Текст книги "От Руси к России"

Этот уважительный договор двоюродные братья не нарушили, хотя после смерти Дмитрия Ивановича авторитет Владимира Андреевича на Руси и в Орде был чрезвычайно высок. Трудно было в тот момент найти для Руси лучшего князя, к тому же старшего в роде Рюриковичей. И наверняка тридцатишестилетнему князю хотелось получить ярлык на великое княжение. Да и бояре, мечтавшие возвыситься при нем, пытались вбить клин между ними. В какой-то момент могло показаться, что им удалось сделать это. После смерти Дмитрия Донского наступило «размирье» между уже мертвым и еще живым братьями. Но Владимир Андреевич все же признал Василия, сына Дмитрия, великим князем, и отслужил ему верой и правдой до конца своей жизни – до 1410 года.

Каменный Кремль

Свадьбу Дмитрия Ивановича и Евдокии, дочери князя Дмитрия Константиновича, назначили праздновать в Коломне. Но незадолго до приятных торжеств на Москву налетел страшный пожар. Он зародился в церкви Всех Святых. Быстро набрав силу, огонь сорвался с обгоревшей колокольни на город. Люди, увидев мечущееся шумное пламя, бросились за баграми и ведрами, а на город кинулся ураганный ветер. Он хватал с огненных деревьев перезрелые снопы пламени, разносил их с грохотом и визгом по деревянным строениям, те вмиг возгорались, выбрасывая наверх все новые и новые снопы пламени. «Пожар Москвы в этот сухмень и зной великий сопровождался сильною бурей и вихрем, разносившим за 10 дворов головни и бревна с огнем, так что не было возможности гасить; в одном месте гасили, а в десяти загоралось, и никто не успевал спасать свое имение»[58]58
  Забелин И. Е. История города Москвы. М.: Наука. 1995. С.87.


[Закрыть].

Много бояр, купцов, не говоря уж о простых людях, не спасли своих теремов, домов.

Дмитрий Иванович, Владимир Андреевич и митрополит всея Руси Алексий созвали жителей города на общий совет. Что делать, как жить дальше? Что делать с Москвой? Сколько уж раз горел город, сколько бед принес людям огонь. Может быть, место неудачное выбрали отцы-основатели? Может быть, нужно перенести Москву в другое место? Бывало на Руси такое. Город Белоозеро, например, три раза переносили с места на место. Рязань после нашествия Батыя сменила свою «малую родину».

Нет, с Москвою такого не случится, решили на общем совете люди, а чтобы хоть как-то огородиться от огня, разбойника беспощадного, задумали они по предложению митрополита всея Руси строить каменный Кремль.

Частые пожары, конечно же, были не единственной, да и не главной причиной, побудившей москвичей возвести на Боровицком холме каменную крепость. В эти годы заметно активизировалось Тверское княжество, и борьба за глаенство на Русской земле между ним и Московским княжеством резко обострилась. Алексий будто бы предвидел события недалекого будущего, а Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич отнеслись к его предостережениям и советам с полным пониманием.

И москвичи (жители города и близлежащих сел), занимаясь обустройством собственной жизни (до зимы нужно было обеспечить себя теплым жильем!), ни на минуту не забывали о каменном Кремле, всю зиму заготавливали и возили из подмосковных каменоломен материал. Несмотря ни на что. Это были очень сильные люди. Их не остановила даже чума, вновь обрушившаяся на Русь, подобравшаяся к городу в самый неподходящий момент. Земля Московская, совсем недавно впитавшая в себя безвкусный пепел пожара, теперь глотала смрад чумы.

Испытание огнем выдержали жители Боровицкого и соседних с ним холмов. Испытание чумой они выдержали! Она губила людей по 20-40 человек в день в таких городах как Коломна и Переяславль-Залесский. В Москве она злость свою не растеряла. В общих могилах людей хоронили, хоронили, хоронили, но о заготовке камней для Кремля не забывали.

В 1366 году, когда чума, не сладив с упрямством москвичей, отступила, притихла где-то, невидимая и страшная, в Коломне сыграли-таки свадьбу Дмитрия Ивановича и Евдокии. Веселая и торжественная была свадьба, с пышными обрядами и чинными речами, с хороводами и играми. Хорошая пара – Дмитрий и Евдокия! – женилась в год Всесвятского пожара и «моровой язвы», женилась наперекор всему.

