Текст книги "Логика сумасшедшего"

3

■ ■ ■

– Ну что, брат Чижов, чем порадуешь? – генерал подозвал жестом следователя перед тем, как сесть в машину. – Чай всё же не бомжа пытались завалить, а без пяти минут полковника полиции.

– Да покамест рассказывать нечего, – хмыкнул Чижов. – Эксперт предполагает, что ударили ножом, хотя пёрышко покуда не нашли. Странно, что напали тут, а не у его собственного дома. Никто же не мог знать, что он окажется тут на ночь глядя. Разве что этот ваш журналюга, к которому Игнатьтев и направлялся, по его же словам.

– Ты это брось, – насупился генерал. – Старостин-то тут причём? За всю мою ментовскую жизнь ни разу не было случая, чтобы журналисты кого-то мочили. Нет, словом, конечно, грохали, причём наповал – когда статья в газете решала судьбу человека. Но чтобы вот так, «пером» наподдать – это какой-то сюр совсем из другой оперы. Тем более, они друзья с Игнатьевым.

– Я и не говорю, что нападал этот Старостин! – взъершился Чижов. – Хотя… Сегодня друзья, а завтра – не друзья. А что если он подполковника вызвал на «стрелку»? Вы можете гарантировать? Алиби-то у Старостина нет…

– Чижов, не зарывайся! – прикрикнул генерал. – Моду взял спрашивать с генералов. Заподозревай меня ещё!

– Будет надо, и заподозреваю – закон-то превыше ваших звёздочек.

Генерал прикурил, но не потушил зажигалку, а в свете от её огонька посмотрел в глаза Чижову и хмыкнул:

– Придёшь ещё за повышением, так я тебе припомню, что превыше, что – прениже… Ладно, хватит дурковать – дело-то к ночи. – Нашли того, кто вызвал полицию? Что он говорит?

Чижов кисло скривился.

– Да нечего ему сказать: видел только сам момент нападения и падение Игнатьева. Даже не понял, по его словам, что был удар ножом. Так что пользы от него никакой – спасибо, хоть позвонил, не погнушался…

– Давай, Чижов, закругляйся – и без закидонов! – подал руку следователю генерал.

В этот момент у него зазвонил мобильник. Выслушав доклад, он шумно выдохнул:

– В рубашке, похоже, родился Игнатьев: жизненно важные центры не задеты. Крови, правда, много потерял, но это поправимо. Всё, поехал, – ещё раз тряхнул он руку Чижову. – Утром жду подробного доклада.

■ ■ ■

– Лев, участковый тебя уже отпустил? Говорить можешь? – спросил генерал по телефону, когда Лев Ильич отозвался. – Тогда спешу порадовать: жизнь Валеры Игнатьева вне опасности. Да, да, я тоже, ясен пень, доволен. А скажи-ка ты мне, чего вы с ним там нынче замутить хотели? Зачем он к тебе ехал?

■ ■ ■

Лев Ильич лежал во время этого разговора в ванне, погрузившись в густую мыльную пену.

– Хотел угостить его узбекским нашим шурпешником – чего это его деваха одними магазинными пельменями кормит… Да нет, не темню – грех разве почревоугодничать? Не без коньячка, само собой. Разве и после работы вашему брату заказано?

■ ■ ■

– Что же, придётся мне с Чижовым согласиться, – поменял интонацию генерал. – Алиби у тебя ни черта нет, между тем Валерик ехал именно к тебе – и у тебя же в песочнице едва не был убит. Вполне тянешь на полноценного подозреваемого – ты уж прости, ничего личного…

■ ■ ■

– Слушай, Генаша! – треснул Лев Ильич в сердцах свободной рукой по мыльной пене, да так, что её брызги окатили потолок ванной. – Ты по миру ходи, да хреновину-то не городи! До шитых звёзд дослужился, а всё комсомол играет в одном месте!

■ ■ ■

– Никак взял за живое? – вкрадчиво сказал генерал и поморщился, услышав плеск: – Да что же у тебя там хлюпает – рыбу в аквариуме руками ловишь, что ли? Ах, в ванне отмокаешь… Дело самое пенсионерское. И давно мокнешь? Полчаса? Ну и хватит с тебя! Давай вылезай и мечи на стол – сейчас подгребу. – И хлопнул по плечу водителя: – Домой отменяется: едем обратно.

