Текст книги "Ничто не может заменить"

Шила в мешке не утаишь

Однажды, после работы, он зашел в их кафе. В отдельном кабинете он увидел группу накаченных парней, с ними за столом сидела Ольга. Она сразу увидела его, и вышла к мужу навстречу. Отведя его в сторону, она сказала: «Это бандюганы, за оброком приехали, тебе лучше уйти домой».

Семён подчинился жене и покинул помещение, но его охватило какое-то смутное предчувствие, поэтому он решил пронаблюдать за дальнейшими событиями. Он спрятался за забором соседнего дома и стал ждать.

День выдался жарким, поэтому к вечеру стало очень душно. Посетители часто выходили покурить на воздух.

Вскоре появилась и его жена с одним крутым молодцом. Они вышли покурить, а парень всё время старался обхватить Ольгу за талию. Но она вырывалась и удерживала его: «Что ты, Олег, мы же ведь на улице. Кто увидит, мужу доложат».

Парень, насмехаясь, проговорил: «Хорош муж, объелся груш. Чего ты в нём нашла?»

Ольга, как бы укоряя, заметила: «А что ты хочешь? Как бабе без мужика? Ты же ведь не хочешь быть моим мужем».

Парень засмеялся: «Неправда, я уже сейчас хочу, даже несколько раз».

Ольга поняла намек и, заискивающе, засмеялась его шутке. Затем они бросили окурки и скрылись в помещении.

Семён, с опущенным лицом, стоял и не хотел верить своим глазам.

Он начинал успокаивать себя: «Может, они так шутят».

Однако, внутренний голос подсказывал ему, что это, отнюдь не дружеский разговор.

Опять он пытался успокоить себя: «Но ничего такого не случилось, они просто разговаривали, они же никуда не уехали, разговоры сами по себе ни к чему не обязывают».

Так прошел ещё час. Наконец, Семён увидел свою жену, выходящую с этими парнями из кафе. С ними были ещё две развязные девицы. Они забрались в, стоящий рядом, джип «Мерседес». Ольга уселась прямо на колени этому Олегу.

Тогда он скомандовал: «Давай, Жорик, двигай в номера».

Вскоре машина скрылась за поворотом. Семён побежал домой, в тайне надеясь, что они просто решили подвести жену до дома. Но дома её не оказалось. Он сел на диван и стал вспоминать, сколько раз его жена приходила домой поздно и навеселе, но он всё время верил ей. До сих пор он считал, что надо смириться с этим, такая у неё работа, ей нужно верить.

Неприятный вопрос вставал перед ним сам по себе: «Неужели она все те разы загуливала с мужиками?»

Полоса его счастливого проживания оборвалась.

Семён даже не представлял, что скажет ему жена в оправдание. Потом он опять побежал в кафе, надеясь увидеть её там. Он заглянул с улицы во все окна, но жены там не увидел. В её кабинете света не было. Она выключала там свет, только когда уходила совсем из кафе. Тогда Семён опять побежал домой, но и там её не было.

Вернулась она во втором часу ночи, еле переплетая ноги. Семён собрал всё своё мужество и спросил её напрямую; «Где ты была?»

Ольга ехидно заулыбалась: «Надо же, заговорил. Где была, где была, – на работе».

Семён явно показывал ей, что не отступит: «Я несколько раз заходил в кафе, но там тебя не было».

Ольга не хотела отступать, она сменила тон на вызывающий; «Не ври, я только что оттуда. Если б ты заходил, то мне сказали бы об этом».

Но тут она опомнилась, когда поняла, что последними словами, она сама себя выдала.

Она думала про себя: «Вот дура-то, зачем мне будет кто-то говорить, если я сама там была. Нет, надо обдумывать каждое слово, чтобы ещё чего-нибудь не ляпнуть».

Семён тоже не унимался: «В кафе я не заходил, а просто смотрел в окна»

«Так бы и говорил, что подсматривал. А то заходил, заходил».

Про себя она подумала: «Нет, здесь намного серьёзней, чем я думаю. Здесь надо обдумать каждую позицию. Наверняка, кто-то сказал ему, что я на машине уехала с парнями. Иначе, он бы не стал так допрашивать. Отрицать это не имеет смысла».

