Текст книги "От Руси к России"

Вот о чем мечтали потомственные тысяцкие, имевшие в Москве практически безграничную власть и громадные средства: управлять не только Москвой, но и князьями, и страной. О каких-либо других преступлениях (о знаменитом поясе рассказ пойдет чуть позже) Василия Васильевича, Ивана Васильевича, Некомата Сурожанина летописи не сообщают, да, видимо, им и не зачем было грешить по мелочам. Они властвовать мечтали. И имели на то полное право, то есть: потомственную гордость, чванство, средства, авторитет, связи, опыт, ум и практическую смекалку. Они не имели только одного – наследственной связи с родом Рюриковичей.

Почему так произошло в Восточной Европе? Почему Рюриковичи безраздельно правили Киевской Русью, Владимиро-Суздальской, затем страной Московией вплоть до Бориса Годунова, почему даже такие мудрые организаторы и государственники, какими вне всякого сомнения были Георгий Симонович и его потомки, должны были ограничиваться «долей тысяцких»? Ответов на эти вопросы много. Но чтобы понять, в какое время происходили описываемые события, достаточно вспомнить забавный эпизод, произошедший уже после Куликовской битвы между темником Мамаем, по всем сведениям даже русских летописцев – неплохим организатором, но, к его несчастью, безродным, и ханом Орды Тохтамышем – потомком Чингисхана. Они встретились на поле битвы на берегах печально известной для русских князей реки Калки в 1380 году. У Мамая сил было чуть больше, чем у Тохтамыша, но перед самой битвой несколько тумэнов темника перебежали к потомку Чингисхана, в результате чего Мамай потерпел сокрушительное поражение. Время было такое. Время наследственных вождей.

На Руси правили Рюриковичи. Они близко не подпускали к себе представителей низших (не правящих) родов, женились и выходили замуж только за наследственных, потомственных принцесс и принцев, княгинь и князей и так далее. В редчайших случаях это неписанное правило нарушалось.

Такие сильные люди, какими были московский тысяцкий Василий Васильевич, его сын Иван, да и темник Мамай, смириться с подобным положением дел не могли. Они делали все, чтобы не тем, так иным путем, преодолеть барьер, установленный перед ними временем.

Василий Васильевич Вельяминов подменил драгоценный пояс князя Дмитрия Ивановича и передал его своему сыну Николаю, человеку очень хитрому. Он был женат на старшей сестре жены Донского. Старшего брата, Ивана, бежавшего в Тверь, он не поддержал, не проявил сострадания в тот трагический день, когда Ивана Васильевича, пойманного в 1379 году в Серпухове, повели на Кучково поле – казнить. То была первая в Москве публичная казнь. Сына последнего тысяцкого официально обвинили в том, что он, будучи в Орде, куда прибыл из Твери, послал в 1378 году своего попа с мешком «злых, лютых зелий» в Москву. Попа схватили после битвы на Воже. Конечно же, поп ни в чем не сознался. Но мешок с зельем явился страшной уликой. В Москве всем стало ясно, что Иван Васильевич хотел отравить Дмитрия Ивановича. 30 августа 1379 года повели его на Кучково поле и «казнили мечом до обеда, в 4 часа дня». Народу собралось много. Люди плакали, вспоминая благородство и величие Ивана Васильевича. По всей видимости, он действительно был благородным человеком. Благороднее своего младшего брата, владельца краденого пояса. Хотя внешне все выглядит иначе. Николай во всем поддерживал Дмитрия, предводительствовал коломенским полком в Куликовской битве, погиб в ней смертью храбрых… Казалось бы, никаких претензий нельзя предъявить к этому человеку. Кроме одной – кроме сокрытия драгоценного пояса, который после гибели Николая Васильевича (по летописи – Микулы Васильевича) перешел к его дочери, вышедшей замуж за боярина Ивана Дмитриевича Всеволжского, а не в руки законного владельца. Всеволжский и стал обладателем краденого пояса, который послужит через полвека поводом к помледней распре русских князей.

Но до нее русскому народу, москвичам придется пережить великие победы и горестные поражения.

