Текст книги "Между сном и явью"

– Может украшения? Или драгоценности какие-нибудь.

– А мне кажется, что-то гораздо более ценное.

– Не знаю. Попробуй ножиком. Иначе не получится.

– Думаешь?

Она нажала на кнопку замка и тот щелкнул. Видимо я и правда что-то делал не так. Иначе я не мог объяснить, почему ей замок сдался так запросто. Что до ценностей, то вряд ли бы их стали хранить там, где и ключа то не требовалось.

Таня заглянула внутрь, но ничего не сказала. Я же не видел, что там и сгорал от любопытства.

– Ну? – напомнил я, что стоит делиться.

– Тут фотографии. Записки какие-то. Открытки.

Разочарованию моему не было предела. Чужие воспоминания. Что от них толку, когда своих то нет. Барахло, не заслуживающее внимания.

– Всего-то? И никаких побрякушек?

– Нет. Но это не просто фотографии. – Таня достала пачку плотных глянцевых листов. В сумерках вечера и свете костра я не мог разобрать, что на них изображено. Видел только отблески пламени, танцующие на ярких картинках из прошлого.

– И что с ними не так? Дай посмотреть.

– Это мои фотографии. Все до одной. Но только из детства.

Я не поверил. Откуда им там взяться? Конечно Таня могла их оставить на руинах деревни, но тогда она бы не стала перебирать их со слезами на глазах. Не водила бы пальцами по чьим-то фигурам.

Она протянула мне одну из фотографий. Там совсем маленькая девочка, может чуть старше двух годиков, сидела на шее у крепкого молодого мужчины. Тот улыбался, держал дочку за ножки в белых ботиночках.

– Это мой папа. Я помню эту фотографию. Мы тогда ходили в парк на его день рождения. А вот это мы с мамой в детском саду. – На этот раз на фото были сугробы и самая настоящая зима, какая бывает только на картинах. С елью, нахально влезшей в кадр заснеженной лапой, с трёхэтажным зданием на заднем фоне, и чистым голубым небом февраля. В центре, между двух полутораметровых сугробов, стояли невысокая женщина в поношенной дублёнке и совсем маленькая Таня. Укутанная в шарф, с высокой шапкой, на верхушке которого висел новогодней игрушкой внушительный пампон. Она держалась за подол маминой шубы и хмуро смотрела в камеру. За ней было слепящее солнце и девочке это явно не нравилось. – Он назывался «Чебурашка». – дрогнувшим голосом пояснила Таня.

– Кто?

– Детский садик. Теперь я помню это, будто только вчера там была. Почему я его забыла? Как могла я такое выкинуть из своей жизни, будто не было тех трёх лет?

– Не знаю.

– А вот это меня бабушка в первый класс отвела. Сентябрь тогда был жаркий, и у нас один мальчик даже сознание на линейке потерял. Директриса любила затянуть выступления, приглашала каких-то артистов и те часа три отрабатывали программу. Такая глупость. Лучше бы пораньше отпустили домой и мы сами бы всё отпраздновали как надо.

На фотографии действительно застыл по-летнему яркий день. Полная женщина лет шестидесяти, с завязанными в пучок седеющими волосами, в цветастом костюме с большими плечами, держала за руку первоклашку Таню. Семилетнюю девочку в белоснежной блузке и чёрной юбочке чуть ниже колена. А на голове её красовались два банта и от них на плечи спадали две косички. Таня была невероятно счастливой. Такой вдохновлённой новыми горизонтами, какой может быть только ребёнок. Положила к ногам неподъёмный ранец с десятком учебников и свежими тетрадями, с карандашами и ручками, которым ещё только предстояло проложить путь от закорючек и палочек к длинным текстам контрольных работ.

– А вот, кстати, и страничка из моей первой тетради по чистописанию.

И вот начало того самого пути. Аккуратные, ровные палочки, запятые и первые буквы, повторённые по нескольку раз. И каждая новая как-будто ещё ровнее и аккуратнее. Девчонки. Всегда они относятся к самым банальным вещам с такой ответственностью, будто от этого зависит жизнь всего мира.

