Текст книги "Молитва отверженного"

Спустя две недели

Она попыталась открыть глаза. Из этого ничего не вышло, веки были намертво склеены. Да и не только они. Тане казалось, что ее лицо облито каким-то липким веществом, которое теперь засохло, парализовало все нервы и мышцы. Дышать через нос было практически невозможно. Каждое сказанное слово причиняло женщине острую боль. Ей казалось, будто вместо человеческой речи из ее глотки нехотя тянулась колючая проволока, собирающая на себе ошметки плоти.

Но больше всего Татьяну пугала темнота. Уже который день вокруг была угольная чернота, без малейшего, хотя бы самого тусклого, невзрачного просвета, и это погружало ее в трясину отчаяния.

Однажды она дотронулась до повязки на лице, но побоялась ее снимать. Кроме того, это телодвижение было замечено доктором, который сразу предупредил бедняжку, что лица касаться нельзя. По крайней мере, пока он не разрешит.

– Иначе я буду вынужден привязать твои руки к кровати! – сказал он, и Таня притихла.

Она часто пыталась воссоздать в голове события, предшествующие ее попаданию в больницу. Несмотря на все усилия, память, словно выжатый тюбик, с трудом выдавливала из себя лишь крохи в виде последних кадров, которые еще хоть как-то осмысливались сознанием женщины.

Вот безумец в наряде Винни-Пуха насилует ее, беспомощную, подвешенную на ремнях. Затем укол в шею и кромешная мгла. Все, что последовало дальше, окутано клочьями вязкого тумана, пронизываемого резкими всполохами чудовищной боли.

В первые дни ей казалось, что ее лицо кто-то раздирал на части рыболовными крючками, бросал в открытые раны зажженные спички. Эта боль была беспредельной. Она доводила женщину до исступленного помешательства. Татьяна кричала до хрипоты, пока ей не делали обезболивающий укол, и только тогда она забывалась тяжелым сном. Боль, словно ненасытная мерзкая тварь, крепко присасывалась к лицу Татьяны, пожирала ее плоть и разум, делала это медленно, сантиметр за сантиметром, клетку за клеткой.

«Что у меня с глазами?»

С этого вопроса начиналось каждое утро. С ним же и заканчивался день. Впрочем, в ее положении день и ночь – категории весьма условные, она все равно ничего не видела. Поэтому судить о времени суток Татьяна могла лишь на основе разговоров с врачом или медсестрой.

Пару раз ей звонила Люда. Она сказала, что забрала Риту в Кишинев. Летние каникулы подходили к концу, и девочка должна была готовиться к школе, но Татьяна не винила сестру. Ее дочери нужен присмотр. Ей всего четырнадцать лет. Она еще слишком мала для того, чтобы жить самостоятельно в таком непростом мегаполисе, как Москва.

Несколько раз ей приходили СМС-сообщения. Таня просила врача или медсестру прочитать их. Помимо писем от родных и рекламного хлама кто-то дважды переводил на ее мобильник по тысяче рублей.

Кто это, сотрудники из офиса? Нет, им она не нужна. За все время нахождения в больнице Тане лишь однажды позвонила так называемая подруга Лена из отдела кадров. Во время беседы она словно невзначай сообщила, что после трагедии к руководству их компании нагрянула полиция. Сразу стало известно о «левой» регистрации Тани, отсутствии разрешения на работу и все такое прочее.

После недолгих баталий с представителями миграционной и налоговой служб фирма была оштрафована на крупную сумму. Таню уволили задним числом.

Что называется, спасибо огромное, все свободны. Хорошо хоть какие-то деньги за неиспользованный отпуск на карточку перекинули.

Иногда к ней в палату кто-то заходил, молчал и спустя непродолжительное время так же тихо покидал помещение. Таня терялась в догадках. Медсестра? Ну да, они же постоянно бегают по палатам, проверяя больных. Или… Леонид, ее так и не состоявшийся муж?