А Некомата Сурожанина убили в 1383 году.

Митрополит Алексий (90-е годы XIII века – 1378)

У Федора Бяконта было пятеро сыновей. Первый из них родился в 1299 году. Его назвали Елевферием. Согласно легендам новорожденного крестил Иван Данилович, тогда еще мальчик. В двадцатилетнем возрасте сын известного боярина постригся в церкви Святого Богоявления и стал жить в Богоявленском монастыре.

Здесь он близко сошелся с монахом Стефаном из ростовских бояр, братом Сергия Радонежского. В Богоявленском соборе образовался монашеский кружок, который «поддерживал тесные связи с самим митрополитом Феогностом» и пользовался авторитетом среди знатных московских бояр и великокняжеского окружения. Стефан, например, являлся духовником Симеона Гордого, а также тысяцкого Василия и многих бояр.

Выдающиеся способности Алексия были вскоре замечены и по достоинству оценены Феогностом. Он назначил молодого монаха наместником митрополита и епископом Владимирским, и еще при жизни избрал его своим преемником на митрополичьей кафедре.

В 1353 году моровая язва поразила митрополита Феогноста. На смертном одре он написал патриарху православной церкви послание, в котором просил рукоположить в чин митрополита Русской православной церкви Алексия. Великий князь Симеон Гордый, тоже пораженный чумой, отправил аналогичное письмо императору Византии. По два посла – от митрополита и великого князя – отправились в Константинополь. Их приняли там хорошо. Просьба Феогноста и Симеона была исполнена. Послы вернулись на родину, когда тот и другой уже покинули сей мир.

Моровая язва, или черная смерть, как называют летописцы эпидемию чумы, опустошила в середине XIV столетия многие страны Евразии, Северной Африки. На Русь она накатывалась многократно. В некоторых городах и сельских районах население сократилось в несколько раз. В Глухове и Белозерске в живых не осталось ни одного человека. В Смоленске после третьего «нашествия чумы» уцелели пятеро счастливцев. Они вышли из родного города, закрыли ворота и побрели, куда глаза глядят. Губила черная смерть в основном молодых людей, будто хотелось ей извести весь род человеческий. Но сделать она это не смогла. Более того, многие хронисты второй половины XIV столетия пишут о том, что население европейских стран стало быстро увеличиваться сразу, как только моровая язва, насытившись людской кровью, покинула Землю.

В сложнейшей ситуации оказалась Русь, и особенно Московская земля, московские князья, уже одержавшие ряд важных побед в деле единения страны. Симеон Гордый, продолжая политику отца, Ивана Калиты, достиг значительных успехов. Но в тридцатишестилетнем возрасте он заболел чумой. Понимая, что его брат, тихий, кроткий, слабый красавчик Иван II Иванович, может уничтожить труд Даниила, Ивана Калиты и самого Симеона Гордого, он в своем завещании, обращаясь к братьям, Андрею (он вскоре умрет) и Ивану написал: «…слушайтесь добрых, старых бояр и нашего владыку Алексия, дабы не пристала память родителей наших и наша, и свеча бы не погасла». На Алексия умирающий князь возлагал большие надежды. В тот тяжкий момент Московскому княжеству нужен был сильный во всех отношениях государственник. Иван II Иванович таковым не являлся. Без мудрого советника он бы со своими задачами не справился.

Симеон Гордый умер, и в начале 1354 года Алексий отправился в Константинополь, как первый в истории Руси выдвиженец Москвы на чин митрополита. В столице Византийской империи встретили коренного москвича настороженно, долго приглядывались к нему. Ждал он решения не один месяц. Лишь 30 июня 1354 года патриарх Православной церкви рукоположил Алексия в чин митрополита всея Руси и выдал ему грамоту.

