Текст книги "Братик"

Глава 15

– Не напирайте, ироды! Кто там моей нагайки отведать захотел? – прорычал подскочивший Иловайский.

Нет, я положительно продолжаю восхищаться предками. В то время как часть русской армии добивает разбежавшихся османов и собирает оставленный огромный обоз, Румянцев решил атаковать войска крымского хана. На минуточку – это восьмидесятитысячная орда, а против них выступило не более десяти тысяч. В итоге честь первыми напасть на вражин была предоставлена казакам и остальной лёгкой кавалерии. Гусары с арнаутами выдвинулись за день до нас и должны были пройти вдоль Дуная. Их задача выйти к Измаилу с юго-запада. Сборная солянка из казачьих полков получила приказ форсировать пролив между озёрами Ялпуг и Кугурлуй. Даже не знаю, чья задача сложнее. Нам надо всего проплыть порядка полутора километров, правда, с возможностью передохнуть на трёх островах. А нашим товарищам придётся продираться через пересечённую местность, ещё и порядком заболоченную. Но их там будет сопровож-дать речная флотилия, так что справятся как-нибудь.

Часть амуниции, порох и оружие каждый полк грузил на плоты и переправлял в рабочем порядке. Всадникам приходилось гораздо сложнее. Мест для спуска было не так много, плюс наша атака должна была стать для крымцев неожиданностью, поэтому к переправе приступили на рассвете, разбившись на отряды. Вот одна из этих групп начала чудить. Нарушили порядок, сбились в кучу, начали выяснять отношения. Для этого и понадобились пояснения начальства, что оно сделает с придурками, если балаган не прекратится.

Сегодня я был на Черныше, своего заводного коня пришлось оставить в лагере на попечение обозников и Пети, который уже чувствовал себя гораздо лучше. Пистолеты, порох и саблю передал на плот, в реку полез с одним только бебутом, держа его и свёрток с одеждой в левой руке. Вы когда-нибудь плыли полторы тысячи метров, с грузом в одной руке и держась за уздечку лошади другой? Ощущения, скажем, не очень приятные. Это требует не только физических, но и моральных сил. Если бы не моё новое тело, то оружие точно пришлось бы скинуть, так как рука просто онемела, и свёрток стал весить килограммов десять. Многие казаки плыли налегке, оставив одежду и оружие на плотах. Но я уже привык к постоянному ощущению оружия в руке и не собирался с ним расставаться. Народ постарше и поопытнее придерживался того же мнения. Лучше на вражеском берегу сверкать голой жопой, зато с шашкой в руке.

Примерно два часа понадобилось, чтобы разбиться по своим полкам, одеться, проверить оружие, оседлать коней и высохнуть. Сотники тем временем проверяли списочный состав. Как я узнал позже, утонул один казак, скорее всего, бывший с похмелья. Для полутора тысяч человек статистика просто сумасшедшая. Далее мы получили ввод-ные по действиям каждого отряда, и уже под начинающее припекать солнышко двинулись в сторону противника. По данным разведки основная часть орды отступила восточнее Измаила, но оставила крупные заслоны. Вот нам и требовалось разбить эти части и начать преследование крымского войска. Орда – это ведь не только всадники, там есть артиллерия и достаточно большой обоз, плюс пехотинцы, набираемые из вассалов хана. Мы выдвинулись веером в несколько колонн, если данное определение подходит к кавалерии. Наш полк шёл на северо-восток, немного правее двигались казаки Денисова.

Первое столкновение произошло часа через три после начала движения. Сначала раздались крики со стороны передового дозора, затем звуки выстрелов. Рёв сотника, и мы пришпорили коней, начав разгон. В небольшой низине с несколькими деревьями и порослью кустарников наш дозор схлестнулся с отдыхающими степняками. Может, это обычное разгильдяйство, но, скорее всего, татары не ждали нападения с этой стороны. Зато они быстро пожалели, что оказались на нашем пути.

Я был в середине ударного кулака и одним из первых врубился в неорганизованную массу, что-то визжащую и пытавшуюся стрелять из луков. Даже не знаю, что со мной происходит, но предвкушение битвы очень походит на ожидание праздника. Наркомания какая-то. Вот и сейчас с криком радости колю вражину. Пика застревает в теле мелкого и заросшего бородой агарянина, а далее приходит время моего шестопёра. Кстати, надо придумать имя моему боевому другу. Короткий замах и очередной грязноватый товарищ в халате слетает с коня. Дальше началась настоящая куча-мала, где я только успевал махать своей дубиной, круша вражеские головы и ключицы.

