Текст книги "Женщина в Древней Руси"

Софья Палеолог (Зоя Палеолог) и Иван III

Византийская империя пала в 1453 году, когда турки взяли Константинополь. Победители овладели всей территорией поверженной державы. Но свято место пусто не бывает. Планете Земля нужна была на стыке двух континентов, в непосредственной близости третьего континента, Африки, крупная держава, и еще со времен персидских царей Кира Великого и Дария этот «заказ» исполнялся с удивительной точностью.

Константин Палеолог погиб. Его братья, Дмитрий и Фома, некоторое время правили Пелопоннесом, не имея никакой надежды закрепиться на полуострове. Братья воевали друг с другом, слабели. Турки без труда разрешили их спор между собой и взяли Пелопоннес. Султан Магомет II предложил братьям Константина Палеолога служить у него. Дмитрий согласился, отдал дочь в жены Магомету II, получил в награду небольшой доходный городок и жил там не то чтобы припеваючи, но спокойно.

Фома со всей семьей, со свитой, с драгоценностями и последними богатствами империи, а также со святынями Православной церкви явился к папе римскому Пию II, получил от него ежемесячное жалованье, жил безбедно.

Умер Фома в Риме, оставив сыновей Андрея, Мануила и дочь Зою на попечении нового папы римского Павла II. Сыновья, получая стабильное жалованье, жили в свое удовольствие.

Горевала в Риме лишь Зоя. Ей пора было выходить замуж, но достойного супруга в Европе найти она не могла. Упрямая была невеста. Православная. Не пошла она замуж за короля французского, отказала герцогу миланскому, проявив удивительную для ее положения неприязнь к католикам.

Павел II, озадаченный поведением Софии, продолжал поиск женихов. От католических мужей пришлось отказаться, но среди православных претендентов было не так много правителей столь высокого ранга. Все-таки племянница последнего императора знаменитой державы!

Кардинал Виссарион, родом из Греции, посоветовал папе римскому обратить внимание на великого князя всея Руси Ивана III Васильевича. Павел II понял, какую выгоду может получить Римская церковь, и предложил царевне нового жениха.

Зоя быстро согласилась, чем несказанно удивила многих. О далекой Руси, более двухсот лет платившей дань Орде, в Западной Европе стали забывать как о державе, представляющей собой интерес для европейцев, переживающих во второй половине XV века подъем в культурной жизни, в экономике. Но мудрые люди, каким, несомненно, являлся Павел II, никогда не забывали о несметных богатствах, о великой силе духа восточноевропейских народов. Римский папа надеялся с помощью Зои воздействовать на русских, убедить их подчиниться Римской церкви.

Сватовство состоялось, и 24 июня 1472 года невеста с огромной свитой отправилась из Рима в Любек, оттуда морем добралась до Ревеля. Встречали Зою все очень хорошо. Ливонские рыцари десять дней угощали ее разными яствами, а уж в псковской земле готовились к встрече невесты, как к великому празднику.

Павел II послал с Зоей легата Антония, гордого человека. Перед ним всегда носили латинский крыж, крест. В Пскове этот священнослужитель, войдя в Соборную церковь, даже не удосужился поклониться святым иконам! Лишь после того, как его одернула Зоя, он приложился к иконе Богоматери.

Ропот пошел среди русского народа. Кого везут великому князю? Как поступит он с римским легатом? Иван III ждал невесту с нетерпением. Несколько месяцев назад римские послы показали ему изображение Зои, и он хотел увидеть воочию эту красивую женщину, свою невесту. Свита племянницы Константина Палеолога медленно приближалась к Москве, слухи достигали столицы гораздо быстрее. И великий князь волновался: как поступить с римским легатом, перед которым везде носили крыж?

Русский посол Иван Фрязин советовал Ивану уважить папу римского и разрешить легату войти таким образом в Москву, в Кремль! Но бояре и священнослужители побаивались, как бы сей акт не возмутил православный народ. Великий князь явился к митрополиту Филиппу и спросил, как же поступить. Владыка твердо сказал: «Если разрешишь легату войти во врата с латинским крестом впереди, то я уйду из города в другие врата. Чтить веру чуждую есть унижать собственную».