Ольга собралась и начала объяснять: «Сёма, когда ты приходил, я же тебе сказала, что бандиты приехали. Они напились, так им девочек захотелось, вот я и разыскивала по городу им девиц».

Семён иронически добавил: «Да, разыскивала, целых пять часов. Это можно было в Питер за ними заехать».

Ольга, ничуть не смутившись, возразила: «Да у меня голова сильно разболелась, стало плохо, и я зашла к Кулешовым, она же доктор. Вот я у неё и посидела, пока не стало лучше».

А про себя она подумала: «Чего он себе позволяет? Надо заткнуть его срочно, как бы не взял себе моду, каждый раз меня допрашивать».

От оправданий, она перешла в наступление: «А что, ты уже и жене своей верить перестал? Это после того, что я сделала для тебя. Не забывай, из какого дерьма я тебя вытащила. Если бы не я, прозябал бы где-нибудь в сарае у своей бабушки».

Семён особенно не любил, когда говорили плохо о его родственниках. Последние слова особенно задели его.

Ответ его был короткий: «Вот и пойду я к своей бабушке в сарай».

Он встал и решительно вышел из дома. Пройдя несколько шагов, он остановился, затем подумал про себя: «А вдруг, она говорит правду? Может, я напрасно её обвиняю? Нет, надо идти к Кулешовым и выяснить все неясности».

Телефона у них не было, значит, предупредить она их не могла. Через пятнадцать минут, он уже стоял перед их дверью. После того, как он позвонил в их квартиру, за дверью послышался недовольный голос мужа подруги: «Кто ещё там?»

Семён робким голосом спросил: «Извините, что поздно, жену я свою ищу, Ольгу. Я подумал, может, она у подруги?»

За дверью послышался раздражительный голос мужа: «Не здесь её надо искать. Не было её у нас».

Потом он открыл дверь и, уже грозно, добавил: «Ещё раз в такое время придёшь, с лестницы спущу».

Когда уже закрылась дверь, Семён услышал злобные причитания из-за двери: «Женятся на стервах, потом людей по ночам будят».

Точка была поставлена, все убедительные оправдания жены, а заодно и, уже хрупкое, доверие, рухнули в одну секунду. Приди он сюда завтра, после работы, все уже были бы предупреждены. Обязательно нашлись бы свидетели, которые оправдали бы его жену, и опять началось бы всё с начала. Придя минут через сорок к своей бабушке, Семён не стал её будить. Он заночевал в сарае на сеновале. Странно, но там ему было намного уютней и свободней, чем в их комфортабельной квартире.

Ольга же встала в позу, она была слишком уверена в себе. Она считала, что муж обязательно вернётся к ней. Почти два года комфортных условий должны были приучить его к роскоши. А без пластиковой карты, он не сможет получать заработанные деньги на проживание.

Но в этом она ошибалась. Её мужа не особенно и волновало отсутствие денег. Портовской автобус забирал его на работу теперь от Карасёвки. После работы он ловил рыбу, а овощи и фрукты с бабушкиного огорода пополняли ему недостающие продукты.

Как всегда, раз в четыре дня, он встречал в автобусе знакомых девушек из Советского, но их беседы носили дружеский характер, от них он узнавал разные новости из своего родного городка. Их пограничная форма не располагала для лирических бесед.

Бабушка не осуждала внука за столь кардинальный поступок, наоборот, отнеслась к нему с пониманием.

А когда он начинал возмущаться в адрес своей жены, она останавливала его: «Не надо, внучек, никогда обвинять других во всех бедах, всегда ищи ответ в себе. Только так можно найти выход из любого положения.

Помнишь, спрашивала я тебя при первой вашей встрече: «Нравится она тебе, или нет?»

Что ты мне ответил: «Как она может нравиться, она же ведь хозяйка».

Вот и видел ты в ней только её богатство, хозяйственность и властность. Ни разу я от тебя не слышала, что по душе она тебе пришлась. А без любви грешно заводить любые отношения, вот и поплатился ты за это».