Вдруг враги закончились, и я разворачиваю Черныша. Картина предстала ужасная, но для меня нынешнего это просто сказка какая-то. Жуткое ржание раненых животных и не менее страшные стоны искалеченных людей. Про запахи лучше не вспоминать, но сейчас мне не до этого. Оглядываюсь в поисках товарищей, вроде оба целы и невредимы. Оба смотрят на меня как на какое-то диво дивное.

Далее началась стандартная и не самая приятная работа. Мы оттащили в сторону своих убитых и раненых. Стонущих татар по-быстрому дорезали и избавили от ненужного покойникам оружия и ценностей. Обозники с одним из помощников доктора занялись ранеными, мы же переместились метров на двести и встали на небольшой отдых.

Я быстро проверил товарищей и парней из нашего десятка на предмет ранений. Но ничего серьёзного не было, тяжёлые остались на месте схватки. Далее осмотрел себя и заметил на зипуне несколько дырок. Во время битвы не обратил внимания, что пропустил три или четыре серьёзных удара. Но трофейная кольчуга могла выдержать и не такое. Похвалил себя за то, что надел её перед схваткой и Пахома тоже заставил.

Пока мы отдыхали, наше руководство допрашивало татарина в богатом халате и даже в сапогах. Чего он там говорил, я не знаю, да и слышно было плохо. Через какое-то время допрос закончился, басурманину буднично перерезали горло, и командиры разошлись по своим отрядам.

– Значит так. Верстах в двадцати отсюда стоит лагерем несколько родов буджакских татар. Они там расположились давно и вроде даже укрепили становище. Пленник сказал, что их не более тысячи. Ещё есть полон, который нечестивые не успели переправить в Кафу. Брать их будем завтра на рассвете, сегодня мы должны подобраться поближе к лагерю. К остальным полкам гонцы уже поскакали, но, думаю, мы и сами справимся, – произнёс Алимов, глядя на нас.

Вопросов ни у кого не оказалось, и уже минут через пятнадцать наш полк выдвинулся в сторону татарского лагеря. Остановились километрах в десяти от расположения орды. Небольшая роща укрыла нас от разведки, а речка с родником дали возможность напоить коней и самим утолить жажду. Огня не разводили и ели всухомятку. Распределение на дежурства было давно согласовано, и казаки завалились спать. Нам повезло отстоять первую вахту, и я провалился в сон, едва дойдя до своей кошмы. Не успел закрыть глаза, как почувствовал, что меня похлопали по плечу. Мой внутренний детектор никак не реагировал на опасность, значит, всё в порядке. Оказывается, уже пора вставать, и разбудил меня Пахом.

Казаки начали собираться в полном молчании. Вроде иррегулярные части, но некоторые вещи вбиты людям на подкорку. В противном случае они просто бы не выжили в окружении врагов. Как только все были готовы, Алимов тихо обозначил диспозицию. Атакуем вместе с полком Денисова, но сначала разведка освобождает проход в татарское становище. Ещё через пять минут мы дружно выдвинулись на диспозицию. Солнце только встало, и было не так жарко. Заодно хорошо видна дорога, а то в темноте переломать коням ноги плёвое дело. Но мне было не до окружающей природы, в голове начала играть весёлая мелодия, предвкушающая предстоящую схватку. Я случайно не схожу с ума? Ладно. Подумаю об этом потом.

Через час ожидания появились разведчики и следом за ними гонец от Денисова. По словам нашего дозора, татары нападения не ждали, вели себя абсолютно безалаберно, и лагерь был похож больше на мирное селение, чем на опорный пункт. Через десятников нам быстро объяснили порядок действия, мы приготовились к атаке. На самом деле укрепления были одним названием. Достаточно большая площадь вокруг рощи была огорожена редким частоколом и небольшими рвами. А также басурмане выстроили что-то вроде гуляй-поля из нескольких десятков кибиток внутри ограды. В общем, бардак и полное отсутствие порядка. Большая часть коней паслась в стороне от лагеря у небольшой речушки. Тем временем разведка быстро сняла часовых, которых степняки додумались поставить в нескольких точках перед лагерем, и началась битва.

Мы ворвались в укрепление через проёмы, которые расчистил наш авангард, и далее пошла потеха. Наша задача была бить противника внутри, денисовцы же блокировали буджакцев с юга и востока, не давая никому уйти. Часть казаков Иловайский отрядил захватить лошадей противника и отрезать их от реки. Я изначально не надеялся на лёгкую прогулку, узнав о наличии пехоты в татарском отряде. Проверил порох на полке пистолета, о чём попросил и своих товарищей. Огнестрела у нас сейчас хватало, и грех было не пользоваться этим пре-имуществом.