Весной 1367 года великий князь, его верный друг – двоюродный брат и митрополит всея Руси – заложили в Москве каменный Кремль. Работы по возведению стен велись неспешно, при этом площадь города была увеличена.

На следующий год Алексий совершил поступок, который недоброжелатели ставят в вину ему и Дмитрию Ивановичу. Но сложной и напряженной была обстановка, сложившаяся вокруг Московского княжества, время будто спрессовалось, заставив людей, особенно политиков, думать и действовать быстро, очень быстро.

До Алексия дошли верные слухи о том, что князь тверской Михаил Александрович, талантливый организатор, смелый воин и хороший полководец, стал наводить дипломатические мосты с сильнейшим и коварнейшим противником Москвы, Ольгердом Литовским. Этого сближения нельзя было допустить, особенно если учесть, что тверские князья всегда пользовались особым уважением в Орде!

В 1368 году митрополит Алексий вызвал Михаила Тверского на третейский суд в Москву, обещав ему абсолютную безопасность. Князь доверился духовному пастырю, явился в Москву, но здесь его заключили в темницу. Случай для Алексия неправдоподобный. Не такой он был человек, не мелкий, не слабый. Но, стоит повториться, пошел он на этот шаг от безысходности.

От большой беды Михаила Александровича спасли ордынские послы, по случаю очутившиеся в Москве. Они убедили Алексия и Дмитрия отпустить на волю узника, тот вернулся в Тверь и стал готовить войско в поход. Такую обиду он стерпеть не смог. Такой великолепный случай для похода на Москву упустить было бы непростительно.

Дмитрий Иванович узнал об этом и пошел на опережение противника. Он быстро собрал войско, вторгся в Тверское княжество. Михаил, не ожидая такой прыти от юного соперника, бежал в Литву под защиту Ольгерда. Довольный Дмитрий вернулся в Москву. Но Ольгерд не дал ему даже передохнуть от похода. С крупным войском князь литовский ворвался в Московскую землю. Ему навстречу была выслана из Москвы дружина, возглавляемая Д. Мининым и А. Шубой. Серьезного сопротивления оказать Ольгерду они не могли. 21 ноября 1368 года неподалеку от Тростенского озера литовское войско разгромило московскую рать и устремилось к Москве.

Здесь его ожидал сюрприз! Ольгерд увидел добротную каменную крепость, удивился, – как быстро люди Дмитрия возвели сложное сооружение! – понял, что Кремль ему не взять, и повелел своим воинам грабить окрестности. Князья Дмитрий и Владимир, митрополит Алексий, бояре и купцы, простой народ смотрели со стены на бесчинства врага, но дать бой литовцам, очень сильным в тот год, они не решились.

То было первое со времени правления Ивана Калиты нашествие чужеземцев на Московскую землю. Враг носился по окрестностям города (посады сожгли осажденные), грабил селения, врывался в церкви, монастыри. Литовцы брали пленных, предавая огню дома, храмы.

Три дня буйствовали они и их союзники. Жадность и злоба пришельцев не знали границ. Много добра они набили в свои сани. Но Ольгерд всегда тонко чувствовал меру. Через три дня он дал приказ отступить, и литовское войско с огромным обозом, со стадами и табунами, с пленниками потянулось на запад, подгоняемое морозами.

В этом грабительском походе принимали участие смоленские князья. Великий князь, отправив Владимира Андреевича с дружиной в псковскую землю, где осложнились отношения с немцами, а сам осуществил стремительный поход под Смоленск, разграбил окрестности города, затем пошел на Тверь, сжег там вотчину Михаила Александровича и дал своим воинам возможность пограбить вволю. Московское войско вернулось домой с богатой добычей, но почивать на лаврах было рано.

Михаил Александрович отправился в Орду к всесильному темнику Мамаю, выпросил у него ярлык на великое княжение владимирское. Михаил Александрович поспешил во Владимир, но Дмитрий Иванович, обремененный многочисленными делами, все движения своего главного противника отслеживал четко. Он перекрыл все дороги, ведущие из Орды на Русь, и новоявленный великий князь вынужден был уйти в Вильно, так и не допущенный со своим мамайским ярлыком во Владимир.

