Текст книги "Виринея, ты вернулась?"

Глава 24

Известь нашлась в подвале, Вера погасила ее в большом корыте и, перед тем как приступить к побелке, решила уделить немного времени исследованию подпола. На прочных деревянных полках до сих пор стояли банки с соленьями, вареньем и даже маринованными арбузами – консервация обычно кормила семью всю зиму. Вера задумалась, вспоминая вкус маринованного арбуза. В детстве он казался отвратительным, но сейчас она, пожалуй, не отказалась бы отведать его снова.

Пока Оля мыла полы наверху, Вера снимала соленья с полок и ставила в деревянные ящики для овощей. Один за другим вытягивала ящики наверх – надо будет дотащить до ближайшей мусорки. Вера ненавидела выкидывать продукты и трепетно относилась к тому, что готовили мама и бабушка. Старалась все съедать до конца, но есть старую консервацию просто опасно, уговаривала она себя, снимая очередную запылившуюся банку с полки и нежно проводя рукой по пожелтевшей бумаге, где бабушкиным или маминым почерком было выведено очередное название «абрикосовое с косточками», «вишня без косточек», «клубничное», «малиновое». Чтобы избавить себя от щемящего чувства, Вера пообещала себе сварить в этом году такое же варенье из домашних ягод. Старую тетрадь с рецептами она еще утром заприметила в одном из ящиков. И Олю можно привлечь к процессу, пусть перенимает семейные традиции. Некоторые из них.

Освободив подвал и внимательно осмотрев имевшийся в наличии садовый инвентарь, Вера подняла в дом кипу старых газет, зачем-то хранимых бабушкой, и присоединилась к дочери. Вместе они до блеска отмыли старые окна, нуждавшиеся в основательной покраске, отскребли от птичьего помета цинковые подоконники. Вера безжалостно сорвала с окон занавески, пропахшие пылью, и кинула их в стирку. Порошка не было. Буран жалобно подвывал – утренней порции творога собаке оказалось недостаточно. Вера решила, что откладывать поход в магазин не имеет смысла.

Переодевшись – натянув новые джинсы, спортивную кофту и куртку, – она забрала волосы в пучок и надела темные очки. Семнадцать лет прошло, подросло новое поколение, может, не узнают?

– Оля, я в магазин, – крикнула она дочери.

– Я с тобой! – Оля кинула опостылевшую тряпку в ведро, – только можно, я то платье надену?

– Нет, – Вера вздрогнула.

– Почему? – не поняла дочь. Обычно мать не запрещала ей что-либо без веских на то оснований.

– Потому что на улице еще прохладно, – быстро нашла объяснение Вера, – надень что-то теплое и куртку с капюшоном.

– Но там солнце, – попыталась протестовать Оля.

– Сделай так, как я прошу, – излишне категорично отрезала Вера и тут же попыталась сгладить свой ответ:  – Солнце в середине весны самое коварное. Все на него покупаются, не замечая холодного ветра.

Оля кивнула и отправилась переодеваться.

А Вера стояла на пороге. При мысли о том, что вскоре она встретится с людьми, знавшими ее с детства, перехватывало дыхание. Она крепко сжала кулаки, зажмурила глаза и сделала два глубоких вдоха. Без паники. Это всего лишь люди, не надо бояться, прошло много времени, все будет хорошо.

Три минуты спустя Оля вышла из комнаты, она надела темное шерстяное платье – брюки дочь категорически не признавала – и накинула сверху куртку.

– Буран, – свистнула Вера. Собака мигом выскочила из светелки и завиляла хвостом, всем видом выражая готовность отправиться навстречу приключениям.

Вера надела на Бурана ошейник – насколько она помнила, сельские собаки всегда были готовы атаковать чужака. Впрочем, это касалось не только собак.

– Мама, а село большое? – поинтересовалась Оля, когда они с Верой вышли на крыльцо и та закрывала двери.

– Было около трехсот домов, сейчас не знаю.

