Текст книги "От Руси к России"

Семен Иванович Гордый (1316–1356)

Слово Гордого

Семена Ивановича Гордого жизнь долгое время баловала, и гордость ему была к лицу. До самых последних дней… Впрочем, до этого еще далеко.

В 1341 году после смерти Ивана Даниловича Калиты в Орду отправились Константин Тверской и Константин Суздальский. Они имели равные шансы стать великими князьями. Поехал на поклон к хану и Семен, сын Калиты. Он рисковал многим. Но хан Узбек принял его очень хорошо. Семен Иванович получил ярлык на великое княжение с еще большими, чем его отец, полномочиями. Почему повелитель Орды принял столь ответственное решение? Ответ на этот вопрос навсегда остался за кадрами истории XIV века. Может быть, хан увидел в Семене достойного продолжателя дела отца, который всегда вовремя платил Орде дань. В этом отношении Узбек не проиграл. Сын Калиты пять раз за двенадцатилетнее великое княжение ездил в Орду, естественно, не с пустыми руками…

Молодой князь с первых же дней повел решительную внутреннюю политику. Согласно преданиям, великий князь всея Руси, приняв в «руце своя всех князей», заставил удельных князей «целовать у отчего гроба крест на том, что они все будут заодно и будут чтить его во отца место, имея общих врагов и друзей»[51]51
  Москва в ее прошлом и настоящем. М., 1909. С. 86.


[Закрыть].

Добившись полного подчинения, Семен делает еще один смелый ход, пытаясь покорить Новгород великокняжеской власти. Вместо того, чтобы поехать в этот город и уладить возникшие разногласия в связи со сбором дани, а также другие наболевшие проблемы, проявив тем самым, как и все князья до Семена Ивановича, уважение к новгородским обычаям, Семен отправил туда наместников. Они захватили Торжок и, зная о прочном положении своего князя, стали, собирая дань, притеснять население, грабить жителей города и его окрестностей. Новгородцы написали великому князю всея Руси: «Ты еще не сел у нас на княжение, а уже бояре твои насильничают!».

Семен прочитал послание, собрал дружины целовавших крест князей и пошел войной на Новгород. Огромное войско противника до смерти напугало республиканцев. На вече они решили просить мира у Семена с условием оставить все по-прежнему. Великий князь, проявив взвешенность и спокойствие, пошел на уступку, но взял за нее с побежденных «черный бор» (поголовный сбор), который больно ударил новгородцев по карману. Но этого победителю показалось мало. Он потребовал, чтобы новгородская знать просила у него прощения, и босые, униженные, одетые в простые платья, нечесанные явились к нему новгородцы, встали на колени, потупили глаза, повлажневшие от стыда: за себя, слабых, и за Семена – гордого. Бог дал право быть гордым любому, но дал ли Всевышний человеку право унижать человека?

Семену Гордому понравились униженные новгородцы и изъявленная ими покорность. Его авторитет в стране и в Орде, куда он, по-отцовски регулярно, свозил дань, пугали многих. Воевать в Заокскую землю другие князья ходить не решались, хотя между собой частенько выясняли отношения с оружием в руках. Великий князь относился к мелким распрям между уделами на удивление мудро: пусть дерутся, лишь бы дань платили. Мир в Заокской земле манил к себе людей из других княжеств. В 1346 году, например, к великому князю явился удельный князек из Твери. Естественно, это усиливало Московское княжество, и Семену было чем гордиться.

В том же году, когда великий князь распустил войско после похода на Новгород, начались войны Семена с Литвой. Ольгерд, сын Гедимина, подступил к Можайску, осадил город, выжег предместья и вдруг отступил. Причиной тому, вероятнее всего, была кончина Гедимина.