– Смотри, тут даже есть наша общая фотография из второго класса. – на следующей карточке был коллаж. Двадцать семь овалов с мальчишками и девчонками. Кто-то без всякого стеснения широко и беззубо улыбался, кто-то едва заметно приподнял уголки рта. А в центре расположилась фотография классной руководительницы. Совсем молодой, может только недавно закончившей университет. – А вот этот, Петя Зимин, – Таня указала пальцем на самого хмурого из всех ребят, – пропал без вести в тот год.

– Как это?

– Он сбежал из дома и не вернулся.

– А милиция куда смотрела?

– Они искали. Опрашивали нас, другие классы, всех учителей. А родители Пети расклеивали повсюду объявления о пропаже. Но так ничего не прояснилось. Тогда мы это принимали, как данное. Ну пропал и пропал. А теперь я задумываюсь и мурашки бегут. Представляешь? Вот был человек… ребёнок, и вдруг его не стало. И даже не знаешь, умер он или нет. Просто пропал.

– Да, это ужасно.

– Тут ещё много чего. Если хочешь, посмотри. А я устала. Не понимаю, как я могла всё это забыть? Такое ведь не забывается.

– Иди сюда.

Я не стал дальше копаться в содержимом шкатулки. В другой раз. А сейчас хотелось ещё раз приблизиться к Тане. На прощание. Потому что волна черноты снова собиралась меня проглотить. Но теперь я был уверен, что вернусь и не боялся.

Таня приняла объятия и положила голову мне на плечо. Сидела тихо, неподвижно. Она засыпала и мне не хотелось её тревожить. Но уходить, не простившись я хотел ещё меньше. Поцеловал её волосы, принюхался к их запаху. Невероятному, сводящему с ума.

– Я сейчас исчезну, но ты не переживай. Завтра мы снова увидимся. Обещаю. – сказал я вкрадчиво, чтобы не испугать.

– Что? – Таня не расслышала сквозь подступивший сон. Отодвинулась, чтобы посмотреть на меня, но зевнула и закрыла глаза от удовольствия.

Будильник. На этот раз долго ему пробираться в моё сновидение не пришлось. Он рассеял сказку в один момент. Растворил её в предрассветной тьме, и продолжал насмешливо заикаться зацикленной мелодией.

Глава 7
Ей обещай свидание

Я долго лежал и слушал будильник. Смотрел на чёрный потолок со слабо различимыми разводами. Это тусклый свет фонаря тянулся к моей личной темноте. Через тонкие шторы проникая узорами и оставляя воображению решать, что за тайну хранил он в себе, какую неуловимую мысль выражал неровными линиями. И я видел отголоски кошмара, остатки жаркого лета и пёстрого заката. Я видел первые звёзды и жёлтый полумесяц, подступающие волны и танцующее пламя костра. И даже пальмы, клонящиеся к жёлтому песку всё ещё были для меня ярче реальности. Там осталось счастье, но оттого здесь одиночество превращалось в болезненный нарыв. Яму с сыпучими краями, выбраться из которой мне становилось сложнее день ото дня.

Я не мог знать тех подробностей из жизни Татьяны, что открыла мне загадочная шкатулка. Но и сумбурными фантазиями спящего разума я бы это не назвал. Такие последовательные и чёткие. Слишком правдоподобные, чтобы оказаться вымыслом.

Я был знаком с её родителями. Марина Петровна, мама, одна из тех, кто собирался стать инженером, но в итоге устроилась работать портье в крошечном отеле. И Павел Николаевич, отец, водитель-дальнобойщик, с бесконечным запасом историй на любой случай и удивительным умением не пьянеть даже во время самых бурных застолий. Но бабушка умерла задолго до поступления внучки в институт. Тяжёлая утрата для всей семьи и мы старались не вспоминать её в наших беседах, иначе слёзы были неизбежны. И уж тем более никто не показывал мне её фотографий.

