Текст книги "Штаб фронта. Книга первая. Коварный Днепр"

Глава 4.
На подступах к Днепру

Основные события, о которых повествуется в книге, разворачиваются на Днепре. Валентин Владимиров в своих рассказах после войны автору книги и другим людям уделял много внимания положению Красной армии в момент подхода к Днепру. Многое из того, что он говорил, до сих пор не находит отражения в официальной истории.

В официальной литературе Курская битва обозначена как переломный момент в войне, после которого наши войска только успешно наступали. В последующих главах будет рассказано, как Валентин Владимиров, обладающий большими знаниями, пришёл к выводу, что до перелома в войне тогда было ещё далеко.

Вот как описывает ветеран и участник событий обстановку к началу форсирования Днепра.

После сражения под Курском Красная армия стремительно наступала на противника. Наступление происходило не за счёт слабости неприятеля, а за счёт планомерного его отхода за Днепр. Какие цели преследовал Манштейн, оставляя ранее с боями занятую территорию, Валентину ещё только предстояло разобраться. Во время этих событий старший лейтенант был помощником начальника штаба полка и не имел доступа к оперативной информации на уровне штаба фронта.

Войска Германии и её союзников, оставляя город за городом, увозили с собой всё ценное: трактора, комбайны, зерно, уголь, военную технику, боеприпасы, продовольствие; угоняли скот; приводили в негодность дороги, аэродромы, линии электропередач. Тактика «выжженной земли» преследовала цель осложнить положение Красной армии, которой приходилось восстанавливать инфраструктуру освобождённой территории.

Вот что пишет один из очевидцев событий на левобережной Украине, переправившийся на правый берег Днепра в районе города Градижск в составе 4-й гвардейской армии:

«Вновь мы шли по истерзанной украинской земле. Вот переходим какой-то разъезд – все шпалы железнодорожных путей топорщатся щепой, как будто по путям прошёл гигантский плуг, поломав шпалы пополам, как спички.

На другой станции были уничтожены не только пути, но и взорваны элеваторы, полные зерна. Зерно горело, огромные его кучи, как терриконы на угольных шахтах, дымились. Местное население и солдаты перелопачивали чёрное зерно, отделяя пригодное в пищу от горящего. Теперь мы ели чёрный, как чернозём, пахнущий дымом хлеб.

Мы шли всю ночь и утром увидели впереди город Градижск и на горизонте за ним Днепр» (Судьба штрафника. «Война всё спишет»? / Александр Уразов. – М.: Яуза: Эксмо, 2012. С. 139).

Испорченные железнодорожные пути, о которых упоминается выше, становились следствием работы путеразрушителя. Это устройство представляло собой огромный прочный крюк, установленный на железнодорожной платформе, приводимой в действие двумя паровозами. Крюк зацепляли за шпалы и тянули со скоростью 8—10 километров в час. После прохода путеразрушителя шпалы оказывались поломанными, а рельсы изогнутыми. Надолго нарушалось движение поездов по выведенному из строя участку. Требовалось большое количество новых шпал, рельсов и времени для его восстановления.

Разрушить все пути при отходе противнику, конечно, не удалось, но ущерб от подобных действий на левобережной Украине оказывался существенный. С помощью путеразрушителей, а также взрывчатки неприятель вывел из строя огромное количество километров железнодорожных путей, что, конечно, затрудняло наступление Красной армии. Испорченные дороги наряду с одновременным передвижением большого количества войск создавали трудности со снабжением ушедших далеко вперёд наших частей. Во многих местах возникали заторы на автомобильных дорогах, отчего техника двигалась ещё медленнее.

Во второй половине июля 1943 года войска Степного фронта перешли в наступление. Сначала освободили Белгород, а 23 августа Харьков. Наступление продолжалось без остановки. 23 сентября освободили Полтаву, 29 сентября Кременчуг. Директивой Ставки ВГК от 29 сентября 1943 года предписывалось войскам Степного фронта нанести главный удар в направлении города Черкассы с целью разгрома кировоградской группировки неприятеля. Левым крылом предписывалось нанести удар в направлении Пятихаток с целью выхода в тыл днепропетровской группировки противника.

Для выполнения директивы требовалось форсировать Днепр – одну из самых больших рек в Европе. Стоит представить водную преграду шириной восемьсот метров, противоположный берег которой в подробностях можно разглядеть только в бинокль, и сразу возникает вопрос: как красноармейцы перебирались на ту сторону?