К середине XIV столетия литовцы резко усилились. Они взяли Ржев, Брянск, добирались в своих походах до Тверского и Рязанского княжеств. Ольгерд был крупным государственным деятелем, прекрасным полководцем, «не токмо силою, елико умением воеваши». С его похода на Можайск началась так называемая литовщина. Она продолжалась около сорока лет. Победа доставалась то одному, то другому сопернику. Этим пользовались люди: враги московских князей уходили в Литву и наоборот.

В 1341 году случилось еще одно немаловажное для Москвы и ее князей событие: умер хан Узбек, и в Орде началась «замятня» – ханы, убивая друг друга, сменялись чуть ли не ежегодно. Трудно было всем угодить. Но угождать ханам русские князья в те десятилетия еще должны были: очень уж крупной силой обладали даже дерущиеся между собой за власть ханы. Это станет ясно чуть позже, после великой битвы на поле Куликовом, а пока великие князья терпели унижение, выезжая в Орду с данью.

Как это ни покажется странным, лучше многих удавалось унижаться перед ханами очень гордому в отношениях со своими согражданами Семену Ивановичу. К его личности, к его характеру, видимо, прекрасно подходила известная во многих странах мира с давних пор мудрость: хорошо повелевает тот, кто умеет повиноваться.

В 1345 году Ольгерд стал единственным владыкой Литвы, в эти же годы активизировались шведы: положение на западных и северо-западных границах Русской земли ухудшилось, но Семен Гордый вышел из трудного положения с честью. В 1348 году он выступил с большим войском в Новгородское княжество, куда ворвался с северо-запада шведский король Магнус. Положение было критическое.

Войско великого князя продвигалось к цели медленно. Позже его обвинят за эту медлительность. Но если оценить всю ситуацию в целом, то можно прийти к выводу, что в данном случае Семен Гордый вел себя как крупнейший стратег. Он шел и на север, а затем вдруг повернул назад и вернулся в Москву слушать грамоты ханских послов. Новгородцы поняли, что помощи им ждать не от кого, собрались с духом, собрали всех воинов, способных постоять за себя и за свою землю, подошли ко Пскову и 24 февраля 1349 года выбили оттуда врага с большими для него потерями. Добыча у победителей была немалая: 800 пленников они отправили в Москву, а захваченное у шведов серебро использовали для украшения церкви Бориса и Глеба.

На этом новгородцы не остановились. Они ходили в Норвегию, разгромили шведов в сражении под Выборгом, заключили с Магнусом выгодный мир.

А что же делал с крупным войском Семен Гордый в эти годы? Он хранил мир в Московской земле, всегда готовый выступить с крупным войском против опытного Ольгерда, и зорко следил за настроением ханов. Когда до великого князя дошли слухи о том, что Ольгерд отправил брата Корияда в Орду с просьбой о выделении литовцам помощи для борьбы с немцами, Семен мгновенно отреагировал на это известие. Он явился к хану и в личной беседе «внушил Джанибеку, что сей коварный язычник есть враг России, подвластной татарам, следовательно и самих татар…»[52]52
  Карамзин Н. М. История государства Российского. Тт. I–IV. Калуга.: Золотая аллея, 1995. С. 523.


[Закрыть]. Хан поддержал русского князя и даже отдал ему Корияда! И Ольгерд прислал в Москву послов с богатыми дарами, женился на снохе Семена Гордого – Ульяне, женил брата Любарта на племяннице великого князя.

Это была великолепная дипломатическая победа Семена Гордого. Он понял во время своего медленного марша в Новгородскую землю расстановку сил не только между шведами и новгородцами, но между всеми гипотетическими противниками и союзниками на всей территории Восточной Европы; отошел в Москву; дал возможность неслабым (это же нужно было понять, что они не слабые, что они способны побеждать!) новгородцам самим справиться с пришельцами; внимательно следил за всеми разом и, когда понял, что Ольгерд (и без того сильный!) может с ханской помощью разгромить немцев, а затем, подмяв последних под себя, нанести сокрушительный удар по Руси, пошел на сложный разговор с Джанибеком. Это – крупный успех Семена Гордого как государственного деятеля.

