Текст книги "Между сном и явью"

Глава 4
Шаг вверх

Спастика отступила и я снова потянулся к будильнику. На этот раз удачно. Звонок ещё на несколько секунд задержался в ушах, но постепенно стих. Тишина вернулась и чертовски сильно хотелось опять уснуть. К тому же утро по-осеннему задерживалось и на улице, в ночной тишине, застыла темнота. Только через час, как по мановению волшебной полочки, зазвучит хор будильников, зашаркают спросонья тапки, закашляют и зашмыгают соседи. Вспыхнет сотнями квадратов дома и пробудят наконец прохладное, оранжевое солнце. Но я не ждал. Меньше всего хотелось опоздать на работу и получить очередной штраф.

Я всегда вставал гораздо раньше, чем мог бы. На сборы, чтобы не спешить и ничего не забыть, выделял два часа. Иногда не хватало и этого. Первые шаги приходилось делать через силу и часто отдыхать. Пока оденешься, умоешься, уже пролетит первый час. Кофе с бутербродами и новости из жизни знаменитостей съедали второй так же незаметно. А дальше такси и работа. Скучно и однообразно, день за днём. Но что поделать?

Нащупал в темноте выключатель, отбросил одеяло и встал. Только в коридоре заметил, как квартиру пропитал кислый, резкий запах рвоты. Когда-то давно он и не покидал этих стен. Частенько я просыпался, измазанный в содержимом собственного желудка. То ли выпивку мы покупали совсем уж дрянную, то ли организм её больше не принимал. Скорее всего и то, и другое. А сейчас это напомнило о вчерашней гостьи.

Вместо ванной завернул на кухню. Как и ожидал, Лариса лежала там в луже кремового цвета. Будто тарелка сырного супа вылилась на неё ночью, а она и не заметила. Дело обыкновенное. Но насторожили меня алые вкрапления. Будто сырое мясо или малиновое варенье. И лучше бы это была несъедобная закуска, но я точно знал, что это не так.

– Ларис, слышишь? Ты как? Просыпайся? – спросил я так громко, как мог. Боялся, что она умерла и пытался перекричать свой страх.

Что мне тогда делать? Вызывать полицию, отвечать на вопросы. А вдруг они решат, что я её отравил? Точно! Она же выпила ту водку. Из моего холодильника. Вдруг за полгода она испортилась? Неважно, что крепкий алкоголь не портится со временем. Я изначально сомневался в его качестве. За сотку вряд ли продадут что-то хорошее.

Но Лариса пошевелилась и облегчение приятным покалыванием растеклось по телу. Она нахмурилась, нехотя открыла глаза. Произнесла, пережёвывая каждое слова до неузнаваемости:

– Макс, ну чё ты так орёшь?

– Тебя кровью стошнило ночью. Ты как себя чувствуешь?

– Как с похмелья я могу себя чувствовать? Чё за тупой вопрос?

– Кровью, Лариса. Ты слышишь?

– Бл*ть. Хватит орать! Это не кровь. Может просто закуска такого цвета.

– И часто это у тебя красные закуски?

– Последнее время часто. Да нормально всё. Колбаса может. Андрюха какую-то хрень по-дешёвки купил, вот и не зашла.

– Вставай, короче. Иди умойся и надо тут всё прибрать, пока не засохло.

Лариса нехотя послушалась. Встала и, придерживаясь стены, ушла смывать всё лишнее. А я достал тряпку и ведро, налил воды. С подушкой больше иметь ничего общего не хотел. Открыл окно и выкинул её. Если не забуду, потом до мусорки донесу.

Переборов брезгливость сел на колени, опёрся плечом о плиту и принялся вытирать. Вонь стояла страшная, выворачивающая наизнанку. Как бы не привычна она была, легче от этого не становилось. Даже открытое нараспашку окно не могло выгнать мерзкий запах сразу. Лишь минуты спустя дышать получилось полной грудью. Морозная свежесть осенней ночи проникла на кухню и мурашками прошлась по коже.

Лариса вернулась чуть раньше, чем я успел закончить. Бледная, трясущаяся, с опухшим до неузнаваемости лицом. Села на край дивана и зажала руки между колен. Молча следила за мной. Я и без слов понял, о чём она хочет попросить, но опережать отказом не стал.