Несмотря на неожиданное нападение, басурмане оказали самое отчаянное сопротивление. Как я и предполагал, много крови нам попортила крымская пехота[22]22
  ^{Сеймены (секбаны) – регулярная пехота в Крымском ханстве в конце XVI–XVIII веке (первоначально они именовались тюфенкджи).}


[Закрыть]. Хорошо, что у противника не оказалось грамотного командира. А ведь можно было нарваться на дружный мушкетный залп в упор. Были отдельные выстрелы, летящие стрелы, но организованное сопротивление отсутствовало.

Я не стал использовать пику и сразу воспользовался шестопёром. Буквально затоптав всех противников на открытом пространстве, мы принялись за внутреннее укрепление. Жалко, что нет гранат, а то всё закончилось бы быстрее и с меньшими потерями. После команды сотников мы спешились, оставили коней раненым казакам и, разбившись на группы, начали штурм гуляй-поля. По команде Алимова казаки подбегали к зазору между кибитками и стреляли в противника. Далее тратим небольшое время на перезарядку и начинаем штурм. Нам с Пахомом, как одоспешенным воинам, пришлось лезть первыми.

Прыгаю на оглоблю и сразу стреляю в целившегося в меня врага. Через секунду я уже на земле и врубаюсь в визжащую толпу. Выстрелы, крики, стоны, хруст ломаемых костей, запах дыма и дерьма – всё отошло на второй план. Сейчас я безжалостная машина по уничтожению многолетнего врага. Чувствую тычки от сабель и пик, уклоняюсь от двух выстрелов в упор. Сам же методично крушу врага, орудуя шестопёром и бебутом. Сегодня я неуязвим и нет пощады проклятым людоловам. Тут раздаётся дружный рёв с другой стороны лагеря, значит, денисовцы прорвали оборону, и битва превратилась в настоящую резню. Деморализованные басурмане начали в панике метаться, мешая друг другу и не слушая приказы своих офицеров. Одного голосистого воина в доспехах, собравшего вокруг себя небольшой отряд и пытавшегося прорваться из лагеря, я убил выстрелом из пистолета.

– Страшен ты в сече, Димка, – говорит Пахом и кривится от боли. – Надо только поспевать за тобой и прикрывать по бокам. Ты как нож сквозь масло проходишь через басурман.

Сидим после битвы и обрабатываем друг другу раны. Я опять отделался ушибами и небольшими порезами, но моим товарищам досталось сильнее. Пахому я протёр водкой мелкие ранки и зашиваю большой порез на предплечье. Сашка Абрамов пострадал поменьше и занимается трофеями, особенно имуществом подстреленного мной воина. Уж больно у него доспехи хороши. Второго брата я только что заштопал, и он сидит рядом, баюкая ушибленное плечо.

– Всё, до свадьбы доживёт! – сообщаю своему ближнику.

Тот моей радости не разделял. Сегодня мы потеряли двух парней из десятка. Это для меня они просто попутчики, а для Пахома друзья детства, а может и родня. Оглядываю лагерь, который буквально недавно был ареной яростной схватки. Кибитки растащили, так же как убрали мёртвых и раненых. Мы расположились у небольшого загона, сильно воняющего дерьмом. Позже я узнал, что там содержались мужчины-пленники, захваченные степняками в походе. Измождённые, грязные, с потухшими глазами они представляли жуткое зрелище. Сразу захотелось пойти и вскрыть глотку какому-нибудь степняку, жалко, что они уже закончились. Но ничего, война только начинается. Я им ещё устрою ночь святого Варфоломея, надеюсь, не один раз.

Накидываю на себя новый зипун, который притащил запасливый и пронырливый Сашка. Сунул за пояс пистолеты с бебутом и решил прогуляться до коней, возможно, там тоже народу надо помочь. В массе своей казаки занимались самолечением. Среди них хватало бывалых людей, которые могли вправить вывих, зашить рану и даже наложить шину на перелом.

Проходя мимо небольшого закутка, мазнул глазом по двум донцам и сначала не понял, что меня насторожило. Разобравшись в происходящем, меня охватило форменное бешенство. Пелена не пелена, но что-то похожее застлало глаза. Какая-то первобытная ярость, навеянная Дёмкиными воспоминаниями, буквально метнула моё тело в сторону изуверов. Пока наше войско приходило в порядок, хоронило убитых, помогало раненым, несколько казаков решили, что настало самое время потешить свою похоть. Зацепили меня абсолютно безумные глаза девушки, которая безучастно смотрела куда-то вдаль, а по её грязным щекам текли слёзы. В это время один из гадёнышей деловито стягивал с неё обрывки одежды и заталкивал в кибитку. Двое подельников, радостно гогоча, подходили к дружку и что-то ему подсказывали.

