Текст книги "Зачет по убийству"

Послышались горестные всхлипы, и разговор прервался. Прекрасно понимая, что виновата сама, я лишь вздохнула.

К счастью, вскоре появилась Настя, уже успевшая побывать в своем фитнес-центре и оттого весьма бодрая.

– Мы обе худеем, так что можем кое-что себе позволить, – не вполне логично, зато интригующе произнесла она и выложила на стол большой брикет мороженого и банку красной икры.

Это было кстати, так как из-за проклятого сантехника я не могла даже выбежать в магазин. Я сварила кофе и, попивая его сначала с бутербродами, а затем с мороженым и «Рафаэлой», отчиталась Насте о событиях насыщенного дня.

– Жизненный опыт бьет ключом, – похвалила меня подруга. – Итак, бери ручку и пиши.

Я удивилась, однако послушалась. Вот у кого харизма!

– Убийца – Надиров. Он узнал от Олеси о книге Алины Аловой, испугался, что там раскроют его махинации, прислал к тебе шпиона Мишу, а за Алиной установил слежку. Обнаружив, что та одна в фитнесцентре, дал приказ ее застрелить.

Мне надоело писать, и я отложила ручку. Настя между тем продолжала:

– Версия вторая – Татьяна Цапова. Потеряв доверие Иванченко, она бы лишилась всего, так что мотив у нее есть. К тому же она присылала к тебе съемочную группу и допрашивала твоих студентов. Версия третья – Валерия и Артур Шиловский. Валерия тебе звонила, а Шиловский за тобой следил. Иванченко и Андрея Алова мы оправдали. Кажется, все?

Я кивнула.

– Как выйти на Надирова, неясно, – продолжила Настя. – Разве что через Олесю – все-таки я убеждена, что она для него шпионила. Правда, ты ее уже спугнула.

– Да, – вынуждена была согласиться я. – А вот смотри, что получается. Анна Сергеевна – известная телеведущая, жившая в мире политиков и олигархов. Все они вроде бы знают о существовании обычных людей вроде нас – мы работаем у них секретарями, шоферами, учителями, – но не воспринимают нас всерьез. Помнишь, у Честертона никак не могли заметить убийцу, поскольку это был почтальон? Вот и здесь то же самое. Иванченко уверен, что убил Надиров, поскольку это пусть и враг, но личность его круга. А выходящее за этот круг он словно не видит. Про Олесю или Сергея он вообще не задумался бы, если б не я. И мотивы он видит только близкие себе – политический скандал, передел власти на телевидении. Я уверена, Алина Алова при всем своем уме мыслила так же.

– Конечно, – согласилась моя подруга. – Стандартная картина психологической деформации. Ну, и что?

Я попыталась поймать ускользающую мысль.

– А то, что при этих обстоятельствах Олеся, Сергей, Денис и им подобные могли бы с легкостью подготовить и совершить убийство. Они словно невидимки, понимаешь? Например, Анна Сергеевна собиралась Олесю уволить, но наверняка ей и в голову не пришло скрыть от нее это намерение или хотя бы выразить его в деликатной форме. Или ситуация с Сергеем. Любовника отправили в отставку, словно ставят в шкаф перегоревший утюг. А ведь он живой, он может обидеться. А не обидеться, так испугаться. Не зря ему кто-то наплел, что брошенным любовникам Алина мстит.

– Думаешь, это сочинил Надиров, чтобы глупый культурист, испугавшись, застрелил работодательницу? – заинтересовалась Настя.

– А вот не думаю! Надиров политик, он еще дальше от нас, чем остальные. Он может нанять шпиона-Мишу, но понять его даже не попытается. Он не сообразил бы, что у Сергея есть не только цена, но и чувства. А Олеся, например, сообразила бы. И мотивы ее были бы настолько далеки от жизни светской тусовки, что никто о них не догадался бы. Но Олесю не принимает в расчет не только Иванченко, но и милиция. Во-первых, они тоже уверены, что мотивы должны соответствовать статусу жертвы, а во-вторых, следствие ведет мужчина, а им никогда не избавиться от иллюзии, что глупая женщина – предел совершенства.

– Почему не избавиться? Для этого достаточно на совершенстве жениться.