– Может нальёшь чуток? – решилась она наконец.

– Ларис, серьёзно, заканчивай с этим дело. Ты же убиваешь себя. Не понимаешь разве?

Мне действительно было её жаль. Я не хотел, чтобы она вот так, своими же руками, свела себя в могилу. Конечно не послушает, конечно продолжит. И однажды я вернусь домой, а за стеной не будет звенеть её вульгарный хохот. Он и теперь уже звучит совсем редко, тускло. Но если его вовсе не станет, я буду жалеть.

– Да ладно тебе, Максик. Я брошу. Но попозже. Сейчас это делать нельзя. Врачи не советуют. Ты же уважаешь врачей?

– Уважаю, но наливать не буду. Даже не проси.

Со рвотой я покончил. Понёс ведро в ванну и уже спуская в унитаз грязную воду, понял, какую ошибку допустил. На кухне открылась дверь холодильника. Ни один запрет не способен остановить алкоголика от очередного стакана. Особенно, если для этого надо сделать всего пару шагов.

– Лариса, твою мать! – крикнул я и поспешил обратно.

Злость напрягла нервы, и ноги почти совсем перестали слушаться. Подворачивались, дрожали, пружинили. Падение было неизбежно и уже в коридоре меня повело. Врезался в стену и осел на пол, не в силах удержаться.

– Макс, я чуть-чуть. Только подлечиться. – Лариса не сразу поняла, что случилось. Стояла спиной ко мне и пила водку прямо из горлышка, сербая, словно это газировка. Потом повернулась. – Ой, ты упал что ли? Сейчас, погоди, помогу.

– Иди нах*р!

– Ну не злись. Чего ты? Давай руку.

Она и сама то еле держалась на ногах, но мне помогла. Вытянула за подмышку, прижав к стене.

– Иди домой. Андрей, наверное, извинится хочет.

Я отмахнулся от неё чуть только поймал равновесие. Мне не приятно было её присутствие, хотелось привычной тишины и размеренности.

– Да пошёл он. Пусть перед Жориком своим извиняется.

– Вот иди и скажи ему это сама.

Она не спорила. Знала, что и так виновата. Уж совесть то её точно не покидала даже в дни самых разгульных запоев.

– Спасибо, что пустил на ночь. Правда, спасибо.

Поцеловала меня в щёку и ушла. Оставила отпечаток проспиртованной слюны на прощание.

Бодро начался денёк, ничего не скажешь. Оставалось чуть меньше часа свободы. Я нарезал бутерброды, заварил кофе в турке, как любил. Крепкий, чтобы каждый глоток пробирал и растекался бодростью по телу. Включил телевизор. Там как раз утреннее шоу прервалось на новости шоу-бизнеса.

Один актёр напился и разбил машину за несколько сотен тысяч долларов. Другой купил дворец английской королевы за сорок миллионов. Третий, бизнесмен на этот раз, купил яхту за пятьсот миллионов. И так каждая тема. Они напоминали изощрённое соревнование потраченных состояний. Та самая витрина, за которой видишь лучший товар, пусть в самом магазине и продаются безобразные подделки. Зависть я испытывал редко, но от подобных новостей всё же закрадывался вопрос: «а чем я хуже?».

Вопреки обыкновению, сегодня сосредоточиться на событиях из-за океана не получалось. Перед глазами всплывали то закат из сна, то небольшое озеро с водопадом. Но ярче всего вспоминалась сама Таня с её изящным телом и сводящей с ума улыбкой. Глазами чистейшего топаза смотрела она на меня из разводов чёрного кофе. Забытая любовь прошлой жизни. Хороший ли сон мне снился? Едва проснувшись, я знал ответ и теперь убеждался всё больше, что он верен. Определённо нет. Это был кошмар самый отвратительный, бередивший старые раны, оставляющий разбитым, измождённым сильнее, чем после бессонной ночи. Теперь на весь день мне обеспечены и скорбь по упущенным возможностям, и нестерпимая обида за свою ничтожность. И многое из того, что вымарал я из себя за годы одиночества.