Мосты уничтожил отходящий противник. Речные корабли тоже отсутствовали. По большей части они оказались повреждены и не могли использоваться по назначению. Тем более что применять крупные суда для форсирования реки нецелесообразно из-за больших размеров, шумности и уязвимости перед пулемётным огнём. Для кораблей, барж и прочего транспорта необходима пристань, которых было не много, и то только в населённых пунктах. Вплавь преодолевать Днепр холодно настолько, что это несовместимо с жизнью.

Чтобы навести свои переправы, требовалось предотвратить обстрелы артиллерией неприятеля, а для этого захватить плацдармы на противоположном (правом) берегу на глубину не менее десяти километров, то есть превышающую дальность стрельбы артиллерийских орудий. Выполнить это условие было очень непросто.

Солдатам приходилось переплывать реку на самодельных неустойчивых и скользких от воды плотах. У большинства бойцов отсутствовал опыт по преодолению настолько широкой водной преграды. Поэтому неизбежно случались ошибки при сооружении плавсредств и передвижении по воде. Переброска передовых отрядов через реку шла под огнём неприятеля, подготовившегося к отражению нападения, что приводило к падениям в холодную воду и большим потерям среди красноармейцев.

Далее стоит остановиться на непростом вопросе о поддержке нашей авиации в конце сентября 1943 года сухопутных частей на Днепре. Валентин Владимиров в послевоенные годы подчёркивал важность этого момента.

Советская авиация при отходе противника за Днепр и форсировании его нашими войсками в конце сентября в целом в боях участия не принимала, что увеличивало потери штурмующих реку подразделений. Это произошло по причине удалённости аэродромов, которых не успевали переносить ближе к стремительно уходящей на запад линии фронта. При отступлении из районов Харькова и Полтавы противник уничтожил взлётно-посадочные полосы, нанёс ущерб зданиям аэропортов, складов, ангаров, подъездных путей. На восстановление аэродромов и переброску материально-технической базы требовалось много времени.

Наша авиация не могла помешать отступающим частям Вермахта перебрасывать всё необходимое через Днепр, а значит, не могла способствовать ослаблению боеспособности противника. Мосты через такую крупную водную преграду, как Днепр, являлись уязвимым местом, но частям группы армий «Юг» удалось беспрепятственно их преодолеть и обратить всю свою мощь против Красной армии.

Валентин помнил, что в конце сентября 1943 года наши самолёты не летали над расположением сухопутных частей, хотя они так были нужны войскам, принимавшим участие в форсировании Днепра. В штабе полка понимали, в чём состояли трудности советской авиации. Военнослужащие выражали неудовольствие и даже ругали лётчиков, но никто особо не удивлялся отсутствию прикрытия с воздуха.

Спустя годы в литературе стала продвигаться точка зрения, что советской авиации не составляло труда обеспечивать поддержку операций Красной армии в конце сентября 1943 года на Днепре. Валентин удивлялся, когда читал и слышал настолько несоответствующие действительности сообщения. При участии наших самолётов переправляться через водную преграду, захватывать и удерживать плацдармы получилось бы с гораздо меньшими потерями.

Разногласия по поводу авиации сказывались на том, что в одной книге некоторые авторы допускали противоречащие утверждения. В своих мемуарах командующий Степным фронтом Конев, рассказывая о событиях 26 сентября, происходивших на второй день после форсирования Днепра первыми отрядами 7-й гвардейской армии, указывает сначала на господство неприятельской авиации в воздухе.

«Обстановка действительно была грозная. В воздухе непрерывно висели неприятельские „Хейнкели“ и волнами совершенно свободно бомбили плацдарм и переправы… Нужно было срочно предпринимать меры по сохранению плацдарма и в первую очередь прикрыть войска с воздуха. Не в укор будет сказано, но на сей раз мои авиационные командиры корпусов были не на высоте положения: не сумели организовать прикрытие переправы и плацдарма с воздуха. Погода была ясная и вполне благоприятствовала работе авиации» (Конев И. С. Записки командующего фронтом. – М.: Центрполиграф, 2020. – С. 157).

Вышесказанное подтверждает наблюдения Валентина.