Но Семён сопротивлялся бабушке: «Да нет же, она для меня была одна, и больше мне никого не надо было».

«Это потому, что вела она тебя по жизни, как бычка на поводу, даже денег тебе не давала. Если начнёшь рыпаться, она тебя раз за поводок, и ты на месте. Никогда она тебя за человека не считала, вот и зарвалась.

Пошел за богатством, так пеняй только на себя. Как ты себя поставил, так она с тобой и поступает. За всё платить приходится, только платёж не одними деньгами можно измерить. Приходится жертвовать и принципами».

Семён, однако, признался бабушке: «Хоть я и понимаю, что она не права, но я скучаю без неё».

«Конечно, будешь скучать, за два года приручила она тебя. Вот, собаку, как бы не бил

хозяин, она всё равно не убегает от него».

«Ох, бабушка, в ваше время тоже не было особенного выбора».

«Вот уж, неправда. Мне мама моя ещё говорила, кто выходит замуж по принуждению, тот и живёт также всю жизнь. А братьям моим она говорила, что девушку надо по душе выбирать. Бывает, живёт с тобой славная девушка, а ты и не замечаешь её даже. А заглянешь в душу к ней, и ничего тебе больше не надо, ни какие деньги, даже на ум не приходят. Самое большое богатство внутри человека, а всё остальное, только с толка сбивает».

«А что же делать-то мне сейчас?»

«А сам-то ты, чего хочешь? Ты сможешь её простить?»

Семён задумался, и ответил не сразу: «Ну, если она покается. Если не будет больше обманывать, да за ум возьмётся, тогда можно будет и простить».

Бабушка покачала головой: «Хорошо бы если так, вот только хватит ли у неё сил побороть свою гордость? Захочет ли она поставить тебя с собой наравне? А без этого ничего не получится».

А между тем время всё шло, прошел целый месяц после их размолвки, но никаких поползновений со стороны Ольги не было видно. Она серьёзно считала, что своего мужа можно взять измором. Она думала: «Если вернётся, это будет означать, что прижился он, всё-таки, к моей роскоши, тогда я ему сама условия буду ставить. Придется смириться ему с некоторыми недостатками жены. Вот только бы не нашел себе какую-нибудь кралю. Уж я-то ей, рога пообломаю, навсегда запомнит, как чужих мужей отбивать. В Карасёвке у меня есть кому сообщить, если что. Никуда он не денется, мой муженёк, сам приползёт, как миленький».

Ну, никак не мог несчастный супруг, даже предположить, о чем сейчас думает его жена. Ему казалось, что она тоже мучается, но не может сделать первый шаг.

По дороге на работу, он продолжал общаться с подружками из Советского. Они, конечно, были в курсе, почему он стал теперь садиться на работу в Карасёвке, но их разговоры этого не касались.

Но раз у Насти слетело с языка: «Что-то ты Семён в Карасёвке засиделся, мне вот наши напарницы из Приморска рассказывали, что твоя жена, даже рада, что ты от неё ушел, она время зря не теряет».

Семён даже поперхнулся от неожиданности: «Вы-то откуда об этом знаете?»

Настя невозмутимо ответила: «Это нас никто не знает, мы девушки скромные. А такую-то пронырливую, да разбитную, весь Приморск знает. Такие, на особом учёте».

Наталья попыталась защитить Семёна: «Настя, не надо такое говорить человеку, ты же видишь, что он переживает. Кому такое приятно слышать? Да и кто мы такие, чтобы лезть в чужие личные дела.

Настя возразила: «Вот не говорили человеку, жалели, а как всё своими глазами увидел, так это намного больнее оказалось».

Но Наталья настаивала на своём: «И всё равно, ты же не знаешь, что на душе у человека, не надо вторгаться в его жизнь, если он этого просит».

Семён совсем не обижался на Настю, потому что его тронула чуткость Натальи, никто ещё так не заботился о его внутреннем мире. Его поражало, как человек так может чувствовать собеседника.

Настя продолжала что-то стрекотать, но он не слышал её слов. Он посмотрел на Наталью и глазами поблагодарил её за участие. Она, также глазами, ответила ему. В этот раз он очень сильно ощутил глубину её взгляда, так, что даже смутился от этого. Наталья улыбнулась, подбадривая его, но, увидев его смущение, отвернулась в сторону.