Вернувшись на родину, новый глава русской церкви стал при мягкотелом великом князе Иване Ивановиче и первым советником, и наставником, и руководителем во всех важных делах. Впрочем, как ни старался Алексий удержать на достойной высоте авторитет великокняжеского престола, правление Ивана II было неспокойным для Москвы. К тому же в конце пятидесятых годов Константинопольский патриарх Филофей рукоположил в митрополиты всея Руси еще одного человека, некоего Романа, по-видимому, грека. Это во всех отношениях странное решение внесло неразбериху в жизнь русского духовенства. Митрополит Алексий вынужден был вновь поехать в Царьград. Патриарх Филофей внимательно выслушал рассказ о беспорядках, причиною которых явилось двоевластие в русской церкви, и принял еще одно, совсем не соломоново решение: он объявил Алексия митрополитом киевским и владимирским, а Романа – литовским и волынским.

Роман на радостях прибыл… в Тверь, заслужил там благосклонное к себе отношение князя Василия Михайловича, но так и не поладил с епископом Тверским Феодором.

Некоторое время спустя после возвращения из Константинополя великий князь получил письмо от хана Джанибека (Чанибека). В нем грозный повелитель Орды, в частности, писал: «Мы слышали, что Небо ни в чем не отказывает в молитве митрополита Алексия: пусть он вылечит с помощью молитвы мою супругу!».

И вновь нужно было собираться в дорогу. Опасную и очень рискованную. Алексий обладал счастливым даром исцелителя и не раз помогал людям, излечивал самые разные болезни, но, человек опытный, он знал, что возможности его не безграничны, что Бог по самым разным причинам, о которых и знать-то не положено простому смертному, может не услышать его молитвы, отказать в просьбе. А уж как отреагирует на неудачное лечение всесильная Тайдула и ее муж, представить себе нетрудно.

От успеха этой «лечебной» поездки Алексия в Орду зависело очень многое. Уже в те годы митрополит всея Руси (вероятно, первым на Руси) понял, что одной из главных причин распри является устаревшая, отжившая свой век система передачи власти старшему в роде Рюриковичей. Около пятисот лет действовал этот обычай. В чем-то – демократичный, в чем-то – справедливый, он давал принципиальную возможность любому Рюриковичу, оказавшемуся на какой-то момент времени старшим в роде, стать великим князем. Но этот обычай по прошествии нескольких веков, когда дерево рода Рюриковичей буйно разрослось, стал мешать все активнее и самим же Рюриковичам, и их согражданам жить спокойно.

Нашествие ордынцев убедительно доказало всем, что времена разрозненных мелких княжеств прошли, что пришла пора создавать на территории Восточной Европы централизованную державу. Первый шаг на пути к этой цели московские князья уже сделали. Нужно было сделать второй шаг: изменить обычай передачи власти, который бы закрепил власть не за родом Рюриковичей, а за одной веткой этого рода.

Ханы Орды могли не разрешить менять древний, отживший обычай, потому что Русь сильная, единодержавная наверняка справилась бы с любым врагом, в том числе и с Ордой – зачем же подрубать сук, на котором сидишь?

Митрополит Алексий приехал в Орду и излечил Тайдулу, страдавшую от глазной болезни. Благодарная ханша щедро наградила митрополита Алексия. Он получил от нее конюшенный двор в Кремле, до этого принадлежавший баскакам, драгоценный перстень Тайдулы с изображением дракона и грамоту, освобождающую русское духовенство от податей. Жена Джанибека также «прекратила зло», которое чинил на Руси посол Кошак, налагавший по личной прихоти обременительные налоги на князей.

О самом же главном деле в ту поездку митрополит Алексий, по всей вероятности, заговорить не успел. В Орде началась распря. Хана Джанибека, вернувшегося домой с богатой добычей из Персидского похода, убил сын, Бердибек. Митрополит с дарами Тайдулы поспешил в Москву.

Вслед за ним в столицу княжества прибыл посол Бердибека, Иткар, с грозным посланием хана. Русские князья не на шутку испугались. Человек, убивший своего отца, мог натворить на Руси, ослабленной гибельным «нашествием чумы», много бед. Митрополит Алексий вновь отправился в Орду. С помощью Тайдулы ему удалось «укротить сего тигра».