Однако при описании дальнейших действий Конев указывает на появление советских истребителей и штурмовиков.

«Вскоре положение начало понемногу выправляться. Долго не ладилось, правда, управление истребителями со стороны И. Д. Подгорного. Но у В. Г. Рязанова дело пошло лучше: его девятки одна за другой появлялись над полем боя, смело били неприятельские танки.

Когда наша авиация стала действовать более организованно и ударили залпы сотни орудий и «катюш», положение войск на плацдарме улучшилось» (Конев И. С. Записки командующего фронтом. – М.: Центрполиграф, 2020. – С. 157, 158).

Вот такой контраст в действиях авиации в мемуарах известного военачальника. Либо они нас, либо мы их. Автор не указывает, когда именно появились наши истребители. Обтекаемое слово «вскоре» не позволяет раскрыть картину происходящего. Приходится строить предположения, когда наступило это самое «вскоре». Через час или через неделю? А цена вопроса огромна. Даже один день имел большое значение.

События на Днепре осенью 1943 года пополнись трагической операцией по высадке воздушного десанта, проводимой Воронежским фронтом. Спланирована она оказалась на скорую руку, без тщательной подготовки. Транспортные самолёты, доставлявшие бойцов в тыл противника, отправлялись без сопровождения истребителей, что приводило к потере техники и личного состава ещё на подлёте к месту назначения. Те десантники, которых удавалось высадить, оказывались разбросанными на огромной площади, кратно превышающей предполагаемое место по плану. Выполнить боевую задачу после итогов десантирования красноармейцам не представлялось возможным. Само собой, операция провалилась. Командование Воронежским фронтом, заручившись поддержкой представителя Ставки, втянуло в авантюру несколько тысяч хорошо подготовленных бойцов, несмотря на предупреждения командующих авиационными частями о невозможности использования истребителей.

Первоначально, ещё в июле, до перехода в наступление советские авиабазы располагались под Курском. В конце сентября самая ближняя точка к Днепру, где возможно было разместить самолёты, находилась в районе Харькова. Расстояние до реки составляло 200 километров. Дальность полёта бомбардировщиков тех лет ― 1500—4000 километров (здесь надо учитывать, что необходимо суммировать путь туда и обратно). При необходимости они могли долететь до Днепра. Но без сопровождения истребителей, обладавших меньшей дальностью полёта, это оказались бы напрасные жертвы. Авиация противника надёжно охраняла мосты и свои сухопутные войска, переходившие на другой берег.

Сложности возникли из-за невозможности истребителей прикрывать свои и противодействовать неприятельским бомбардировщикам. Дальность полёта истребителей тех лет, указанная в тактико-технических характеристиках, составляла 600—900 километров33
  Армия Победы в Великой Отечественной войне. – М.: АСТ: Мн.: Харвест, 2005.


[Закрыть].

Самолёты ранних моделей, такие как И-16, Як-1, ЛаГГ-3, обладали максимальной дальностью полёта 600—700 километров и не могли участвовать в боях над Днепром. Кроме пути от аэродрома до цели и обратно (200 км +200 км = 400 км) в конце полёта требовалось оставлять топливо в баках на запас на непредвиденные случаи. Лётчики не приземлялись с пустыми баками, а сохраняли резерв в 15—25 процентов от начального количества топлива (около 150 километров в пересчёте на расстояние). По прямой линии истребители не летали. Им приходилось ввязываться в бой с самолётами противника. В этом случае полётное расстояние значительно увеличивалось. Приходилось уходить от огня, выискивать лучшую позицию для атаки, совершать круги в воздухе, отклоняться от прямолинейной траектории. За один тридцатиминутный бой истребители могли налетать до 250 километров. Нашим истребителям требовался запас топлива на 800 километров (200+200+150+250) при условии базирования под Харьковом, что делало невозможным использование ранних моделей согласно их характеристикам.

Более поздние модели, такие как Як-7, Ла-5, Як-9, имели максимальную дальность полёта 800—900 километров. Но в характеристиках указаны именно максимальные значения. На деле при боевом задании истребители взлетали с неполным баком для снижения массы самолёта, что давало преимущества либо уравнивало шансы перед противником в воздухе. В отличие от советских, авиабазы Люфтваффе располагались на приемлемом расстоянии от Днепра в 50 километров. Неприятель мог быстро отреагировать на атаку, чаще возвращаться на доливку топлива.