Тридцать шесть лет исполнилось Семену Гордому, самое время подумать о крупномасштабных планах и начать их осуществлять спокойно, без лишней суеты. Все для этого у великого князя было: опыт, хватка, талант политика, победы, авторитет в Москве, в других русских городах и княжествах, а также в Орде, в Литве, в Швеции. Какой прекрасный возраст для великих начинаний – для осуществления главной мечты всех русских людей – освобождения от унизительной зависимости Русского государства от Орды!

В летописных источниках прямо не говорится о том, что Семен Гордый, мечтая, уходил так далеко. Но какой гордый человек не любит помечтать в тридцать шесть лет, тем более человек удачливый, не получавший еще очень серьезных ударов судьбы! Впрочем, нет: удары были. Внутренние, семейные, тяжкие, но скрываемые гордым князем от врагов и друзей. Мало кто замечал их воздействие на Семена Ивановича. Он действительно был гордым человеком, он мог скрывать боль души своей от глаз и душ чужих. И мечтал он – широко, всеохватно – как очень гордый человек.

Но все мечтания его, как и мечтания миллионов других людей Евразии, пресекла, убила, уложила в общие могилы эпидемия «моровой язвы».

Она зародилась в конце тридцатых – начале сороковых годов четырнадцатого века в Индии и в Китае. По стремительности и маршрутам ее распространения (а явление чумы народам зафиксировано в источниках самых разных стран) можно получить интереснейшие сведения о торговых и экономических связях между регионами и внутри регионов Евразии, причем не эпизодических случайных, но фатально необходимых для нормального функционирования сложнейшего, единого социально-политического организма – огромного евразийского материка с прилегающими к нему большими и малыми архипелагами и островами…

Хан Джанибек в 1345 году помог иранскому народу сбросить эмира Мелик Ашрафа и через год отправился в Крым, осадил Кафу (Феодосию). В ней жили купцы из Генуи. Они вели здесь оживленную торговлю, связывая Восточную Европу, северный Кавказ, Приволжские степи со Средиземноморьем, с Западной Европой. В середине XIV века дела у них пошли очень хорошо. Разбогатев, они стали проявлять политическую активность в этом регионе. Джанибеку не понравилось усиление генуэзцев. Он решил их наказать. Перед походом ему стало известно о страшной эпидемии чумы, уже распространившейся вплоть до Сирии, Малой Азии, Египта. Опытный организатор, Джанибек принял все меры предосторожности, но чума оказалась коварнее, злее, чем он предполагал. Она пробралась-таки к нему в войско, безуспешно осаждавшее Кафу. И данный факт говорит о том, что либо эпидемию разносил ветер, либо существовали такие дороги, такие экономические связи, порвать которые для спасения войска, племени, страны мог бы только самоубийца.

Взять Кафу Джанибеку не удалось. Существует недоказанная версия о том, что в последнюю ночь под крепостью воины ордынского хана пульнули из катапульты в город зараженный чумой труп. Ордынцев часто обвиняют во многих грехах. Уж очень хорошо они воевали! Очень много неожиданных для более сильных соперников побед одержали. Побежденные всегда обидчивы. Обида – несдержанна, как одуванчик: легкого дуновения ветерка достаточно, чтобы по миру разлетелись семена обиды. Джанибек отошел от Кафы, повел свое войско домой, а в городе уже «работала» чума. Но можно ли обвинять хана Орды в том, что он (или кто-то из воинов без его ведома) совершил постыдное для крупных личностей зло, применив на практике методы бактериологической войны? Нет, нельзя. Пока не будет точных доказательств вины обвиняемого.