Автобус подъехал к проходной, и они разошлись по своим рабочим местам.

Семён на своей работе долго не мог придти в себя. Он, то возмущался, представляя, что во всём Приморске все знают об его отношениях с женой, больше чем он сам, то вспоминал загадочный взгляд Натальи, после чего, сразу успокаивался.

В этот же вечер, терзаемый новыми подозрениями, он опять поехал в Приморск, понаблюдать издалека за своей женой. Опять он спрятался за тем же забором и стал ждать, но Ольга всё не появлялась. Когда немного стемнело, он отважился понаблюдать через окна. Ольга там действительно была, но ничего особенного в её поведении он не заметил.

Ближе к девяти часам к ней подъехала её подруга Соня. Они закрылись в кабинете и открыли Шампанское. Потом начался беззаботный разговор обычных подруг. О чем они разговаривали, Семён не мог слышать. Он мог видеть только выражение лица его супруги. Её глаза выражали то удивление, то улыбку, то она, вместе с подругой, начинали смеяться над чем-то. У Семёна начало складываться впечатление, что его жена жила какой-то неизвестной жизнью, отдельной от него, и, вполне, могла обходиться без его участия.

Потом он вдруг стал оправдывать свою жену: «Ну, встретилась она с подругой, ну выпили, ну обсуждают что-то. В этом ничего предосудительного нет».

Но складывалось впечатление, что она совсем не переживает о разрыве с мужем, в то время, как он не находит себе места.

Внезапно его жена поспешила к своей сумочке, достала из неё мобильный телефон и начала с чем-то разговаривать. Странно, телефон у них был дома и в кафе, а о мобильном телефоне он ничего не знал. Наверное, она его купила недавно. Семён видел такие телефоны на нефтяном терминале у больших начальников. Для Приморска, в то время, мобильник был редкостью.

Когда Ольга закончила говорить, она, с большими глазами обратилась к подруге, и стала ей что-то энергично рассказывать. Её подруга тоже загорелась, заинтригованная услышанным. Потом они перебросились между собой несколькими словами, явно, о чём-то договариваясь, закрепив это дело чоканьем их бокалов с Шампанским. Затем встали перед зеркалом и стали подводить свои глаза и припудривать щёки. Потом ещё немного покрасовались перед зеркалом и поспешили на выход. Выйдя на улицу, они стали ловить машину.

На улице Семёну удалось услышать только обрывки их фраз.

Соня спрашивала: «А мы не опаздываем?»

На что Ольга ответила: «Мужики могут и подождать».

Поймать машину им удалось очень быстро, и они, королевами, уехали в неизвестном направлении.

Семён, как бы по инерции, пошел в направлении их дома, продолжая успокаивать себя: «А может, их пригласили на день рождения? Тогда она обязательно должна вернуться домой».

Просидев под окнами до часу ночи, Семён поймал себя на мысли: «Ну, зачем мне такое счастье, когда приходится мучиться в догадках: „Изменяет мне жена или нет?“ Нет, всё это, совсем не для меня».

Опять, уже который раз, он говорил себе: «Всё, она для меня не существует, с этим надо кончать».

С такими мыслями он опять брёл в свою Карасёвку, терзаемый переживаниями о своей несчастной судьбе. Который раз он говорил себе, что никогда не вернётся к своей жене на положение бесправного человека. Он не мог уже терпеть, что говорили про него люди, украдкой, в спину. Не мог он переносить кривых взглядов, ему хотелось вырваться быстрее из этого порочного круга.

Облегчение приходило, когда он приходил на работу. Ему попался дружный коллектив, в котором, он на время забывал о своих проблемах. Приходя с работы к бабушке, он иногда смотрел мигающий черно-белый телевизор, и нисколько ему не хотелось возвращаться к импортному цветному, который стоял в квартире жены. Но самое большое успокоение, он получал на рыбалке. Там не было никаких интриг и обмана, даже сама рыба не столько интересовала его, как это ощущение вечности и покоя.