В институте я преодолел удивительный путь. Начинал весёлым и жизнерадостным парнем. Из тех, кто вечно лезет с шутками. И в отличие от тех неудачников, кому приходится смеяться одним, я часто попадал в цель. Но чем дальше развивалась болезнь, чем меньше оставалось сил на простейшие действия, тем меньше хотелось вступать в бессмысленные диалоги, а шутки мои пропитывались желчью и злобой. Они перестали вызывать смех, не поднимали настроение ни мне, ни окружающим. Звучали лишь для того, чтобы оскорбить, задеть, унизить. Были тому причины, которые я считал тогда вескими. Я находил в однокурсниках недостатки и не мог не обращать на них внимание. Они превратились для меня в пародию на современную культуру. Влекомые трендами, любопытные лишь к пустым фильмам и книгам. Людьми без личности.

Себя я тоже не считал идеальным. Хуже того. Находил ещё больше изъянов, замечал массу ошибок и хотелось бежать от этого на край света. Туда, где никто не сможет меня осудить. Где будет только одиночество. На далёкий, потерянный в океане остров.

Весь этот путь, начиная с первого дня, только один человек неизменно оставался мне дорог. Татьяна. Но застенчивость моя сделала всё, чтобы не превратилась наша дружба во что-то прекрасное. Тане нужен был мужчина. Не трус и мямля, но тот, кто может хотя бы признаться в глаза. Кто найдёт смелость сказать правду, как бы откровенна она ни была.

Точка в наших отношениях появилась на последнем курсе. Почти все в группе считали к тому времени нас парой. А я никак не решался признаться, что влюблён в неё с первого взгляда. Ночами не спал, думал об этом каждую свободную минуту. Особенно тяжело было, когда она сидела рядом. Умная, весёлая, поддерживающая любую тему, полная энергии и никогда не унывающая. Её духи мерещились мне потом целый день. Даже пахучие щи не могли перебить их божественного аромата.

В итоге я не выдержал. Воскресным вечером признался во всём самым трусливым, самым наивным образом. В ICQ. Тогда она была на пике популярности. Дождался, когда Таня выйдет из сети и сбивчивым слогом, с уймой ошибок, написал послание из полусотни слов. Почему-то мне казалось, что с утра мы наконец будем вместе. Таня же решила иначе.

Я пришёл в институт первым. Сидел в аудитории, ждал, прислушивался к шагам. Она появилась за десять минут до звонка. Я поднялся на встречу. Хотел поцеловать, как обычно, в щёку, но она увернулась. Старалась на меня не смотреть, не отвечать на вопросы. Я перестал для неё существовать. В тот день лишь один раз мы встретились взглядами и я увидел в её глазах немой вопрос: «А что ты ожидал?».

Такой поворот был самым худшим из возможных. Стало ли ей легче, я не знал, но мой мир окончательно превратился в ад. Я не мог приказать сердцу разлюбить и оно продолжало учащённо биться при её приближении и каждый раз провожал взглядом. Прислушивался к её голосу даже когда он был еле слышен. Она виделась мне там, где и быть не могла. В серых потоках прохожих, в массовки старых фильмов. Раз за разом ловил себя на мысли, что и складки занавесок напоминают мне её лицо. Все же мои попытки объясниться, а их я в отчаяние предпринимал десятки, натыкались на глухую стену. Либо сама она делала вид, что не слышит, либо друг её, Олег, меня не подпускал. Грань между здравым рассудком и лихорадочным бредом была достигнута. Единственный шаг и я бы рухнул в пропасть безумия.

А потом, однажды утром, я не смог встать. Болезнь, упорно зажимающая меня четырьмя стенами спальни окончательно взяла верх. Сломанный в детстве шейный позвонок окончательно пронзил спинной мозг и без операции я не мог даже надеяться, что смогу ходить. Очередь длилась три месяца и за это время я обдумал каждую секунду, что мы с Таней были рядом. Каждое слово оценил. Нашёл тысячи ошибок и до боли жалел, что уже ничего нельзя изменить. Продолжалось это самокопание и когда врачи объявили меня здоровым. После восьмичасовой операции. Им было виднее, но полного восстановления так и не произошло.

Окончательное разочарование постучалось, когда мы с Таней увиделись в последний раз. На выпускных экзаменах. Она подошла сама и минут десять, прячась за маской безразличия, обсуждала пропущенные события. Я так и не понял, что скрывала она. Любовь? Ненависть? Презрение? Там могло оказаться всё, что угодно. После пяти лет, как выяснилось, я не знал о ней ничего. Прежде, чем она ушла, я всё же спросил. В последний раз:

«Таня, постой. Я понимаю, что признался неправильно и зря, но за что ты так со мной?»

