Текст книги "Зачет по убийству"

– Передай Иванченко, что ничего у него не выйдет, – злобно заявил мне Надиров.

– Мы уже на ты? – удивилась я. – Хорошо. А по какому праву ты мне приказываешь? Ты мне никто.

Собеседник поперхнулся. Когда мне хамят, на меня почему-то нападает удивительное спокойствие. Вот я спокойно смотрела и ждала реакции.

– Ладно, – наконец, сказал он. – Передайте ему – я не хочу войны. Все можно решить мирно. Но если вы решили меня засадить – учтите, ничего у вас не выйдет. Скорее я его засажу! У меня все схвачено.

– Вас никто не собирается засадить, – холодно ответила я. – Хотя после вчерашнего – следовало бы. Врываться в чужую квартиру, угрожать пистолетом…

Надиров вздохнул.

– Нельзя было посылать к вам этих идиотов, я теперь понимаю. Вот видите – я приехал сам, лично.

– Разумно, – похвалила я.

– Я вообще не такой дурак, как вы считаете, – гордо заявил политик. – Ваш план я раскусил сразу. Здорово придумано! Иванченко нарочно распускает слухи, что его племянница знает про меня слишком много. Естественно, я на это покупаюсь и начинаю ею интересоваться, даже устраиваю слежку. Потом он ее убивает, а убийство менты автоматически навешивают на меня.

– Как? – опешив, переспросила я. – Иванченко убивает свою племянницу? Зачем?

– Да чтоб послать меня на нары, а мой телеканал прибрать к рукам, – удивленно разъяснил Надиров. – Думаете, я сразу не догадался? Тут дураку все ясно!

Я посмотрела на него не без мистического ужаса. Все-таки правильно я предполагала, что политики – особенные существа, к которым нужно относиться, как, к примеру, к пришельцам с другой планеты. На Марсе свои законы, и кто помешает марсианину предположить, что человек застрелил собственную племянницу исключительно с целью немножко обогатиться, прибавив пару миллионов к имеющемуся миллиарду?

– Иванченко не убивал Алину Алову, – решительно заявила я. – И ему нужен истинный убийца, а не козел отпущения.

– А почему тогда он послал вас следить за моей женой? – предъявил претензию Надиров. – Учтите, я все знаю! И то, что вы с ним связывались через Андрея Алова, и то, что два дня назад встречались лично. Но вот как вы намерены пристегнуть ко всему этому Дашу, мне пока неясно. Ничего, выясню.

– Дашу… – потрясенно повторила я. – Какая Даша? Я не знаю никакую Дашу и ни за кем не следила. Вы ошиблись!

– Каждый раз, когда она танцует, вы ходите в Мариинский театр, – прокурорским тоном обличил меня политик. – Только не делайте вид, что это случайность. Да, культурные люди обожают музыку, я не спорю. Я и сам культурный человек и, в отличие от вашего Иванченко, женился не на тупой блондинке-модели, а на истинной жрице искусства. Она у меня балерина, и я позаботился, чтобы она танцевала лучшие роли на лучшей сцене. Все теперь знают, кто из нас двоих культурнее – я или он.

Политик, ехидно улыбнувшись, сделал многозначительную паузу, после чего уже нормальным тоном продолжил:

– Но даже культурный человек не будет без причины ходить в театр каждый день. Каждому понятно – это неспроста. Вы решили достать меня через Дашу.

У меня перехватило дыхание. Как зовут Хромую Барби? Точно, Дарья! Там вот почему ей дают главные партии, с которыми она раз на разом не справляется, а мы вынуждены с омерзением на это смотреть! Зато наши любимые талантливые танцовщицы прозябают на втором плане без всякой надежды продвинуться. Мне стало горько.

– Ну, – позлорадствовал Надиров, – нечего возразить? То-то же!

– Я ходила на балет до того, как стала танцевать ваша жена, и, надеюсь, буду ходить много лет после. Я люблю балет, а вашу жену глаза б мои не видели, – злобно отчеканила я. – Никто за ней не следит, и никто не обвинит вас в убийстве, если вы в нем не виноваты.

– Да? А это что?