Никогда мы с Таней не обсуждали и пропавшего без вести одноклассника. Наверное это её перестало волновать. Как любая трагедия детства, она потускнела со временем, превратилась в пресную обыденность. Может всё закончилось хорошо и мальчика нашли. Тогда уж тем более странно вспоминать. Но как же пришло мне это в голову? На каких чердаках памяти нашлась общая фотография второго её класса? Или я всё придумал? А может я так упорно пытался забыть каждую мелочь, хоть отдалённо напоминавшую о Тане, что теперь не мог этого исправить? Вдруг я безвозвратно выкинул слишком много связанных с ней деталей и только во сне способен увидеть их волей подсознания?

Телефон замолчал и комната погрузилась в тишину. А я никак не мог заставить себя подняться. Многое требовалось осмыслить и разложить по полочкам. Все эти осколки домыслов и догадок не дадут мне покоя, пока я не найду им место или не зачеркну, как ложный путь. А их было многое множество, и большую часть я не мог даже выразить словами. Совсем крошечными, призрачными тропинками смыслов путались они на моём потолке. Казалось, что всё это лишь часть единой линии и лишь вытянув её, распутав, она прямой стрелой укажет на истинную цель. Но что это будет? Счастье? Не бывать этому. Не с тем человеком, кто запросто выбросил меня на обочину своей жизни. А если не счастье, то ничего хорошего из этого не выйдет. Любой другой вариант слишком дешёвый, чтобы стараться ради него.

Не меньше прочего занимал меня вопрос: может и не сны это вовсе? Не изнывающее ли от одиночества подсознание вдруг решило пробудить самого дорогого мне человека? Если не это, то что тогда? Неужели эзотерика, не способная доказать ни одного явления, но объясняющая всё на свете? Может сама Таня вдруг вспомнила обо мне и пожалела о своём решении? И теперь её терзания доносятся до меня в сладких ночных кошмарах? Но как узнать? Не звонить же по телефону. После произошедшего кем я предстану перед ней? Жалкой тряпкой, о которую можно вытирать ноги? Она только обрадуется. Есть в конце концов гордость у меня? Есть же какое-то мужское самоуважение? Не я отвернулся от неё, растоптав чувства. Значит и возвращаться я, поджав хвост, не стану.

Живот заурчал, требуя законный завтрак. Я не заметил, как пролетело полчаса и времени оставалось совсем немного. Но сегодня бодрость посетила меня ещё в кровати и сил перед подъёмом хватило на зарядку. Обычные упражнения. Махи ногами, махи руками и мостик. Совсем немного, минут на десять, но это неплохо помогало снять напряжение и размяться после ночи без движения. Для лучшего эффекта требовалось повторять ежедневно, вот только редко удавалось заставить себя делать с утра даже самую малость. После восьми часов в одном положении затекало всё тело и ничего не хотелось.

Вопреки обыкновению я принял душ. Плеск воды из-под крана показался мне слишком тихим, так что я сбросил одежду, забрался в ванну и включил настоящее стаккато капель. Тепло обжигало только первые секунды, но кожа привыкла быстро, согрелась, и наслаждение приятной волной растеклось до самых кончиков пальцев. Хорошее начало дня. Я и не помню, когда в последний раз чувствовал себя так хорошо ещё до первой чашки кофе. И такие дни зачастую заканчивались на лучших нотах, которые мне предугадать никогда не получалось.

Вместо традиционных бутербродов, сварил три яйца в мешочек. Удивительная это штука. Весь желток можно высосать, слегка надкусив застывший белок. Главное с солью не переборщить, а то вкус станет слишком резким и никакого удовольствия не принесёт. Таким лакомством я поощрял себя за бодрость. Редкое явление в моей жизни, так что и яйца я ел совсем не часто.

Новости по телевизору рассказали о новых подвигах пьяных светских львиц и двух медиамагнатах, не поделивших порнозвезду. Богатеев этих я видел впервые, зато актриса частенько попадалась на страницах с клубничными видео. Вряд ли ей сложно было обслужить сразу обоих, но спор тем не менее разгорелся знатный.

Дальше по программе началось шоу про пятерых девиц. Их лица, несмотря на юный возраст, покрывал неестественно толстый слой косметики, и я не сразу понял, анимация это или реальные люди. Оказалось что реальные. И боролись они между собой в незнаниях ради богатого холостяка. Такого же неестественного, лживого, как и его невесты. Жалкое зрелище. Сборище идиотов, искренне уверенных в том, что они интересны кому-то, кроме их самих.