Старый Ольгерд, разгромив крестоносцев, вновь двинул большую рать в Московское княжество. Москву ожидала новая проверка – боем.

Поход 1370 года был продуман и организован до мелочей. Войско Ольгерда отправилось на восток с первыми морозами, схватившими реки, болота и озера. Впереди шли тысячи рабочих. Они рубили лес, прокладывали удобные прямые дороги, по ним днем и ночью продвигалась вперед рать Ольгерда. Король литовский запретил грабежи и насилие, ему нужна была только Москва, там все есть: и богатство, и пленники. В конце ноября войско Ольгерда вышло к Волоку Ламскому, в то время небольшой деревянной крепости. Три дня противник упрямо лез на стены, но князь Василий Иванович Березуйский со своими людьми отстояли Волок Ламский.

Ольгерд в гневе отошел от города – ему нужна была Москва. К ней он подошел 6 декабря. Восемь дней пытались литовцы взять город. Но Дмитрий Иванович прекрасно организовал оборону Москвы. Ольгерд, опытный полководец, узнал от своих разведчиков, что под Перемышлем князь Владимир Андреевич собрал крупное войско. Литовцы могли оказаться между молотом и наковальней. Ольгерд предложил Дмитрию заключить мир. Князь Московский согласился лишь на перемирие. В договоре ничего не было сказано о Твери.

Постоянное войско – двор

Михаил Александрович, лишенный этим договором поддержки Ольгерда, вновь явился в Орду, и вновь Мамай помог ему получить ярлык от хана, который так расщедрился, что предложил тверскому князю ордынское войско. Тот отказался, понимая, какой вред нанесет степная рать русской земле. Однако на родине его ожидало разочарование. Дмитрий Иванович провел огромную работу в русских городах, взял у бояр и простого народа клятву верности себе. Русские люди клятву сдержали. Михаил Александрович с ханским послом Сарыхожей явились во Владимир, но жители города наотрез отказались признавать нового князя, а Дмитрий, в свою очередь, не принял повеления явиться во Владимир. Подобного на Руси не было со времен нашествия Батыя. Дмитрий, молодой, упрямый, упорный, шел на риск. Народ это рискованное дело поддержал. А если народ единодушно поддерживает вождя даже в делах, не предвещающих явного успеха, то это говорит о величии вождя и о силе народа. Видимо, Сарыхожа понял это и с удовольствием принял предложение Дмитрия Ивановича приехать в Москву.

Здесь ханского посла, вручившего перед отъездом из Владимира ярлык на великое княжение Михаилу, встретили как долгожданного гостя. Он пировал с князьями и боярами, говорил, буквально осыпанный с ног до головы дарами, хорошие слова Дмитрию Ивановичу. Очень довольный остался этим визитом посол хана. На прощание он обещал оказать московскому князю полную поддержку в Орде. Да, в Орду Дмитрию Ивановичу ехать нужно было. Нестабильная ситуация в Восточной Европе могла в любую минуту измениться в худшую для Москвы сторону. Постоянно гневить ханов своим непослушанием было опасно: любой из соперников Москвы воспользовался бы этим.

Дмитрий собрался в путь. Митрополит всея Руси проводил его до Коломны. Здесь они расстались. Алексий поехал в Москву, Дмитрий – в Орду.

Опасения родных, близких и жителей Москвы оказались напрасны. Хан выдал ярлык на великое княжение Дмитрию Ивановичу, и тот вернулся на родину осенью 1371 года.

Митрополит и бояре все эти месяцы не сидели сложа руки. Они заключили мир с Литвой, скрепили его брачным союзом дочери Ольгерда, Елены, и князя Владимира Андреевича. И князь тверской попытался воспользоваться отлучкой Дмитрия, напал на Костромское княжество, захватил и ограбил несколько городов.

Борьба с Михаилом Александровичем продолжалась до 3 сентября 1375 года, когда князья пошли на мировую. Заключая договор, Дмитрий Иванович проявил щедрость и великодушие. Михаил Тверской остался доволен договором. Двадцатипятилетнему князю удалось к этому времени пусть и не победить окончательно, но успокоить всех своих врагов, – Литву, Тверь, Олега Рязанского, Орду, – не раздразнить их, показать им при этом свою силу.