Собеседник протянул мне листок, и я с изумлением узнала свой собственный корявый почерк.

«Убийца – Надиров. Он узнал от Олеси о книге Алины Аловой, испугался, что там раскроют его махинации, прислал шпиона Мишу, а за Алиной установил слежку. Обнаружив, что та одна в фитнес-центре, он дал приказ ее застрелить».

А все Настя! Это она заставила меня записывать версии преступления, но я по своей лени сломалась на первой. Я держала эту бумажку в руке, когда явились лжеводопроводчики, и один из них ее у меня нагло украл. Украл и отдал добычу патрону – мол, не зря деньги плочены, хоть что-то, да заполучил. А трусливый Надиров забеспокоился. Он ведь воспринимает меня не в качестве отдельной личности, а лишь как ставленницу Иванченко. Вот и решил, что Иванченко окончательно готов навесить на него убийство. А я теперь – расхлебывай! Что ж, лучшая оборона – это нападение. С человеком, по вине которого Хромая Барби блистает на Мариинской сцене, церемониться нечего!

– Вас подозревают не на пустом месте. Вы организовали слежку за Алиной Аловой, нам это точно известно.

Надиров пожал плечами.

– А я и не скрываю. Ко мне обратилась секретарша Аловой и предложила сообщить нечто важное. Деньги просила небольшие, я заплатил, и она рассказала о книге. Как я теперь понимаю, это было сделано по наущению Иванченко – специально, чтобы меня подставить. Конечно, я установил за Алиной слежку – не мог же я пустить ситуацию на самотек? Но по зрелом размышлении понял, что ничего мне не грозит. Если б были серьезные доказательства, Иванченко давно бы их против меня использовал, а бездоказательные лживые факты против меня выдвигают часто. Тем хуже для них – в подобном случае я обращаюсь в суд и всегда выигрываю. Еще и компенсацию получу!

Выражение «бездоказательные лживые факты» несколько повысило мое упавшее было настроение. К тому же пора было на занятия.

– Я передам ваши слова Иванченко, – важно пообещала я. – Он тоже полагает, что все можно решить мирным путем. До свидания.

И, не дожидаясь ответа, рванула в корпус.

На перемене я обдумала случившееся. Итак, частично ситуация прояснилась. Собираясь писать свою книгу, Анна Сергеевна поделилась планами с Иванченко и Валерией. Секретарша Олеся, само собой, тоже была в курсе. Иванченко воспринял идею скептически, однако всерьез не возражал – пусть племянница перебесится. Валерия испугалась, не выйдет ли там ее образ слишком похожим на действительность – в частности, не будут ли описаны измены. Судя по всему, олигарх последнее время не слишком ладил с женой. Узнав о любовнике, он мог воспользоваться поводом, чтобы развестись с минимумом финансовых потерь. Книга, а заодно и я, интересовали Валерию только с данных позиций, и Лощеного она ко мне подослала, дабы выведать, что именно мне известно. Тут все понятно.

Что касается милой Олеси, она подложила хозяйке огромную свинью. Девочке хотелось подзаработать, причем совершенно не напрягаясь. Это вообще основное желание милых Олесь. Ей пришло в голову подоить Надирова. Она за деньги сообщила ему о книге и о том, что там пойдет речь о нем. Сперва он насторожился, даже устроил за Алиной слежку. Анна Сергеевна заметила ее и испугалась. На самом деле, похоже, ничего и впрямь опасного для Надирова она не знала, а уж в романе описывать точно не собиралась – не такая она дура. Политик быстро это понял и слежку снял, но телеведущая продолжала нервничать. Кого обрадует, что за тобой таскается неизвестно кто? Вернее, то таскается, а то вдруг перестает. У меня теперь есть опыт в подобных вещах, и доложу вам – это крайне неприятно. Не знаю, что предположила Алина, кого заподозрила, но ей стало не по себе. Она даже меня обвинила в шпионаже, и теперь я не могу ее осуждать. А потом она мне поверила и обратилась за помощью. Мы должны были встретиться вечером в фитнес-центре. Возможно, она хотела посоветоваться именно со мной потому, что я была человеком из иного мира, и можно было надеяться, что мой непредвзятый взгляд увидит то, чего не замечают люди ее круга. Не знаю – и не узнаю теперь никогда. Ее убили. Убили, пока она ждала меня. Господи, как грустно…