Чума действует по-разному. Кого-то она убивает в течение дня, кто-то, зараженный чумной бактерией, носит в себе болезнь неделями, а то и месяцами, даже не догадываясь, скольких людей он заражает. В Кафе чума сработала как крупный шпион-диверсант. Она заразила нескольких купцов, но те долгое время чувствовали себя хорошо, загрузили корабли товарами, отплыли домой, в Геную, по пути останавливаясь в крупных портах Средиземноморья. Чума бесшумно, не проявляя себя ничем, внедрялась в города Европы, ждала. Купцы, довольные победой над Джанибеком и успешной торговлей, прибыли в родную Геную.

И тут-то чума распоясалась. Первым делом она набросилась на Италию, затем, словно огонь, подгоняемый быстрым ветром, опустошила Испанию, Францию, Англию, Данию, огибая материк смертоносной острой косой. Эту страшную косу держал в руках безжалостный косарь. В одном только Париже ежедневно погибало до 800 человек. Люди сопротивлялись нашествию чумы как могли, но она была сильнее. Каждый третий обитатель Европы погиб в неравной борьбе с «моровой язвой». После пяти-семи месяцев «оккупации» какой-либо области «злой косарь» переносил свое грозное оружие в соседние области, и черная смерть, не уставая, продолжала губить род людской.

Русские люди не могли не знать об эпидемии моровой язвы, бушевавшей во всей Евразии. Наверняка принимались меры предосторожности. Наверняка все (от великого князя Семена Гордого до простолюдина) делали все, чтобы не пропустить на Русь бактерию чумы. Но в 1351 году моровая язва налетела на Псков, а уже в 1353 году она опустошила огромные области Восточной Европы, стянув намертво петлю вокруг всего континента.

В начале 1353 года чума нанесла удар по великокняжескому дому. 11 марта скончался митрополит всея Руси Феогност. В том же месяце умерли сыновья Семена Гордого, Иван и Семен, и заболел сам великий князь. Ему недавно исполнилось всего тридцать шесть лет.

В тот день, когда великий князь писал завещание, у него уже не было ни одного сына в живых. Но была одна надежда: беременная жена Мария Александровна, княжна Тверская.

Первой женой Семена Гордого была литовская княжна Айгуста, в крещении принявшая имя Анастасия. Она умерла рано. Ее два сына тоже пожили не долго. В 1345 году Семен женился во второй раз на дочери одного из князей смоленских Евпраксии. Но через год брак с ней был насильно расторгнут. Гордый муж отослал несчастную женщину к отцу в Волок Ламский. Причина развода состояла, по словам летописцев, в том, что «великую княгиню на свадьбе испортили; ляжет она с великим князем, и она покажется ему мертвой». Это объяснение и сам факт незаконного развода не вызвал протеста у митрополита всея Руси Феогноста. Евпраксия, которую обозвали бесплодной, вышла замуж за Феодора Красного, князя Фоминского. И стала родоначальницей князей Фоминских.

Семен, мечтая о продолжении рода, женился в третий раз на тверской княжне Марии Александровне. Она родила ему четверых сыновей, но и они умерли в раннем детстве.

Если верить древним преданиям и, например, историку Н. М. Карамзину, Семен Иванович любил свою третью жену, «и в знак любви отказал ей наследственные и купленные им волости, Можайск, Коломну, все сокровища, золото, жемчуг и пятьдесят верховых коней». Даже в этом – последнем слове своем – он хотел остаться гордым, великим князем, повелителем.

Передав по завещанию своей беременной жене Московскую вотчину, Семен надеялся, что верховная власть перейдет в конце концов к его сыну. Его не смутило в данном вопросе даже то, что матерью его еще не родившегося сына будет тверская княжна, а это, естественно, обострило бы противоречия между Москвой и Тверью. Подобный шаг для гордого человека в общем логичен: все-таки сын от любимой жены будет князем.