■ ■ ■

– Да, Лев, ты состарел, как говорит моя внучечка – нет уже того нашего трогательного комсомольского минимализма: водочка-селёдочка.., – ностальгически оглядел генерал уставленный хорошими закусками старинный овальный стол, когда Лев Ильич провёл его в кухню. – Заберётся, егоза, на колени и давай дёргать меня за седины: «Деда, ты что, состарел, да?». Прямо какое-то Гуантанамо… Твой Ясик тебя ещё так не пытает?

– Меня-то не особо подёргаешь, – усмехнулся Лев Ильич, проводя рукой по короткому седому ёжику. – Но он другим берёт! Ты знаешь, например, что такое брейк-данс на животе?

Генерал глянул на него недоумённо, опускаясь на стул у стола.

– Ну, на дедовом, понятно, животе? Особенно после обеда?

Генерал рассмеялся и скомандовал:

– Ну что, развёрстывай, старичина! Не томи.

Лев Ильич принялся разливать коньяк.

– А не аукнется ли тебе, Генаша, при представлении к очередному крестишку ли, к местечку этот ночной выпивон с подозреваемым? – съязвил он и протянул старому другу бокал с искрящимся напитком. – Особенно, ежели тот наутро подозреваемым быть вдруг возьмёт – и перестанет?

– Типун тебе на язык! – легко пристукнул кулаком по столу генерал. – Да и официально подозреваемым ты ещё, Лев, пока не стал.

– Чего же так? – поддел его Лев Ильич. – А как ведь грозился!..

– Чижов ещё только завтра поутру возбудит уголовное дело, – объяснил генерал, глядя на Льва Ильича сквозь коньячную «линзу». – А пока лишь проводит осмотр места происшествия. Пьём-то, кстати, чего? – поднёс он коньяк к носу.

– Уж никак не отраву, – заверил Лев Ильич. – Мне двух покойников за один вечер на зоне не оттянуть. Коньячный материал с Дона, высший класс, хотя и разливают в столице под своей маркой.

– Да ладно! – не поверил генерал. – Хотя Первопрестольная жадна и вездесуща.

– Был когда-то такой коньяк «Дон» – в чёрных непрозрачных бутылках со скромненькой этикеткой. Ваяли его в посёлке Виноградном, на полпути между Семикаракорском и Цимлянском…

– Это где «между жарким и бланманже цимлянское несут уже»? – вставил генерал.

– Несли не там, начитанный ты наш, но не в том суть… Был-был наш достославный «Дон» – и сплыл. А спустя пару месяцев объявился уже вот в этой нарядной посудине, – щёлкнул он пальцем по бокастой бутылке, в каких некогда продавалась болгарская «Плиска», с роскошной красно-золотой тиснёной этикеткой. – Москвичи все запасы материала скупили – на сто лет хватит. Ну, за что выпьем?

Генерал снова чувственно вдохнул коньячный аромат.

– А просто так – за добрый вечер!

Лев Ильич согласно кивнул, и они, почти беззвучно чокнувшись, отхлебнули от своих чарок.

– Одна-ако! – восхищённо протянул генерал, смакуя коньячное послевкусие.

– А я что говорил, Генаша?! – щёлкнул теперь уже его по лбу Лев Ильич. – Мы как-то с моим приятелем, адвокатом Гришей Забродой помогали негласно одному хорошему человеку – некогда секретарю райкома партии избраться главой района – это ещё когда я на юге жил. Ну, победил он, а появляться на людях с нами, правозащитниками, ему, понятное дело, не в кайф, оттого и на банкет не позвал. Является как-то в сумерках, куширями, как на Дону говорят: душа, мол, не на месте, братцы, – давайте отметим. В руках авоськи с закусью. Гриша мой выкатил «Дон», а тот такой скривился чуть ли не презрительно: «Убери…». И достает из портфеля типа армянский. Мы с Гриней переглянулись: хозяин – барин, ничего, потерпим. Выпили рюмку, вторую, – а от третьей ну прям с души воротит: коньяк-то его, всем уже ясно стало, не того. «Ладно, давайте, – смущённо бормочет тут наша незадачливая креатура, – ваш «Дон»… Сволочи, а я ведь за него, – чуть не треснул он едва начатой бутылкой армянского по стене Гришиного кабинета, – больше пол-штуки заплатил!». А дело было-то ещё в начале века – деньги совсем не те, что нынче…

У генерала зазвонил мобильник.