– Это да. Тот же Иванченко теперь явно хочет, чтобы жена стала поумнее, да поздно, поезд уже ушел. Но обрати внимание – в убийстве ее Иванченко не подозревает. Прожив с нею много лет, он по-прежнему верит, что глупая женщина безобиднее умной. В результате Валерия тоже в некоторой степени становится невидимкой.

– Не возражаю, – кивнула Настя. – Олесю с Валерию тоже вноси в список. С первой ты уже напортачила, не повтори ошибок со второй. Надо беседовать лично, а не по телефону. Позвони ей и потребуй встречи.

– А если номер, с которого мне звонили якобы из «Лизы», не ее?

– Позвони да проверь.

Честно говоря, после неудачной беседы с Олесей мне страшно не хотелось.

– Может, ты позвонишь? – предложила я. – У тебя лучше получится.

– Меня она не знает, а тебя знает.

Мы уже довольно долго препирались, когда раздался звонок в дверь.

– Слава богу! – обрадовалась я. – Хоть с этим отмучаюсь.

Я открыла дверь. На пороге стояли два субъекта самого неприятного вида – настоящие громилы из триллера. Впрочем, кто ожидает привлекательности от водопроводчиков?

– Сюда, сюда, – засуетилась я, подталкивая их к туалету. – Вот, смотрите!

Шли они как-то нехотя – впрочем, какой водопроводчик трудится охотно?

– Течет! – объяснила я, с гордостью путешественника, отыскавшего наконец истоки Нила, указывая на бачок. Жизненный опыт подсказывал, что в общении с данной кастой требуется здоровый лаконизм. Никаких сложных предложений, лишь существительные и глаголы, подкрепленные жестами.

– ЫЫ? – удивился тот, что потолще, и, пятясь, выскочил из туалета. Я, возмущенная, – за ним. Мало мне гоняться за лощеными артистами – от меня что, теперь станут сбегать даже водопроводчики? Зачем же я худела? Или мне каждый день с ног до головы обливаться дорогостоящими феромонами?

Настя, и та несколько растерялась. Похоже, это водопроводчиков взбодрило. Переглянувшись, они сунули руки в карманы и вытащили… гаечный ключ? Резиновую прокладку? Шлямбур (не знаю, что это такое, но поверьте, это был не он)? Ничего подобного – они вытащили по большому пистолету и направили их на нас с Настей.

Словно завороженная, смотрела я на блестящий черный ствол.

– Говори! – потребовал тот, что потолще, и неожиданно выхватил у меня из рук бумажку, где я записывала Настины мысли. – Быстро!

Требования вооруженных бандитов следует выполнять беспрекословно, это я знаю. И, казалось бы, данное конкретное требование я исполню без труда. Неоднократно упоминалось, что язык у меня подвешен профессионально – куда там дилетантке Шехерезаде. Но вот что возмутительно: именно тогда, когда от этого зависела моя драгоценная жизнь, я вдруг забыла, а о чем же нормальные люди разговаривают? Все темы светской беседы вылетели у меня из головы. Протарабанить алфавит? А если от страха я что-то перепутаю? Я давно его не повторяла.

– Говори! – проорал злобный маньяк-водопроводчик и ткнул меня пистолетом прямо в живот.

Я поняла, что нельзя молчать больше ни секунды, и послушно выдала то единственное, в чем не ошибусь, даже разбуженная посереди ночи.

– Если для любого эпсилон больше нуля существует дельта больше нуля такое что из того что икс минус икс нулевое взятое по модулю меньше дельта причем икс не равно икс нулевое следует что эф от икс минус а взятое по модулю меньше эпсилон то число а называют пределом функции эф от икс при икс стремящемся к икс нулевому, – на одном дыхании выпалила я.

Я почувствовала, что на живот мне больше не давят. Мой маньяк опустил руку и растерянно моргал. Тот, что держал на прицеле Настю, с открытым ртом смотрел на меня. Настя молча, словно в немом кино, развернулась и со всего размаху ударила его в челюсть.

Неожиданно ко мне вернулась память. Я вспомнила, как мы обсуждали проблему нападения с тренером Денисом, и в панике заорала:

– Дура! Кому нужен твой обманный хук? Срочно рви ему рот! Да быстрее же!

