Текст книги "Стратегия Второй мировой. Восточный фронт"

Глава 5. На других фронтах

ТРИ ПОРОСЕНКА «НАРОДОВОЛЬЦУ»

Подводная лодка «Народоволец» («Д-2») провела в Ленинграде, у Литейного моста, первую блокадную зиму. Подводники видели беды горожан и в бессилии сжимали кулаки. Только бы выйти в море, только бы сразиться с врагом, отомстить нацистам за несчастья, которые они принесли на землю Ленинграда, одного из красивейших городов Советского Союза и земного шара.

Только бы выйти в море. Не знали подводники, что их ждет в первом же походе, сколько энергии, выдумки, мужества потребует от них море. Они знали другое: за свои злодеяния немцы должны заплатить кровью.

У командира Б4-5 инженер-механика С. Сурмина и старшины группы трюмных машинистов Н. Крупина в городе остались семьи. Подводники нервничали, делились с родными скудным пайком, сами недоедали, жен и детей спасали, и в конце зимы 1942 года оба они серьезно заболели. Командира Б4-5 сослуживцы выходили, но у Сурмина болезнь парализовала ноги и руки…

Подводная лодка «Народоволец» («Д-2»)

А лодка ждала своего часа. Для любого воина это самое большое наказание: видеть, как страдают сограждане, как голодает город, а самому питаться хоть и не по мирному рациону, но все же куда лучше, и ждать своего часа, ждать лета. Это и наказание, и испытание, и ответственность. Надо ждать. Надо держать себя в форме, надо изучать материальную часть, готовиться к любым неожиданностям. Надо сохранять и волю, и нервы, и физические силы. Надо терпеть.

Сколько раз подводники видели с лодки, как по ледяному берегу у Литейного моста спускались к зимней реке, к проруби обессилевшие женщины, дети, старики с ведрами, бидонами или чайниками в руках! Сколько раз кто-то из горожан, поднимаясь с водой по крутогорью, медленно оседал на снег, умирал, уткнувшись головой в непреодолимую преграду. Сколько жизни было в тех людях! Как хотели они дойти, донести воду родным! Как не хотели они умирать, смертью своей поторапливая смерть близких! Как часто видели подводники изможденных ленинградцев, увозивших куда-то на салазках тела мертвых!

А им, морякам-подводникам, нужно было нормально питаться, чтобы выжить, выйти в море и топить беспощадно вражеские суда. Беспощадно. У них лодка, не самая современная. К тому же она проходила капитальный ремонт. Только в августе сорок первого привезли дизели. Моряки установили их быстро, но ранняя зима помешала выйти в море.

Бывший командир отделения электриков на подводной лодке «Народоволец» («Д-2») Иван Яковлевич Князев в очерке «„Народоволец“ уходит в море» коротко описал ту изнурительную для подводников зиму. Но прошли зима, весна, лето, а подлодка все оставалась в Ленинграде. Более года она бездействовала.

И, наконец, 23 сентября 1942 года подводники услышали команду: «По местам стоять, со швартовов сниматься!»

Корабли сопровождения «проводили» лодку из Кронштадтадо Лавенсари, самой западной советской маневренной базы на Балтике. «Народоволец» погрузился и пошел дальше на запад. Следующим вечером лодка всплыла на перископную глубину, чтобы определить местонахождение, и командир увидел (они находились севернее острова Гогланд) немецкий сторожевой катер.

Лодка срочно погрузилась. Но вдруг, еще не набрав глубину, она потеряла ход, дернулась. Подводники услышали металлический скрежет. Лодка «клюнула» носом, перестала слушаться рулей, резко пошла вниз и на глубине 39 метров ударилась о грунт. «Народоволец» напоролся на противолодочную сеть. Командир Роман Владимирович Линденберг приказал остановить моторы, акустику – прослушать горизонт.

Обычно немцы прикрепляли к сетям сигнальные буйки с патронами, они взрывались, когда в сеть попадала лодка, сторожевик подплывал к месту взрыва и забрасывал подводную лодку глубинными бомбами. Выбраться из западни было чрезвычайно сложно.