Через год после этой поездки в Москве умер Иван II Иванович, а в Орде Бердибека убил Кульпа. Он правил Ордой недолго, всего пять месяцев – его убил потомок Чингисхана Наврус. Распря – эпидемия человеческого духа – поразила Орду. Новый хан дал ярлык на великое княжение Дмитрию Суздальскому, который 22 июня 1360 года прибыл во Владимир, надеясь вернуть городу былое величие и славу. Митрополит Алексий, проявив дипломатический такт, благословил Дмитрия Суздальского на великое княжение, но уехал в Москву.

Дальнейшая судьба митрополита всея Руси Алексия тесно связана с судьбой великого князя Дмитрия Ивановича (Донского), организатора победы русского воинства на поле Куликовом. Но перед тем, как перейти к рассказу о Дмитрии Донском, следует поведать о деяниях Алексия в Москве.

В 1365 году на месте конюшенного двора ордынских баскаков, полученного Алексием от Тайдулы, митрополит всея Руси заложил монастырь во имя чуда Архангела Михаила, который обычно называли Чудовым монастырем. Владыка русской Православной церкви оснастил этот особый митрополичий монастырь богатой церковной утварью, книгами, многие из которых сохранились до сих пор. На смертном одре Алексий написал завещание, согласно которому Чудову монастырю передавалось много сел.

Чуть раньше Алексий основал Андронников монастырь, заложил на его территории церковь Нерукотворного Спаса.

Этот монастырь был построен митрополитом всея Руси по обету, который он дал во время жестокой бури в Черном море, возвращаясь из Константинополя. Местность, выбранная им на берегу Яузы, называлась Болванской. По ней проходил путь ордынских послов, приезжавших в Москву с ханскими болванками или басмой.

Перед тем как основать монастырь, Алексий ходил к преподобному Сергию. Тот одобрил идею строительства монастыря и дал митрополиту своего ученика Андроника, руководившего работами. Преподобный Сергий и митрополит Алексий благословили место закладки, и в 1361 году каменный храм был построен. Здесь под руководством преподобного Андроника воспитались великие русские иконописцы Андрей Рублев и Даниил.

Согласно мнению некоторых специалистов, Алексий основал на Остоженке по просьбе своих сестер Евпраксии и Юлии еще один монастырь, Алексеевский, на том месте, где в настоящее время находится Зачатьевский монастырь. Позже, при правлении Василия III, Алексеевский монастырь перенесли на Чертолье (это слово произошло от Черторыя – ручья, роющего овраги). В XIX веке на месте Алексеевского монастыря поставили Храм Христа Спасителя, а монастырь, основанный митрополитом всея Руси в честь ангела Алексея, перенесли за Красный пруд.

«Москва в этом монастыре хранит до сего времени драгоценнейший манускрипт этого великого первосвятителя: переведенный им с греческого языка и переписанный собственной рукой Новый Завет. Кроме того, от святителя дошло до нас его духовное завещание»[54]54
  Ист 1, стр. 33.


[Закрыть].

После знаменитого Всесвятского пожара 1365 года по совету и благословлению митрополита всея Руси великий князь Дмитрий Иванович и его двоюродный брат Владимир Андреевич (Серпуховской) в короткие сроки возвели вокруг Москвы город каменный.

Митрополит Алексий умер 12 февраля 1378 года. Мощи его почивают в Чудовом монастыре, в Москве.

Константинопольский патриарх после смерти митрополита Алексия написал грамоту: «Спустя немного времени скончался великий князь Московский и всея Руси, который перед своей смертью не только оставил на попечение тому митрополиту своего сына, нынешнего великого князя – Дмитрия, но и поручил управление и охрану всего княжества, не доверяя никому другому ввиду множества врагов внешних, готовых к нападению со всех сторон, и внутренних, которые завидовали его власти и искали удобного времени захватить ее»[55]55
  Тихомиров М. Н. Древняя Москва. XII–XV вв. М.:МГУ, 1947. С. 45, взято из работы П. Соколова «Русский архиерей из Византии». – Киев, 1913. С. 45.


[Закрыть].