– Прости, – бросил он Льву Ильичу. – Да, родная, – пока ещё занят. Нет, не на совещании – с Лёвкой нашим пью коньяк. Да-да, с тем самым, из Ташкента. Такая вот методика – раскалываю подозреваемого, развязываю ему язык. Всё, ладно, дома расскажу – если смогу связать два слова.

– Волнуется супружница? – понимающе спросил Лев Ильич.

– Волнуется, – подтвердил генерал, убирая мобильник в дорогой кожаный чехол. – Причём, что интересно, за тебя. – Теперь он сам уже разлил понравившийся ему коньяк по бокалам. – Ну что, вдругорядь – добрый вечер?

– Привет ей от меня передавай! А что это Елена вдруг через столько лет заволновалась за меня?

– Да как услышала о подозреваемом… – Генерал вдруг рассмеялся. – И это после того, как ты её изводил, когда ещё вы вместе работали в редакции! До сих пор закипает, как вспомнит: выстою, говорит, очередь в столовку, только с полным подносом к кассе, а тут Лев обязательно нарисуется. «Как, Леночка, супец сегодня, не простывший?» – и палец в её тарелку! Она: «Лев, бесстыжий, куда ж ты пальцем тычешь?! Да я не буду есть после тебя!». А ты: «А вот и славно! – и кассирше: – Пробейте мне – я не такой брезгливый». Я ещё, когда впервые пожаловалась, хотел тебе по голове за эту хохму настучать.

– Какая злопамятная, кто б мог подумать, – расплылся в лукавой улыбке Лев Ильич. – Пусть скажет спасибо, что ты её через год у меня из-под носа увёл.

– Кому спасибо – мне или тебе? – пристально вгляделся в него генерал.

Лев Ильич помахал перед ним растопыренной пятернёй, словно смахивая с невидимого сенсорного экрана нахлынувшие романтические воспоминания.

– Теперь уж чёрт не разберёт, Генаша…

4

Генерал взглянул на часы.

– Ну что, будем заканчивать вечер воспоминаний?

Лев Ильич, не глядя на него, согласно покивал.

– Один вопрос из современности – и я испаряюсь, как Воланд. – Генерал встал и прошёлся по кухне. Отдёрнул оконную штору. – А от тебя площадку, где на Игнатьева напали, и не видно… Скажи мне, ты его позвал или он сам напросился на этакое застолье? – обвёл широким жестом стол с так и нетронутыми закусками генерал.

– Я, я его позвал, – поднял правую руку ладонью к собеседнику, как приносят присягу в американских судах. – Пиши чистосердечное, начальник! Нужно было перетереть об одном дельце…

– Которое он вёл?! – вскинул брови генерал.

– Которое никто не вёл… Но может быть вёл бы, со временем, и он.

Генерал недовольно хмыкнул и резко задёрнул занавеску, отчего та сорвалась с большинства зажимов.

– Что-то ты, Лёвка, заводишь рака за камень! И это мне не по душе.

– А мне не нравится, что портят мои вещи! – Лев Ильич махом допил коньяк из своего бокала, вскочил со стула и перенёс его к окну. – Являются на ночь глядя, – полез он на стул, – назюзюкаются до положения риз, – вскарабкавшись, стал прикреплять на место занавеску, – и обрывают занавески! Вот чёрт, – заметил он место порыва, – теперь придётся штопать.

– Что же тебе так уж и некому эти чёртовы шторы заштопать? – скептически глянул на него генерал. – Судя по тому, как здесь всё у тебя, – огляделся он по сторонам, – аккуратно и чистенько, на ваше султанство гнёт спинку не одна только Зульфия, но также и Гюли. А может и Фатьма.

– Гнут, – но не в этом помещении, – двусмысленно осклабился Лев Ильич и слез со стула, закончив подвешивать заново штору. – Впрочем, бывает, что и тут – когда совсем уж замуж невтерпёж… А тебе, Генашечка, завидно?

– Старый ты, Лёва, селадон! – с деланным порицанием сплюнул генерал. – Сколько тебе? Когда мы на твоём шестидесятилетии гуляли? Два года назад? И всё – «уж замуж невтерпёж»… – Вдруг он смахнул ёрническую улыбку и потребовал колко: – Давай, колись, зачем Валеру звал!