– Рот? – со странным спокойствием уточнила Настя. – А разве сначала не выдавливают глаза?

Она пошевелила пальцами, оценивающе оглядела своего бандита и с удовлетворением констатировала:

– Рот успеется, сперва – глаза.

– Голос, – вдруг впервые заговорил второй маньяк. – Голос не тот, у обеих! И рожи не те! Видно же, не они! Бежим!

И парочка с удивительной резвостью рванула к выходу.

– Ох, – вздохнула я и села прямо на пол.

– Ох, – простонала Настя и сперва села, а потом даже улеглась рядом со мной.

У нас не было сил даже обсуждать случившееся. Не знаю, сколько времени мы пребывали в полной прострации, когда в коридоре раздалось подозрительное шуршание. Ко мне моментально вернулись силы. Вскочив, я бросилась на кухню и схватила чугунный утюг, который давно уговариваю маму выбросить, да она не соглашается. Обычно я с трудом его поднимаю, но тут пронесла, словно пушинку.

В прихожей стоял Толстый Водопроводчик.

– Смотрю – дверь не заперта, – радостно улыбаясь, сообщил он. – Значит, меня ждете. А я как увидел ваш вызов – ну, думаю, никого посылать не буду, сам приду. Чего б не помочь хорошим людям?

Я молча на него пялилась, а он, не мешкая, двинулся к туалету. Перешагнув через Настю, он гордо поставил диагноз:

– Бачок-то течет!

Во мне закипела ярость. А то я сама не знала?

– Вы пробовали шевелить ручку? – уточнил водопроводчик. – Иногда помогает.

Как вы догадываетесь, ручку шевелить я пробовала, причем неоднократно.

– Придется развинчивать, – вздохнул он. – Хотя система у вас тут сложная… ох, и сложная!

Напомню – я уже развинчивала бачок, и особо сложным мне это занятие не показалось.

– Вот тут прокладка отстает, видите? – гордо указал мне замечательный работник. – Вот и все. Возьму недорого – всего пятьсот рублей. Это за твою красоту.

У меня, наконец, прорезался голос.

– И исправите? – недоверчиво спросила я, временно отбросив мысли о крайне низком уровне собственной красоты, заставляющем за ерундовый ремонт требовать с меня аж полтыщи.

– А что, исправить надо? – удивился он. – Чего ж ты сразу не сказала? Ну, это трудно, это быстро не сделаешь. Прокладка необычная, с ходу не вставишь. Это я обмозговать должен. Пока давай пятьсот за консультацию, а исправить – это потом, это отдельно. Жди меня в четверг с девяти до шести. А если не получится, то в пятницу. Короче, жди. Была не была – рискну.

Похоже, это была реакция на недавно перенесенный стресс, ничем другим я свое поведение объяснить не могу. Горячая волна ударила мне в голову, я взмахнула утюгом и грозно возопила:

– Дайте мне прокладку! Сейчас же дайте!

Опасливо косясь на утюг, Толстый Водопроводчик пожал плечами.

– Да прокладка – это ерунда, а вот установка… работа…

Я снова взмахнула утюгом, он открыл чемоданчик и подал мне резинку. Однако я не так проста! Какое-то шестое чувство подсказало мне, что прокладка не годится. Рентгеновским взором обозрев содержимое чемоданчика, я схватила другую и стала жадно ее изучать. Воспользовавшись моментом, водопроводчик поспешно скрылся. Впрочем, я этого даже не заметила. Я бросилась к бачку, вытащила старую резиночку и заменила ее новой. В квартире воцарилась долгожданная тишина. Вода больше не текла.

– Есть хочу, – сказала Настя, вставая. – Еще хочу выпить.

Мы спустились в магазин, купили там четыре бутылки пива, два больших пакета чипсов, пакет сушеных кальмаров и палку твердокопченой колбасы. Дома мы очистили палку, честно разделили ее пополам и сразу вгрызлись – дорогостоящее, опасное для зубов, но крайне приятное занятие. Я почему-то тоже чувствовала лютый голод.

Лишь после этого мы немного пришли в себя.

– Что это было? – с претензией спросила меня Настя. – Зачем ты таких позвала? Они маньяки!