В войнах, в дипломатических схватках, в хозяйственных делах Дмитрий Иванович продемонстрировал еще одно важное для крупного государственника качество: умение собирать вокруг себя талантливых в разных сферах деятельности людей. Они умели быстро и надежно строить и воевать, побеждать, они украшали монастыри и храмы иконами и фресками, открывали ремесленные мастерские, осваивали многие ремесла, умели руководить (каждый на своем участке) людьми. Москва во времена Дмитрия Ивановича не только увеличивалась, но и менялась изнутри, обретала новое качество города со сложнейшей для того века инфраструктурой.

Именно такие – талантливые, сильные и решительные – люди явились ядром, организующим стержнем могучего воинства, которое вышло на поле Куликово и продемонстрировало в знаменитой битве прекрасную выучку, оперативное и тактическое искусство и, главное, огромное желание победить непобедимого врага, который сто сорок лет не знал крупных поражений в Восточной Европе. Такое войско за несколько дней и даже месяцев не соберешь. Его готовить нужно годами.

Дмитрий Иванович, несмотря ни на какие беды, заботы, тревоги, занимался этой проблемой неустанно. Постоянное русское войско, «двор», он увеличил до 20 тысяч человек: огромная цифра для Москвы того времени.

Всех их нужно было одеть, вооружить, накормить, расселить в те периоды, когда войско находилось в Москве. Луки и стрелы, длинные загнутые сабли и копья, мечи, топоры, секиры, палицы, рогатины, шлемы – «шишаки» с металлическими «наушнями» и кольчужной сеткой – «бармицей», охранявшей шею от стрел и ударов сабель, комбинированная броня из кольчуги и металлических пластин, щиты разной формы – все это и многое другое нужно было иметь в достаточном количестве. Все это нужно было либо закупать, либо делать самим. Дмитрий Иванович следил за оснащением войска, за организацией работ по изготовлению оружия и воинского снаряжения, не надеясь на везение и «щучье веление».

Уже к 1375 году войско великого князя отличалось прекрасной организацией и жесткой дисциплиной. Хорошо была организована система оповещения, что в условиях русской природы и необъятных пространств имело огромное значение для поддержки боеготовности войска.

Дорога к полю Куликову

Она была сложной, дорога русского воинства к полю своей славы.

В 1376 году Тамерлан помог Тохтамышу стать кипчакским ханом. Тот сразу же заявил свои претензии на весь улус Джучиев, львиной долей которого повелевал (но не владел) темник Мамай. Некоторые ученые называют его всесильным. И не зря. Используя распрю в Сарае, Мамай действительно приобрел в Орде авторитет и силу. Он был крупным политиком, оказывал заметное влияние на расстановку сил в Орде. Но он не являлся потомком Чингисхана. Для них он был незаконнорожденным, чужаком. Узнав о стремлениях Тохтамыша, Мамай встревожился, стал искать союзников и средства для ведения крупной войны. Он собрал войско из осетин, черкесов, крымских караимов и в Крыму же завязал отношения с генуэзскими купцами. Обещав им оказать чисто организационную помощь в торговых делах, Мамай, по всей видимости, выудил у них деньги, а затем передал великому князю Дмитрию Ивановичу свое послание, в котором предлагал обмен чисто делового характера: я тебе ярлык на великое княжение, ты разрешаешь генуэзцам торговать в великом Устюге. Вроде бы равная торговля: великое на великое. Князь, в принципе, был не против, да и бояре поддержали его, надеясь вырвать из торговли выгоду и себе. Но, как сказано в летописях, митрополит всея Руси категорически отверг это предложение Мамая, не желая, чтобы православные торговали с католиками.

Безаппеляционное мнение Алексия победило на общем совете, хотя мотивация и причины столь резко негативного отношения духовного пастыря православных по отношению к латинянам-католикам, мягко говоря, не понятны. А то и абсурдны. Генуэзцы, чисто деловой народ, не собирались торговать в Великом Устюге индульгенциями и обольщать ими грешных православных. Так или иначе, Дмитрий отказал купцам.

Узнав об этом, Мамай взбесился, решил сурово покарать русских за ослушание и послал на Русь войско царевича Арапши (или Араб-шаха).