Лев Ильич однако вовсе не был застигнут врасплох. Он не спешил отвечать. Тщательно расправил фалды водворённой на место шторы, плеснул гостю и себе коньяку. Сам пить не стал, но смачно поддел из банки крохотной вилочкой золотистую шпротину и отправил её под свою фирменную старостинскую тонкую щётку усов.

– Ты понимаешь, Генаша, не моя это тайна, – нехотя начал он.

Генерал обалдел.

– Тайна?! – вскричал он огорошенно.

– Нет, конечно, не тайна, пожалуйста, не делай на меня стойку, как на вальдшнепа, – только теперь Лев Ильич отхлебнул из бокала коньяк. – Но дело это конфиденциальное, а я в нём, так сказать, посредник…

– Час от часу не легче! – заходил по кухне генерал. – Тут его друга хотели пришить, а он у него, выясняется, какой-то посредник… И чем же наш Валерик промышлял, а ты ему в чём споспешествовал?

– Да он и не знал ещё, что я – посредник. И даже не догадывался…

– Стоп! Стоп! – генерал плюхнулся на стул и залпом опорожнил свой бокал. – Запутал ты меня совсем, Лёва, со своими фигурами речи. Ты это… в фельетонах своих изощряйся, тешь витиеватыми словесами манерных барынек, а мне, волку позорному, излагай в чётких формулировках – будь так любезен. Иначе я, – он постучал обоими указательными пальцами по своему лысоватому черепу, – умом повернусь. А у меня жена, дети, внуки… Кстати, я говорил тебе, что скоро третий будет. Пацан – уже ходили на УЗИ.

– Да вроде что-то.., – пробормотал невнятно Лев Ильич в ответ, явно не помня этой столь важной, с точки зрения друга, новости. Хотел ещё что-то добавить из вежливости, но тут у него зазвонил мобильник.

– Да, это я – кто ж ещё может быть на моей трубе?!

– Ну, знаете ли, всякое бывает, – сказала смуглянка, что так неохотно отпускала своего Валерика к Льву Ильичу. – Скажите, у вас ещё там не закончилось?

Лев Ильич словно новым взглядом окинул их с генералом импровизированное застолье, пожал плечами в ответ на вопрошающий взгляд гостя и протянул:

– А… что вы, собственно, имеете в виду?

– Ну что там у него бывает – засада, обезвреживание, захват, – нервно ответила смуглянка. – Он же ради этого умчался? Пельмени, говорит, ешь – и за дверь.

– А, ну да, – сообразил наконец Лев Ильич, с кем он говорит. – Но сегодня, к счастью, никаких захватов не случилось, зато было много рутинной оперативной работы с документами.

В трубке понимающе хмыкнули.

– Ну ясно… После Ельцина это теперь бухалово так называется? И где же вы, гаврики, квасите? И не пора ли по домам – на часы хоть смотрели?

– Глаз от них, голубица, не отрываем, – в тон ей ответил Лев Ильич и, зажав мобильник в руке, погруженной в карман, шепнут генералу: – Валеркина пассия. Потеряла его, икру мечет.

– Только ни гугу ей, что случилось! – одними губами проартикулировал генерал. – Наври с три короба, тебе не привыкать.

Лев Ильич показал ему кулак с зажатым в нём мобильником и заворковал в трубку:

– Точнее сказать, я глаз от часов не отрываю, – медоточиво продолжил он разговор, – а Валера давно оторвал – спит, как сурок.

– А чего ж он трубку не берёт? – возмутилась смуглянка.

– Дак ведь… Выпили мы с ним, сказать по совести, с устатку по граммулечке, – совсем без удовольствия дал псевдопризнательные показания, косясь на выставившего большой палец в знак одобрения генерала, Лев Ильич, – вот он сердешный и спёкся. Пришлось свой диван уступить – больше-то ему падать было не на что. Так что доедайте, деточка, свои пельмешки и тоже ложитесь баиньки. Раньше, чем завтра, он всё равно каяться не прибежит.

– Пусть только явится! – совсем, впрочем, не злобно выдохнула в трубку смуглянка. – А вам, парниша, – вдруг самикошонничала она почти интимно, – спааакойной ночи.

– Взаимно, детка! – чмокнул мобильник Лев Ильич и отключился.

– Молодец! На ять исполнил! – воскликнул тотчас генерал. – Пусть меньше людей пока знает, что стряслось с Валерой. Тем более, он вне опасности: через пару деньков прихиляет с эффектной повязкой – дескать, бандитская пуля. Она ему за это всё простит – грехи и прошлые, и будущие! А покамест пусть девочка зря не понтуется – только напустит лишней суеты.