– Я же не знала, – объяснила я. – Нашла в почтовом ящике рекламу. Знаешь, там всякие телефоны – и ремонт телевизоров, и установка антенны, и еще ремонт сантехники. Позвонила, они записали адрес. И – вот. Сама видела.

– Мда… вот это действительно жизненный опыт. А нечего покупаться на рекламу!

– Да я вроде не покупаюсь. Из-за этой чертовой рекламы я даже телевизор не могу смотреть! Но что мне было делать? Нашего сантехника я вызывать не хотела, аварийку тоже. Вот и пришлось.

– Между прочим, не шумит, – восторженно заметила Настя. – Какое счастье! Как ты терпела эти дни? Раздражало страшно.

– Спроси лучше – как я поменяла прокладку? И даже денег за нее не дала. Кстати, получается, по моему вызову все-таки пришел Толстый Водопроводчик. Он ведь сказал: увидел ваш вызов и решил никого не посылать, прийти сам.

– А первая пара кто? Конкурирующая фирма? Водопроводная мафия устраивает передел территории и начать решила с твоей квартиры как наиболее перспективной? У вас ведь вечно что-то ломается.

– Говорят, злостных неплательщиков насильно выселяют из квартир. Очевидно, водопроводчики решили пойти дальше. Они сразу являются вооруженные – чтобы мысли не заплатить им у человека даже не возникло. Перспективная идея!

– Пожалуй, – кивнула Настя. – Но интересно, почему первыми ее применили именно сантехники? У них и так, по-моему, не было с нами проблем. – Она в задумчивости подняла с пола какую-то бумажку. – Ой, смотри!

– Это не список подозреваемых? – уточнила я. – Маньяки его у меня вырвали. Но ничего, я там мало записала.

– Нет, не он, – удивленно ответила подруга. – Кошмар какой! А еще наши рожи критиковали… Только глянь!

Я глянула. На листке было изображено… вовек не догадалась бы, что именно, если б совсем недавно не видела данное диво в своем компьютере. Это была я! По крайней мере, то, что Интернет выдает на «Голицина Екатерина Игоревна в картинках».

– Это моя фотография из Интернета, – не без горечи призналась я. – Ее выложил туда один студент.

– Фотомонтаж, что ли?

– В каком смысле?

– Ну, руки разной длины. И лицо не твое. И фигура. И волосы. А туфли помню, мы их вместе покупали. Они что, всерьез надеялись тебя по этой фотке узнать? – засмеялась Настя. – Дожили – водопроводчики носят с собой изображение клиента. Вообще странные они какие-то, ты их и в туалет-то с трудом заманила… – Она на секунду смолкла, а затем добавила страшным шепотом: – Это были не сантехники – это были киллеры! Они пришли тебя убить! Срочно звони подполковнику!

– Погоди, – остановила ее я. Предположение о киллерах мне не понравилось. Не согласна, чтоб на мою драгоценную жизнь покушались! – Если они хотели меня убить, что им помешало?

– Определение предела, – подумав, предположила моя подруга. – И еще обманный хук.

– Хук был хорош, – кивнула я. – А чем их испугало определение, не знаю. Я его требую с каждого двоечника.

– Ну, бандиты же у тебя не учились, – возразила Настя. – Им твое заклинание оказалось в диковинку. На меня, честно говоря, тоже подействовало. Без твоего эпсилон я бы ни за что не решилась ударить!

Я, упрямо не желая поверить в киллеров, напрягла память.

– Я ж им определение-то сказала не просто так. Они потребовали – говори, помнишь? Я не понимала, что, и в голову пришел предел. Они пришли не убивать, а выведать. Им поручили узнать что-то про многострадальную книгу Алины Аловой.

– Тогда почему не сказали прямо – говори о книге?

– А это та же психологическая деформация, которую мы с тобой недавно обсуждали, – объяснила я. – Вот шпион Миша был настолько уверен, что я думаю исключительно об этой книге, что спросил, каковы мои планы. А для меня куда важнее был план лекций, о нем я и ответила. Здесь то же самое. Тот, кто нанял этих типов, велел потребовать, чтобы я им все рассказала. Ему и в голову не пришло, что у меня в памяти много вещей, совершенно ему не интересных. Я для него – не человек, а источник сведений о книге.