«Повезло», – подумал командир, подумали все подводники.

День провели под водой. Ночью всплыли, и несколько добровольцев в легководолазных костюмах занялись мелким ремонтом: обследовали винты и освободили лодку от сети. В мирное время либо в доке на ремонтном заводе эта работа пустячная. Другое дело – в военном море, неподалеку от немецкого сторожевого катера, который в любой момент мог включить прожекторы, нащупать лодку и атаковать ее. В таком случае лодка оставила быводолаза на верную гибель в воде и погрузилась бы, попыталась бы уйти от врага.

Водолазы работали спокойно. Несколько раз немецкие прожекторы пробегали по водной поверхности. Где-то рядом гудели самолеты. В какой-то момент три боевых машины пролетели совсем близко от лодки, командир приготовился дать команду на погружение, но сдержал себя: стервятники не заметили лодку, улетели. Он облегченно вздохнул, и вдруг раздался крик:

– Человек за бортом!

Перетерся об углы палубы пеньковый канат, удерживающий водолаза Александра Еремина, и подоспевшая волна отбросила его в темноту. Командир обреченно посмотрел в морскую ночную даль, понимая, что организовать поиск моряка он не сможет, и вдруг вторая волна буквально выплеснула Еремина к борту лодки! Повезло. Опять повезло.

Пять часов подводники устраняли неполадки, и утром «Народоволец» стал медленно продираться на запад сквозь минные заграждения. Мин на Гогландском направлении немцы расставили около 8 тысяч: гальваноударных, антенных, якорных неконтактных и донных неконтактных. Здесь находились шумопеленгаторные станции, а на берегу – посты наблюдения, артиллерийские батареи.

Прорваться сквозь заграждения было теоретически невозможно. Немцы поверили в это и в начале 1942 года стали пускать свои суда в Балтийское море без боевого сопровождения. Советские подводные лодки опровергали расчеты фашистов! Каким-то чудом они продирались через минные заграждения и топили вражеские суда.

Гитлеровцы расставили еще больше мин, соорудили противолодочные сети. Но «Народоволец» преодолел и эту преграду! Теперь нужно было пройти сквозь усиленные минные заграждения. Специалисты подсказали подводникам, что сделать это можно только на самом медленном ходу на максимальной глубине. Образно говоря, подводная лодка должна была чуть ли не ползти по грунту, изгибаясь, как угорь, после каждого прикосновения с минами. Легко сказать, да трудно сделать!

Первая встреча с миной. Храповитый резкий скрежет железа о железо. Аварийная группа инженер-лейтенанта В. Сизова в полной готовности. Клинья, брусья, пакля, кувалды, другие инструменты аккуратно разложены в отсеках лодки. В случае взрыва, пожара, пробоины аварийщики бросятся на место беды. Вторая мина скрежетнула по правому борту. Потом опять правый борт, затем левый, правый, правый, левый, левый, правый, левый. Нервы на пределе.

Трое суток смерть скрежетала от злобы, никак не могла сделать свое гадкое дело. Лодка тихонько обходила ее стороной. Обошла! 27 сентября «Народоволец» всплыл у маяка Суурупи, произвел зарядку аккумуляторной батареи. Подышали свежим воздухом, порадовались небу, солнцу, легкому ветру. Сами «подзарядились» энергией жизни. Затем – опять погружение и еще двое суток «ползком» под минными полями. 29 сентября подводная лодка вышла в Балтийское море. Можно заняться поиском вражеских судов.

2 октября командир «Народовольца» получил радиограмму. В ней сообщалось, что в проливе Кальмарзунд между островом Эландом и побережьем Швеции стоит вражеский конвой, который 3 октября отправится в Германию. Утром «Народоволец» всплыл под перископ, командир увидел два больших транспортных судна и охраняющих их пару миноносцев, дал команду на сближение с конвоем. Через несколько минут он приказал:

– Носовые аппараты товсь!

– Есть носовые аппараты товсь! – донеслось из первого отсека, и тут же:

– Носовые аппараты готовы!

– Пли!

– Торпеды вышли!