Но сделал это не Надиров. Он прав – зачем ему? Да, они с Иванченко враги, и каждый готов обвинить другого во всех смертных грехах. Олигарх сразу решил, что убийца – политик, а политик умудрился дойти до нелепой мысли, что убил олигарх. Узнав о смерти телеведущей, Надиров запаниковал. Он решил, это подкоп под него лично. Ему сперва создали мотив в виде книги, потом спровоцировали на компрометирующее поведение – подтолкнули к найму слежки, а теперь хотят засадить за преступление, которого он не совершал, а телеканал прибрать к рукам. Действует все тот же принцип, о котором я говорила Насте: люди видят лишь себя и себе подобных, а остальных не замечают.

Зная от Олеси, что я имею отношение к книге, Надиров решил послать ко мне шпиона Мишу, чтобы хоть немного прояснить ситуацию. Не удалось. А тут еще именно я нахожу труп. Мало того, я упорно наблюдаю за его женой Дашей, танцующей в Мариинке. Политик счел меня важной ставленницей олигарха и решил выведать планы противника силой, прислав лжеводопроводчиков. Те тоже подкачали, сбежав несолоно хлебавши. Тогда Надиров, в глубине души желая решить конфликт с Иванченко мирным путем (еще бы, ворон ворону глаз не выклюет), идет на беспрецедентный шаг. Отправиться на поклон лично к врагу – это слишком, но он подкарауливает меня у института и передает сообщение для олигарха. Мол, будешь на меня нападать, я отвечу тем же, а не будешь – тем лучше для обоих. Что же, обещала – передам.

Поскольку лично с Иванченко мне обращаться не хотелось, я позвонила Андрею Алову, пересказав ему неожиданную беседу. Тот ответил, что срочно свяжется с боссом и все ему повторит.

А меня ждало не менее увлекательное приключение – свиданье с позитивной дамой. Если честно, с утра я немного этого побаивалась. Все-таки с большой вероятностью она была убийцей, а общение с убийцами представляется мне не слишком приятным, зато весьма опасным занятием. Но теперь я как-то успокоилась, решив, что после встречи с настоящим, стопроцентным, выросшим на Марсе политиком мне любое нипочем.

Как выяснилось, я недооценивала силу позитива. Татьяна Цапова встретила меня столь приторной улыбкой, что я невольно скривилась. Очевидно, выражение моего лица было на редкость недвусмысленным, потому что дама любезно поинтересовалась:

– У вас что-нибудь болит?

– Нет, – мрачно ответила я и, вспомнив рассказ Насти, добавила: – Терпеть не могу улыбаться! От этого челюсть сводит.

– Не любите? При вашей профессии? – удивилась Татьяна Васильевна, широко распахнув наивные глаза. – Когда работаешь с людьми, просто нельзя не улыбаться!

– Поскольку я улыбаюсь на работе за деньги, – буркнула я, – не стану же я заниматься тем же на отдыхе бесплатно, правильно?

Цапова, опешив, застыла с открытым ртом. Я порадовалась своему успеху, решив не уточнять, что не только улыбаюсь, но и работаю за такую сумму, за которую она бы не согласилась даже почесать себе за ухом.

– Как вы оригинально мыслите! – наконец, опомнилась она. – Я так уважаю педагогов! Они – необыкновенные люди. Вы, наверное, ужасно любите деток?

– Кого-кого? – с ужасом уточнила я.

– Деток. – Лучезарно улыбнулась полностью пришедшая в себя дама и показала рукой где-то на полметра от пола.

Не скрою, среди моих студентов иной раз встречаются на редкость неординарные экземпляры, однако от пятидесятисантиметровых пока бог миловал. Хотя, возможно, в чем-то с ними было бы даже удобнее. Например, у меня не хватает мест в лекционной аудитории, и, хоть я и отдала учащимся свой собственный преподавательский стол, приходится беднягам тесниться по трое-четверо за партой. Будь студенты помельче, это бы их не так стеснило.