– Что-то в этом есть, – кивнула Настя. – Тем более, вряд ли эти типы – крутые профессионалы. Мне кажется, большого опыта у них нет. И все равно неясно, почему они сбежали от нас, несолоно хлебавши. Что им стоило сперва нас убить?

Нет, это уже попахивает мазохизмом! Все бы ей убить…

– А незачем убивать, – обрадовалась я. – Помнишь, один сказал другому: у нас голос не тот и рожи не те. Мы их сразу удивили – ни одна не походила на фотографию. Они решили, что мы – не мы.

– Голос, видите ли, не тот! – возмутилась Настя. – Нам что, в опере петь? Шли бы в Мариинку, а не на частную квартиру.

– Я вообще пою только после нервного стресса, когда у меня садятся связки, поэтому… – подхватила я и остановилась на полуслове.

– Ты что? – удивилась Настя.

– Вспомнила одну вещь. У меня после убийства сел голос, правильно? Я на следующий день читала лекцию басом. А еще ко мне приходил Миша от Уралова, и я ему пробасила пару фраз в диктофон. На этой записи у меня совершенно не такой голос, как на самом деле. Интересное совпадение…

– Да какое совпадение! Киллеров послал Надиров! Сходится, как в аптеке. Срочно звони Степанову!

Я набрала номер подполковника.

– Евгений Борисович, – отчиталась я, – кажется, меня только что пытались застрелить. Или напугать, не знаю.

– Я же предупреждал, – заорал он, – не покидать без причины квартиру!

– Меня пытались застрелить прямо в квартире, – с достоинством парировала я. – И не надо на меня кричать.

– Простите, – буркнул тот. – Так что случилось?

– Ворвались два громилы с пистолетами, нацелили их на меня и на мою подругу и потребовали от меня: говори! Я заговорила, они возмутились, что голос не тот и рожа не та, и убежали. Да, они принесли с собой мою фотографию из Интернета. Я там… мм… ну…

– Я помню ваш пропуск, – прервал мои мычания Степанов. – Да, с фотогеничностью у вас худо… – И, помолчав, добавил: – А голос действительно не тот. Он у вас сильно изменился за последние дни.

– Как раз сейчас он почти нормальный, а был совершенно севший. И этим севшим голосом я не только разговаривала с вами, но и давала интервью для Уралова, которое записали на диктофон. Да, и еще! Я знаю, кто следил за мной у Мариинки. Ну, такой лощеный в «Триста тридцать три хе», помните? Это любовник Валерии Иванченко, артист Артур Шиловский. Я его узнала по фотографии.

– Любовник Валерии Иванченко?

– Ну, я, конечно, свечку не держала, – с присущей мне честностью уточнила я, – но они ходят вместе на тусовки. И еще! Вы узнали даму, которая приставала к моим студентам? Я ведь выслала вам по электронной почте фотографию.

– Гмм, – хмыкнул подполковник. – Вообще-то вопросы положено задавать мне.

– Так я вам его и задаю, – подтвердила я. – Вы ее узнали?

– Я задаю вопросы, а вы отвечаете, – сурово парировал представитель закона. – Вы ее узнали?

«Какое счастье, что до этого гениального метода беседы пока не додумались мои студенты», – решила я, а вслух сказала:

– Да, ее узнала. Это Татьяна Цапова. Она руководит телеканалом и проводит какие-то финансовые аферы. Смерть Анны Сергеевны ей явно на руку.

– Ох, – Степанов вздохнул. – И что мне с вами делать? Охрану назначить? Кстати, как к вам ворвались ваши громилы? Вышибли дверь?

– Они притворились водопроводчиками, – возможно, несколько погрешив против истины, зато с чувством сообщила я.

Похоже, подобное коварство ошарашило милиционера. Он довольно долго молчал, затем мрачно произнес:

– В следующий раз не открывайте никому. Ни водопроводчику, ни газовщику, ни…

– Конечно, – живо согласилась я. – Лучше подожду, пока они снимут дверь с петель. Пусть хоть немного потрудятся.