– Ну и циник же ты, Генаша, – неодобрительно покачал головой Лев Ильич.

– А это не цинизм, а ложь во спасение! – вскинулся генерал. – Игнатьеву она всё равно не поможет, а себя изведёт.

– Пусть будет так, – примирительно отозвался Лев Ильич. – Ещё по пятнадцать граммов?

Генерал поколебался, но кивнул:

– Давай, но последние. И поделись всё-таки, будь хоть раз в жизни человеком, чего такого вы с Валерой затевали. Не случайно же кто-то его тут подкараулил.

– Ты думаешь, есть связь? – вздрогнул Лев Ильич.

– Не исключаю, – мягко уточнил гость.

– Хорошо… Надеюсь, ты меня не сдашь. Всё в общем-то предельно просто. Ко мне зашёл сосед и попросил порекомендовать человечка из ваших – разыскать тихой сапой какую-то пропавшую коробочку. Говорил, говорил, – остановил он попытавшегося ему возразить генерала, – и что в полицию лучше бы официально заявить, и что менты не исполняют приватные заказы, и даже про частное сыскное агентство. Но он и слышать не хотел. Тогда – а ты б соседу отказал? – я обещал ему подумать. А как подумал и надумал, позвонил Валере, чтоб закинуть удочку. И он обещал мухой примчаться.

– Хм.., – задумался, выслушав, генерал. – Я так понимаю, его имя ты соседу не называл?

– Конечно, нет, – заверил Лев Ильич. – Позвать его мне пришло в голову уже после ухода Митрофана Ивановича.

– А что это за коробочку твой профан-Митрофан потерял?

– Я тоже интересовался – не сказал, – развёл руками Лев Ильич. – Единственно, повторял, мол, не хочет огласки ни её поисков, ни самого факта пропажи. Семейная поди реликвия какая-то…

– Очень странно… – Генерал допил последние «пятнадцать граммов». – С одной стороны, нелепая таинственность вокруг какой-то коробочки, а с другой – покушение на убийство того, кому её предназначалось отыскать. Так и просится вывод, что некто сознательно остановил Валеру… И пока есть только один человек, на ком замыкается эта белиберда.

– И на ком же? – не скрывая любопытства, спросил Лев Ильич.

– На тебе, Лёвушка, на тебе…

В кухне повисла тяжёлая тишина. Первым её нарушил обескураженный Лев Ильич:

– Допустим, будем рассуждать логически, я был заинтересован в том, чтобы эта коробочка Митрофана, будь она трижды проклята, никогда больше не всплыла. Не будем сейчас гадать, почему именно, а просто примем за данность. Тогда уж, конечно, я, сволочь разэтакая, грохнул бы следака – даром, что старый приятель. Но тут логика и кончается: я ведь сам же этого следака и выбрал! И вообще ещё не успел предложить ему взяться за поиски, а он – на них согласиться. Впрочем, есть и логика сумасшедшего с раздвоением личности: один я наметил в помощники Митрофана Валеру, а другой я вскоре попытался Валеру ликвидировать, чтобы сорвать планы меня первого.

– Ну и нагородил! – рассмеялся генерал. – Анализ, впрочем, должен признать, впечатляющий. И даже твоё раздвоение личности меня бы не слишком, честно скажу, удивило, если бы не одно «но». Игнатьев позвонил мне вечером из машины – как теперь ясно, когда ехал к тебе, – и сказал, что днём допрашивал задержанного по уголовному делу, которое сейчас расследует. Так вот этот хмырь, по его словам, признался, что обчистил несколько квартир в Купчине, в том числе и в вашем доме. И Валера Игнатьев ехал, как он сказал, проверить это признание. Засомневался в его правдивости – заявлений-то о краже из вашего дома не поступало. Он даже и номер квартиры назвал: 334-я.

– Так это же квартира Митрофана! – вскричал Лев Ильич.

– Мне почему-то так и показалось…

В кармане Льва Ильича вновь ожил мобильник.

– А вот и Зульфия, – подмигнул он старому приятелю. И медоточиво – в трубку: – Конечно, моя радость, я один. И давно заждался! Да, стол уже накрыт. Ты скоро будешь? Подъезжаешь? Вот и славно!