Вера направилась к калитке, машинально отметив, что нужно будет в ближайшее время проредить заросли. Оля следовала за матерью.

– А долго мы здесь пробудем? – Олю заросли не смущали, она легко касалась рукой веток, и те словно расступались перед девочкой.

Вера задумалась. Вчера она бежала в панике в единственное место, где муж и Лобанов-Ростовский не смогли бы отыскать ее и Олю. Здесь она собиралась взять передышку, собраться с мыслями, а дальше что? Остаться здесь навсегда? Немыслимо. Оле нужно поступать в университет, Вера не может обречь дочь на жизнь в глуши. Но, с другой стороны, только в этой глуши девочка находится в безопасности – здесь ее дар предвидения не сможет развиваться.

Веру разрывали двоякие чувства. Судьба дочери в ее руках, и от нее одной зависело, как она ею распорядится.

– Возможно, нам придется пожить здесь некоторое время, – обтекаемо объяснила она дочери. – Ты пока пойдешь в местную школу, запускать учебу нельзя.

Краем глаза Вера заметила, как Оля вздрогнула, и ласково погладила девочку по руке.

– Не переживай, когда-то здесь была неплохая школа. Учеников не так много, ну и со своими знаниями ты окажешься лучше всех, – ободряюще улыбнулась дочери Вера. – Мы не можем пропускать, тебе поступать через два года. И не бойся, того, что произошло с тобой, не повторится.

Оля кивнула. Они вышли на проселочную дорогу. На обочине еще держалась грязь после стаявшего снега, но середина дороги выглядела сухой – кто-то заботливо засыпал ее щебенкой. Вера кинула взгляд на бывший дом тети Мани и заметила Настю, смотрящую в окно. Девушка приветливо помахала ей рукой, Вера, замешкавшись буквально на секунду, помахала в ответ.

– Кто это? – заинтересовалась Оля.

– Соседка, они недавно переехали.

– Она тоже в школу ходит?

– Нет, – широко улыбнулась Вера, – Настя ждет ребенка. Она старше тебя.

– Ясно, – констатировала Оля и снова кинула любопытный взгляд в окно. В отличие от самой Веры Оле явно требовались друзья, возможно, Настя станет для нее хорошей компанией.

Солнце ощутимо пригревало, апрель обещал быть теплым, и Вера подумала, что с рассадой не стоит мешкать – сегодня же замочит семена и подготовит тару.

Дорожка вывела на главную улицу села. Здесь располагались автобусная остановка, школа, детский сад и дома самых зажиточных жителей. В конце улицы находилось сельпо. Вера подумала, что нужно купить сразу все необходимое, чтобы хотя бы несколько дней не показываться на улице. И тут же остановила себя – шила в мешке не утаишь, все равно о ее приезде узнают. Оле придется пойти в школу, а для этого надо договориться с директором. Наверняка противная Мария Семеновна все так же правит школой. Достаточно показаться ей на глаза, и все село тут же окажется в курсе.

Вера решительно ускорила шаг. За то недолгое время, что они шли от дома до центральной улицы, светлые кроссовки Веры успели потемнеть, подошва была вся в грязи. Глубокие лужи красовались посреди недавно отремонтированной центральной дороги.

Несмотря на то что время близилось к обеду, людей на улицах было немного. Те, кто работал в городе, уже уехали. Ученики в школе, малыши в детском саду. Навстречу Вере с Олей попались две бабки, увлеченно обсуждающие что-то. Новые люди привлекли внимание, и бабки даже приостановили дискуссию. Одна из них вгляделась в лицо Веры, а затем осенила себя крестным знамением и зашептала:

– Свят, свят, показалось.

Вера не заметила этого, лишь ускорила шаг, стараясь как можно быстрее пройти улицу, где даже дома со слепыми ставнями имели глаза и уши.