Признаться, первые дни она думала только о нем. Что с ним? Жив ли? Татьяна изнывала от неизвестности, вздрагивала каждый раз, когда в коридоре слышался звук шагов. Она ждала его, даже несмотря на тот страшный выбор, сделанный им в том крошечном сарае.

Но время шло, а от Леонида никаких известий не было.

Потом началось самое интересное. По словам следователя, который пару раз приходил допрашивать Таню, с Леонидом все было в порядке. Интонация и тон работника правоохранительных органов не оставляли никаких сомнений в том, что заниматься этим делом ему откровенно лень. Тем более что никаких явных зацепок и улик не было. Шансов найти виновных практически не имелось.

Но ее шокировало не это. Она привыкла принимать как аксиому, что все граждане бывших братских республик, приехавшие на заработки в Россию, являются здесь людьми второго сорта. На фига сотрудникам органов правопорядка заморачиваться по поводу какой-то тетки из Молдавии, которая волею случая влипла по самое не балуйся? У них и своих висяков хватает.

Настоящим ударом в спину для Тани стал тот факт, что Леонид вообще от всего открестился, заявил, что ничего не помнит. Начиная от импровизированной аварии на трассе, устроенной переодетыми садистами, вплоть до момента, когда они под утро оказались в его машине.

Поэтому, как нехотя сообщил ей следователь, он и пришел второй раз, так сказать, в целях устранения противоречий в показаниях потерпевших. Для галочки, короче. Мол, может, и вы ничего не помните, уважаемая гражданка Ковалева?

Так кто же этот молчаливый посетитель? Нет, явно не Леонид. Образ человека, признавшего свою вину за случившееся, робко топтавшегося в дверях палаты, не решающегося подать голос, никак не вязался с истинной сущностью ее жениха.

«Боже мой. Жених! Трусливая крыса. Я собиралась связать свою судьбу с этой мразью?» – думала Татьяна.

Ей часто хотелось плакать. Она вспоминала о дочке, о сестре. О парализованном папе, который уже третий год прикован к постели. Люда не потянет в довесок к отцу еще и ее, слепую и беспомощную.

Она думала о своих глазах, о том, что теперь вряд ли когда-нибудь увидит солнце, восход и закат, Риту, отца, сестру, друзей.

В том, что она ослепла, Татьяна практически не сомневалась. Да и доктор особенно не скрывал этого, и она, как ни странно, была благодарна этому немногословному мужчине. Чем раньше Таня примет эту ситуацию, тем быстрее адаптируется к ней. Тем меньший будет шок от окончательного вердикта врачей.

Она сможет выкарабкаться сама, просто должна это сделать. Иного выхода нет.

Женщина незаметно уснула. Ей снилось, как в палату вошел врач и объявил, что начинается обед. Только вот потом вместо медсестры в палате появился кто-то другой. Судя по шаркающим шагам, это был мужчина. Большой, грузный, он дышал, как астматик.

«Мяукай, киска!» – хрипло потребовал знакомый голос.

Да-да, тот самый, который она запомнит на всю жизнь. Волосы у нее встали дыбом, сердце замерло. Губ Татьяны коснулась ложка, с которой ей на подбородок стала капать какая-то липкая субстанция. Сгущенка? Или мед?

«Мед если есть, то его сразу нет».

«Мяукай, мяукай, мяукай!» – злобно приказывал Тане голос маньяка, который засовывал ложку ей в глотку.

Она закричала, тело выгнулось до хруста в позвоночнике, словно расправленная пружина. Женщина проснулась и тут же почувствовала, что не одна в палате.

– Таня, успокойся, это я, – сбивчиво произнес Леонид.

Лицо его невесты было скрыто повязкой, но он все равно боялся смотреть в ее сторону. Ему казалось, что под бинтами все еще шипит и пузырится кислота, продолжает сверлить безжалостно дымящиеся дырки в ее плоти.