И через несколько тревожных мгновений раздались два тяжких взрыва.

– Ура! – закричали подводники, услышав приветствие командира: «Поздравляю с первой победой!»

Победа. Как долго «Народоволец» шел к ней! Как много неожиданностей, смертельно опасных преград преодолел. Победа. Лодка всплыла под перископ. Командир увидел обломки транспортного судна, ящики, людей, барахтающихся в воде, не очень теплой для купания. Победа. Но расслабляться рано. Начинается противоборство с двумя миноносцами, один из которых мчится к лодке.

«Народоволец» погрузился, выключил электромеханизмы, кроме гирокомпаса и электродвигателей экономхода. Миноносец уже над лодкой, раздаются взрывы глубинных бомб. Лодку подбросило, вышли из строя все лампочки. Бомбы рвутся то там, то здесь. Лодка, будто спичечный коробок в щупальцах осьминога – туда-сюда мечется, но вырывается-таки из «осьминоговой тряски». Разрывы бомб колотят воду бездумными кулачищами далеко от лодки.

Потопленный торпедами «Д-2» 14 октября 1942 года транспорт «Jacobus Fritzen»

Жертва атаки подводной лодки «Д-2» 19 октября 1942 года железнодорожный паром «Дойчланд»

…В том походе «Народоволец» послал на дно еще два крупных транспорта. И каждая схватка с врагом – на пределе сил. И в каждой схватке – воля, профессионализм, желание не только отомстить за Ленинград, за всех сограждан, испытавших ужасы войны, но и выжить, не дать врагу потопить лодку, чтобы вернуться на базу, привести судно в порядок и вновь выйти в море.

Немного о чудесах! Кому и зачем даются на войне чудеса? Кто может надеяться на чудо? Нужно ли надеяться на чудо солдату или офицеру, поднимающему взвод или роту, или батальон в атаку на врага, на шквальный огонь, на тысячи пуль, нацеленных в сердце смельчака? Важный вопрос. Важно знать правильный ответ на него. А он есть. И все великие воины, герои всех войн, и советские воины Великой Отечественной войны знали ответ на эти «чудесные» вопросы.

1. Они никогда не думали о чудесах. Они думали только о победе в конкретном бою и о Победе над Германией в целом.

2. Они шли в бой, надеясь только на себя самих и на товарищей по оружию.

3. Они готовы были отдать жизнь за каждого из них.

4. Они дрались не за свою жизнь и собственное благополучие, но за счастье и свободу сограждан, своей Родины.

5. Только таких солдат и офицеров любят чудеса, только таким чудеса помогают.

6. Чудеса одновременно не любят, когда на них надеются (авось пронесет нелегкая) и когда ими пренебрегают (привалило тебе чудо, уцелел ты в смертельном бою – порадуйся, но не расслабляйся: завтра снова в бой, без чудес, но с боевыми товарищами).

7. О чудесах не думают заранее…

В том походе «Народовольцу» часто везло. Но если бы не титаническая военная работа каждого члена экипажа, то… везти-то некому было бы, лодка просто не выжила бы.

Выжила. Выходили, вынянчили ее подводники, и, потопив три крупных транспорта, вновь продравшись сквозь сложнейшую систему минных заграждений, подводная лодка вернулась к острову Лавенсари.

Командир подводной лодки «Д-2» Р. В. Линденберг (слева) и лейтенант В. И. Сизов в центральном посту

Навстречу «Народовольцу» вышли советские тральщики и морские охотники с бело-голубыми военно-морскими флагами. Для моряка нет ничего роднее родных флагов.

Несколько дней провели на острове подводники. Передохнули, поели вдоволь, посвежели. А 7 ноября 1942 года лодка вошла в Кронштадт. Немцы из Петергофа обстреляли «Народоволец», но вреда ему не нанесли.

Командир подводной лодки Роман Владимирович Линденберг лихо поднялся по сходням на берег и доложил контр-адмиралу А. М. Стеценко о выполнении боевого задания.