Иван III повелел боярину Федору Давыдовичу отправиться навстречу легату и объявить ему о воле государя Московского и митрополита всея Руси, а если гость будет упорствовать, то приказал великий князь взять силой римский крыж и положить оный в сани, что и сделал боярин, не задумываясь.

Царевна прибыла с папским легатом в Москву 12 ноября. Иван III Васильевич встретил гостей хорошо, и тут же, благо 14 ноября начинался Филиппов пост, состоялось обручение и 13 ноября – бракосочетание Зои, которая в России получила имя София, и Ивана III в деревянной церкви, построенной в центре возводимого в Кремле нового Успенского собора.

Это бракосочетание сыграло знаменательную роль в истории Руси. Оно сблизило Москву с Римом не до такой степени, о которой мечтал Павел II, но отношения со многими странами Запада стали лучше. Оно ухудшило еще не сложившиеся связи Османской империи и Русской державы, но в XV веке это не сказывалось на внешней политике великих князей. Оно не сделало Русскую православную церковь придатком Римской католической церкви, но и не ослабило последнюю. Оно внесло в жизнь великого князя как приятные, так и тревожные моменты, но это не мешало ему упорно делать свое дело. Брак Ивана и Софии был прежде всего политическим, и повелитель Московского государства делал все, чтобы получить из этого наибольшую выгоду для страны, но… относился он к супруге, волевой и неглупой, с уважением и с чувством, более глубоким, может быть, даже с любовью.

С приездом царевны Софии Русь, как это не печально было для папы римского Павла II, осталась православной, восприняв у Византийской империи многое, в том числе и государственную символику. Например, двуглавый орел, герб Восточной Римской империи, стал гербом Русского государства.

Жена Ивана III Васильевича оказывала на своего супруга вполне благотворное влияние, хотя далеко не всегда их взаимоотношения были прекрасными.

После покорения Новгорода у Ивана III родился сын Василий. Наследник! Радость русского царя (по сути, Иван III являлся монархом) была велика. И вдруг ему доложили, что хан Золотой орды Ахмат прислал к нему гонцов с басмой[16]16
  Басма (тюрк. – отпечаток) – один из видов техники тиснения рельефных рисунков с помощью специальных матриц – басманных досок. Басмой также назывался особый знак, или пластинка, выдававшаяся татаро-монгольскими ханами в XIII–XV веках в качестве верительной грамоты. – Прим. ред.


[Закрыть]. Всегда ранее (до женитьбы Ивана III на Софии) великие князья встречали ордынских послов в местечке на середине современной Новокузнецкой улицы и кланялись басме или болвану (идолу). То ли София, как считают некоторые историки, уговорила прекратить унизительную процедуру, то ли Иван проявил инициативу, но уже несколько лет ордынским басмам и болванам поклоны не отбивались. Супруга русского повелителя, «жена хитрая, честолюбивая», знала цену себе и своему мужу. Женским тонким, изощренным чутьем она почувствовала, что пришла пора покончить с ордынцами, и чисто по-женски капризно повторяла: «Долго ли мне быть рабыней ханскою?»

Софию злил ордынский дом на территории Кремля, ордынские лица, снующие туда-сюда, выслушивающие, выслеживающие. Великая княгиня такое безобразие терпеть не могла. Она написала письмо жене Ахмата и убедительно попросила у нее Ордынское подворье, где ей хотелось построить церковь Николы Гостунского. Взамен ханше предлагалось другое место, естественно, не в Кремле. Сделка состоялась. Таким образом София одержала первую территориальную победу над ордынцами, изгнав их из святая святых русского народа – из Московского Кремля.