– Привет, Леня, – наконец-то отозвалась Таня спокойно, почти безмятежно. – Как дела? Самочувствие?

– Нормально, – ответил Леонид и немного смутился, так как представлял себе эту беседу несколько по-другому. Он ждал обвинений, истерик, угроз, наконец, но только не этого равнодушного тона.

– Какими судьбами? – поинтересовалась Ковалева. – Опять в ЗАГС поедем?

– Гм… неудачная шутка.

– По мне видно, что я шучу?

– Зашел вот. Проведать.

Татьяна усмехнулась:

– У меня все отлично. Разве не заметно?

– Прости, Таня. Я должен был раньше рассказать тебе про свои старые проблемы. Ты понимаешь, что я имею в виду.

– Не очень. Но слушать тебя забавно. Ты зачем пришел, Леня?

Лицо Леонида пошло пятнами. Он положил, почти бросил на стул три бордовые розы, на листьях которых все еще мерцали капельки воды.

– Я хотел сказать, что готов предложить помощь. Тебя могут положить в специальную клинику, где занимаются именно подобными случаями. Я…

– Леня, ты все долги раздал? – устало перебила его Ковалева.

Она положила руки на одеяло, сцепила пальцы. Леонид обратил внимание, что лак на ногтях некогда любимой женщины давно требовал обновления. Только вот Таня вряд ли теперь сможет сделать себе маникюр без посторонней помощи.

– При чем тут мои долги?

– Спасибо, но я справлюсь. У тебя все равно нет лишних денег, – сказала она. – Реши вопросы со своими кредиторами.

– Это мои проблемы, – заявил Леонид и покосился на нее.

Татьяна начинала вызывать у него раздражение.

– Конечно. Только, к сожалению, твои проблемы напрямую коснулись меня, как видишь.

С губ бизнесмена уже готова была сорваться резкая фраза, но он вовремя одумался.

– Вопрос об оформлении твоего гражданства остается в силе, – сказал Леонид. – Я нашел для тебя человека из Московской области, вы заключите фиктивный брак. Он алкаш, так что проблем не будет, ему заплатят за этот брак. Через три года ты получишь гражданство и разведешься…

– Не надо, Леня, – снова прервала его Таня.

Ее пальцы сжались, костяшки из розовых превратились в белые.

– Наверное, я пока побуду незамужней. Жизнь показала, что хлопотно это, быть чьей-то невестой. И уж тем более – женой.

– Как хочешь, – с трудом скрывая облегчение, проговорил Леонид и положил рядом с цветами конверт. – Здесь немного денег. Это тебе поможет рассчитаться с врачами. Я скоро уеду из России.

– Зачем ты пришел? – тихо спросила Таня. – Только не говори про цветы и деньги.

У Леонида вытянулось лицо. Он ведь ничего не говорил о розах.

– У меня обострился слух, – с усмешкой проговорила она. – И я чувствую, что в палате появились цветы. Кажется, розы. Что тебе нужно? Говори быстрее или уходи. Я хочу побыть одна.

«Будто у тебя дел по горло», – с неприязнью подумал Леонид.

Он уже жалел о том, что позволил себе эти сентиментальные мелочи вроде денег и цветов. Ковалева похожа на кошку, которую однажды пнули ногой. Сколько ни гладь и ни корми ее потом – она никогда не забудет этого.

– Ладно, раз уж такой разговор пошел. – Он вздохнул и пригладил свои редеющие волосы, похожие на жидкий пушок. – Таня, ты должна отказаться от своих слов, – заявил Леонид. – Скажи следователю, что ничего не помнишь. Нам не нужны неприятности от этих психов. Если они узнают, что мы заговорили о них, то найдут нас, и все повторится.

– Я должна, значит, – неторопливо, по слогам повторила за ним Татьяна.

Она словно обкатывала каждую букву языком во рту, как ребенок – леденец.