– Когда закончилась Великая Отечественная Война? – спрашивал ведущий, вряд ли сам знающий правильный ответ.

– Ой, не знаю. Первого января наверное. – надув губки отвечала ему девица с прекрасными каштановыми волосами? Зачем ей знать? С такой причёской неважно, была ли вообще какая-то война.

– Отлично! А какого года? – ведущий обрадовался всей своей широкой белозубой улыбкой.

– То есть не этого, да? Ну может тогда прошлого?

– Окей! Твой ответ первого января прошлого года. И это… – он натянул театральную паузу, посмотрел на карточку с подсказками и торжественно объявил: – Неверно! Восьмого мая тысяча девятьсот сорок пятого!

Ещё вчера я не задумался бы, что ответ и самого ведущего неверен. А сейчас покоробило. Зачем это мелочное враньё? К чему он жонглировал датами, как неумелый фокусник?

– Окей! Теперь вопрос к Дженнифер. – и следующая кукла, на этот раз блондинка с каре, поправила причёску и приняла позу школьницы на экзамене. – Знаешь ли ты, кто был первым человеком в космосе?

На минуту в студии повисла тишина. Девушка думала так упорно, что даже губы её шевелились, перебирая знакомые фамилии. Но вот наконец лоб прояснился, она гордо подняла подбородок и заявила:

– Илон Маск!

– О май гат! – в приступе беззвучного смеха ведущий изогнулся, но быстро взял себя в руки, взглянул на карточку. – Не верно! Но очень близко. А правильный ответ… – ещё одна пауза. Как будто тут могла быть интрига. – Алан Шепард! Именно он в шестьдесят первом году совершил первый су… суб… с… Первый полёт в космос!

И вновь меня как обухом по голове ударило. Откуда это взялось? Так было всегда? И куда же я тогда смотрел, что не замечал раньше? Но теперь заметил и стало до тошноты противно. Будто меня макнули в грязь лицом и сказали, что там мне и место. Хуже того. Всем нам там место. У подножия самопровозглашенного светлого града на холме.

– А теперь последний вопрос и задам я сразу всем вам. Сколько спутников у Земли? Ну-ка, подумаем получше. Первая ответившая верно выиграет нереально крутой ужин с нашим кавалером на обзорной площадке одной из башен Москва-сити! А спонсором этого вечера будет ООО «Жмеринкас дистрибьютинг энд лизинг инкорпорэйтед».

Ни одна из девиц не смогла ответить. Они называли разные цифры. Думали, чем больше, тем лучше. Но в итоге удалились и от верной единицы, и от моего внимания. Дальше шли ещё какие-то короткие интервью и рекламные вставки. Но всё это только больше напоминало карнавал уродов и следить за происходящим было противно.

Мной же овладела другая проблема. Образ Тани из сна почти угас в памяти, но хотелось задержать его, выжечь на подкорке, чтобы возвращаться каждую свободную секунду и трепетать над ним, как над дражайшим сокровищем. Это чувство покинуло меня восемь лет назад и возвращалось теперь, не спрашивая разрешения. Да я и не сопротивлялся. Должен был, чтобы не повторять ошибок, но слепо следовал биению сердца и не хотел видеть, как близок край моего здравомыслия.

Я мог бы посмотреть её фотографии. Но самый простой этот способ уничтожил давным-давно. Разорвал всё на мелкие кусочки и сжёг, удалил гигабайты общих альбомов, выбросил в корзину для мусора даже те видео, где Таня мелькала лишь на одно мгновение. Теперь жалел. Я знал, что так оно и будет. Но не догадывался, что спустя столько лет. Разве время не лечит? Где же его целебные микстуры, почему таблетки его минут оказались пустышками? Неужели время лишь хромоногий гомеопат, чьи горькие пилюли на деле банальны и пусты?

В конце концов пришёл мне в голову единственный возможный способ пробудить память. Социальные сети. Они помнят всё, знают всё. Они всемогущи. Особенно когда думаешь, что это не так.