Очевидно, мой ответ не пришелся полковнику по душе – по крайней мере, он положил трубку, не попрощавшись. Хотя я, между прочим, намеревалась в точности выполнить его распоряжение. Если вы считаете, что после сегодняшних происшествий я собиралась не только в ближайшие дни, а вообще в дальнейшем впускать в свою квартиру водопроводчиков, газовщиков, установщиков антенн, циклевщиков полов, белильщиков потолков или еще каких-нибудь представителей удивительного мастеровитого племени, то вы глубоко заблуждаетесь. Разве что мама станет тайком принимать их, пока я на работе. А я лично убеждена, что без них моя жизнь будет куда более долгой и радостной.

Я с умилением посмотрела на подругу, жадно жующую чипсы. На фоне других моих сегодняшних гостей она безусловно сильно выигрывала. Возможно, дружить с сантехником в некотором отношении было бы предпочтительней, но я не жалела, что сантехники ушли, а Настя осталась.

Она невнятно что-то промычала и сделала большой глоток пива. Я уточнила:

– Ты что?

– Ладно, – снисходительно предложила она. – Давай я сама позвоню твоей Утопленнице. Ты, похоже, сегодня не в форме.

Все-таки не зря Настя уверяла, что бокс идет ей на пользу! Один обманный хук – и она смягчилась, а ведь я уже отчаялась ее уговорить. Какой душкой она, наверное, стала бы, если б ей удалось всерьез кого-нибудь побить!

– Девяносто-сто двадцать-девяносто, – назвала номер Валерии я.

Неожиданно подруга погрозила мне кулаком, заметив:

– Прекрати, а то не позвоню.

Я оторопела, однако быстро пришла в себя. Очевидно, Настя плохо расслышала. И я повторила:

– Девяносто-сто двадцать-девяносто.

– Прекрати! – уже с заметным раздражением буркнула Настя. – Хватит!

– Но ты же сама предложила позвонить, – напомнила я.

– Да. А ты издеваешься. Я и так столько сегодня перенесла, а тут еще ты! Прекрати и говори номер!

Я почесала переносицу, потом затылок. Бесполезно – я все равно ничего не понимала. Я никак не могла одновременно и прекратить, и говорить. Смутно мелькнула мысль, что я несколько переоценила свою подругу. Не исключено, что дружить с сантехником было бы ничуть не сложнее, а выгод куда больше. Она между тем ожидающе на меня смотрела, и мне ничего не оставалось, кроме как в очередной раз пролепетать:

– Девяносто-сто двадцать-девяносто.

– У тебя тоже, – на редкость злобно ответила Настя.

– Если бы! – махнула рукой я. – Я сама об этом думала. Но у меня гораздо хуже.

– Еще хуже? – несколько смягчилась Настя.

– Ну, да. За хороший надо доплачивать. А у меня длинный, и я каждый раз его забываю.

– Кого?

– Номер своего мобильного, – с удивлением объяснила я.

– А при чем тут номер?

– Ну, как? У Валерии очень хороший: девяносто – сто двадцать – девяносто. А у меня плохой.

Настино лицо выразило безграничное изумление.

– Так это номер? – уточнила она.

– А что же?

– Я думала – размеры. Я сейчас столько выпила и съела, что ты стала дразниться, мол, у меня теперь девяносто-сто двадцать-девяносто. А я и без тебя знаю, что как минимум килограмм прибавила, и нечего мне об этом напоминать!

До меня, наконец, дошло, и мы обе радостно захихикали. Отсмеявшись, Настя набрала заветный номер и, едва дождавшись мурлыкающего «хэлло», строго заявила:

– Добрый день, Валерия Петровна. С вами говорит адвокат Екатерины Голицыной. Нам с вами необходимо срочно встретиться. Вот как? Вопрос касается ваших взаимоотношений с Артуром Шиловским и его слежки за Екатериной. Если вы действительно заняты, я сперва поговорю с вашим мужем. Думаю, его это заинтересует. Хорошо, через полчаса в кафе «Сладкоежка» у метро Академическая. Не опаздывайте!

– Здорово! – восхитилась я. – Весь разговор – двадцать семь секунд. А почему в «Сладкоежке»?

Настя огляделась по сторонам.

– Ну, мне показалось, тебе не очень захочется приглашать гламурную диву в свою квартиру. Ей тут не место.

Я посмотрела на отслаивающийся линолеум, собственноручно покрашенные мною шкафчики для посуды и стол, заваленный пакетами с едой и бутылками от пива. Конечно, Настя права.