– Что я еще должна, Леонид Дмитриевич? Выйти замуж за бомжа и наконец-то стать россиянкой? Прикрыть твой зад, когда ты сам не в состоянии решить свои проблемы? А?

– Хватит, Таня. Ты не соображаешь, чем все может закончиться! – Леонид начал терять терпение.

– Ты просто боишься, что наружу всплывет та история с женщиной, которая сгорела из-за тебя.

Слова Татьяны напоминали железные сваи, с силой вбиваемые в твердый грунт.

– Так ведь? Ты за себя боишься. Слизняк.

Леонид оторопел. Его побледневшее лицо исказил страх, быстро сменившийся злобой.

– Я вижу, ты боишься. Тебе страшно, – продолжала Таня. – Только я ни от чего не откажусь. Пусть меня вышвырнут из России, но я скажу обо всем так, как оно и было. Эти выродки, с которыми ты что-то не поделил, получат свое.

– Я их не знаю и ничего с ними не делил, – заявил Леонид и посмотрел на часы, понимая, что зря тратит время на этот бесполезный разговор.

Деньги он ей оставил, помощь предложил, а дальше жизнь сама все расставит по своим местам. Теперь у них разные дороги.

– Ладно. Мне пора. Если что, звони, – произнес он, видя, что Татьяна умолкла. – Скажешь, куда подвезти твои вещи.

В какой-то момент у него возникло непреодолимое желание коснуться руки женщины, лежащей на кровати. Ведь когда-то между ними были совсем иные чувства.

Леонид повел плечом, словно сбрасывая с себя сонливость. Чушь какая-то. Придет же в голову.

– Пока. Желаю удачи, – сказал он, неуклюже развернулся и вышел из палаты.

Таня безмолвствовала, лишь прикусила губу, когда дверь за мужчиной закрылась. Она не заплачет, нет. Не дождетесь!

На лестнице Леонид неожиданно столкнулся плечом к плечу с молодым человеком, который нес охапку гладиолусов.

– Смотри, куда прешь! – бросил он.

Парень что-то пробурчал в ответ, поднялся на пару ступенек и внимательно взглянул на Леонида.

Что-то заставило бизнесмена изучающе посмотреть на незнакомца с цветами.

«Опаньки! Так это ж Денин, тот самый художник, – с изумлением подумал Леонид. – Ван Гог недоделанный, мать его!»

Рот отставного жениха растянулся в ухмылке. Вот уж точно, неугомонный!..

– Пост сдал, пост принял, – обронил он, прислонил ладонь к воображаемой фуражке и быстро скрылся из виду.

«Сука!» – с яростью подумал Саша.

Он тоже узнал Леонида и чуть не выронил букет из-за этого ублюдка. Александр бережно переложил цветы в другую руку.

«Что он тут делал?! Зачем приходил?!»

Ревность мгновенно растеклась по всем сосудам, сердце забилось вдвое быстрее. Он с трудом преодолел огромное желание догнать соперника и отметелить его прямо на лестнице.

Спустя минуту Саша был у Тани. Слава богу, он договорился с врачами, и ей выделили двухместную палату. Ему пришлось сделать солидную доплату, чтобы к его любимой никого не подселяли. Не нужно Тане никаких соседок с вечным нытьем о своих болячках и гуляющих мужьях.

У нее есть он.

А у него – она.

Александр тихо проскользнул в палату. В глаза ему сразу бросились розы и конверт, лежащие на стуле у окна.

– Это снова ты? – спросила Татьяна.

Денин затаил дыхание, вглядываясь в лицо любимой, которое все еще скрывала плотная повязка. Ему стоило громадных усилий оставить вопрос женщины без ответа.

– Забыл что-то? Убирайся, – потребовала она. – И цветы свои с деньгами захвати.

Саша бесшумно вышел за дверь. Руки его тряслись, но в душе все пело и ликовало от радости.