– Ну и житуха у пенсионеров! – с весёлой укоризной помотал головой генерал и пошёл к выходу. – Рад был тебя повидать. Лене привет передам. А тебе, селадонушка, нескучной ночи! И не облажаться! – хохотнул он уже в дверях лифта.

– Типун тебе! – дурашливо замахнулся на него Лев Ильич. – Ладно, давай! Цалую, Лёва! – чмокнул он губами воздух и запер за генералом дверь.

5

■ ■ ■

– Старуха, спроворь кофейку, – выходя из душа и сытно сощурившись, сладкоголосо попросил Лев Ильич дожидавшуюся его в кровати в ворохе скомканных простыней аппетитную блондинку, только-только вступившую в тот самый возраст, когда «баба ягодка опять». – А я пока неотложный звоночек сделаю. А, птичка, спроворишь?

– Поросёнок ты всё же, Лёвка! – капризно проворчала, сладко потягиваясь, блондинка. – Вечно используешь женщину в наглую по полной программе. Никак не можешь смириться, что девушка маленечко попростаивает.

Лев Ильич приподнял у неё в ногах одеяло и смачно чмокнул в щиколотку.

– И сразу продолжим! – подмигнул он.

– Да уж будьте любезны! – словно ставя жирную точку, тряхнула распущенным волосами блондинка.

Она выскочила наружу, запахнула банный халат и отправилась в кухню.

■ ■ ■

Но позвонить сам Лев Ильич не успел – телефон его опередил.

Звонил Митрофан Иванович.

– На ловца и зверь бежит: как раз ваш номер набирал, – сказал Лев Ильич в трубку. – Не получается пока выполнить вашу просьбу, простите. Человек, которого хотел вам порекомендовать, внезапно оказался, как говорит автоматической голос моего сотового оператора, вне зоны доступа.

– Что ж, весьма печально.., – отозвался Митрофан Иванович. – А заменить его никем нельзя?

– Да думаю, вообще-то можно… Только нужно время – я ведь не отдел кадров МВД.

– Уж вы, голубчик, поднатужьтесь, – явно волнуясь, попросил собеседник. – А что случилось с вашей креатурой? Командировка? Или что? Постойте! – вдруг осёкся он. – А это не на него ль напали нынче во дворе?

– Га-атоовааа, Лёва! – пропела, пикантно выставив из-за угла нагую коленку блондинка.

Лев Ильич шикнул на неё слишком громко.

– Я чувствую, вам вновь не до меня, – разочарованно вздохнул в трубку Митрофан Иванович. – А вы что, не слышали об этом грустном происшествии? А я не только видел – даже вызывал полицию.

– Да, это был мой человек в системе МВД, которого я пригласил, чтобы «подложить» под вас, – подтвердил Лев Ильич. – Бедный Валера – его чуть не убили…

– Господь с вами! – Митрофана Ивановича дал петуха. – А мне удар, при всём коварстве, отнюдь не показался сильным.

– А для ножа особой силы и не надо.

– Ножа!.. – изумился Митрофан Иванович. – Так всё же его ударили ножом?

– В том-то и дело…

Лев Ильич хотел ещё что-то добавить, но возникшая перед ним блондинка решительно обжала своими ручками его руку с телефоном, и тот отключился.

– Так кофе пьём? – игриво поводила она пальчикам по щёточке его усов. – Или второй заход?

Лев Ильич осклабился.

– А угадай с одного раза!

Он нежно шлёпнул её, и они со смехом повалились на кровать.

■ ■ ■

– «Земфира» спит? – услышал Лев Ильич в мобильнике, который вечером предусмотрительно перевёл в бесшумный режим, когда трубка, положенная им по привычке рядом с подушкой, завибрировала у самого уха.

Лев Ильич оглянулся, чтобы удостовериться, спит ли его пассия.

– Ну, – буркнул он. – А это важно?

– Более чем, – сказал генерал. – У меня две новости: одна плохая, другая… странная.

– Старик, а можно чтоб совсем без новостей? – попытался уклониться от ночной беседы Лев Ильич. Он просил взгляд на светящиеся электрические часы, на которых мерцало «04:04».

– Тогда начну с плохой, – сухо ответил генерал. – Валера умер.