За пять минут они с Олей добрались до сельпо, Вера толкнула дверь магазина, автоматически отмечая новую продавщицу, просторное помещение и неплохой ассортимент. Повезло. Но удача отвернулась, едва они зашли внутрь, приказав Бурану ждать на улице.

В магазине три покупательницы обсуждали, что приготовить к приближающейся Пасхе. В тот момент, когда Вера вошла, они увлеченно спорили из-за рецепта куличей.

– Я в этом году буду печь на сметане, – с вызовом провозгласила одна из них.

Высокая, мощная, с перманентной завивкой на пережженных волосах и слишком ярким для утра макияжем, она походила на доменную печь – дышала здоровьем, энергией и одновременно отпугивала желающих приблизиться – жар спалит, костей не останется. Клавдия Игнатьевна. Ее Вера знала слишком хорошо. Как и двух ее собеседниц: Татьяна Николаевна была медсестрой в областной больнице. Невысокая, коренастая, похожая на добротную тумбочку. Ничего примечательного и привлекательного, но невероятно надежна и практична. Вторая – Галина Семеновна – бывшая председатель сельского совета. Высокая, худая, казалось, она не разговаривала, а тихонько шипела, что делало ее невероятно похожей на гадюку, которую если и разглядишь в густой траве, то будет уже слишком поздно. Тонкие узкие губы, серые волосы, забранные в пучок, очки и маленькие злые глазки.

– Сметана тесто тяжелым делает, – прошипела она.

Клавдия Игнатьевна уже открыла рот, чтобы достойно ответить Галине, но тут взгляд ее упал на Веру, и она замерла.

Игнорируя тройной источник местного зла, Вера подошла к стойке.

– Два батона, килограмм муки, килограмм сахара, три упаковки сметаны, три пачки творога, килограмм масла, одну курицу, три килограмма картошки, полкило корейки, – твердо продиктовала она молоденькой продавщице, которая понятия не имела, кто перед ней. – И еще вот тут у вас всякие хозяйственные принадлежности… мне потребуется…

Девушка принялась проворно складывать покупки в пакет. Оля рассматривала витрину с печеньем и конфетами.

А Клавдия, очнувшаяся первой из тройки, сипло, словно умирающая от удушья, проскрипела:

– Виринея? Ты вернулась?

Глава 25

Вторую половину дня Глеб провел в полиции. После ухода Бориса он провалился в забытье и проснулся пару часов спустя с тяжелой головой. Побродил по дому, распахнул окна, чтобы проветрить помещение – затхлый запах стал заметен даже ему. От одной мысли о кофе или крепком чае его мутило. Глеб отыскал в недрах холодильника давешний пакет с молоком и с отвращением выпил уже начавшую скисать жидкость. В голове начало понемногу проясняться. Вера знает об изменах – хуже и быть не могло.

Глеб заставил себя принять душ, надел джинсы с рубашкой, сверху накинул легкий свитер, расчесался, забрал длинные волосы в хвост и автоматически отметил, что не мешало бы наведаться к парикмахеру. Но пока мужчина, как мог, привел себя в порядок и оделся так, чтобы подчеркнуть свое высокое положение.

Участок находился в трех кварталах от дома, и Глеб с удовольствием прогулялся. Шоковое состояние понемногу отступало, его сменила жажда деятельности.

В участке Глеб написал заявление об угоне, выслушал скептические уверения, что железная коняшка уже давно разобрана на винтики и шпунтики, пообещал отблагодарить, если доблестное ГИБДД совершит невероятное и все-таки найдет машину целой и невредимой. Теперь пора было заняться возвращением долга Борису. Глеб ни секунды не сомневался, что тот поставит его «на счетчик», если выплата задержится.

Сто двадцать тысяч долларов. На счетах у них лежало около пятидесяти. Где взять еще семьдесят? Глеб кинул взгляд на отделение банка, находившееся рядом с полицейским участком. Отлично.

Девушка-консультант скучала за столом для приема клиентов. В послеобеденный час в банке было всего два посетителя – Глеб и пожилая женщина, получавшая пенсию в окошке кассы.