«Она думала, что это Леонид. Таня выгнала лысого придурка! Поэтому тот и сказал на лестнице про сданный пост. Да, сей фрукт ей не пара. – Александр перевел дух. – Всему свое время. Я еще заявлю о себе. Ведь я люблю ее. А настоящее чувство, как известно, не умрет никогда».

Он не слышал, как после его ухода Таня глубоко вздохнула и спросила:

– Кто здесь? Саша? – добавила она шепотом через секунду.

Двое мужчин, облаченных в темные штаны и куртки, молча наблюдали за окнами двухэтажного коттеджа. Свет был только в одном из них. Наконец он погас, и дом погрузился во мрак.

– Сейчас спать лягут. А может, сначала потрахаются, – предположил невысокий мужчина щуплого телосложения.

– Нет, это ванная, – возразил второй, куда более габаритный. – Теперь они пойдут телик смотреть в гостиную либо сразу двинут в спальню.

– Наверняка в гостиную, – выдвинул версию первый. – Время еще детское. Хряпнуть вискарика, шампусика на сон грядущий…

– Это ты поперся бы шампусик пить. – Голос у здоровяка был хриплым, немного гнусавым, словно его мучил насморк. – Ты не видел эту телку, из-за которой его подсвинок бесится. Конфетка.

– Ну и хрен с ней. Чего я там не видел? Сиськи да жопа. У всех баб все одинаковое.

Верзила фыркнул и спросил:

– А если бы эти сиськи были мертвые и кто-то выгрузил бы их из катафалка прямо в твою постель? А? То-то же!..

– Сравнил, – протянул щуплый мужчина и поправил черную шапочку-маску, завернутую на лоб.

Точно такая же балаклава украшала макушку его крупного приятеля.

– Живые бабы – отстой.

– Отстой, – эхом отозвался здоровяк. – Для тебя-то уж точно. Но они пойдут в спальню.

– Спорим, что в гостиную? На жвачку.

– Спорим.

Здоровяк «разбил» ребром левой ладони их руки, сцепившиеся в пожатии.

– Здесь полно комаров, – отметил щуплый мужчина и хлопнул себя по лбу. – Надо было крем взять. Достали уже!

– Тебя дома крем ждет. Небось соскучился по новой игрушке? – ехидно спросил рослый мужик. – Не воняет еще?

– Нет. Ему только сутки, – оправдывающимся тоном проговорил его напарник, лицо которого приняло мечтательное выражение. – Зато он никогда не ревнует и не просит подарков. – Он потер место, укушенное комаром, где постепенно вздувалась шишечка.

– Ты бы завязывал с гомосячьими клубами, – посоветовал крепыш. – В следующий раз так просто не прокатит. Мы не в Европе, у нас голубых поменьше, и многие друг друга знают. Засветишься.

– Нет. Я буду осторожным, – пообещал щуплый тип и горестно вздохнул, увидев, как в одном из окон загородного дома вспыхнул свет.

– Ну вот, они в спальне. С тебя жвачка, лузер, – сообщил здоровяк с видом победителя. – Я люблю клубничную. Не забудь.

– Тебе просто повезло, учитель, – с расстроенным видом ответил его напарник.

Чтобы подбодрить товарища, проигравшего спор, крепыш заметил:

– Ты, наоборот, радоваться должен. Раньше освободимся.

– У них есть собака?

– Зачем тебе собака, извращенец?

– Твою мать, я не в том смысле!

– Нет, никто гавкать не будет. У них есть кот, но он в квартире остался.

– Когда пойдем?

Здоровяк достал мобильный телефон, взглянул на дисплей и ответил:

– Минут через сорок. А то и через час. Пусть старичку в последний раз шланг потискают.

– Вот потеха! – заявил щуплый субъект и хихикнул. – Как в том анекдоте про прапорщика и шлюху. «Мне не надо, чтобы он стоял. Главное, чтобы он блестел!»