Я удалил переписку, выбросил Таню из друзей, но всё это мелочи. Среди оставшихся контактов найдутся те, у кого она осталась. И я прошёлся по странице каждого. Ничего. Ни одной общей фотографии, ни одной строчки от её имени. Пустота такая, словно не только я один старался избавиться от знакомства с ней.

Зацепка попалась на глаза там, где я никак не ожидал и посмотрел в ту сторону в последнюю очередь. У Надежды Сотниковой, ещё одной моей сокурсницы, я нашёл пятилетней давности фото. Единственным комментарием под ним была неудачная шутка Дэна, близкого друга Олега. Того самого Олега, что цепным псом оберегал от меня Таню. А теперь он невольно мог стать к ней мостом.

Писать я ничего не стал. Открыл список его друзей и надеялся среди сорока трёх человек с лёгкостью найти до боли знакомые имя и фамилию. Но опять ошибся. Ни одного, кто мог стать новым звеном моего поводка. Я просмотрел каждого, но узнал только Дениса, уже отработанного и бесполезного.

Разочарование во мне переплеталось с подозрением. Как может в современном мире молодая девушка пропасть бесследно? Это ведь невозможно. Не мог же я придумать такой яркий кусок жизни. В фильмах этот сюжет затёрт до дыр и неминуемо зародился во мне подозрением. Стало страшно. Пытаясь доказать самому себе, что Таня не вымысел, я прошёлся по всем, известным мне, соцсетям, по переулкам поисковиков и тупикам тех сайтов, что могли отыскать всех, живущих на белом свете. Ничего. Её не было нигде.

Любое дело, не приносящее результатов, быстро начинает утомлять и злить, и сейчас был именно такой случай. Я не заметил, как сжал до предела зубы. Неужели пути назад не осталось? Неужели я действительно убежал слишком далеко, чтобы вернуться? Или всё ещё хуже? Я бежал все годы от миража, место которого в этом мире ограничивалось моим сознанием?

Оставалась одна только надежда. Единственная ниточка, способная привести меня либо к абсолютному безумию, либо к женщине, способной свести меня с ума. Олег. Он мог дать ответ, почему Таня исчезла из интернета. Бесспорно он знал, где затаилась она от лишних глаз. Но смерить гордость и принять унижение казалось слишком дорогой платой. Для этого мне предстояло окунуться в отчаяние с головой, молить о помощи и лишь тогда я решусь просить. Но пока падение только начиналось. Да и на работу уже пора. Хорошее спасение от одиночества – рутина и однообразие в обществе безмолвных.

В офис я опоздал. Слишком долго засиделся на кухне и пробки меня не пощадили. Когда вошёл, все уже сидели за своими столами и неохотно стучали по клавиатурам. Механически заполняли образцы договоров, вносили какие-то изменения, копировали, распечатывали. Бесполезная работа в самом своём разгаре, и я спешил в неё влиться со всей ответственностью.

Буркнул приветствие, не ожидая получить ответ, но мне навстречу встал Коля. Сегодня он был сам не свой. Круги под глазами, непричёсанный. Таким я раньше его не видел. От ухоженного, опрятного мажора, образ которого он носил не снимая, передо мной возник совершенно обычный молодой человек, каких в толпе не отличишь одного от другого. Или это и был тот самый настоящий Николай, которого я до сих пор не замечал?

– Пойдём, покурим. – он скорее приказывал, чем спрашивал. Не давал мне права выбора, хотя я и так бы не отказался. – Ты придумал что-нибудь?

Коля не дал мне спокойно спуститься. Спросил, когда я ещё не преодолел и половины лестницы. Ему не терпелось услышать проработанный план, способный привести в высшие круги. Уж не знаю, насколько высокого мнения он был обо мне, но я не оправдал его ожиданий. Напрочь забыл о просьбе. Вчерашний день просто не оставил мне места для размышлений. Произошло слишком многое и каждое событие требовало отдельного внимания. Но Николай вряд ли поймёт меня, так что и говорить об этом не стоило.

– Подожди, дай спуститься.