Девушка-консультант напоминала бутон розы – юна, свежа, упруга и готова раскрыться от легкого прикосновения.

– Добрый день, – улыбнулся Глеб, присаживаясь на стул, стоящий перед ее столом.

Та подняла взгляд, и Глеб понял, что сравнение с бутоном было некорректным. Глаза девушки оказались слишком взрослыми, отсканировали его, словно сканер штрихкод товара в дорогом бутике. Глеб увидел, как она оценила свитер Томми Хилфигер, поло от любимого Ральфа Лорена и джинсы Версаче. Глеб даже пожалел, что не надел часы. Одного предмета хватило бы, чтобы девушка отнеслась к нему благосклонно. Впрочем, ей, обслуживающей в большинстве своем пенсионеров и банковских должников, увиденного оказалось достаточно. Девушка расцвела.

– Чем могу помочь? – томным голосом поинтересовалась она.

– Светлана, – прочитал он имя на бейдже, терявшемся на объемной девичьей груди, – я бы хотел снять средства со счета, открытого у вас в банке.

– Да, конечно, – защебетала девушка, занося руки над клавиатурой, – ваши фамилия, имя, отчество, пожалуйста.

– Подольский Глеб Николаевич. Если не ошибаюсь, на счету в вашем банке, – Глеб почти бессознательно сделал ударением на «вашем», как бы намекая, что в других банках у него тоже имеются счета, а суммы на них могут быть и поболее, – около пятидесяти тысяч долларов.

Девушка на секунду остановила порхание рук и подняла глаза на Глеба, улыбнулась еще шире, кинула молниеносный взгляд на руку – обручальное кольцо. Но улыбка не изменилась. Очевидно, эта особа из тех, кого мелочи вроде наличия жены не смущают.

Конечно, конечно, я сейчас проверю, – уверила она Глеба, погружаясь в изучение информации на экране.

Глеб откинулся на мягкую спинку стула, скрестил руки на груди, закинул ногу на ногу и приготовился ждать. Впрочем, ждать пришлось недолго.

– Подольский Глеб Николаевич, – еще раз уточнила девушка, поднимая на Глеба удивленный взгляд. Улыбка сползла с ее лица, уступив место разочарованию.

– Он самый, – еще раз подтвердил Глеб, чувствуя внутри неприятный холод.

– На вашем счету сейчас порядка двух тысяч долларов, – отчеканила Светлана.

Глеб выпрямился на стуле, словно молодой ивовый побег, который безуспешно пытался согнуть шаловливый ребенок.

– Не может этого быть, – жестко заявил он.

– Тем не менее. Желаете узнать даты последних транзакций? – любезно предложила девушка. Она безошибочно прочитала на лице симпатичного мужика, что тот действительно ничего не знал об исхудавшем счете.

– Да, – кивнул Глеб, глаза его сузились. Конечно, он в последнее время несколько увлекся походами по девушкам и зачастил в «Метрополь» – место статусное и очень недешевое. Но не мог же он не заметить, как спустил почти пятьдесят тысяч долларов? Наверняка это Вера украла деньги. И словно в ответ на его мысли девушка сообщила:

– Позавчера, двадцать второго апреля, совершена оплата в гостинице «Метрополь» в размере пяти тысяч. Также были сняты наличные в банкомате…

– Все, спасибо, я понял, – резко прервал ее Глеб.

– Будете снимать? – поинтересовалась Светлана.

– Да, – кивнул Глеб, – я бы также хотел узнать, как взять кредит под залог недвижимости.

Глава 26

– Мама, что это было? – Оля едва поспевала за матерью, тянущей огромную сумку, набитую снедью и кормом для Бурана. Сумка была неподъемной, по мнению Оли, но мать тащила ее, не замечая веса, размашистыми шагами преодолевая улицу, казалось, еще чуть-чуть, и она побежит.

– Где?