К женщинам Рюриковичи относились, как уже говорилось выше, с некоторой (во всяком случае, внешне) прохладцей. Все-таки женщина. Она не участвовала ни в каких политических мероприятиях, а просто рожала Рюриковичей, и этого ей должно было хватать для полнокровной, счастливой жизни. Не хватало. И хотя активно и непосредственно государственными делами занималась в Древней Руси лишь одна княгиня Ольга, мать Святослава, но влияние женщин на политику было немалое, о чем говорит судьба Ивана III Васильевича. И дело тут не в том, что София энергично вторгалась в дела мужа, но еще и в самом Иване, не раз советовавшемся с ней и со своей матерью.

В тот день он ни с кем не советовался. К нему явились послы Ахмата, показали великому князю басму: кланяйся, мол. Иван III взял изображение, вдруг рассвирепел, всегда осторожный, изломал образ, бросил куски его на пол и, не обращая внимания на послов, бояр, князей и слуг, стал топтать ненавистный всем русским знак. Ярость великого князя была откровенной и дикой. Искореженный, изломанный Ахмат метался под ногами князя, похожего в те мгновения не на женщину и даже не на избалованного дитяти, но на уставшего вконец русского человека: надоело дань платить да услужливо кланяться послам и баскакам, ханам и ханшам, басмам и болванам. Надоело делать несчастные физиономии, корчить из себя покорных придурков, жить абы как, потому что на иную жизнь – настоящую, полнокровную – был наложен негласный запрет ханами, всегда готовыми изъять «излишки» жизни в свою казну. Двести сорок лет Русь жила, не желая излишков. Это – очень длительный период. Без излишков жить невозможно человеку разумному, Творцом рожденному, чтобы творить и не жить по-звериному: день протянул, и ладно. Излишки жизни – это не роскошь, это радость творца. Русские устали жить по-звериному.

Пора пришла гнать в шею сборщиков дани. Ахмат заручился поддержкой Казимира, и эти два врага могли натворить много бед на Руси.

Может быть, стоило повременить с топтанием басмы? Присутствующие при сем акте люди с волнением смотрели на разбушевавшегося князя. Да, Русь уже в шестидесятые годы V столетия практически освободилась от жесткой опеки Орды, о чем свидетельствует строительство монументального и величественного Успенского собора в Кремле. Такое дорогостоящее удовольствие могли позволить себе только сильные люди, освободившиеся от рабской психологии. Приглашая в Москву Аристотеля и других мастеров из Италии, Иван III мечтал о великих стройках. Он чувствовал, что русский народ окончательно созрел для Творчества, для Красоты!

Совсем распалившись, топча ногами басму, краснея во гневе, он грозно глянул на всех и приказал… убить послов, убить гостей в собственном доме, кроме одного, которому крикнул: «Передай Ахмату, что если он не оставит меня в покое, то я с ним сделаю то же самое. Уходи!»

Историю с топтанием басмы не все признают реальной. В самом деле, Иван III отличался сдержанностью, мог просчитывать ходы и их возможные последствия. Таким бешеным и неуправляемым его видели нечасто. И не женщины повлияли на то, что он истоптал басму Ахмата. Женщинам еще предстоит сказать слово в этом деле.

Хан Золотой орды, узнав о случившемся, воскликнул: «Так поступает раб наш!» – и решил сурово наказать ослушавшихся рабов. Только жестокой, изощренной казнью, болезненной и массовой, показательной, искупали рабы всех времен свою вину.

С Казимиром хан решил напасть на Русь с двух сторон, и жечь, грабить, брать в полон, и цепями тяжелыми оковывать русских и Русь. Литва и Орда изготовились к прыжку.

Русские тоже собирали войска. Союзник Ивана III, крымский хан Менгли-Гирей, напал на Литовскую Подолию, отвлек Казимира.

Иван III, обладая большими финансовыми возможностями и располагая крупными людскими ресурсами, пошел на риск, послал дружину во главе с Нордоулатом и князем звенигородским Василием Ноздреватым… в Орду! Это был ход, давно забытый русскими в борьбе со степняками, но и ответственный. Подобный метод (бить противника на его территории, его средствами, в данном случае налетами небольших мобильных отрядов) часто помогал разным народам мира одолевать врагов.