– Вижу – обожаете! – констатировала Татьяна Васильевна. – Обожаете!

Никогда не считала, что у меня выдающийся по своим отрицательным качествам характер. Видала я и похуже, честное слово! Но позитив действует на меня, словно красная тряпка на быка. Так и тянет наклониться, выставить вперед рога и изо всех сил боднуть.

Рогов не обнаружилось, поэтому я сурово осведомилась:

– А вы любите взрослых?

– В каком смысле? – не поняла дама.

– В прямом. Вы спросили, люблю ли я детей (повторить ее слащавое «деток» я была не в силах). Насколько я понимаю, вы считаете, что можно любить или не любить человека исключительно по причине его возраста. Вот мне и стало любопытно, любите ли вы взрослых?

– Ну, конечно! – Помедлив, кивнула Татьяна Васильевна. – Я вообще люблю людей и доверяю им, сколько бы они меня ни подводили. Страшно вспомнить, сколько проблем у меня было из-за этой моей доверчивости, но ничего не могу с собой поделать. В каждом я вижу что-то светлое и прекрасное, и во взрослом, и в ребенке. А спросила вас именно про деток, поскольку вы их учите.

Я решила не акцентировать внимание на размере и возрасте моих учеников. Учитывая, что Цапова недавно встречалась с Антоном, она и так была в курсе. Вместо этого я ехидно парировала:

– Обучить чему-либо того, кого любишь, практически невозможно. Что подтверждает печальный опыт массы родителей, пробующих заниматься с собственными детьми.

Цапова наконец-то взглянула на меня с проблеском искреннего, хоть и недоброжелательного интереса. Похоже, она и впрямь пыталась когда-то заниматься со своим ребенком и результат был плачевным. Потом на лице ее снова появилась улыбка.

– Но любить деток – это важнее, чем учить их!

– Кому как, – философски заметила я. – Когда профессия называется «учитель», надо учить. А если ты любитель, то, соответственно, любить. Кстати, любитель детей по-гречески – «педофил».

Собеседница заметно помрачнела. Я смотрела на нее и думала, кто же победит – она со своим позитивом или я с ответным негативом? Но, вспомнив фразу Толстого о том, что все счастливые семьи счастливы одинаково – в отличие от несчастных, которые несчастны по-своему, я совершенно успокоилась. Конечно, у меня куда больший выбор, и последнее слово останется за мною. Я-таки выведу эту даму из равновесия и узнаю, какова она на самом деле!

Моим наполеоновским планам помешал телефонный звонок.

– Татьяна Васильевна, вы хотели отследить эфир, – сообщили в трубке.

– Извините, – сказала Цапова, щелкнув пультом.

Включился большой экран, на котором молодой человек в весьма странном прикиде (нарядом я бы это назвать не рискнула) игриво подмигивал изумленным телезрителям (в данном случае – мне). Я завороженно на него уставилась. Когда смотришь телепередачи очень редко, каждая производит колоссальное впечатление.

– Хай, эврибоди! – почему-то по-английски приветствовал нас Прикинутый. – Я снова с вами. Я без вас скучал! А вы без меня? Конечно, да, это показывают ваши звонки. Будьте с нами эти полчаса! Идет интерактивное молодежное ток-шоу «Приватная тусовка», передачу веду я!

Я с нетерпением ждала имени ведущего – не тут-то было! Очевидно, «я» он полагал вполне достаточным. Ему лучше знать!

– Звоните, знакомьтесь друг с другом! Посылайте эсэмэски на наш короткий номер! Лучшие любовные признания вы сможете услышать в прямом эфире! А вот и первый звонок.

– Меня зовут Алена, – сообщил ангельский голосок. – Мне шестнадцать лет. Мои родители уехали отдыхать в пансионат, и я дома одна. Хочу познакомиться с отвязным крутым парнем. Чтоб был высокий и накачанный. Парень, я тебя жду! Мой адрес… телефон…

Я слушала с открытым ртом. Я считала, что у меня нет иллюзий в отношении ни целомудрия, ни умственного развития современной молодежи, но тут я поняла, что ошибалась, и искренне посочувствовала родителям. По моим представлениям, в лучшем случае им придется лечить свою Аленушку от пары-тройки венерических болезней после группового изнасилования, а в худшем они застанут полностью обчищенную квартиру и труп любимой дочери. Или я чересчур цинична и по объявленному адресу примчатся не маньяки и грабители, а вереница отвязных накачанных принцев на белых конях?