Они захрюкали от смеха.

– Учитель, а не лучше просто сжечь эту коробку с жучками внутри? – поинтересовался мелкий мужчина. – Они будут наружу лезть, а мы их сюрикенами!..

– Нет. По трем причинам. Первая: от огня слишком много шуму будет, ни к чему это. Вторая: девчонку нельзя трогать. И третья: все должно выглядеть естественно. Тут нужна ювелирная работа.

Щуплый тип вскоре начал дремать, но крепыш растолкал его и заявил:

– Пошли, Ямато-сан. Твоя катана уже начала ржаветь в ножнах. Время пришло, перережем глотки этим трусливым самураям. – Он скептически оглядел субтильную фигуру своего коллеги и тонко пошутил: – Уверен, от одного твоего вида они обгадятся и сделают харакири. Идем.

Верзила без особого труда справился с замком калитки, и сказочники приблизились к дому.

– Дверь закрыта, учитель, – прошептал Ямато-сан, потянув на себя ручку.

– Зато можно войти в окно. Или через трубу, как Санта-Клаус.

– Ты застрянешь в трубе, учитель, – сказал щуплый тип и покачал головой. – А насчет окна… нет, высоко. Я не достану. – Он с сомнением измерил на глаз расстояние от земли до карниза.

– Тебе не надо ничего доставать, тугодум ты вафельный! – отрезал крепыш, надвигая на лицо маску. – Просто нагнись, а я залезу на тебя.

– Если ты мне сломаешь спину, то я потом отрублю тебе уши! – пообещал мелкий фрукт, становясь на четвереньки. – Несмотря на то, что ты учитель.

– Не переживай. Ведь сегодня мы ниндзя, – шепотом сказал крепыш, в сумасшедших глазах которого тускло замерцали отблески лунного света, пробившегося сквозь тучи. – А они умели летать и прыгать как кузнечики, да-да.

– Я знаю. А еще они могли часами сидеть под водой и притворяться столбами, учитель, – так же тихо проговорил щуплый субъект, пока здоровяк вскарабкивался на него.

Он заскрипел зубами под тяжестью учителя, но выдержал его вес.

Оказавшись на карнизе, верзила стал вытаскивать из рамы москитную сетку. Когда с этим было покончено, он вынул из кармана катушку ниток и осторожно заглянул внутрь. Потом здоровяк посмотрел на подельника, соединил большой и указательный пальцы в знак «ОК» и начал медленно вращать катушку. Вниз потянулась нить, пропитанная воском.

Учитель не спускал глаз со спящей пары. Пожилой мужчина и женщина гораздо моложе, лет тридцати пяти. Обнялись и дрыхнут без задних ног, как котята, наигравшиеся за день.

Руки учителя слегка дрожали от напряжения. Сумерки ухудшали видимость. Лишь благодаря лунному свету он мог разглядеть, как нитка приближается к лицу хозяина дома.

Хорошо, что кровать расположена головой к окну. Иначе фокус с ниткой не прокатил бы, и ему пришлось бы войти внутрь.

Лишь бы они не проснулись. Иначе все полетит к чертям. Тогда придется убить их обоих, а этого делать ну никак нельзя. Живая любовница – одно из основных условий контракта. Именно она должна первой обнаружить утром своего старого воздыхателя ну, скажем так, немножечко мертвым.

«Рот или ухо?» – мысленно спросил сам себя учитель.

Голова мирно посапывающего владельца дома покоилась на подушке. Он лежал на боку, в связи с чем его рот, хоть и открытый, был недосягаем. Жидкость, стоимость которой исчислялась не одной тысячью евро за крохотный флакончик, могла попросту стечь на подушку, не попасть в организм старика.

Кончик нити застыл в паре миллиметров от ушной раковины жертвы.