Конечно же, все были рады! Особенно – три матроса с живыми поросятами в руках. Такой обычай есть хороший у моряков: если потопил ваш экипаж корабль врага, то вот вам главный приз, главная награда – хорошенький на вид и на вкус поросенок. А уж если три победы одержали вы в походе, то принимайте сразу трех поросят!

ТРОЙНОЕ ВЕЗЕНИЕ (ЕВГЕНИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ ГАЛАШИН)

Евгений Алексеевич Галашин родился в 1921 году. О войне не думал, мечтал стать ученым. После школы поступил на химический факультет Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, отучился год, и грянула война.

Весь курс отправили под Ельню рыть окопы. Уже развернулось Смоленское сражение, немцы рвались к Москве. Студенты и местное население рыли окопы за Ельней, готовили очередную линию укреплений для Красной армии. Но 28 июля студентов вывезли в Москву, а в конце августа всех призвали в армию и отправили в Самарканд на 10-месячные курсы в школу офицеров при Академии химической защиты.

Советское руководство, опасаясь, как бы фашисты не начали применять химическое оружие, решило подготовить большую группу квалифицированных офицеров, специалистов по химзащите.

В конце мая 1942 года бывшие студенты МГУ, теперь – курсанты школы офицеров, сдали экзамены, получили звания лейтенантов. Евгений Галашин, правда, сплоховал, нагрубил старшине (старшему офицеру), и тот отомстил ему, добившись от руководства, чтобы его обидчик уехал на фронт в звании младшего лейтенанта.

Его назначили командиром взвода химзащиты минометного полка, один из батальонов которого занял позицию в березовой роще под Синявином. Березы стояли светлые, стройные одна к одной. Молодая листва веселыми гирляндами висела на тонких дужках веток. Гомонили птицы, войне не подчиняясь. Минометчики и «химики» оборудовали землянки. Июньское солнце бегало вместе с ветром по листьям, лицам людей, по траве, неспроста не скошенной, не по разгильдяйству или лени.

И вдруг на окраине рощи ухнул взрыв. Его тут же догнал другой, третий. Бойцы нырнули в окопы, землянки, прижались отчаянно к прохладной еще свежей земле. И пошел бомбовый ураган реветь взрывами, тяжело ревели снаряды, низко ухая, вгрызаясь в землю, разнося ее в клочья, в пыль-труху.

Сколько длится артобстрел? На этот вопрос по-разному отвечают штабисты, командиры, планирующие операции, и солдаты, офицеры, генералы в окопах, землянках, блиндажах и дотах. Первые дают точный ответ: 30 минут, или 45 минут, или 60 минут. Евгению Галашину артобстрел показался вечностью. Он и был, тот бомбовый смерч, вечностью.

Вдруг стало тихо. Младший лейтенант Галашин вышел из землянки и застыл в удивлении: березовая роща, дерево к дереву, ветка к ветке, лист к листу – вся полегла под ударами немецких бомб. Ни одного деревца, пусть очень маленького, не спаслось. Немцы бомбили рощу так основательно, будто приказ они получили от Гитлера: все до единой березы уничтожить.

Командир минометчиков, бывалый майор, свистнул от удивления, но быстро взял себя в руки, организовал людей. Они подсчитали потери (не березы они погибшие считали, а солдат и офицеров), и командир приказал младшему лейтенанту Галашину отправиться в штаб полка с донесением. Он еще сказал почему-то: «Долго жить будешь, Евгений Алексеевич, коли пережил такое!»

Зачем он сказал эти слова, непонятно, но жить младшему лейтенанту, студенту второго курса МГУ, действительно хотелось. И очень долго.

Он выполнил задание, вернулся в батальон.

Бои под Синявином разгорелись тяжелые. Минометчики вели обстрел немецких позиций, поддерживая пехоту. «Химики» помогали им, чем могли. Однажды под вечер комбат приказал младшему лейтенанту Галашину отправиться в штаб полка и сообщить командиру, что в батальоне мины на исходе.

Молодой офицер побежал по полю. То там, то здесь ухали снаряды. Галашин почувствовал удар в правую руку, но, разгоряченный бегом, не обратил на это внимание. Артобстрел усиливался. Тяжелый грохот взрывов гнал младшего лейтенанта по полю, по пологому овражку, по перелеску, опять по полю к лесу – там находился штаб.