– Привет, я Витек. У меня с девушками все о’кей, потому что я веселый и заводной. Но вот у меня есть один друг… ну, может, не друг, но один знакомый. Он такой умный, столько всего знает – это что-то! Ему сегодня исполняется тридцать лет, представляете? Такой старый, а никакой девчонки у него нет, хотя по виду он еще ничего. Я решил сделать ему на день рождения подарок. Вот его номер телефона. Девчонки, звоните ему!

Идея мне понравилась. Завтра, например, день рождения у Олиного мужа. Не сделать ли и мне ему подобный подарок? Дешево и сердито. Особенно будет рада Оля.

– Девчонки, я сейчас на даче в сауне, со мной Андрюха и Димок, а предки в городе. У нас ящик водки, но ни одной телки. Едьте к нам, у нас клево!

Эти интересные звонки сопровождались игривыми комментариями ведущего, гримасы которого меня просто очаровали. Но, к сожалению, пришло время рекламы. Очередной клон Утопленницы Валерии в вызывающем бикини сексуально посасывал очередной шоколадный батончик – ха, так я и поверила! Наверняка это несъедобная пластиковая имитация, шоколада подобная красотка не брала в рот с детских лет.

Татьяна Васильевна щелкнула пультом, изображение исчезло. Она нервно стучала пальцами по столу, и я поняла, что работодательница недовольна. Но тут она подняла глаза на меня и сверкнула улыбкой.

– Простите, я вынуждена была отвлечься. Работа есть работа.

– Ничего, мне понравилось, – честно призналась я. – Каждому родителю полезно посмотреть такую передачу. Может, хотя бы некоторые из них после этого перестанут говорить мне: «Но мой ребенок никогда меня не обманывает! У него от меня нет тайн! Не может быть, что он пропускал занятия, я в это не верю!»

– Молодежной передаче требуется более харизматичный ведущий, – задумчиво произнесла Цапова.

«Неужели освободившуюся вакансию сейчас предложат мне?» – в обалдении подумала я, но тут опять зазвонил телефон.

– Да, Павел Петрович. Что вы, Павел Петрович! Да разве я бы могла, Павел Петрович? Мне так обидно это слышать, Павел Петрович! Я сейчас приеду и все вам объясню, Павел Петрович! Не верьте этой клевете, Павел Петрович! Вы же знаете мое к вам отношение, Павел Петрович!

Разговор прервался. Татьяна Васильевна повернулась ко мне и злобно спросила:

– Что, добилась своего, стерва?

– Да, – скромно ответила я.

Мне хотелось вывести Цапову из позитива – и результат налицо. Правда, успех я делю с Павлом Иванченко (если честно, основной вклад тут явно его), но все равно приятно.

– Вы из таких, как Алина! – с ненавистью продолжила Татьяна Васильевна. – Я знаю таких, как вы! Вы считаете, можно жить, как хочется, и вам это сойдет с рук!

– Конечно, надо жить, как хочется, – согласилась я. – При условии, что это не слишком мешает окружающим. А как иначе?

– Как все нормальные люди, вот как! Каждый человек мечтает преуспеть, это закон жизни. Есть определенные правила, которые позволяют это сделать. Да, приходится себя насиловать, но иначе невозможно. Если будешь жить, как хочется, никогда и ничего не добьешься. Станешь неудачницей вроде вас.

Я удивилась.

– Совершенно не считаю себя неудачницей. Это большая удача – жить, не насилуя себя.

– Вот это в вас больше всего и раздражает! Почему вы даже не пытаетесь вести себя, как нужно? Вот сегодня, например. Вы явились на телевидение, где вам предложили выгодную работу. Не просто выгодную – такую, о которой вы могли лишь мечтать, уж я-то знаю! Вы должны были постараться произвести на меня самое выгодное впечатление, если вы не последняя дура, правильно?