В «Сладкоежке» мы взяли взбитых сливок, поскольку после стресса организму требуется сладкое. Это не обжорство, а здоровое желание восстановиться. Так что к приходу Валерии я была в прекрасном настроении и бодро помахала ей рукой.

Утопленница подсела к нам, завороженно уставившись на сливки.

– Обезжиренные? – наконец, выдавила она.

– Обезжиренное бывает только молоко. А сливки, если меньше тридцати пяти процентов жира, – не взобьются, – со знанием дела проконсультировала я. – Или вы спрашиваете, нормальные это сливки или растительные?

– Да-да, – взбодрилась Валерия. – Растительные, правда?

– Чтобы я ела порошковую гадость? – возмутилась Настя. – Да вода из лужи, и то будет лучше. Разумеется, это нормальные человеческие сливки.

– От коровы, – посмотрев на выражение лица гостьи, на всякий случай пояснила я.

– И вы это едите? – жалобно простонала Утопленница. – Шутите, да?

У нее был такой вид, словно мы тоннами поглощали цианистый калий, заедая мышьяком, и это зрелище полностью разрушило ее картину мироздания.

– Едим, – сурово поведала Настя. – А что?

– Там калории, – почти плача, просветила ее Валерия.

– Везде калории, – заметила моя подруга, а я философски добавила: – Лучше калории, чем бифидобактерии.

Сказать, что бедная женщина была деморализована, значит выразиться слишком мягко. Почва явно уходила у нее из-под ног, и Настя не упустила возможность этим воспользоваться.

– Кто убил Алину Алову – вы или Артур? – быстро спросила она. – Отвечайте!

– Нет! – без промедления вскрикнула Валерия. – Мы не убивали! Нет!

– Тогда кто?

– Я не знаю. Наверное, Надиров. Так думает Паша, а он умный.

– Но вы звонили Кате, а ваш любовник следил за ней.

Утопленница тяжело вздохнула.

– Паша у меня очень сложный человек. Никогда заранее не знаешь, как он себя поведет. Алина тоже была сложная. Не такая уж она хорошая, между прочим. Думала только о себе. Эта книга ее дурацкая! Я ее как нормальную подругу просила: пусть я там буду положительная. Умная чтобы и без любовников. А она только хихикала, мол, посмотрим. Конечно, мне хотелось знать, что она про меня напишет. Паше, может, и все равно, есть у меня кто-нибудь или нет. А может, не все равно. Не знаю, но лучше не рисковать. Вот я вам и позвонила на всякий случай. А чего такого? Спроси я прямо, ведь вы б не ответили!

– А то я так ответила, – хмыкнула я.

– И так не ответили. Вы как Алина, тоже из себя строите. В театр ходите. Лишь бы ум свой показать, а до людей дела нет. Алина, между прочим, не очень-то и красивая. Не знаю, за что ее любили такие парни. Представляете, она им дарила трусы от Кельвина Кляйна!

Валерия сделала паузу, явно ожидая от нас реакции.

Честно говоря, проблема мужских трусов волнует меня весьма мало. Женских – другое дело. Сейчас почему-то считается, что даме с размером меньше пятидесятого сей предмет необходим исключительно в качестве инструмента обольщения, поэтому он делается крайней маленьким и неудобным, зато полупрозрачным. Поэтому приходится выбирать: или трусы достают до твоих подмышек, или ничего не прикрывают. Нормальные найти почти невозможно. Не будем говорить о засилии стрингов, считать которые бельем я наотрез отказываюсь. Это такое орудие пытки, придуманное мужчинами-садистами специально, дабы терзать самые нежные участки тела несчастных женщин.

Мои серьезные размышления были прерваны Настей, изумленно повторившей:

– Дарила трусы от Кельвина Кляйна?

– Да, – обрадовалась Утопленница, – вы представляете? Такую дешевку. Просто ширпотреб, кто угодно их может купить, даже вы. Не понимаю, как ей было не стыдно. А она говорит – мне, мол, нравится. Упертая такая – ужас. А Паша-то как из-за ее смерти переживает! Меня б убили, так бы не переживал. Не понимаю я этого.

– И все-таки – зачем Шиловский за мною следил?