Словно пробуждение

В один из жарких выходных дней, он отправился, как обычно, на рыбалку. В стороне от того места, где он держал лодку, находился пляж, в этот день там было очень много народу. В то время, как он отвязывал лодку, ему показалось, что кто-то его окликнул: «Здравствуйте, Семён».

Он оглянулся и увидел девушку с маленьким ребёнком. Он не сразу узнал её, это была его постоянная попутчица из Советского Наталья.

Семён изумлённо улыбнулся и ответил: «Привет, Наталья. Извини, без формы я тебя не сразу узнал, пока не глянул в твои глазки. Что это за куколка рядом с тобой?»

«А это моя дочура, Алёнушкой её зовут».

Потом она наклонилась к девочке и стала ей говорить: «Давай попросим дядю Сёму покатать нас на лодке».

Девчушка только кивала головой, но говорить стеснялась.

Тогда мама продолжила за неё, обращаясь к Семёну: «Сделай одолжение, прокати её, она на лодке никогда не каталась».

Он улыбнулся: «Конечно, ну как можно отказать такой крохе? Я детей очень люблю».

Наталья с ним согласилась: «Мне раньше так хотелось детей много иметь, а теперь только мечтать приходится».

Семён бережно поднял девочку и понёс в лодку: «Ох, какие мы бесстрашные. Давай, усаживайся вместе с мамой».

Девочка было года четыре, говорить она стеснялась, но было видно, что от катания на лодке, она была в восторге. Семён не повёз их на середину пролива, а катал вдоль берега. Для ребёнка, это было не так страшно.

«Как же вы оказались у нас в Карасёвке? В Советском тоже свой пляж есть».

«А у меня в Карасёвке тётя живёт, вот я к ней и приехала в выходной на свежие фрукты и овощи. Вот и дочурку с собой взяла».

Девочка добавила: «У бабушки клубника вкусная».

Семён улыбнулся девочке: «Ох, как мы умеем хорошо говорить».

Девочка засмущалась и отвернулась в сторону.

А Семён продолжил задавать вопросы, пытаясь её разговорить: «А что же твой папа никогда не катал на лодке такую красавицу?»

За неё ответила мама: «Да мы с папой два года, как не живём. Да ты его знаешь, это Эдик Куликов. Он на год старше тебя учился».

Семён улыбнулся: «Эдик – выбражуля, как же помню, маменькин сынок. Ему мама первому в школе модные джинсы покупала».

Потом Семён опомнился и сказал, уже тише: «Извини, что при дочке такое сболтнул. Пустился в воспоминания».

Наталья его успокоила: «А дочка и не такое может про папу вспомнить. У нас в семье было принято так, сначала всё папеньке, а всем другим, что останется. Мама ему не только джинсы, она ему и жён находила».

Семён удивлённо посмотрел: «Но ведь, у жён, и своё мнение должно быть, кого им выбирать».

Наталья вздохнула: «Ох, не всё так просто. После школы, я в ателье устроилась работать, а мама его, там директором была. Вот и присмотрела она своему сынку будущую невесту из своих работниц. Эдик тогда уже служил целый год в Армии. Мама его устроила где-то в нашей области служить, а не в Чечне, как других отправляли.

Вот приезжает её сынок на побывку, устроили торжество по этому поводу, и меня его мать пригласила. Так и познакомились мы на побывке, поговорили ни о чём, просто, как друзья и разошлись.

Вскоре на работе подходит ко мне его мама и говорит: «Что, напишешь письмецо моему сыну в Армию? Парню там, знаешь, как тоскливо служить?»

Я ей отвечаю: «А почему бы и нет? Если он мне напишет, то отвечу».

Прислал он мне письмо, как ему там трудно, как он скучает. Я ему ответила, даже не помню, что. Потом, он за целый год ещё пару писем прислал, причем последнее, он из какой-то книжки переписал. Ох, как смеялась моя подружка, когда узнала, откуда у Эдика образовался литературный талант. Я его разоблачать не стала из уважения к его маме, ответила ему, то, что в голову пришло. Больше писем от него не было, очень ленивый он был.

