увеличивались, выстрелы становились более точными.

– Ты действительно так считаешь? Вообще никакого шанса не хочешь дать нашей семье?

– Незнаю. Мне нужно время всё обдумать и понять. А ты простишь? Ты примешь то, что произошло?

– Нет. – он задумался и повторил, – Нет. Не смогу, ты же знаешь, я измены и предательства не прощаю. Я хочу простить, очень хочу. Но знаю, это все равно всплывёт и сломает всё. Как раньше ничего уже не будет никогда. Я хочу сохранить семью для дочек. Очень хочу! Они не виноваты в том, что произошло. Совсем не виноваты. Мы можем попытаться переступить через себя. Свою любовь, свою жизнь я тебе прощу, постараюсь. Но если лишишь дочек семьи и детства – не прощу никогда.

– Это не семья получается. Либо ты прощаешь и мы больше не возвращаемся к этому, либо развод.

Шаткое перемирие было нарушено, стрельба возобновилась с обеих сторон.

– Неслабые ты условия ставишь. Это ты загуляла, не забыла?

– Загуляла и загуляла. Это моя личная жизнь.

– Личная жизнь? А семья и дочки побоку значит? Ты что творишь, дура? Я тебя прошу дать нам шанс! Всё забыть и жить дальше. Попробовать хотя бы.

– Нет. Я не могу пока. Не могу. Мне нужно время, пауза нужна. Как минимум год. Отдохнуть, всё понять. Дай мне время. Пожениться заново потом ничего не мешает.

– И что этот год предлагаешь делать? Мне, дочкам, что делать то? Ждать?

– Не хочешь не жди. Не очень и любил значит.

– То есть мы должны ждать пока ты, блять, нагуляешься, отдохнешь, натрахаешься вдоволь, так что ли?

– Я женщина и хочу отдохнуть, у меня есть на это право, ясно?

– Так и веди себя, сука, как женщина, а не как охуевшая шлюха!

Снаряды пошли в ход разрывные, невидимые осколки летели во все стороны кафе, чудом не задевая соседние столики.

– Да пошёл ты! Это моя жизнь, понятно? Нас больше нет пока. Не хочешь-не жди! А ещё раз так меня назовешь, детей вообще больше не увидишь! Понял, урод?

Она применила оружие запрещённое всеми конвенциями всех организаций всех стран. У неё не оставалось выбора, оборона слабела, боеприпасы были на исходе.

– Ты чё творишь? С сёстры своей пример берёшь? Быстро ты сукой стала, быстро.

– Всё разговор окончен!

Она отвернулась глядя в окно, на глаза предательски навернулись слёзы и она с огромным трудом сдерживала их. Тлеющая сигарета тихонько дрожала в красивых тонких пальцах. Он сжимая кулаки смотрел на неё. Канонада выстрелов прекратилась, обе стороны взяли паузу.

– Я подожду. – прервал он тишину, – Сколько смогу подожду. Буду ждать пока ты проснёшься.

– Я уже проснулась. Семь лет спала, хватит!

– Я подожду. Каждое воскресенье, я буду ждать тебя у ДК Офицеров, там где с девочками гуляли всегда. Воскресенье, семь вечера. Но помни, чем дольше я жду, тем меньше у нас шансов. Я надеюсь, хоть это ты понимаешь. Это не тот вариант когда время лечит, тут оно убивает каждой секундой.

– Я подумаю.

В полной тишине они допили кофе и вышли из кафе. Они расстались, разошлись каждый в свою сторону. Её ждали Вероника и Антон, его коньяк и пустая квартира. Каждый ушёл готовиться к новому сражению, чистить оружие, продумывать план дальнейших маневров. Ложь, угрозы, мольбы, упреки, арсенал для убийства любви друг в друге огромен. Настоящая любовь может справиться со всем этим, легко может. Но она уже была серьезно ранена в их войне. Война дело сложное, очень сложное. А война со своими чувствами и мечтами, самоубийство.

На этом первое сражение закончилось. Сражение, но не война. Она только началась. Жестокая, безжалостная война на которой будет много погибших, раненых и пропавших без вести. Чувства, душа, любовь, надежда, все останутся на поле брани. Они сами их убьют. Никто из них не выйдет победителем, но даже проиграть в этой войне они не смогут, проиграют их дети. Лишь они понесут самые страшные потери даже не участвуя в войне.

Победителей же на этой войне не может быть по определению. За кем бы из них не был последний выстрел, это окажется выстрел себе в висок. Война с самим собой – дело сложное.