Дмитрий Суздальский оповестил великого князя о вторжении ханской рати, великий князь вышел навстречу противнику с крупным войском, но система оповещения вдруг дала сбой, а может быть, Арапша перехитрил Дмитрия. Князю сообщили, что поблизости врага нет. И Дмитрий уехал в Москву, оставив войско в боевой готовности у реки Пьяны. Русские воины расслабились на летней травке, разомлели, поверили еще одним разведчикам, что в ближайших окрестностях Ордой и не пахнет, сняли боевые доспехи и… многие из них погибли у реки Пьяны.

Обидная осечка не напугала Дмитрия, зато раззадорила князей Мордвы, которые помогали Арапше незаметно выйти к Пьяне. Теперь они решили сами заняться грабежом, надеясь, что русские не смогут дать им отпор. Крепко просчитались князья Мордвы. Князь Городецкий Борис Константинович налетел на врага, уже возвращавшегося домой с богатыми обозами и… поплыли трупы мордовских налетчиков по реке Пьяне, где «плавали еще трупы русских».

В следующем году войско, посланное Мамаем, ворвалось в Нижний Новгород, восставший из пепла. Не отреагировав на просьбу Дмитрия Константиновича «удовольствоваться выкупом», враг вновь разграбил и сжег город, окрестные села. Отомстив русским за Мордву, платившую дань Орде, грабители отошли в Рязанскую землю, влились на реке Воже в крупное войско мурзы Бегича, прекрасного полководца, которому Мамай приказал наказать Дмитрия Ивановича.

Осечка под Пьяной многому научила великого князя. Он внимательно следил за войском Бегича, быстро собрал рать и подошел к Воже неожиданно для врага очень быстро.

Ордынский полководец уже по одному виду русского войска понял, что бой будет серьезным, и не решился переправляться через реку. Дмитрий Иванович в ответ на несмелое поведение неприятеля приказал своим воеводам отвести русские полки подальше от берега. Он уже знал наверняка, на чьей стороне будет победа. Бояться ему было нечего. Мурза Бегич увидел маневр противника и с неохотой принял вызов Дмитрия. Иначе поступить он просто не мог. Его за трусость в Орде убили бы! Там трусов не любили со времен Анахарсиса и его брата, скифского вождя Кадуида.

Русские дождались, пока ордынцы форсируют реку, и нанесли им страшное поражение. То была первая серьезная битва созданного Дмитрием войска. То была проверка на прочность и людей, и воевод, и великого князя. Победители вернулись домой со славой. Все прекрасно понимали, что теперь главного сражения с темником Мамаем не избежать, что ждать великой битвы осталось совсем немного.

Великий князь, уделяя много сил и энергии подготовке к важной войне (Мамай тоже готовился к ней активно), продолжал заниматься другими государственными делами, в том числе и… военными. В 1379 году он отправил полки князей Владимира Андреевича, Волынского, Полоцкого и Андрея Ольгердовича на запад, они взяли города Стародуб и Трубчевск, где воинов Дмитрия приняли радушно. Брат Андрея, Дмитрий Ольгердович, вместе с женой и боярами вышел навстречу войску и сказал, что он готов служить московскому князю.

Поле Куликово

В конце июля 1380 года Дмитрию Ивановичу доложили о том, что Мамай двинул свою рать на север. На соединение с ним шел Ягайло. Олег Рязанский заметался: против кого биться? Понять его можно. Рязанская земля находилась на границе между Русью, Литвой и Восточно-Европейской степью и представляла собой своего рода проходной двор, по которому носились все, кому не лень было воевать. И все они грабили Рязанскую заемлю. Сложная задача стояла перед Олегом. Трудно ему было решиться встать на чью-либо сторону, и в этом обвинять его нельзя, как часто делают быстрые на слово люди. Он о своей малой Родине пекся, о Рязани. Ему народ свой было жаль. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что некоторые ученые уверены в абсолютной непогрешимости этого князя, который не принимал участия в битве на Куликовом поле, потому что он якобы сдерживал движение на юг Ягайла.

О Куликовской битве хорошо известно любому русскому школьнику, поэтому нет необходимости «повторять урок» для закрепления материала. Войско Дмитрия Донского одержало прекрасную победу. Удар засадного полка Владимира Андреевича и князя Боброк-Волынского окончательно сломил волю ордынцев, и они с криком: «Русы оживают!» побежали, проиграли сражение.