Дмитрий Донской (1350 – 1389)

Проверка битвой

12 октября 1350 года у великого князя Ивана Ивановича Красного (или Кроткого) родился сын Дмитрий. К этому времени «град Москов» был известен, согласно дате первого упоминания в летописи, 203 года. А если вспомнить, что активно осваивать Заокскую землю люди начали во второй половине XI века, то можно с некоторыми вполне допустимыми в данном случае оговорками сказать, что возраст поселений, из которых с течением времени развился город Москва, составлял ко дню рождения будущего победителя в куликовской битве около 270 лет. Младенческий возраст для великого града. Практически все эти без малого три века Москва жила тихой, напряженной жизнью труженика, очень скромного и трудолюбивого, гостеприимного и щедрого. Она принимала всех, кто разными путями-дорогами своих судеб забредал сюда, оставался здесь «на постоянное место жительства». Она реже любого другого крупного города воевала, бунтовала, восставала против князей, тысяцких, бояр. Город в окрестностях Боровицкого холма вплоть до правления Ивана Калиты развивался в себе, копил силушку, будто былинный русский богатырь Илья Муромец. Накопил, однако.

Иван Калита резко возвысил значение города и Московского княжества, его экономическую мощь и политический авторитет.

Русские летописи пишут, что во время его правления сорок лет был на Руси мир. Здесь сокрыта не фальшь, но маленькая недомолвка. Мир в Московской земле действительно продолжался сорок лет: с 1328 по 1368 годы, когда на Москву ходил походом Ольгерд, король Литовский.

И возможен был этот мир лишь благодаря мудрой политике Ивана Калиты. Он не просто собирал русские земли вокруг Московского княжества и достиг в этом деле прекрасных результатов, но еще и внушил (не словами, но делами!) своим сыновьям, что только по-калитовски надо править Московской землей: не воюя на ее территории, давая ей возможность развиваться и крепнуть. Семен Иванович, каким бы он гордым ни был, проводил именно такую политику. Иван Иванович, хоть и отдал лопасню Олегу Рязанскому, в Московскую землю врагов не допускал. И вот теперь пришел черед править русской землей Дмитрию Ивановичу, внуку Калиты.

Время ему досталось суровое. «Княжение Дмитрия Донского принадлежит к самым несчастным и печальным эпохам многострадального русского народа», – писал, будто в отчаянии, историк Н. И. Костомаров[56]56
  Костомаров Н. И. Русская История в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Тт. 1–3. Калуга. 1995. С. 189.


[Закрыть]. Да, действительно, самых разных бед Русь и особенно Московское княжество претерпели во второй половне XIV века немало. И все-таки не беды характеризуют то время, и даже не великая победа русского воинства на поле Куликовом, и не месть Тохтамыша, и последующие разорительные походы ордынцев на русскую землю, а то, что тот фундамент нового русского государства, который не спеша, но основательно сооружался в течение трех веков, выстоял, прошел проверку войнами с Литвой и Тверью, с Мамаем, Тохтамышем и Тамерланом, борьбой с разбойным людом, одно время разгулявшемся на Волге, нашествиями чумы и пожарами. Москва и Московское княжество не только устояли, но и окрепли, надежно удерживая в руках эстафетную палочку истории.

Конечно же, в этом огромную роль сыграли Дмитрий Донской, митрополит всея Руси Алексий и московские бояре. Практически всегда в решении стратегически важных вопросов они проявляли завидное единодушие, о чем говорят летописцы и позднейшие историки.

Чтобы понять и по достоинству оценить главное дело великого князя Дмитрия Ивановича, необходимо представить себе хотя бы в общих чертах ситуацию, сложившуюся вокруг Русской земли, ситуацию, надо сказать, критическую.