Он передал сообщение комбата командиру полка, и тот воскликнул: «Галашин! Да ты же ранен!» Евгений Алексеевич посмотрел на правую руку: она была вся в крови, и правый бок был весь в крови, и брюки. И только теперь Галашин почувствовал усталость, даже не усталость, а полную беспомощность. Он потерял сознание.

Его положили на телегу, рядом сели раненые бойцы, санитар. «Долго будешь жить, лейтенант», – то ли кто-то сказал, то ли почудилось ему, и под мирный скрип колес он провалился в забытье. Иной раз сознание прояснялось, он видел небо, синее, безоблачное, без солнца. Чтобы увидеть солнце, уже не жаркое, ему нужно было приподняться. Но слабость тут же «выключала» сознание. А может быть, и не сознание, может быть, он просто спать очень хотел после бессонной недели боев, а сил и необходимости сопротивляться нормальному для крепкого молодого человека желанию у него, потерявшего много крови, не хватало.

В очередной раз он очнулся от непонятной возни в телеге и воющего шума в небе. «Спасайся, кто может!» – крикнул кто-то.

Телега остановилась. «Мессеры», свободные охотники, напугали санитара, раненых, остановили смирную, старую лошадь. Солдаты увидели самолеты врага загодя и, спрыгнув с телеги, рассыпались по полю, приникли к земле: кто-то к кочке, кто-то к кустику прижался, кто-то к деревцу.

Мог бы и Галашин кинуться вслед за ними, оставив лошадь старую одну-одинешеньку. Да слабость была сильнее желания жить. Она сковала тело его, волю, силу. Только глаза она не смогла закрыть и «вырубить» мысль.

Он смотрел в небо, слышал воющий звук «мессера» где-то сзади, грубый треск пулеметной очереди, и не мог подняться. И лошадь почему-то не двигалась с места: то ли от страха, то ли по какой-то лошадиной задумке.

Свободный охотник вырвался откуда-то сзади, пролетел совсем низко, удалился, развернулся и ринулся на русскую телегу, одинокую. Любили немецкие асы безнаказанную охоту!

После войны они хвалились о своих победах, о сбитых самолетах. Герои. Холеные, гордые, говорливые, они почему-то забывали рассказывать о расстрелах беженцев, устремлявшихся на восток, о мирных украинских, белорусских, русских деревнях… Герои! Ни один немецкий ас не ответил на Нюрнбергском процессе за свои проделки. А жаль. А зря.

Галашин видел, как черный «мессер», плавно снижаясь, летит прямо на него, он ясно и четко видел жесткое лицо фашистского летчика, он хотел подняться, что-то сделать, как-то защититься, но – слабость была сильнее. Он вжался в дно телеги и, кажется, спиной почувствовал каждую соломинку под собой.

Опять промазал ас и разозлился, и развернул свой «мессер»…

«Долго жить будешь!» – услышал он голос санитара, который помогал ему выбраться из-под телеги. Как оказался под ней младший лейтенант Галашин, он и сам сказать не мог. Видно, слабость все же сдалась, видно, желание жить одолело ее.

Евгений Алексеевич быстрее многих сверстников-однокурсников начал «мирную» жизнь. Он окончил МГУ, стал крупным химиком, известным своими открытиями далеко за пределами СССР. Жил он долго и счастливо. Об участии в Великой Отечественной войне говорил нечасто, но честно: «Повезло мне. Трижды повезло!» – и вспоминал бывалого майора и разведчика.

После госпиталя направлен в Ачинское военное училище, где преподавал математику и химию. После конца войны продолжил учебу в МГУ с третьего курса, затем начал работать в НИИ МГБ. Защитил диссертации, сначала кандидатскую, затем докторскую. Лауреат Государственной премии. Во время работы награжден орденом Боевого Красного знамени. после выхода на пенсию в 1973 году стал заведующим кафедрой Московского Государственного Университета, профессор. Зарегистрировал открытие с приоритетов от 1967 г., (рост органических кристаллов в пучке света). Похоронен с воинскими почестями на Донском кладбище.