Далее в своем завещании Семен Иванович пишет: «А по отца нашего благословлению и то на приказал: жити за один; тако же и аз вам приказываю своей братии, житии за один; а лихих бысть людей не слушали, слушали бы отца нашего владыку Алексея, такоже старых бояр, кто хотел отцу нашему добра и нам, а пишу вам се слово того деля, чтобы не перестала бы память родителей наших и наша, и свеча бы над гробом не погасла…». Эти строки важного документа говорят о том, что в Москве к середине XIV века оформилась связка между великим князем, боярами и митрополитом, и Семен Гордый понимал, как важно сохранить это динамичное единство светской власти, духовной власти и материальной силы, которую представляли собой бояре. Но вполне возможно, что умирающий великий князь в своем завещании думал и о личной корысти. Бояре и митрополит Алексий, с которыми он всегда находил общий язык (так ему могло показаться, Гордому!), являлись единственной опорой… для его еще не родившегося сына! Без них будущему ребенку Марии и Семена надеяться на великое княжение при живых-то сыновьях Ивана Калиты не было никакого смысла, и приказывая «своей братии жити за один», а также слушаться старых бояр и владыку Алексия, он мог преследовать и корыстные личные цели.

Но далеко не все приказы умирающих исполняются теми, кому они завещаны!

После смерти Семена Гордого в Орду отправились послы. Одни из них, новгородцы, хотели уговорить хана поставить на великое княжение Константина Суздальского. Другие, москвичи, привезли в Орду брата Семена Гордого, Ивана Ивановича, человека очень красивого, тихого, слишком миролюбивого для XIV столетия и слабого, готового пойти на любые уступки, лишь бы его не волновали. Его прозвали Иваном Красным (от слова Красивый).

Джанибек дал ему ярлык на великое княжение, и все, что завещал за несколько недель до своей кончины Семен Гордый, осталось невыполненным.

Иван Иванович Красный (или Кроткий) (1326–1359)

Выбор хана Джанибека

Ивана II Ивановича называли Красным за красоту его и Кротким – за тихий, невоинственный характер. После смерти Семена Гордого хан Джанибек вручил ему ярлык на великое княжение, хотя новгородцы через боярина Судакова просили повелителя Орды поставить во главе русских князей Константина Суздальского. Выбор Джанибека можно объяснить по-разному. Да, хану Орды выгодно было иметь великим князем человека послушного, тихого, невоинственного, готового пойти на любые уступки, лишь бы его никто не трогал. Да, резкое усиление Московского княжества и Москвы, князья которой упрямо проводили в жизнь идею централизованного государства, не радовало Джанибека, и он вполне мог рассчитывать, что слабый государственник Иван II Иванович разбазарит все собранное Иваном Калитой, и Москва резко сдаст свои позиции. А это, в свою очередь, приведет к обострению распри между княжествами и князьями.

Мог на это рассчитывать Джанибек, но – удивительно! – он сделал в тот год очень удачный для Москвы и Московского княжества выбор, хотя люди гордые и воинственные не согласятся с данным выводом. Им победы подавай громкие, славу боевую, триумф и триумфальные арки, да побольше добычи, да толпы пленных, да – самое главное! – избавление Руси от унизительного положения данников Орды. Нет, в середине XIV века ни Русь, ни одно из русских княжеств к подобным подвигам еще не созрели. А значит, македонские и маккавеи ей пока были не нужны. Руси и особенно Московскому княжеству нужны были после смерти Ивана Калиты сорок относительно мирных лет. Между прочим, эту мысль понимал даже Семен Гордый. При нем на территории Московского княжества не произошло ни одного крупного сражения. А значит, сюда, на территорию, ограниченную современной Московской областью, продолжали стекаться отовсюду мирные, сильные люди.

Правление Ивана II Кроткого тем-то и знаменательно, и позитивно для Москвы, что этот процесс продолжался, хотел того хан Джанибек или нет.

Первым важным государственным делом нового великого князя явилась навязанная Олегом Рязанским война. Этот юный князь воспользовался отсутствием Ивана Ивановича, ворвался на территорию Московского княжества, захватил местность в долине реки Лопасни, присоединил ее к Рязанской земле. Действовал Олег напористо и зло. Жег, грабил, взял в плен наместника Лопасни, мучил его, пытал, как будто в том была какая-то необходимость.