Мне стало смешно. Я уже упоминала, что в получение этой самой работы не верила изначально. Не только потому, что и впрямь могла о ней лишь мечтать, а не думать всерьез (ну, какой из меня балетный критик, да еще на телевидении?), но и по той простой причине, что обещания Цаповой моему студенту Антону оказались полным враньем, а я не имела оснований полагать, что за прошедшие несколько дней ее честность резко повысилась.

– Вот теперь вы улыбаетесь! – с каким-то ужасом простонала бедная Татьяна Васильевна. – Значит, можете! А почему не улыбались, когда было нужно? А оделись так почему? Я как посмотрела на вашу одежду, сразу поняла – от вас жди беды.

Я недоуменно пожала плечами. И что на мне такого особенного? Против обыкновения, сегодня я пришла в институт в джинсах. Причина проста – неожиданно похолодало, а я если уж вылезла из колготок, то смертельно не хотела залезать в них обратно.

– Слова «дресс-код» вам хоть что-нибудь говорят? – настаивала собеседница.

До меня, наконец, дошло.

– А, вы об этом! Слава богу, государство хоть и платит мне гроши, зато не указывает, как одеваться. Боюсь, я бы этого не перенесла! И, честно говоря, не понимаю, почему к вам я должна была являться в униформе. Вы ведь собирались приобретать мои тексты, а не показывать меня по телевидению.

– Потому что на собеседование нельзя приходить в джинсах, все это знают! Но некоторые нарочно издеваются над другими, надеясь, что им позавидуют.

– Кто кому позавидует? – не поняла я.

– Почему вы или она можете делать, что хотите, а я нет? Это несправедливо. Из-за таких, как вы с Алиной, все зло в этом мире!

– Например, американцы так и не установили демократию в Ираке, – вспомнив позитивную девицу с балетного форума, подхватила я. – Кстати, а Алину вы тоже относите к неудачницам?

– Ей просто повезло. Павел Петрович – ее дядя, и поэтому она совершенно обнаглела. Носила, что хотела, говорила, как хотела. Она считала, что может себе это позволить. А результат? Ее все-таки убили. Справедливость восторжествовала!

Злость, наконец, охватила и меня.

– Ее убил нанятый вами киллер, и нечего притворяться!

– Что? – задохнулась Татьяна Васильевна. – Что?

Закрыв глаза, она схватилась за голову. Потом снова открыла их и медленно произнесла:

– Я ненавидела Алину, но никогда не рискнула бы ее убить. Я знаю, Иванченко рано или поздно найдет заказчика и его уроет. Я слишком хорошо знаю его и его любовь к ней, чтобы иметь иллюзии в данном отношении. Вы с Алиной и без того испортили мне жизнь. Алина рассказала вам, а вы ему про мои гешефты с финансами. Я не знаю, как вам удалось на него повлиять. Я всегда думала, он безоговорочно мне доверяет, но он взял и поднял наши бумаги. Он никогда не сделал бы этого, если бы не вы. Теперь я должна ехать к нему объясняться. Но тут еще есть шанс отмазаться, а если он решит, что я заказала Алину… он что, действительно в это верит? Я похожа на такую дуру?

– Вы уверяете, что не при чем? – с сомнением уточнила я.

– Как мне его убедить? – сосредоточенно глядя в одну точку, пробормотала Цапова. – Как мне его убедить?

Я встала.

– Это ваши проблемы, но, подозреваю, справитесь. До свидания!

Собеседница не ответила, и я ушла.

Домой я добралась в полвосьмого, каковой факт вызвал у меня приступ глубокой депрессии. Дело в том, что я сегодня успела лишь перекусить в студенческом буфете, и больше у меня во рту не было ни крошки. Причем в диетических целях я взяла только второе, а от привычного пирожного отказалась. В результате есть хотелось страшно, а время уже не позволяло. Конечно, вчера я лопала до полуночи и даже после, но то в хорошей компании и в порядке исключения, а чтобы каждый вечер… Между прочим, джинсы уже врезаются в бока.