ЧУВСТВО ЖИЗНИ И ЧУВСТВО СМЕРТИ (У СТАНИЦЫ НОВО-МИХАЙЛОВСКАЯ)

В начале августа 1942 года ожесточенные бои шли под Краснодаром. Немцы заняли станицу Ново-Михайловскую. Группа автоматчиков получила приказ выбить немцев из станицы. Лейтенант Степанюк повел бойцов в бой, прорвался на окраину станицы. Немцы закрепились на улицах, им постоянно подходило из-за Кубани подкрепление. Степанюк тоже получал пополнение, но незначительное.

Весь день шли упорные уличные бои.

Утром немцы открыли по позициям русских артиллерийский и минометный огонь. Затем бросили в атаку танки. Степанюк получил приказ отойти. Но русские продержались еще целые сутки. Противник решил ударами с флангов окружить упрямцев, и только теперь группа Степанюка начала отход. Командира ранило, он остался лежать «на ничейной земле», на открытом пространстве, простреливаемом фашистами.

Части Красной армии в Краснодаре, 12 февраля 1943 года

Старшина Павел Гульба, москвич, приказал автоматчикам огнем отвлечь немцев, выполз из окопа и пополз по жаркой иссохшей кубанской земле к тяжело раненному командиру. Немцы открыли по смельчаку огонь. Русские автоматчики пытались прикрыть Павла Гульбу. Он подхватил командира и потащил его на себе. 400 метров ему нужно было преодолеть. Он сделал это. Но за пятьдесят метров до окопов Павел получил тяжелое ранение, мягко опустил Степанюка на сухую траву. Большего сделать он не смог.

Два автоматчика бросились ему на помощь. Они донесли старшину и лейтенанта до безопасного места.

Павел Гульба, сильный, смелый парень, прекрасный воин, старшина, которого вот-вот должны были послать на курсы лейтенантов, которого за душевную чуткость любили все подчиненные, лежал на земле. Голова его покоилась на ладонях однополчанина и друга И. Морозова. Оба они понимали, что смерть близка. Чувство смерти у опытного солдата куда тоньше и точнее, чем у даже очень опытных врачей. Это – факт.

Морозов и Гульба несколько месяцев назад лежали в одной палате, в госпитале. Подружились. Павел часто говорил, что ему нужно воевать долго и очень хорошо, чтобы отомстить за погибшего на другом фронте отца, других родственников, за Родину. Иван Морозов тоже говорил подобные слова. Без пафоса, но и без ложной скромности два солдата, не спеша покуривая самокрутку, говорили друг другу: «Мы должны воевать долго. До Победы. Мы должны отомстить!..»

В госпитале оба они впервые познали «чувство смерти». Лежит, например, рядом солдат, вроде бы улыбается, вроде бы врачи и медсестрички еще не верят, что уходит солдат и спасти его нельзя, а солдаты рядом уже знают: «Не жилец». Грустное это чувство.

– Ничего, Павел, – говорил Иван другу. – Мы еще до Берлина дойдем.

Говорил и не верил самому себе. И Павел Гульба не верил, опытный солдат. Но улыбался, хватая глазами, сердцем, душой последние счастливые минуты жизни. «Чувство смерти» не одолеешь. Если уж оно появилось у солдата – это навсегда.

– Спасибо! – сказал Павел Гульба, чувствуя затылком жизнь в теплых ладонях друга и радуясь этому чувству жизни, радуясь за Ивана Морозова. – Отомсти! За всех. За нас, – совсем тихо сказал он, не замечая слез друга, уже ничего не замечая…

Через пару дней Иван Морозов написал его сестре Валентине Генриховне письмо о гибели Павла Гульбы. «Знайте, мы люто отомстим фашистам за смерть вашего брата, а также за вашего отца… и за моего родного брата, павшего под Москвой», – так закончил он письмо. Так писали родным и друзьям миллионы советских солдат и офицеров.