В этом диком, страшном крике воинов Мамая была некая фальшь (кроме животного страха – страха смерти). Русские не умирали, чтобы им оживать. После нашествия Батыя они, следует повториться, около пятидесяти лет находились в этаком душевном шоке. Но уже в 1292 году шок прошел. Именно в 1292 году, когда в Новгороде на реке Липне жители возвели каменную церковь – первую каменную церковь после полувекового перерыва. Тогда же и началось упрямое, упорное движение русской души к освобождению от ордынских оков. Началось возрождение русского народа – Русское Возрождение, слабо исследованное специалистами именно с точки зрения «возрожденческих» аспектов подобного рода явлений в мировой истории.

Сложна и множественна по своим причинно-следственным составляющим сплетенная из сотен нитей линия Русского Возрождения. Однако уже с Ивана Калиты оно немыслимо без Москвы, тогда еще совсем небольшого городка. С каждым десятилетием роль этого города, еще не русской столицы, возрастала. И сам факт, что именно в Москве родилось упрямое желание дать решающее сражение ордынцам, говорит о многом. Говоря о Русском Возрождении, нельзя забывать и тот факт, что сюда манило, по божественной, видимо, прихоти, митрополитов, а также таких деятелей православия, как преподобный Сергий. Сюда же, в Москву, тянулись и художники, мастера различных ремесел… Рублевская Троица – это не просто мировой шедевр иконописи. Это – символ возрожденного, непокоренного духа, символ неокованной души. Андрей Рублев родился в 1360–1370 годах. Либо десятилетним мальчиком, либо двадцатилетним молодым человеком провожал он русское воинство на Дон и встречал поредевшую рать победителей. Здесь, в Москве, встречал. Здесь же он работал, творил шедевры, которые несут в глубине своей великую тайну Русского Возрождения.

…Победоносное войско Дмитрия Ивановича, получившего после битвы имя Донской, вернулось в Москву, но не успели русские люди по достоинству оценить итоги Куликовской битвы, как из степи стали поступать в Заокскую землю тревожные слухи.

Хан Заяицкой Орды, Тохтамыш, потомок Батыя, быстро окрепнул, опираясь на помощь Тамерлана, потомка Чингисхана, и пошел в 1381 году на Мамая. У реки Калка темник проиграл битву, преданный своими людьми, бежал в Крым, но там его убили генуэзские купцы, не получившие от него обещанных льгот на торговлю в Великом Устюге, в других городах Руси.

Тохтамыш, пытаясь восстановить былую мощь улуса Джучиева, отправил в Москву послов. Дмитрий Иванович встретил их вежливо. Они поведали ему о битве при Калке, затем напомнили о главном – о дани. Великий князь внимательно их выслушал и дал понять, что времена данной зависимости Руси от Орды прошли. Прощаясь с послами, он не пожалел для них подарков, и они покинули Москву довольные.

Не доволен был хан Тохтамыш. На следующий год из Орды пришел царевич Акхаз с огромной свитой и с отрядом телохранителей. Он увидел в Москве гордые, невозмутимые лица и понял, что лучше не дразнить зверя, не требовать от русских дани. Те же самые лица видел Акхаз в Нижнем Новгороде, в других городах и селениях Руси. Гордость победителей! Ее ни за какие деньги не купишь. Она дается только победителям – как главная награда за ратный труд, за кровь погибших сограждан.

Эта гордость возрождающего народа напугала царевича Акхаза, но хан Тохтамыш знал, что нужно делать в подобных случаях: бить, бить провинившегося данника, как били кнутами потомков своих рабов вернувшиеся в Крым после восьмидесятилетнего похода в Малую Азию воины-скифы. Бить долго, до тех пор, пока раб (или данник) не вспомнит, кто он, и не изогнется в покорной стойке. Бить надо провинившегося!

Хан Тохтамыш решил напомнить данникам, кто они такие, и в 1382 году пошел с сильным войском на Русь. На Средней Волге он задержался. Его тумэны ворвались в Волжскую Болгарию, ограбили там русских купцов, отняли у них много кораблей для переправы через Волгу.