Ахмат вывел из Орды все войско. Момент был благоприятный. В степи остались старики, дети да женщины – народ не боевой. Нордоулат и Ноздреватый ушли по Волге на юг, грабить, жечь, убивать всех, кто окажет хоть малейшее сопротивление. Орду бить надо по-ордынски. Иван III пошел на риск, оправданный ли? А вдруг Ахмату и Казимиру удастся выиграть войну? Что сделают они с русскими, узнав о злодеяниях Нордоулата и Ноздреватого? Великий князь всея Руси поставил страну на край пропасти.

Хан Ахмат прямиком на Москву не пошел, повел войско через Мценск и Любутск к реке Угре, притоку Оки. Здесь он рассчитывал соединиться с Казимиром.

И тут-то великий князь испугался, оставил войско во главе с сыном Василием на берегу Угры, вернулся в Москву, расположился лагерем в селе Красном, объявил удивленным согражданам о том, что приехал посоветоваться с матушкой, духовенством и боярами (семью он предусмотрительно отослал из столицы). Посоветоваться с нужными людьми всегда полезно, но в данном случае это было бессмысленно. Русское войско на Угре никаких альтернатив не имело – нужно было биться за Русь. Это прекрасно понимали все, в том числе и Иван III. Но трусость, это кратковременное помешательство разума, налетая на человека в самые неожиданные моменты, бывает трагически капризна. Трусость и страх – временные, а то и мимолетные болезни разума. Кого не посещала минутная трусость, минутная слабость!

Бояре, и духовенство, и матушка явились к Ивану III, трусливому, сказали: «Иди на врага!» Сын его, призванный в Красное село, отказался покинуть войско, ответил отцу: «Ждем татар». Дождемся и будем биться. Даже родные братья, с которыми он ругался, решили, осознав серьезность положения, забыть обиды, драться с общим врагом. Иди, Иван, на врага!

Не сразу принял решение Иван III. Но все же одолел свой страх и приехал в войско, расположенное на берегах Угры, за которой уже стояли ордынцы.

В бой степняки сразу не бросились. Их напугала мощь московского войска. Ахмат стал ждать Казимира. Прошло несколько дней. На берегах Угры стояли друг против друга два войска.

Зима приближалась все быстрее. Но нагрянула она внезапно: Угру сковало толстым льдом буквально за ночь. И снегу намело, и поняли ордынцы, что пришел час битвы, что не дождаться им Казимира.

7 ноября 1480 года Иван III Васильевич приказал войску отступить к Кременцу, чтобы занять удобные позиции. Русские потянулись от берегов Угры сначала не спеша, будто им все равно, где бить врага, потом пошли чуть быстрее. Ахмат, узнав о маневре противника, вышел из палатки и грустно улыбнулся: знаю я эти уловки. Он вернулся в шатер, прибыли разведчики, доложили о том, что в стане противника наметилась паника.

Воины арьергардных русских полков видели, как на противоположном берегу Угры собираются ордынцы, ожидавшие приказа о наступлении. Ордынцев было много. Вот-вот они ринутся в бой на русский арьегард.

– Они бегут! – кричали ордынцы, не веря собственным глазам.

Из шатра вышел Ахмат и тихо молвил:

– Они хотят заманить нас в ловушку!

Это страшное слово волной страха побежало, опережая приказы и повеления Ахмата, по рядам ордынского войска. Ловушка. Сколько раз степняки использовали этот прием, сколько побед одержали! Самим попадать в ловушку не хотелось.

– Ловушка! Ловушка! – все громче кричали они и бежали от страшной Угры подальше.

Шум в стане врага пугал русских. Они думали, что за Угрой готовится мощнейший удар по арьергардам, и бежали подальше от реки, закованной в лед.

Это, с военной точки зрения, странное столкновение двух войск на Угре стало гибельным для Ахмата. С богатой добычей он прошел через земли, принадлежащие в то время Литве, к Волге, а там на него напал тюменский князь Иван. Хан не стал сражаться, побежал, оторвался от погони у Малого Донца. Неподалеку от Азова он осел зимовать. Однажды ранним утром Иван неожиданно ворвался в стан Ахмата и зарезал его, присвоив себе имущество хана.