Но, вот мама его постаралась, она раструбила на всю округу, что я его невеста, вплоть до того, что мы клятвы друг другу давали. И меня она стала от всех ухажеров оберегать. А наш город, сам знаешь, чем больше рассказываешь, тем больше верят.

Когда вернулся он из Армии, его мать сразу нам сватов прислала. Всем раструбила: «Молодец девочка, дождалась своего парня из Армии».

А всё это происходило на фоне того, что гробы из Чечни пошли, один за другим.

Мне мама и говорит: «Трудно сейчас девушкам замуж выйти, а парень он видный, если

что не так пока, то это слюбится со временем».

Что мне тогда оставалось делать?»

Семён всё же не понимал: «Ну, а сам Эдик, что думал?»

Наталья улыбнулась: «А Эдик только на свою маму смотрел влюблёнными глазами. А для всех остальных, ты сам знаешь, только нос кверху».

Я же тогда была кроткая, застенчивая, маму слушалась. Что я могла тогда поделать?

Жить мы стали у них, мама Эдику хорошую работу нашла, денежную. Он стал водителем на большом грузовике, лес возил от леспромхоза. Очень надолго не уезжал, но деньги платили хорошие, только получку он всю маме отдавал, а мне выдавалось только на отдельные нужды.

Через год у нас Алёнушка родилась, единственная моя отрада в этой жизни. Все мои крошечки подобрала, и волосики мои золотистые, и глазюки мои, да и всё остальное.

А Эдик мой, в блуд ударился. Я ему рубашечки постираю, брючки наглажу, ботиночки начищу, а он оденется во всё свеженькое и по бабам побежит.

Разве у нас в городе это можно утаить? И куда мне деваться с дитём малым? Эдику что-то говорить, это как со стеной разговаривать. А его маме сказать что-то против, это как смертный приговор себе подписать.

Потом наше ателье, бандиты какие-то захватили, теперь там магазин. Людей повсюду увольняют, устроиться некуда, тем более, с дитём малым. Мамаша Эдика стала на рынке торговать китайскими шмотками, а я с ребёнком стала сидеть, по дому все дела делала. Ко всему прочему, наш Эдичек выпивать сильно стал, так его с хорошей работы и турнули. Он стал злой и раздражительный, бить меня начал от недовольства, надо же кого-то виновным определить».

Слушая Наталью, Семён очень переживал за неё, его обиды в сравнении с её испытаниями, выглядели смешными.

Тогда он задал вопрос: «Наташ, извини, что перебиваю, но ведь это терпеть, много сил надо. Я вот, полтора месяца хожу, места себе не нахожу, а ты ведь, не один год с ним прожила. Неужели, такое возможно?»

Наталья улыбнулась: «Ты знаешь, а я один способ знаю. Когда я маленькой была, меня моя бабушка в лес приучила ходить, по грибы, по ягоды и даже, просто так. Ходишь по лесу, смотришь на эту красоту, а душе петь хочется. Мы с бабушкой в лесу песни разучивали, хорошо она у меня пела. У нас и залив красивый, особенно на закате. Смотришь вдаль, и все заботы и обиды уходят куда-то на задний план, а душу наполняет радость и красота. Так что всё на свете поправимо».

Семён решил задать Наталье последний вопрос: «А как же вы расстались?»

Наталья даже нисколько не смутилась, отвечая на его вопрос: «Все пришло к логическому завершению тех отношений, какие были у нас. Когда денег в доме стало не хватать, я с дочуркой оказались обузой для них. Тогда его мамочка нашла сыночку богатенькую тётю, аж в самом Выборге. Она оказалась старше Эдика лет на десять, но прихоти его выполняла. Мамочке, видимо, сил уже стало не хватать содержать своего сыночка, вот она и нашла ему ещё одну маму. А меня выгнали под предлогом, что я в лес ходила с любовником встречаться, а дочку для прикрытия брала. По сути, просто дорого ей стало нас кормить. Да и новая, богатенькая его невеста, соглашалась только на официальные семейные отношения. Так мы с дочкой оказались на улице. Вернулась я к маме с папой, бабушка моя давно умела, сестра старшая успела выучиться и уехала с мужем в Саратов. Хороший у неё муж попался, они нам часто пишут.