В случае сопровождения наших бомбардировщиков при нахождении аэродромов под Харьковом рассчитывать можно было только на половину парка истребителей, причём задействованные самолёты приходилось бы загружать полностью топливом, что предполагало ухудшение управления, снижение манёвренности и в конечном итоге вело к неоправданным жертвам. Либо немецкие лётчики, прекрасно зная о своём преимуществе, навяжут более длительный бой, чем могут позволить себе наши пилоты. Самолёты противника совершат большие круги, уйдут от опасного сближения, но в любом случае останутся поблизости от наших истребителей, не давая возможности выполнить поставленную задачу. В результате у советских машин закончится топливо, им придётся возвращаться на базу с риском получить пулемётную очередь себе в хвост.

Советская авиация не смогла помешать перебраться войскам Вермахта на правый берег Днепра. Переправы через реку противник уничтожил сам, чем осложнил задачу Красной армии по форсированию.

При обороне нашего воздушного пространства от бомбардировщиков у неприятеля существовало преимущество в меньшем на двадцать минут подлётном времени до цели. Основным силам советских истребителей не удавалось долететь вовремя для отражения атаки, а количества дежуривших самолётов не хватало для противостояния. Противник безнаказанно бомбил войска Красной армии при форсировании Днепра в конце сентября, что приводило к большим потерям личного состава и техники.

Истребители Ла-5, Як-9, согласно конструктивным особенностям, можно было нагрузить бомбами около 200 килограмм и использовать их в качестве штурмовиков, но вместе с полными баками самолёты теряли манёвренность и сами нуждались в защите.

Делать вылеты с расстояния в 200 километров до цели было просто губительно для наших истребителей. Сиюминутные цели достигались ценой потери авиации. А как воевать дальше? Наверное, как в 1941-м, когда боевые советские самолёты оказывались редкостью в воздухе.

Лучшее расстояние базы истребителей до линии фронта – около 50 километров, бомбардировщиков – около 150 километров. Чтобы атаковать цели на реке Днепр и обеспечивать воздушную безопасность, Степному фронту требовалось освободить Полтаву. Только после этого приступать к восстановлению взлётно-посадочных полос, подъездных путей, зданий и переброске материально-технических баз. В этом случае расстояние от аэродромов до переправ составило бы около 100 километров.

Полтаву войска Степного фронта освободили 23 сентября. В мирное время на восстановление аэродрома уходил не один год. В условиях войны это делали за две-три недели. Также требовалось время на переезд материально-технической базы. В один день перевезти ремонтные мастерские, запасы топлива и начать полноценно осуществлять боевые вылеты невозможно. Делали постепенно. То топлива не хватает, то детали для ремонта самолёта, то воды питьевой. Был колодец около аэродрома, а отходящий противник его отравил. Вот и начинали лётчики и их помощники искать воду вместо того, чтобы вылеты совершать. Пешком долго, на грузовике тоже долго. Оказывается, дорога около взлётно-посадочной полосы испорчена, но по ней нужно проехать, чтобы привезти питьевую воду. Приходилось ремонтировать, терять время.

Можно привести пример переезда из квартиры в квартиру. Сначала нужно собрать все вещи, погрузить в транспорт, доехать до нового адреса, перенести туда пожитки. Внутри новая квартира будет выглядеть как склад. Можно ли комфортно жить после такого переезда прямо сразу? Скорее нет. Нужно время на распаковывание вещей, размещение их по новым местам. Что-то окажется трудно найти, что-то придёт в негодность. Дальше надо навести чистоту. Только после этого можно будет сказать, что переезд завершён.

Вот и во время войны советская авиация начала появляться на Днепре только в начале октября, причём только появляться.

Артиллерия тем более не могла достать до переправ на момент переброски основных сил Вермахта через Днепр. Степной фронт вёл бои на подступах к Полтаве. Это больше 100 километров. Дальность стрельбы артиллерийских орудий тех лет, которые присутствовали на фронте, составляла 10—13 километров. В распоряжении Ставки Верховного Главнокомандования находились дальнобойные орудия, стрелявшие на расстояние до 20 километров. Но они присутствовали в единичных экземплярах, гораздо более тяжёлые, трудно перевозимые, с низкой скорострельностью. Предназначались они для всех фронтов, так что рассчитывать на их применение войскам Степного фронта не приходилось.