Русские оказались не готовыми к новой войне. Но обвинять в этом Дмитрия Донского нельзя. Он свое дело сделал. Он развеял страх, гнетущим облаком висевший над каждым русским воином. Он сделал очень важный шаг на пути к свободе. Возможности любого народа ограничены во времени и пространстве. Русь в XIV веке не могла одолеть Орду. Но это не значит, что она не справилась бы со степняками никогда. Битва на поле Куликовом доказала это.

По некоторым данным у Тохтамыша, форсировавшего Волгу и вышедшего к Рязани было 200 тысяч воинов. Очень большая армия.

Дмитрий Суздальский послал к Тохтамышу своих сыновей в знак смирения. Они скакали быстро, но с трудом догнали ордынцев: те быстро шли к Рязани. Хан дал жесткий приказ грабежом не заниматься, ошеломить русских внезапным ударом. Олег Рязанский сдался, бил челом Тохтамышу, обещал провести его через броды и переправы и повел огромное войско каким-то странным путем, сначала на Серпухов. Ордынцы взяли город, разграбили, двинулись на Москву. Почему же хан не пошел в столицу от Коломны по Москве-реке? Почему, до этого подгоняя своих воинов и не разрешая им даже грабить, теперь, когда нужно было стремительным броском выйти к Москве, он вдруг согласился сделать крюк, не очень большой, но наверняка задержавший его дней на пять, а то и на семь-десять?

Этот вопрос остался малоисследованным и военными стратегами, и политиками, и москвоведами. Отвечая на него, можно сделать интересные выводы! Конечно же, разведка у Тохтамыша работала исправно, и за сто сорок лет после нашествия Батыя ордынцы наверняка знали географию Заокской земли великолепно. Им не нужен был Олег Рязанский в качестве проводника еще и потому, что они могли найти его из местных жителей. Дело здесь в другом, в дорогах! Торопливые люди утверждают, будто Москва еще в XI веке, а уж в XII, XIII, XIV веках и подавно, представляла собой бойкий узел торговых и военных дорог. Но поход Тохтамыша говорит о том, что военных-то дорог на территории современной Московской области даже в конце XIV века было маловато!

Поход на Серпухов можно объяснить и другой причиной. Тохтамыш знал о Владимире Храбром, герое Куликовской битвы, и вполне естественным могло быть его желание нанести удар по вотчине двоюродного брата Дмитрия Донского. Кроме того, хан мог надеяться и на то, что этот князь по примеру Дмитрия Суздальского и Олега Рязанского сдастся ему, потомку самого Батыя. И все-таки маршрут похода на Москву из Рязани через Серпухов выглядит довольно-таки странно.

Владимир Андреевич не испугался Тохтамыша. В тот трудный для Руси час он – единственный из всех князей, воевод и бояр! – требовал, просил, предлагал собрать войско и выступить навстречу ордынцам. Он готов был драться. Но советники Дмитрия Донского, московские бояре, «только спорили о лучших мерах для спасения отечества, и великий князь, потеряв бодрость духа, вздумал, что лучше обороняться, нежели искать гибели в поле»[59]59
  Ист. 13, стр.34.


[Закрыть].

Великий князь решил не рисковать, уехал с семьей в Кострому, где он надеялся собрать войско для борьбы с Тохтамышем. Народ, узнав об этом, взволновался. Митрополит всея Руси Киприан и бояре пытались угомонить толпу, но не смогли, «и бысть мятеж велик в граде Москве». Ремесленники и купцы взяли власть в городе, их возглавил литовский князь Остей. Ордынское войско быстро приближалось к городу. Зарождалась паника. Народ услышал звон колоколов и собрался на вече. Люди требовали закрыть все ворота и никого не выпускать из города, организовать достойный отпор врагу. В этот момент митрополит всея Руси Киприан (родом из греков, чужеземец) с боярами кинулись из города. Им удалось убежать. За ними в отчаянной попытке спастись последовали слабые духом. Очень хотевшие жить сограждане. Но ворота были закрыты, а перед ними стояли крепкие люди с рогатинами и саблями в руках. Кто-то бросал в беглецов камни. Камни били больно, могли убить. Умирать от своих сограждан не хотелось. Но желающих вырваться из города не убавлялось.

И тогда мудрое решение принял литовский князь Остей. «Он убедил москвичей выпустить часть народа и затворился в Кремле с теми, кто решил остаться, бояре, купцы, суконники и сурожане сносили в Кремль свои товары; кроме москвичей в город набежал народ из окрестностей; все надеялись на крепость каменных стен и спешили в Кремль со своими пожитками…»[60]60
  Ист. 9, Стр. 182.