Отца моего на работе сократили, да и болел он много последнее время. А когда за пятьдесят лет перевалило, куда можно устроиться, тем более в это время. Мама одна нас тянула, хотя и её зарплату всё время задерживали.

Прошлой осенью смотрю, объявление висит о наборе личного состава в пограничную службу. Обмундирование, паёк и проезд, бесплатные. Можно обращаться и женщинам. Какая никакая, а всё же работа. Вот мы и устроились с соседкой в пограничную службу. Хоть и платят мало, но это лучше, чем ничего. С дочкой мой папа сидит, пока я на службе, всё равно он безработный. Скоро и садик нам обещали, так что мы не тужим.

Семён заулыбался: «Завидую я тебе, какие вы оптимисты. Слушай, ответь мне на один вопрос. Что-то я не понимаю. Вот у нас в порту: все охранники, здоровые мужики, а среди пограничников, почти одни девушки. Раньше я представлял пограничниками таких молодцов, которые бегали с собаками на нарушителями. А вахтёршами у нас на комбинате всегда были одни старушки. Почему всё поменялось?»

Наталья тоже засмеялась: «Да здесь всё просто. Нам зарплату платят из федерального бюджета. Со всеми прибавками я меня натягивает до полторы тысячи рублей. А охранникам платит хозяин терминала „Транснефть“, и получают они по пять тысяч рублей. Ну, куда здоровые мужики пойдут работать?»

Семён посмотрел на Наталью задумчиво и сказал ей: «Как легко мне с тобой разговаривать. Надеюсь, мою историю ты уже знаешь?»

«Да её уже все смены в нашем подразделении знают и, наверное, больше, чем ты сам. У нас среди пограничниц больше половины в Приморске живут. Чем-то во многом схожи наши судьбы».

Семён немного смутился: «Если б было всё нормально, тогда бы не о чем было судачить. Надо скорее ставить точку в этом вопросе».

Наталья посмотрела на свою дочку и сказала: «Ох, зазевала моя Алёнушка, пора идти укладывать, да и заболтала я тебя, наверно».

Семён подвёл лодку к берегу, взял малышку на руки и перенёс её на песочек. Потом он глянул ей в глазки и прижал к себе: «Ой, какие мы глазастые, просто заглядеться можно. Приезжай ко мне ещё, на лодке будем кататься».

Девчушка, все это время молчавшая, сразу заулыбалась. Потом повернулась к маме и сказала: «Давай, возьмём дядю Сёму к себе в папы».

Мама заулыбалась и произнесла: «Здесь одного нашего желания мало».

Девочка поняла, что сказала что-то не то, и спряталась за маму.

Наталья подбодрила дочку: «Но дядя же пригласил нас, мы обязательно приедем».

Оставив своих пассажиров на берегу, Семён отправился на рыбалку. Когда он уходил на лодке всё дальше от берега, он видел, как махали ему с берега его недавние милые пассажирки.

В этот жаркий солнечный день, Наталья была в купальнике и, когда она стояла во весь рост, Семён разглядел, что фигура у неё, хоть и миниатюрная, но довольно ярко выраженная, как будто, точёная. Он первый раз её видел без формы, и представление о ней, поменялось кардинально. А может быть, повлиял на него её рассказ, который тронул его душу. Он соглашался с Натальей внутри себя, что их судьбы, действительно, чем-то схожи. Он восхищался мужеством этой девушки. Ему хотелось сделать для неё чего-нибудь доброе, помочь своим участием.

В этот раз повезло Семёну и с уловом, очень довольный, он понёс рыбу своей бабушке. Но она отложила себе только пару рыбёшек: «Остальное, я отнесу Фросе, у неё сегодня день рождения, да пойду, помогу ей с готовкой. Ты тоже приходи, я сегодня не готовила ничего, в гости пойдём».

Семён возмутился: «Да каким боком мне твоя Фрося, это же твоя знакомая. Да и не пью я этой самогонки, что я там буду делать?»

«Да хоть с людьми посидишь, развеешься, а то, вот какой смурной ходишь. Фрося пироги умеет вкусно лечь, с вареньем и с грибами, какие ты любишь».