На западных границах окрепли Великое княжество литовское и польское королевство. В 1340 году польский король Казимир присоединил к своему государству Галицию, уступив соседям – литовцам Брест, Холм, Луцк и Владимир Волынский. Совсем недавно сильное княжество, светские и духовные владыки которого мечтали на рубеже XIII–XIV веков об автономии, было по сути дела разорвано в клочья. Неспокойная ситуация сложилась и на северо-западных, северных границах Русской земли. В 1348 году шведский король Магнус осуществил поход к реке Неве, захватил город Орехов, насильно крестил по католическому обряду местных жителей. Новгородцы, боясь потерять выход к Балтийскому морю, быстро собрали войско и нанесли захватчикам тяжкое поражение, выбили их из Орехова, заключили со Швецией выгодный для себя мир. В 1351 году, когда Дмитрию, сыну Ивана Красного, исполнился всего год, шведский король с одобрения папы Римского провел большую организационную работу, подготовил войско к походу на Русь в нарушение мирного договора. Поход не состоялся – помешала вспыхнувшая в Швеции распря. Относительно спокойно было лишь на северо-восточных и восточных границах русской земли, хотя спокойствие это было зыбким. Нет-нет, да и воевали друг с другом Волжские болгары и русские. Кроме того во второй половине XIV века на Волге появились ушкуйники, вооруженные дружины, которые формировались новгородскими боярами для захвата чужих земель. Много земель они Новгороду не завоевали, в конце концов превратились в крупные шайки речных разбойников. Они рыскали на ушкуях, речных судах с веслами, по Волге, грабили города и селения, и великим князьм приходилось уделять немало сил и энергии в борьбе с эти злом. На юго-востоке и юге русской земли хозяйничали ордынцы. Дела в степи не всегда шли гладко. Орда стала распадаться, но была еще очень сильна. В любой момент она могла нанести по любому сопернику сокрушительный удар. В 1351 году, например, гонимые голодом степняки взяли «земли Врацловские». Через три года венгры совершили поход за Буг, пленили хана, но ордынцы продолжали удерживать за собой земли Приднестровья…

Русская земля была окружена сильными противниками. Московская земля до княжения Дмитрия Донского копила силы. Накопила? На этот вопрос люди разного склада отвечают по-разному. Одни, осуждая решительную и смелую политику Дмитрия Донского, считают его решение дать крупное сражение ордынцам преждевременным; другие говорят о том, что Дмитрий Донской сделал все исключительно верно и, главное, своевременно. Копить силу вечно нельзя, она может взорваться изнутри. Такое не раз бывало в истории человечества.

Впрочем, Дмитрий Донской, трехлетний мальчик, еще не мог думать о мировой политике, когда чума, обрушившаяся на Русь, погубила почти всю великокняжескую семью. Семен Гордый в своем завещании передал бразды правления русской землей митрополиту всея Руси Алексию, прекрасно понимая, к чему может привести страну слабовольный брат его Иван Кроткий. Митрополит всея Руси сделал многое для того, чтобы процесс усиления Москвы и Московского княжества не приостановился, но, как отмечалось выше, Иван II Иванович тоже внес свою лепту в создание Русского централизованного государства.

Москва и Московское пространство выдержали испытание правлением гордого и кроткого князей, испытание чумой и пожарами. Но судьба готовила городу еще одно испытание – испытание верой. Еще в 1329 году турецкий эмир Осман одержал первые победы над Византией, отвоевал у нее небольшую территорию в Малой Азии. Его сын провозгласил себя султаном, объявил город Брусси столицей турецкого государства. Оно быстро крепло и расширялось. В 1357 году, когда Дмитрию Ивановичу исполнилось семь лет, турки отвоевали у Византийской империи первый клочок земли на европейском континенте. В 1361 году османы (так еще называли турок) взяли Андрианополь, воспользовавшись тем, что три балканских государства (Византия, Болгария и Сербия) вели между собой утомительную борьбу, подтачивая силы православной веры в регионе. Эпидемия братоубийства поразила православных. Они шли друг на друга с оружием в руках, как на самых страшных врагов своих.

Та же самая беда приключилась и с Ордой. В 1357 году, как сказано выше, Джанибека убил сын Бердибек. Продолжая традиции отца, он казнил всех своих братьев. Бердибека убил Кульпа. С трудом ханам удалось справиться с заразой братоубийства. Орда распалась в 1372 году на семь владений… Так может быть, поэтому Дмитрий Иванович решил, а московские бояре, религиозные деятели поддержали решение дать крупное сражение Орде? Случай был очень хороший. Надо напомнть, что еще в 1367 году китайцы изгнали со своей территории ордынцев, и слух об этом важном для всей Евразии событии наверняка дошел до Европы. Потомки Чингисхана сдавали позицию за позицией, но оставались при этом еще очень сильны.