Свободной рукой крепыш медленно поднес к нитке миниатюрный сосудик, большим пальцем сдвинул крышку, осторожно наклонил. Бусинка яда несмело выкатилась из своего домика, секунду повисела на нитке и плавно, словно миниатюрная вагонетка по сказочным рельсам, заскользила вниз. Прямо в ухо немолодому ловеласу.

«Хлюп!» – с удовлетворением беззвучно проговорил учитель, вновь наклоняя флакон.

Вторая капля смерти помчалась вниз куда резвее своей подруги.

«Хлюп-хлюп! Бульк!..»

Старик заерзал, что-то пробубнил во сне.

«Может, ему снится дождь?» – с улыбкой подумал убийца.

После третьей капли он быстро смотал катушку, не сводя похотливого взора с женщины. Эх, жаль, формат сегодняшней игры не соответствует их правилам! Уж он отвел бы душу на этой киске! Да и Ямато-сан явно скучает снаружи.

Стараясь не производить лишнего шума, здоровяк вылез из окна. Ямато-сан, увидев это, с готовностью подставил своему учителю спину. Верзила ловко вставил москитную сеть на место, тщательно вытер карниз, потом спрыгнул на землю.

– Тебе надо похудеть, учитель, – пожаловался Ямато-сан. – Ты слишком толстый. У меня теперь поясница болит.

Учитель достал из кармана леденец «чупа-чупс», развернул его и сунул в рот.

– Пошли, – скомандовал он.

Сказочники быстро покинули дачный участок. Вскоре они оседлали велосипеды, спрятанные в траве, и быстро покатили к трассе. Там их ждала машина.

– Утром эту киску ждет веселый сюрприз, – наконец нарушил молчание здоровяк, не спеша посасывающий конфету. – Минут через двадцать у старого мухомора остановится сердце. Еще через час он остынет. А к утру окоченеет. Прикинь, просыпаешься, а тебя обнимает труп!..

Однако Ямато-сан все равно выглядел недовольным.

– Это было неинтересно, – подал голос он. – Я всего лишь простоял раком две минуты, даже не видел старика. Да еще тебе должен жвачку. Какую, кстати? Малиновую?

– Клубничную, тормоз. Теперь по поводу «неинтересно». Дружище, наша жизнь состоит не только из сплошного удовольствия. К тому же подсвинок этого пердуна дал хорошую цену за своего папашу. Ему не терпелось стать наследником. По некоторым сведениям, дедок подумывал о том, чтобы переписать имущество на свою новую любовь, – пояснил верзила.

– Куда катится этот мир? – задал риторический вопрос его субтильный напарник, задрав голову в небо. – Сын убивает отца из-за какого-то паршивого дома или квартиры. Правда, учитель? – Глядя на звезды, Ямато-сан перестал следить за дорогой, отчего велосипед вильнул в сторону и чуть не угодил в канаву.

Верзила вполголоса выругался.

– Осторожнее, дружище! Мне не хотелось бы волочить тебя домой со сломанными ногами.

– Скучно! – упрямо проговорил Ямато-сан и тряхнул головой.

После этого выровнял велосипед и энергично закрутил педали, догоняя приятеля.

– Конечно, ворваться к ним в спальню и закидать сюрикенами было бы куда интереснее, – согласился его крупный напарник. – А еще лучше положить их на растущий бамбук, запустить им в печень муравьев. Но, увы, это другой случай. Потерпи. Будет и нам счастье. У меня на примете два контракта. Еще не закончено дело с Кроликом и его киской. Помнишь?

– Еще бы не помнить. Лось тифозный он, а не Кролик. Подставил свою невесту вместо себя. Но было весело. – Тут Ямато-сан внезапно подумал о теле мужчины, которое лежало у него в сарае на куске полиэтилена.

При мысли о мягкой коже и красиво очерченных губах он испытал растущее возбуждение. Конечно, будет и у них счастье.

Он снова визгливо хохотнул. Ветер тут же изорвал в лоскутья обрывки смеха, разметал их в душной ночи.