Он нервно закурил и принялся мерить шагами узкую площадку между пролётами. Смотрел на меня с таким выражением, будто хотел спустить вниз волоком. И моя медлительность только подталкивала к этому. Я же сконцентрировался и старался ни о чём лишнем не думать.

Вот последняя ступенька покорилась, я облегчённо выдохнул и тут же достал сигарету.

– Ну? Придумал или нет?

– Честно говоря, не было времени.

– Да ты охренел, братан! Ты же обещал.

Мне показалось, что он хотел мне врезать, даже кулак сжал, но вовремя передумал и вместо этого выкинул окурок.

– Я наверное соскочу с темы. Мне босс вчера повышение пообещал, так что…

– Он нсем его обещает. Врёт же, собака. А ты ведёшься, как лох. Забей на него лучше.

Николай врал. Это не могло быть правдой, иначе давно обсуждалось бы всем коллективом, приобрело бы сочные подробности народного фольклора. Но из всех грехов, приписанных Вениамину Матвеевичу, об этом я слышал впервые.

– Я думаю, что в этот раз он говорил правду.

– Да ну? А я думаю, что ты в жизни не поймёшь, когда тебя на*бывают. У Машки вон спроси, как он её трахал, обещая сделать своим заместителем. Она тебе такие подробности расскажет, что потом порнуху будет скучно смотреть.

После первой лжи я сомневался и в этом. Но зачем врать так глупо?

– Коль, что у тебя случилось?

– Деньги нужны, разве не понятно?

– Ну у меня есть тысяча. Если тебе надо…

– Сука, ты совсем тупой? Косарь это не деньги. Можешь подтереться им, если девать некуда. А мне нужно сто пятьдесят кусков. Есть у тебя столько?

– Нет. Это слишком много. А зачем тебе?

– Нужно.

– А почему ты решил, что если сейчас начнём, то быстро столько заработаем?

– Да потому, что если будет бизнес-план, я смогу кредит взять.

– Ещё один?

– В смысле? Я не банку должен.

– А кому тогда?

– Какое твоё дело? Должен и всё тут.

– Слушай, ну я же не один тут умный. Спроси ещё у кого-нибудь, может они подскажут?

– Чтобы ещё один дебил мне мозги пудрил два дня? А потом слился, как пи*р последний?

– Коля, прости, но ты хамишь. Я тебе ничего не сделал и не надо меня оскорблять.

Я не любил выяснять отношения. Всегда было проще пропустить оскорбление мимо ушей и тут же его забыть. Но сейчас Николай говорил со мной, как с личной прислугой. Надменно и высокомерно, будто его просьбу я должен был выполнять как приказ. Без права отказаться. Следующим шагом, как с Шурой, будет презрение. Лучше прекратить это в самом начале, чем потом пытаться всё исправить.

– Да и фиг с ним.

Он докурил, выбросил очередной окурок и, не попав в пепельницу, поднялся в офис.

Разговор этот не настраивал на рабочее настроение, напрягал мышцы. Казалось бы не стоит на этом зацикливаться. Ссора как ссора, с кем не бывает. Но меня всё же терзало любопытство. К чему такая спешка? Кому он задолжал, если не банку? Вроде бы не должно меня это волновать, но всё же не мог отвязаться от ощущения, что Николай вляпался в серьёзную историю.

Я выкурил ещё одну сигарету и только после этого вернулся в офис. Сел на своё место, осмотрелся. Не было только Шуры, а в остальном всё как всегда.

Пора было звонить в белорусский холдинг, договориться о встрече и этим я занялся в первую очередь. Трубку сняла секретарша с мягким южным говором. Говорила она короткими фразами и строго по делу.

– «Белорус инвест холдинг». Марина. Чем могу помочь?

– Здравствуйте. Меня зовут Максим и я звоню из компании «Роузвотер Истра финанс энд директинг». – обменялись мы громоздкой чушью. Мне было смешно, может девушке тоже, но показывать это запрещалось. Название – лицо компании и оно не может быть забавным или глупым. Даже если на самом деле это именно так и есть. – По поводу пролонгации пакета договоров аренды коммерческих помещений на территории Тамбовской, Орловской и Ленинградской областей. С кем могу поговорить по этому вопросу?