– В магазине. Почему они назвали тебя Виринеей?

– Ошиблись, – пожала плечами Вера.

Они уже поравнялись со зданием школы. Ну что же, лучше пережить все неприятности за один день, чем растягивать их, расковыривая старые раны. Вера сбросила сумку с плеча и впервые почувствовала, что вспотела и устала, сумка оказалась действительно тяжелой.

– Подожди меня здесь вместе с Бураном, – коротко велела она дочери и направилась к школе.

Школа была единственным, чем небольшое село могло действительно похвастаться. Сюда привозили детишек и из окрестных сел, и даже из райцентра. В свое время председатель сельского совета расстаралась на славу. И хотя злые языки поговаривали, что со строительства исчезла энная сумма денег, выделенная государством, а вскоре глава сельсовета на пару с главой райцентра построили себе новые добротные дома, Вера относилась к этому равнодушно – неизвестно, какие средства выделялись, но и на школу не поскупились.

Добротное трехэтажное здание обрамлял двор, разбитый на сектора: футбольное поле для мальчишек предусмотрительно огорожено зеленой металлической сеткой, рядом с ним – тускло-желтые турники, горки, лесенки, которые со временем привлекли в школьный двор не только детвору, но и их родителей. Рядом – небольшая детская площадка с лавочками по периметру – место сбора бабушек с внуками. Со временем школа перестала быть просто учебным заведением, она стала центром местной жизни и досуга. Все сельские свидания назначались «на школе».

Само здание по-прежнему выглядело прилично – совсем не изменилось за семнадцать лет. Снаружи школа была облицована темно-красной матовой плиткой. Крыльцо выглядело свежеотремонтированным.

Вера толкнула дверь и вошла в вестибюль. Напольное покрытие на первом этаже заменили – линолеум уступил место небольшой аккуратной коричневой плитке, удачно маскировавшей грязь в любое время года.

Кабинет директора Марии Семеновны Сохновой находился справа от входа. Консьержа или какой-либо другой охраны в школе не было – сонный покой и относительная безопасность были преимуществами сельской жизни. В здании царила тишина, Вера бросила взгляд на часы – начало первого, наверняка еще идут уроки.

Дверь в приемную Марии Семеновны оказалась приоткрыта. В предбаннике сидела молоденькая секретарша – наверняка кто-то из многочисленных родственников директора, пристроенных по блату. В чем в чем, а в блате директор знала толк.

Девица скучала, глядя в окно. Мобильный телефон, щедро украшенный стразами, лежал рядом. Глянцевый журнал, чашка с чаем. Делать ей было решительно нечего.

Телефон звякнул, девица оживилась. Схватила его и попыталась разблокировать. Удалось ей это с третьего раза – мешали длинные ногти. Веру она в упор не замечала.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась та, заходя в приемную.

Девица вздрогнула и выронила телефон на стол, тишину сотряс грохот. Она тут же схватила телефон, тщательно осмотрела на предмет возможных повреждений и недовольно перевела взгляд на посетительницу.

– Здравствуйте, – протянула она. Белесые волосы, почти невидимые брови, блеклые голубые глаза и губы куриной гузкой.

– Мария Семеновна у себя? – поинтересовалась Вера, кивая на кабинет директора.

– А вы по какому вопросу? – осторожно осведомилась девушка. Что-то мешало ей проявить привычный снобизм по отношению к посетительнице. Обычно с родителями учеников это было легко, секретарша с огромным удовольствием демонстрировала им свою власть, заставляя потеть и переживать в ожидании приема у Марии Семеновны. Но эта женщина оказалась какой-то другой, такая потеть не будет, скорее заставит нервничать кого-то еще. «Неместная», – тут же решила секретарь.

– По личному, – спокойно ответила Вера и направилась к кабинету директора.

– Мария Семеновна не принимает, – слабо попыталась запротестовать девушка.

– Меня примет, – заверила ее Вера.