Мне было нечего терять. Олег стоял в стороне, а стена дрогнула. Либо сейчас, либо никогда. Она хотела уклониться от ответа, но я схватил её за руку.

«Ты ведь и сам понимаешь, что я поступила так, как считала нужным», сказала она.

Я не поверил. Так не бывает. Мы были близки, гуляли в парках и смотрели фильмы про любовь. Ели сахарную вату, провожая закаты. Встречали рассветы на обзорных площадках. До настоящих отношений оставалось только крошечный шаг. Поцелуй на прощание не в щёку, а в губы. Всё бы было просто, объясни она, где я не прав. Второй раз я бы сделал как надо.

«Я не верю. В чём проблема?», потребовал я.

«Максим, я тебя не узнаю. Ты просто всё неправильно понял»

Она говорила абсурд, мне не понятный. Я требовал объяснений, а она и сама их не знала.

«Хорошо, не понял. Теперь я говорю тебе лично. Не по сети и не в записках…»

«Не надо. Уже поздно. Пусти пожалуйста.»

Мне требовалось настоящее объяснение, но его не существовало. Из нас двоих никто не знал, почему произошло так, а не иначе. Звёзды сложились? Химия прошла? Да всё, что угодно. Только исправлять уже было поздно. Я разжал пальцы и она ушла.

Итогом, спустя два месяца, стала первая попытка самоубийства. Страшно не было. Я просто не видел иного выхода. Слишком устал, желал хоть одного дня без мыслей о ней. Но одиночество и безделье не позволяли отвлечься. Не находилось того, кто вытянет из ямы, отряхнёт, оправит. Без людей всё же бывает иногда значительно хуже, чем с ними.

Действовал я самым простым образом. Открыл духовку, закрыл дверь кухни и заткнул полотенцем нижнюю щель. Газ включил на полную. Оставалось только дождаться. Подъехал к окну и провожал август. Всю эту зелень, и небо, и солнце. Они стали для меня чуждыми, будто из иного мира. Впрочем всё там, за стеклом, и было иным миром. Когда-то родным и близким, но теперь невероятно далёким. После экзаменов я ни разу не спускался на землю, не видел могучих стволов деревьев и свежеокрашенных оград. Кто бы сказал мне год назад, что я соскучусь по оградам? А вот оно как получилось. И не по такому, как оказалось, можно тосковать.

Кухня наполнялась газом медленно, но от одоранта першило в горле. Голова отяжелела и закружилась. В любой момент я мог потерять сознание и ждал этого с трепетом. Вот-вот я узнал бы, существует ли жизнь после смерти, есть ли тоннель со светом в конце на самом деле и больно ли умирать. Вдруг раздался звонок. Назойливый, непрошенный гость требовал открыть немедленно. Плюнуть бы на это. Какая мне разница, что он хотел? Он останется, а меня не станет. Но звонок не прекращался и от этого становилось неуютно. Устав ждать, когда же гостю надоест терзать кнопку, я решил высказать ему всё, что об этом думаю.

На пороге стояла Лариса. Они с Андреем собирались выпить и решили пригласить меня. Убогого соседа по лестничной клетке. А так настойчиво она названивала, потому что почувствовала запах газа и решила, что мне нужна помощь.

Рюмка за рюмкой, вечер за вечером и я смог перестать думать о Тане, видеть её во снах и на что-то надеяться. Я смог её забыть так, как выбрасывают из памяти момент травмы. И прошлое превратилось в абстракцию. Его не существовало. Все фотографии, записки, аккаунты соцсетей я уничтожил. Не сохранилось ничего, что вызвало бы ненужные ассоциации. И мне было хорошо. Мечта, работа, размеренная жизнь. Ведь именно это требуется для счастья?

А теперь всё по новой. Остров, океан… Я не хотел, чтобы спустя столько лет, Таня снова вернулась в мою жизнь. Она разрушит всё, чего я смог добиться. Найдётся ли в этот раз спасательный круг?

Кофе остыл и последние глотки я сделал без всякого удовольствия. Пора было вызывать такси и выкидывать из головы лишние мысли.