Прыжок, замах и шестопёр врубается в ключицу насильника. Разворачиваюсь к двум его дружкам и нацеливаю на них пистолет. Тут раздаётся запоздалый крик раненого казака. Ещё бы, раздробленная ключица – это очень неприятно. Один из казаков, мелкий и похожий на крысу, ощерился щербатым ртом и потянулся к пистолету. Второй более плотный, с простоватым крестьянским лицом выхватил саблю. Выстрел и крыса хватается за окровавленный бок.

Далее события понеслись вскачь. Буквально через пару секунд вокруг меня образовалась набольшая гомонящая толпа. Приятно, что первым рядом встал Пахом и прихромавший Федька.

– Ты чего это удумал? На своих руку поднимать? – заверещал из-за спин донцов невидимый обладатель неприятного фальцета.

Рассматриваю раненых уродов и с облегчением понимаю, что это денисовцы. Как в пословице про чёрта сам полковник начал проталкиваться сквозь плотный строй казаков. Лицо полковника перекосила довольная усмешка, не забыл он мою дерзость. Наверное, готовится свести счёты. А мне плевать – первая пуля достанется именно ему, если сейчас чего-то вякнет против. Справа произошло какое-то движение, и со мною рядом встал весь наш десяток, из тех, кто остался в строю.

Тут стоящая на коленях девушка схватила меня за ногу будто клешнями. Наконец-то удалось её рассмотреть. Огромные глазищи на грязном лице, спутанные каштановые волосы, руки и ноги в синяках и порезах. И этот взгляд, смотрящий с мольбой и надеждой. А ведь она младше моей второй дочери. Девчушке максимум лет четырнадцать, если не меньше. Чувствую накатывающую пелену безумия и пытаюсь успокоиться. Погладил девочку по давно немытой голове и произнёс:

– Всё хорошо! Тебя больше никто не обидит, обещаю!

Смотрю в глаза казаков и не вижу какой-то особой ненависти, но сочувствия там тоже нет. Тем временем подал голос ещё один провокатор:

– Казаки, это что делается? Молодому рукоблуду девки захотелось, и он из-за неё нашего товарища покалечил. Судить его и казнить!

Звук удара нагайкой и крик боли известил о прибытии ещё одной важной персоны.

– Ты, курва, говори да не заговаривайся! – произнёс Иловайский, пробираясь через разросшуюся толпу. – Судить казака али нет, не тебе решать.

Полковник был спокоен, но некоторые мелочи выдавали его нервное напряжение. Тем временем он засунул нагайку за пояс и произнёс:

– Дмитрий, ты чего здесь устроил? Нападать на своего товарища – это верная смерть, к которой тебя приговорит круг. У тебя должна быть очень веская причина, чтобы оправдаться.

Казаки дружно загомонили, соглашаясь со словами полковника. Денисов на удивление хранил молчание, только недобро смотрел в мою сторону.

– А эта падаль мне не товарищ. И не нужно пугать меня судом, я в своём праве.

Вкратце рассказал о произошедшем. Судя по изменившемуся лицу Иловайского и довольной улыбке Денисова, правда точно не на моей стороне, если мерить казацкими понятиями.

– Это что получается? Из-за какой-то грязной девки и басурманки можно своих калечить? – опять плеснул в костёр керосинчика обладатель фальцета.

– Может, она и басурманка, только почему-то носит крест. Расскажите мне, казаки, где это сказано, что можно насиловать христианских девушек? Ещё и полонянок, только что отбитых у неверных.

Вижу, что мои слова нашли отклик у части казаков. Здесь нет добрых и справедливых рыцарей без страха и упрёка. Не нужно идеализировать казаков, их жизнь в это время сильно отличается от того, что пишут в книгах. Но отбить полон у татар, если есть такая возможность, дело святое. Все под богом ходим, и сегодня в беду попал сосед, а завтра ты. Это не запорожцы, которые часто сами грешили людоловством и выступали союзниками крымского хана. Как я заметил, чубатых собратьев донцы особо не уважали. Взять хотя бы эту войну, когда любители шаровар и горилки заключили соглашение о нейтралитете с османами. Но это сейчас к делу не относится.

– А может, она сама захотела казаков ублажить. Да и деньга дело не лишнее. Решила заработать на корову или ещё чего.

Пытаюсь разглядеть гниду, которая вякает из-за спин казаков. Но сучоныш благоразумно не показывается.