Я мрачно влила в себя бифидобактерии и уселась в ожидании, когда они начнут, наконец, делать свое черное дело. Они начали. В желудке алчно урчало, а тело и мозг охватила не свойственная им активность. Что угодно, лишь бы не думать о еде!

Поэтому, нарезая круги по комнате, я принялась размышлять об убийстве.

Итак, что получается? Сегодня я поговорила с главным подозреваемым – политиком Надировым. И почти стопроцентно уверена, что он не убивал. Конечно, существа с Марса способны на все, но хоть какая-то логика их поведению присуща? Надиров прав – преступление было бы для него совершенно ненужным риском.

Татьяна Цапова, несмотря на весь свой позитив, тоже не казалась теперь подходящей кандидатурой в убийцы. Хорошо зная Иванченко, надо быть последней дурой, чтобы покуситься на его любимую племянницу. А она – не дура.

Валерию с Лощеным я отмела еще раньше. Самого Иванченко и Андрея Алова тоже. Кто остался в моем списке? Один Культурист, похожий на кактус. Я подошла к подоконнику и осмотрела любимый цветок. Он старался. Его чахлые листики зеленели из последних сил. Неужели он способен на жестокое преступление? А я-то его поливаю!

Я вытащила мобильный и нашла номер Сергея. Долго звонила, но ответа не было. Тогда я снова принялась размышлять. Есть еще секретарша Олеся. Не питая в ее отношении иллюзий, я почему-то ни разу не прочила ее в убийцы. Интересно, почему? Впрочем, понятно – это была защитная реакция моей здоровой психики. Девица очень похожа на студентку, а если я поверю, что студенты готовы застрелить не угодившего им человека, ставить им двойки будет для меня гораздо сложнее. Конечно, меня это не остановит, однако настроение испортит. Я люблю свою работу, но погибать за нее пока не хочется.

А ведь на самом деле – по моральным качествам Олеся вполне подходит в преступницы. Правда, неясен мотив. Вряд ли простое возмущение тем, что Анна Сергеевна решила ее уволить. Увольнение может сыграть свою роль, но основной мотив должен быть не эмоциональным, а самым что ни на есть меркантильным. Уж я-то этот характер знаю!

Я снова взяла сотовый и позвонила Олесе. Не отвечает. Пришлось возвращаться к тяжелому умственному труду. Почему не берут трубку оба сразу? Возможно, они сообщники? Хитрая Олеся окрутила простодушного Культуриста. Он нес такую-то чушь о том, что Алина мстит бывшим любовникам, и не признался мне, кто ему это внушил. На вопрос о Надирове, правда, он тоже не ответил. Но я, кажется, спрашивала так: связана ли с Надировым Олеся. И теперь знаю – да. Именно она по собственной инициативе за небольшую мзду сообщила ему о книге. То есть Сергей замыкался не столько при упоминании политика, сколько на имя секретарши. Любопытно! Девица врет так виртуозно, что обманет любого, включая олигарха и милиционера (кроме меня, матерого педагога, и то потому, что я женщина). Парень поверил ей и испугался, а она стала ему внушать, что единственный выход – застрелить мстительную Алину.

Я опять осмотрела кактус. Заморочить ему голову – это да, это дело нехитрое. Но толкнуть на убийство? Ох, не знаю. Мне кажется, в последний момент он бы одумался. В глубине души ведь он хороший! А главное – старательный, не какой-нибудь ветропах. Его можно обучить определению предела.

В результате я решила снова позвонить, на сей раз подполковнику. Не то чтобы он особо доверял моему мнению, но у меня настолько сузился круг подозреваемых, что я должна об этом сообщить. Если милиция не внемлет, по крайней мере, виновата буду не я. Я как кактус – старалась.

– Да? – рявкнул Степанов. – Только говорите быстрее, я занят!

– Извините, – растерялась я. – Я хотела сказать, что Алину Алову, похоже, убила секретарша Олеся. Вероятно, она хитростью втянула туда шофера Сергея. Вот и все.

– А раньше чего молчала? – еще более гневно рявкнул милиционер.

– Как только сообразила, сразу позвонила, – обиделась я. – Куда раньше?