Великий князь вернулся из Орды, узнал, что натворил на русской земле русский же Рязанский князь, и… не стал с ним воевать, уклонился от удара, как опытный кулачный боец, отдал за своего наместника богатый выкуп, поступил благородно.

Ивана Красного называют словом Кроткий, но не исключена возможность того, что он был просто мудрым человеком, не растерявшим мудрость своих предков, мудрость Ивана Калиты. Два года великий князь спокойно переносил вольные выходки новгородцев, не желавших признавать его великим князем, не исполнявших его повелений. Но вот князь суздальский, Константин Васильевич, умер, и новгородцы на вече без всякого давления приняли у себя наместников из Москвы…

Сложные взаимотоношения складывались между великим князем и королем Ольгердом Литовским. Этот сильный политик, с одной стороны, налаживал родственные связи с русскими князьями, а с другой стороны, упрямо продвигался на восток и юг, захватывая и подчиняя своей власти русские земли. В 1356 году он присвоил Брянск, но этого ему показалось мало. Ольгерд взял Ржев, вплотную приблизившись к Тверскому и Московскому княжествам. Жителям Твери и Можайска не понравилась политика западного соседа, они собрали войско и выбили литовцев из Ржева. Иван II Красный в этом деле активного участия не принимал.

Не удалось ему силой великокняжеской власти усмирить мятеж в Новгороде – это сделал старец Моисей. Не смог Иван Иванович погасить ссору между Василием Михайловичем Тверским и его племянником Всеволодом Александровичем Холмским, и они отправились в Орду на суд…

Ничего значительного для Руси, для Москвы в годы правления Ивана II Ивановича вроде бы не произошло. Впрочем, перед кончиной великий князь показал твердость и непоколебимость. Татарский царевич приехал в Рязань и оттуда послал в Москву людей, которые сообщили Ивану повеление хана о том, что пора настала обозначить границу между Рязанским и Московским княжествами. Сама по себе идея была неопасная, если бы не амбиционная политика Олега, которого ханам Орды легко было уговорить отказаться от Руси. Иван Кроткий смело заявил, что не допустит ханских послов в Московскую землю, что границы ее давно и всем хорошо известны.

Царевич отправился ни с чем в Орду и вскоре был там убит.

А 13 ноября 1359 года умер, приняв схиму, великий князь Иван II Иванович. Было ему всего тридцать три года. О том, как сложно было ему управлять Москвой, Московским княжеством и Русью говорят его взаимоотношения с тысяцкими.

Дело тысяцких

На рассвете 3 февраля 1356 года, когда звонили к заутрене, когда появились на снежных скрипучих улицах первые москвичи, на городской площади был обнаружен труп тысяцкого Алексея Петровича Хвоста. Подобного в Москве еще не было. Даже расправа Юрия Владимировича над Степаном Ивановичем Кучкой в 1147 году так не встревожила обитателей Боровицкого холма и окрестных сел, как это странное, страшное, таинственное убийство.

Великий князь Иван II Иванович растерялся, не зная, что делать, упустил инициативу. Люд волновался. Алексей Петрович Хвост пользовался авторитетом у горожан, в том числе и у купцов. В откровенных разговорах и пересудах люди искали виновных. Кто мог убить тысяцкого?! Кому была нужна смерть этого человека? Подозрение пало на бояр Вельяминовых, у которых были свои счеты с Алексеем Петровичем. Страсти быстро накалялись. В городе запахло бунтом, кровью, самосудом.