– Со мной.

– Когда мы можем провести переговоры по данному вопросу?

– В понедельник, в конференц-зале бизнес центра «Казакофф». Вас это устраивает?

– Да. Есть несколько пунктов, которые требуется изменить. Я могу выслать вам список для ознакомления.

– Да, будьте добры. Адрес у вас есть?

– Да.

– Я могу вам ещё чем-нибудь помочь?

– Нет. Спасибо, до свидания.

Теперь самое простое позади. Осталось доползти до конца рабочего дня, перебирая набившие оскомину термины и названия на типовых договорах. По крайней мере можно отключить голову и унестись в мир фантазий, пока руки производят однотипные действия.

Вот она моя вилла. И лимузин на месте. И в лабиринте комнат появилась новая. Ещё почти пустая, с одной только фотографией, накрытой покрывалом. Она стояла на мольберте, в ярких лучах солнца. Мне надо было только руку протянуть, чтобы сбросить ткань и увидеть…

– Максим, извини. Не отвлекаю?

Придётся отложить срыв покрова на другой раз. Кристина неожиданно захотела поговорить и это прекрасный повод отдохнуть, размяться.

– Нет, я почти закончил. Чего хотела?

– Ты наверное слышал, что у меня дочь замуж вышла?

– Да, мои поздравления.

– Спасибо. Она прислала снимки со свадьбы. Не хочешь взглянуть?

– Конечно. Я только за. Сейчас подойду.

Она вернулась к себе, а я встал, потянулся. Пусть ноги и радовали меня сегодня, но всё равно затекли и резко напряглись, едва я поднялся. Несколько секунд напряжения, а затем тело снова расслабилось. Это всегда приятно и лживо. Можно упасть, если поверить, что самое сложное позади и больше ничего не угрожает.

– Если хочешь, садись. – предложила она свой стул.

– Не. Уже насиделся. Открывай.

– Ты только пойми, Маша только глупости говорить умеет и ничего на самом деле не знает. У них действительно любовь. Хотя рано, конечно. – предисловием к слайдшоу затараторила Кристина.

– Да брось. Я и не помню, что она там говорила.

– Ну ладно. Вот, смотри. – она открыла фото на весь экран и оттуда на меня посмотрела почти точная копия Кристины, только младше на двадцать пять лет. По-детски ещё миленькая, с небольшим округлым животом. Её нежно обнимал такой же молодой юноша. Высокий, сутулый, и неуверенный в каждом сантиметре своего тела. Он не умел носить костюм и тот висел на нём, как на вешалке. – Ну вот куда им жениться? Они школу то только в этом году закончили. Но упрямые оба до ужаса. Думают, что всё знают, всё умеют и мир у их ног.

– Ты была против? По-моему хорошая пара.

– Я не была против. Они меня даже не спросили. Решили сами и всё тут.

– Дело твоё. Но если она беременна, то парень прям молодец. Она ведь беременна?

– Да. На шестом месяце. – Кристина быстро пролистывала один снимок за другим и я успевал понять, что на них изображено только в общих чертах. Замечал знакомые лица молодожён, пару постарше, видимо родителей жениха. Сама Кристина тоже иногда попадала в кадр с широкой улыбкой и в красном вечернем платье. Но людей незнакомых было значительно больше. Иногда мне казалось, что я узнаю и ещё кого-то. По причёске или по овалу лица, но кадр тут же менялся и приходилось забывать. – А вот это они праздновали после ЗАГСа.

Действие переместилось в обычную гостиную типовой девятиэтажки. Помещалось там куда меньше людей, чем на предыдущих фотографиях. И среди оставшегося десятка Кристины я больше не видел.

– А ты почему не пошла праздновать?

– Дела были. – сухо ответила Кристина.

– Дела? Это же свадьба дочки. Я бы до последнего гулял.

– Какая разница? Всё равно разведутся.

Я уловил в её голосе нотки зависти. Скорее всего мне показалось. Перепутал с чем-то другим. С волнением за будущее или несогласием. Какая мать в здравом уме будет завидовать дочери сразу после свадьбы?