– Мда, дела, – несколько спокойнее констатировал подполковник. – Вот что. Я сейчас пришлю за вами машину. Приезжайте.

– Куда? – спросила я, но он уже положил трубку.

Минут десять я в глубокой задумчивости слонялась по комнате, не понимая, что к чему. Потом раздался телефонный звонок.

– Вас ждут во дворе, – объяснили мне.

Я вышла и покорно села в милицейскую машину. Слава богу, хоть наручников не надели. Вскоре меня подвезли к совершенно незнакомому дому. Около него стояла еще одна милицейская машина и «скорая помощь», а также группа людей во главе со Степановым.

– Вы недавно звонили на сотовый Сергею Попову и Олесе Сомовой. С какой целью? – сурово осведомился подполковник.

– Я логически вычислила, что убийца – Олеся, а он тоже как-то с этим связан, поэтому хотела с ними поговорить.

– Ах, логически вычислили? Хотели поговорить, значит? А почему не со мной, а? – ехидно уточнил Степанов. – Я как собеседник вас не устроил?

– Очень даже устроили, Евгений Борисович, – утешила его я. – Я сразу позвонила вам. Вы что, забыли?

Он странно на меня посмотрел, потом улыбнулся и заметил:

– Хотя все к лучшему. Ладно, раз больной человек просит, грех ему отказывать. Залезайте сюда!

И он гостеприимно распахнул передо мной фургон «скорой».

Мой опыт общения с врачами таков, что я в ужасе попятилась и совсем уже собиралась горячо уверить, что вовсе не больна, а идеально здорова (хотя как раз сегодня спина сильно ныла), однако злой милиционер недрогнувшей рукой впихнул меня в фургон.

Там лежал Сергей, и был он даже не белого, а какого-то зеленого цвета.

– Господи! – ахнула я. – Сережа, а ведь я тебе только что звонила. Что с тобой?

– Я знал, что это была ты, – прошептал он. – Я загадал. Значит, выживу.

Он закрыл глаза.

– Да делайте что-нибудь! – в панике закричала я врачу. – Он умирает!

– Выживет, куда денется, – махнул рукой врач. – Ладно, выходите, мы едем.

«Скорая помощь» умчалась, а я, наконец, достаточно пришла в себя, чтобы внимательно оглядеться. Среди присутствующих выделялись двое громил совершенно бандитского вида. Я с моим новым жизненным опытом приняла бы их за киллеров. Правда, смущал тот факт, что наручников на них не было.

– Евгений Борисович, что случилось? Объясните! – нахально потребовала я, обнаружив, что вид у подполковника весьма довольный.

– В некотором смысле своими звонками вы спасли парню жизнь, – весело заметил он.

Я заявила:

– Привезти меня сюда и ничего не рассказать – это садизм. А я прекрасно знаю, что вы душевно здоровы. Так что случилось? Кто и что с ним сделал?

– Да вот у нас есть свидетели, – ухмыльнулся Степанов, указывая на громил. – Опишите подробно, что вы видели, уважаемые господа.

– Свидетели, – удивленно повторил один из них. – Да, мы свидетели. – И он приосанился.

– Говорите!

– Мы… блин… типа мы…

– Что вы видели? – уже не без раздражения поторопил подполковник.

– Ну… типа… мы тут… как бы…

– Вы не умеете, – мягко упрекнула милиционера я. – Вот как надо! – Я повернулась к тому свидетелю, который сумел доказать, что не является немым. – Значит, вы были рядом. Где именно?

– Вон там. – Он ткнул в направлении дома напротив. – Стояли у окна в подъезде.

– Замечательно! Что вы видели из окна?

– К парню приехала та самая девушка. Она привезла ему водки, он выпил. Потом она что-то говорила, а он писал. Потом он упал.

– Где все это происходило? – поинтересовалась я, крайней озадаченная.

– В его квартире.

Интересно, как они могли видеть происходящее в квартире соседнего дома? Но этот вопрос я оставила на потом. А то если собьешь двоечника, он вовек больше не соберется с мыслями.

– Очень хорошо, молодец, – поощрила я. – Итак, он упал. Что дальше?