Она решительно открыла дверь и шагнула в кабинет, где в прошлом провела много неприятных минут.

Но прошлое осталось в прошлом, настоящее шло по другому сценарию. Это подтвердилось, когда Вера увидела директора. Женщина, казавшаяся ей в детстве олицетворением мощи, силы и абсолютной власти, буквально тонула в кожаном кресле. Седые волосы, сморщенное, словно печеное яблоко, лицо, покрытое многочисленными пигментными пятнами. Сухонькие ручки, лежащие на столе, дернулись при виде Веры. Платье, казавшееся сшитым на десятилетнюю девочку, висело складками и не скрывало чудовищной истощенности Марии Семеновны.

Больна. Смертельно.

Осознание молниеносно пронеслось в голове Веры, но женщина тут же отогнала эту мысль – она никого не лечит и не диагностирует, просто рада, что враги и личные демоны больше ее не пугают. Сочувствия к Марии Семеновне она не испытывала. Собственно, директриса сама когда-то полностью убила в Вере это чувство.

– Виринея, – прошептала та онемевшими губами, – ты вернулась.

Если бы не трагизм ситуации, Вера бы посмеялась. Похоже, эту фразу ей предстоит услышать еще не раз. Никакого разнообразия.

– Здравствуйте, Мария Семеновна. – Вера шагнула в кабинет, плотно закрыла за собой дверь и сделала два шага по направлению к директору.

Та инстинктивно отпрянула, еще больше вжавшись в кресло, и теперь напоминала крошечного воробья, тщетно пытающегося избежать когтей кошки, но уже понимающего, что он обречен.

– Не могу сказать, что очень рада вас видеть, но уверяю: бояться меня точно не стоит, – усмехнулась Вера, – по крайней мере, вам, – не удержалась она в последний момент.

С неожиданной ловкостью и быстротой Мария Семеновна вдруг вскочила со своего кресла, упала на колени перед Верой и схватила ее за руки.

– Виринея, тебя сам бог послал! Спаси меня, умоляю, любые деньги, только ты можешь, – залепетала она.

Вера сделала шаг назад и попыталась отцепить руки директора. Но та впилась мертвой хваткой и поползла за ней. Вера наклонилась и резко подняла женщину с колен, подивившись ее легкости, а ведь семнадцать лет тому назад Мария Семеновна с трудом проходила в дверной проем, будучи этаким символом тучности и плодородия. Вера отлично помнила, как директриса выглядела в день, когда выгнала из школы свою ученицу, перед которой сейчас так унижалась.

– Не надо, – холодно приказала она, настойчиво увлекая директора за собой и возвращая в кресло. Мария Семеновна рухнула на кожаное сиденье. Казалось, что неожиданный порыв выкачал из худосочного тела все жизненные силы.

– Я умираю, Виринея. – Слезы хлынули из глаз директора.

– Знаю, – кивнула Вера, – но ничем помочь не могу.

– Ты врешь, – обреченно покачала головой та, – просто не хочешь. И я тебя не виню. Я тебя… понимаю.

Пару минут обе женщины молчали.

– Мне нужно устроить в школу дочь, – наконец прервала паузу Вера.

– Сколько ей? – тихо поинтересовалась Мария Семеновна.

– Пятнадцать.

– Как время летит.

Снова пауза.

– Ты надолго сюда?

– Не знаю, жизнь покажет. Какие нужны документы?

– Только свидетельство о рождении, пусть завтра приходит, – прошептала Мария Семеновна, – классный руководитель биолог. Думаю, ей будет интересно. – Директор подняла выцветшие глаза на Веру.

Та пожала плечами.

– Ей все равно. Спасибо. – Вера направилась к двери. Но не успела взяться за ручку, как услышала тихое:

– Прости меня. Прости, если сможешь.

Немного постояв перед дверью, Вера обернулась и посмотрела в глаза Марии Семеновне.

Не больше месяца.

– Я давно простила, – твердо ответила она и вышла из кабинета.