Род Вельяминовых, если верить летописным источникам, берет свое начало от варяга Шимона. Его сын, Георгий Симонович, являлся учителем, другом, советником, а по сути дела соправителем Юрия, сына Владимира Мономаха, в Ростово-Суздальском княжестве. Некоторые источники называют его тысяцким в Ростове. Он сделал очень много для развития и усиления Заокского края. Его потомок Протасий был тысяцким при Иване Калите. Тысяцкий в Москве имел власти больше, чем тысяцкие в других городах Руси, он ведал военными и мирскими делами. При Иване Калите тысяцким стал Алексей Петрович Хвост. Летописцы не уточняют, по какой причине сын Даниила Александровича произвел эту замену. Быть может, виною тому стала смерть Протасия, но… даже кончина потомка Георгия Симоновича не может полностью объяснить причину смены тысяцких, если вспомнить, что должность эта, хоть и получали ее бояре от князя, часто переходила по наследству.

В первые годы правления Семена Гордого должность тысяцкого принадлежала А. П. Хвосту. Но он «вшел в коромолу к великому князю», и тот сменил его на Василия Протасьевича Вельяминова. Более того, заразившись чумой, семен Гордый взял у родных братьев клятвенное обещание не принимать крамольника и даже его детей к себе на службу. В завещании этого великого князя много скрытого, но… чем же так провинился Алексей Петрович Хвост перед Семеном Гордым? Некоторые ученые ссылаясь на данные родословных книг, отождествляют А. П. Хвоста с боярином Алексеем Босоволковым. А хорошо известно, что этому человеку Семен Иванович доверил привести из Твери свою невесту, Марию Александровну. Обычно подобные дела поручают только тем, кого очень уважают, ценят, к кому относятся по-дружески. Кроме того, отец Алексея, Петр Босоволков, был у великого князя московским наместником.

Кто же и за что мог убить Алексея Петровича Хвоста (Босоволкова?)?

Вельяминовы? Но отношения между ними и А. П. Хвостом (Босоволковым?) были известны во дворце великокняжеском и во всем городе, коль скоро Хвоста хорошо знали и любили горожане и купцы. А значит, потомки Шимона вряд ли решились бы на это крайнее средство.

Академик М. Н. Тихомиров называет убийство А. П. Хвоста своего рода этапом борьбы старого мира (а он ассоциировался с вече) с новым миром единодержавной власти. Вполне возможно, что Хвост (Босоволков?), близкий к купцам и населению, имел старые московские корни, уходящие во вторую половину XI века, когда в окрестностях Боровицкого холма стали возникать села Красные, Красивые, когда некий новгородский адресат писал некоему Кучке в Москву послание чисто делового характера. А если вдруг окажется, что Хвост (Босоволков?) является потомком… Степана Ивановича Кучки, то и эту версию легко будет оправдать и логически осмыслить.

Москва – город тихий. За два века здесь произошло всего два громких убийства: знатного боярина (а может быть, тысяцкого) Кучки и тысяцкого Алексея Хвоста. И в том, и в другом случае в выигрыше оказались яростные сторонники великодержавной власти. Как в 1147-м, так и в 1356 годах им важно было искоренить в городе вольнолюбивый дух. Саму память о вече.

Алексей Петрович Хвост мог мешать великим князьям именно своими «старорежимными» выходками, близостью к населению, особенно к купцам, тягой к вече… Впрочем, это только версии, которые можно множить до бесконечности именно потому, что дело не расследовано, дело неясно, а «свидетельские показания» сбивчивы, противоречивы, немногочисленны.

Летописец пишет, что «убит он был неведомо от кого и неведомо кем, только казался лежащим на площади; некоторые говорили, что на него втайне совещались и составили заговор, и так ото всех общей думой, как Андрей Боголюбский от Кучкович, так и этот пострадал от дружины»[53]53
  Ист. 6, стр. 79.


[Закрыть]. Некоторые летописи с «общей думой» связывают бояр, «нецые же глаголют, яко общею думою боярскою убьен бысть».

Много версий и самых разных предположений этого загадочного убийства было уже в те дни февраля 1356 года. Город находился на грани бунта. Иван Кроткий пассивно ожидал грядущих событий. На шумной площади все чаще повторялась фамилия Вельяминовых. Над потомками Шимона нависла смертельная опасность. Защититься от буйной толпы они бы не смогли. Иван Кроткий защищать их, по всей видимости, не собирался.