– Как умер! – вскочил с кровати Лев Ильич и, на бегу напяливая халат, выскочил из комнаты. – Как это умер?! – повторил он, прикрыв за собой дверь в комнату, где безмятежно сопела блондинка утомлённая ночью любви. – Ты же сам говорил, что его жизни ничего не угрожает, что удар пришёлся мимо жизненно важных центров…

– Продавал за что купил, – досадливо отозвался, чуть помолчав, генерал. – Да и события развиваются. Валера умер не от ножевого ранения – от отравления.

– Ёпштираман! – Лев Ильич сполз на кухонную табуретку. – В больнице что, как на «Потёмкине», готовят из червивого мяса?

– Уймись, восточный остроумец! – осадил его генерал. – Из чего б там ни готовили, он этого не ел: во-первых, при подобном ранении питают физраствором через капельницу, а во-вторых, будь он даже не ранен, когда б ему там было есть – его же госпитализировали в девятом часу вечера.

Лев Ильич потряс головой, чтобы окончательно проснуться.

– Чего молчишь? – спросил генерал в трубке, которую Лев Ильич зачем-то сунул в карман халата.

– А что за странная новость? – достал её Лев Ильич и снова поднёс к лицу.

– Та и есть, что Валеру, судя по всему, отравили.

– «По всему» – это по чему? – не мог взять в толк всё ещё довольно сонный Лев Ильич.

– По результатам вскрытия! – гаркнул генерал. – Тебе протокол его зачитать?

– Да нет, верю на слово… Но как же это так?.. – не мог смириться с новостью Лев Ильич.

– Ты его сожительницу хорошо знаешь? – спросил генерал. – Не могла она ему в порыве, скажем, ревности, чего подсыпать?

– В порыве ревности к кому – ко мне? – удивился Лев Ильич. – Он же ко мне поехал. За это можно было сцену закатить, но изощрённо убивать…

– Ну да, – глухо отозвался генерал и отключился.

■ ■ ■

Лев Ильич провожал блондинку. Вызванный им лифт подошёл не пустой. Из него вышел участковый – майор Алиев.

Увидев его, Лев Ильич вдруг рассмеялся. Майор при этом явно сконфузился.

– Я займу всего пару минут, – поспешил он заверить известного журналиста, который был явно помят после бурной ночи.

– Это было бы актуально часа три назад, – понизив голос и скосив глаза на блондинку, шутливо пробормотал одним уголком рта Лев Ильич, – а теперь… – И пропел: «Кондуктор не спешит – кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда…»

– Не зарекайся, Лёвушка! – промурлыкала блондинка, чмокая его в щёку перед тем, как войти в лифт. – Мой телефон всегда заряжен, оплачен и включён – ты это помнишь?

– Для красоты ж, старуха, слога! – извинительно развёл руками Лев Ильич и пошёл на неё, выпроваживая в лифт. – Ну, пошли, майор Алиев! – широким жестом пригласил он участкового, когда пассия укатила. – Увидел тебя и вспомнил военную кафедру Ташкентского университета – у нас там был твой однофамилиц, только узбек. Чудила страшный – оттого вся кафедра его звала «твою в качель майор Алиев». Как жизнь, Гитинухума Узунгаджиевич?

– Можно просто Геннадий, – предложил участковый. – Так русским проще.

Лев Ильич отмахнулся:

– Зачем же упрощать? – И повторил, просмаковав: – «Гитинухума Узунгаджиевич». Красиво и звучно! Правда, длинновато… А друзья как зовут?

– Гитин.

– Вот это оптимально: и правильно, и не утомительно!

Участковый растерянно остановился перед кухонным столом, сесть за который не решился – стол хранил обильные следы вечернего возлияния.

– Прости – не успел марафет навести, – сказал, ничуть не смущаясь, Лев Ильич и принялся быстро перемещать грязную посуду в раковину. Потом стал было протирать тряпкой закапанную вином клеёнку, но махнул рукой и просто сдёрнул её, обнажив дощатую лакированную поверхность. – Падай, дорогой, – позвал он к столу визитёра. – Чай будешь?

– Не откажусь.

Лев Ильич включил электрический чайник, достал и разложил по кружкам пакетики «Ахмада», открыл сахарницу и достал из холодильника блюдца с нарезанным лимоном и с курагой, вазочку с мёдом. Затем распечатал рохат-лукум и халву, тоже выложив их на тарелочки.

Участковый наблюдал за ним с возрастающим интересом.

– Вы накрываете прямо как моя мама! – вырвалось у него.