– Ну, не мне ж самой следить, – передернула плечами Валерия. – Я не умею. Я велела ему познакомиться с вами, сделать вид, что вы ему понравились, и хитро порасспросить. Он такой красивый, у него бы получилось! Небось, вы о таком мужчине и не мечтали! Конечно, вы б ему все выложили.

– Познакомиться? – удивилась я. – А что ж он тогда от меня бегал?

– А нечего вам было за ним бегать! – вступилась возмущенная Утопленница. – Он этого не ожидал, вот и спасался, бедненький.

– Неумелый он у вас какой-то, – презрительно вставила Настя.

– Очень даже умелый! Между прочим, дверь вскрыл за полчаса, а ведь так переживал, что не справится! Это вы просто мне завидуете!

– Вскрыл дверь? – неожиданно дошло до меня. – Так это он украл мои записи? Где они?

– Да берите! Кому нужна ваша ахинея? Меня чуть не вытошнило, пока пыталась просмотреть. Зачем вы это делали, объясните?

Валерия, все еще кипя, плюхнула на стол коробки с дисками.

– Что делала? – не поняла я.

– Издевались над нами и морочили Артурчику голову. Нарочно в театре притворялись, что у вас какие-то важные записи, и передавали их друг другу. Естественно, мы решили, там что-то от Алины. Лучше б мой Артурчик эти ваши диски не нашел! Вот из-за таких, как вы, бедный Пашенька и страдает.

– Иванченко? – уточнила Настя. – Он страдает из-за таких, как Катя?

– Некоторым лишь бы выпендриться! – злобно продолжила Утопленница. – Дураку ясно: никто для удовольствия всякий там балет или картины в музее смотреть не будет. А некоторые смотрят и потом хвастаются, а Паше обидно. И мне тоже, потому что он и меня хочет заставить. Я из-за вас целый вечер промучилась, все зубрила про эти несчастные фрески. Между прочим, ничего сложного. Музей Прада, фрески для глухого. Просто вам делать нечего, вот вы и занимаетесь всякой чушью, а я занята, и времени на эту ахинею у меня нет. А захотела бы – не хуже вас бы шпарила.

Я не особенно вслушивалась, жадно изучая свое утраченное было достояние. И тут меня озарило.

– Ваш Лощеный испортил мне смывной бачок! – возопила я, в гневе забыв обо всем на свете. – Это из-за него мне пришлось вызывать сантехников! Сантехников! Сантехников!

Я несколько раз повторила страшное слово, одно звучание которого доводило меня теперь до умопомешательства.

– Я компенсирую, – испуганно пробормотала Валерия, сразу потеряв весь запал. – Правда! Хотите, я отдам вам часть своей одежды прошлого сезона? Там есть такие эксклюзивные вещички, все куплены за границей, прямо в модных домах, и некоторые я почти не носила…

Мне стало смешно, гнев мой утих.

– Боюсь, размерчик не подойдет, – констатировала я. – Сидеть будет плохо.

Собеседница подняла на меня растерянные глаза. Да уж, в росте я уступала ей сантиметров двадцать, зато по весу, боюсь, существенно превосходила. Я в ее нарядах – это было бы уникальное зрелище!

Взгляд Утопленницы неожиданно переменился, став осмысленным и твердым.

– Хочу такой винтаж! – заявила она. – Откуда у вас?

Где-то в подсознании мелькнуло, что ей срочно требуется винтовой крепеж, причем заполучить его она надеется у меня (почему бы нет, учитывая мои проснувшиеся способности в области ремонта унитазов?). Но я быстро взяла себя в руки, вспомнив значение очередного гламурного слова. Что же я в спешке напялила-то? Боже, это платье в цветочек я обожала в институтские годы!

– Эксклюзив, – сурово ответила Настя. – Единственный экземпляр.

Глаза Валерии погасли.

– Действительно, размер не тот, – огорченно согласилась она. – Так вы не донесете на меня Паше, правда? А то вдруг он Артурчика с роли снимет? Ведь мы с ним не виноваты!

– Если не виноваты, не донесем, – подумав, согласилась моя подруга.

Утопленница обрадованно кивнула и, не попрощавшись, ушла, а мы рванули домой – я вспомнила, что вот-вот должен явиться Олег Рацкин.