У них остался один шанс спастись от разъяренной толпы. В тихую лунную ночь из Кремля к Москве-реке выехали сани. В них сидели в богатых тулупах два больших боярина, Михаил Александрович и Василий Вельяминович, сын Василия Протасьевича, а также их дети, жены. Они бежали в Рязань и там переждали волнения в городе.

Москва шумела несколько дней, затем страсти погасли. Но память была еще свежа, и в любую минуту бунт мог вспыхнуть с новой силой. Только на следующий год, когда люди в своих извечных заботах о хлебе насущном стали забывать странное убийство Алексея Петровича Хвоста, Иван Иванович пригласил в Москву Вельяминовых, и потомки Шимона вновь завладели саном тысяцкого. Им стал Василий Васильевич Вельяминов.

Краткие и эпизодические упоминания летописцев о разногласиях между тысяцкими и князьями говорят о том, что между этими двумя органами власти постоянно существовало некое напряжение взрыва, увеличивающееся по мере того, как в Москве цементировался остов централизованного государства. Как свидетельствует мировая история, монархи разных стран и эпох в исключительно редких случаях мирились с очень сильной «исполнительной властью», старались ограничить ее полномочия. Московские тысяцкие имели громадную власть, заведуя мирными и военными делами стольного града. Наследственная передача этой должности сделала Вельяминовых очень богатыми. Точно таким же богатым был род, из которого вышел Алексей Петрович Хвост. Борьба между ними естественна. Она завершимлась победой потомков Шимона. Но эта победа резко усилила род Вельяминовых!

Иван Иванович, человек очень тихий, незлой, вернул роду Вельяминовых не только сан тысяцкого, но и стратегическую возможность усиливаться во всех отношениях и, усиливаясь, оказывать все более заметное влияние на политику великих князей, о чем говорит история, произошедшая шесть лет спустя после смерти Ивана Кроткого на свадьбе его сына Дмитрия Ивановича, организатора победы русского воинства в битве на поле Куликовом.

Перед самыми торжествами в княжеском дворце бесследно исчез прекрасной работы пояс, украшенный драгоценными камнями. Его подменили поясом похуже. Как пишут летописцы, подмену не заметили. Но кто не заметил? Сам князь Дмитрий Иванович? Его мать? Нет, такого быть не может. Наверняка юный князь примерял свадебную одежду за несколько дней до свадьбы, и пояс он и его приближенные видели. И видел его тот, кто рискнул осуществить подмену. И наверняка Дмитрий Иванович догадался, кто сделал это зло.

Свадьба от этого не пострадала… Великий князь с помощью бояр и митрополита всея Руси Алексия вершил великие дела. Но в 1373 году, после смерти Василия Васильевича Вельяминова, Дмитрий Иванович упразднил должность тысяцкого! Это был точно выверенный ход. При жизни Василия Васильевича отменить сан тысяцкого было невозможно, несмотря на то, что великого князя поддерживали бояре, митрополит, воеводы. Громадную власть захватили в свои руки потомки Шимона!

Сын умершего тысяцкого, Иван Васильевич, не смирился с приговором судьбы. Некоторые специалисты считают, что он после смерти отца некоторое время был тысяцким. Но сколько именно времени – несколько дней, месяцев – никто не уточняет. Так или иначе, но Иван Васильевич вдруг совершает отчаянный шаг, бежит в Тверь вместе с Некоматом Сурожанином, по-видимому, греком, торговавшим в Суроже и имеющим авторитет в Орде. Странный ход сына последнего тысяцкого и столь же странная связка потомственного вельможи с богатым купцом.

Некомат Сурожанин через два года после бегства из Москвы отправляется в Орду и 14 июня 1375 года привозит ярлык на великое княжение… князю тверскому Михаилу Александровичу!!