В офис я поднялся за считанные минуты до начала рабочего дня. Успел, хоть пробки на дорогах и пытались меня остановить. Иногда думаешь, не лучше ли ездить на метро, но там упасть не составит труда. Да и утренняя толчея вымотает так, что потом ни на что сил не останется.

Перед самым входом Маша уже за что-то отчитывала Шуру.

– Я тебе, дебил, сколько раз говорила не приближаться к моему столу? – кричала она и Шура, вжав голову в плечи, не знал, куда деться.

– Прости, я не хотел, так получилось просто. – тихо гнусавил он.

– Не хотел?! Ты хоть понимаешь, сколько она стоит? Да твоей зарплаты не хватит!

– Машенька, ну я же не специально. Это ведь просто вода. Высохнет и не заметишь.

– Ты видел, сколько этой твоей «просто воды» внутрь попало? Всё промокло! Всё. Косметичка, кошелёк. Хорошо хоть телефона там не было. А то и его сломал бы.

– Ну видишь, не всё так плохо.

– Шурик, ты вообще ничего не понимаешь? Ничтожество грёбанное! Лучше бы ты…

Я подошёл к Кристине. Она держалась в стороне и без всякого интереса следила за происходящим. Пила тот мерзкий кофе, что продавался в забегаловке на первом этаже. Полупрозрачная коричневая водичка с лёгким намёком на кофейный привкус. Меня бы вывернуло от одного его запаха, но к счастью стакан был закрыт.

– Привет, как ты? – спросил я, и она кивнула в ответ. – Что тут случилось то?

– Я как-то сама не очень понимаю. Шура, вроде, воду пролил ей на сумку, а она так взорвалась, будто это лично Диор ей подарил.

Кристина сказала последние слова слишком громко и Маша их услышала. Спасение для Шуры обратилось скандалом для самой Кристины.

– Ты что там вякаешь, шлюха размалёванная? Это ты у чучмеков хрень китайскую покупаешь, а моя сумка двадцать тысяч стоит. И не ваших убогих рублей между прочим.

– Маш, успокойся в конце концов. Я тебя вообще не трогала.

– Тогда заткнись и не лезь, куда не просят.

– Ты могла бы и не хамить. – строго отрезала Кристина.

– Знаешь что? Дочке своей приказы раздавай. Хотя нет. Постой. У неё уже есть хозяин. У малолетки папик есть, а у тебя нет. Я бы повесилась, если бы такое в моей семье случилось. Продать ребёнка педофилу.

– Ты дура что ли? Они ровесники.

– Значит ты так себя оправдываешь? Я бы удивилась, если бы тебя это волновало.

– А почему тебя это волнует? Есть, что скрывать?

– Да пошла ты на х*й с такими претензиями!

Маша перешла всякие рамки. Я не мог представить, с чем это связано. Может встала не с той ноги, может дни красные начались. Но одно я понимал наверняка. Трогать её не стоило даже издалека. Она любой комплимент извратит, примет его, как оскорбление и им же ударит прямо в лоб. Хотя кто бы решился ей сейчас делать комплименты? Она походила на базарную торговку, не поделившую покупателя с соседкой. Глаза на выкат, прическа сбилась. Рот исказила ненависть, превратив аккуратные пухлые губы в кратер сквернословия.

Шура воспользовался паузой и ретировался к своему столу. Я последовал его примеру. Чужие скандалы меня раздражали не меньше тех, где я принимал непосредственное участие. Хотелось встать на чью-то сторону, а следом появлялось навязчивое желание ввязаться в самую гущу. Оно того никогда не стоило. Лучше взяться за бумажки и отключиться от происходящего вокруг.

Работа быстро засосала трясиной однообразия. Договор за договором, отчёт за отчётом. Слово за словом, строчка за строчкой. Вместо обеденного перерыва, перекур и газировка с сэндвичами. И снова слова, и снова цифры. Привычных грёз о собственной вилле не появилось. Вместо этого я раз за разом возвращался на крошечный остров. На песчаный берег, в скалистую пещеру. Как бы ни сопротивлялся, отделаться от этих мыслей не мог. Я бродил среди пальм и искал призрачный образ любви. Но попадались мне только давно остывшие следы Таниных босых ног, влажный отпечаток её мокрого тела на гладком камне и догорающий костёр в нашей пещере. В нашей…

И опять с острова в мир реальности меня вернул звонок. На этот раз телефонный. Любимая некогда рок-баллада, превратившаяся в бесцветный рингтон. Хочешь потерять к песне всякий интерес? Заставь себя слушать её по несколько раз в день на протяжении полугода.