СЛЕСАРЬ МОСКОВСКОГО АВИАЗАВОДА – ЛЕТЧИК, ГЕРОЙ (ЕКАТЕРИНА ВАСИЛЬЕВНА БУДАНОВА)

Катя Буданова, слесарь московского авиазавода, страстно хотела летать. Тяжелая работа, учеба, домашние заботы не могли остановить ее. Она поступила в аэроклуб. Она – летала! Затем опять учеба и работа в авиашколе. Началась война. Катя освоила советский истребитель «Як» и попала на Сталинградский фронт. Немецкая авиация здесь еще доминировала. Советским летчикам приходилось работать за двоих. Это – мужчинам. А молоденьким девчонкам? Тоже за двоих. Никаких поблажек они по отношению к себе не терпели.

В начале октября 1942 года Буданова в неравном воздушном бою сбила свой первый самолет и сделала это так мастерски, что все в полку с заговорили: «Родился ас!»

Действительно, она была крупным мастером воздушных схваток.

В июле 1943 года она сбила свой 20-йсамолет врага. За девять трудных для советской авиации месяцев войны Катя Буданова «выполнила норму Героя Советского Союза». За 20 сбитых самолетов врага советского летчика представляли к высшей награде Родины, и, как правило, он получал эту награду. Но на войне случалось всякое.

Екатерина Васильевна Буданова (1916–1943)

Екатерину Буданову наградили орденами Отечественной войны и Красной Звезды, медалью «За оборону Сталинграда». Она, конечно же, была рада высокой оценке своего ратного труда и продолжала драться с фашистскими асами, и не страшилась вступать в бой с двумя, а то и с тремя немецкими истребителями.

В бою над селом Ново-Красновка, прикрывая советские бомбардировщики, Катя смело направила свой «ястребок» на группу из трех самолетов противника, одного сбила, но погибла в неравном бою, дав возможность бомбардировщикам нанести удар по скоплению живой силы и техники немцев. Это случилось в июле 1943 года.

И прошло 50 лет после гибели славной летчицы.

В 1993 году, когда стали исследовать архивы военных лет, обнаружилось, что москвичка Екатерина Васильевна Буданова заслуживает самой высокой награды Родины, и 1 октября ей присвоили посмертно звание Героя Российской Федерации. Имя Будановой носит одна из столичных улиц.

И это правильно.

МИХАИЛ ЛЬВОВИЧ ГУРЕВИЧ

Михаил Львович Гуревич родился в 1904 году в Смоленске. Вскоре семья переехала в Тбилиси, а затем – в Москву. Михаил Львович поступил в технический вуз, но понял, что это дело не его, и устроился работать в типографию печатником. В эти годы появилась у него страсть к рисованию, которой он отдавал все свободное время.

Комсомольская организация предоставила ему путевку в художественный вуз на керамический факультет, откуда Михаил Гуревич перевелся на живописный факультет ВХУТЕМАСа. Учебу сочетал с поездками по стране. У природы черпал вдохновение, в общении с людьми.

Михаил Львович участвовал как художник в первых арктических экспедициях. Много рисовал, выпускал юмористическую газету и активно участвовал в авральных работах. Это – Север, это – экстремальная ситуация. Здесь каждый человек на счету. Здесь невозможно изолироваться и с гордым видом заниматься любимым делом, а вечерами читать уставшим людям умные лекции о сложной и увлекательной жизни художника.

В 1933 году одну из картин художника поместили на выставке «По Советскому Союзу». Вскоре работы молодого художника побывали в США, Японии. Его экспозиции появлялись, и регулярно, на всесоюзных выставках. Художник готовился к новым творческим вершинам, много работает.

И вдруг война.

М. Л. Гуревича направили по его настойчивой просьбе в артиллерийскую школу. После окончания школы его назначили командиром взвода 45-миллиметровых пушек. Воевал на Воронежском фронте, затем – на Калининском фронте. Освобождал Смоленскую область.

13 сентября 1943 года лейтенант Гуревич в авангардном бою лично уничтожил три пулемета противника, четыре дзота, два склада боеприпасов, около 40 солдат противника.