И все же не слабость ханов, не дробление Орды подвигли Дмитрия Ивановича и всех его единомышленников на великое дело, и даже не уверенность в успехе, не радостное ощущение силы, а фатальная необходимость дать решительное сражение самому грозному в тот век противнику! Эта мысль не покажется парадоксальной, если вспомнить, в каком огненном кольце оказалась Московская земля в начале второй половины XIV века, какие мощные соперники, в любую минуту готовые проглотить Московское княжество, окружали ее. Забегая вперед по дороге времени, можно вспомнить немаловажный факт из истории Восточной Европы: 14 августа 1385 года в замке Крево, расположенном на территории современной Белоруссии, была заключена так называемая Кревская Уния, соглашение о династическом союзе между Польшей и Великим княжеством Литовским. Великий князь литовский Ягайло взял в жены польскую королеву Ядвигу и был провозглашен королем единого польско-литовского государства, владения которого на востоке охватывали многочисленные русские земли, вплотную приближаясь к Тверскому и Рязанскому княжествам… Именно поэтому Куликовская битва была фатально необходима русскому народу. Разгромив войско темника Мамая, русские люди не только поверили в себя и верой этой окрепли духом, но и если не напугали, то насторожили всех, перечисленных выше врагов, в том числе и самого мощного из них (кроме Орды, естественно) – Литву.

Но до великой битвы было еще далеко.

После смерти великого князя Ивана II Ивановича русские князья явились к новому хану Орды Наврусу, который убил Кульпу, властвовавшего всего пять месяцев. Новый хан выдал ярлык на великое княжение Дмитрию Константиновичу Суздальскому, правнуку Андрея Ярославича, брату Александра Невского, и теперь Москве предстояло выдержать испытание безвластием.

Дмитрий Суздальский приехал во Владимир и, радуя местных жителей, обещал возвысить значение и вернуть былую славу и величие этого города. Митрополит Алексий спорить с ним не стал, вероятно, догадываясь, что времена скоро переменятся. Он благословил Дмитрия Константиновича и отправился в Москву.

Наврус правил недолго. Его убил Хидырь. Он же погубил Тайдулу, относившуюся с почтением и уважением к митрополиту всея Руси Алексию. Казалось, шансы на великое княжение у Московских князей резко снизились. Русские князья отправились на суд к новому хану. Тот выдал им грамоты на наследственные уделы. Не успели они разъехаться по своим отчинам, как Хидырь был убит сыном Темирхожею. Он правил всего шесть дней, его убил Мамай, объявив ханом «какого-то Авдула». В Орду съехались потомки Чингисхана, между ними началась страшная резня.

Дмитрий Иванович Московский выскользнул из ада, прибыл в Москву. Митрополит Алексий и бояре внушили ему мысль о том, что он должен объявить себя соперником Дмитрия Константиновича, и одиннадцатилетний отрок отправился вместе с Алексием в Орду, и тот убедил хана выдать москвичу ярлык на великое княжение.

Москва выдержала испытание безвластием.

Вернувшись на родину, Дмитрий Иванович первым делом вынужден был воевать, так как Дмитрий Суздальский без боя не пожелал уступить великокняжеский престол. В этой кратковременной войне своего князя единодушно поддержали московские бояре. Они, вооружившись, смело выступили в поход. Возглавляли его два сына Ивана Кроткого и их двоюродный брат Владимир Андреевич. Самому старшему из них, великому князю, было двенадцать лет.

Москвичи одержали над Дмитрием Константиновичем победу в битве за Переяславль-Залесский, новый великий князь воссел во Владимире на престол и вскоре отбыл в Москву.