Звонила Женя. Ещё одна сокурсница и, наверное, единственная, с кем мои отношения в институте остались более менее терпимыми. Никакой близости там и не могло образоваться. Она казалась мне слишком навязчивой и нахрапистой. Брала штурмом любую проблему, разрывала её в клочья без всякой пощады. Отрабатывала людей, как расходники, и забывала о них. Так и со мной. Какой прок она видела в нашей дружбе я не знал, но разговаривали мы в последний раз на выпускных экзаменах.

– Максик, угадай кто?

– Женька, привет дорогая. Ты у меня вообще-то до сих пор записана в контактах, так что ни о каком инкогнито даже не думай.

Обмен лицемерием? Я не против.

– Ну и ладно. Ну и пожалуйста. Как там твоя коляска? Всё ещё симулируешь?

– Нет, перестал. Теперь хожу на своих двоих, но не как раньше. Это долгая история.

– Слушай, ну главное прогресс есть. Уже хорошо.

– Да, есть. – сухо ответил я. Спустя восемь с лишним лет интересоваться моим здоровьем? Не лучшее начало разговора. Но бросать трубку я не хотел примерно так же, как услышать вопрос о прогнозах врачей. – Жень, давай не будем о болезнях.

– Окей, как скажешь. Я чего звоню то. Мы решили устроить встречу выпускников. Ты как?

– Не знаю. Работы много.

– О! Ты работаешь даже? А где?

– Да так. В одной конторе бумажки с места на место перекладываю.

– Ну вроде как менеджер? Ясно, понятно. А про встречу ты ведь не спросил «когда».

– И когда?

– В субботу.

– В эту?

– Нет, через год.

– А Таня будет? – этот вопрос я не мог не задать. Слишком активно он пульсировал на языке.

– Значит не прошла ещё любовь-морковь? Кто бы сомневался. Я ей пока не звонила.

– Ладно, в любом случае я приду. Почему бы и нет?

– Вот и я о том же. Короче смотри. Если нас будет хотя бы больше половины, человек пятнадцать то есть, можно и коттедж снять. Шашлыки, все дела. А если меньше, то скорее всего зал в какой-нибудь кофешке арендуем.

– И по сколько скидываемся?

– Пока не знаю. Тысяч по пять.

– Хорошо. Я поеду.

Опять траты. Похоже, макарошки до конца месяца мне уже обеспечены.

– Всё, записала. Тебе по поводу Тани перезвонить?

– Нет. Пусть это будет сюрпризом.

– Как хочешь. Ладно, чао.

– И тебе того же.

Встреча с прошлым. Я зарекался его больше никогда не касаться. И если бы не сегодняшняя ночь, так бы оно и было. Я скорее всего и не ответил бы на звонок. Но сон мог оказаться вещим и я был обязан проверить. Велик оказался соблазн довести дело до конца. Тем более, что работу над ошибками я сделал давно и на этот раз ни одной не допущу.

Вернуться к работе мне не позволил голос босса.

– Перемычкин! Ты закончил отчёт? – раскатом привычного грома пронёсся над нашими столами.

– Уже несу. – крикнул я в ответ.

Сегодня папка называлась длинным транслитом английских слов. Я его даже не пытался запомнить. Занёс в буфер обмена и вставлял везде, где было надо.

Встал, потянул затёкшие мышцы. Ухватился за костыли и пошёл в кабинет Вениамина Матвеевича. Мимо стола Шуры. И он вновь посмотрел на меня, поправляя очки. Мимо Кристины. И она по-прежнему ворковала с каким-то Митей. Стабильность признак мастерства? Я сомневался, что всегда это именно так.

– Можно? Я с отчётом. – постучался в открытую дверь.

– Проходи. И закрой за собой.

Что-то новенькое? Босс приказывал закрыть дверь только когда собирался обговорить нечто серьёзное. Чаще всего увольнение. Всегда увольнение. А я не хотел остаться сегодня без работы.