15 сентября немцы внезапно контратаковали позиции, на которых стоял взвод Гуревича. Он моментально сориентировался, развернул пушки и открыл огонь прямой наводкой по цепям гитлеровцев. С большими потерями враг отступил, но 17 сентября вновь бросился в атаку.

Советские артиллеристы держали оборону. Немцы накатывались на них огненными волнами. В неравном бою погибли все бойцы взвода Гуревича, и он один продолжил бой, перебегая от орудия к орудию, не обращая внимания на раны. Семь ранений он получил. Закончились снаряды, он гранатами забрасывал атакующих фашистов. Гранаты кончились, он взял в руки автомат. Он уничтожил около 80 фашистов, три пулемета, но погиб.

Михаил Львович Гуревич (1904–1943)

Указом от 4 июня 1944 года Михаилу Львовичу Гуревичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

ДВА ВЕЗУЧИХ МИНЕРА

Немцев выбили из Ворошиловградской области осенью 1943 года. Советские войска проходили мимо села Белого на запад. А в селе, как и в любом населенном пункте европейской части СССР, особенно претерпевшей оккупацию, жили-были одни женщины, мальчишки-девчонки да председатель колхоза, бывший солдат. А вокруг села лежали напичканные минами колхозные поля. Уходя на запад, армейские минеры очистили только дороги да некоторое пространство справа и слева от них.

И то хорошо! Можно в город съездить, да в соседние деревни, села. Да зачем куда-то ехать, беды у всех одни: разруха, мужиков нет, техники нет, в амбарах зерна нет… Зато есть мины в русской земле. И первые взрывы. И первые жертвы. И первые подранки-пацаны.

Из области пришла телефонограмма: «Срочно выделить двух добровольцев на курсы минеров при Осоавиахиме». Но кого посылать? В колхозе «Червоный Жовтень» только женщины да два парня: шестнадцатилетний Андрей Плаксий да пятнадцатилетний Борис Чернов. По возрасту они в добровольцы, да на такое дело серьезное, еще не годятся.

Председатель колхоза очень удивился, когда два неразлучных друга принесли в правление заявления. Он не стал их отговаривать, выдал им по два кружка макухи (жмыха), по четыре килограмма муки и по пол-литра масла. Матери того и другого уже отругали их, запретили им – и про это не стал спрашивать солдат-председатель. Он матерей понимал. У них на Андрея да Бориса своя надежда. Они отправили в армию мужей, братьев, старших сыновей. Они надеялись, что война кончится до того, как их сыновья дорастут до призывного возраста. Они имели право надеяться на это, мечтать об этом.

А тут на тебе: добровольно в минеры!

Тайком пробрались сыновья к своим хатам, оставили матерям муку да масло, жмых взяли себе и на бричке укатили в Ворошиловград (ныне Луганск) на курсы минеров.

Со всей области собралось сорок добровольцев, но после двух недель обучения лишь двенадцать человек получили свидетельства минеров. Остальных напугала опасная работа, сбежали они с курсов, и в их деревнях и селах занимались разминированием полей солдаты, которые так нужны были фронту.

В марте 1944 года Плаксий и Чернов вышли в поле. Работали они много и по-мальчишески, нарушая технику безопасности. Они так решили: если погибать, так вместе, неразлучным друзьям иначе нельзя. Согласно инструкции, минеры должны работать на расстоянии 40 метров друг от друга. Андрей и Борис ходили по полю локоть в локоть.

Несколько раз им повезло. Однажды в руках Андрея сработал взрыватель, но заряд не сдетонировал, отсырел капсюль.

Поначалу они складывали мины в большие кучи и взрывали. Ударная волна была такой силы, что окна в домах вылетали. Это не нравилось женщинам. Да и таскать мины надоело.

Андрей и Борис однажды утром привязали длинную веревку к железнодорожной шпале и потащили ее по полю по тем местам, где они обнаружили мины. Тридцать метров, почти полсотки – шпала вдребезги, пошли за следующей.

За полгода друзья очистили 880 гектаров колхозных полей, обезвредили несколько тысяч разнотипных мин и 25 тысяч бутылок с зажигательной смесью. Наградили их за это знаками «Отличный минер».