– Я своё слово сказал. Вины за мной нет и на суд я не согласен, – произношу, демонстративно глядя в глаза Денисову и опуская руку на рукоять пистолета.

– Не много ли на себя берёшь, малец? – наконец взял слово полковник. – Покалечил моего человека. Неизвестно, сама ли девка согласилась, или её силком уволокли. Ещё и дерзишь, выражая неуважение казацкому кругу. Ты кто таков, чтобы такое говорить? И кто тебя спрашивать будет, согласен ты на суд али нет?

– Я православный воин, если вы не заметили, господин полковник. В отличие от крысы, которая из-за спин казацких тявкает, сегодня мы с товарищами первыми ворвались в укрепление. И с татарами я воюю в том числе из-за того, чтобы вот таких девчонок не воровали и не продавали в гаремы турецкие. А ещё я не для того сегодня лез под пули и сабли басурманские, чтобы увидеть, как казаки волокут полонянку насиловать. Вы на неё гляньте! Одна кожа да кости. Да ещё наверняка ей жилось здесь несладко, видно же, что басурмане не стеснялись и девок насильничали. Что же до суда. То я согласен на суд военный, так как сейчас нахожусь на службе в русской армии. Напомните, кто знает, чего там положено насильникам и прочим ворам? Вы же тоже вроде как на службе у Её Величества, господин Денисов.

Крыть полковнику было нечем. Он больше не ухмы-лялся и смотрел в сторону Иловайского. Народ особо не обсуждал сказанное, но довольных было немного. Наконец Денисов принял решение и позвал какого-то – Чумакова.

Сквозь толпу протиснулся невысокий и нескладный мужичок с неприятным лицом и куцей бородёнкой.

– Ты был назначен следить за полоном и помогать людям. Как девка оказалась у ентой троицы?

– Ну, так это же Ефимка Васильев. Всё ему неймётся и надо свой стручок присунуть. Не уследил я, Илья Фёдорович, или девка сама к ним сбежала. Поманили деньгой, вот и решила подзаработать.

Меня нисколько не удивило, что Чумаков и оказался обладателем фальцета. Ясно стало, что это какой-то местный обозник. Судя по чистому зипуну и штанам, он сегодня в числе первых на баррикады не лез. Тем временем представление продолжалось. Удар почти без замаха, и сморчок падает на колени, хватаясь за грудь.

– Я тебя, курву, предупреждал, чтобы полон не трогали? Ты опять за свои делишки взялся? Завтра переходишь в третью сотню к новикам. Будешь в дозоры ходить и ямы под нужники копать. А ты, воин православный, – будто выплюнув, произнёс Денисов, – за самоуправство будешь наказан, в соответствии с положениями, принятыми в русской армии. Двух раненых недоумков к доктору, третьего рыть могилы, а то больно много сил после боя осталось.

Казаки громко выразили своё одобрение решению полковника. Сразу же посыпались шуточки насчёт здоровяка, назначенного могильщиком. Времена простые и нравы тоже. Мне таких шуточек не понять.

– Герой наш и его товарищи, кто не ранен, тоже отправятся работать лопатой, – вставил свои пять копеек Иловайский. – А то кто-то здесь решил, что может брать суд в свои руки. Вот и поработаешь руками, а мы определим с господином полковником, какое тебя ждёт наказание. Чего встали? Выполнять!

Под одобрительные крики казаков мы дружно бросились в сторону огромной кучи трупов. Лето на дворе и подобное соседство не самая приятная компания для живых людей. Миллионы мух извещали окружающих, что они благодарят людишек за такой царский подарок.

Открываю глаза и сажусь на кровати. Переход ото сна сегодня был более спокойный. Сердце стучит в нормальном ритме, мысли текут плавно. Я не ощущаю за собой вины, а, наоборот, считаю, что поступил правильно. Педофилов всех мастей нужно уничтожать как бешеных псов. К сожалению, в моём времени справедливость перестала торжествовать и подобные изуверства давно стали нормой. Ужасно, что наше общество привыкло к творящейся несправедливости, и весьма равнодушно воспринимает подобные новости. Изнасилованный или убитый ребёнок – это и есть реалии нашего времени. А главное, полнейшее нежелание власти обращать внимание на проблему. Иногда складывается впечатление, что всё это делается специально.

Выхожу на балкон и достаю вайп. Изумительный вид утреннего моря и предрассветного солнца не находят отклика в моей душе. Сон разбередил какие-то потаённые раны и отбил всякое желание наслаждаться окружающими видами. Делаю пару затяжек и принимаю окончательное решение. Кто если не мы? Успокоившись и обретя душевное спокойствие, иду в номер.