Закрыл дверь, положил папку на стол и встал на привычное место.

– У нас намечаются переговоры с одним белорусским холдингом. Его документацией обычно занималась Марина, но она в отпуске. Поэтому хочу поручить это дело тебе. Позвони им, договорись о встрече и составь список изменений. Главное, надо увеличить комиссию на полтора процента. Ничего особенного, но тебе будет неплохой шанс зарекомендовать себя. Всё понятно? – Вениамин Матвеевич не смотрел на меня. Говорил растягивая слова, будто одновременно ещё следил за чем-то куда более важным.

Я не мог поверить своему счастью. Неужели наконец повышение замаячило на горизонте? Значит не зря я так упорно все эти бумажки распечатывал? Был таки в этом толк!

– Конечно, Вениамин Матвеевич. Я понимаю. Можете на меня рассчитывать. – заверил я спокойно. Неубедительно, конечно, но старался.

Босса не волновало моё замешательство. Перед ним стоял облечённый в человеческое тело механизм. Если механизм не выполняет свои функции, его надо заменить. Но если крошечные шестерёнки справляются лучше, чем требовалось, их непременно надо передвинуть. Туда, где они не будут тратить свои умения понапрасну. Мне не нравилось чувствовать себя деталью в руках мастера, но пока приходилось с этим мириться.

Из кабинета я вышел в приподнятом настроение, вернулся за стол и нехотя нажимал клавиши клавиатуры. Начал то, что планировал на завтра, но работа шла медленно. Как из-под палки. На этот раз я с разных сторон любовался на новый шаг к мечте и находил его очень симпатичным. Твёрдым, широким. Таким, какими ступают победители. А сегодня он принадлежал мне.

Когда это надоело, откинулся на спинку, осмотрелся. Кроме Шуры никто и не пытался изображать, что занимается чем-то нужным. Болтали, игрались с телефоном, пили кофе и ели сэндвичи. На их фоне я действительно выглядел ответственным сотрудником. Пусть сейчас и слился с их бездельем в неразличимые полутона. Иногда и муравьи ленятся наверное. Иначе они бы были роботами.

Созерцание я отправился разменять на едкий дым дешёвых сигарет. С чувством выполненного долга, с пониманием неспособности сделать большего.

Чуть раньше на лестницу выходила Маша. Я надеялся, что после обеда она успокоилась и не съест меня заживо, едва я спущусь к пепельнице. К тому же где-то там должен быть Коля. Я не видел, когда он ушёл, но на месте его давно не было, а по экрану компьютера усердно летало требование «Работай!».

Ещё у двери я услышал голоса. Толстый металл под красной краской не позволяли расслышать хоть слово. Взбалмошная идея пришла спонтанно. Почему бы не подслушать? Просто так, не корысти ради и не для злого умысла. Поддеть завесу личного и порадоваться сокровенным тайнам, ставшим известными.

Я приоткрыл дверь и припал к щели ухом. Голоса стали различимы и понятны, хоть и оставались тихи.

– Ты серьёзно устроила всё это из-за сумки? – удивлялся Николай.

– А, ты об этом. – устало отвечала Мария. – Тебе тоже захотелось меня уму-разуму поучить?

– Да не. Зачем? Мне просто интересно. Ладно, я понимаю, он бы телефон разбил. Но так только водой капнул.

– Ты хочешь за этого дурика вступиться? Какая разница, капнул он водой или налил туда краску? Я ему сказала рядом с моим столом не ходить.

– А чё так сурово, кстати?

– Воняет потому что от него. То ли чесноком, то ли ещё какой дрянью. Я уже замучилась духами обливаться, чтобы от запаха этого отбиться.

– Это он с гриппом так борется. – засмеялся Коля. – Теперь до апреля весь офис будет чесноком вонять.

– Ты правда хочешь это ничтожество обсуждать? Расскажи лучше, как в клуб сходил. Я послушала пару треков Доктора Энджела. Действительно круто.

– Поверь, вживую ещё круче. Мы таких куколок под трек «Спайс» сняли.

– М-м-м, здорово.

– Ага, Вик одной там же в туалете в рот дал. А мы с Доком ко второй поехали.

– Коль.

– Что? Ты же сама спросила.