«Стояние на Угре» считается финалом «татаро-монгольского ига». Действительно, это была последняя попытка ханов Золотой орды сохранить прежние порядки на Руси, платившей дань степнякам и вынужденной жить без излишеств, без самой возможности жить по-человечески.

В последующие годы Иван III Васильевич правил мудро, умело лавируя в сложнейшей геополитической обстановке.

В 1489 году центральная власть окончательно покорила Вятку. Самые яростные приверженцы республиканских обычаев были казнены, богатые и знатные жители Вятки расселены в Боровске, Алексине, Кременце, а торговые люди – в Дмитрове. Их место на родине заняли законопослушные обитатели Московской земли.

Эта победа Ивана III явилась завершающим этапом на пути создания централизованного национального Русского государства.

В этот же период великий князь пытался наладить контакты со странами Европы, с Турцией, с ханом Чагатайским, в Москву прибывают из Италии и Германии мастера, в столице начинается коренное переустройство, в результате которого город обрел очертания, определившие на века облик Златоглавой столицы.

В 1490 году случилось непредвиденное. Цепочку счастливых событий прервала болезнь старшего сына великого князя, Ивана Ивановича. Он был достойным наследником Ивана Васильевича, его деятельным и активным соправителем. Отец любил своего первенца, гордился им. Полюбился Иван Молодой и простому люду за храбрость на войне, за спокойствие и мудрость в мирных делах. Заболел он опасным недугом, ломотой в ногах. Вылечить его не удалось, он умер в возрасте 32 лет, и «женская» проблема вдруг стала очень важной для Ивана III Васильевича!

В последние два года XV века великий князь лишний раз мог убедиться в том, что очень часто у великих людей самыми страшными и опасными для них бедами являются беды семейные, частные, чисто человеческие. И в этих-то семейных бедах даже гениальные правители оказывались беспомощными, как малые дети.

После смерти Ивана Молодого возникла серьезная проблема престолонаследия. Кому отдавать в руки государство: сыну умершего, Дмитрию, или сыну второй жены Софии Палеолог, Василию Ивановичу? Точного ответа на сей важный вопрос Иван Васильевич не знал. При дворе образовались две партии. Жену Ивана Молодого, Елену, окружали бояре, вельможи – все русские. Они хорошо знали прекраснодушные качества умершего князя, надеялись, что сын его, Дмитрий, унаследует от отца все лучшее, будет править мудро и праведно, что им, его верным сторонникам, будет при нем великая польза. Союзники и доброжелатели Софии Палеолог говорили великому князю, что приезд племянницы последнего императора Византии глубоко символичен, что Русское государство стало преемником Византийской империи, а значит, Василий просто обязан наследовать престол. Это сыграет важную роль в международных делах.

Какая из двух точек зрения принесет стране большую пользу и меньший вред? Иван Васильевич думал над решением сложнейшего уравнения с двумя неизвестными долго. Да так и не нашел верного ответа, которого с нетерпением ждали родные и близкие, бояре и князья, весь народ. И тогда самые заинтересованные люди решились помочь великому князю найти ответ.

София и Елена, дочь молдавского господаря Стефана Великого, обе чужеземки, а значит, в равной мере равнодушные к русскому народу и его проблемам, обе тщеславные, воспитанные во дворцах, знакомые с интригами родителей и родных не понаслышке, обе в равной мере ненавидевшие друг друга именно потому, что после смерти Ивана III Васильевича им вместе на русской земле жить будет тесно, обе коварные и притворные, они долго готовились к решительной схватке друг с другом. Шансы победить были у обеих. Иван III ценил и уважал жену старшего сына, но Софию-то он любил! И не только как племянницу последнего Византийского императора.