Клятва

Алексий прекрасно понимал, что для создания централизованного государства необходимо было изменить порядок престолонаследования на Руси. Используя свой громадный авторитет в Орде, он добился этого. Хан признал предложенный митрополитом Алексием новый порядок, согласно которому власть должна переходить не к старейшему в роде Рюриковичей, но к старейшему в роде московских князей, что давало возможность сконцентрировать в одной семье, в одном городе всю полноту власти.

В этом важнейшем для судьбы Руси и Москвы вопросе ордынские ханы, ослабленные распрей, решали далеко не все. Как отнесутся к новому порядку князья Твери, Рязани, Нижнего Новгорода, вече Новгорода, Пскова? Смирится ли с этим приговором судьбы Владимир Андреевич, который с юных лет обратил на себя внимание тех, кому дорога была судьба Родины?

До окончательного решения этой важнейшей проблемы было еще далеко.

Не все русские князья признали над собой власть Москвы. С 1362 по 1364 годы Дмитрий Иванович три раза ходил в походы на нижегородско-суздальских князей. Больших сражений, крупных воинских подвигов в них не было. Москва продемонстрировала мощь своего войска, а митрополит всея Руси сумел погасить мудрым словом распрю между Дмитрием Суздальским и Борисом Городецким. Мудрым словом он сделал больше, чем юные полководцы – мечами и копьями: Дмитрий Константинович признал над собой главенство Москвы, отдал в жены великому князю свою дочь Евдокию.

Но Алексий постоянно думал о проблеме наследования власти на Руси и о князе Владимире Андреевиче, от поведения которого во многом зависел успех задуманного им дела. Владимир Андреевич родился три года спустя после Дмитрия Ивановича, был умен и силен не по годам. Согласно завещанию Ивана Кроткого он получил одну треть доходов с города Москвы – богатое экономическое и политическое наследство. Смышленый и крепкий двоюродный брат Дмитрия Ивановича представлял собой серьезную опасность для стабильности в Московской (а значит, и в русской) земле.

С детских лет двух этих людей, двух князей, тянуло друг к другу. Именно дружбу – большую мужскую дружбу – решил использовать для великого дела Алексий.

Князья Рюриковичи за пять прошедших веков давали друг другу множество клятв, большинство из них нарушалось самым постыдным образом. Уверенности в том, что злые люди не рассорят юных князей, у митрополита не было в тот день 1364 года, когда к нему подошли четырнадцатилетний Дмитрий Иванович и одиннадцатилетний Владимир Андреевич.

Присутствующие бояре, седовласые мужи, затихли. Алексий держал в руках святой крест. В полной тишине люди услышали торжественные слова клятвы: «Мы клянемся жить подобно нашим родителям: мне, князю Владимиру, уважать тебя, великого князя, как отца, и повиноваться твоей верховной власти; а мне, Дмитрию, не обижать тебя и любить, как меньшого брата. Каждый из нас да владеет своею вотчиною бесспорно: я, Дмитрий, частию моего родителя и Симеоновою; ты уделом своего отца. Приятели и враги да будут у нас общие. Узнаем ли какое злоумышление, объявим его немедленно друг другу. Бояре наши могут свободно переходить, мои к тебе, твои ко мне, возвратив жалованье, им данное. Ни мне в твоем, ни тебе в моих уделах не покупать сел, не брать людей в кабалу, не судить и не требовать дани. Но я, Владимир, обязан доставлять тебе, великому князю, с удела моего известную дань ханскую. Сборы в волостях княгини Иулиании принадлежат нам обоим. Людей черных, записанных в сотни, мы не должны принимать к себе в службу, ни свободных земледельцев, мне и тебе вообще подведомых. Выходцам ординским отправлять свою службу, как в старину бывало (сим именем означались татары, коим наши князья дозволяли селиться в российских городах). …Если буду чего искать на твоем боярине или ты на моем, то судить его моему и твоему чиновнику вместе; а в случае несогласия между ими решить тяжбу судом третейским. Ты, меньший брат, участвуй в моих походах воинских, имея под княжескими знаменами всех бояр и слуг своих: за что во время службы твоей будешь получать от меня жалованье»[57]57
  Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. V–VIII. Калуга.: Золотая аллея. 1995. С.5.


[Закрыть].