Бабушка его ушла, а он улёгся на сеновал и пустился в размышления: «Вот ведь какие замечательные люди живут рядом, а я страдаю из-за какой-то стервы. Что могло тогда затуманить мою голову? Почему я пошел на поводу?

И меня, и Наталью выбирали не для любви, нас просто использовали. И это совсем не любовь у меня была, а холуйская преданность».

После столь категоричных выводов, в Семёне просыпались и ностальгические чувства. Столь долгий срок, прожитый со своей женой, противоречил его умозаключениям. Он надеялся, что и его жена, должна была испытывать к нему, хоть какие-то чувства.

Скоро голод дал знать о себе, а тут и соседский мальчуган прибежал позвать его к тёте Фросе. Семён встал и пошел поздравить именинницу.

Из-за жары поставили столы во дворе, застолье было уже в разгаре. Тётя Фрося увидев Семёна, подозвала его к себе: «А вот и наш рыболов пришел, спасибо, хорошую ты рыбу поймал, садись за стол, угощайся».

Семён скромненько поздравил именинницу и уселся с краешку. Неожиданно для себя он увидел напротив себя Наталью, но ребёнка с ней не было. Дочка её, наверное, спала в доме.

Наталья очень обрадовалась его приходу и затараторила: «Мама, папа, так мы же работаем с Семёном рядышком, познакомьтесь».

Затем она обратилась к Семёну: «А тётя Фрося, папина старшая сестра, мы здесь бываем, но редко».

Разговор понемногу начал клеиться. Натальин папа, оказывается, тоже служил на Флоте, но на Балтике. Он тоже ловил рыбу, но с берега. Ко всему прочему её отец ещё и не пил, у него была какая-то болезнь, не позволяющая ему спиртного. Поэтому он нашел с Семёном общий язык. Мама же Натальи уставилась на Семёна во все глаза, и всё пыталась расспросить его о личной жизни. Тогда Наталья повернулась к маме, и тихо сказала: «Ты что, хочешь выгнать человека из-за стола?»

Её маме захотелось чего-то возразить. Но дочка опередила её: «Тогда не задавай ему неуместных вопросов».

Мама подчинилась требованиям дочки. А Семён, думавший сначала, просто поесть и уйти, поменял свою точку зрения, ему стало уютно сидеть за столом в большой компании.

Через какое-то время, начались песни. Павел же, молча сидел и слушал, ему и это было приятно.

Где-то на четвёртой песне, затянули: «Любо братцы, любо. Любо братцы жить…»

Это была задушевная песня, но все знали только припев песни, и после припева все замолчали.

Продолжила петь только Наталья: «Вывели казаки, вывели казаки, вывели казаки в поле буйных лошадей…»

Её глубокий проникновенный голос настолько поразил Семёна, что он забыл обо всём на свете. Такого чудесного голоса он не слышал никогда.

А после последних слов куплета: «… и покрылось поле, сотнями порубленных, загубленных людей», у большинства слушателей на сглазах проступили слёзы. Хотя припев этой песни знали все, но дали допеть его, только одной Наталье. Насколько трогательно она исполняла эту песню.

Когда Наталья закончила песню, первой нарушила тишину тётя Фрося: «Вот какая певунья у меня племянница, она вся в мою маму пошла, царство ей небесное. Наташенька, стой нам чего-нибудь ещё из бабушкиных песен».

Наталья кивнула головой, потом немного настроилась, слегка прищурила глаза и начала петь.

На этот раз она затянула: «На Муромской дороге стояли три сосны…»

Это был совершенно другой стиль, но песня была такой задушевной и трогательной, что все замерли во внимании, казалось, что у всех остановилось дыхание. А её голос, казалось, доносился из глубины веков, передавая настроение того времени.

Нигде и никогда Семён не слышал ничего подобного. При таком голосе, любой аккомпанемент казался бы лишним.

Когда она закончила песню, то смущённо сказала: «Что это всё я одна, давайте вместе попоём».

После этого она начала петь: «Лучше нету, того цвету, когда яблоня цветёт…»