В конце 1498 года союзники Софии (впрочем, то могли быть и ее коварные враги!) перешли к активным действиям. Дьяк Федор Стромилов и его сообщники, люди молодые и горячие, ровесники Василия Ивановича стали наговаривать ему о том, что великий князь хочет объявить наследником Дмитрия Ивановича, который, получив власть, обязательно погубит сына Софии как законного престолонаследника. Василий дал вовлечь себя в заговор. Его союзники разработали план убийства Дмитрия, бегства в Вологду, где находилась казна Ивана III Васильевича. Число заговорщиков быстро росло. Они давали клятвы верности друг другу, но нашелся среди них предатель, доложивший обо всем великому князю.

Иван III приказал взять под арест и пытать участников заговора. Пытки дано терпеть далеко не всем. Люди быстро признавались в грехах, и тут же звучали приговоры. Четверым отрубили головы, двоим отрубили сначала ноги, потом руки, а потом и головы. Многих пожалели, отправили в темницы – жилось им там несладко. К Василию приставили стражу. У Софии в покоях схватили каких-то женщин, обвинили их в колдовстве и утопили несчастных в Москве-реке. Великую княгиню не тронули. Иван III Васильевич прервал с ней все отношения.

Задача, кажется, была решена. Одно неизвестное удалось нейтрализовать, а второе из неизвестных тут же превратилось в известное – в законного наследника! Иван III назвал Дмитрия «своим преемником и возложил на него венец Мономахов». Но решение задачи и ответ не понравились самому же князю. Человек, который практически всегда удачно манипулировал сложнейшими политическими ситуациями, который одержал в свой век, пожалуй, самые впечатляющие победы в Восточной Европе, спасовал, решая семейную задачу.

В 1499 году Иван III Васильевич изменил решение с точностью до наоборот. Приговор его был очень суров. Он не пожалел даже князя Ряполовского, отец которого много лет назад, рискуя собственной жизнью, спас Ивана III, тогда – мальчика, от Дмитрия Шемяки. Отрубили голову Семену Ряполовскому. Хотели то же самое сделать с головой Ивана Юрьевича Патрикеева, тридцать шесть лет служившего верой и правдой Ивану III, одержавшего много великолепных побед на полях сражений. Не пожалел его великий князь. Митрополит Симон и другие священнослужители, не боясь гнева государева, вступились за князя Патрикеева, спасли Ивана Юрьевича и старшего сына его; оба они постриглись в монахи. Младший сын остался под домашним арестом.

Эта первая боярская опала, как пишет Н.М. Карамзин, «изумила вельмож, доказав, что гнев самодержца не щадит ни сана, ни заслуг долговременных». Впрочем, главная цель так и не была достигнута, Иван III так и не решил задачу. Он назвал Василия государем, великим князем Новгорода и Пскова, не лишив Дмитрия сана великого князя Владимирского и Московского.

В этом деле явно чувствуется рука Софии Палеолог, которая проиграть в борьбе с Еленой просто не могла. Как, впрочем, и Елена не имела права проигрывать!

Последние шесть лет жизни Ивана III Васильевича прошли в войнах. В Восточной Европе образовались две коалиции. Литву поддерживала Польша. В 1499 году на Виленском сейме было установлено, что «впредь великий князь литовский не будет выбирать без согласия Польши и, наоборот, Польша не должна выбирать короля без соглашения литовского дворянства». Это сближение двух государств улучшило позиции Литвы в противостоянии ее с Русью. В 1501 году, когда война между этими государствами достигла значительной напряженности, умер король Альберт, и, согласно Мельницкому договору, заключенному в том же году и постановившему, что Литва и Польша составляют единое государство и должны иметь одного короля, избираемого на сейме в Кракове, престол двуединого государства занял Александр. Воевать с Иваном III он побаивался, хотя его поддерживали магистр Ливонского ордена Вальтер фон Плеттенберг, а также хан совсем ослабевшей Золотой орды Шиг-Ахмет. На стороне Александра стоял папа римский. И, кроме того, Ивану III доставляли много забот князьки Казанского ханства, мечтавшие освободиться от опеки Москвы.