[Закрыть]

«23 августа, в понедельник, подъехали передовые татарские конники к кремлевским стенам. Москвичи смотрели на них со стен. «Здесь ли великий князь Димитрий?» – спрашивали татары. Им отвечали: «Нет». Татары объехали вокруг Кремля, осматривали рвы, бойницы, заборолы, ворота. В городе благочестивые люди молились Богу, наложили на себя пост, каялись во грехах, причащались Св. Таин, а удалые молодцы вытаскивали из боярских погребов меды, доставали из боярских кладовых дорогие сосуды и напивались из них для бодрости. «Что нам татары, – говорили они в хмелю, – не боимся поганых; у нас город крепок, стены каменные, ворота железные. Недолго простоят под городом! Страх на них найдет с двух сторон: из города мы их будем бить, а сзади князья наши на них устремятся».

Пьяные влезали на стены, кричали на татар, ругали, плевали и всячески оскорбляли их и их царя; а раздраженные татары махали на них саблями, показывая вид, как будут рубить их. Москвичи расхрабрились так, думая, что татар всего столько и пришло, сколько они их видели под стенами. Но к вечеру появилась вся ордынская громада с их царем, и тут многие храбрецы пришли в ужас. Началась перестрелка; стрелы в изобилии летали с обеих сторон, словно дождь. Татарские стрелки были искуснее русских: наездники на своих легких конях скакали взад и вперед, то приближаясь к стенам, то удаляясь от них, на всем скаку пускали стрелы в стоявших на стенах москвичей и не делали промаха; много русских на заборолах падало от стрел татарских. Другие татары тащили лестницы, приставляли к стенам и лезли на стены; москвичи обдавали их кипятком, бросали на них каменья, бревна, поражали самострелами. Один москвич, суконник по имени Адам, заприметив татарина, знатного по виду, ударил его из самострела стрелой прямо в сердце. Этот татарин был сыном одного мурзы, любимец хана. Его смерть нанесла большую скорбь Тохтамышу. Три дня повторяли татары свои приступы; граждане упорно отбивали их. Наконец, Тохтамыш сообразил, что не взять ему Кремля силой; он решил взять его коварством. На четвертый день в полдень подъехали к стенам знатнейшие мурзы и просили слова. С ними стояли двое сыновей суздальского князя, шурины великого князя Мурзы сказали: «Царь наш пришел показнить своего холопа Димитрия, а он убежал; приказал вам царь сказать, что он не пришел разорять своего улуса, а хочет соблюсти его и ничего от вас не требует, – только выйдите к нему с честью и дарами. Отворите город; царь вас пожалует!». Суздальские князья говорили: «Нам поверьте: мы ваши христианские князья; мы ручаемся за то, что это правда» Москвичи положились на слово русских князей, отворили ворота и вышли мерным ходом; впереди князь Остей, за ним несли дары, потом шли духовные в облачении, с иконами и крестами, а за ними бояре и народ. Татары, дав москвичам выйти из ворот, бросились на них и начали рубить саблями без разбора. Прежде всех пал Остей. Духовные, умирая, выпускали из рук кресты и иконы: татары топтали их ногами. Истребляя кого попало направо и налево, ворвались они в середину Кремля: одни через ворота, другие по лестницам через стены. Несчастные москвичи, мужчины, женщины, дети метались в беспамятстве туда и сюда; напрасно думали они избавиться от смерти; множество их искало спасения в церквах, но татары разбивали церковные двери, врывались в храм и истребляли всех от мала до велика. По известию летописца, резня продолжалась до тех пор, пока у татар не утомились плечи, не иступились сабли. Все церковные сокровища, великокняжеская казна, боярское имущество, купеческие товары – все было ограблено. Тогда истреблено множество книг, снесенных со всего города в соборные церкви; вероятно, в это время погибло безвозвратно много памятников древней литературы, которые представили бы нам в гораздо более ясном свете нашу прошедшую духовную жизнь, если бы уцелели до нашего времени. Наконец, город был зажжен. Огонь истреблял тех немногих, которые успели избежать татарского меча. Так покаравши Москву, татары отступили от нее.