– Мы же с тобой одной крови, Гитин, – ты и я, – отозвался Лев Ильич, разливавший по кружкам кипяток. – Восток рулит!

– Ну точно – вы ж с Востока! – улыбнулся участковый. – Я читал в аннотации к вашей книжке «Пятьсот слов о политике» – только забыл вот…

Лев Ильич бросил в рот курагу, разжевал и лукаво прищурился:

– Можно подумать, и саму книгу читал? Или только аннотацию?

– Могу сдать зачёт, – подхватил его тон участковый. – Спрашивайте из любого места!

– За что хотели убить подполковника Игнатьева? – молниеносно отреагировал Старостин.

Улыбка сползла с лица участкового.

– А это не из вашей книжки… Об этом я и сам собирался вас спросить. Вернее, мне следователь Чижов поручил. Так что, – участковый снова стал строгим майором Алиевым, – вопросы теперь буду задавать я. Если позволите.

– Твою в качель, майор Алиев.., – протянул, качая головой, Лев Ильич.

■ ■ ■

Валерикова смуглянка ловила на обочине широкого проспекта машину.

– Куда ехать, красава? – услышала она за спиной типичный шофёрский окрик.

Обернулась. Метрах в трёх от неё стоял невысокий и совершенно невыразительный мужчина.

– На Петроградскую, – ответила машинально она и только тут поняла, что мужчина, задавший столь естественный в её ситуации вопрос, в ситуацию эту не вписывался. Смуглянка растерялась, но не смогла сразу понять, что её смутило. А в следующий момент осознала: мужчина-то был без машины.

Смуглянка испугалась и огляделась: вокруг было людно, но не настолько, чтобы чувствовать себя в безопасности. А мужчина уже приблизился к ней вплотную и выдохнул:

– Не вздумай пикнуть!

Он насильно взял её под руку и, кивнув на припаркованную вдалеке машину, дал знак, чтобы шла.

– Оставьте меня! – прошипела смуглянка. – Ты, козёл, сейчас же отпусти мне руку! – попыталась она рывком вырваться, но безуспешно.

Мужчина и ухом не повёл, продолжая упорно вести её к машине под руку, словно они вместе прогуливались.

– Слушай сюда, – склонился он к её уху. – Игнатьев твой сдох.

– Что-о-о-о! – заорала смуглянка от неожиданности так, что мужчина постарался закрыть её рот, прижав её голову к своей груди. Пара прохожих всё же оглянулись, но, увидев, что парочка обнимается, пошли себе дальше.

– Гнида твоя ментовская, говорю, бросила кони, – повторил похититель. – Туда ему и дорога. А ты, если не хочешь тоже принять на грудь и последовать за ним, будешь делать всё в точности, как я скажу…

■ ■ ■

– Чой тайёр, урток майор! – весело объявил Лев Ильич, когда электрочайник выключился с громким щелчком. – Что в переводе с почти родного мне узбекского означает: чай готов, товарищ майор, – пояснил он и налил доверху обе кружки с пакетиками «Ахмада».

– У вас дома есть какой-нибудь яд, Лев Ильич? – спросил участковый, принимая от него кружку с чаем.

– Уже знаешь, что Игнатьева отравили? – ответил тот вопросом на вопрос и сразу поскучнел. – Яда у меня нет, Игнатьева я не травил, и вообще – где расписаться, что с моих слов записано верно, мною прочитано и дополнений не имею?

Участковому стало неловко.

– Не обижайтесь, – мягко сказал он. – Чижов велел спросить – я и спрашиваю… А ещё он приказал узнать, не знаете ли вы, у кого на Игнатьева мог быть зуб?

– Ну и хмырь, этот Чижов! – обозлился Лев Ильич. – Будто не знает, что у участковых собственных дел вечно невпроворот – ещё и свою работу на тебя повесил!

Майор неопределённо повёл плечом.

– Так и хочется нагородить тебе кучу «признаний», чтобы Чижов всё бросил и примчался сюда разгребать этот хлам до морковкиного заговенья, – ядовито буркнул Лев Ильич.

– Морковкиного чего? – не понял участковый.

– Выражение такое раньше было – теперь говорят, до ишачьей пасхи.

– А, понятно…

В дверь позвонили. Лев Ильич чертыхнулся и пошёл открывать. На резиновом коврике стоял Митрофан Иванович.

– Простите за ранний визит, бога ради, – сказал гость. – Я всего на два слова.