– Почему ты так решила?

– Ты был женат? – ответила она вопросом на вопрос, как будто моя наивность улетучилась бы со штампом в паспорте.

– Нет.

– Ну вот если когда-нибудь женишься, не дай бог, тогда поймёшь.

– Я смотрю, ты не в духе сегодня?

– Нет. Я рада за них. Правда, рада. Просто сама ещё поверить не могу. Это так рано, так неправильно. Наверное я просто уже ничего не понимаю. Старею или тупею. Или и то, и другое вместе.

– Да брось, нормально всё будет. Как у зятька семья то? Нашли общий язык?

– Не особо. Они… скажем так, они старой закалки. Верят во всякую чушь. Но это всё мелочи.

– Сектанты что ли? Я не заметил икон.

– Скорее наоборот. Давай не будем об этом. Я уже с ними чуть не поругалась, до сих пор колотит от такой узколобости.

– Как хочешь. Ладно, ты это, не переживай. Всё наладится.

– Надеюсь. А вот и последняя фотография.

– Классно. Мне понравилось.

На экране застыл кадр с застольем. Люди замерли, раскрыв рты. Наверное, пели что-то. А во главе стола сидел ветеран. Дедушка, приблизившийся к вековому юбилею вплотную и сохранивший притом ясность ума. На груди его ярче звёзд неба сияли ордена давно прошедшей войны, а радости за победу новую не было предела.

Зря Кристина так переживала. Я видел в их добродушных лицах любовь и отзывчивость. Они тепло принимали пополнение своих рядов и честно, искренне радовались за молодых. Не могла там, за кадром, скрываться тайная вражда и взаимная ненависть. Это слишком очевидно, чтобы остаться незамеченным.

Я собрался вернутся к себя, но Кристина остановила.

– Ты правда думаешь, что это нормально?.

– А почему нет? Если они любят друг друга. Да ещё и ребёнок скоро будет.

– Откуда тебе знать, что они друг друга любят?

– Не знаю. Просто это видно. В их глазах, в том, как они обнимаются.

– А что такого в их глазах? Что это вообще такое – любовь?

– Кристин, вот честно, это скорее мне тебя спрашивать надо.

– Ты на возраст намекаешь?

– Да.

– Вот в том и проблема. Я всё старше, а что такое любовь не знаю. Все повторяют, любовь то, любовь это. А никто ведь не скажет наверняка, как определение, что это такое. Но каждый безусловно считает, что он прав.

– Может у каждого она своя?

– А что, если её вообще нет? И любовь это всего лишь временное помутнение. Вот думаешь, что именно этот человек твоя – вторая половина. Что вместе вы будете до конца своих дней и умрёте в один день. Сказка, да и только. А потом проходит месяц, год, несколько лет. И всё. Ты уже просыпаешься рядом и даже смотреть в его сторону не можешь. Не ненавидишь, нет. Одна сплошная безразличность. Что он есть, что его нет, совсем не важно. Он уже чужой и ты стараешься быстрее выбраться из постели, убежать на работу и вернуться позже. В ночи. Чтобы он уже спал и не пытался заговорить.

– Ну значит это была не любовь. Она не проходит. Пусть и думаешь иногда, что всё позади, но это не так.

– И неужели ты в это веришь?

– Думаю, что да. Очень надеюсь, что это так.

– А я думала ты циник.

– Ты немного опоздала. Несколько дней назад я бы оправдал твои ожидания, а сейчас всё перевернулось кверху дном.

– Что изменилось? Встретил кого-то и решил, что любишь?

– Встретил? – я задумался. Неожиданно для меня самого вспомнилась вчерашняя новая знакомая. Вечером, после прогулки в парке, я не мог думать ни о ком другом, но ночь всё спутала. Теперь же захотелось увидеть её снова. Позвонить и предложить встретиться. В этом же нет ничего предосудительного? Просто погулять. Просто поговорить. Без всяких намёков. – Да, наверное поэтому.

– И кто она? – глаза Кристины ожили, заиграли любопытством. Сплетница в ней проложила локтями дорогу и наконец вернула законное положение.