У противника с авиацией на Днепре был порядок. Заранее подготовленные авиабазы работали исправно. Переправить свои войска через Днепр неприятелю никто не мешал, что позволило ему сохранить боеспособность подразделений и занять оборону по всему высокому правому берегу. После окончания переброски войск мосты оказались взорваны, и Красная армия столкнулась с необходимостью возведения собственных переправ под постоянным огнём противника с противоположного берега.

Положение Красной армии в районе Днепра крайне отличалось от состояния сил Вермахта. Очень растянутые подъездные пути от первоначальных баз под Курском не давали возможности своевременно и полноценно снабжать далеко ушедшие вперёд подразделения. Железные и автомобильные дороги во многих местах испортил отступающий противник, и требовалось время на их восстановление. Пропускная способность дорог в районах Белгорода, Харькова, Полтавы не позволяла перебрасывать одновременно большое количество тыловых организаций, складов, ремонтных мастерских, госпиталей. Советские бойцы испытывали временами нехватку одежды, медикаментов, полноценного, по военным меркам, питания. Часто приходилось пользоваться сухим пайком, что не лучшим образом сказывалось на состоянии солдат.

Кто-то может сказать, что вся страна жила впроголодь, и нечего жаловаться на сухпай, так ведь человеческие ресурсы не безграничны. Это касается и тех, кто работал в тылу, и кто сражался на фронте. Сухой паёк существенно уступает горячей пище по содержанию необходимых питательных веществ, таких как: витамины, минералы, клетчатка. Сухой паёк – это набор продуктов, предназначенный для употребления при отсутствии возможности пользоваться полевой или стационарной кухней с горячим питанием. В его состав входило пшено, которое можно приготовить, поместив в кипяток. Для этого необходимо развести костёр или воспользоваться печью в какой-нибудь хате. Местные жители жили впроголодь, так что особо рассчитывать на их продукты не приходилось. Очень часто развести костёр, получить кипяток не представлялось возможным, поэтому пользовались по-настоящему сухой пищей: копчёной колбасой, сухарями и галетами. Запивали водой. Галеты – это что-то среднее между сухарями и печеньем.

Сколько времени может человек питаться сухим пайком и сохранять при этом силы на выполнение боевой задачи, совершать марш-броски на несколько километров в день, рыть окопы, вести боевые действия? Видимо, пока не кончатся силы, но с каждым днём качество выполнения боевой задачи будет всё хуже и хуже. У каждого свой предел возможностей. В этой главе рассказывается о состоянии, в котором Красная армия подошла к Днепру и приступила к его форсированию. На войне важна каждая мелочь. И уже боец не боец, когда у него, по-простому выражаясь, кишки от голода скручивает и все мысли только о еде. Или дыра в шинели настолько большая, что, как ни старайся её прикрыть, холодно что сидя, что стоя. Или рану нечем обработать, потому что медикаменты, которые находились с собой, давно закончились. Как в таком состоянии солдаты выполняли боевую задачу?

Выполняли. Тяжело приходилось, но выполняли.

Хуже всего обстояло с жильём. Его не хватало на всех. Что-то сожгли при отходе отступающие части противника, куда-то попал артиллерийский снаряд, да и населённых пунктов в районе размещения многих частей оказывалось не много. Те солдаты, которые разместились в городах вроде Полтавы, находили хоть какие-то сносные условия для ночёвки в уцелевших от бомбёжки зданиях. Зато им приходилось существовать в постоянном дыму от непрекращающихся, пусть и небольших, пожаров и запахов от разлагающихся внутри развалин домов трупов, которые ещё не успели убрать. Ведь сначала требовалось разобрать развалины.

Полк, в котором служил старший лейтенант Владимиров, во время наступления до Днепра располагался, как правило, в деревнях. Командир полка, начальник штаба полка и некоторые другие старшие офицеры устраивались в больших хатах, в которых находился командный пункт. Младшие офицеры, представленные в гораздо большем количестве, на ночлег размещались отдельно.