Великого князя всея Руси поддерживали верный Менгли-Гирей и Стефан Молдавский.

В 1502 году, правда, Стефан отошел от Руси, узнав о том, что Иван III приказал приставить к Елене и Дмитрию стражу, объявил Василия наследником престола. Кто был повинен в опале стефановых внука и дочери, трудно сказать, но господарь Молдавии оскорбился, и даже мудрый Менгли-Гирей не примирил его с Иваном III. Потеряв сильного союзника, Иван III не потерял инициативу в войне, и тут-то всполошились монархи Европы и папа римский Александр VI.

Дело в том, что в начале XVI века усилилась Османская империя. Захватив практически весь Балканский полуостров, войска султана Баязета стали угрожать Италии, взяли два города Венецианской республики. Кровопролитная война в Восточной Европе ослабляла христианский мир. В 1503 году папа римский и кардинал Регнус отправили в Москву послов, которые пытались убедить Ивана III прекратить борьбу, дать возможность Польше и Венгрии воевать против Порты и самому участвовать в войне.

Иван III не стал противопоставлять себя христианскому миру, согласился на переговоры (между прочим, еще и по иной причине – Русь устала воевать, нужна была мирная передышка). Великий князь повел диалог с послами Александра на высочайшем дипломатическом уровне, не поддался на уловки противника, отстоял интересы державы и заключил не вечный мир с Литвой, а лишь перемирие, потому что Литва владела землями Руси, чужими землями, а чужой землей вечно владеть никому не удавалось.

О том, насколько серьезны были доводы папы римского и кардинала Регнуса, говорит последнее слово Стефана Молдавского. Поругавшись с Иваном III, он не пошел в союзники Польши, а завещал сыну Богдану и молдавской знати… покориться Османской империи! «Знаю, как трудно было мне удерживать право независимого властителя, – сказал он. – Вы не в силах бороться с Баязетом (Баязидом) и только разорили бы отечество. Лучше добровольно уступить то, чего сохранить не можете».

И в этом эпизоде чувствуется незримое присутствие племянницы последнего византийского императора! Стефан Молдавский прекрасно знал о том, какое влияние она оказывает на мужа. Иллюзий у него быть не могло. Его внуку Дмитрию путь к великокняжескому престолу был закрыт.

София Палеолог умерла в апреле 1503 года. О том, какое значение имела эта женщина в жизни Ивана III, говорит тот факт, что сразу после ее смерти этот сильный человек заболел и поехал со всеми детьми по святым местам русским в Переяславль, Ростов, Ярославль молиться.

Затем великий князь всея Руси вернулся домой и в присутствии виднейших бояр написал завещание, объявив наследником великокняжеского престола Василия Ивановича, сына Софии, византийской принцессы.

Племянница Константина Палеолога стала первой чужестранкой, сыгравшей столь значительную роль в судьбе виднейшего русского государственного деятеля XV – начала XVI века, которого многие специалисты причисляют к самым выдающимся правителям Отечества, а некоторые даже ставят его выше Петра Великого.

В том же 1503 году сорвалось сватовство будущего государя всея Руси и датской принцессы Елизаветы. Иван III устал искать невесту сыну за рубежом и, понимая, что жить ему осталось не долго, согласился женить сына на соотечественнице.

В хоромы великого князя свезли со всей земли Русской 1500 благородных девиц, одна другой краше. Полторы тысячи невест! У любого жениха глаза бы разбежались. Все – знатных родов, на вид милые, добрые, очень замуж хотят. Поди-ка выбери из них единственную, чтобы уму и сердцу радость была, да крепких детей жена рожала, да сыновей – обязательно. Чтобы мужа поддерживала да не перечила ему, не мешала повелевать государством огромным. Василий выбрал красавицу Соломонию, дочь незнатного Юрия Константиновича Сабурова, потомка Мурзы Чета, огорошил всех знатных бояр да князей. Но царское слово – закон.

Хотя трудно сказать, как бы отнеслась к сему браку племянница последнего византийского императора, великая княгиня Зоя Палеолог.