– Давай без подробностей. Меня не волнует, в каких позах вы трахали пьяную шлюху.

– Да Маш, бл*ть. В чём проблема? Ты всех девушек шлюхами считаешь? Что за бред то?

– Говорю, как есть. Разве я не права?

– Какая ты… сама как-будто на первом свидании никогда не давала.

– Конечно нет.

– И почему я тебе не верю?

– Да не хочешь – не верь. Меня это не колышит.

– Ух какая строгая.

– Да. Именно так. – кокетливо подтвердила Маша.

– А если бы свидание было со мной?

– Я даже не знаю… а что, есть предложения?

Вновь прошлое напомнило о себе. То презрение, которое я испытывал к своим сокурсникам, пробуждалось теперь к коллегам. Оно покалывало где-то в глубине души, как затёкшая, давно не используемая конечность. Сотни раз я доказывал себе, что это и было моим путём на дно. И сейчас я не собирался сдаваться без боя. Слишком чёрное это чувство, слишком легко оно разлагает изнутри.

Прежде, чем презрение набрало силы я распахнул дверь. И так слишком много услышал, не хотел оставлять места для окончаний откровенных разговоров.

Тема, как я и ожидал, тут же сменилась на самую нейтральную.

– Когда же этот дождь наконец закончится? – риторически спрашивал Николай.

– Да, скорей бы. Надоел. – поддержала его Маша.

– А я к вам. – сказал я, спустившись на первую ступеньку. – Не помешаю?

– Не, только тебя и ждали.

– Ага. – подтвердила Маша. – сидели и думали, где там Макс, не бросил ли курить часом. Ан нет. Не бросил.

– Фигово день начался, да? – спросил я её, когда оставалось совсем немного до победы над лестницей.

– Да пипец какой-то.

– А из-за чего весь сырбор? Я поздно подошёл.

Маша с готовностью пересказала мне историю. Ничего нового. Шура шёл, стакан нёс, махнул рукой и пролил на сумку. Но рассказывала она так смакуя каждое слово, будто кроме меня никто об этом не спрашивал.

– А сумочка правда стоит двадцать тысяч? – переспросил я, когда рассказ закончился.

– Именно! И он её водой поливает. Представляешь?

– Прости за вопрос, но откуда у тебя такая дорогая вещь? С нашими то зарплатами.

Маша приняла вопрос с улыбкой. Она ждала, чтобы кто-нибудь спросил и об этом.

– Мне её подарил поклонник, между прочим.

– Поклонник? – удивился Коля.

– Именно так. По слогам сказать?

– Хорош поклонник. Мажор какой-нибудь?

– Типа того. Сын крутого бизнесмена. Он десяток этажей в башне Сити имеет. Так то.

Коля немного стушевался. Поник и торопливо докуривал. Ему явно не нравилось, что за Машей кто-то ухаживает. Может, как и я когда-то, он боялся признаться? Или просто принимал её как свою собственность? Как вечно ожидающую и готовую в любой момент на что-то большее, чем беседа под сигарету.

– Ну меньшего ты не достойна. – сделал я комплимент и Маша присела в риверансе, махнув чёлкой.

– Я пойду. – Коля кинул окурок и поднялся.

– Ревнует. – Заключил я, когда дверь за ним закрылась.

– Ну и пусть. Ему полезно.

– А что, ты говоришь, за бизнесмен такой?

– Владелец банка «Империум».

– Слышал о таком.

На самом деле я не слышал. Только Маша говорила с таким видом, будто это обязан знать каждый. Те же кто не держал в голове подобной информации, достоин был лишь жизни в глухой деревне, в не менее глухой тайге.

– А как вы познакомились? – спросил я, выдержав паузу.

– Это долгая история. Познакомились и всё тут. Ладно, мне пора работать?

Она убежала. Оставила меня один на один с тлеющим бычком и тишиной. День приближался к концу и всё крепче боролись во мне надежда и страх. Ночь. Что принесёт она? Без лекарства останется ещё одним беспокойным бдением. С лекарством я опять могу увидеть Таню. И это пугало не меньше, чем радовало. Ещё немного побыть с ней, ещё раз прикоснуться. Я многое отдал бы, будь это наяву. А так лишь раззадорю сам себя. Надо ли оно мне, когда на горизонте появилось повышение?