Были случаи, когда в доме, в котором ночевал Валентин, находилось так много народу, что некуда получалось ступить. Сорок человек или пятьдесят на обычную хату. Никто не считал, других дел хватало. Занять быстрее место и уснуть, пока ситуация позволяет. Случалось и такое, что открывает дверь какой-нибудь лейтенант, видит, что весь пол занят и просить кого-то подвинуться бесполезно, разворачивается и уходит искать другое место. Не полезешь ведь на стену ночевать! Найдёт или не найдёт место в какой-нибудь ещё хате, не известно. Если не найдёт, то спать придётся под деревом. В хате спали прямо на полу. Валентину приходилось лежать так, что ноги в стену упирались, и разогнуть их не получалось. Печь и скамейки занимали в первую очередь. Спали также под столом. Иногда посреди ночи слышались глухие удары и ругань, – это разместившийся на полу офицер пробовал встать на ноги, но забывал, где находится, и стукался головой о стол снизу.

Дышать становилось трудно из-за большого количества народу. Не рассчитана хата для одной семьи на сорок пять человек. Приходилось приоткрывать дверь, чтобы воздух заходил внутрь. Дело происходило осенью, и уже становилось прохладно, но тем, кто располагался у входа, становилось не до радостей от свежего воздуха. Тут же их сковывал холод. Всё равно что на улице лежать. Что у порога, что перед порогом – одинаково, поэтому дверь закрывали. Через некоторое время от дальней стены раздавалась просьба опять её открыть, или кто-нибудь по нужде выходил. И так постоянно. Что спал, что не спал – одно мученье. Пробовали оставлять определённую по размерам щель на входе, но угодить на всех не получалось. Каждый по-своему пробовал решить задачу. Мог ветер задуть, могла дверь по инерции закрыться. Другое дело – жить в своей хате в мирное время! Думали не о двери, а о том, как оккупантов разгромить, в живых остаться и домой поскорее вернуться.

Валентин не хотел вспоминать те страдания, которые ему пришлось пережить вместе бойцами роты, попавшей в окружение в январе 1943 года. Если душную, но протопленную хату сравнивать с кучей веток на снегу, то, конечно, в тепле несравненно лучше. Он бы посчитал за счастье тогда зимой оказаться в теперешних условиях. И ничего, что ноги не разгибаются и пошевелиться трудно. Но так человек устроен, что стремится к лучшему, и спустя полгода после боёв под Ржевом старший лейтенант, как и остальные младшие офицеры, остро реагировал на бытовые неудобства.

Если предстояло по нужде выйти, то тут целый расчёт требовался, куда ногу поставить, чтобы ни на кого не наступить. Всё равно рано или поздно чью-нибудь руку выходящий задевал своим сапогом.

Валентин однажды вот так ночью решил выйти во двор. Надел сапоги и начал осторожно пробираться к выходу. Свет от луны, проникавший через окна, помогал передвигаться между спящими людьми. Тем не менее темнота не позволяла разглядеть достаточно хорошо траекторию до двери.

Как ни старался идти аккуратно, он всё-таки наступил на кого-то, причём не почувствовал ничего, а только услышал громкий крик. Несмотря на сонное состояние, пострадавший человек вскочил на ноги, громко выругался и стукнул старшего лейтенанта кулаком по лицу. Валентин смог сохранить равновесие, в отличие от эмоций, ведь ему казалось, что никого не задевал. Не удержавшись, он ответил. От удара зачинщик драки покачнулся и упал спиной на спящих позади офицеров. Поднялся ещё больший шум. Пострадавший теперь уже превратился в причину боли для тех, кого он придавил. Не выяснив обстоятельств, ему стали раздавать зуботычины лежащие на полу люди. Драку еле удалось прекратить.

Какой уж тут после этого сон! Наутро оказалось, что у одного рука болит, у другого синяк под глазом, кого-то вообще выгнали из дома за чрезмерно шумное поведение. Поговорив в спокойной обстановке и выяснив причины произошедшей драки, офицеры принесли взаимные извинения и даже пожали руки.

Хозяйка хаты уходила из неё, видимо, знала, где ещё можно переночевать. Со временем ситуацию с жильём улучшали, находили ещё не занятые деревни либо что-то строили. Вышеописанная ситуация складывалась у младшего офицерского состава, а у рядовых и сержантов дела обстояли ещё хуже.

Сложности со снабжением, жильём, случавшиеся драки – вот чем запомнилось Валентину наступление от Белгорода до Днепра. Во время крупного сражения, как правило, постоянно слышно канонаду выстрелов. Разрывы артиллерийских снарядов сотрясают воздух на десятки километров. Штаб полка располагался километрах в пяти от передовой, но звуки стрельбы со стороны линии фронта военнослужащие особо не слышали. Ночью спать мешали бытовые проблемы, а не грохот артиллерии. Вместо того чтобы круглосуточно участвовать в боях, рядовые и офицеры преимущественно отдыхали ночью. Подразделения передвигались на юго-запад организованными маршами. Лишь передовые советские отряды вступали в сражение с арьергардами отходящего к Днепру неприятеля, которые не давали нашим войскам передвигаться слишком быстро.

Наступлению мешало также огромное количество установленных мин. Сапёры день и ночь работали над устранением препятствий, выбивались из сил, несли потери, но, несмотря на их самоотверженность, продвигаться войскам быстро не получалось. Минные поля, установленные заряды в домах, в печках, под трупами людей и различными предметами сопутствовали всему пути до Днепра. Ведь хватило же времени противнику на установку несчётного количества опасных ловушек! Только при заранее подготовленном отводе войск, а не в спешке, можно так хорошо заминировать оставляемую территорию.

В послевоенные годы на вопрос, что запомнилось больше всего при наступлении от Белгорода до Днепра, Валентин отвечал: «Пустые консервные банки, отлетевший каблук от сапога и душное помещение для ночёвки». О чём-то стоящем ему рассказывать было нечего. Несмотря на близость к линии фронта, одни бытовые проблемы вместо боёв, в отличие от форсирования Днепра и действий на правобережной Украине.

Насчёт консервных банок. Во время войны мало кто занимался приборками. Мусор валялся где попало: в окопах на передовой, около жилья, перед входом в помещение, где располагался штаб полка. Если под ногами вдруг оказывался ненужный предмет, то его попросту пинали сапогом – куда улетит – и шли дальше по своим делам. Валентину запомнилась куча пустых консервных банок у входа в штаб. Регулярно какая-нибудь из них оказывалась лежащей на проходе. Может, ветер раздувал, может, новую банку не докинули до кучи, только это осталось главным впечатлением от наступления.

Старший лейтенант помнил, как тщательно бойцы роты, которой он командовал на Калининском фронте, подбирали за собой мусор в целях маскировки и выбрасывали его в очередной деревне, отбитой у противника.

Ситуация в корне изменилась на Днепре. Сплошные бои, грохот от разрывов артиллерийских снарядов, нескончаемый поток раненых в тыл и боеприпасов на передовую. Бытовые неудобства тогда отходили на второй план.

Старший лейтенант ещё плохо разбирался в обстановке во время наступления. Незначительный опыт участия в боях на Калининском фронте не позволял сделать какие-либо выводы. Должность помощника начальника штаба полка не давала допуска к значимой информации на уровне фронта. Для него, как и для остальных сослуживцев, казалось естественным быстрое перемещение войск. За два месяца – с конца июля по конец сентября 1943 года – Степной фронт преодолел расстояние в четыреста километров. Забегая вперёд, стоит сказать, что первые сто километров после Днепра на правобережной Украине наши войска преодолели почти за пять месяцев изнурительных боёв.

Офицерам, с которыми общался Валентин, не с чем было сравнивать наступление в конце лета 1943 года по причине незначительного опыта. Старожилов в войсках среди младшего офицерского состава насчитывалось немного. Причиной того являлись большие потери личного состава Красной армии. Некоторые ранее участвовали только в оборонительных операциях и мало что понимали в происходящем наступлении.

Полк, в котором служил Валентин, в боях пока не участвовал. Во время Курской битвы это и не предусматривалось, а при наступлении фронта в районе Белгорода, Харькова, Полтавы не поступало приказа. С задачами справлялись другие части. При разговорах с офицерами из соседних полков, с курьерами из штаба дивизии выяснялось, что в ближайшее время участия в боях не предвидится. Испытание сражением для полка началось при форсировании Днепра, где оказались задействованы все силы фронта. Разница между подходом к водной преграде и её преодолением была огромной. До реки требовалось главное – сохранить физические силы во время маршей. А во время форсирования – одолеть противника и остаться в живых. Про количество жертв говорить много не приходится. На Днепре лишились жизней многие сотни тысяч красноармейцев, в отличие от подходов к реке, где потери составляли в десятки раз меньшие числа.